Текст книги "Белый конь"
Автор книги: Арчил Сулакаури
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)
Эту ночь Андукапар провел у Луки. Когда Андукапар въехал в комнату на своей коляске, тетя Нато проснулась и с перепугу закричала: «Кто там? Что случилось?» Лука и Андукапар успокоили ее и объяснили, в чем дело. Старушка моментально вскочила с кровати, потребовала, чтобы зажгли лампу.
Лампу зажег Лука.
– Вы хоть понимаете, что натворили, – обратилась к ним обоим тетя Нато. – Как можно оставлять в квартире незнакомого человека?! Как будто вы не знаете, какое сейчас страшное время! Брат брату не доверяет, а уж посторонним людям…
Тетя Нато долго говорила о том, какие настали времена и какие бывают доверчивые глупцы. Она вспомнила несколько убедительных примеров, как дурно поступали некоторые бродяги и мошенники в ответ на доверие добрых и наивных людей, но Андукапар твердо стоял на своем. Я предпочитаю, чтобы меня обокрали, заявил он, чем выгонять человека на улицу. «Как знаешь!» – ответила тетя Нато.
Лука подумал, что Андукапар ляжет на тахту в галерее, но он не захотел сходить со своего кресла, только попросил накрыть его одеялом.
Лука поставил лампу на комод. В соседней комнате продолжала ворчать тетя Нато и замолкла только тогда, когда закрыли дверь, во всяком случае, ни Лука, ни Андукапар больше ничего не слышали.
– Будем спать, – сказал Андукапар.
– Сейчас потушу лампу. – Лука подошел к комоду, чтобы погасить лампу.
– Сначала подоткни мне одеяло, а то в спину немного поддувает.
Лука как следует закутал Андукапара и погасил лампу. В темноте он добрался до своей кровати и начал раздеваться. Потом лег в холодную постель и долго ворочался, пока не устроился поудобнее. Он был возбужден и обрадован. Сначала он и сам не знал, чем он так обрадован и возбужден. Но потом в сознании его постепенно прояснилась причина этой радости и возбуждения. Ему не спалось и вдобавок не терпелось поговорить с Андукапаром, но с той стороны не доносилось ни звука, и он не решился будить только что уснувшего друга.
В душе у Луки уже разгоралась искра надежды. Раз Богдана прошла через всю Украину и осталась жива, почему не могла таким же образом спастись его мать? Он не раз слышал от Андукапара, что большинство беженцев на разных видах транспорта, эшелонами двинулись от линии фронта в тыл. Эту надежду Луке хотелось подкрепить беседой с Андукапаром, но тот, к сожалению, спал.
Лука долго метался в постели, очевидно, даже какие-то слова у него вырывались вслух, потому что Андукапар заерзал в своем кресле и спросил:
– Что с тобой, Лука, почему ты не спишь?
– Не знаю, не спится. Я не разбудил тебя?
– Нет, я тоже не сплю. В последнее время что-то со мной происходит. Я чувствую себя виноватым перед тобой, Лука. Помнишь, я тогда запретил тебе думать о Мтварисе! А потом сам стал о ней думать тайком. Теперь мне кажется, что я без спросу ворвался в твой мир и что-то у тебя отнял.
Лука ничего не ответил, потому что не понял, что значит «без спросу ворвался в твой мир и что-то у тебя отнял».
– Она тебе так и сказала, что тело у нее разрывается на четырнадцать частей и каждая часть болит своей, особенной болью?
Лука не сразу понял, о чем спрашивал Андукапар, потом вдруг вспомнил Мтварису.
– Да, так и сказала.
– И эту боль она связывала с луной – луна, мол, тоже распадается на четырнадцать частей.
– Да, она так говорила… хотя не помню, говорила или нет.
– Как странно. Ты знаешь, что это в самом деле связано с лунными фазами. Ведь именно четырнадцать дней проходит от новолуния до полнолуния.
Андукапар замолчал. Он молчал долго, как будто дожидался, что скажет Лука, какое впечатление произвели его слова. Но Лука ничего не сказал, потому что усомнился в словах Андукапара. Его сознание не могло осмыслить, как боли у человека могут быть связаны с луной.
– Я много думал о Мтварисе, так много, что… даже иногда видел ее совсем как живую… Я уверен, что Мтвариса – не настоящее имя, это она сама себя назвала. Знаешь…
– Мтварисы не существует! – прервал Лука эти размышления вслух. Он неожиданно почувствовал раздражение.
