Текст книги "Том 20. Письма 1887-1888"
Автор книги: Антон Чехов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 50 страниц)
233. Ал. П. ЧЕХОВУ *
22 или 23 февраля 1887 г. Москва.
Недоуменный ум!
Сейчас я имел неосторожность прочитать два твоих открытых письма. Своею безграмотностью, бессодержательностью и отвратительным слогом они испортили мне то светлое настроение, какое я испытывал сегодня, прочитав свой рассказ «Верочка» * .
60 + 60 р. – жалованье маленькое. Скажи Суворину, чтобы он прибавил * . Если не прибавить, то поклонись ему в ноги и скажи, что у тебя незаконные дети.
Ты планируешь хронику, сортируешь и чистишь номер * …Пусть так, но не касайся своими грязными пальцами моих произведений. Помни свое ничтожество и не забывай, что ты отставная таможня * . Твое дело брать взятки, а не соваться в храм славы. Впрочем, я тебя прощаю.
Сообщи: на какой адрес удобнее писать? В Кавалергардскую или в редакцию?
Николай уже три дня живет у меня. Уверяет, что разошелся со своим бергамотом * , и корчит из себя влюбленного в Наденьку * . Ежеминутно толкует о женитьбе и собирается к Малышеву. Как это ни пусто, но перемена в нем заметна громадная. Рисует он превосходно, пьет сравнительно немного и о Шостаковском не говорит * .
В «Будильнике» буду завтра * .
Отчего в субботу не было курепинского фельетона? * Что сей сон значить?
Хоть ты и говоришь, что я исписался * , но я все-таки завтра посылаю субботник * . Субботник очень «вумный»! В нем много не ума, а «вума». Я писал Суворину насчет Пушкина * . Послал ему письмо ко мне клинических врачей. Ответа до сих пор не получил. Подозреваю твои интриги.
Мишка открыл в себе еще один талант: превосходно рисует на фарфоре. Я покупаю тарелки и краски, он рисует, Бодри выжигает. Получается очень красивая посудная мебель.
Сашичка, иде ты бул?
Отчего ты не работаешь в «Осколках»? * Неужели ты уже так зазнался и возмечтал о себе, что даже и деньги тебе не нужны? Гандон ты этакий!.
Липскеров присужден к 6-тимесячному аресту * . К кому теперь Мишка будет ходить за долгом? *
Сидит ли Федоров? * Пиши и пиши…
«Военные на войне» Маслова – очень недурная вещь * . Видал ли хоть раз Незлобина-Жителя? Видаешь ли Атаву? * Пиши мне обо всем, потому что мне нужно знать всё. Слушайся Лейкина.
С почтением
за Гуго-Ворлих
Иоганн Гофф.
Лейкину Н. А., 25 февраля 1887234. Н. А. ЛЕЙКИНУ *
25 февраля 1887 г. Москва.
25-го февр.
Уважаемый Николай Александрович!
Вчера послал Вам рассказ * , а сегодня строчу письмо, хотя и чувствую, что ничего полезного не напишу для Вашего «чревообъедения», к<ото>рое, судя по Вашим письмам, не поддается массажу… От больших животов я употребляю захарьинское средство, блестящее по результатам, но не всегда доступное силам лечущихся. Средство это заключается в так называемой «молочной диете», при к<ото>рой страждущий в течение 2-х недель не ест ничего, а чувство голода утоляет полустаканами молока. Чай и кофе можно, но насчет прочего – беда! Если хотите, Вы у себя на даче можете попробовать это средство… Таннер ничего не ел 40 дней * , а Вам придется попостить только 2 недели. (На 2-й неделе можно есть котлетку.) Средство, повторяю, блестящее по результатам. Могущий вместити да вместит * .
Пальмина не видел с 17-го января * .
Отчего Билибин перестал работать в «Газете»? * Если он сам бросил, то удивляюсь его бессребренничеству; если же «Газета» отказалась от него, то не могу не удивиться вкусам Худекова и К о, помещающих вместо остроумного И. Грэка какую-то «Сигару» * – жвачку, в которой ни черта не разберешь…
Кстати, где теперь Гермониус? * Его что-то не заметно в «Газете».
