Текст книги "Сирахама"

Автор книги: Артур Прядильщик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 48 страниц)

Может, затаиться? Сделать вид, что смирился? И завалить Асамия… Ну, это мы уже обсуждали – не вариант.

Миу… Миу… Миу… Странное со мной что-то происходит – такое впечатление, что все уперлось в эту девушку. Но это же неправильно – должна же у меня быть какая-то самодостаточность?

Неправильно-то неправильно, но почему-то кажется, что если отпущу ее – все рухнет. Глупо! Что может рухнуть-то?!

– Поверь, Кенчи, все твои переживания не стоят и выеденного яйца! – Послышался голос Ма Кэнсэя…

Ну, вот, в теплую компанию к Сигурэ и Старейшему добавился еще один человек, умеющий полностью скрывать от меня свое присутствие.

– А поводов переживать – нет, Ма-сэнсэй?

– В ближайшее время – нет, Кенчи. – Ответил Ма и задал неожиданный вопрос. – Как ты думаешь, Кенчи, что Драконам от тебя нужно?

– Чтобы я прошел Лабиринт…

– Тц… попробуй еще раз, ученик.

– Маленькие дракончики?

– Уже теплее, но я тебе даю еще одну попытку.

Три попытки от Кэнсэя – это щедро. Я задумался.

– Усиление Семьи Драконов?

– О! Хорошо, Кенчи! – И задал новый неожиданный вопрос. – Ты знаешь об ответственности за пленников?

– Краем уха…

– Захватив пленника, ты взваливаешь на себя ответственность за его жизнь, здоровье, безопасность и честь. Пока не передашь его родственникам, получив выкуп…

– А отпустить…

– Тогда возникает вопрос, «а зачем в плен брал?» Тем более, когда пленницей является красивая девушка. И когда ее вдруг отпускают…

– Да я же ее пальцем не тронул!

– Акисамэ тебе уже говорил, что Сигурэ чуть-чуть перестаралась?

– Без подробностей.

Кэнсэй вздохнул:

– Мисаки Охаяси теперь не сможет доказать, что у нее с тобой ничего не было, Кенчи.

– Сигурэ, что… ее…?

– Эй-эй! Держи себя в руках, Кенчи! Никаких извращений – обычная операция под общим наркозом – скальпель и ножницы.

«Хренасе – „никаких извращений“!»

– Сэнсэй, это же неправильно! Это совершенно неправильно! Это подло!

– Два часа назад у тебя была одна из сильнейших активаций, которую я когда-либо наблюдал, Кенчи.

– Да насрать мне на активацию! Что вы девушке устроили! Вы же ей всю жизнь… Как она дальше…?

Мне сильно прижали какую-то точку на ухе, и я, зашипев от боли, был вынужден заткнуться.

– Это хорошо, Кенчи. Правда, хорошо. Когда бойцу НАСРАТЬ на свою активацию – можно говорить о том, что он больше человек, чем боевая бездушная машина. И это хорошо для кэмпо… этого человека. А дальнейшая жизнь Мисаки Охаяси, Кенчи, зависит теперь от тебя. Целиком. В конце концов, ты же сознательно собирался взвалить на себя заботы о двух наших девочках. Ну вот… потренируйся пока… на дракошках. Где одна, там и две, и три… Я тебе больше скажу – три гораздо лучше, чем только две! У меня у самого их две!

«И именно поэтому ты, старый вуайерист, крутишься в Редзинпаку!»

Кэнсэй помолчал, ожидая моей реакции… а я даже не знал, что на это ответить:

– Драконам больше не нужен твой Лабиринт, Кенчи… ну, разве что ты его ради тренировки пройдешь. Факт – свершившийся. Переиграть назад и не сделать еще хуже – ты не сможешь. Но если найдешь способ…

– Ее изгнали?

– Нет, конечно! Ты чего! Ее не изгнали. Но она пленница. А пленница-Дракон – это довольно щекотливое положение. Только изменение ее статуса может как-то изменить ситуацию. Но ты ведь не захочешь делать ее Старшей женой, если я что-то понимаю в этой жизни?

– И что мне с ней теперь делать, Ма-сэнсэй?

– А что обычно делают с хорошенькими пленницами, Кенчи?

– Получают за них хороший выкуп, Ма-сэнсэй!

– О! Я таки воспитал достойного ученика! Правда, Драконы вряд ли в ближайшее время захотят ее у тебя забрать. Они тебе, скорее, еще и доплатят за то, чтобы она оставалась у тебя.