– Как это не существует? – поразился Андукапар.
– Я был там недавно.
– Где?
– В сумасшедшем доме.
– Ну и что?
– Нет никакой Мтварисы!
– Может, ты просто не видел ее?
– Нет! Мне сказал сторож – там нет никакой Мтварисы!
– Может, он ошибся? Ты показал ему окно?
– Да, он сказал, что это прачечная.
– Может, он скрыл от тебя?
– Он сказал, что всех знает, потому что уже тридцать лет там работает, но не слышал ни о какой Мтварисе.
– Но ведь ты видел ее собственными глазами?!
– Не знаю.
– Нет, этот человек с ума меня сведет! Ты ведь не мог это все сочинить! Не мог придумать Мтварису!
– Не знаю.
– Что значит «не знаю»?! Ты видел ее наяву?
– Мне кажется, видел.
– Лука, может, ты перепутал окно?
– Может, и перепутал.
– А ну, подумай как следует.
– Нет, не перепутал.
– Подумай хорошенько.
Лука задумался, но вместо Мтварисы увидел тех двоих в серых халатах, неспешно прогуливавшихся в полутемном коридоре. Дай-ка расскажу и про них Андукапару, решил он, но сразу передумал – не стоит. Лука не думал, что новое известие о Мтварисе так взволнует Андукапара. Волнение Андукапара оставалось ему непонятным, и это раздражало его еще больше.
– Мтварисы не существует! – упрямо повторил Лука.
Андукапар молчал. Вполне возможно, что он просто задремал.
Лука был уверен, что они всю ночь будут говорить о Богдане, ибо ее появление произвело на него сильное впечатление. Сначала он не задумывался над этим, и только теперь его память отметила, как изменился Андукапар с появлением Богданы, как преобразились его голос, улыбка. Руки у него дрожали, несколько раз он даже пролил чай. Старался быть веселым, но у него почему-то не получалось…
Потом Лука ощутил угрызения совести: Маико уже вторую неделю болела, а он ни разу ее не навестил. Даже не знал, что с ней. Завтра же пойду и навещу ее, улыбнулся Лука, довольный тем, что вспомнил Маико. Потом он припомнил, как поцеловал ее на кладбище и как они шли под руку по Сванетскому району. «Когда вырасту, непременно женюсь на ней», – подумал Лука. Это неожиданное решение так удивило его самого, что он чуть не присвистнул. Потом увидел очень ясно, как Маико лежала на своей любимой тахте, устремив глаза в потолок. Знакомое видение вызвало у него блаженную улыбку, и волнующая дрожь пробежала по всему телу. Свой визит к Маико Лука вспоминал часто, и это действовало на него всегда по-разному: иногда волновало, иногда успокаивало, порой угнетало. Сейчас он ощутил дурманящее блаженство.
Утром он проснулся от крика тети Нато. Ничего не понимая, он открыл глаза и огляделся: Андукапара в комнате не было. Тетя Нато истошно кричала. «А вдруг Богдана обокрала Андукапара?» – подумал Лука и тотчас вскочил. Закутавшись в одеяло, он выбежал в другую комнату.
Тетя Нато сидела на тахте, била себя руками по голове и царапала щеки: Андукапар и Богдана удерживали ее, и Лука сразу понял, что Богдана тут ни при чем: какое-то новое несчастье свалилось на них.
Андукапар и Богдана напрасно успокаивали тетю Нато. Упав на тахту, она громко рыдала, и ее худые, слабые плечи жалобно вздрагивали.
– Что случилось? – спросил ошеломленный Лука.
На Луку никто не обратил внимания – ни Андукапар, ни Богдана. Они пытались успокоить тетю Нато и, возможно, даже не слышали вопроса Луки. Но Лука не такой простак, чтобы поверить, будто они его не слышат. Было ясно, что оба не хотели ему отвечать. Закравшееся в душу Луки робкое подозрение теперь взорвалось со страшной силой и потрясло его душу и тело, лишило его на время и слуха, и голоса, и зрения. Потом он пришел в себя, вернулся в свою комнату и, как был – закутанный в одеяло, сел на кровать. «Случилась какая-то беда, – думал Лука, – наверно, с мамой… Из-за отца тетя Нато не стала бы так убиваться… Хотя нет… Тетя Нато теперь…» Он не успел закончить свою мысль, как в комнату вошла Богдана. Она подошла к Луке, погладила его по голове и опустилась перед ним на одно колено.
