Текст книги "Охота на демиурга (СИ)"

Автор книги: Анна Шнайдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)

Эльф, кивнув, низко поклонился, а затем, пробормотав что-то неразборчивое, быстро вышел из комнаты, торопясь к той, которой было суждено умереть намного раньше него, но которую он при этом был готов назвать своей единственной.

После ухода Громдрейка Эдигор подошёл к окну, где медленно догорал закат, и тяжело вздохнул.

Какой длинный день. Нападение заговорщиков из Мирнарии, гибель отца, назначение Люка главой Тайной службы, появление Элли, информация о Тенях, разговор с Громдрейком...

Пожалуй, он был одним из самых длинных дней в жизни императора.

Эдигор устал. Он почувствовал это только сейчас, стоя у окна и любуясь на заходящее за купол Центрального храма в Лианоре солнце. Небо было ярко-оранжевым, а у крыш домов – алым, почти как волосы Эллейн. Но чем выше от земли – тем голубее и чище, как глаза Аравейна.

Последний день весны. Последний день его свободы. Впрочем, нет. Глупая мысль. Эдигор никогда не был свободным. С самого раннего детства он был связан по рукам и ногам. Обладая всем, он при этом не обладал ничем, потому что на самом деле не принадлежал самому себе.

...Её руки легли на плечи в самый нужный момент, чуть сжав напряжённые мышцы, лёгкое тёплое дыхание коснулось шеи, и ласковый голос произнёс:

– О чём думаешь?

Эдигор улыбнулся, закрывая глаза и наслаждаясь прикосновениями её прохладных пальцев.

– Наверное, о будущем. С завтрашнего дня на мне будет огромная ответственность.

– Ты ведь знал, что когда-нибудь этот день настанет.

– Конечно, знал. Но все мы знаем, что когда-нибудь умрём, однако когда эта неприятность всё же настигает нас, думаем, что она пришла слишком скоро и мы ещё не готовы.

– Ты думаешь, что не готов?

Несколько секунд он молчал.

– Именно об этом я стараюсь не думать. Просто потому что должен. Я с рождения в долгах.

– Это не смешно, Эд... – прошептала она едва слышно.

– А я и не смеюсь. Завтра я стану императором, потому что я должен им стать. И лучше не думать о том, кому и за что. Просто так нужно.

– Я буду с тобой... – этот тихий голос заставил сжаться сердце Эдигора. – Если ты позволишь...

Император резко обернулся и, положив руки на талию стоящей перед ним девушки, заглянул в зелёные глаза, наполненные тревогой и ожиданием.

– Элли, – сказал он очень серьёзно, – я ещё раз спрашиваю тебя – понимаешь ли ты все последствия? Я не смогу на тебе жениться, ты не родишь от меня ребёнка, не выйдешь замуж, пока будешь считаться моей фавориткой.

От улыбки Эллейн у Эдигора едва не задрожали руки.

– Все Тени бесплодны, Эд. Я и так не могу иметь детей. Что же касается свадьбы... твоей или моей... знаешь, это меня не волнует. Ни капельки. Я просто хочу быть с тобой. Если позволишь...

Её губы были сладкими и мягкими, они пьянили сильнее вина. Прижимающееся девичье тело сводило императора с ума, и он, подхватив Элли на руки, выдохнул, еле оторвавшись от её губ:

– Это твоя последняя возможность передумать.

Эллейн обняла Эдигора за шею и серьёзно ответила:

– Не имею привычки менять свои решения.

...Та ночь была удивительной, полной открытий как для Элли, так и для императора. Она уравняла их. Девушка-Тень стала просто девушкой, женщиной, принимающей своего мужчину, а император перестал быть императором, забыв на несколько часов о существовании мира вообще, погрузившись в обладание той, которая отдала ему себя, даже понимая обречённость этих отношений.

Но в ту ночь ни Эллейн, ни Эдигор не думали ни о какой обречённости.

Они думали только друг о друге.

А утром Аравейн в Центральном храме Лианора короновал нового императора. Элли стояла в толпе, состоящей из Старших и Младших лордов и леди, и смотрела, как великий маг благословляет Эдигора и водружает на его темноволосую голову тяжёлый золотой венец с красным камнем посередине.

Тот день стал началом нового этапа в жизни императора и всех дорогих ему людей и не людей.

