Текст книги "Шагни в Огонь. Искры (СИ)"

Автор книги: Анна Мичи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц)

– Хотя откуда тебе знать? – эльф говорил почти что ласково. – Ведь никто не станет тратить своё время, чтобы научить тебя вежливости.

В воздухе чуть ли не молнии сверкали. Пахло пылью, как перед грозой.

– Кроме меня. Запомни и будь благодарен, – как они могут излагать так певуче?

Тонкокостная длиннопалая рука выхватила из-под носа у Тенки тарелку.

– Эй! – вырвалось невольное.

Тенки вскочил, оказываясь лицом к лицу с короткоухим. Рука сжимала позабытую от злости книгу – до боли в пальцах.

Короткоухий смотрел на него и улыбался.

Лупоглазый придурок.

– Я покажу тебе твоё место, животное, – ласково произнёс эльф. Изящно наклонился, опуская тарелку на пол. – Жри.

В ушах зазвенело.

Ну уж нет. Хватит с него.

– Козёл, – сказал Тенки громко. По-нинъески, не утруждая себя подбором правильных тонов эльфийского языка. – Сам жри. Яйца свои сожри, придурок.

На красивеньком лице старшеклассника махровым цветом расцвело недоумение. Непонимание.

– Да пошёл ты, – добавил Тенки для острастки – что взять с Огнём обиженного? – Пошёл-ка ты, слышишь, ты, эльф хренов!

С трудом удержавшись от желания шваркнуть парню книгой по роже, Тенки вильнул между столиками и вылетел в коридор.

Какая жалость, что этот идиот не понимает нинъеского!

Празднества Весны

– Приветствие Огню! – раздалась команда, и более тридцати человек качнулось в едином ритме, становясь на колено.

– Очищение! – глаза на ребячьих лицах закрылись одновременно.

– Прекратить! – выражения лиц не меняются, только поднялись веки. – Поклон!

Головы склонились, плечи почти касаются отполированных досок пола. Ладони лежат перед лицом, разведённые на тщательно отмеренное расстояние. Выдохнуть.

Медленно, вместе со всеми, вернуться в прямое положение.

Вместе со всеми, одним и тем же движением вытянуть перед собой руки. Развести ладони на ширину плеч. Вместе со всеми.

Хлопок.

Ещё один.

И вновь склониться в поклоне, почти доставая лбом до пола. Тут можно сжульничать, краем глаза покоситься на соседа: правильно ли лежат руки, не опоздаешь ли подняться.

Тихий шорох «самайе» и шуршание рукавов «инги» по отполированным доскам – головы поднялись.

Намари, третьекурсник, капитан, повернулся к своим воинам. За спиной его пылал огонь – символ стихии.

– Итак, – начал было капитан, а возглас получился смешным: горло пересохло. Откашлявшись, Намари продолжил: – Вот и пришло время весенних празднеств.

Взгляд капитана просвечивал каждого насквозь.

– Имена бойцов уже известны. Остальные воины подарят им свою помощь. Мы должны не посрамить оодиэ-старших. Многие из них придут сегодня смотреть на церемонию. Давайте же сохраним боевую славу Королевской школы. Да будет милостив Огонь!

– Да будет так! – грянул мощный хор.

***

– Надо разделиться на пары! Перед тем, как начнётся расстановка мишеней!

– Зачем перед? Можно и после.

– Постойте, а где обувь для выхода на поле? Её хватит?

– Зачем ритуальная обувь? Сегодня можно в своей, всё равно на общем поле!

– Скоро расстановка!

– Дени-эльви-оодиэ ищет стрелы! Кто-нибудь, сбегайте посмотрите в зале!

– Не в зале, на стрельбище! Там, где всё время тренируемся!

– Так мы будем делиться на пары?!

– Да зачем же? Потом!

– Времени нет!

Ох, чего же всё так бестолково-то?

Тенки стоял в тесном коридоре в кругу одноклассников. Первый младший шумел и волновался. Никто не знал чётко, что делать. И поблизости не вертелся никто из второкурсников, чтобы можно было спросить указания, а без указаний эти элхе действовать не умели.