– Лука, очень дурные вести… Очень печальные… Мы сначала хотели скрыть от тебя, но ты уже большой мальчик… – начала Богдана.
– Мама? – прервал ее Лука.
– Нет! – на короткий вопрос также коротко ответила Богдана и умолкла. Потом поднялась и некоторое время ходила по комнате, скрестив на груди руки.
Плач в соседней комнате прекратился, оттуда больше не доносилось ни звука.
– Лука, извещение очень плохое, но умный человек не должен верить этой бумажке до конца… Знаешь, что я тебе скажу, Лука, я видела своими глазами все, что там происходит, и скажу тебе прямо: нет на свете такой силы или такого средства, чтобы можно было точно измерить несчастья, происходящие в этом аду. Попробуй определить, кто спасся, кто погиб, а кто попал в плен…
Дверь отворил перепуганный Андукапар.
– Богдана, идите сюда, помогите мне! Лука, скорей одевайся и зови соседей. Твоей тете плохо!
Богдана быстро вышла. Лука поспешно оделся и тоже выбежал в другую комнату. Тетя Нато, тяжело дыша, лежала на тахте, и лицо ее было землисто-серым.
Лука моментально поднял на ноги соседей. Тете Нато дали понюхать нашатырный спирт, натерли одеколоном виски. Эмма, сестра Коротышки Рубена, то и дело меняла ей холодные примочки. «Что делать?» – думал растерянный Лука. Он вышел в другую комнату и бесцельно слонялся из угла в угол. Потом он подошел к окну и выглянул на улицу.
Возле железных ворот ветеринарной клиники стояла разбитая кляча, запряженная в фургон. Мимо брел старик. Поглядел на лошадь и пошел дальше. На фургон взлетели два воробья, что-то поклевали и улетели, сели неподалеку на карниз двухэтажного дома. Окна второго этажа изнутри были закрыты ставнями. Возле клячи остановились двое патрульных, долго разглядывали лошадь, один даже похлопал ее по крупу. Кляча не шелохнулась. Потом патрульные ушли. Со двора ветеринарной клиники вышла женщина с полным ведром воды и скрылась за деревянными воротами двухэтажного дома. Прогромыхал по рельсам пустой трамвай.
«Что делать?!» Со двора двухэтажного дома выбежала маленькая девочка с бутылкой в руках. Девочка тоже остановилась возле клячи и долго ее разглядывала. Потом опять побежала, обо что-то споткнулась, уронила бутылку, и осколки рассыпались по мостовой. Бутылка была пустая. Девочка вернулась назад и исчезла за воротами. Низенькая толстая женщина смахнула с тротуара осколки. Рядом с фургоном остановилась карета «скорой помощи». Шофер о чем-то спросил низенькую толстуху. Та пожала плечами и пошла своей дорогой….
«Что делать?!» – снова подумал Лука и отошел от окна. Потом он вдруг вспомнил, что соседи недавно вызывали «скорую помощь». Может, это та самая машина, которую они ждут? Лука снова кинулся к окну и выглянул на улицу. Машины уже не было.
Лука почти бегом пересек комнату, в галерее его остановила Эмма и спросила:
– Ты куда?
– «Скорая» пришла! – ответил Лука.
Когда он выскочил на улицу, «скорая» стояла у ворот.
– Здесь больной? – спросил шофер.
– Да! – ответил Лука, глядя на машину, как на долгожданное спасение. Из машины вылезли две женщины в белых халатах. Вторая с трудом протащила через дверцу большой тяжелый деревянный сундучок.
– Куда идти? – спросила первая.
– Туда… третий этаж, направо.
Женщины в белых халатах вошли во двор. Шофер тотчас улегся на бок и закрыл глаза. Приготовился подремать. Лука хотел было последовать за врачихами, но ноги не подчинялись ему.
Руки и уши замерзли. Руки он засунул в карманы, с ушами ничего поделать не мог. Съежившись от холода, он пошел по улице. Возле ветеринарной клиники фургона уже не было. Разбитую клячу либо взяли на учет, либо махнули на нее рукой как на безнадежную. Мостовую пересек старый чувячник, испуганно озираясь, боясь угодить под колеса. Но ни с одной, ни с другой стороны не было видно ничего, что могло бы ему угрожать. Старик нес свой паек хлеба – четыреста граммов. Поднявшись на тротуар, он так разглядывал хлеб, словно держал в руках невесть какую драгоценность и не мог решить окончательно: покупать или не покупать.