Глава десятая,

в которой я теряю и приобретаю

Ты мне скажешь: «Не может быть этого! Мы с тобой – на разных планетах!» Я рассмеюсь и окна открою. Я – это ты, и всегда был тобою.

Белая гвардия. «Я с тобой»

Рым был ещё жив, когда дверь за Иборгом и Эллейн закрылась. Он умирал медленно. Я чувствовала, как постепенно гаснет руна на моём лбу, смотрела, как стекленеют его глаза, слабеет дыхание.

Кровь из моей груди, рассечённой ножом Эллейн, капала на рану Рыма, смешивалась с его кровью, но я не обращала на это никакого внимания. Медленно подняв руку, я прикоснулась кончиками холодеющих пальцев к пока ещё тёплой щеке орка и прошептала:

– Прости меня, Рым. Я всё-таки погубила тебя. Второй раз в жизни я погубила того, кто был мне дорог. Сначала Олег, теперь ты. Это я во всём виновата...

Я опустила голову и осторожно прижалась ухом к груди Рыма. Сердце ещё билось.

И вдруг он вздрогнул. Очень слабо, но всё-таки вздрогнул. Я резко подняла голову и наткнулась на напряжённый, почему-то странно знакомый взгляд Рыма.

– Я хочу... сказать... – каждое слово давалось ему с огромным трудом. – Я люблю тебя, маленькая...

Я вздохнула.

– Знаю. Я тоже люблю тебя.

Я думала, что говорю это только для того, чтобы поддержать его и утешить. Чтобы на пороге смерти он знал, что был небезразличен мне. Но, сказав "я тоже люблю тебя", вдруг поняла, что это правда.

А Рым уже, слабо улыбнувшись, закрыл глаза.

Мне хотелось кричать. Стучать кулаками по стене, топать ногами, что-то делать... Но что может изменить ситуацию? Что способно остановить саму смерть, если она решила забрать себе Рыма?

Медленно и плавно мне на нос опустилась снежинка, ласково пощекотав переносицу. Чьё-то дыхание коснулось щеки, остудив злые слёзы, и прямо передо мной вдруг мелькнули знакомые голубые глаза.

– На самом деле ты знаешь, что нужно делать. Подумай хорошенько, Линн.

Глаза моргнули и исчезли. Я не успела даже рта раскрыть, чтобы спросить что-нибудь у Хранителя. Но он, видимо, был уверен – я догадаюсь.

Кажется, меня многие переоценивают.

Я не врач и не маг. Да, я демиург, но пользоваться своей так называемой силой не умею. Да и нельзя вроде как. Что в такой ситуации я могу сделать?..

Когда я наклонила голову, мой взгляд упал на царапину, оставленную на моей груди кинжалом Эллейн, с которой всё ещё медленно капала кровь... прямо на рану Рыма.

И внезапно я вспомнила.

Просто. Чертовски просто. Ведь я же сама всё это придумала!

Когда Милли только-только встретила отряд Рыма, через пару дней они, остановившись на ночлег посреди Тихого леса, впервые разоткровенничались. И тогда орк и рассказал кое-что о себе своим попутчикам.

– Вы когда-нибудь слышали о ритуале Слияния? Для того чтобы его провести, не обязательно быть магом. Когда тот, кто тебе дорог, находится на пороге смерти, ты можешь осуществить Слияние. Это значит, что ты отдашь умирающему часть своей жизненной силы, своих способностей, если они есть. Вы всегда будете ощущать друг друга, как будто являетесь единым целым. Только так можно вырвать законную добычу из рук Дариды. Крепко связанного с живым она не сможет забрать в своё царство.

– К чему ты это, Рым? – спросила Эмиландил, нахмурившись.

Орк усмехнулся, нервно сжимая в руках чашку с бодрящим травяным настоем.