– Я хочу подумать, Ма-сэнсэй.

– Конечно, Кенчи. Правда, в ближайшие несколько часов это у тебя вряд ли получится.

– М?

– Минут через пять тебе придется заниматься тем, чем обычно занимаются все НОРМАЛЬНЫЕ гаремо-владельцы – утешать, мирить и приводить в хорошее расположение духа… Управлять психологическим климатом в отдельно взятом маленьком коллективе. Сочувствую…

Глава 16

«Мы сидели и курили. Начинался новый день…»

Ну, «сидели», допустим, не все, а только девочки – я лежал, как и предписано настоящему «нормальному гаремо-владельцу»… Как ежик: на пузе и вверх иголками. Кэнсэй перед тем, как уходить, накинул простыню на задницу… Наверно, для того, чтобы видом мужских голых ягодиц не смущать непривычную пока еще дракошку-Мисаки (а насчет Миу и Ренки у меня были о-о-огромные сомнения… были подозрения, что кое-чьи ягодицы исследованы любопытными девицами вдоль и поперек!)

И не «курили», а молчали. Нехорошо так молчали. Напряженно и настороженно.

И «новый день» не начинался – а вот окружающий мир в очередной раз изменился, явив свою новую грань.

А я даже встать не мог, чтобы обнять, по головам погладить или еще что… Не потому, что смущался собственной наготы, а потому что не мог. Ноги и руки были надежно парализованы добрым, но коварным рефлексотерапевтом Ма Кэнсэем. Учителя подстраховались на случай остаточных эффектов от моих активаций. Видимо, опасались изнасилования. Которое, строго между нами, заслужили. Особенно, одна мастерица всяческого оружия…

Распределились показательно: справа от меня Миу с Ренкой, а слева – напряженная и ощетинившаяся «дракошка»-Мисаки.

– Рен-сан… – Позвал я.

– Да, Кенчи? – С готовностью отозвалась Ренка, больше других страдающая и испытывающая невыносимые муки от столь долгого молчания.

– Убери, пожалуйста, пару иголочек из уха… чешется – сил нет.

– А сам?

– Лениво мне…

– Хм-м-м…

– Реночка, иногда будущему мужу тоже требуется ласка и внимание будущей жены… И ее помощь.

Короткий укол удивления со стороны дракошки Мисаки. Ну да, откуда ж ей знать про эти страсти Редзинпаку?

– У меня такое подозрение, Кенчи… – Ладошка Ренки поползла по внутренней стороне бедра вверх. – Что иголочки эти – не просто так… – Ладошка добралась до паха. – Хм… та-а-ак… ага… ага… понятно. Тебя парализовали – никакой реакции… Это хорошо! Помня обстоятельства нашей первой встречи – более, чем оправданная предосторожность!

Пальчики Ренки переместились по спине вверх, осторожно огибая места установки иголок… судя по всему, девушка внимательно осматривала узор, составленный этими иголками.

– Нет, Кенчи, я не уберу иголочки. Если тебе их поставили – значит, так надо. К тому же, я думаю, что парализует тебя одна-единственная иголка из того десятка, что я вижу у тебя на спине. Ну, или две. Следовательно, снимать придется все… А это может быть опасно для твоих каналов Ци. А за здоровьем жениха, как ты только что правильно заметил, я должна следить очень внимательно! А хочешь, я тебя по спинке поглажу… или по голове. – И, действительно, начала гладить… и, спустя минуту, добавила непонятное. – О! Миу! Так тоже действует! Рекомендую!

И вот – меня гладят уже в две ладошки! Я посмотрел в сторону Мисаки и успел увидеть, как она прикладывает титанические усилия для того, чтобы глаза не были такими кавайно-огромными…

Вот так… можно было бы, конечно, очень сильно попросить Миу, но я и сам не был уверен в безопасности извлечения иголок. А с Ренкой – с ней хоть надежда была на то, что она в этом разбирается… Их же в какой-то последовательности надо извлекать, по-особому – одни быстро выдергивать, другие медленно, третьи, вращать по часовой стрелки, четвертые – против… Или это имеет значение только при установке?

– Охаяси-сан? – Позвал я.

– Сирахама-сама?

В эмоциях девушка была более спокойной, чем тогда, в «европейской гостиной», но, все равно, до удовлетворенности своим положением там было еще очень и очень далеко. Но хоть прошли паника и мысль о том, что все это – сон!

