Текст книги "Охота на демиурга (СИ)"
Автор книги: Анна Шнайдер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)
Подняв голову, я увидела, что Эдигор ласково и понимающе улыбается.
– Кажется, почтительные поклоны – ваше слабое место, леди, – сказал он, и от его мягкой, чарующей, но при этом такой величественной улыбки мне стало ужасно жарко. А ещё захотелось бежать как можно быстрее. Потому что, с одной стороны, император безумно напоминал мне Игоря, а с другой – отличался от него так же разительно, как небо отличается от земли.
– Поэтому я освобождаю вас от любых поклонов по отношению ко мне. Если очень хотите, можете просто кивать головой, леди.
Он замолчал, видимо, ожидая моей реакции, но у меня словно язык к нёбу прилип.
Чёрт побери, как полагается разговаривать с императорами?!
– Спасибо, – наконец, пискнула я, чуть дёрнув рукой, чтобы высвободить свой локоть из железной хватки Эдигора, но он, кажется, этой попытки даже не заметил.
Ещё бы, слоны тоже не замечают комариных укусов.
– Как ваше имя, леди? – спросил император, улыбаясь по-прежнему понимающе-ласково, но при этом ни капли не снисходительно.
– Линн.
Несколько секунд Эдигор просто смотрел на меня, а потом повторил:
– Линн... Вы позволите называть вас просто по имени, леди?
И тут меня прорвало:
– Какая же я леди, ваше величество! Даже если взять мою причёску... Разве у настоящих леди бывают такие волосы? Называйте меня просто по имени, конечно.
Император негромко рассмеялся, и я вздрогнула.
Он смеялся почти как Игорь. У моего мужа тоже был такой смех – тихий, деликатный, даже робкий. Правда, сейчас этот смех произвёл на меня совершенно иное впечатление. Робости в нём точно не замечалось, зато замечалось такое внутреннее достоинство, что я немедленно поняла...
Господи... Даже если император вспомнит свою любовь, то бишь, меня, неужели он вновь меня полюбит? Ведь Эдигор – совершенно другой человек, это уже не мой простой и добрый муж. И рядом с императором я смотрелась как... ну, как взъерошенный воробей рядом с павлином.
– Вы думаете, у леди обязательно должна быть строгая причёска, да, Линн? Ну а если леди лазает по деревьям и катается на каруселях – это уже не леди? – глаза Эдигора смеялись, и я тоже не смогла удержаться от улыбки.
– Конечно, ваше величество. Вы ведь тоже наверняка не можете позволить себе ходить с вороньим гнездом на голове.
Тут император поднял руку и совершенно нахально запустил пальцы в мои вечно растрёпанные волосы. Я замерла.
Сколько властности было в этом жесте...
– Позволить-то я себе могу, – мягко сказал Эдигор, при этом почему-то смотря на мои губы. – Только вот кто же будет уважать такого императора?
Я безумно испугалась – мне показалось, что его лицо постепенно приближается, а глаза... в глаза я словно проваливалась, как случалось и раньше, в другой жизни.
И, собравшись, я сделала шаг назад.
К моему удивлению, мне легко удалось отойти в сторону. Император опустил руку и грустно улыбнулся.
– Я пугаю вас, Линн?
Я уже открыла рот, чтобы ответить... Но вот сам ответ придумать так и не смогла.
Пугает ли меня Эдигор? Нет, пожалуй, что нет. Тогда почему я так странно реагирую?..
– Ваше величество... – наконец выдавила я из себя. – Я знаю, что среди ваших подданных есть эльф по имени Гром. Вы не могли бы сказать, где я могу его найти?
На секунду мне показалось, что в глазах императора мелькнуло изумление. Но потом он, словно опомнившись, кивнул.
– Да, конечно. Пойдёмте, Линн, я провожу вас.
И Эдигор протянул руку, которую мне пришлось принять, несмотря на то, что я отчаянно не хотела этого делать.
***
Мы шли по широким каменным лестницам из белого мрамора наверх, всё выше и выше. Молча. И я, вместо того, чтобы рассматривать окружающую обстановку, которая была поистине восхитительной, думала о своих ощущениях от того, что я иду под ручку с императором выдуманного мной мира.
Только вот сам император выдуманным отнюдь не был.
