Текст книги "Белый конь"
Автор книги: Арчил Сулакаури
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 29 страниц)
– Идем домой, дедушка, идем!.. Я больше не могу!
– Постой, детка… Дай мне благословить молодых!
– Нет, уйдем отсюда сейчас! – Иза проявляла непонятное нетерпение, плакала, топала ногой, торопила старика, как будто каждая минута имела решающее значение.
– Ладно, – спокойно ответил дядя Ладо, – если так, то пошли.
Оставшиеся безмолвно переглянулись. Потом Андукапар улыбнулся Богдане и глазами попросил ее сесть рядом с ним. В комнате воцарилась необычная тишина – гнетущая, отчужденная, и Лука понял, что пора уходить.
– Я пойду, – сказал Лука.
– Посидим немного… Ведь завтра воскресенье. – Богдана обняла Луку за плечи рукой, в которой держала цветы, подаренные дядей Ладо.
– Нет, я пойду спать.
В галерею из комнаты просачивался бледный свет. На столе стояла швейная машина. Там же в беспорядке валялись солдатские гимнастерки. Еще вчера Богдана сидела здесь до полуночи и строчила. Лука с болью подумал, что завтра она так же унесет эту машинку в комнату Андукапара, как сегодня унесла свою постель.
Страх пустоты и одиночества навис над ним. Он осторожно вошел в комнату, где спала тетя Нато, взял лампу и пошел к себе. У него кружилась голова и тошнота подступала к горлу. Он поставил лампу на комод, а сам сел на стул.
Богдана огоньком надежды жила в галерее, и Луке показалось, что он так же потерял эту надежду, как в тот злосчастный день потерял последнюю рубашку на берегу Куры. Чувствуя себя ограбленным, он сидел в своей комнате, охваченный страхом.
Лука не раздевался и не ложился спать, потому что боялся… Чего? Этого он и сам не знал.
Глава тринадцатая– Почему ты не дал мне телеграмму? Что за неуважение, я не понимаю! – Это соизволил приехать почтенный Поликарпе, который откуда-то прослышал о болезни тети Нато и поспешил сюда, чтобы в трудную минуту быть рядом с «близкими». – Неужели ты не мог мне сообщить, что моя тетушка так тяжело больна, головастик несчастный!
Оскорбленный Лука стоял в углу. Ничего на свете не могло его обидеть так, как слова Поликарпе Гиркелидзе. Весь день Луке казалось, что у него и в самом деле огромная распухшая голова, которая не держится на плечах и падает. Все прохожие с удивлением на него глядят: ну и головастик!
Лука даже не вспомнил про почтенного Поликарпе, а если бы и вспомнил, то все равно не знал, куда посылать телеграмму и кому. Не спрашивать же у тети Нато, которая двух слов не могла сказать, как найти почтенного Поликарпе!
Поликарпе в два дня уладил все дела: Луку выставил в галерею, а сам поселился во второй комнате. И, как видно, навсегда. В его комнату без спросу никто войти не мог.
Тетя Нато неподвижно лежала на своей кровати и, лишенная дара речи, глядела в одну точку. Время от времени глаза ее наполнялись слезами и потом снова надолго высыхали.
Богдана по-прежнему за ней ухаживала, ни на минуту не переставала о ней заботиться.
– Что это за женщина? – спросил Поликарпе, когда впервые увидел Богдану.
– Жена Андукапара, – ответил Лука.
– Ого, крепко же она на ногах стоит, как я погляжу! – не мог скрыть восхищения Поликарпе. При этом отвратительная ухмылка скользнула по его губам, – справится ли Андукапар с такой женщиной? Ай-ай-ай!
По воскресеньям Поликарпе уносил из дома какие-то вещи на сабурталинскую толкучку. Лука не смел ничего ему сказать. Правда, он пожаловался Андукапару и Богдане, но что они могли поделать. Поликарпе был близким родственником и сейчас явился в роли покровителя и защитника. Так кто же посмеет его упрекнуть?
Сразу же по приезде он подружился с Датико Беришвили и каждый день копошился возле голубятни Рубена Коротышки, где теперь был склад бумажных пакетов.
В один прекрасный день он заявил Луке:
– Другого выхода у нас нет, придется обменять с Датико Беришвили квартиру, он дает большие деньги.