– Мой отец был очень странным орком, Милли. Он дружил со светлым эльфом. Наверное, за всю историю Эрамира ты днём с огнём не сыщешь другой подобной дружбы. Они встретились в детстве, когда ни тот, ни другой не знали, что вообще-то им положено друг друга ненавидеть, а однажды отец помог Митаэлю победить своих обидчиков при помощи рунной магии. В общем, они пронесли эту дружбу через всю жизнь, скрывая её ото всех. А когда им обоим исполнилось по двадцать, на деревню, где жил отец, напали разбойники. Люди. Их тогда разбили, но отец получил смертельную рану. Узнав об этом, Митаэль, не колеблясь, провёл обряд Слияния. Это было странно для всех, кроме них. Ведь связанные всегда умирают одновременно – один не может жить без другого, так как является его продолжением. И Митаэль умер в ту же ночь, когда погиб отец. Так и получилось, что, кроме рунной магии, я ещё немного владею магией светлых эльфов, и даже могу смешивать их...

Я улыбнулась. Такой же необычный, как и Милли с её странной, непохожей на других тёмных эльфов, магией, Рым понравился мне сразу. С первого "взгляда".

И хоть я никогда не описывала подробности проведения обряда Слияния, всё же я прекрасно знала, как именно нужно его проводить.

На пол полетела одежда. Мне нужно быть обнажённой, чтобы жизненная сила текла через все поры в коже, проникая в Рыма. Ему, конечно, тоже лучше раздеться, но снимать с него сейчас штаны и рубашку я не хотела – вдруг он умрёт в процессе? Нет уж, и так сойдёт.

Дальше нужно было смешать мою кровь с кровью умирающего, что уже случилось ранее. Эллейн, как оказалось, очень кстати меня так сильно ранила – иначе бы пришлось что-то придумывать, чтобы выжать из себя хотя бы капельку драгоценной жидкости, а никакими острыми предметами я не обладала. Мечи и ножи у Рыма отняли ещё в лесу.

Я прижалась к орку всем телом, широко раскинув руки и ноги, как морская звезда. Грудь к груди. Так, всё правильно.

Приблизив свои губы к его, я вздохнула и начала тихо говорить:

– Плоть от плоти моей, кровь от крови моей. Возьми мою жизнь, стань моим продолжением, свяжи себя со мной, оставшись там, где я сейчас. Пусть наполнится жизнью тело твоё, и раны затянутся. Пока жива я, жив ты. Пока жив ты, жива я. Плоть от плоти моей, кровь от крови моей, связанный со мной, любовь моя, брат мой.

С каждым словом я чувствовала, как силы покидают меня. Клонило в сон, голова кружилась... Но я всё-таки смогла произнести всё до конца, благо фраз было немного.

А когда я закончила, легко поцеловав Рыма в губы и уже почти проваливаясь в небытие, он неожиданно открыл глаза.

Каре-зелёные. Только теперь у них были совсем не вертикальные, а самые обычные круглые, человеческие зрачки.

...Именно в тот миг я узнала его...

И потеряла сознание.

***

Я парила в невесомости, слушая, как поёт моё сердце.

Ветер, подхватывая тело, нёс меня вперёд. Вперёд, туда, где он ждал меня. Я чувствовала его каждой клеточкой своего невесомого тела. Он ждал, и я летела, широко раскидывая руки, потому что точно знала – он поймает. Всегда ловил.

Поймал и в этот раз. Прижал к себе крепко-крепко, сжав так сильно, что, будь это наяву, сломал бы мне все рёбра.

Но здесь я только рассмеялась, взъерошивая обеими руками его светло-русые, мягкие, как шёлк, волосы.

Сколько нам лет сейчас и здесь?

А какая разница? Разве у души есть возраст?

Разве может быть возраст у вечности?

Он выдохнул мне в макушку что-то неразборчивое, и я, опять рассмеявшись, подняла голову, наткнувшись на те самые каре-зелёные глаза, которых мне так не хватало.

Он и смотрел на меня по-прежнему, и от этого взгляда кто-то маленький и окровавленный в глубине моей души зализал все свои раны и тихонечко запел.

– Олежка...

– Полиша...

Брат взял моё лицо в ладони, словно не мог наглядеться.

– Как давно... Господи, как давно!

Я подняла руку и прикоснулась к его щеке.

– Это ты...

Он порывисто вздохнул и вновь обнял меня, запустив пальцы в мои кудряшки и лихорадочно перебирая их, почти как я недавно его волосы.

– Я скучала.

– Я знаю. Я... Полиша, я ведь был рядом с тобой.

– Что?