Насчет «Одесских новостей», печатающих мои рассказы * , следовало бы подумать самой «Газете». Прежде всего обкрадывается «Газета», а потом уж я… Вы скажите Худекову, чтоб он сделал ругательную заметочку.
Как идет моя книга? *
В конце марта я на один месяц уезжаю на юг. Не будет ли каких поручений?
В Ваших «Сатире и нимфе» * заметно авторское увлечение. Вы громоздите столько положений и лиц, что глядите, как бы Вам к концу не запутаться.
Вчера глядел Поссарта в «Манфреде» * . Недурно.
Погода у нас скверная. То тепло, то холодно, так что, выходя из дому, не знаешь, что надевать: летнее пальто или отцовскую шубу…
Поклон всем Вашим. А за сим, дабы не утомить благосклонного читателя, позвольте поставить точку.
Ваш А. Чехов.
Чеховым, 10 марта 1887235. ЧЕХОВЫМ *
10 марта 1887 г. Петербург.
10, III, 87.
Любезные читатели!
Федор Тимофеич * пользуется гораздо большими удобствами, когда ночью путешествует по крышам, чем я, ехавши в Питер. Во-первых, поезд ехал 56 часов в сутки; во-2-х, я забыл взять подушку; в-3-х, вагон был битком набит, и, в-4-х, я курил такие папиросы, что чувствовал перхоту не только в горле, но даже в калошах: узнайте, какой сорт табаку покупает Василиса? Удивительное дело: вода в графине воняет нужником, папиросы отвратительны…
Ехал я, понятно, в самом напряженном состоянии. Снились мне гробы и факельщики, мерещились тифы, доктора и проч… Вообще ночь была подлая… Единственным утешением служила для меня милая и дорогая Анна, которой я занимался во всю дорогу*.
Кавалергардская так же далека от Невского, где я остановился, как Житная ул<ица> от Кудрина. Квартира Александра хотя и просторна, но не изящна и сумрачна.
Александр абсолютно здоров. Он пал духом, испугался и, вообразив себя больным, послал ту телеграмму * .
У Анны Ивановны настоящий брюшной тиф, но не тяжелый. Был у меня с доктором консилиум. Лечат по-моему. Доктор пригласил к себе в гости. Схожу.
В Питере свирепствует брюшной тиф, весьма злокачественный. Лейкинский швейцар, длинный, узкий старик, которого Вы, Маша, помните, вчера умер от тифа.
Деньги вышлю завтра. Сейчас 11 часов понедельника. Вечер. Я в Nомере. Кончив письмо, поеду к Александру.
Когда приеду, не знаю. Погода весенняя.
Обедал у Лейкина. Анна Аркадьевна * была больна брюшным тифом, а потому похудела. Дети незаконные * здоровы и веселы. Старший мне казался сегодня очень симпатичным и приветливым.
Мне страшно.
Почтение всем: собаке без спины * , кнуту, Федору Тимофеичу, Корнееву и проч.
Ешьте поменьше.
Ваш А. Чехов.
Адресуйте в «Осколки».
Везу Александру котлеты, оставшиеся после дороги, – это для сведения мамаши-таракаши. Съел я, мамаша, только ½ хлеба, так что 1½ франзоли остались целы (7½ к. прибыли). У Алекс<андра> есть деньги.
Мне скучно…
* Речь идет об «Анне Карениной».
Чеховой М. П., 11 или 12 марта 1887236. М. П. ЧЕХОВОЙ *
11 или 12 марта 1887 г. Петербург.
Милейшая!
<Посы>лаю [2]2
Автограф поврежден.
[Закрыть]тебе вексель <для получения дене>г. Из полученного отдай Ми<ше> 10 руб. для уплаты за рояль Клангу. Ввиду так скверно сложившихся обстоятельств я попросил бы тратить возможноменьше.
Когда приеду, не знаю. Александра с его упавшим духом и наклонностью к шофе оставить нельзя до выздоровления его барыни.
Очень возможно, что приеду раньше 15-го. Положительного сказать не могу.
