Текст книги "Том 20. Письма 1887-1888"
Автор книги: Антон Чехов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 50 страниц)
395. К. С. БАРАНЦЕВИЧУ *
27 марта 1888 г. Москва.
27 марта.
Отвечаю, добрейший Казимир Станиславович, на Ваши письма по пунктам:
1) Бр. Вернеры выслали Вам 75 рублей * сегодня или вышлют их завтра. Не высылали же раньше, потому что произошло в их редакции маленькое недоразумение * , о котором поговорим при свидании. Если верить им, благодаря этому недоразумению Ваш рассказ обошелся им в 150 руб.
2) Рассказ благоволите адресовать прямо в редакцию * «Русских ведомостей». Редактора Соболевского зовут Василием Михайловичем.
3) Когда будете ехать на юг, то не минуйте моего дома.
4) Я нашел себе дачу в усадьбе близ г. Сум Харьк<овской> губ., куда приглашаю.
Будьте здоровы.
Ваш А. Чехов.
Лейкину Н. А., 29 марта 1888396. Н. А. ЛЕЙКИНУ *
29 марта 1888 г. Москва.
29 марта.
Добрейший Николай Александрович!
Леухин, вероятно, уже написал Вам, что Ваши книги у него проданы и что он ждет только приказа: кому и куда послать деньги?
«Милой женщине» * книги уже вручены, и расписка ее Вам посылается. Миша говорит, что, принимая от него книги, она сердилась.
Ну, как Ваше здравие? Если хорошо, то я очень рад; если плохо, т. е. если лихорадка всё еще продолжается, то не ограничивайтесь одной только баней, а обратитесь к медицине, матери всех наук.
Я нашел себе дачу и вчера послал задаток. Город Сумы Харьк<овской> губ., на реке Псле (приток Днепра), недалеко от Полтавы. Я нанял флигель в усадьбе, за 100 руб. в лето; флигель с трех сторон окружен садом; близки пруд и река. Буду всё лето кружиться по Украйне и на манер Ноздрева ездить по ярмаркам.
Я писал Грузинскому * о «Петерб<ургской> газете». Он благодарил меня, хотя я тут ни при чем и написал ему ясно, что протежируете ему Вы, а не я. Писал ли он Вам о своем согласии?
Рассказ брата * я читал в «Новом времени». Мертвая старуха не так страшна. Рассказ местами юмористичен, и я думаю, что «Оск<олк>и» не стали бы мрачнее оттого, что поместили бы его, тем более что рассказ неплох. Впрочем, не мое это дело; Вам видней.
Вернувшись из Питера, я застал в Москве ледоход и наводнение. Очень красиво. До 28-го стояли теплые, ясные дни, а сегодня жарит дождь.
Семья моя Вам кланяется. Будьте здоровы и в свою очередь поклонитесь Прасковье Никифоровне и Феде.
В комнате у меня сумеречно от дождя; не видно на бумаге линеек, а потому пишу криво. Советуйте Билибину взять летом отпуск и отдохнуть, а то он хиреет и стареет не по дням, а по часам.
Прощайте.
Ваш А. Чехов.
Маслову (Бежецкому) А. Н., 29 марта 1888397. А. Н. МАСЛОВУ (БЕЖЕЦКОМУ) *
29 марта 1888 г. Москва.
29 марта.
Простите, добрейший Алексей Николаевич, что я не торопился исполнить Ваше поручение * . В «Русской мысли» я был только вчера.
За отсутствием редактора-издателя Лаврова аудиенцию давал мне великий визирь «Русской мысли» Гольцев – человек милый и хороший, но понимающий в литературе столько же, сколько пес в редьке. В беседе он держал себя с достоинством, как и подобает это вице-директору самого толстого и самого умного журнала во всей Европе. Вот Вам результаты нашей беседы:
1) Сотрудничеству Вашему рады.
2) Желательно иметь от Вас небольшую повесть в 2–3 печатных листа.
3) Большие повести нежелательны, так как современные беллетристы (камень в мой огород) не умеют писать больших вещей; если же они и берутся писать, то выходит одна только срамота на всю губернию. Вообще говоря, у наших молодых писателей нет «глубины мысли», а длинные повести и романы писать не следует, так как современная жизнь не дает для этого «мотивов».