А ещё мне было уютно, как и прежде. Стоило закрыть глаза, как мне казалось, что нет никакого другого мира, никакого императора, есть только мы с Игорем.
В один прекрасный момент мой спутник свернул в широкий, просторный коридор. Свет из трёх окон на левой стене позволял рассмотреть всё до мельчайших деталей – бронзовые подсвечники на стенах, три такие же люстры на потолке, салатовые с позолотой тканевые обои, под ногами – ворс мягкого зелёного ковра без всякого рисунка, на правой стене – всего две двери. Одна близко к лестнице, другая – в самом конце коридора.
– Ваше величество, – я вдруг вспомнила одну вещь, – а где мои спутники? Принцесса Эмиландил, Браш, орк Грымз...
Да уж, признаю?: я дура, что забыла об этом. Но в присутствии императора я совершенно потерялась во времени и пространстве.
Эдигор улыбнулся уголками губ.
– Я распорядился подготовить комнаты для всех вас. Я хотел бы, чтобы вы остались во дворце по крайней мере до завтрашнего вечера. Завтра здесь состоится бал.
– Ах, да. Ваш день рождения... – буркнула я, и тут же смутилась – собственный голос показался мне жутко недовольным. Но вместо того, чтобы рассердиться, Эдигор показал на ближайшую к нам дверь:
– Здесь комнаты господина Аравейна. А в конце коридора – покои Громдрейка и его жены.
– А где обитаете вы сами, ваше величество?
Боже мой, что я такое спрашиваю...
– Этажом выше, – спокойно ответил император, не отреагировав на мой нахальный вопрос.
К моему удивлению, когда мы достигли комнат эльфа, Эдигор не стал распахивать входную дверь, а деликатно постучался.
За стенкой мне почудились детские голоса, что-то истошно вопящие, а потом весёлый женский голос спросил:
– Кто там?
– Мика, это я, – ответил император.
Дверь открылась. На пороге стояла красивая женщина с волосами цвета спелой пшеницы, заплетёнными в аккуратную косу, ласковыми голубыми глазами и здоровым румянцем на пухленьких щёчках. Было в ней что-то такое, от чего у меня сразу улучшилось настроение.
Одета женщина была в простое платье серо-голубого цвета и белый передник. И выглядела бы идеально, если бы не сине-жёлтые пятна, покрывавшие сплошняком и передник, и подол платья.
– Ваше величество, – хихикнув, женщина наклонила голову, умудрившись вложить в этот простой жест столько уважения и почтительности, что я залюбовалась. – Я боюсь, вы не вовремя. У моих сейчас творческий час, видите, как меня измазали.
– Ничего, Мика. Пусть хоть по самые уши меня в краску окунают, ты же знаешь, я не против. Кроме того, я привёл гостью. Познакомься – это леди Линн. Линн, перед тобой Мика, жена Громдрейка и моя личная служанка.
Служанка!
Я невольно покосилась на руки женщины. Они действительно были такими, какими должны быть руки человека, который довольно много делает по дому. Кожа сухая и чуть красноватая, ногти простые и короткие, всего одно колечко – обручальное...
Значит, Гром женат на служанке. Удивительный эльф всё-таки – мало того, что Мика человек, так ещё и не благородных кровей.
– Здравствуйте, – дружелюбно улыбнулась Мика, пропуская нас с Эдигором в комнату.
Я сразу же увидела Грома, правда, отнюдь не сразу его узнала. В простой тёмно-коричневой рубашке и таких же штанах, босой, он возлежал на полу, точнее, на огромном куске бумаги, и сосредоточенно раскрашивал большой кисточкой небо.
– Не так! – сердилась маленькая девочка лет трёх в изумрудном комбинезончике, сидевшая перед Громом на корточках. Она походила на Мику почти так же сильно, как двое оставшихся мальчиков-эльфов походили на своего отца. – Папа, не так! Надо класить в одну столону! Вдоль, всё влемя вдоль! А то будет некласиво!
Машинально отметив, что ребёнок прав, я огляделась.