Алекс<андр> здоров. Я проехался напрасно.
Полученный «Истор<ический> вестник» выдай Корнюше * .
Пока вообще скверно. Чувствую <себя> висящим между небом и землей.
Почтение Носу с Эфросом и Яше<ньке>.
А. Чехов.
Шехтелю Ф. О., 11 или 12 марта 1887237. Ф. О. ШЕХТЕЛЮ *
11 или 12 марта 1887 г. Петербург.
Петербург, 78 № гостиницы.
Талантливейший из всех архитекторов мира!
Вам, конечно, уже известно, что обстоятельства самого поганого и ерундистого свойства нежданно-негаданно погнали меня на север. Вообще мне везет…
Сейчас я сижу в скучнейшем номере и собираюсь переписывать начисто конченный рассказ * . Скучаю. Скука усугубляется сознанием безденежья и неизвестности. Когда выеду, не знаю… Нервы расстроены ужасно, так что пульс мой бьет с перебоями. Пишу сие жалобное послание отнюдь не для того, чтобы нагнать на Вас сантиментальную мерлехлюндию и попросить у Вас взаймы, а для того, чтобы Вы не сердились на мою особу за неисправное посещение Дарьи Карловны * .
Впрочем, есть и просьба: не забудьте похлопотать о бесплатном проезде в Таганрог и обратно. Сделайте так, чтобы на обратном билете число не выставлялось. Как бы там ни было, будь хоть землетрясение, а я уеду, ибо долее мои нервы не выдержат. Я хочу уехать на юг не позже 31-го марта. Поеду с рублем, но все-таки поеду.
В Питере погода великолепная, но безденежье и отсутствие весеннего пальто, взятого у меня на бессрочный прокат одним нашим общим знакомым, портят всю иллюзию.
<…> [3]3
В автографе вырезан абзац примерно из пяти строк.
[Закрыть]
Всюду меня встречают с почетом, но никто не догадается дать рублей 1000–2000…
Академическая выставка плоха * , но передвижная мне показалась прекрасной по богатству * …
Если хотите, черкните мне 2–3 строчки. Адрес: редакция «Осколков».
Весь Ваш, с сапогами, с калошами, с зубами, с жилеткой и проч.
А. Чехов.
Чеховым, 13 марта 1887238. ЧЕХОВЫМ *
13 марта 1887 г. Петербург.
Сим извещаю, что я жив и здоров и тифом не заразился. Сначала я хандрил, ибо скучал и страшился безденежного будущего, но ныне чувствую себя положительно и с характером. На мою голову сыплются сюрпризы: во-1) всё время стоит весенняя погода, и мне мешает гулять только отсутствие пальто, 2) всюду встречают с распростертыми объятиями, 3) Суворин, выражаясь по-жидовски, одолжил мне денег (секрет: 300 руб.) и велел прислать ему материал для издания книги с нововременскими рассказами * . Книга будет отпечатана к лету, на условиях, весьма выгодных для меня. И т. д.
Выеду я в воскресенье (может быть). Завтра, в субботу, я у Григоровича, который написал мне большое письмо * , но не знает моего адреса.
Суворин толковал со мной от 9 часов вечера до 1 часа ночи непрерывно. Беседа интересная в высшей степени.
На юг я поеду 31-го марта * или ранее.
Вот и всё.
Поклон всем, а также собачке без спины, Федору Тимофеичу и кнуту. Корнюше почтение. Скажите, что поручения его исполнены.
Votre à tous [4]4
Весь твой ( франц.).
[Закрыть]
А. Чехов.
Александр здоров и всем шлет поклон.
Рукой Ал. П. Чехова:
Сим свидетельствую, что я здоров, а за Охтою пожар.
А. Чехов.
Киселевой М. В., 17 марта 1887239. М. В. КИСЕЛЕВОЙ *
17 марта 1887 г. Москва.
Многоуважаемая Мария Владимировна!
Надеюсь, что теперь Вы поверите мне и не станете обвинять во лжи: не приехал я в Бабкино, ибо ездил в Питер * , куда был вызван телеграммой брата. Подробности Вам известны от сестры. То же самое, но только в миниатюре, не пустило меня в Бабкино и на масленой: заболела мать семейства, которую я не решился оставить без доктора. Впрочем, всё это суета сует.