По ту сторону улицы от хлебного магазина тянулся длинный хвост. Кто-то пытался пролезть без очереди, бранясь и толкаясь. В другое время Лука с удовольствием бы остановился поглазеть, но сейчас его совсем не интересовала хлебная очередь, и вдобавок, он ужасно замерз без пальто и без шапки.
С угла Водовозной улицы виднелся знакомый купол церкви, черно-серые косматые тучи висели над самыми крышами, и эта холодная и властная тяжесть давила на город. Лука бегом миновал Водовозную улицу, прошел мимо длинного ряда ларьков и киосков и остановился возле церковного двора. Вымощенный булыжником дворик выглядел так, как будто его только что чисто вымели.
Лука вошел во двор. Обогнул церковь и остановился возле застекленной галереи. Осторожно постучал по стеклу. Никто не отозвался. Он постучал еще раз, теперь уже смелее.
– Кто там? – это был голос Маико.
– Это я, Лука!
– Кто?
– Лука!
– Заходи, Лука, дверь открыта! – пригласила Маико.
Лука толкнул дверь и вошел. Он отодвинул занавеску цвета кизила и заглянул в полутемную комнату. Маико лежала на своей любимой тахте. Она утопала в мягкой постели и подушках, так что ее почти не было видно. Лука шагнул в комнату и остановился.
– Здравствуй, Маико! Как ты себя чувствуешь?
– Сейчас ничего.
– Ты простыла?
– Да, простыла. У меня был грипп.
Лука сделал еще два шага.
– Не подходи близко, – сказала Маико, – я еще не совсем выздоровела.
– У тебя температура?
– Да. Садись.
– Ты одна?
– Да. Мама ушла за хлебом. Садись.
– Как у вас тепло.
– Да, тепло. Почему ты не садишься?
– Не знаю… Я, пожалуй, пойду.
– Ты был сегодня в школе?
– Нет.
– Почему?
– Да так… неохота…
– А я соскучилась… Почти две недели болею.
– Десять дней!
– Да, десять дней.
– Не знаю… Я, если даже двадцать дней не буду ходить в школу, все равно не соскучусь.
– Садись, пожалуйста!
– Еле отогрелся… Уши горят.
– Ты без шапки?
– Ага.
– Простудишься!
– Простужусь так простужусь.
– Ты не в настроении?
Лука пожал плечами.
– Тебя обидел кто-нибудь?
Лука опять передернул плечами.
– Зачем же ты тогда пришел, если не хочешь садиться?
– Знаешь что, Маико?
– Что?
В комнате стало тихо.
– Мой отец погиб! – после долгого молчания произнес Лука.
– Погиб?! – Маико приподнялась на постели.
– Сегодня пришло извещение… – Лука хотел сказать еще что-то, но горло перехватило, и глаза наполнились слезами. Все вокруг стало мутным и расплывчатым. Свисавший со стены пестрый персидский ковер поблек и превратился в серое пятно. Лука с усилием проглотил слюну и протер кулаком глаза. У Маико, сидящей на тахте, по щекам текли слезы. Потрясенная, она смотрела на Луку.
– Я пойду! – сказал Лука.
– Хочешь, я встану? – плачущим голосом спросила Маико.
– Нет, нет!
– Ты выйди в галерею, а я быстро оденусь! – Маико тоже вытирала слезы кулаком.
– Знаешь что, Маико?
– Что?
– Я еще что-то хотел сказать… Скажу в другой раз, ладно? – Лука вышел в галерею – До свидания!
– Лука!
– Чего тебе? – отозвался Лука из галереи.
– Скажи сейчас.
– Потом скажу.
– Нет, сейчас, очень тебя прошу!
– Знаешь, Маико, у меня нет никаких друзей, кроме тебя! – Лука, взялся за ручку двери и, прежде чем открыть, на мгновение задумался, потом сказал громко, чтобы слышала Маико: – Андукапар и ты!