Комната была просторной. Два окна, нежно-голубые шторы с серебряным рисунком, напоминающим мне иней на стёклах зимой, большой стол из простого дерева, на котором было навалено такое количество баночек с красками, что ими, пожалуй, получится раскрасить всю эту комнату и вдоль, и поперёк. Пол простой, деревянный, похож на паркетный – доски лежат ёлочкой. В центре комнаты ковёр – тёмно-синий, со светлым орнаментом. Слева от двери – большой диван под цвет штор, справа – два больших тёмных (кажется, такой цвет называется "венге") гардероба и комод.
Было в этой комнате что-то такое спокойное, тёплое, душевное. Мне сразу стало понятно – Мика с Громдрейком очень счастливы.
И детей у них было целых трое! Мне о таком только мечтать. Мальчики – явные эльфы, вон ушки торчат из-под чёрных, как у отца, волос. И глазки чёрные. Уставились на меня с любопытством. Одному на вид лет десять, другому, наверное, шесть. Причём у старшего на лбу жёлтая звёздочка нарисована, а у младшего на щёчках – усы, как у кота.
А потом они заметили императора...
– Дядя Эд! – взвизгнул младший мальчик, тот, что был с усами, и, метнувшись вперёд, обнял его величество где-то в районе коленок.
Я изумлённо охнула. Надо же, дядя... Да ещё и Эд!
Девочка, которая, в отличие от братьев, эльфийкой не была, тоже подбежала к императору, и Эдигор моментально подхватил её на руки и подбросил в воздух, от чего она радостно завизжала.
Старший, видимо, решил подать пример, важно надулся, как индюк, и сказал:
– Ваше величество, здравствуйте! – а потом почесал под носом, оставив там пятно от тёмно-синей краски, которой были испачканы его пальцы. – А мы тут... рисуем...
"А мы тут плюшками балуемся", – захотелось добавить мне, но я побоялась, что меня никто не поймёт.
– Я вижу, – ответил Эдигор, ещё раз подкинув в воздух девочку. – А что ты такой официальный, Мирей? Не рад видеть дядю Эда?
– Рей строит из себя важного старшего брата, – ответил средний сын Грома и Мики, подпрыгивая от радости. – Он считает, мы должны называть тебя его величеством.
– На людях – обязательно, – кивнул император, поставив наконец девочку на пол. – Но сейчас не должны.
– А она? – спросил Мирей, ткнув в меня пальцем. – Она, что, не людь?
– Не "не людь", глупый, – важно сказал второй мальчик, посмотрев на брата со снисхождением. – А "не человек"!
– Какая разница!
– Большая!
– Подумаешь!..
Пока мальчишки препирались, ко мне подбежала девочка и, дёрнув меня за юбку, сказала:
– Пливет! Я – Лилия, можно Лил. А ты?
– Линн, – ответила я, улыбнувшись. Мне безумно захотелось взять малышку на руки, даже пальцы зачесались.
– На самом деле её зовут Рилия, – Гром приветливо улыбнулся и, подойдя ко мне, сам взял свою дочь на руки. – Просто она пока не выговаривает букву "р", да, Рил?
– Мне больше нлавится – Лил! – ответила девочка, важно вздёрнув нос. Мы с Громом засмеялись.
– Рад, что ты всё-таки добралась до Лианора, Линн, – сказал эльф. – Ты уже виделась с Аравейном?
– Да, – я кивнула.
И тут Эдигор, услышав наш разговор, переспросил:
– С Аравейном? Вы шли в Лианор к нему, Линн?
– Да, – я опять кивнула, а император почему-то поджал губы, но ничего сказать не успел – средний сын Грома вдруг воскликнул:
– А я – Дрейк! – и протянул мне руку. – Очень приятно, леди Линн!
– Я вовсе не леди, – ответила я, засмеявшись, и пожала его руку. – Ты можешь называть меня просто Линн.
Дрейк важно кивнул и улыбнулся. С этими нарисованными усами он был похож на сытого, довольного котёнка.
Какие замечательные дети. Жаль, что у меня таких никогда не будет.
Потом малышка Рил – или, как она сама предпочитала себя называть, Лил – предложила нам с императором присоединиться к рисованию "моля". Нет-нет, не моли – моря. Небо и солнце были уже почти готовы, когда мы пришли, оставалась вода, кусочек берега и какой-нибудь корабль.