Как ни тосклива была моя последняя поездка в П<етербург>, но и на ней оправдалась поговорка, что нет худа без добра. Во-1-х) я имел случай беседовать с управляющим «Петербургской мастерской учебных пособий» * о Вашем издании; ему Вы пошлете на комиссию с моим письмом. Кстати: когда начнет печататься Ваша книга? Чем раньше, тем лучше. Книги вообще идут не сразу, а измором, через час по столовой ложке, а потому, чем раньше издадите, тем скорее продадите. Во-2-х) я ограбил Суворина, взяв у него большущий аванс * ; в-3-х) Суворин издает мои нововременские рассказы отдельной книжкой * . Все мои Верочки, Ведьмы, Агафьи и проч. едут завтра в Питер, а дня через 2–3-4 будут уже в наборе. Издание на весьма выгодных условиях. Успех, конечно, несомненный, ибо в Питере признают теперь только одного писателя – меня! Видите, я даже перед собой лицемерю.
Петербург произвел на меня впечатление города смерти. Въехал я в него с напуганным воображением, встретил на пути два гроба, а у братца застал тиф. От тифа поехал к Лейкину и узнал, что «только что» лейкинский швейцар на ходу умер от брюшного тифа. От Лейкина поехал к Голике: у этого старший сын болен крупом и дышит не горлом, а в трубочку; отец и мать плачут… Еду на выставку * , там, как назло, попадаются всё дамы в трауре*.
Но всё это пустяки. Вы послушайте, что дальше. Приезжаю я к Григоровичу * . Старичина поцеловал меня в лоб, обнял, заплакал от умиления, и… от волнения у него приключился жесточайший припадок грудной жабы. Он невыносимо страдал, метался, стонал, а я 2½ часа сидел возле него, браня во все лопатки свою бессильную медицину. К счастью, приехал Бертенсон, и я мог бежать. Старик серьезно болен и, вероятно, скоро умрет. Для меня это незаменимая потеря. С собой я привез его письмо, которое он начал писать ко мне: описывает подробно свою болезнь и проч.
Каковы впечатления? Право, запить можно. Впрочем, говорят, для беллетристов всё полезно.
Однако мое письмо отвратительно и скучно. Прекращаю бесчинство и остаюсь уважающим и искренно преданным.
А. Чехов.
Василиса и Сережа, мое Вам почтение-с!
* На 2-й день приезда лечил мать осколочной конторщицы, умирающую от чахотки.
Шехтелю Ф. О., 17 марта 1887240. Ф. О. ШЕХТЕЛЮ *
17 марта 1887 г. Москва.
Elegantissime!
Я, подобно Вам, вернулся в Москву и уже вошел в свою колею. В Питере я получил Вашу телеграмму и послал Вам ответ * во «Францию».
Не найдете ли Вы возможным сегодня вечером почтить меня Вашим присутствием?
31-го я еду. Непременно еду! Если заболею тифом, то и тогда поеду!
Ваш А. Чехов.
NB: На дорогу я взял у Суворина аванс! Ура-а-а!
Суворину А. С., 18 марта 1887241. А. С. СУВОРИНУ *
18 марта 1887 г. Москва.
18-го марта.
Уважаемый Алексей Сергеевич!
Сегодня я выбрал и послал Вам для моей будущей книги 16 рассказов * . Будьте добры сделать распоряжение, чтобы в типографии смерили мой материал и, если не хватит его, уведомили бы меня (Кудринская Садовая, д. Корнеева) или моего брата Александра, который не замедлит дать мне знать*.
Названия для книги я не мог придумать. «Мои рассказы», просто «Рассказы», – а остальное, что приходило мне в голову, или претенциозно, или старо, или неумно.
Книгу я думаю посвятить Д. В. Григоровичу.