Почему-то с еще большей тяжестью на душе вышел Лука от Маико. «И зачем я к ней пошел именно сейчас?» – думал он по дороге. При этом у него было такое чувство, словно он кого-то обманул, обманул не только других, но и себя самого…
На улице он быстро озяб и сунул руки в карманы брюк. Настроение портило еще и то, что он не удержался и распустил нюни при Маико. «Пришел, поплакал и ушел…» Лука повернул на Водовозную улицу, прошел мимо красильных мастерских и вышел к реке. Здесь он постоял недолго, так как с Куры тянуло ледяным ветром, пронизывающим до костей.
Поднимаясь по Пескам, он посмотрел на мостовую у гаража автошколы – «скорой помощи» уже не было. «Пойду, – сказал он себе, – тете Нато, наверно, лучше, и она испугается, когда увидит, что меня нет».
Возле хлебного магазина стояла такая же длинная очередь, но уже успокоенная, медленно продвигавшаяся вперед. Лука теплыми руками потер уши и направился к дому. Мимо него кто-то промчался, бодро насвистывая. Лука сразу же узнал Конопатого Альберта.
– Эй, Альберт!
Тот остановился и взглянул на Луку. Конопатый Альберт, очевидно, тоже узнал Луку, лицо его как-то странно скривилось, наверно, он хотел улыбнуться.
– Иди сюда! – сказал Лука.
– Чего тебе? – В глазах Альберта мелькнул страх.
– Говорю тебе, иди сюда!
– Чего тебе надо? Вот пристал!
– Иди, говорю!
– Ну вот, пришел!
– Ближе!
– Ты думаешь, я тогда не приходил? Не такой я человек, Лука-джан, чтобы чужое барахло присваивать!
– Я ничего не думаю! – Лука вдруг схватил за шиворот Конопатого Альберта, прижал к стене и ударил сначала одним кулаком, потом другим.
Альберт прикрыл лицо обеими руками и опустился на колени. Лука со всей силы ударил его, и он растянулся на тротуаре. Лука и теперь не отставал, сел на него верхом и изо всех сил стал молотить кулаками по лицу.
Конопатый Альберт орал и звал на помощь. Лука не успокаивался.
– Они покалечат друг друга!
– Этот негодяй убьет его!
– Помогите! – кричали из толпы.
Потом чья-то сильная рука схватила Луку за шиворот и оторвала от Конопатого Альберта. Когда Лука поднял голову, над ним стояли двое мужчин. Один изрядно съездил ему по шее.
– Нашел слабака, паршивец?!
Луке наподдали еще раз.
– Убирайся отсюда, хулиган! – Мужчина наклонился и поднял распластанного на тротуаре Конопатого Альберта.
– Вставай, вставай, не бойся!
На той стороне улицы забурлила, загудела хлебная очередь. Лука со страхом посмотрел на возмущенных людей – они размахивали кулаками, кричали, грозились. Если бы они не боялись потерять свое место в очереди, наверняка прибежали бы сюда, и тогда бы Луке не поздоровилось.
– Вы только поглядите на него, он еще здесь! – возмутился тот, который поднял и приласкал Конопатого Альберта, поглядывая в поисках одобрения на хлебную очередь.
Очередь совсем обезумела:
– Держите его, не пускайте!
– Позовите милиционера!
– Где милиция?
– Только что торчал здесь этот чурбан!
Лука повернулся и пошел к дому. Он шел избитый и подавленный. На ходу украдкой оглянулся на хлебную очередь, и при виде озлобленной толпы у него от обиды сжалось сердце. Он прислонился к стене автошколы, закрыл лицо руками и зарыдал.
Глава двенадцатаяТетю Нато в тот же вечер разбил паралич – у нее отнялась вся левая сторона. «Кто теперь будет ухаживать за старушкой», – сочувственно качали головами соседи, потом повздыхали и разошлись. «Скорая помощь» приехала еще раз. Андукапар осторожно намекнул врачихе, что за больной ухаживать некому и лучше было бы положить ее в больницу. Врачиха отказала, виновато улыбнувшись: «Мы вообще таких больных не берем, а тем более теперь, когда почти все больницы отданы под военные госпитали и лазареты».
– Что же нам делать? – спросил Андукапар.
– Не знаю, – ответила врачиха и, извинившись, вышла из комнаты.
Андукапар и Лука проводили ее до лестницы.
– Вы должны нас понять, – Андукапар взял Луку за плечо. – У больной нет никого, кроме этого мальчика. Разве он сможет ухаживать за такой тяжелой больной?