Я всегда сносно рисовала. Не хорошо и не плохо – просто сносно. Особым талантом не блистала, но вполне могла изобразить что-нибудь, в том числе корабль. И в этот раз я вызвалась нарисовать на воде, которую раскрашивал Эдигор, какое-нибудь плавающее средство.
– Линн, – засмеялась Мика, увидев, какой корабль я нарисовала, – разве паруса бывают красными?
– Не красными, – я улыбнулась. – Алыми. На моей родине есть такая сказка – "Алые паруса". Хотите, расскажу?
Дети закивали, а я, усадив себе на коленки Лил, прижалась подбородком к светлой макушке девочки и начала рассказывать.
Это была моя самая любимая сказка. Сказка о любви, верности и вере. Сказка о сотворённом своими руками чуде.
Я всегда мечтала написать такую же прекрасную сказку. А вместо этого наградила вечным проклятьем и саму себя, и маленькую Тень, и других людей...
Дети слушали меня с тихим благоговением, открыв рты, как птенцы, ожидающие, когда их покормят. И я кормила... кормила удивительной, доброй, живой сказкой, которую мне никогда не рассказать собственным детям.
– "Здравствуй, Ассоль! – скажет он. – Далеко-далеко отсюда я увидел тебя во сне и приехал, чтобы увезти тебя навсегда в своё царство. Ты будешь там жить со мной в розовой глубокой долине. У тебя будет всё, чего только ты пожелаешь; жить с тобой мы станем так дружно и весело, что никогда твоя душа не узнает слёз и печали".
Эти слова я помнила наизусть с самого детства. И теперь, рассказывая сказку про Ассоль для Лил, Мирея и Дрейка, мне казалось, что я вернулась туда.
А потом я вдруг посмотрела на Эдигора. И вздрогнула всем телом, когда увидела выражение его глаз. Словно сама Ассоль вдруг выглянула из их глубины – Ассоль, встретившая наконец своего Грэя, которого она так долго ждала.
И ещё я поняла одну вещь.
Моя любимая сказка помогла мне осознать, что я по-прежнему люблю Игоря. Или Эдигора – это неважно. Неважно, как тебя зовут – в этом или другом мире, в обличье ты человека, орка или эльфа. Это всё неважно, потому что душа остаётся прежней.
А любят не телом – любят душой.
Прописные истины, скажете вы? И будете правы. Но одно дело – знать эти истины, как знаешь в детстве теоремы по геометрии, а совсем другое – изучить доказательства этих теорем, понять и осознать.
Знать и понимать – разные вещи.
И уходили мы от Мики, Громдрейка и их детей, пребывая в смятенных чувствах. Мы оба. Я держалась за его локоть, грязными от краски пальцами пачкая венценосную рубашку, шагая по лестнице... куда?
Я так и не поняла, как мы очутились на каком-то балконе почти на самом верху башни. Далеко за горизонт уходило небо, внизу лежал город, заключённый в кольцо императорского парка, а за городом – лес, казавшийся сейчас бесконечным, бескрайним и живым.
Некоторое время мы просто стояли у перил, любуясь видом, а потом Эдигор развернул меня лицом к себе.
Глаза у него горели, и под этим взглядом я плавилась, как маленькая свечка.
Одну руку император положил мне на талию, а другой с нескрываемой нежностью и каким-то нетерпением погладил по волосам.
– Знаешь, я всё время думал – что со мной не так, почему за всю свою жизнь я ни разу никого не полюбил? – прошептал Эдигор, наклоняясь к моему лицу. – И только теперь я понимаю, что ждал тебя. Всю жизнь ждал тебя, Линн.
Я больше не могла – бросилась в его объятия, обвила руками шею, прижалась всем телом, чувствуя, что под ногами больше нет опоры, что меня отрывают от земли, крепко-крепко обнимая и жадно целуя...
Это были губы моего мужа. Его мягкие волосы, его крепкая шея... Только сам он больше не пах свежеиспечёнными булочками. В этом мире не пах.
Я буду любить тебя всегда. Вечно. В любом мире. В этой и другой жизни. Потому что это – ты, твоя душа, такая родная и тёплая...
... А потом Эдигор оторвался от моих губ и, улыбнувшись, погладил по щеке, прошептав:
– Я просил у тебя только один сон, Полина. Один сон, а не целую жизнь...