Общий настрой Мисаки можно было охарактеризовать, как… «ну, мудак, я тебе и в рамках вежливости и „чего изволите, господин-сама“ веселую жизнь устрою!». Ну и удивление (это еще мягко сказано) от действий Миу и Ренки, конечно же… А девчонки увлеклись, и уже делали вполне профессиональный массаж… в четыре руки… Разумеется, избегая мест, где были установлены иголки… Я почему-то вновь напомнил самому себе какого-то преступного босса… вот если сейчас еще и Мисаки услужливо поднесет ко мне телефон с докладом «с полей».

– Что тебе сказали?

– Я остаюсь с вами, Сирахама-сама. И живу там, где вы укажите. В Редзинпаку, или в доме ваших родителей… или в любом другом вашем особняке. Как пожелаете, Сирахама-сама!

– О! Глубокоуважаемая семья Рю подарила мне парочку своих особняков? – Обрадовался я.

– Мне об этом ничего не известно, Сирахама-сама. – Деланно-расстроено вздохнула Мисаки. – Я имела в виду ваши нынешние особняки – ведь у столь доблестного воина, как вы, обязательно есть достойная жилплощадь…

Ну, основная линия «наезда» понятна. Слабенько, если честно…

– Доблесть и воинское мастерство драконов измеряется квадратными метрами жилплощади?

– Любой из сынов Драконов может рассчитывать на достойные и комфортные условия жизни… – Мисаки помолчала и не удержалась от того, чтобы не похвастать. – Дракону, достигшему определенного уровня мастерства… даже если он несовершеннолетний… предоставляется жилье размером не менее сорока девяти татами! А если речь идет о семейном драконе-мастере, то на каждого члена его семьи, достигшего четырнадцати лет, должно приходиться не менее тридцати шести татами! Это записано в жилищных нормативах семьи Рю!

Можно не спрашивать, выполняется ли этот норматив. Это ж дурацкая страна: если записано – значит, выполняется! Можно было бы ляпнуть что-то вроде «… а если дракон изгоняется из клана, то эти сорок девять татами у него изымаются»… Но это будет глупо и не совсем честно – у меня есть большие подозрения, что наш совсем не маленький по местным меркам частный дом на довольно крупном земельном участке появился не без вмешательства Драконов. Кстати, его площадь… ну-ка, ну-ка… его площадь… э-э-э… где-то двести двадцать с чем-то татами… Так что и тут упрекнуть «ящериц» не в чем – семья Сирахама живет в хоромах! Еще и имеет возможность «плодиться и размножаться» дальше! В полном соответствии с «жилищными нормативами семьи Рю».

Я повернул голову к напряженно прислушивающимся Миу и Ренке.

– Вот видите, девушки, в каких хоромах нам придется теперь жить! – Девушки глубокомысленно закивали. Я повернулся обратно. – А что еще тебе сказали?

– «Ты находишься в плену, Мисаки». – Процитировала Охаяси, полыхнув обидой и злостью.

– «… и должна выполнять любые приказы своего пленителя»? – Предположил я.

– «если они не идут вразрез с понятиями чести и достоинства» – Уточнила та.

– Охаяси-сан…

– Сирахама-сама?

– В твои понятия о чести и достоинстве не входит ли запрет на оказание помощи в работах по дому – стирка, готовка, уборка?

– Это не противоречит понятиям Драконов о чести и достоинстве, Сирахама-сама.

– В таком случае, я прошу тебя оставаться в Редзинпаку и оказывать посильную помощь по ведению хозяйства.

– Слушаюсь, Сирахама-сама.

Вот и поговорили… Может, спросить прямо?

– Охаяси-сан…

– Сирахама-сама?

– Что вас тревожит, Охаяси-сан? Чем вы недовольны? Какие у вас есть пожелания? Поскольку я несу за вас ответственность, то должен это знать.

– Практически ничего, Сирахама-сама. Я всем довольна. Ну, разве что небольшим… ма-а-аленьким таким, унижением, когда меня подло и обманом в спину «победил» тот, кто, кажется, в скором времени собирался стать Драконом. А так… все замечательно, Сирахама-сама, я всем-всем-всем довольна.