– Как вы не понимаете, гражданин! Какой смысл укладывать эту женщину в больницу? Да если бы даже смысл был, поверьте, ее все равно не примут, у нас нет мест!
Врачиха ушла.
Андукапар и Лука вернулись в комнату. Богдана не отходила от тети Нато. Тетя Нато с перекошенным лицом и отвисшей челюстью беспомощно лежала на кровати. Глаза ее были широко раскрыты, и она смотрела на Луку, как будто хотела что-то ему сказать, но не могла. Время от времени глаза ее наполнялись слезами, и Богдана вытирала платком ее мокрые сморщенные щеки.
– Вам ведь немного лучше, тетя Нато? – спросил Андукапар.
Тетя Нато молчала. Она не сводила с Луки широко раскрытых глаз, в которых стояли страх и отчаянье. Время от времени глаза вновь наполнялись слезами.
Лука не выдержал пристального взгляда тети Нато и отошел от кровати.
– Послушайте меня, тетя Нато, – говорил Андукапар, – не бойтесь… Богдана обещает ухаживать и за вами, и за Лукой… Она будет спать здесь, в галерее, если вы разрешите, конечно. Впрочем, другого выхода нет, кто присмотрит за Лукой? Да и за вами нужен уход…
Лука опять подошел к кровати и посмотрел на больную, ему было любопытно, как она отнесется к предложению Андукапара, разрешит Богдане остаться здесь или нет. Тетя Нато и на сей раз никак не отреагировала. Только упорно смотрела на Луку.
Впрочем, согласие тети Нато уже не имело никакого значения, и в тот же вечер было решено, что Богдана остается у Луки.
И она осталась.
Не прошло и недели, как соседка устроила Богдану на швейную фабрику ученицей мастера. Богдана получала теперь продовольственные карточки. Шить она научилась очень быстро и приносила домой солдатские галифе и гимнастерки. Покончив с хозяйством, она садилась за швейную машинку тети Нато и работала до поздней ночи.
Нелегко было ухаживать за парализованной старушкой и за Лукой, да при этом еще работать на фабрике. Но Богдана все успевала и делала все на диво ловко. У нее даже оставалось свободное время. Это свободное время они проводили вместе – Лука, Богдана и Андукапар. Мирно беседовали и играли в лото.
Но Лука догадывался, чувствовал, а иногда и просто замечал, что Андукапару и Богдане хочется побыть вдвоем. Тогда он оставлял их и шел делать уроки или гулять с товарищами.
В одно воскресное утро Андукапар попросил Луку пойти с Богданой на сабурталинскую толкучку. Богдане, сказал он, нужно кое-что купить, ты пойди, а я присмотрю за тетушкой.
Лука с удовольствием сопровождал Богдану на рынок. Богдана купила пальто, платье и туфли. Наконец-то она скинула свой старый ватник и старые сапоги и нарядилась в новую одежду. Лука не поверил своим глазам. Он никогда не думал, что одежда может так изменить человека.
Андукапар и Лука сидят за столом и не сводят с Богданы восхищенных глаз. Она только что вошла в комнату и кокетливо прохаживается перед ними в поношенном драповом пальто с кроличьим воротником. Потом Богдана снимает пальто, аккуратно вешает его на вешалку и остается в скромном платье, сшитом из грубой серой шерсти. Сияющая, счастливая, раскинув руки, стоит она перед ними и улыбается – полюбуйтесь: вот она я!..
Андукапар и Лука захлопали в ладоши, Богдана вежливо поклонилась обоим, потом снова прошлась, покачивая высокими бедрами и оглядывая себя со всех сторон, чтобы убедиться, хорошо ли сидит на ней платье.
В субботу вечером явился представитель загса со своей книгой и оформил брак Андукапара и Богданы. Свидетелями выступали Коротышка Рубен и Иза. Лука, разумеется, тоже присутствовал, но в свидетели он не годился.
Свадьбу справили в тот же вечер. За столом сидели пятеро: Богдана, Андукапар, Рубен, Иза и Лука. Первый тост за молодых поднял Рубен Налбандишвили, пожелал им здоровья, долгой жизни и счастья. Потом он извинился, сославшись на занятость, надел свою огромную кепку и распрощался со всеми. Богдана и Андукапар сердечно его поблагодарили, ибо именно ловкий и обходительный Рубен привел домой представителя загса.