За пределами повествования
30 числа второго летнего месяца сего года, ровно в полдень, императрица Мариника родила наследника нашего, названного Эдигором в честь отца-императора.
В день и час рождения Эдигора ко двору прибыл самый известный маг, Аравейн Светлый, и изъявил желание быть личным наставником наследника. Император с радостью принял предложение мага.
По всему Эрамиру объявлен праздник в честь рождения юного Эдигора...
«Летопись эпохи», императорская библиотека
Бывают такие дни, которые запоминаются навсегда.
В жизни Игоря Крылова был всего лишь один такой день.
Лет до семи Игорь мечтал об отце. Мама говорила – он придёт, вернётся, он всего лишь уехал зарабатывать деньги для того, чтобы у Игоря были хорошие вещи, игрушки и сладости. Каждый Новый год мальчик просил у Деда Мороза – пусть папа вернётся. Бог с ними, игрушками и шоколадками. Тогда Игорь ещё не знал, что никакой Дед Мороз не в силах исполнить подобное желание.
В семь лет мальчик узнал, что никакого папы не было и нет. Услышал случайно, как мама говорила об этом по телефону со своей подругой, жалуясь, что пройдёт ещё немного времени и придётся придумывать для ребёнка более правдоподобное объяснение.
Тогда Игорь закрылся в своей комнате и долго думал над тем, где всё-таки может быть папа и почему он не вернётся. А потом вдруг понял – теперь ему всё равно. Есть только мама.
Больше Игорь никогда не загадывал желаний на Новый год. Да и вообще никогда ничего не просил – ни у кого, особенно у матери. Он знал, как ей тяжело растить его одной, поэтому начал потихоньку подрабатывать, как только ему исполнилось четырнадцать. Все деньги, которые мама выдавала Игорю, как она говорила, "на добавку к школьному завтраку", мальчик складывал, чтобы иметь возможность купить матери подарок на день рождения.
– Тебе нужно учиться, – уговаривала его мама в год, когда Игорь заканчивал школу. – Поступать в институт, получать образование...
Он только отмахивался. Ещё пять лет сидеть на шее у матери, которая и так постепенно угасала – нет уж, хватит. Тех крох, которые Игорь зарабатывал в годы обучения в школе, не хватило бы им обоим даже на еду, если бы мать ушла с работы. А он так мечтал, чтобы она отдохнула... С тех пор, как родился Игорь, она даже ни разу не была в отпуске.
Поэтому после окончания школы юноша просто пошёл на кулинарные курсы и устроился работать в пекарню. Аккуратный и непьющий, Игорь быстро стал одним из самых незаменимых сотрудников. Работал он много, сначала хотел скопить матери на отпуск, чтобы хоть к морю съездила, а потом уже – на лечение, потому что у неё обнаружили рак.
Несколько лет они бились с её болезнью. Игорь работал без продыху, днём и ночью, недоедая и недосыпая. Все его школьные друзья постепенно растворились, ушли в прошлое, потому что у Игоря не было на них времени. И на девушек тоже. Иногда он со своим единственным другом, соседом по лестничной площадке Михаилом, ходил к его знакомым легко доступным девочкам, но ничего серьёзного у Игоря за всю его жизнь так и не случилось.
За пару месяцев до двадцатичетырёхлетия Игоря его мама умерла. Он так и не успел скопить на нужную ей дорогую операцию. Куда там, с зарплатой обыкновенного булочника.
Потом были несколько недель запоя, когда он утром просыпался с полным отсутствием памяти, кувыркание с какой-то проституткой, после которой пришлось потратить пару тысяч на лечение у венеролога, ну и наконец, влюблённость в Настю.
Михаил познакомил друга со своей невестой незадолго до свадьбы, и она просто поразила Игоря – белокурая, голубоглазая, с белоснежной улыбкой, практически куколка Барби, ангел, сошедший с небес.
Игорь прекрасно понимал, что ничего ему не светит, да и непорядочно это – пытаться отбить невесту у лучшего, более того, единственного друга.
По этой же причине он пошёл на их свадьбу. Просто не мог отказать.
Мельтешение незнакомых лиц, громкая музыка, алкоголь, льющийся рекой, какой-то тупой тамада, – всё это раздражало Игоря просто до крайности. Он до боли в руке сжал бокал с шампанским, не в силах сделать глоток, так его тошнило от всей этой ситуации.
И вдруг он почувствовал лёгкое, как пёрышко, прикосновение к своим пальцам, сжавшим бокал, и тихий, немного дрожащий голос произнёс:
– Не переживай. Всё ещё будет, южный ветер ещё подует, и весну ещё наколдует...
Игорь, вздрогнув, повернулся лицом к говорившей девушке. Лет девятнадцати на вид, не больше.
Она, сама того не зная, процитировала строчки из любимого стихотворения его матери.
Да и сама она была немного похожа на его мать – такая же маленькая и хрупкая. Кожа белая, нежная, нос в веснушках, аккуратные губы, на голове жуть какая-то, будто она никогда о расчёске не слышала.
А глаза... глаза у неё были странные. Словно пеплом присыпанные. Больные.
Да, именно так – глаза у неё были больные и сгоревшие. Когда-то давно они светились, а потом погасли. Наверное, уже навсегда.
– Это Вероника Тушнова? – Игорь и сам не ожидал от себя этих слов, но почему-то ему вдруг захотелось поговорить с этой девушкой со сгоревшими глазами.
Она кивнула, и он продолжил:
– Если б помнили это люди, чаще думали бы о чуде, реже бы люди плакали. Счастье – что оно? Та же птица: упустишь – и не поймаешь. А в клетке ему томиться тоже ведь не годится, трудно с ним, понимаешь?
Она затаила дыхание, а в глазах мелькнуло что-то, похожее на радость. Игорь внезапно понял: ему хочется, чтобы глаза этой девушки вновь загорелись, как когда-то...
А потом она подхватила:
– Я его не запру безжалостно, крыльев не искалечу. Улетаешь? Лети, пожалуйста... Знаешь, как отпразднуем встречу!
Их голоса сливались в один, стоящие рядом люди косились на них с удивлением, но Игорю было всё равно. Да и ей, наверное, тоже. Потому что она вдруг улыбнулась. И он улыбнулся ей в ответ.
– Пойдём отсюда? – спросил Игорь, махнув рукой в сторону выхода. Она кивнула, поставила бокал на столик и поспешила прочь из зала, такая смешная и нелепая с этой странной причёской.
– Я Игорь. А тебя как зовут? – сказал он, когда они оделись и вышли из ресторана.
– Полина.
Тот день стал тем самым – днём, который он будет помнить всю свою жизнь. Всё отошло на задний план, стало пылью под ногами, чем-то неважным и незначительным, когда она была рядом. Почему, Игорь не знал. Но такого никогда не было раньше, с другими девушками. Раньше он чувствовал либо брезгливость, когда общался с девочками, спавшими со всеми подряд, либо собственную никчёмность, когда встречал девицу вроде невесты Михаила.
С Полиной всё было по-другому. Она сразу стала своей, словно так было всегда. Словно они были знакомы друг с другом миллион лет. Всё понимала и почему-то считала Игоря равным, хотя он был обыкновенным булочником, а она тогда училась на третьем курсе института.
А ещё Игорь знал, что не только она нужна ему, но и он нужен ей. Так же, как он был нужен матери.
– Ты – моя путеводная звезда, – сказала однажды Полина. – Без тебя я бы заблудилась в темноте, но ты освещаешь мне путь, и я продолжаю идти.
Игорь любил её. Как саму жизнь. Нет – больше, чем жизнь.
А в тот день, который он запомнил навсегда, они гуляли допоздна, хоть погода и не располагала к прогулкам, и разговаривали обо всём подряд. Да и молчали тоже, причём так душевно, как у него раньше получалось только с мамой.
Когда они подошли к дому Полины, Игорь вдруг сделал то, чего не ожидал сам от себя – обнял девушку за талию, поставил на ближайшую скамейку, чтобы она была с ним одного роста, и поцеловал.
Первый раз, второй, третий...
Поцелуи чередовались со счастливым смехом.
– Перестань, – сказала Полина, погладив Игоря по волосам. – А то мы сегодня всё израсходуем, на завтра ничего не останется.