– Да. После... Я просто не смог уйти. Цеплялся изо всех сил и смог остаться. Я ходил за тобой, как привязанный, старался утешить. Когда ты лежала в больнице, сидел рядом и шептал ласковые слова тебе на ухо, хоть ты и не могла услышать. Я надеялся, что хотя бы парочка из них долетит до тебя каким-то чудом.

– Олежка... – я приподнялась на цыпочках и стала осыпать поцелуями лицо брата. Постепенно напряжение исчезло из его глаз, тревожные морщинки разгладились. – Спасибо тебе. Но почему ты не ушёл? Ты ведь... умер... и не в силах был мне помочь – никак!

– Полиша... – прошептал брат так нежно и трепетно, что у меня внутри всё ласково и радостно заискрилось. – Я не мог уйти, понимаешь? Как бы я ушёл от тебя, если я люблю тебя? Люблю больше, чем солнце, летние школьные каникулы, больше, чем валяться на траве и смотреть в синее небо, больше, чем новогодние подарки и мамины праздничные столы, больше, чем всё на свете. Я люблю тебя больше, чем саму жизнь. Понимаешь?

...Кажется, только в тот момент, когда я услышала эти слова, которых ждала так долго, я наконец-то склеилась.

Все осколки, на которые я когда-то разбилась, заняли свои места и стали тем же, чем были раньше. И ни одного некрасивого шва не осталось...

– И ты... не сердишься на меня?

– За что?

– За то, что осталась жива. Что не спасла. Не позвонила в тот вечер...

Он только рассмеялся и покачал головой, а каре-зелёные глаза светились так ярко, что малейшие сомнения растаяли, как туман поутру на злополучной Тропе.

– Нельзя так любить... – прошептала я ту мысль, которая настойчиво грызла меня со дня смерти Олега.

Брат с видимым удовольствием взъерошил мои волосы, провёл ладонью по щеке, вызвав улыбку, а потом чмокнул в нос.

– Только так и можно, маленькая. Только так.

И почему-то я ему сразу поверила.

– Нам, кажется, пора, – вдруг сказал Олег, осматриваясь.

– Почему? И вообще, где мы?

– Какая разница? – он улыбнулся. – Мы просто без сознания. Но скоро придём в себя. Иди сюда, Полиша. Возвращение точно не будет безболезненным.

Я вновь прильнула к нему, спрятавшись на широкой груди. Брат обнял меня и чмокнул в макушку.

Мы уже начали таять, когда я вдруг спросила:

– Ты будешь... держать меня?

– Конечно, маленькая, – его тихий голос был полон нежности. – Всегда. Вечно.

И впервые в жизни я подумала, что вечность – очень красивое слово.

***

Возвращение в реальность действительно оказалось не лишённым неприятных ощущений. Точнее, оно состояло почти сплошь из них. Если, конечно, учитывать только состояние тела, потому что душа моя пела такие радостные песни, что, клянусь, будь рядом хоть немного алкоголя – напилась бы от счастья впервые в жизни.

В голове стучало, в горле пересохло, а во рту поселился такой неприятный привкус, как будто я только что съела дохлую мышь. Всё тело ломило и крутило, в ране на груди неприятно пульсировало, а к животу будто раскалённый утюг приложили.

В общем, препакостное состояние. И оно бы, несомненно, огорчило меня, если бы не факт возвращения... хм... кое-кого с того света. Причём во всех смыслах кое-кого...

– Как мне теперь тебя называть? – это был первый вопрос, который я выдавила из себя, когда смогла наконец собраться с мыслями и разлепить склеившиеся губы.

– В этом мире, пожалуй, всё-таки Рым, – прошептал брат. Мне показалось, что ему сейчас в тысячу раз хуже, чем мне. Ещё бы, я всё-таки просто делилась силами, а у него была такая рана здоровая. И пусть она заросла, но наверняка пока не перестала болеть.

– Хорошо... Рым, – я кивнула и улыбнулась. Каре-зелёные глаза (теперь у него были самые обычные зрачки – видимо, это последствия ритуала Слияния) вспыхнули нежностью.

– А я... тебя?

– Как хочешь.

– Хорошо, – он слегка улыбнулся. Улыбка была очень слабой, но всё же – она была!

Я вздохнула и, протянув руку, прикоснулась к щеке брата.

Тёплый. Живой.

– Как ты себя чувствуешь?