Перед отъездом я был у Д<митрия> В<асильевича> * и наблюдал его грудную жабу. Страдания его едва выносимы, продолжительны и усугубляются страхом смерти, которая, вероятно, близка. Сама по себе грудная жаба – болезнь неважная, но у Д<митрия> В<асильевича> она является симптомом болезни, которая называется атероматозным процессом, перерождением артерий, – недуг старческий и неизлечимый. Об этой болезни Вы составите себе ясное представление, если вообразите обыкновенную каучуковую трубку, которая от долгого употребления потеряла свою эластичность, сократительность и крепость, стала более твердой и ломкой. Артерии становятся такими вследствие того, что их стенки делаются с течением времени жировыми или известковыми. Достаточно хорошего напряжения, чтобы такой сосуд лопнул. Так как сосуды составляют продолжение сердца, то обыкновенно и само сердце находят перерожденным. Питание при такой болезни плохо. Само сердце питается скудно, а потому и сидящие в нем нервные узлы, не получая питания, болят – отсюда грудная жаба.
Как бы ни пугали доктора, но Д<митрий> В<асильевич> может еще жить долго, хотя может умереть и завтра: трудно сказать, когда, в какой день и час лопнет натянутая струна или обвалится сгнившая крыша. Мой отец, ровесник Д<митрия> В<асильевича>, живет с перерождением артерий уже 10 лет. Наш профессор минералогии * с такими же артериями и с грудной жабой продолжает читать лекции. Всё зависит от индивидуальности каждого отдельного случая.
31-го марта я еду. Чтобы не беспокоить Вас, о книге я буду писать брату * (конечно, если понадобится что-нибудь).
Пасхальный рассказ * постараюсь прислать.
Пожелав Вам и Вашей семье хорошего, не дождливого лета, здоровья и покоя, остаюсь искренно преданный
А. Чехов.
* Размер книги – «Необыкновенные рассказы» Э. Поэ * .
Чехову Ал. П., 19 марта 1887242. Ал. П. ЧЕХОВУ *
19 марта 1887 г. Москва.
19.
Ничтожество!
Прежде всего ты штаны за то, что не пишешь ничего о здравии твоих домочадцев; это здравие составляет злобу дня для обоих этажей корнеевского дома.
Вчера я послал Суворину материал для будущей книги. Так как 31-го я еду, то книгой придется заняться тебе; без твоего вмешательства не оберешься опечаток и недоразумений всяческих. Будь хозяйским оком! Посылаю при сем циркулярик, коим будешь соображаться. За таковой твой труд я позволю тебе на визитных карточках именоваться «братом знаменитого писателя». Блюди, чтоб не было опечаток, чтоб рассказы печатались в порядке, обозначенном в циркулярике, чтоб в случае недостачи материала ты моментально давал знать мне, а в случае моего отсутствия – Мишке, к<ото>рый будет высылать недостающее, и т. д. Вообще делай всё, что найдешь целесообразным и безвредным для моего кармана и славы.
За сим еще просьба. Пришли мне письмо к Троицкому или Вальронду * ; желательно, чтобы это письмо не ставило меня в фамильярное положение по отношению к адресату; ты пиши не обо мне, а о деле.
В-третьих, после 1-го обязательнопиши мне письма 2 раза в неделю. Без писем я издохну в степи. Адрес: Таганрог, дом М. Е. Чехова. Дядьке мой адрес будет известен. Пожалуйста, пиши! Марки в мой счет.
За сим прощевайте. Поклон всем. Николке жму руку.
А. Чехов.
Далее следует циркуляр.
Величина книги, шрифт и прочее – такие же, как «Необыкновенные рассказы» Поэ.
Название книги – «Мои рассказы» или просто «Рассказы», – как захочет Ал<ексей> Сер<геевич>.
Книга посвящается Дмитрию Васильевичу Григоровичу.
Рассказы помещаются в таком порядке: 1) «Мечты». 2) «Пустой случай». 3) «Недоброе дело». 4) «Дома». 5) «Ведьма». 6) «Верочка». 7) «В суде». 8) «Беспокойный гость». 9) «Панихида». 10) «На пути». 11) «Несчастье». 12) «Событие». 13) «Агафья». 14) «Враги». 15) «Кошмар». 16) «Святою ночью».