Вот оно что… «Драконы никогда не бьют в спину». Если у тебя за спиной Дракон – можешь считать себя самым защищенным человеком на Земле – в спину тебя НИКТО не ударит. В ходу масса легенд о том, как проигрывающий противник поворачивался спиной к Дракону и – оставался живым – Дракон не мог его убить! Строжайший, чуть ли не генетический условный, императив-рефлекс… Разумеется, в этой пафосной байке больше легендарности и имиджа, но… родилась она не на пустом месте.

Отец как-то пошутил, что повернувшегося спиной противника не обязательно убивать – можно использовать его и по-другому! Особенно, если это – противница. «А уж если она краси-и-ивая», – добавил он, оглаживая взглядом ягодицы матери… После этого он получил шутливый подзатыльник от матери и весело мне подмигнул, пригнувшись к столу и тихо добавив, что если со спины, то неважно, красивая противница или нет. За это он «поймал» по шее еще раз, весело рассмеялся и, подхватив притворно-испуганно пискнувшую мать на руки, утащил ее в сторону родительской спальни. «Минус три за ари… артиси… артистизм!» – с трудом выговорила последнее слово Хонока.

В случае же с самими Драконами… особенно, молодыми – даже бесполезно взывать к рассудку: дескать, ну, да, я должен был вежливо покашлять, обозначая свое местонахождение перед ДВУМЯ драконами, вооруженными пистолетами… Ладно, попробуем по-другому… чуть-чуть по-умному:

– Охаяси-сан…

– Сирахама-сама?

– Мне было запрещено вас убивать, Охаяси-сан. Строжайше. А с такими опасными и смертоносными противниками, как вы, у меня, увы, не было другого выхода, кроме как нападать из-за спины. И я нахожусь не в лучшем положении, чем вы, Охаяси-сан: с одной стороны я стремлюсь стать достойным сыном Дракона («Аж прямо ножками дрыгаю…»), а, с другой – должен подчиняться всем приказам Учителя, с которым мои уважаемые родители подписали «Отказ от претензий»… Вы ведь знаете, что такое Учитель, и что такое «Отказ от претензий»…? Прекрасно!

Ну, во всяком случае, она задумалась. На данном этапе желать чего-то иного – слишком самонадеянно. Но, добавим информации к размышлению:

– Кроме того, Охаяси-сан, вы, как квалифицированный телохранитель, должны понимать, что нападения наемных убийц, которые вам придется в будущем отражать, практически все будут подлыми! Из-за спины! Мне было особо указано обратить на это ваше внимание, Охаяси-сан! И вы себе даже не представляете, чего мне стоило пересилить свою кровь и заставить себя совершить столь подлое и недостойное нападение!

А не многовато ли пафоса, Старик? Хотя, для молодой драконихи – в самый раз. Цинизмом и прагматизмом у них должны Старшие… страдать. А молодое поколение они, наверняка, оберегают от этой дряни. Кстати, о моей крови… что-то я СОВСЕМ угрызений совести не чувствовал, нападая со спины… Эх, хорошая кровь у папаши! Ой, хорошая! Видимо, целиком состоит из цинизма и прагматизма! Спасибо, папа!

Миу и Ренку я обмануть не смог. Обе мысленно «фыркнули», а Ренка еще и коварно поинтересовалась:

– Кенчи! А ты напал на Дракона со спины?

«М-да… очень своевременно. У дочки Ма Кэнсэя есть хоть толика деликатности и такта?!»

– Угу…

– Ну, ты попа-а-ал… – Для наглядности меня слегка потрепали за волосы.

Девушки, кстати, СЛИШКОМ увлеклись массажем. Но Кэнсэй свое дело знал хорошо – я был обездвижен очень качественно и избирательно. Даже слишком избирательно!

– Кенчи…

– М?

– Есть еще одно дельце… – Голос Ренки стал мурлыкающим. – И это хорошо, что ты парализован и не можешь сейчас сбежать…

– Ой-ой, Ренка, что ты задумала? – Забеспокоилась Миу.

Хоть в эмоциях Ренки ничего опасного и не было, но я тоже забеспокоился – ведь, действительно, сбежать не смогу… в случае чего.

– Мы с тобой, Кенчи… ты и я… – Девушка говорила хриплым голосом с волнующим придыханием. – Сейчас займемся одним очень интересным делом… Девочки, если хотят, могут присоединиться…

От Миу и Мисаки повеяло смущением и возмущением… Ну, да – Ренка – она такая… Одно слово – поп-идол, никаких комплексов! Кстати, в эмоциях Миу и Мисаки было еще и нешуточное любопытство.