4) Наша литература переживает теперь переходное время.
5) Если Ваша повесть будет длинна и хороша(что при отсутствии «мотивов» едва ли возможно), если в ней будет глубина мыслей, то ей будет оказано самое теплое гостеприимство.
6) Аванс дадут с удовольствием.
«Мы дадим часть гонорара», сказал Гольцев. Как велика будет эта часть, я не знаю, но если Вы поручите мне, то я постараюсь вымаклачить для Вас возможно больше. Проживу я в Москве до 5 мая. Если до этого времени повесть будет написана и прочтена редакцией, то я с удовольствием поторгуюсь и вышлю Вам деньги. 1 апреля я опять буду видеться с Гольцевым и на сей раз поговорю с ним о количестве гонорара. Мы будем вместе ужинать, а за ужином журнальные масоны бывают не так туги и снисходительно-важны, как в редакциях.
Если у Вас есть намерение написать комедию, то не бросайте его.
Будьте здоровы. Поклонитесь Сувориным, В. П. Буренину и Петерсену.
Ваш А. Чехов.
Баранцевичу К. С., 30 марта 1888398. К. С. БАРАНЦЕВИЧУ *
30 марта 1888 г. Москва.
30 марта.
Добрейший Казимир Станиславович!
Ответ на Ваши письма Вам послан * , и я удивляюсь, что Вы еще не получили его. Поручения Ваши исполнены. Сегодня я еще раз был у Вернеров, и они сказали мне, что деньги Вам высланы.
Что касается сборника «Памяти Гаршина» * , то я могу только пожать Вам руку и поблагодарить. Мысль Ваша заслуживает и сочувствия, и уважения уж по одному тому, что подобные мысли, помимо их прямой цели, служат еще связующим цементом для немногочисленной, но живущей вразброс и в одиночку пишущей братии. Чем больше сплоченности, взаимной поддержки, тем скорее мы научимся уважать и ценить друг друга, тем больше правды будет в наших взаимных отношениях. Не всех нас ожидает в будущем счастье. Не надо быть пророком, чтобы сказать, что горя и боли будет больше, чем покоя и денег. Потому-то нам нужно держаться друг за друга, и потому-то мне симпатичны Ваша мысль и Ваше последнее письмо, в котором Вы так любите Гаршина.
Я непременно пришлю что-нибудь для сборника. Вы только потрудитесь написать мне, к какому числу я должен прислать и могут ли идти в сборнике вещи, уже бывшие в печати * . На последнее желателен утвердительный ответ, так как теперь я отбился от рук и потерял (не знаю, надолго ли) способность творить мелкие вещи. Я, пожалуй, напишу небольшой рассказ, но заранее предупреждаю (нимало не скромничая), что он выйдет и плох и пуст. Странный стих нашел на меня…
Если в сборник пойдут вещи, уже бывшие в печати, то он не проиграет: каждый автор выберет лучшее.
Будьте здоровы. Желаю Вам успеха.
Ваш А. Чехов.
10-15 листов мало. Печатайте 20. Писали ли Вы Короленко? Если нет, то дайте знать, я напишу ему.
Плещееву А. Н., 31 марта 1888399. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ *
31 марта 1888 г. Москва.
31 марта.
Милый Алексей Николаевич!
На дворе идет дождь, в комнате у меня сумеречно, на душе грустно, работать лень – вообще я выбился из колеи и чувствую себя не в своей тарелке. Но тем не менее это письмо не должно быть грустным. Пока я пишу его, меня волнует веселая мысль, что через 30–35 дней я буду уже далеко от Москвы. Я уже нанял себе дачу в усадьбе на реке Псле (приток Днепра), в Сумском уезде, недалече от Полтавы и тех маленьких, уютных и грязненьких городов, в которых свирепствовал некогда Ноздрев и ссорились Иван Иваныч с Иван Никиф<оровичем>. Третьего дня я послал задаток. Псёл река глубокая, широкая, богатая рыбой и раками. Кроме него, на моей даче имеется еще пруд с карасями, отделенный от реки плотиной. Дача расположена у подошвы горы, покрытой садом. Кругом леса. Изобилие барышень.
Вы так нерешительно говорили о Волге, что едва ли можно сомневаться в том, что путешествие наше не состоится. Если Вы не поедете на Волгу, то приезжайте ко мне на Псел! От Москвы туда сутки езды, и III класс стоит 10 р. 30 коп. Место, уверяю Вас, восхитительное. Там
Всё тихо * …тополи над спящими водами,
Как призраки, стоят луной озарены…
За рекою слышны песни,
И мелькают огоньки.
Даю Вам честное слово, что мы не будем делать ничего, окунемся в безделье, которое для Вас так здорово. Мы будем есть, пить, рано вставать, рано ложиться, ловить рыбу, ездить по ярмаркам, музицировать и больше ничего. От такого режима Вы убавите себе живот, загореете, повеселеете и переживете время, когда
И сердце спит, и ум в оцепененье…
Вся моя команда будет состоять всплошную из молодежи, а где молодежь, там Ваше присутствие, что Вы уже не раз испытали, имеет свою особую прелесть.
Вот юность пылкая теснится
Вокруг седого старика…
В конце мая или в начале июня – вообще когда хотите – укладывайте чемодан, берите денег только на проезд, запасайтесь сигарами, которых Вы на юге, пожалуй, не найдете, прощайтесь с Меланхолической Мандолиной * на целый месяц и
Вперед! без страха и сомненья…
Привозите с собой Щеглова. Ваш сын Н<иколай> А<лексеевич> тоже обещал приехать и, конечно, не приедет, так как его не пустит служба.
Как и куда ехать, я напишу Вам в мае.
Пишу повестушку * для «С<еверного> вестн<ика>» и чувствую, что она хромает. Читал сегодня Аристархова * в «Русских ведомостях». Какое лакейство перед именами, и какое отечески-снисходительное бормотанье, когда дело касается начинающих! Все эти критики – и подхалимы, и трусы: они боятся и хвалить, и бранить, а кружатся в какой-то жалкой, серой середине. А главное, не верят себе… «Живые цифры» – вздор, который трудно читать и понимать. Аристарх<ов> с трудом читал и не понимал, но разве у него хватит мужества признаться в этом? Моя «Степь» утомила его, но разве он сознается в этом, если другие кричат: «талант! талант!»? Впрочем, ну их к лешему!
Передайте Николаю Алексеевичу, что я виделся с И. М. Кондратьевым (агентом драм<атического> общ<ества>) и что сей последний выслал гонорар Александру Алекс<еевичу> 26-го марта, как обещал; гонорар выслан весь, без вычетов.
Ну, будьте здоровы. Поклонитесь Вашим и А. М. Евреиновой. На днях я получил от Я. П. Полонского душевное письмо * . Прощайте.
Ваш всей душой
А. Чехов.
Плещееву А. Н., 31 марта 1888400. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ *
31 марта 1888 г. Москва.
31.
Дорогой Алексей Николаевич! Едва успел послать Вам сегодня письмо, как вдогонку пишу и посылаю другое. Сейчас у меня был Ваш А<лександр> А<лексеевич> * с письмом. Вот мой ответ * .
Пора каким бы то ни было образом прекратить безобразие, предусмотренное уложением о наказаниях. Я говорю об оскорблении могил, практикуемом так часто литературными альфонсиками и маркерами вроде г. Лемана. Недостает еще, чтобы на могилах писателей говорили речи театральные барышники и трактирные половые! Меня покоробило, когда в телеграмме из П<ете>рб<ур>га о похоронах я прочел, что речь говорил, между прочим, и «писатель Леман». Что он Гекубе, и что ему Гекуба? *
Что касается отсутствия на похоронах представителя «Нового времени», то в этом я не вижу злого умысла. Я убежден, что смерть Гаршина произвела на Суворина гнетущее впечатление. Не были же нововременцы по простой причине: они спят до двух часов дня. Насчет слез, к<ото>рые прольются на могилу Жителя, Вы тоже заблуждаетесь.
Вчера я послал Баранцевичу согласие участвовать в его сборнике «Памяти Гаршина». Ваше приглашение пришло поздно * . Как мне быть? Передайте Анне Михайловне, что я всей душой сочувствую идее и цели сборника и благодарю за приглашение, но не знаю, как мне быть с Баранцевичем. Вернуть согласие нельзя.
А<лександр> А<лексеевич> говорил мне, что проездом в Крым Вы побываете в Москве. Это очень приятно. Мы с Вами покутим и поговорим подробно об Украйне, о Михайловском * и проч.
Ваш А. Чехов.
Поклон всем Вашим, Анне Михайловне и Марье Дмитриевне.
Два раза был я у Гаршина и в оба раза не застал. Видел только одну лестницу…
К сожалению, я вовсе не знал этого человека. Мне приходилось говорить с ним только один раз, да и то мельком * .
Савельеву Т. С., 1 апреля 1888401. Т. С. САВЕЛЬЕВУ *
1 апреля 1888 г. Москва.
1-го апреля 1888 г.
Уважаемый Тимофей Савельевич!
Благодарю Вас за память и за письмо * . В Ростове я буду не раньше июня и, конечно, постараюсь побывать у Вас. Думал я ехать к Мите в апреле * , но планы мои изменились. Семья моя благодарит Вас за поклоны и в свою очередь кланяется Вам. Будьте здоровы и благополучны. Уважающий Вас
А. Чехов.
На обороте: Ростов-на-Дону,
Старый базар, гостиница Копылова.
Его высокоблагородию
Тимофею Савельевичу Савельеву.
Чехову Г. М., 1 апреля 1888402. Г. М. ЧЕХОВУ *
1 апреля 1888 г. Москва.
1 апреля 88 г.
Милый Георгий!
Спасибо тебе, дружище, за хлопоты и беспокойство; к сожалению, мы теперь не можем воспользоваться ни тем, ни другим. Я уже нашел дачу в помещицкой усадьбе на реке Псле (приток Днепра) близ города Сумы Харьков<ской> губ., недалеко от Полтавы, с рекой, с садом, с лесами, с мебелью и даже с посудой. Покровская неудобна во многих отношениях: главное – в ней скучно, лес далеко от деревни и многолюдно. Карантин стоит на припеке и беден растительностью, дачи неудобные, всё дорого, помещения малы, и, что очень неудобно, нужно каждый день быть хорошо одетым, а Маша и мама не любят щеголять летом. Да и лечить некого в Карантине.
В своих поисках дачи я имел единственною целью – доставить удовольствие моей мамаше, отцу, сестре, вообще всей семье, которая заметно тоскует по юге. Я старался найти такое место, где удобства жизни, необходимые для стариков, были бы на первом плане: покой, тишина, близость церкви, изобилие тени и проч. И чтобы рядом с этим и молодежь не оставалась при пиковом интересе. А для молодежи нужны красивая природа, изобилие воды, лес и проч., для меня же лично, кроме того, необходимы близость почты и люди, которых бы я мог на досуге лечить.
Место, нанятое нами, удовлетворяет всем этим условиям, и, если верить тем, которые видели его, оно по красоте природы может быть названо замечательным.
Наш караван двинется на юг в начале мая. Я в конце мая еду в Крым, в усадьбу Суворина, оттуда морем на Кавказ, из Кавказа назад в Сумы; проездом буду, вероятно, в Таганроге.
Твой дядя Павел Егоров<ич> приедет к нам на дачу к 29 июня и пробудет около 2–3 недель. Он поедет от нас в Киев. Проехать от нашей дачи до Киева стоит 3 руб. Мы почти уверены, что в день Петра и Павла к нам из Таганрога приедут гости. Это не только желательно, но и очень кстати, так как твой папаша М<итрофан> Е<горович> не откажет себе и моему отцу в удовольствии совершить совместное путешествие в Киев * , а оттуда обратно в Таганрог, тоже вместе. Об этом мы еще будем писать подробно, а просить дядю Митрофана Егоровича и тетю приехать к нам пошлем в Таганрог нарочитого депутата (Михалика, который красноречивее всех нас).
Я недавно вернулся из Питера. Жил там у Суворина; с ним и с его семьей я в отличнейших отношениях. Семья почтенная и симпатичная, несмотря на то, что живет в золоте. Вообще говоря, моя литературная деятельность дала мне в последнее время немало хороших знакомств. Столько приходится видеть прекрасных людей и семей, что душа радуется.
Пиши нам побольше. После первого мая наш адрес будет таков: «г. Сумы Харьк<овской> губ., усадьба Линтваревой, д-ру Чехову».
Нельзя ли тебе будет взять отпуск на недельку и прикатить к нам? Псёл река рыбная. Поехали бы мы вместе рыбу ловить.
Поклонись всем и будь здоров. Дяде и тете я от души желаю всего лучшего, а девочкам скажи, что я очень жалею, что не могу провести с ними Пасху по примеру прошлого года.
Спасибо за карточку.
Твой А. Чехов.
Суворину А. С., 3 апреля 1888403. А. С. СУВОРИНУ *
3 апреля 1888 г. Москва.
3 апреля 88.
Уважаемый Алексей Сергеевич!
От лучшей бумаги, как Вы говорили брату и как он писал мне, моя книжка станет дороже почти вдвое. Это было бы ничего, если бы я был уверен, что мое издание не сядет на мель, но так как этой уверенности у меня нет, то приходится взять и сделать по-старому, т. е. печатать на дешевой бумаге. Это не суть важно. А коли нужно, чтобы книга была потолще, то я пришлю еще текста * , которого у меня куры не клюют. Мечты же об изяществе издания я целиком перенесу на «Каштанку» * ; если рисунки будут хороши и издание изящно, то не жалко будет и убыток понести.
Благодарю Вас за Крамского, которого я теперь читаю * . Какая умница! Если бы он был писателем, то писал бы непременно длинно, оригинально и искренно, и я жалею, что он не был писателем. Наши беллетристы и драматурги любят в своих произведениях изображать художников; теперь, читая Крамского, я вижу, как мало и плохо они и публика знают русского художника. Я не думаю, чтобы Крамской был единственным; вероятно, в мире Репиных и Бакаловичей найдется немало замечательных людей.
В издании, по моему мнению, в отделе «приложений» есть пропуск, который для многих покажется существенным: нет реферата или, вернее, доклада о болезни и смерти Крамского, читанного в медицинском обществе С. П. Боткиным.
Спасибо Виктору Петровичу за фельетон о Гаршине * . Говорят, что Гаршин мечтал об историческом романе * и, вероятно, начал его. Интересно, что за неделю до смерти он знал, что бросится в пролет лестницы, и готовился к этому концу * . Невыносимая жизнь! А лестница ужасная. Я ее видел: темная, грязная…
Из писателей последнего времени для меня имеют цену только Гаршин, Короленко, Щеглов и Маслов. Всё это очень хорошие и не узкие люди. Ясинский непонятен (это или добросовестный мусорщик, или же умный пройдоха), Альбов и Баранцевич наблюдают жизнь в потемках и сырости водосточных труб, все же остальные бездарны и сунулись в литературу только потому, что литература представляет собой широкое поприще для подхалимства, легкого заработка и лени.
Передайте моей теще Анне Ивановне * , что синяя материя, которую мы покупали вместе у Коровина, понравилась сестре – очень. Насте и Боре поклон. Я непременно приеду в Феодосию. Дачу я себе нанял на реке Псле (приток Днепра), в усадьбе. Из Украйны до Крыма близко. Не поручите ли Вы мне купить для Вас рыболовных снастей? У завзятых рыболовов есть примета: чем дешевле и хуже снасти, тем лучше ловится рыба. Я обыкновенно покупаю сырой материал и уж из него сам делаю то, что нужно.
Мои доброжелатели-критики радуются, что я «ушел» из «Нов<ого> врем<ени>» * . Надо бы поэтому, пока радость их еще не охладилась, возможно скорее напечатать что-нибудь в «Нов<ом> врем<ени>». Но нет сил писать. Никак не покончу с повестушкой * (разговор с инженерами в бараке); она связала меня по рукам и ногам.