Богдана и Андукапар сидели во главе стола. Они выглядели довольными и счастливыми. Андукапар был в белой крахмальной сорочке и своем старом костюме. Он был тщательно выбрит и причесан. Богдана была хороша, как всегда. Правда, рядом с Изой ее красота немного тускнела. Иза сидела напротив Луки, и он глядел на нее разинув рот, как на огонь, пылающий в камине. Иза постоянно двигалась, не могла усидеть на месте, много говорила, то и дело поправляя свои золотые волосы, спадавшие на лицо. «Крашеные, – думал Лука, – таких волос не бывает». Но у Изы были именно такие волосы, блестящие, воздушные и в то же время тяжелые, как само золото. Из-под каштановых ресниц глаза ее источали темный фиалковый свет.
– Тамадой я назначаю Луку! – сказал Андукапар, и его предложение с радостью поддержали Богдана и Иза. Лука смущенно поежился и стал отказываться.
– Это должно быть именно так, Лука. Кто же может быть тамадой на моей свадьбе, если не ты! Ты мой единственный друг, и я прошу тебя мне не отказывать, – с улыбкой продолжал Андукапар.
– Но я не умею.
– Делай как умеешь, как видел, как слышал.
На столе стояли две бутылки вина, купленные у крестьянина на Солдатском базаре, красовался тушинский сыр, винегрет из картофеля и свеклы и заправленное Андукапаром лобио. Винегрет готовила Богдана.
– За здоровье Богданы! – поднял стакан Лука.
– О-о! – воскликнула Иза и мигом осушила свой стакан.
– Помнишь, Лука, – заговорил Андукапар, – ты меня спрашивал, существует ли счастье? Тогда я тебе ничего не ответил, а сейчас говорю: бог дал мне счастья, и это счастье зовется Богдана.
Андукапар сам на себя был не похож. Это Лука заметил только сейчас, но не стал заострять на этом внимание, ибо слова Андукапара напомнили ему тех двух мужчин в серых халатах, которые гуляли во дворе сумасшедшего дома и мирно беседовали.
Иза налила себе вина и молча выпила. Потом положила лобио на тарелку и потянулась за хлебом.
Богдана подняла свой стакан и спросила:
– А что я должна делать?
– Ты должна нас поблагодарить и потом выпить! – ответил Андукапар.
– Спасибо! – улыбнулась Богдана и выпила вино до дна.
– Я еще не закончил тоста! – сказал Лука. – Вместе с Богданой я пью за Андукапара!
– О-о! – снова воскликнула Иза, наполнила стакан и так же быстро осушила его.
Лука тоже отпил вино, недовольно поморщился и взглянул на Андукапара: только ради друга можно пить такую гадость! Андукапар с восхищением смотрел на Богдану. Сейчас, кроме нее, для него не существовало никого в целом свете. Всегда отзывчивый и внимательный, сегодня он никого не замечал. Иногда он затихал, как будто прислушивался, но отвечал нескладно и невпопад, видно, его мысли были далеко отсюда.
– Я бы сейчас с удовольствием потанцевала! – сказала Иза. – Но нет ни музыки, ни кавалера…
Приятное тепло пробежало по всему телу Луки, и он почувствовал, что весь обмяк. У него немного закружилась голова, он без всякой причины заулыбался как дурачок и поскреб в затылке. Потом взял бутылку и снова наполнил стаканы.
– Если бы Рубен не ушел, я бы с ним потанцевала… без музыки… Чтобы потанцевать, вовсе не обязательна музыка. Нет, конечно, приятнее, если музыка играет… Хочешь, Лука, потанцуем?
– Я не умею.
– Когда мы кончили школу, собрались в доме у моего одноклассника. У нас был выпускной вечер. Мы всю ночь танцевали… Столько, столько, столько… что на ногах уже не стояли… Я вдобавок опьянела… – Иза рассмеялась… – А потом меня выгнали.
– Почему?
– Ко мне прицепился отец моего товарища. Сначала потанцевал со мной, потом сел рядом и все норовил меня облапать, стал приставать, чтоб я вышла с ним на балкон. – Тут Иза опять рассмеялась, теперь уже совсем громко. – Я взяла и вылила ему на голову стакан вина. Его толстая супруга возмутилась и велела мне немедленно убираться. Я, конечно, убралась, но вечер был испорчен. А этот бедняга был вообще-то ничего себе, красивый мужчина… Говорят, он погиб на войне.