– Бывало и получше. Но это пройдёт полностью примерно через полчаса-час. А пока нам с тобой надо подумать, как сбежать от этих придурочных реформаторов.

Я хихикнула.

– Кажется, вместе с прошлой жизнью ты вспомнил кучу словечек из нашего мира.

Рым хмыкнул.

– Думаю, я их и не забывал никогда. Просто ритуал Слияния заставил меня... то есть, нас... вспомнить всё и взглянуть друг на друга по-новому. Помнишь, когда ты только появилась в Эрамире, Браш пытался прощупать тебя, и не смог? А потом попытался я, и ты упала в обморок, испытав дикую боль? Да и мне, признаться, было не слишком приятно.

– Помню, – я кивнула. – Кстати, действительно интересно, что тогда случилось.

– Я уже говорил тебе – я коснулся твоей души. И наши души узнали друг друга. В тебе вновь всколыхнулась вся та боль, которую ты испытывала после моей смерти. Я же ощутил и твою боль, и свою собственную – мне ведь тоже было плохо, когда я понял, что больше не смогу обнять тебя, поговорить с тобой, утешить. Но того краткого касания было недостаточно для того, чтобы узнать друг друга окончательно, мы просто начали испытывать необъяснимую симпатию, потому что наши души притягивались между собой.

Я смутилась.

– Да уж, какие-то не братские нас с тобой одолевали чувства.

Рым, улыбаясь, смотрел на мои покрасневшие щёки, и в этой улыбке было так много от прежнего Олега, что я чуть не набросилась на него с объятиями опять, но вовремя сдержалась – сейчас ему было не до них.

– Это нормально, маленькая. Души испытывали друг к другу влечение – в совсем другом смысле этого слова – а тела, не состоящие в родстве, приняли его в том самом смысле. Я считал, что желаю тебя как женщину, тогда как пробудившиеся чувства были любовью к сестре. И... знаешь, маленькая, мне почему-то кажется, что если бы мы сорвались и переспали друг с другом, то уже никогда не вспомнили бы свои прежние чувства и отношения.

"Верно", – шепнул у меня в голове тихий голос Хранителя. Я вздрогнула.

– Боже... Как хорошо, что мы всё-таки вспомнили.

Рым рассмеялся.

– Видишь, даже в появлении этой стервы Эллейн есть кое-что положительное. Если бы не она со своей мега-магией, мы бы так и пребывали в заблуждении, что испытываем друг к другу физическое влечение, тогда как это было лишь влечение душ.

– Лишь?!

Я даже обиделась.

А Рым взял и подмигнул мне. Хм, этому бессовестному... орку... явно стало лучше.

– Самое лучшее "лишь" в моей жизни, Полиша.

И я тут же его простила.

– И всё-таки... Как ты собираешься сбежать отсюда, братик? Эта мегера Эллейн очень сильный маг. Вряд ли она не предусмотрела абсолютно всех вариантов.

– Это невозможно, сестрёнка. Абсолютно все варианты не может просчитать никто.

А мне почему-то вспомнились слова Эллейн: "Запомни, орк: нет ничего невозможного. Это только вопрос фантазии и изобретательности, а ещё – веры в себя".

Видимо, у нашей рыжей знакомой этой веры в себя было хоть отбавляй.

Но теперь её хватало и у меня тоже.

Ведь рядом был брат.

***

Я лежала на груди Рыма, он обнимал меня своими сильными руками, и мы молчали. Времени до того, как нас решат побеспокоить было предостаточно – ритуал проводится на рассвете, а сейчас вечер был в самом разгаре. Кормить нас – точнее, меня, поскольку реформаторы думали, что орк умер – явно не собирались. А зачем? Всё равно завтра помру, чего на драгоценную меня еду переводить?

В принципе, логично. Вот только есть очень хотелось. А ещё Рыму нужны были силы. Именно поэтому он и дремал сейчас, крепко прижав меня к себе. Может, от этого кратковременного сна у брата хоть немного сил прибавится.

А я, чтобы отвлечься от сосущего чувства голода в животе и медленно замерзающей филейной части – одеться я так и не соизволила – мысленно потянулась к Хранителю.

Он не покидал нас с братом ни на секунду, пока мы были у реформаторов – теперь я почему-то ясно чувствовала это.

"Ты здесь?"