И потом, вдруг замерев, добавила:
– У тебя очень мягкие волосы. Знаешь, что это значит?
– Понятия не имею.
– Это значит, что у тебя мягкий характер, – ответила она. – А у меня вот волосы жёсткие и колючие, как у ёжика.
– А я не боюсь ёжиков, – засмеялся Игорь.
... Ни разу за те годы, что они с Полиной были вместе, он не пожалел о своём выборе. Несмотря на то, что она не могла иметь детей. Несмотря на то, что её постоянно мучили кошмары, в которых раз за разом умирал брат Полины. Несмотря на то, что поздней осенью и в мрачные зимние дни у неё случалась беспричинная истерика, вызванная депрессией.
Игорь всё равно любил её. Может быть, потому, что Полина тоже была его путеводной звездой.
Просто она не знала об этом.
Глава семнадцатая,
в которой я знакомлюсь с Ари
Рукописи не горят.
М. Булгаков «Мастер и Маргарита»
Я не знала, что сказать. Поэтому просто молчала, смотря в его глаза. Мне было трудно представить, что он сейчас чувствует – наверное, это похоже на то, как ты натыкаешься по телевизору на фильм, который смотрел в детстве, но уже успел основательно забыть о нём. И вдруг – вот они, картинки, которые тебя когда-то поразили, впечатались в твой мозг, оставив о себе только разрозненные воспоминания и никаких логических связей.
Каково это – за десять секунд вспомнить тридцать лет жизни? Словно услышав этот мой вопрос, Эдигор тихо сказал:
– Мои воспоминания сейчас напоминают перетушенное овощное рагу. Куча всего, но где что – непонятно совершенно.
– Всё смешалось в доме Облонских? – я сочувственно улыбнулась. Император, нахмурившись, дотронулся рукой до своего лба.
– Откуда я знаю эту фразу? Ведь я совершенно точно уже где-то её слышал.
Пару мгновений Эдигор смотрел на меня, и в его глазах отражались непонимание и растерянность, а потом он опустил веки, глубоко вздохнул и вновь обнял, прижался горячими и сухими губами к моей щеке.
– Мне всё это снится? Какой длинный сон...
– Я попробую объяснить тебе, – прошептала я, целуя его. – Правда, я и сама не до конца понимаю. До сегодняшнего утра я и понятия не имела, что ты тоже тут, Игорь.
Император помотал головой.
– Эд. В этом мире я – Эд. За тридцать лет я привык к этому сокращению, Полина.
– Тогда я – Линн.
Он открыл глаза, и теперь они уже не были такими затуманенными и растерянными. Улыбнулся, погладил меня по щеке и сказал:
– Пойдём.
– Куда?
– В мой кабинет. Мне нужно присесть, а то я ненароком свалюсь с этого балкона, голова очень кружится.
Мы спустились на пару этажей ниже, по пути почти никого не встретив (ну, кроме стражников, которые и так были расставлены по всем углам – императорский замок всё-таки), и Эдигор впустил меня в просторную комнату, где не было ничего, кроме книжных шкафов, огромного заваленного бумагами стола, парочки кресел и стульев.
Император опустился в самое большое кресло, стоящее спиной к окну, и утянул меня за собой, усадив на колени. Несколько минут мы просто сидели и молчали, прижавшись друг к другу, только иногда Эдигор нежно целовал меня в щёку или висок – наверное, когда что-то вспоминал.
– Линн?
Я подняла голову и застыла, наткнувшись на его ласковый взгляд, в котором, однако, было очень много от нового Игоря. Никогда не думала, что взглядом можно подчинить, причём сделать это так мягко и ненавязчиво.
– Император, – прошептала я, не в силах опустить глаза. – Чёрт побери, ты всё-таки самый настоящий император...
– Неужели? – произнёс Эдигор, и в голосе его было столько сарказма и иронии, что я недоуменно приподняла брови. – А мне кажется, всё-таки не очень настоящий. Объясни, чьи это шуточки? Это сон или нет? И как мог обычный булочник без образования вдруг стать наследником престола?
– Ответ на последний вопрос я и сама не знаю, – я покачала головой. – А остальное постараюсь объяснить.
И я начала рассказывать.