– А иголочки вам не помешают, Ренка-сан? – Секунду поколебавшись, поинтересовалась Мисаки.

Мне это тоже было интересно: КАК делом, о котором говорят с таким томным придыханием, можно заниматься с мужчиной, лежащим на животе и утыканным иголками…

– Как иголочки могут помешать зачитыванию текста договора? – Удивилась Ренка и, обращаясь уже ко мне, пояснила. – Сейчас я тебе зачитаю текст стандартного договора о передаче авторских прав на стихи для песен и авторских отчислениях… Слушай внимательно! Я текст просмотрела – там ничего такого нет – все стандартно. Но ты все равно должен понимать, что подписываешь… Сирахама-сама…

* * *

– Может, спеть? – Акисамэ потянулся к гитаре.

– Отвали, Акисамэ, – Поморщился Сакаки. – Нам сейчас только песен не хватало! Пусть молодежь поспит после сегодняшнего.

Кэнсэй, собрав глазки в кучку, сравнил уровень в четырех рюмках. Удовлетворенно кивнул – уровень был идеально одинаков!

– Мастерство таки не пропьешь! – Он сверкнул глазами. – Апачай, может, все-таки будешь?

– Спиритус Апачай не давай! – Отозвался Апачай.

Он держал в каждой руке по открытой банке пива – светлого и темного – и попеременно делал глоток то из одной, то из другой.

– От спиритус Апачай стена ломай, Апачай забор ломай, деревья дергай, насяльника бегай, насяльника ругайся… Сакаки гадость дал! Горький, противный! Ишак пись-пись! Ишак белый (поднял банку со светлым пивом), ишак серый (с темным)… два веселый ишак!

– Ну, вы посмотрите на этого дикаря! – Возмутился Сакаки, пихнув в бок мрачного Акисамэ. – Я через друзей настоящую «Крушовицу» достал! Не нравится – поставь в холодильник, не переводи продукт!

– Апачай поставит банка мороз! Плюнет банка – потом поставит. Апачай знай Сакаки. Сильно-сильно знай – банка пива холодильник – ёк!

Апачай сделал еще два глотка и улыбнулся демонстративно блаженно:

– Апа-па-а-а-а…

Кэнсэй усмехнулся:

– Сакаки, а вот ты после сегодняшнего кем себя чувствуешь?

– Беременной Сейлор Мун! Отвали-на со своими поисками совести-на! – Буркнул Сакаки и перевел разговор на более приятную тему, подхватив со стола квадратик блинчика с икрой. – Акисамэ, а эта русская кухня – ничего-о-о… Только Кенчи говорил еще что-то про грибочки…

– Где я тебе в Японии маринованные грибы найду, Сакаки?

– Ну, а «селедочка с картошечкой»? Уж селедка-то с картошкой в Японии есть?

– Есть. Идешь на кухню и говоришь Миу: «Миу-тян, приготовь, пожалуйста, картошечки»…

– Хм… М-да. Уел-на. Она деда после сегодняшнего… – Сакаки, чуть проморгавшись, посмотрел на экранчик своего мобильного телефона. – … вчерашнего уже… матерно обложила. И с Сигурэ не разговаривает! А уж меня и вовсе пошлет. Деду так и сказала… я чисто случайно мимо походил… за стенкой… за двумя… «Да плевать мне на эту активацию! Можете засунуть ее…» Прикинь, да!

– О! – Восхитился Кэнсэй. – Кенчи сказал то же самое! Правда, без указания этого экологического способа утилизации. Но свое отношение высказал столь же категорично!

– Хорошие… ученики… – С расстеленной прямо на энгава скатерти исчезла одна рюмка. В темноте, под энгава, кто-то звякнул чем-то металлическим по стеклу. – Молодые… горячие… Комплименты… делают… девушке… приятные.

Мастера несколько секунд молчали, переваривая информацию. Кэнсэй кивнул:

– Да… За это таки надо выпить!

Мастера быстро расхватали оставшиеся рюмки, вооружились закуской и застыли, поглядывая на Кэнсэя. Тот задумался и изрек:

– За учеников… чтоб у них… всё… И чтобы они нас потом… за это… не…

Мастера согласно и одобрительно покивали, выдохнули и – употребили.

– Кхэ-э-э, – Закряхтел Сакаки и быстро бросил в рот еще один блинчик с икрой. – Акисамэ…

– Да, Сейлор-сан?

– А «klushnitca», которой ты вознес благодарственную молитву после первой рюмки – это кто?