Если окажется, что материала я прислал больше, чем нужно, то можно выбросить «Событие», «В суде» и в крайнем случае «Пустой случай».
На обложке книги объявление:
«Того же автора „Пестрые рассказы“, большой том убористой печати, 375 страниц. Цена 2 руб. Выписывающие из редакции „Осколков“ (Петерб<ург>) за пересылку не платят».
Киселевой М. В., 21 марта 1887243. М. В. КИСЕЛЕВОЙ *
21 марта 1887 г. Москва.
21.
Про какой орден Вы пишете * , уважаемая Мария Владимировна? Я не понял… Если Вы намекаете на тот красный шнур, который я ношу на шее из уважения к вкусу и носу известной Вам израильтянки, то спешу Вас уверить, что заслуг с моей стороны не было никаких, а потому означенный шнур совсем нельзя назвать орденом. Скорее это петля – символ любви, семейного счастья.
К тому, что Вас поражает, мы давно уже привыкли, как к белому потолку. Русские книгопродавцы кулаки, но мы так напуганы, что 25 р. за лист кажется нам ценой красной, настоящей. Для журнала такая цена – разбой и душегубство, для книгопродавца же – почти норма. Все книгопродавцы не дали бы Вам дороже 25 р., как не дали бы и мне, если бы я захотел продать им свои словоизвержения, бывшие уже раз в печати. Берите же Ваши 50 р. и пойте Исайя ликуй * …Браните же себя только за то, что Вы не поторговались заранее о количестве экземпляров. Авторы обыкновенно продают свои произведения по 25 р. на один завод, т. е. на 1200 экз<емпляров>. 3000 – цифра кулаческая. Так и знайте, что Ваша шальная пуля навеки застряла в кармане Мамонтова * и не вернуться ей к Вам до страшного суда. 3000 продать трудно, очень трудно! Сначала книга пойдет бойко, но к концу начнет чахнуть, чахнуть… издохнуть не издохнет, на манер вейнберговской блохи * , но будет хуже: на полке Мамонтова будут лежать без движения последние 100–200 экз<емпляров>, а Вы не будете иметь права издавать вновь…
Впрочем, Вам не резон особенно возмущаться и цифрой. Мамонтов, печатая 3000, рискует, а Вы нет…
Продавать книгу Вам самим и платить М<амонтов>у проценты, или же наоборот, М<амонтов>у продавать, а Вам брать проценты – тоже не резон. Конечно, выгодней издавать книги так, как я, Лейкин и проч., но ведь мы живем в столицах, знаем книжников наизусть и нас не так легко надуть, как Вас.
В конце концов плохой воробей в руке лучше, чем райская птица в раю. Лучше сейчас 50, чем через 2 года 200 или через час по столовой ложке по 10… Право, так! Если бы издатель предложил мне за 25 листов моих «Пестрых рассказов» по 25 р. за лист с самого начала, то я возликовал бы, хотя в будущем мне предстоит получить за них что-то около тысячи.
Вообще позвольте смиреннейшему литератору преподать Вам правило: жалейте Ваши рассказы, когда отдаете их иродам Истоминым * с их белобрысыми детями, но не жалейте, отдавая книгопродавцам. К чему жалеть то, что уже было раз напечатано и принесло лепту?
Ах! Летом, читая критику на Вашу книгу, я буду чувствовать себя счастливым! Как я буду злорадствовать и ехидно потирать руки! Бррр!
Я купил себе новую шляпу.
Сейчас был у нас Алексей Сергеевич. Завтра мы опять увидимся с ним. Кажется, поедем завтракать. Поклон Василисе и Сереже. А за сим простите за небрежное писанье преданного и не совсем здорового
А. Чехова.
Приложение к письму.
На мой вопрос о судьбе «Ларьки» Суворин сказал:
– Ах, не читал еще, голубушка! Надо прочитать… прочту… Ах, боже мой, такая пропасть хлопот! О чем, бишь, вы? Ах да!
Сейчас получил известие, что мой недавно оженившийся коллега * болен сыпным тифом и плох. Приглашают ехать к нему. Не поеду!!!!
Поклон Архангельским и шапочке в тышечке * .