– Давайте выпьем за тех, кто погиб на войне! – провозгласил Андукапар. – Только учти, Лука, твоего отца я не включаю в число погибших. Гоги жив! Запомни мои слова! Итак, вечная память героям!
– О-о! – Это опять Иза.
Вместе со всеми и Лука осушил свой стакан. Он прекрасно понимал, что Андукапар утешал его и поэтому говорил, что не считает отца погибшим, но это обижало Луку: зачем его утешать, когда отец в самом деле жив! Дело в том, что Лука в душе не верил в смерть отца, не принял известие близко к сердцу. Возможно, эту веру внушила ему Богдана. Они часто по ночам оставались вдвоем в галерее у швейной машинки, и Богдана рассказывала ему разные истории о тех солдатах, которых считали погибшими и которые потом возвращались домой, словно восстав из мертвых.
– Я хочу танцевать! – вскричала Иза.
– Есть такая русская поговорка: «В доме повешенного о веревке не говорят», – улыбнулся Андукапар, – но ты находишься в доме у такого повешенного, где разговор о веревке никого не обижает.
– А что делать, если я хочу танцевать?
– Это уж я не знаю! Я сам огорчен, что Рубен ушел.
– Я тоже! – Иза опять налила себе вина. – Видно, в этом дворе он единственный мужчина, с которым можно потанцевать!
– Иза! – Богдана взяла ее за руку. – Как тебе не стыдно, Иза.
Иза не обратила на Богдану никакого внимания.
– Кто мог танцевать, сейчас на фронте, Родину защищает!
– Как ты можешь так говорить, Иза!
– Я не хочу войны! Я жить хочу! Я создана для жизни, для роскоши и неги. Ты думаешь, Богдана, я не знаю себе цены? У кого еще есть такие волосы, такие глаза, такие губы? – Иза встала. – Или такая грудь, такая талия, такие ноги. – Она отставила правую ногу и высоко подняла юбку.
– Успокойся, – сказала Богдана, – у тебя очень красивые ноги.
– Знаю!.. Но для чего они мне?!
– Все будет… Подожди немного – и дождешься своего часа.
– Когда же?
– Скоро.
Лицо у Изы пылало от выпитого вина.
– Давай, Лука, потанцуем!
Лука почему-то засмеялся.
– Чего ты смеешься?
– Не знаю… Мне смешно. – Лука осоловел от вина, и ему уже было все равно.
– Чуть не забыла! – вдруг вскричала Иза и на минуту умолкла. После паузы спросила: – А что за человек Датико Беришвили?
– Кто? – Андукапар, целовавший Богдане руку, поднял голову.
– Датико Беришвили.
– А почему ты спрашиваешь?
– Так просто.
– А все-таки?
Все насторожились.
– Он мне обещает счастливую жизнь.
– Но у него ведь есть жена!
– Несмотря на это, он мне обещает!
– А что ты сама думаешь, какой он может быть человек?
– Я ничего не думаю.
– Иза! – Богдана тоже встала и, обняв девушку за плечи, увела в глубь комнаты. – Постесняйся хотя бы ребенка! Стыдно!
– А разве я не была ребенком? Кто меня пощадил?!
– Ну и что в этом хорошего!
– Оставь меня в покое, я хочу танцевать! – Иза вырвалась из рук Богданы и начала плясать посреди комнаты. – Да здравствует веселье!.. Мне жарко! Я сниму платье!
– Иза!
– Иза!
В дверь осторожно постучали.
– Кто там?
– Это я, Ладо.
– Входите, дядя Ладо! – пригласил Андукапар.
– Твой дед пришел! – остановила Богдана продолжавшую кружиться в танце Изу.
Дверь отворилась, и в комнату вошел дядя Ладо, улыбнулся и снял шапку. В грубых больших руках он держал несколько букетиков цикламенов. Он подошел к Богдане и преподнес ей цветы, поцеловал ее, обнял Андукапара.
– Поздравляю вас, дорогие, будьте счастливы! – сказал дядя Ладо. – Я принес вам первые весенние цветы.
– Лука, налей дяде Ладо вина!
Лука уже был на ногах, достал чайный стакан из буфета и вылил в него остаток вина из бутылки. Дядя Ладо только протянул руку, чтобы взять стакан, как Иза неожиданно для всех кинулась к нему, обняла и начала умолять:
