Текст книги "Шагни в Огонь. Искры (СИ)"

Автор книги: Анна Мичи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)

– Встать, – ровным голосом приказал он.

Синхронно ученики поднялись.

Не удостаивая их взглядом, старец повернулся к двери и небрежно толкнул вторую створку, открывая вход в экзаменационную аудиторию. В глубине её на помосте для экзаменаторов возвышался стол, за ним в застывших позах ожидали члены совета. Плотный директор со всегда насмешливым взором, рядом с ним его заместитель, «второй директор», с другой стороны – заведующий канцелярией. Вот он – школьный совет.

Начинается, – буркнуло сердце.

Приплыли... – отозвался разум.

– Займите места перед комиссией, – казённым тоном велел секретарь.

На полу красовались два тщательно и заблаговременно вырисованных круга с надписью древним эльфийским, тянувшейся по периметру. Разобрать написанное Тенки не смог, слишком замысловато вились знаки.

Мальчишка шагнул к правому кругу. Элхе, чуть помедлив, встал в левый.

Секретарь обошёл учеников и устроился за высоким пюпитром, по левую руку от комиссии и правую – от провинившихся. Откашлялся, пошуршал бумагами. В действиях его Тенки не видел смысла – похоже, старик или тянул время, или просто нагнетал атмосферу, чтобы хорошенько пробрать мальчишек.

Тихонько нинъе вздохнул.

– Начинаем, – вопреки предположениям Тенки, ожидание не слишком затянулось. – Сегодня, в тридцать восьмом году эпохи Рейки, пятом месяце... – секретарь еле слышно бубнил положенные фразы, – ...предстают двое нарушителей... – слова его доносились глухо, как сквозь плотную ткань, а всё внимание нинъе оказалось вдруг приковано совсем не к помосту и не к членам совета, важно откинувшимся на своих креслах.

В углу комнаты, спрятавшись в самую тень, верхом на деревянном стуле с высокой спинкой, сидел черноволосый мужчина. Руки его были сложены на спинке стула, подбородок уткнулся в руки, а глаза следили за учениками с равнодушным, почти незаметным интересом, как сытый леопард следит за клюющим остатки его добычи стервятником, – и в больших этих карих глазах горело кровавое пламя.

Это был он.

Красноглазый Йисх.

Обрывки слышанной где-то, вычитанной, слухами донесённой информации взвились в голове. Йисх. Легендарный боевой маг. Натаскивает старшие курсы. Прозвище это – Йисх – взято из нинъеских легенд: «рубиновоокий» Змей, мудрый, жестокий и своевольный.

Красноглазый Йисх – здесь, в этой аудитории, сейчас, сегодня, в день, когда решается их судьба. Хорошо это или плохо?

Маг молчал, наблюдая за ними. В глазах смеялось пламя.

Секретарь откашлялся, возвещая конец вступления. Кинул на дуэлянтов недовольный взгляд, требуя внимания, и снова посыпал скороговоркой канцелярских формулировок. Тенки опустил голову, всматриваясь в пол, в узор древних эльфийских букв по краю вычерченной линии. Секретарь бубнил своё. «Вы совершили неположенное». Голос его гулко отдавался от стен. «Нарушили правила школы». Фразы лились нескончаемым потоком. «Конфликты запрещены». Вон та букашка похожа на букву «эсте». «Хотите ли вы что-нибудь сказать». Что тут скажешь...

На уши надавила тишина.

Шорох слева послышался неожиданно. Темноволосый элхе сделал шаг вперёд, наступая на жемчужную линию круга, склонился перед возвышением.

Тенки неловко дёрнулся, метнулся взглядом по лицам комиссии – не ждут ли и от него поклонов? Но все смотрели только на темноволосого. Молчали.

– Ответственность полностью лежит на мне, – раздался звонкий голос элхе. Эльфийские слова текли, как их же музыка, странная, необычная, но красивая. – Вызов был сделан с моей стороны, я принудил младшего к нарушению.

Оторопев, Тенки смотрел на говорящего. Челюсть едва не отвисла от изумления, язык не повиновался. Что мелет этот придурок?!

Элхе продолжал:

– Как старший по возрасту и ответственный за произошедшее, я признаю свою вину и прошу надлежащего наказания.

Комиссия перешёптывалась, секретарь застыл на месте, как седая птица, острыми глазами сверлил стоящего на одном колене подростка. На Тенки не смотрел никто. Кроме Йисха.

Тонкие губы исказились в усмешке. Кровавые радужки сверкали.

Красноглазый Йисх наслаждался.

***

– Ты чокнулся? – набросился Тенки на идиота, когда двери закрылись за ними, оставив комиссию размышлять.

Эльф смотрел незамутнённо. В чёрно-голубом взгляде не прослеживалось ни доли раскаяния, ни капли сожаления.

– Ты хочешь, чтоб они тебя выбросили?

Темноволосый молчал.

***

– Ну-с, глубокоуважаемые, что вы предлагаете? Да не сидите там, Йисх-ирхе, подойдите. Освободите место, господа, будьте любезны.

Мужчина встал; не раздалось ни шороха. «И впрямь змея, – мелькнуло в уме секретаря, – опасная, текущая по земле, сильная, взрослая, ядовитая змея». Приблизился к стулу, на который указывала широкая ладонь директора Юстеддия, послушно опустился на сиденье.

– Позвольте мне подытожить, – продолжал Юстеддия-илиэ, – что мы имеем? Двое своевольных мальчишек, вообразивших себя взрослыми, устроили драку, опрометчиво решив, что могут называть это дуэлью.

Секретарь презрительно наморщил нос. Неизвестно, что ослушники втемяшили в свои головы, одно несомненно: никто не задумался не только о подаче дуэльного заявления, но и о том, что никакое разрешение не будет даровано несовершеннолетним. Без разрешения же – хоть заколют друг друга противники, хоть зубами загрызут, хоть магией сожгут – никакая схватка не станет дуэлью, и выживший, буде таковой останется, понесёт наказание по всей строгости, как простой убийца.

Ну а в случае несовершеннолетних понятно, кому отвечать – Королевской школе.

– Хорошо, что у так называемого секунданта сохранились остатки здравого ума и совести – чтобы прибежать сломя голову в школу и сообщить о двух идиотах. В каком виде их обнаружили, ну-ка... – директор похлопал ладонью по столу, разыскивая доклад целителя.

– Значит, Мурасе-Ито... задеты энергетические связи обеих рук, слабый шок от использования «звезды Юрисаэ». Ли – правая рука, открытые раны на голове, лице и шее. Малолетние идиоты, – секретарь поперхнулся – директор не стеснялся в выражениях.

Йисх не сводил внимательного взгляда с главы совета.

– Простите, – секретарь вздрогнул, как от укуса змеи: Красноглазый вдруг заговорил. Свистящим шёпотом, словно нарочно пытаясь придать себе ещё больше сходства с пресмыкающимся. – Нельзя ли позвать сюда целителя? Я хотел бы спросить его мнения по поводу ранений.

– Целителя? – директор взглянул на мага, поднял брови. – Вересаати, прикажите, пожалуйста, позвать Иневееле.

Секретарь поднялся с места, испепеляя боевого мага негодующим взглядом. Почему к нему директор обращается с уважительной частицей? Не достоин. Пусть даже Йисх – всего лишь прозвище, а не фамилия.

Иневееле появился быстро, будто ждал неподалёку. Коротко поклонился собравшимся, устроился на табурете рядом со столом, замер, ожидая обращённых к нему слов.

– Иневееле, не могли бы вы чуть подробнее рассказать нам о ранах, которые ученики нанесли друг другу?

– Вас интересует что-то конкретное, помимо написанного мною в докладе? – уточнил целитель.

Юстеддия-илиэ переглянулся с боевым магом. Заговорил Красноглазый:

– Нас интересует, насколько сильным вам показалось воздействие этих двух друг на друга. Если бы вы не знали, что это результат детской драки, что бы вы подумали?

Целитель задумчиво сложил кончики пальцев, опустил взгляд.

– Да, я понимаю, – сказал наконец. – Я бы сказал, что это почти вторая ступень.

– Вторая ступень, – Йисх обвёл присутствующих прикипающим к лицам взором. – И они пока ещё не мои ученики. Они – младшие.

Разлилось молчание. Секретарь смотрел на красные огоньки в глазах мага.

– Собственно, я заинтересовался этим, – Йисх говорил плавно, почти лениво, – как только услышал, что один использовал «звезду Юрисаэ», а другой – впрочем, не боевому магу это мало что скажет – заклинание «иггима», совмещённое с управлением животным. Птицей, если я не ошибаюсь.

– В школьной программе младших нет боевой магии, – вставил заведующий канцелярией. – И в школе нет других учителей по этому предмету, кроме Вас, Йисх-ирхе.

Красноглазый медленно кивнул:

– Конечно, и я утверждаю, что мальчишки не могли узнать методику на моих уроках. Впрочем, даже если кто-то из старших и похвалялся своими знаниями перед младшими... Сила и искусность, с коими были использованы заклинания, превышают уровень любого из третьекурсников на сей момент. Адепты же четвёртого и пятого курсов уже вышли из подобного ребяческого возраста и отлично понимают ценность магии – и жизни.

– Что вы хотите сказать, Йисх-ирхе? – нахмурился директор. – Простите меня великодушно, но я потерял нить ваших рассуждений.

Секретарь еле скрыл усмешку.

– Вчера я побывал на месте так называемой «дуэли», – Йисх не смутился. – Как я и думал, земля там ещё хранила слабые следы. Остались и следы «звезды», и останки использованного животного с обрывками наложенного заклинания. А ведь прошло несколько дней.

Директор нетерпеливо кивнул.

– Мальчишки – прирождённые гении боевой магии. При надлежащем обучении и тщательном надзоре они прославят нашу школу, – Йисх усмехнулся, будто сам не верил своим словам.

– Э-э, – протянул Юстеддия-илиэ, – и что же, на основании их гениальности вы предлагаете оставить обоих без наказания?

– Нет, господин директор, – тонкий язык облизнул такие же тонкие губы, и секретарь на миг поразился его обыкновенности – а как же раздвоенный кончик? – Это было бы непедагогично.

Директор собирался что-то сказать, но невежа-маг остановил его коротким движением пальцев. Придвинулся на стуле, чёрные волосы упали на лицо.

– Элхеский мальчишка, – произнёс он, накалывая Юстеддия-илиэ на свои зрачки, – очень кстати выступил с признанием ответственности и просьбой о наказании. Пусть получит своё наказание. И оба они успокоятся, воображая, что избежали худшего.

– Какое же наказание вы предлагаете?

– Осмотр воспоминаний.

– Осмотр воспоминаний... Вот как, – директор Юстеддия отвёл взгляд в сторону, пожевал губами, скользя глазами по разложенным на столешнице бумагам.

– Практика широко распространённая, даже полицейские маги уже начинают её применять. Вместо нудных допросов подозреваемых, затяжных пыток воришек и ведьм... Очень быстро, очень результативно и немножко... отрезвляет пациента, ибо является вторжением в личные пределы.

– И всё?

– Я бы не отказался заглянуть в их головы. Было бы немаловажно узнать, как они использовали заклинание, как добивались контроля над силой. Увидеть изнутри эту их дуэль. Не сомневаюсь, результаты наблюдения станут весьма ценными – и для боевой магии как науки прежде всего.

– Вы убедительно говорите, – покачал головой директор. – Нельзя не прислушаться. А вы что скажете, господа?

Посмотрев на лица собравшихся, директор поморщился. Что они могут сказать? Единственный боевой маг здесь – Йисх-ирхе, а остальные – пусть во всех отношениях хорошие работники – увы, всего лишь канцелярские крысы. Да и сам Юстеддия уже позабыл всю магию, ведь школу он закончил раньше, чем этот Красноглазый Йисх и на свет появился.

Делать нечего.

– Позовите детей, Вересаати.

Начало мая

– Всё собрал? – Тенки исподтишка следил за темноволосым.

– О себе побеспокойся, – ответил тот хмуро, затянул ремни на сумке.

Портал уже настроили на Сорэнарэ, и рама его разгорелась молочной голубизной. Первым отправится элхе, потом работники переведут коридор на Валисс. От Валисса до Аксе придётся взять попутную тележку или присоединиться к каравану.

Тенки побренчал в кармане мелкими монетками – звучало приятно. Остальное он попрятал заранее, надёжно распихал по укромным местам. Денег за год скопилось не ошеломляющее количество, но, с точки зрения бывшего деревенского жителя, приличное. Мать с сестрой обрадуются.

Уже почти год миновал с тех пор, как майской ночью он отправился в Йокола. Изменилось ли что-то на берегу? Не снесло ли забытую огнём Аксе в море одним из нередких весенних штормов?

Хотя по крайней мере в марте деревушка ещё стояла на месте – мать присылала письмо.

– Время, – шепнул темноволосый словно себе под нос. Глянул на плывущую перламутровую дымку. Коснулся сумки.

– Постой, – Тенки чуть не зажал рот руками – ведь не собирался же ничего говорить.

Эльф обернулся, посмотрел свысока. Приподнял бровь. Это значило: «Слушаю».

– Я... – начал было нинъе и заткнулся. Продолжать было жутко неудобно.

– Ты? – с вежливым интонационным подъёмом на конце слова спросил элхе.

– Спасибо, что ли, – если этот лупоглазый будет продолжать так на него смотреть, Тенки не выдержит. Или двинет в рожу, или намного хуже – покраснеет от идиотской неловкости, словно девица элхеских кровей.

– М-м, – кажется, неуместная Тенкина благодарность ввела темноволосого в ступор. – Собственно, за что?

– Да морской... огонь! Говорят тебе «спасибо», скажи «пожалуйста», не ясно разве?!

Эльф флегматично пожал плечами.

– Ну, если хочешь. Пожалуйста, – ответил невозмутимо. – Только должен заметить, если ты имеешь в виду моё поведение на комиссии, я поступал согласно традиции. Я был виноват и сообщил об этом.

– Ты взял на себя наказание, – буркнул Тенки, остывая.

– Оно оказалось гораздо мягче, чем я ожидал, – темноволосый задумчиво почесал за ухом. – Просмотр воспоминаний и две недели наедине с тобой.

– Тогда меня наказали уединением с тобой вовсе ни за что, – огрызнулся мальчишка.

Элхе нарочито безразлично посмотрел в глубь портала.

– Осмотр воспоминаний всё-таки, – Тенки помялся, – ну, они же заглядывают внутрь тебя?

– Физически неприятных ощущений не было, – ответил собеседник. – Просто заклинание, просто... воспоминания.

Лицо его оставалось непроницаемым, но Тенки решил, что осмотр воспоминаний доставил бывшему противнику больше некомфортных ощущений, чем тот признавался. Каким бы ровным голосом эльф ни говорил, вряд ли ему особенно приятно было вспоминать тогдашнее... и вновь испытывать ту же боль и безысходность, позволяя сознанию угасать в ловушке.

– Время, – повторил темноволосый, словно подслушав мысли нинъе. Поднял сумку, закинул на плечо.

Тенки дорого дал бы за возможность независимо сплюнуть, но в зале телепорта об этом нельзя было и заикнуться, понятное дело. Глянул на высокую фигуру эльфа, вставшего перед голубоватой дымкой.

Темноволосый обернулся.

Встретив его упорный взгляд, Тенки напрягся, свёл брови. Чего?

– Меня зовут Ацуатари Мурасе-Ито. Можешь называть меня Ацу.

Темноволосый словно ждал чего-то.

– Э-э, если рассчитываешь, что я стану звать тебя Ацу-оодиэ, обойдёшься, предупреждаю заранее, – на всякий случай Тенки решил сразу расставить акценты.

Элхе вздохнул. Покачал головой, будто отчаялся вконец.

– Неужели все нинъе не имеют ни малейшего понятия об элементарной вежливости? – возвёл глаза вверх, словно небесный огонь узрел. – Услышать от тебя обращение «оодиэ» – уж лучше заколоться.

– А ты заранее заколись, облегчи мне жизнь, – с вызовом бросил Тенки.

– Как мне звать тебя, Тенки Ли? – похоже, темноволосому надоели словесные игры.

– Ну, Тенки и зови. Моё имя, как-никак, – хмуро ответил мальчишка. – Ты отчалишь, в конце концов? До каких пор портал собираешься занимать?

– Ладно, – элхе чуть заметно усмехнулся. – До встречи в новом учебном году, Тенки.

– Отваливай уже, как тя там. Ацу. И не торопись обратно, я от тебя хоть отдохну!

Ещё не отзвучали последние слова, как темноволосый, повинуясь забегавшему по раме сигналу, шагнул в перламутровый туман.

– У него ещё и скверная привычка не дослушивать до конца, – философски объяснил себе Тенки. Посмотрел на свою сумку.

Следующим в портал войдёт он.

Учебный год завершился.

Пацу – август

Хиэдди

Сегодня храм чуть слышно ласково гудел. Подбадривал. Птицы тоже щебетали особенно задорно, словно хотели сказать: «Не унывай, держись, мы с тобой». Даже деревья опускали руки, чтобы погладить по макушке: «Всё хорошо». И тем не менее Дарина волновалась.

Сегодня новоиспечённой жрице предстояла первая встреча с правительницей земель, на которых находился единственный официально признанный вход в храм. Разобраться в территориальных хитросплетениях девочка ещё не успела, знала лишь, что там, в «Верхнем мире», её храм называют Огненным.

Настоящее же его название гласило: «Храм Пяти элементов». Охранитель пограничного пространства между мирами, средоточие энергии, ствол дерева, породившего бессчётное количество плодов. Мир-шлюз, препятствующий изменению уровня жизненной энергии там, где это означало бы гибель.

Дарине не хватало знаний, чтобы вместить в себя всё, чем был Храм. Необъятное, практически всемогущее, не имевшее чёткой физической формы существо – нечто мудрое и бесконечно древнее. Храм существовал, пока существовал мир, или мир существовал, пока был Храм. Она, призванная и признанная его жрица, была его частью. Частью самостоятельной, имевшей право на собственные чувства и решения, способной при необходимости прервать связующую их нить. Но всё же частью.

Если Храм предсказывал беду, жрица могла сообщить о ней. Если извне просили о помощи, могла помогать. Пользуясь силами Хиэдди, как звучало название Храма на языке Огненного материка, могла влиять на потоки энергии.

Таковы были когда-то обязанности матери Дарины. Охранять и лечить, следить за порядком и равномерным течением потока жизни. Следуя просьбам королевы Огненного материка, жрица помогала жителям её страны.

Теперь наступила пора Дарине принять эти обязанности. Почти год прошёл со времени, когда храм призвал её. Уже почти год – и через три месяца снова придёт декабрь.

Внутренний голос – или голос храма? – шептал о необходимости парадной одежды. «Жреческой», – говорил он, и Дарина повторила, тихо, себе под нос, чтобы просто послушать, как шелестят и опадают слова:

– Жрица. Я жрица храма.

Закутаться в эту одежду оказалось неожиданно сложно: каждый раз девочка забывала очередную мелкую деталь, и приходилось начинать по новой. Наконец все складки легли как надо, волосы смирились с необычной причёской, ожерелья тяжело придавили ткань. Дарина глянула в зеркало: на неё смотрел симпатичный ребёнок женского пола, сияющий оранжевыми глазами. Непривычное, но красивое одеяние с длинными, до полу, юбками в несколько слоёв не прибавляло ребёнку солидности, скорее вовсе наоборот – её умаляло.

– Этак меня никакая властительница всерьёз не примет, – озабоченно шепнула девочка отражению. Но изменить свой возраст Дарина не могла. Ей пятнадцать, что же тут поделаешь. Пусть королева увидит это сразу и примет новую жрицу такой, какой она является. Если же скажет, что пятнадцати лет слишком мало…

Хрустальными трелями рассмеялись птицы. Над Дариной, над её нарочитой серьёзностью. Жрицы Храмов не зависят от земных правителей, ни Верхнего мира, ни Нижнего. Жриц не избирают и не свергают, вернее, это делает не человеческая сила, и над ней не властны политики.

Достаточно помнить об этом, и в разговоре с королевой Дарина не потеряет уверенности. Лишь бы не забыть случайно, не проиграть чужому величию.

В том, что королева одного из материков Верхнего мира будет величественна, девочка не сомневалась. Память храма твердила ей, что Хиэлие – таков был титул королевы, Хиэлие, Огненная дева, – правит материком Огня уже почти сорок лет. Как и в случае большинства её народа, внешность королевы отличается от привычного Дарине вида обитателей Нижнего мира. Впрочем, с некоторыми из подданных Хиэлие Дарина успела познакомиться: в быстрых исследовательских вылазках в плохо знакомый ещё мир.

Внешне они и впрямь отличались, внутренне – ничуть.

Знаний о новом мире по-прежнему недоставало, но за девять месяцев жизни в храме Дарина успела многое понять.

– Ладно, – со вздохом сказала себе малоопытная жрица, – пусть смотрит.

Кивнула, решительно уселась перед хрусталём. Повинуясь движениям девочки, по краям огромного, едва обхватишь руками, прозрачного шара поплыли жемчужно-белые тени, скручиваясь в ничего не значащие узоры. Храм вливал в камень жизнь, осторожно и медленно, по капле. Громадный шар, наполняясь энергией, звал далёкого близнеца.

Сейчас хрусталь в королевских покоях так же пульсирует, постепенно наливаясь бело-молочным сиянием.

Изображение появилось внезапно, совершенно неожиданно. Перламутровая белизна хрусталя мигнула, устанавливая соединение между двумя камнями, вспыхнуло трепетное пламя, и над гладкой поверхностью шара отражением в зеркале высветилось женское лицо.

Разумеется, оно не было отражением.

Большие глаза на тонкокостном лице, выдающиеся скулы, узкий подбородок с маленьким ртом – необычная, непривычная красота, усиленная нечеловеческой яркостью цветов: красные, почти ало-оранжевые длинные волосы, брови оттенка чуть потемнее, кроваво-бордовые, резко выделяющиеся на белой коже. И сами глаза – снова нельзя не удивиться – огромные, невозможные, цвета дождливого неба, живые и смотрящие. Прямо на оторопевшую Дарину.

– Я, благосклонностью Огня, – она говорила по-элхески, очень певуче, очень завораживающе и очень быстро, Дарина едва успевала мысленно переводить, – хранительница Огненного материка, Хиэлие, рада приветствовать Храм великой стихии, – глаза цвета дождя опустились, заставляя новоиспечённую жрицу вздрогнуть.

– Я... – шепнула Дарина, в свою очередь опуская глаза, не из-за требований ритуала – от смущения, – жрица Храма... – слова вышли неразборчивыми, неслышными, переливистая интонация не удалась.

– Молчание, – вновь заговорила собеседница, слегка замялась, – длилось почти десять лет. Мы начинали волноваться.

Кажется, она сказала не «волноваться», что-то другое. Что-то непонятное. Неважно.

– Теперь...

– Отныне...

Их голоса слились, и Дарина осеклась, испугавшись, что нарушила ритуал. Но Хиэлие тоже молчала. Выжидательно.

– Теперь храм буду представлять я, – докончила девочка.

Собеседница склонилась в неглубоком поклоне, показывая, что принимает сказанное к сведению.

– Поэтому я, – Дарина снова запнулась в поиске подходящих слов, – я хотела бы... нет ли чего-то, что я должна сделать, чего-то в вашем… в королевстве?

Ресницы женщины дрогнули в лёгком непонимании. Огненная дева молчала.

– Я хотела сказать, – попробовала жрица сказать по-другому, – какие-то ритуалы, церемо... цемеро...

– Церемонии? – лицо собеседницы казалось непроницаемым. Ни улыбки, ни следа эмоций. – Жители страны были бы счастливы лицезреть Хиэнне на больших празднествах несколько раз в год.

Хиэнне, Хиэнне... А, это же её титул, её, жрицы храма. «Огненная жрица».

– А когда эти празднества? – осторожно осведомилась Дарина. Наверное, о них мог бы рассказать и храм, но лучше услышать сейчас. Сведениями храма она воспользуется потом, когда будет расшифровывать сообщённое Девой – нет никакой надежды, что девочка поймёт всё сказанное с одного раза.

– Зимой проводят фестивали Инея по случаю уходящего года. В конце сомицу, через два с половиной месяца. Помимо этого присутствие Хиэнне успокоит и обрадует народ на празднествах весеннего и осеннего равноденствий, происходящих, соответственно, в середине янацу и канацу. И, разумеется, летнее и зимнее солнцестояния: месяцы намицу и суваци. Ещё...

– Простите! – перебила Дарина, чувствуя, что потерялась среди кучи незнакомых месяцев. – Сейчас август, не так ли? Когда ближайшие празднества?

– Канацу, – вежливо сообщила Дева. – В следующем месяце. Осеннее равноденствие.

Кажется, Хиэлие поняла, как тяжело даётся жрице разговор на элхеском. Фразы её стали обрубленными и чёткими. Не то чтобы это сильно помогло.

– И что нужно делать?

– Ничего. Просто присутствовать.

Неужели всё так просто. Празднества? И только? Не верится.

Дарина шевельнула губами, но ничего не произнесла. Ей хотелось спросить о лечении. Может ли она, Хиэнне, лечить? Не запрещено ли ей оказывать помощь? Хотелось сказать, что королева в состоянии ею располагать. Что силами Храма жрица постарается следить за благополучием подданных Огненной девы.

Хотелось, но Дарина не знала нужных слов. Не хватало ничего: ни понимания элхеского, ни сведений об устройстве Верхнего мира, ни опыта в беседах с такими высокими персонами. Не сделала ли жрица ошибки, послав такой внезапный вызов? Королева, кажется, её появлению не обрадовалась. Позволено ли Дарине навязываться?

Пожалуй, лучше подождать. До следующего раза, до момента, когда жрица станет лучше разбираться в дворцовых обычаях.

– Э-э, Вы позволите мне снова удостоиться ауди... адие... разговора, когда подойдёт время?

– Да, конечно, позвольте мне просить об этом, – собеседница вежливо опустила голову.

– Спасибо, – с облегчением вымолвила жрица. Теперь надо попрощаться. Как у них следует прощаться?

Хиэлие ожидала. Молча.

– Большое спасибо, – повторила Дарина.

– Благодарю вас за восстановление связи, – королева, будто поняла её затруднения и перешла на ровный тон без эмоциональных подъёмов и спадов, явный призрак завершения беседы. – Огненный материк счастлив вновь обрести возможность общаться с представительницей Храма, – дождливые глаза опять нащупали лицо Дарины, и та поспешила тоже кивнуть, глубоко и старательно. – Мы позволим себе побеспокоить Храм, когда приблизится срок празднеств.

– Да, пожалуйста!

– Благодарим за восстановление связи, – Дева опять склонилась перед хрусталём.

Медлит. Не исчезает. Хотя... Пусть не исчезает! Ещё один вопрос! Об этом Дарина не может не спросить, как плохо бы ни говорила по-элхески.

– Простите!..

Лицо собеседницы приподнялось.

– Вы не... не знаете, случайно, ничего о той жрице, которая была раньше?

– Простите? – в серо-синих глазах мелькнуло то ли удивление, то ли смущение, словом, какая-то эмоция – первый раз за весь разговор.

– Я хотела сказать... что с ней случилось? Десять лет назад.

– К сожалению, мне это неизвестно, – тень исчезла очень быстро.

– Понятно... Спасибо.

– Мы благодарим за восстановление связи, – да что это она всё повторяет одно и то же?

– Да, я то... – а!

Внезапное понимание жаром согрело щёки. Королева ждала, пока хрусталь потушит Дарина!

Требования вежливости: первая беседа с новой Хиэнне, очевидная любезность к представительнице Храма. В следующий раз, если между ними установятся ранговые отношения, где королева станет приказывать, а Дарина – выполнять, завершать связь будет её величество. «Приказывать», конечно, слишком громкое слово, Огненная дева скорее будет просить, но внешний мир увидит их отношения именно так.

А пока что – подать сигнал к завершению обязана Дарина.

– Спасибо за разговор, – следуя примеру отражения, жрица согнулась в глубоком поклоне и оборвала энергетическую нить. Краем глаза проследила, как исчезло изображение, а белая дымка в хрустале стала растворяться, возвращая камню прозрачность. И тогда уже выпрямилась и устало положила локти на стол:

– Фууух...

Ничего Хиэлие толком не сказала. Хорошо хоть в этом месяце нет никаких обязанностей и можно оставаться в храме. Или королева просто пожалела новоиспечённую жрицу? Или посчитала, что слишком рано выставлять такую под взгляды горожан?

Впрочем, это не так важно.

Хиэлие ничего не знала про родителей Дарины. Жрица, как бы то ни было, не питала особенных надежд: отец и мать её погибли в Нижнем мире, вряд ли королева Верхнего могла быть осведомлена в обстоятельствах этой гибели.

Память о них, как и о многих поколениях предыдущих жриц и их супругов, жила в храме. Память о них? Скорее, их сознание, их духи; дочь ощущала их присутствие. В храме был уголок, который, возможно, в другом месте вернее было бы назвать кладбищем, и Дарина не раз гуляла между табличками с выгравированными именами. Отец и мать. Бабушка и дедушка. Прабабушка и прадедушка, прапра… бесконечная линия назад во времени.

Храм действительно был почти всесилен. Не в состоянии сохранить жизнь своей жрице и её избраннику, Хиэдди принял в себя их души. Создал место памяти, сотворил якорь в виде вытравленных на камне букв, подарил своей новой жрице возможность приходить к родителям, разговаривать с ними, не слыша ответа, и, порою… плакать.

Дарина вздохнула. Помотала головой, поднялась.

Королева, Её Огненное Величество. Она совсем не выглядела на свои… уже точно больше пятидесяти. Будь Дева человеческой женщиной, Дарина дала бы ей не старше тридцати пяти-сорока. Даже Тэцуко-мама смотрелась пусть молодо для своих сорока восьми, с Хиэлие ей не сравниться.

Тэцуко-мама. Дарина давно не навещала приёмных родителей. В Токио стояла жара – наведываться туда не хотелось. Вместо этого жрица предпочитала знакомиться с Верхним миром, выходя на недолгие, не больше нескольких дней, прогулки по Лиссе и соседней с ней провинции Щинге. Август на севере Огненного материка палил гораздо терпимей изнурительного токийского солнца.

Но сегодня – сегодня Дарине захотелось в Нижний мир. Пройтись по ставшим за десять лет родными узким улочкам, раскрыть чёрный кружевной зонтик, прячась от горячих лучей, прогуляться до ближайшего супермаркета и купить пирожных на карманные деньги, которыми родители продолжали её снабжать.

Невзирая ни на какие странности и враз изменившуюся жизнь.

После того как Храм, Хиэдди, призвал свою жрицу, стало иным многое. Но многое, что удивительно, осталось совершенно прежним. Теперь она жила в храме – но каждый месяц по нескольку раз отправлялась домой, в Токио. Школу уже не посещала – но усердно корпела над учебниками чужого ей певучего языка, над географией и историей внезапно разросшегося мира, благо библиотека храма хранила в себе подавляющее количество книг.

Только с друзьями встречаться уже не приходилось: бывшие одноклассники считали, что девочка погибла – в прошлом году Дарине даже удалось побывать на собственных похоронах.

Церемония оставила след в душе, и поныне жрица слегка поёживалась, вспоминая мрачный день. Пережить его было тем более тяжело, что фальшивую смерть Дарине пришлось инсценировать самостоятельно.

По своей воле девочка на это не пошла бы: слишком жалко было родителей, бессовестным казалось обманывать их так жестоко. Но внутренний голос шептал, что мистификация необходима, что привычная Дарине жизнь завершилась и единственно правильным станет завершить её в глазах всех, знавших девочку прежде. Жрица воспользовалась помощью Храма, чтобы внушить нужное полицейскому из маленькой будки на углу квартала, и, когда испуганные звонком родители пришли по вызову, навела аккуратный морок, убеждая их в смерти дочери.

Созданные пусть неопытной ещё жрицей, чары сработали безупречно.

В день похорон дом Такаси притих, словно придавленный; чёрные люди чинно сидели на скамьях, а многие школьные друзья, не скрываясь, плакали. По одному прощающиеся подходили к большому чёрно-белому портрету девочки среди цветов, шептали ей каждый что-то своё и снова отходили, уступая место следующим.