Думаете, это было легко? Ошибаетесь. Я постоянно путалась, пытаясь забежать вперёд, связать прошлое с настоящим и будущим... Эдигор не задавал вопросов и не перебивал, просто молча слушал. Только один раз, когда я стала рассказывать про Хранителя, странно усмехнулся и сказал:
– Значит, Аравейн был рядом со мной только из-за силы демиурга. Боялся, что она проявится раньше времени, Эрамир вытолкнет меня и ты не успеешь попасть сюда, чтобы исправить ошибки... – в этот момент император почему-то отвёл глаза, но я лихорадочно пыталась вспомнить, чего ещё не объяснила, поэтому почти не обратила внимания на слова Эдигора.
В общем, я постаралась рассказать всё. Об Олеге-Рыме, о наших приключениях в логове реформаторов, о встрече с Ленни, о пророчестве, в котором осталось исполнить только одно условие.
Когда я упомянула об этом, император вздрогнул.
– Я не понимаю, – взгляд Эдигора в тот миг стал таким острым, что об него, казалось, можно было порезаться, – причём здесь Эллейн? Разве ты не можешь разбудить меня прямо сейчас, Линн? Брата ты встретила, узнала, ритуал провела... Как Источник связан с твоими ошибками?
Я вздохнула.
– Никак. Это дурацкое пророчество вообще просто цепочка событий, которые увидел и записал Альгиус. Я могу разбудить тебя хоть сейчас, Эд... но... я не уверена, что хочу...
– Что?
Я так и не рассказала ему, что должна буду потерять брата вновь или умереть сама. По моему повествованию выходило, что я, вернувшись в прошлое, просто спасу Олега. Я не хотела говорить Эдигору, что если я разбужу его, мы с ним можем вообще не встретиться. Боюсь, тогда он вообще откажется просыпаться, а я ещё не успела принять окончательное решение.
– Ты ведь император. У тебя есть жена, скоро родится ребёнок. А у меня никогда не будет детей, я пустоцвет, помнишь? Разве это справедливо – лишать малыша отца?
Взгляд Эдигора на мгновение застекленел.
А потом император прижал меня к себе и стал целовать. У меня сразу все мысли перепутались, все аргументы забылись... Такими сладкими, горячими были его поцелуи.
– Делай что хочешь, Линн, – услышала я тихий голос Эдигора. – Всё, что посчитаешь нужным и правильным. Это твоя жизнь и твоё решение. То, что касается меня, как императора Эрамира, я сделаю сам. Не думай ни о ком, кроме себя, ты поняла, Линн? Ни обо мне, ни о моём ребёнке.
– Что?.. Но почему? – прошептала я, с трудом отогнав от себя дурман, в который я погружалась из-за его поцелуев. Господи, как же я по нему соскучилась...
– Потому что это слишком много для тебя одной, – ответил Эдигор, улыбнувшись. – Ты, я, Олег, Аравейн, Ленни и Эллейн... Ты не сможешь разорваться между всеми. И спасти всех тоже не сможешь. Поэтому думай о себе. Хорошо?
– Знаешь, – я вздохнула, – в нашем мире твой взгляд никогда не гипнотизировал меня до такой степени. Ты этому у Вейна научился?
Император засмеялся.
– Нет. У самой жизни, Линн. Но ты не ответила на мой вопрос.
Вновь вздохнув, я кивнула.
– Хорошо, я буду думать о себе.
– И ещё, – Эдигор вдруг нахмурился, – пообещай мне одну вещь.
– Какую?
– Что ты не будешь пытаться спасти Ленни.
Я удивлённо вскинула голову.
– Почему ты просишь меня именно об этом?!
– Потому что я знаю тебя, – ответил император, целуя меня в уголок губ. – И знаю, что ты непременно захочешь спасти Ленни. Поэтому и прошу – пообещай, что не будешь пытаться сделать это.
Глаза Эдигора были серьёзными, на самом деле они не просили, а требовали. Мягко, но настойчиво. Почему вам всем так важно, чтобы я не спасала Ленни? Император, Дарида, и даже Хранитель – такое впечатление, что вы все решили принести бедную девочку в жертву ради моего будущего счастья и спокойствия.
– Хорошо, – наконец, ответила я, не отводя взгляда от Эдигора. – Обещаю, что не буду пытаться спасти Ленни.