– Тетя Нато не согласится.
– Кто ее спрашивает? Что она понимает? Не сегодня-завтра отправится следом за сестрой… А ты знаешь, во сколько теперь обходятся похороны? Очень дорого! Смотри, мой милый, как бы наша тетушка не осталась непогребенной!
– Но ведь она еще жива!
– Разве это жизнь, дорогой? Считай, что она на восемьдесят процентов уже в могиле, если не больше! Ладно, допустим, она жива, она дышит. А что ты будешь делать, когда она умрет? Где ты возьмешь деньги?
– Не знаю.
– То-то же! И я не знаю! Поэтому завтра же начнем готовиться к переезду.
– Ничего у вас не получится.
– Вы только на него поглядите!
– Тетя Нато не согласится.
– А я ее не спрашиваю.
– Я не перееду.
– Ты! Не переедешь?
– Нет!
– Ну тогда я умываю руки, и ты сам хорони эту рухлядь, как хочешь!
– Она пока жива и нечего ее хоронить.
Лука пошел в школу совсем растерянный. «Чего ему надо, что он к нам пристал, – думал он по дороге, – что-то я не слыхал о таких родственниках!» Про себя он твердо решил не уступать, кроме того, он представить себе не мог, как они переберутся в комнату Датико Беришвили, как перенесут тетю Нато. Он был уверен, что тетю Нато не донесли бы до первого этажа, она бы наверняка скончалась.
Возле школы ему повстречался Ираклий. Он стоял, прислонясь спиной к стене, и курил папиросу. Мне сегодня неохота идти в школу, заявил он, лучше пройтись, если надоест гулять, можно вернуться на третий урок. Лука, как видно, тоже не очень стремился в школу, поэтому он сразу согласился на предложение Ираклия, и оба не спеша побрели по улице. Некоторое время они бесцельно шатались по проспекту, потолкались возле кинотеатра, но ни у одного, ни у другого не оказалось денег, и пришлось вернуться обратно.
В школу они пришли к большой перемене.
В коридоре Луку остановил классный руководитель Закария Инцкирвели.
– Ты опять опоздал?
– Да.
– Как себя чувствует тетя?
– Плохо.
– Никак не соберусь ее навестить.
– Ей очень плохо.
– Может, не стоит ее беспокоить?
– Не знаю.
– Лука, поди сюда и ответь мне на один вопрос… – Закария Инцкирвели взял Луку за локоть и отвел в конец коридора. – Я слышал, что несколько ребят делят между собой хлебный паек всего класса… В чем дело? Разве остальные отказались от своей доли? Как вообще это получилось?.
– Я не знаю.
– Не бойся, скажи мне правду.
– Ладно.
– На сколько человек вы делите этот хлеб?
– На троих. Ираклий Девдариани, я и Мито Чантладзе.
– На троих?
– Да!
– Целую буханку?
– Да.
– А что говорят остальные?
– Ничего… Не знаю… Мне сказал Ираклий Девдариани, что все согласны, чтобы мы делили между собой.
– Может, он запугал ребят?
– Не знаю.
– Может, он пригрозил всем? Ты понимаешь меня?
– Я не знаю…
– Я, конечно, не имею морального права, но сейчас такое трудное время… Если класс не против, если это делается с общего согласия, может, мы… а? Как ты думаешь? Может, будем делить этот хлеб на четверых? Но если ребята против, в таком случае мы совершим позорное, постыдное дело.
– Мне этот хлеб совсем не нужен. – Лука вдруг вспомнил, что принесенный им хлеб до крошки съедал Поликарпе.
– Нет, нет, что ты! Как это тебе не нужен хлеб, ты только выясни, не выражают ли недовольства остальные.
После уроков Лука отнес свою долю хлеба учителю. Тот взял хлеб и поблагодарил Луку, потом украдкой сунул в свой необъятный портфель и, довольный, отправился домой.
Лука тоже был очень доволен. Во-первых, он обрадовал классного руководителя, которого дома ждали четверо голодных внучат, и, во-вторых, сегодня этот хлеб не достанется ненасытному Поликарпе Гиркелидзе.
У школьного подъезда Луку ждала Маико, она сказала, что за углом его подстерегают Мито и Ираклий. Они на самом деле поджидали Луку. Ираклий курил, глубоко и часто затягиваясь, видно, был сердит. Мито стоял в стороне и виновато прятал глаза.
– Где твой хлеб? – спросил Ираклий, завидев Луку.
Лука, не ждавший такого вопроса, растерянно молчал.
– Куда ты девал свою долю, я спрашиваю?
– Отдал учителю.
– Зачем?
– Не знаю… Он попросил, и я…
– Ах, попросил?! А откуда он узнал, что мы делим хлеб на троих?
– Не знаю.
– Не знаешь, а вот сейчас узнаешь! – Ираклий размахнулся и дал Луке затрещину.
У Луки потемнело в глазах, он покачнулся, выронил портфель, а после упал на спину, почувствовав сильную боль в голове… Наверно, он ударился затылком о мерзлую землю. Когда Лука открыл глаза, над ним стоял обозленный Ираклий и непотребно ругался. Потом Ираклий наклонился, схватил Луку за грудки и хотел его поднять. Лука невольно, почти бессознательно согнул правую ногу и ударил его в подбородок носком ботинка. Ираклий вскрикнул и скрючился. Прежде чем Лука успел встать, Маико как безумная подскочила к Ираклию и треснула его портфелем по голове.
Лука почувствовал, что силы его на исходе, весь он был разбит и раздавлен и еле держался на ногах. Тем временем Ираклий очухался, схватил Манко и со всего размаху швырнул ее к Луке. Они столкнулись лбами и оба упали. Ираклию этого показалось недостаточно, он поднял их обоих и хорошенько избил. Потом, ругаясь, пошел по улице, вернее – побежал.
Маико и Лука горько плакали, съежившись в нише школьного здания. Вдоволь наплакавшись, они стряхнули друг с друга пыль и медленным, нетвердым шагом потащились к дому. Лука думал, что их встретит Мито, но Мито нигде не было видно. Он или удрал, или побежал вслед за Ираклием.
Лука видел, как наливается шишка на лбу Маико и как вздувается фонарь под правым глазом. Наверно, я еще хуже выгляжу, подумал он, но сейчас его совеем не тревожило то, что он сам был избит, ему доставалось и похлеще. Хотя Маико ударила Ираклия сумкой, он никак не думал, что Ираклий поднимет руку на такую слабенькую девочку. Но он не только поднял на нее руку, но и безжалостна поколотил. У Луки опять навернулись на глаза слезы, и если бы он не напряг всю свою волю, наверное, снова расплакался бы.
Они шли молча, грустные и задумчивые. Лука вспомнил Мито: он тоже хорош, – если бы он им помог, может, втроем бы они как-нибудь справились с Ираклием.
Лука не думал о расплате, о мести, потому что знал, что никогда не сможет расквитаться с обидчиком, а если такой день и настанет, то так не скоро, что уже не будет иметь никакой цены. Слишком много воды утечет за это время. Поэтому Луку душила обида, и он не шел, а волочил бессильные, словно тряпки, ноги.
Маико и Лука вышли на свою улицу. Там, где до войны был кондитерский магазин, Манко остановилась и сказала Луке:
– Знаешь что, Лука! Мне так захотелось «микадо».
– «Микадо»?
– Помнишь, здесь одна женщина продавала «микадо»?
– Помню.
– Вкусно было, правда?
– Вкусно.
– Ты тоже любил?
– Очень.
– Я всегда собирала деньги, чтобы на обратном пути из школы купить «микадо», любила больше всех пирожных… Помнишь, они были такие воздушные… треугольные…
– Помню.
– Когда кончится война, их опять, наверно, будут продавать?
– Конечно, но… Мне сейчас хочется совсем другого, Маико!
– Нугу?
– Нет… хотя и нугу хочется.
– Тогда что же? Мороженое?
– И мороженое… Но больше всего я соскучился по футболу… Знаешь, что я вспоминаю теперь очень часто? В прошлом году папа приехал, чтобы забрать нас на Украину, и мы с ним пошли на футбол. Рубен даже дал мне с собой одного голубя. Пайчадзе забил гол, и весь стадион вскочил на ноги. Я выпустил голубя… Было так хорошо! А потом папа купил мне «микадо», нугу и мороженое…
Маико и Лука остановились возле церковного двора и долго стояли молча.
– Что ты скажешь дома?
Маико задумалась, а потом ответила:
– Что-нибудь придумаю.
– Эх, была не была! – Лука махнул рукой, резко повернулся и побежал.
Перед тем как войти в ворота, он заглянул во двор и внимательно огляделся по сторонам, потом прокрался, как вор, чтобы никто его не заметил, и бегом поднялся по лестнице. Портфель он бросил в галерее, а сам сел на тахту. После того как он расстался с Маико, его стали мучить прежде неведомые угрызения совести. Он страдал от того, что из-за него избили Маико, такую маленькую и беспомощную. Луку били не раз, и сам он тоже поколачивал других. Иногда он проигрывал в драке, иногда побеждал, но с такой несправедливостью он сталкивался впервые: этот верзила нещадно колотил худенькую и слабенькую девочку, на которую дунуть достаточно, чтобы она упала.
«Нет, этого простить нельзя, я обязательно должен ему отплатить», – думал Лука, но в том-то и беда, что он не знал как. Строил различные планы, даже решил убить обидчика. Появление Богданы помешало додумать эту страшную мысль до конца. Она открыла дверь в галерею и схватилась за голову.
– На кого ты похож, Лука, что с тобой?! – вскричала она.
– Ничего. Меня побили.
– Кто?
– Один парень из нашего класса.
– За что?
– Не знаю.
– Идем скорее, я вымою тебе лицо, а то тетушка увидит, что ты весь в крови, и тут же умрет от испуга. – Богдана взяла Луку за руку и, побитого и помятого, отвела его к Андукапару.
Лука подробно рассказал Андукапару, что произошло. Андукапар бесшумно раскатывал на своем кресле взад и вперед, потом подъехал к умывальнику, где Богдана отмывала Луку.
– Кто такой этот Ираклий Девдариани, почему я раньше о нем не слышал?
– Его в этом году перевели в нашу школу, он второгодник или даже третьегодник.
– Я вижу, он большой мерзавец!
Лука впервые слышал от Андукапара грубость и, честно говоря, удивился, но понял, почему Андукапар позволил себе так выразиться. Андукапар был настолько рассержен, что побледнел, и руки у него дрожали от волнения.
Неожиданно для всех в комнату ввалился почтенный Поликарпе. С бессмысленной улыбкой огляделся по сторонам и с таким видом поздоровался с присутствующими, как будто вовсе не ожидал их здесь увидеть.
– Ого, мое почтение!
Ему никто не предложил войти, несмотря на это, он все же вошел и на ощупь прикрыл за спиной дверь. По багровому лицу и косящим глазам было видно, что он был изрядно под хмельком, хотя и старался сохранить чувство собственного достоинства – не шататься.
– Как живете, соседушки? На что это похоже, столько времени живем рядом и даже не здороваемся толком…
Поликарпе улыбнулся и масленым взором уставился на Богдану.
– А для этой прекрасной дамочки я вообще как будто не существую. Для нее, что я, что… какой-нибудь бродяга, все едино.
– Что вам нужно? – спокойно спросил Андукапар.
– Ничего, кроме вашего благополучия! – Поликарпе вдруг обратил внимание на Луку и завопил: – Ой-ой-ой, ну и разукрасили тебя! На кого ты похож, негодник! Ты что, хочешь свою тетушку в могилу свести? Ступай домой, и я добавлю то, чего тебе там недодали! Убирайся отсюда, молокосос несчастный!
Поликарпе опять улыбнулся Богдане, и глаза у него заблестели.
Лука заметил, как вспыхнул Андукапар, но Поликарпе никого не видел, с бессмысленной пьяной улыбкой он смотрел на Богдану. Богдана смущенно поежилась, повернулась к умывальнику и почему-то стала мыть руки.
– Я бы советовал вам пойти к себе и выспаться! – проговорил Андукапар немного изменившимся, дрогнувшим голосом.
– А зачем мне высыпаться? – изумился Поликарпе.
– Затем, что вы в стельку пьяны!
– Я пьян? – возмутился Поликарпе.
– Да.
– Нет, вы только поглядите на него! Кто так встречает в Грузии гостей? Если бы даже я был врагом, и то не следовало бы так обращаться с Поликарпе Гиркелидзе! – нажимал на патриотические чувства почтенный Поликарпе.
Андукапар укатил на своем кресле в глубь комнаты.
– Убирайся домой! – Поликарпе повернулся к Луке. – И чтобы я тебя здесь больше не видел!
– Это вас не касается, уважаемый, будет Лука ходить сюда или не будет.
– Что значит, не касается?
– Я еще раз прошу вас выйти отсюда!
– Ты говоришь это мне, Поликарпе Гиркелидзе?
– Нет, Уинстону Черчиллю!
– Ты видишь, с кем он меня сравнивает? Этого уж я не прощу! – совсем осатанел Поликарпе.
Быстрее молнии Андукапар кинулся со своим креслом на Поликарпе, схватил его за запястье и потянул к себе. Видно, руку он сжал со страшной силой, потому что лицо у Поликарпе перекосилось, сморщилось, сначала он приподнялся на одной ноге и подался назад, как будто падал на спину, потом скрючился и рухнул на колени перед креслом, издав отчаянный вопль:
– Убиваешь, безбожник!
– Уберешься ты отсюда или нет?
– Ухожу… Какого черта!.. Только отпусти руку!
Андукапар отпустил его, быстро повернул свое кресло и остановил его у окна. Поликарпе некоторое время стоял на коленях, болезненно морщился и растирал побелевшее запястье. Потом медленно поднялся и пошел к двери. Открыв двери, он, не оборачиваясь, пробормотал:
– Впервые вижу такое гостеприимство!
– Я тоже впервые вижу такого невежу и наглеца! – сказал Андукапар.
Богдана подошла к Андукапару, провела рукой по его волосам, наклонилась и поцеловала его.
– Разве стоило из-за этого мерзавца так горячиться? – Богдана обняла Андукапара обеими руками и прижалась щекой к его лицу. Оба они замерли.
Лука вышел на балкон.
Он был удовлетворен и счастлив. Опираясь обеими руками на перила, он смотрел на Куру, сверкавшую под мартовским солнцем. На берегу возились два белых щенка, наскакивая друг на друга, катались по земле, кусали за уши. У берега качалась пустая плоскодонка, на борту лодки сидела трясогузка.
Лука радовался. Он не думал, что Андукапар такой сильный, что у него в руках столько силы. Он все время вспоминал слова, сказанные как-то Поликарпе Гиркелидзе: «Разве Андукапар справится с такой женщиной?! Ай-ай-ай!» Он не до конца понимал значение этих слов, но они все равно мучили его и не давали покоя. Но самым отвратительным было выражение лица Поликарпе, когда он это говорил.
А сейчас он своими глазами увидел, как Андукапар поставил на колени Поликарпе Гиркелидзе, этого глупого, наглого человека, который, должно быть, только затем и явился в дом Андукапара, чтобы убедиться, справляется или не справляется калека со своей женой, так крепко стоящей на ногах.
Луке внезапно захотелось самому быть калекой, только чтобы за спиной так же, как Богдана, стояла Маико, наклонившись к нему, обняв руками за шею и прижимаясь щекой к его лицу…
Глава четырнадцатаяМаико только на третий день пришла в школу. Фонарь под глазом зажил, от него остался только лилово-желтоватый след.
Мито избегал Луку, не смотрел ему в глаза. Теперь он не отлипал от Ираклия Девдариани, на перемене они вместе рыскали по коридору. Лука потерял свою долю хлеба. Он не знал, пополам они делили паек всего класса или сами отдавали учителю третью часть.
Синяки, полученные Лукой, очень заинтересовали одноклассников, но Лука быстро пресек их любопытство, коротко ответив, что его избили, и таким образом избавился от назойливых расспросов.
Появление Маико обрадовало его, но он не решился к ней подойти, почему-то чувствовал себя виноватым, особенно теперь, когда собственными глазами увидел, как расправился калека со здоровенным детиной. Однако после уроков Маико и Лука все же встретились в коридоре. Рядом молча пошли по коридору и спустились по лестнице. Выйдя на улицу, они увидели стоявшую у подъезда Богдану. Лука удивился и встревожился – не случилось ли чего. Но Богдана ласково ему улыбнулась и прижала к груди. Потом сказала:
– Покажи-ка мне этого Ираклия Девдариани.
Ираклий и Мито стояли на углу. Ираклий, по обыкновению, курил, прислонясь к стене.
У Луки сжалось сердце от дурного предчувствия, поэтому он задержался с ответом, но Маико опередила его:
– Вон тот, с папиросой.
Богдана тотчас направилась к Ираклию, подошла к нему, хлопнула рукой по плечу и показала, чтобы он следовал за ней. Ираклий оторвался от стены и, немного растерянный, пошел за Богданой. Они были почти одного роста. В глубине тупика Богдана остановилась. Мито остался на месте, а Маико и Лука сделали несколько нерешительных прыжков вперед.
Ираклий Девдариани, очевидно, пришел в себя, он с вызывающим видом стал перед Богданой, дымя папиросой ей в лицо.
– Это ты их поколотил? – спросила Богдана, указывая на Луку и Маико.
– А тебе какое дело, я или кто другой? Если понадобится, еще излупцую обоих!
Лука даже не успел заметить, когда Богдана размахнулась. Он услышал только звук затрещины и увидел растянувшегося на земле Ираклия. Ираклий вскочил и как безумный бросился на Богдану. Лука снова услышал треск пощечины, на сей раз Ираклий отлетел к стенке, не удержался и снова упал.
– Не смей больше их трогать, иначе худо тебе придется! – Богдана обняла за плечи Маико и Луку и повела их по улице.
Все это случилось так быстро, что Лука не успел сообразить, что произошло. Только в сердце постепенно просачивался страх, он боялся, как бы Ираклий не подкрался сзади и не ударил Богдану чем-нибудь, палкой или камнем. От Ираклия всего можно было ожидать. Причем, охваченный страхом, Лука не смел оглянуться назад и напряженно следовал за Богданой.
– Пока я с вами, ничего не бойтесь, завтра спокойно идите в школу, я уверена, что он вас пальцем не тронет.
Все трое вышли на проспект и повернули налево. На углу Лука успел оглянуться украдкой и заметил, что ни Ираклия, ни Мито возле школы не было. Улица была пуста.
Богдана остановила фаэтон. Сначала посадила Луку и Маико, потом сама устроилась между ними.
– Куда? – спросил фаэтонщик.
– В Чугурети, – ответила Богдана.
Фаэтон двинулся. О такой роскоши Лука не смел и мечтать. После недавнего страха и напряжения неожиданное удовольствие расслабило его и разнежило. Медленное покачивание фаэтона, равномерное цоканье копыт, грузная фигура извозчика, перетянутая кушаком, – все доставляло ему неизъяснимое блаженство…
Дома быстро убегали назад, дома и идущие по тротуару люди.
– Эй, Лука! – вдруг закричал кто-то. Лука выглянул из коляски и увидел одноклассника, Уча Шавдия со всех ног бежал за фаэтоном, размахивая сумкой. Он радостно окликал Луку и махал ему рукой. Лука великодушно помахал в ответ…
Фаэтон обогнал еще одного товарища Луки, потом второго. Теперь уже трое бежали за фаэтоном – обрадованные, сияющие… По дороге к ним присоединилось еще несколько ребят, идущих домой. Группа сопровождающих фаэтон постепенно росла. Они бежали с криком, толкали друг друга и прохожих и все же продвигались вперед, стараясь держаться поближе к фаэтону, кричали Луке что-то невнятное, возбужденные и сияющие, заглядывали ему в лицо. Лука тоже радовался. Чему он радовался? Вдруг ему показалось, что все так и должно было случиться. Он возвращался домой с победой – так на чем же он мог вернуться, как не на фаэтоне?
Дети проводили их до площади. Потом фаэтон сделал круг и выехал на узкую улочку. Здесь начиналась булыжная мостовая, и извозчик натянул поводья, замедляя ход. Лука только сейчас вспомнил о Маико: интересно, в каком она настроении?
Маико всем телом прижималась к Богдане, обеими руками обхватив ее локоть. Притворяясь спящей, она прикрыла глаза, потом, словно почувствовав на себе взгляд Луки, открыла глаза и взглянула на Богдану с восторгом и надеждой.