– Мастер… клюшек…? – Предположили из-под энгава.

– А может, все-таки, я спою? – Грустно посмотрел Акисамэ на свою гитару. – Ну, хотя бы пару аккордиков возьму, а?

– Ни… – Пьяно мотнул головой Сакаки. – Тебе только дай ее в руки – потом не отберешь! А Кисары-тян сегодня на тебя нет…

– Акисамэ, – Послышалось из-под энгава. – А почему… Сейлор… – сан?

– Потому что беременная Сейлор Мун – это уже явно не «-тян».

– Кэнсэй… а ты свои иголки из ученика вытащил? А то ведь изнасилуют они его там… не втроем, так вдвоем…

– Не изнасилуют – я его ПРАВИЛЬНО обездвижил… А Ренку я строго научил: чужие иголки – не тронь!

* * *

Мастеров с утра видно нигде не было. Приятно было бы думать, что они, испытывая угрызения совести и терзаемые душевными муками, куда-то прячутся от своего ученика, не смея смотреть тому в глаза… но расстеленная скатерть на энгава со следами очень основательной и вдумчивой попойки, разрушала такие иллюзии. Мастера банально проспали…

Убрать следы ночного пьянства никто из них, разумеется, и не подумал, так что делать это, как и положено молодым в некоторых армиях, пришлось нам. Мисаки, не чинясь, помогала – так что смогли все занести на кухню в один рейс.

Мы делали утреннюю разминку в зале с открытыми перегородками на улицу, когда к воротам Редзинпаку подъехал маленький белый фургончик Митсубиси с едва заметными синими монами Драконов на дверцах. Мисаки тут же упорхнула встречать машину, а мне оставалось сделать единственный верный вывод:

– Вещи Охаяси-сан привезли?

Миу, не выходя из шпагата, оперлась на руки, выпрямила ноги, поднимая их вверх, прогнулась в мостик и, наконец, встала нормально – на ноги – следя за происходящим у ворот.

В эмоциях Ренки и Миу по отношению к Мисаки ничего особо убийственного не было – чуть-чуть сочувствия, чуть-чуть настороженной опаски, чуть-чуть отстраненности, чуть-чуть хмурой неприязни. Убивать Охаяси Мисаки прямо сейчас никто из них не собирался. Будь я поглупее, наверняка обиделся бы на отсутствие нормальной женской ревности. Впрочем, будь я поглупее, вообще не «парился» бы этими проблемами… и проблем бы, кстати, у меня сейчас не было!

Из белого фургона с пассажирского места выпрыгнул Кин Охаяси и крепко обнял сестру, закружив рассмеявшуюся девушку вокруг себя. Осторожно поставил ее на брусчатку. И они о чем-то зашептались… даже по губам читать не стал – до того вся эта ситуация снова стала неприятной!

Кин вытащил из машины десять огромных спортивных сумок и какой-то длинный черный чехол… боевой посох? Лук?

– Девочка привыкла жить с комфортом. – Осуждающе покачала головой Миу, сосчитав количество сумок, извлеченных из машины. – С другой стороны, не придется теперь ей вещи одалживать.

Хм… по-хорошему, помочь бы надо все это донести к гостевому дому, где была определена на постой Мисаки – асфальтированной дорожки, чтобы по ней фургончик проехал, к гостевому дому не было. Только узенькая тропинка, выложенная кирпичом.

«Не целуют – не подставляйся, Малыш! Сунувшись сейчас с предложениями о помощи, мы только хуже сделаем! Вон, как зло брат Мисаки на нас зыркать изволит! Обидел кровиночку… Хм, а ведь, действительно, если со стороны, то обидел – и еще как! А если еще и факт потери девственности сестрой до парня доведена… Ну, ты о чем, Малыш! Конечно же, доведена – а вдруг еще раз активируется от прилива теплых и горячих чувств к насильнику!»

Кин, действительно, смотрел в мою сторону с самой настоящей чистой и незамутненной ненавистью. Того и гляди – кинется и прибьет на месте. Мисаки, увидев поединок взглядов, тут же что-то быстро зашептала ему на ухо… Легкое удивление, задумчивость и – градус желания «порвать Сирахаму на много-много маленьких сирахамчиков» трансформировался в более нейтральное – «свернуть козлу челюсть и уронить несколько раз на землю… на камни… на острые камни»…

Ну, хоть так.