"Здесь, – в его голосе мне почудились облегчение и радость. – Ты... счастлива, Линн?"

Я улыбнулась и тут же поняла – если Хранитель сейчас и не видит моей улыбки, то уж чувствует-то он её точно.

Откуда во мне эта уверенность?

"Ты ведь знаешь. Если ты был со мной всегда, с момента рождения... Ты всё знаешь".

"Да, – сказал он мягко. – И я чувствую каждую твою эмоцию. Я настроен на тебя, как радиоприёмник на определённую частоту. Когда ты счастлива, я тоже счастлив, а когда грустишь, я тоже грущу".

Я вздохнула.

"Должно быть, это не очень приятно. По крайней мере мне бы точно не понравилось, если бы я была постоянно настроена на какого-то человека и чувствовала то же, что и он".

Хранитель рассмеялся.

"Это не просто приятно, Линн. Это восхитительно".

Я уже хотела спросить, что он имеет в виду, как Хранитель вдруг поменял тему разговора:

"Ты ведь хотела что-то у меня спросить? Насчёт ритуала Слияния?"

"Да, – я мысленно кивнула. – Где мы оказались, когда я потеряла сознание? Будто парили в какой-то невесомости".

Он хмыкнул.

"Разве это так важно?"

"Мне просто любопытно".

"Я сожалею, но у этого места нет абсолютно никаких ориентиров просто потому, что на самом деле его не существует".

"Как это?!"

"Скажи, Линн, когда ты видишь во сне горы, реки, моря и города, разве ты в тот момент находишься в каком-то конкретном месте?"

"Ну... я нахожусь во сне..."

"Вот именно".

"Хочешь сказать, что когда мы с Олегом парили в невесомости, это было почти то же самое, что и сон? Это мне просто приснилось? А... нельзя во сне перенестись в конкретное место? Реально существующее?"

"Можно. Но это не каждому дано".

Я задумалась. Что ж, хоть на одну тайну завеса немного приоткрылась. Хотя нельзя сказать, что она от этого стала менее таинственной.

Сон... А каким он был реальным!

"Сны могут быть очень реальными, Линн".

"А умереть во сне можно?"

"По-настоящему умереть нельзя. Тогда ты просто проснёшься".

Я вздохнула. Вот он, ключ к бессмертию, которое так ищут наши учёные – просто уснуть и видеть сны, которые никогда не кончатся, потому что во сне можно изменить всё, что захочешь. И никогда не умереть.

"Ещё я хотела спросить про пророчество..."

"Да?"

"Там было сказано: когда встретятся и узнают друг друга две половинки одной души. Это... о нас с Олегом?"

Хранитель ответил кратко:

"Да, Линн".

"Но что это значит – две половинки одной души? У нас так говорят о людях, которые встречают свою любовь, женятся и живут долго и счастливо. Но мы ведь брат с сестрой".

"Дело не в свадьбах, – Хранитель рассмеялся. – Вообще, такое бывает очень редко. Это одновременно дар и проклятие, потому что половинки всегда чувствуют друг друга. Если один умирает, второй будет его помнить и мучаться до конца жизни. В вашем мире переоценивают любовь между мужчиной и женщиной, половинки могут родиться и друзьями-мужчинами, братом и сестрой, сестрами-близнецами, сыном и отцом, матерью и дочерью... Это совершенно не имеет значения".

"Подожди... То есть... Если я – половинка Олега, то значит, я должна быть с ним? А как же Игорь?"

Почему-то я почувствовала, что Хранитель качает головой.

"Ты не слушала меня, Линн. Половинки одной души – это просто выражение, означающее глубокую связь между двумя людьми. А связаны они кровной связью или нет – это решается в момент рождения. Вы с Олегом в любой жизни будете именно братом и сестрой. Так не бывает, что в этой жизни он тебе брат, а в следующей – любовник. Кого однажды назвала братом, тот будет им всегда".

"А... – я замерла. – А если бы мы... здесь... ну... приняли друг друга не за брата и сестру? Мы ведь запутались в собственных чувствах поначалу".

"Это было бы очень плохо, Линн".

"Чем?"

Хранитель долго молчал, а затем прошептал, вкладывая в свои слова столько тревоги и чувства, что я поневоле зажмурилась, ощутив отголоски чужих эмоций.

"Я очень боялся, что это случится, Линн. Очень боялся. Если бы вы не узнали друг в друге брата и сестру, то потеряли бы свою связь навечно. И в следующей жизни ты бы с Олегом больше не встретилась. А если бы встретилась, то не узнала бы".

Я похолодела.

"Чёрт! Это было очень... рискованно".

"Но необходимо".

Я не понимала, что он имеет в виду, но сейчас меня больше занимали другие мысли.

"А что Олег вообще здесь делает? Как он оказался в Эрамире? Я этого совершенно не понимаю".

"Не понимаешь?.. Линн... Неужели? Подумай хорошенько".

Я даже немного разозлилась. Опять это – подумай! Я что, кроссворд разгадываю?! Почему нельзя просто сказать, объяснить! Зачем нужны эти загадки?

"Затем, что до наиболее важных вещей нужно доходить своим умом. Иначе ты этого никогда не поймёшь и не запомнишь. То, что объясняется чужим языком, не так уж часто идёт дальше ушей".

И как бы мне не хотелось вылить на Хранителя своё возмущение, я понимала – он прав.

Поэтому в очередной раз напрягла извилины.

Как Олег мог оказаться здесь, в Эрамире? В моей книге, в моём... э-э-э... Стоп!

Как же так?

Разве это возможно?

Нет, не может быть! Я ведь... не могла же я, в самом деле, сама поселить брата сюда?

Или могла?

"Хранитель..."

"Да, Линн".

"Это ответ на вопрос или?.."

"А сама что думаешь?"

"Но я ведь не бог, ты сам говорил!"

"Да, ты не бог. И ты сделала то, чего не должна была делать, пусть и неосознанно. Умерев, Олег отказался пойти дальше, чтобы быть рядом с тобой. Его душа пребывала в очень шатком положении – уже не живая, но не ушедшая полностью. Если бы Олег покинул тебя, ты бы никогда не смогла засунуть его в Эрамир. А так, описывая Рыма, ты, Линн, неосознанно писала о своём брате. Олег всегда был для тебя идеалом, и ты перенесла всё, что знала о нём, все его черты, в Рыма. И тогда душа твоего брата была оторвана от мира, где он родился, и волей маленького демиурга перенесена в другой мир... твой мир, Линн".

Я сглотнула.

"Я не хотела".

"Я знаю. Но тем самым ты разделила ваши души. Навечно. Понимаешь? Олег... то есть, Грымз теперь принадлежит Эрамиру. А ты не сможешь быть в мире, который сама создала. Помнишь, о чём я тебе только что говорил?"

"Да... Значит, мы с Олегом больше не встретились бы. Хотя, подожди. Разве то, что я его узнала сейчас, что-то меняет?! Разве теперь..."

Я зажмурилась. Нет, мне уже не нужен был ответ Хранителя. Я поняла всё.

Никудышный из меня демиург. Меня наделили такой силой, а я... Вот что значит – потерять доверие. Вот о чём ты тогда говорил, Хранитель! Творец, возомнивший себя Богом. И пусть я случайно... Это ничего не меняет. Я не должна была этого делать. Я не должна была писать о Рыме, думая об Олеге.

Но как мне вернуть доверие?

Ты можешь выбрать любую дорогу, но каждая из них что-либо изменит в твоей жизни и в жизнях тех, кого ты так неосторожно утянула за собой. Когда-то ты совершила ошибку – ты можешь исправить её, если поймёшь, что любовь стоит гораздо больше, чем жизнь.

Так сказал мне Оракул. Исправить ошибку... Как я могу исправить то, что случилось, можно сказать, в прошлой жизни?

"Линн, ты совершила не одну ошибку".

"Что?!"

"Я не могу сказать тебе этого. По крайней мере пока. Думай, девочка моя. Может быть, ты сможешь понять всё гораздо раньше, чем..."

Он замолчал, но я почему-то услышала продолжение фразы.

...Чем станет слишком поздно.

"Знаешь, я всё это время думала – зачем это нужно? В чём смысл того, что со мной происходит? Ведь во всех книгах, которые я читала, герои-попаданцы обязательно должны были что-то сделать, решить какую-то проблему, кого-то спасти. Иногда даже целый мир. Я искала и не находила смысла во всей этой истории. Даже если я умерла, думала я, зачем меня перекинуло в Эрамир? И только теперь я, кажется, понимаю. Я оказалась здесь, потому что здесь же находится Олег. Верно?"

"Две половинки одной души не могут жить в разных мирах, – прошептал Хранитель. – Это вечное проклятие, вечная мука, отчаяние и боль".

"Значит, вот на что мы обречены?"

"Всё зависит от тебя, Линн. Пока ещё есть надежда".

Ласковое дыхание Хранителя пощекотало шею. Я вздохнула, и в этот же момент брат пошевелился.

Нет уж. Я тебя никому не отдам. Никогда. Не знаю, как, но я найду способ перетащить твою душу в тот мир. Или остаться в этом самой.

Я справлюсь со всем. Всё пойму, исполню это чёртово пророчество до самого конца – именно в нём дело, я уверена, ведь только оттуда я узнала о двух половинках одной души. Да, исполню его, и, возможно, найду способ исправить свою ошибку.

Как там было...

Когда встретятся и узнают друг друга две половинки одной души, когда тот, в чьих руках находится власть, четырежды избежит смерти и вспомнит свою любовь, когда та, что проклята ещё до своего рождения, уйдёт в Тень, – только тогда проснётся тот, кто видит сон, и будет позволено им вернуться к началу.

За пределами повествования

...Тень – Источник, из которого обычный маг не может взять ни капли силы, именно поэтому проклятого мага невозможно убить.

Свет – Источник чистой жизни, Тьма – чистой смерти, а Тень – это не жизнь и не смерть, а нечто среднее, и проклятых магов нельзя назвать живыми в полном смысле этого слова. Тень – это проклятье. Проклятье, которое насылает мать на своего ребёнка ещё до его рождения, ненавидя его до глубины души.

Проклятье Тени всегда стоит жизни тому, кто его наслал. И в тот же миг, когда рождается проклятый маг, его мать умирает.

Как можно убить Тень – вопрос, который не даёт покоя многим. К сожалению, ответ на него так и не найден...

«Магия. Теоретические основы», том второй, императорская библиотека

День уже догорал, когда в главные ворота Лианора въехала карета с гербом императора Эдигора Второго. И не просто въехала – влетела. Четвёрка лошадей неслась галопом, подгоняемая сурового вида кучером.

Промчавшись через столичные улицы, карета проехала через ворота в императорский парк, достигла дворца и резко остановилась возле высокой лестницы, ведущей к массивным дверям – парадному входу в замок.

Не дожидаясь слуг, из кареты, распахнув дверцы, выпрыгнул высокий красивый мужчина. Он был ещё очень молод, но его лицо уже носило на себе печать какой-то печальной тайны. Уголки губ были устало опущены, серые глаза смотрели жёстко и бесстрастно, и слуги, кинувшиеся было к карете, почтительно склонили перед ним головы.

– Господин Лампар, – обратился мужчина к одному из слуг – дворцовому управляющему, высокому лысоватому старику, – не подскажете, император у себя?

– Его величество сейчас в зале для фехтования, вместе с господином Аравейном и леди Эллейн Грант, – ответил управляющий, чуть приподняв голову. – Он просил не беспокоить их, герцог.

Мужчина слегка усмехнулся и поспешил в замок.

Люку – а это был именно он – сейчас было безразлично, что император приказал слугам. Месяц назад Эдигор велел герцогу Кроссу сразу после приезда идти к нему, где бы он ни находился и чем бы ни занимался. Поэтому Люк, миновав несколько коридоров и спустившись на этаж ниже, резко распахнул двери зала для фехтования...

...И еле успел отпрыгнуть в сторону от огромного огненного шара, вылетевшего ему навстречу.

– Что за...

– Ну мы же просили не беспокоить!! – прокричали хором Эллейн и Аравейн. Маг стоял лицом к входной двери, и это именно он, вероятно, запустил в Люка огненным шаром. Эллейн, обернувшись, смерила герцога гневным взглядом зелёных глаз. Её алые волосы немного растрепались, на щеке красовалось пятно, напоминающее сажу из камина, а кончики пальцев искрились, будто девушка готовилась бросить в Люка каким-нибудь заклинанием.

– Добрый вечер, Люк, – сказал Аравейн уже спокойнее, опуская вскинутые, как перед боем, руки. – Не знал, что ты уже вернулся.