Простите, что письмо вышло так длинно, и позвольте еще раз поблагодарить Вас за гостеприимство и радушие. Ей-богу, мне не хотелось уезжать от Вас. Желаю Вам всего хорошего. Искренно преданный
А. Чехов.
Леонтьеву (Щеглову) И. Л., 4 апреля 1888404. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ) *
4 апреля 1888 г. Москва.
4 апр.
Милый Жан и дачный муж! Поздравляю Вас с благополучным окончанием Вашей книжной торговли, с весенней хандрой и с бабушкой * . Простите, что так долго не отвечал на Ваше письмо: лень и весна обуяли. Да и ничего не могу написать такого, что пришлось бы Вам по душе. Мало веселого, много скучного…
Баранцевич и К остолкнулись нос к носу с Евреиновой и К ов одном и том же деле (памятник Гаршина) и, точно испугавшись конкуренции, облаяли друг друга «лжелибералами». Судя по письмам той и другой стороны * , доброе дело оказалось дурным, ибо поссорило порядочных людей. Я не знал, что Баранцевич так нервен! Оказывается, что по части нервов он может дать Вам 20 очков вперед. В своем письме ко мне он написал очень много несправедливого.
Гольцев говорил мне, что Ваш рассказ * он передал Соболевскому и «умывает руки». Вообще все эти Гольцевы хорошие люди, но где касается литературы и литературных порядков, то там следовало бы мыть им не руки, а хари. Бездарны, сухи и туги, как оглоданные вороньи кости.
Если пришлете отзывы о «Степи», то скажу большое спасибо. Высылайте и «завистливо-ругательные». Отзывы * «Нов<ого> вр<емени>», «Пет<ербургских> вед<омостей>» и «Бирж<евых> вед<омостей>» у меня уже есть.
Пишите мне, капитан. Если будете у padre А<лексея> Н<иколаевича>, то поклонитесь этому симпатичному старику. Как я жалею, что книжная коммерция, на которой Вы нажили кукиш с маслом, помешала нам видеться чаще.
Поклонитесь Вашей жене. Будьте здоровы и богом хранимы.
Ваш А. Чехов
(Потемкин).
Плещееву А. Н., 4 апреля 1888405. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ *
4 апреля 1888 г. Москва.
4 апр.
Дорогой Алексей Николаевич!
Я получил Ваше письмо. Очень жаль, что «Северн<ый> вестник» и Баранцевич не пришли к соглашению * . Два сборника, освященных одной и той же целью и выходящих один тремя месяцами раньше другого, составляют чувствительное неудобство друг для друга. Насколько не обманывает меня мое грошовое чутье, я почти уверен, что сборник, выпущенный вторым, успеха иметь не будет, т. е. сядет на мель. Впрочем, можно пуститься на хитрость: объявите теперь, пока впечатление смерти еще свежо, подписку на предполагаемый сборник, объявите и объявляйте без перерыва до сентября.
Быть может, в этих делах я ничего не смыслю. Если так, то простите за советы.
Теперь об Украйне. На лошадях Вам придется ехать только две версты. Самое лучшее время – май. Самое невеселое – июнь; самое сытое и разнообразное по наслаждениям – июль. Август хорош арбузами и дынями. Советую Вам ехать в мае. Мне хочется, чтобы Вы понюхали украинский сенокос.
На даче я усажу Вас под надзор медицины и убавлю Вам Ваш живот, который делает одышку. Придумаем такой режим, к<ото>рый, не требуя с Вашей стороны никаких жертв, принес бы пользу Вам и моей медицинской репутации.
Напрасно Михайловский огласил свой уход * . Прощайте. Будьте здоровы и богом хранимы. Передайте Короленко, что я жду его. Имею сказать ему нечто приятное. Поклон Вашим.
Ваш А. Чехов.
Получил от Фонда приглашение * читать на Гаршинском вечере. Отвечаю, что не могу выехать из Москвы по домашним обстоятельствам. Откровенно говоря, нет денег на дорогу.