– Наш Кенчи никого не оставляет равнодушным! – Ренка, сидящая у меня на плечах, как обычно, искрилась оптимизмом. – Еще двадцать отжиманий, Кенчи – хватит посторонним мужикам глазки строить! И хлопки у тебя какие-то получаются… незвонкие!

– Согласился бы на полнейшее равнодушие хотя бы некоторых окружающих, Рен! И – Мисаки на спине… Она легкая…

– Незаурядные личности не могут оставаться в тени. – Возразила Миу. – А Мисаки… дохлая она, а не легкая!

Судя по сместившемуся весу, Ренка, уперев руки в мои плечи, выполнила какую-то стойку на руках:

– А слабо меня сбросить? И – хлопок за спиной не отменяется!

* * *

Когда смотришь на события или происшествия по их завершению, и, особенно, когда анализируешь их, удивляешься, как это ты мог их не предусмотреть и не предвидеть… Ну, ведь элементарно же! – думаешь ты… – Логично. И вытекает из предыдущих событий! Как я этого не мог предвидеть?!

– Минуточку внимания! В нашу группу переведены новые студенты. Представьтесь, пожалуйста!

Как говорит Ма Кэнсэй: «Я таки с вас удивляюсь, молодые-красивые!»

Вот и я удивляюсь с этих ритуальных вывертов, при которых «пленница» свободно переводится в институт к «пленителю». Вместе со своим братом!

Слухи распространяются молниеносно. К середине лекции группа каким-то образом знала, что оба Охаяси: во-первых, Драконы, а, во-вторых, ОНА – невеста «этого кобеля-Сирахамы», а ОН – будет следить, «как бы чего не вышло»…

«Какого, нах, кобеля!? Кобель-девственник, это ж надо придумать! Старик! Сегодня же! Сегодня же, Старик!!»

… и перевелись они сюда исключительно для того, чтобы приструнить будущего супруга и шурина. Студентки группы обернулись на своих местах и открыто стали рассматривать пятерку: «Рююто – Кенчи – Миу – Мисаки – Кин». И настолько их взгляды были оценивающими и взвешивающими, что Рююто, я и Кин поежились, а Мисаки и Миу – ощерились.

«Малыш! А может, как-нибудь свести Рююто и Мисаки? А? М-да… придет же в голову. Девочка-то тут причем?»

В эмоциях окружающих можно было, как в хорошей деревенской сметане, ставить ложку – густая жирная смесь общественного осуждения, порицания и зависти.

И только Цукуба, незаменимый циник Цукуба, глубокомысленно заметил, вникнув в обстановку:

– А не замутить ли нам с тобой, Сирахама, соревнования по боевым искусствам? Между институтами? Как ты думаешь, Дакисюро поведется, если я пропишу, что в чемпионате участвует Сирахама Кенчи и тридцать три Дракона? И назовем его «Драконы ТТИ»… или «Огнедышащие Токийского Технологического». Кстати, не объяснишь мне такой казус: ставки на вас снова поменялись – теперь «один к пятнадцати». Что такого хорошего произошло, не скажешь? Я бы и у Рююто спросил – но он меня вымораживает одним лишь взглядом? А за Мисаки приударить можно?

– Без проблем, Сайдзо! Ампутированные гениталии, кажется, удалось пришить самцу макаке полгода назад в институте Тачибана… Так что ты теперь знаешь, куда обращаться, если что! Правда, дальнейшая судьба бедной обезьянки неизвестна… Но это уже детали. Дерзай!

* * *

– Хакуби, ты, главное, не смотри на него прямо… ш-ш-ш… ну таки чему тебя учили в Ордене, брат! И не отвлекайся – за рюмками сегодня следишь ты! А у Балалайки-сан снова пустая!

– Так я и смотрю, как учили… мимо смотрю… Вон на ту цыпочку…

– Вот, Балалайка-сан! Теперь-то у вас открылись глаза на то, какой озабоченный недостойный человек находился все это время рядом с такой прекрасной женщиной, как вы!

– Ма-сан, вы несправедливы к своему уважаемому брату! К тому же я только что поняла, откуда у вас целых две жены… устоять перед вашим мужским обаянием решительно невозможно!