– Я не мешаю вам? – спросила она. Богдана улыбнулась ей, похлопала по щеке, убрала с лица волосы. Маико блаженно поежилась, снова положила голову Богдане на плечо и закрыла глаза: вот-вот замурлычет!
Луке всю дорогу казалось, что Маико переживает то же самое, что и он. Он почему-то был в этом убежден. И ему стало не по себе, когда он увидел ее подозрительно затихшей. С чего это она прилипла к совершенно посторонней женщине? Лука почуял что-то, но это «что-то» было не до конца ясным. Он опять вспомнил, как безжалостно излупил и его, и Маико Ираклий Девдариани. Как самоотверженно заступилась Маико за Луку перед этим верзилой, а сам он пальцем не пошевелил, когда Ираклий колотил Маико. Стоял перепуганный и смотрел, как последний трус… Что-то заныло, что-то надломилось у Луки в самой глубине души…
Конечно, Маико убедилась сегодня, что Лука не сделал того, что мог бы сделать, и, главное, не таким уж героем оказался и непобедимый Ираклий Девдариани. Нет, Лука не смог бы его одолеть, но не в этом дело… Можно и поражение вынести с достоинством…
Фаэтон остановился возле церковного двора. Маико поцеловала Богдану и осторожно сошла. Потом нетвердым шагом направилась к воротам. Лука следил за ней взглядом, так как был уверен, что, прежде чем скрыться за церковью, она хоть раз обернется. Но он ошибся. Маико не обернулась. Скованной, неловкой походкой она шла мимо церкви.
Извозчик тронул коней, и они двинулись. Когда Богдана и Лука предстали перед Андукапаром, Богдана виновато улыбнулась мужу:
– Я ведь говорила однажды, что не могу смириться с некоторыми христианскими догмами. Сегодня я проверила себя, и оказалось, что я была права.
– Что ты наделала, Богдана? – растерялся Андукапар.
– Ничего особенного… Я вынуждена была побить одного парня.
– Что значит «была вынуждена»?
– Да, именно так.
– Я не могу в это поверить.
– А я не встречала второго такого наглеца.
– Ты ударила его?
– Два раза.
– Богдана!
– Что поделаешь… Случается! Не бойся, я буду молиться за спасение наших душ!
Назавтра Лука шел в школу с бьющимся сердцем. Во-первых, он все-таки побаивался Ираклия Девдариани, был уверен, что Ираклий так легко не успокоится и не простит оскорбления ни Луке, ни Маико. Вдобавок он и сам уже стыдился того, что призвал в защитники женщину. Если бы Богдана была мужчиной, еще другое дело, А сейчас что получилось? Весь класс может с полным правом издеваться над ним. Пугала Луку и предстоящая встреча с Маико. Ему было непонятно ее внезапное вчерашнее преображение, неожиданная перемена, которую он заметил в ней.
Но с Маико он столкнулся сразу по дороге в школу. Маико выглядела очень довольной и с особым удовольствием вспоминала вчерашнюю прогулку.
– Хорошо было, правда?
– Да, очень.
– Замечательная женщина Богдана.
– Да, очень… Ты еще не знаешь, Маико, как она ухаживает за моей тетей. Если бы не Богдана, мы бы пропали.
– Андукапар любит ее?
– Очень…
– Я впервые в жизни каталась на фаэтоне.
– Правда? – удивился Лука.
– Ты видел, как за нами все бежали?
– Конечно, а я думал, что ты спала всю дорогу и ничего не видела.
– Я спала?! Да ты что! Мне так хорошо было, и Богдана такая теплая…
– Ты увидишь, как нас сегодня встретят ребята!
– Знаю, я даже собиралась задрать нос, но…
– Что – но? – спросил Лука.
– Я немного боюсь Ираклия.
– Не бойся, – успокоил ее Лука. – Я буду стоять насмерть.
– А если он опять нас побьет?
– Не бойся, Манко!
Ираклий Девдариани в школу не явился. И не только на следующий день, но и вообще больше не появлялся.
Что касается одноклассников, которые накануне с криком и гамом бежали за фаэтоном, то они не обратили особого внимания на вчерашних триумфаторов. Более того, никто даже не поинтересовался, по какому поводу они катались вчера на фаэтоне.
И еще одно: в тот день класс поровну разделил хлебный паек.