– Балалайка-сан, не верьте этому хитрому прожженному интригану! Одна из его жен была вынуждена штурмовать крепость Ордена в Нанкине, чтобы добиться официальной свадьбы! А другая…

– Хакуби-бака! Что ж ты мусор из избы… э-э-э… сплетни и слухи повторяешь! Смотри, на «злые языки» у Ордена всегда управа находилась! Балалайка-сан, вот эту селедочку положите сверху на вот эту картошечку! В качестве закуски – волшебно! Я восхищен тем, как точно вы угадали меню, выбрав свой сегодняшний образ! Вам очень идет эта шинелька…

– Хакуби-сан, Ма-сан, может быть мы вернемся к тому молодому человеку… это ведь он? Сирахама Кенчи? Он же – Шкет?

– Вы ведь не смотрите на него прямо, Балалайка-сан?

– Как можно, Ма-сан! Как вы и советовали, я смотрю на других людей… вон на того плечистого высокого красавца с мужественным шрамом крест-накрест, а на этого милого молодого человека – только краем глаза!

– Вот! Это правильно! Ходят слухи, что от взгляда этого «милого молодого человека» девушки становятся женщинами, а особо удачливые еще и беременеют. Наш мастер оружия, Сигурэ-доно, так и вовсе уверена, что Сирахама может одним взглядом и пятью словами довести женщину до оргазма…

– О-о-о… Македонская-сан в таких вопросах не ошибается! Ма-сан, насколько я понимаю, это был один из вариантов «не думай о белой обезьяне»? Скажите честно!

– «Белая обезьяна»? Кэнсэй, таки шо за прикол? Причем тут «белая обезьяна»?

– Пустое, брат! Просто не думай о ней!

– Кэнсэй-сан, если я правильно понимаю, заведение, в которое зашел ваш ученик…?

– … позорит! Позорит учителя Ма! С другой стороны, доказывает, что ученик учителя Ма – настоящий мужик, который, дабы оградить своих невест от всяческих добрачных поползновений…

– … пошел в бордель… Кэнсэй-сан, если я правильно понимаю, мы сейчас будем наблюдать, как молодого человека «выкинут на мороз»?

– Почему, Балалайка-сан?

– Ну, брат! Включи мозги, однако! Несовершеннолетний, однако… мог бы, однако, и сам сообразить… Но за наглядный пример «положительного мышления» я тебя «плюсую», однако!

– Однако, недооцениваете вы моего ученика, господа! Он нам из магазина однажды спиртное притащил… Что, как вы знаете, в ЭТОЙ стране куда круче, чем какой-то там бордель!

– (хором) О-о-о!

– Ма-сан, не знаю, как насчет беременности и оргазма, но вот как-то странно воспринимается ваш ученик… Прямо смотришь – шкет шкетом, а вот если так… совсем не шкет… совсем…

– Потому что – достойный ученик Сигурэ-доно, Балалайка-сан! Или, как вы изволите ее называть, Македонская-доно… Не удивлюсь, если она даже сейчас присматривает за своим учеником… Она у нас такая… заботливая!

* * *

Солидный управленец какой-то очень большой компании недовольным взглядом посмотрел на «меню» и, поколебавшись, ткнул пальцем:

– Эту! Звать ее как?

– Тамара, господин! – Склонилась в поклоне женщина.

– Тамара, значит… – Выпятил губу клиент. – Бабуля!

– Да, Токи-сама! – Затаила дыхание «мамаша».

– Давай сюда свою Тамару… часика на два. А, не… Какая-то она жиденькая – давай, на часик! Для начала…

– Как вам будет угодно, Токи-сама!

«Бабуля» (совсем нестарая еще женщина, но – традиции-традиции) пулей вылетела из «номера» в холл, подняла телефон за стойкой и сказала холодным властным голосом:

– Кит, дай мне Тамару! – Холодный голос тут же стал приторным, как только что, в разговоре с клиентом. – Тамара-ча-а-ан, в «десятый» неси напитки и составь Току-сама компанию на час. И – смотри у меня! – это очень уважаемый человек! Если он тобой, моя дорогая, будет недоволен… ну, ты поняла – чемодан-порт-Владивосток! Господин платит наличными. И этих наличных у него… Дай трубочку Годо… – Переключение на дружеский тон и очень-очень тихо, так, чтобы даже теоретически сказанное не могло достигнуть ушей в апартаментах. – Годо, что с «одиннадцатым»? А то я перед «десятым» приседала и прыгала – занята была… Аж двоих? С «игрушками»? Ого… А он моих девочек не…? Она?! Оба-на… Что ж творится-то в стране?! Неужели, нормальных людей уже не осталось?! Вся надежда на «десятого» и Тамарку!