– Так давайте всё-таки разделимся на пары! – да когда ж ему надоест?

Тенки с неодобрением взглянул на неуёмного – парень с первой парты, как же его зовут... все эти эльфийские имена длинные, как хвост морского змея, и путаются, будто сети в бурю. Нага... Тага... Савага...

– Расставить мишени! – полетел над головами голос Намари-оодиэ, обрывая споры.

Первый и второй младшие вылетели на траву, двумя рядами выстроились вдоль «пути стрелы» – широкого поля, сквозь которое просвистят выпущенные лучниками снаряды.

– Ра-аз-два! – дал сигнал второкурсник, стоящий в начале цепочки, ближе всего к земляным насыпям, где надлежало устанавливать мишени.

Прокатились два отзвука – хлопки в ладоши, и вслед за ними общий крик:

– К расстановке готовы!

– «Великое пламя» – Сельвисте Намари, – громким бесстрастным голосом объявлял Виллиэ.

Зрители, набившиеся по обеим сторонам «пути стрелы», плескали волнами аплодисментов при звуке каждого имени.

– «Второй всполох» – Ацуатари Мурасе-Ито.

Тенки покосился на короткоухого идиота. Тот стоял с прямой спиной, по вороту белого «инги» шла вышивка из зелёных побегов. «Самайе» тоже парадные, с вышивкой. С того места, где сидел первый курс, бойцы виднелись только в полупрофиль, глаз короткоухого Тенки разглядеть не мог.

Вот и ладно.

– «Дым» – Реикаэ Эвисто, – продолжал Виллиэ, с удивительной точностью выбирая именно тот миг, когда аплодисменты стихали, давая словам говорящего свободно лететь в прозрачном воздухе. – «Пепел» – Тардис Дени-эльви.

Последняя волна аплодисментов.

– Да будет милостив Огонь! – прозвучала обязательная фраза, и Виллиэ, поклонившись, отошёл назад, опустился на колено, пальцами ног упёрся в скользкий пол. Ему предстоит провести так всю церемонию.

Ужасная поза, ещё хуже чем сидеть среди первокурсников, сзади, со скрещёнными ногами. Виллиэ – «смотрящий», сегодня он будет наблюдать за стрелками, выполняя роль секунданта между бойцами и Огнём.

В руках Виллиэ придерживал пузатые бутылочки: с серым порошком – для левой ладони, чтобы ствол лука не выскальзывал; с желтоватым – для перчатки на правой руке, чтобы не подвели сомкнутые пальцы. В перерывах между стрельбой бойцы будут втирать в ладони содержимое бутылочек.

Позади «смотрящего» – помощник-второкурсник, на коленях доска с плетёными колечками. На этих колечках намотана запасная тетива, по числу стреляющих. У каждого лука тетива своя.

Подумать только, Тенки тут всего десять месяцев, добрую половину из которых прогуливал тренировки напропалую – а как врезались в память эти знания, говоря объективно-то – лишние.

Или постойте – уже десять месяцев?

Быстро летит время.

Намари – «великое пламя», первая стрела за ним. «Великое пламя» обязано попадать, пламя открывает церемонию. Зажигает.

Попадёт ли?

Старший поднял лук над головой. Медленно направил его в сторону мишени. Остановился.

И растянул – плавным, быстрым, текучим движением.

Кисть правой руки застыла над ухом, непоколебимо, как железная. Левая вытянута вперёд и направлена в мишень, сжимает ствол лука. Стрела лежит недвижимо, словно приросла к тугому дереву и щеке стреляющего. И кажется, что времени больше не существует.

Выстрел.

Тенки метнулся взглядом за стрелой – в школе не используются улучшенные магией снаряды, поэтому их скорость невелика. Тонкий ствол блеснул в солнечных лучах.

Хлопок. Попал!

Правая мишень раскрылась огненным цветком.

– Верно!! – грудь заболела, то ли от крика, то ли от восторга. Ритуальный возглас подхватила толпа зрителей – огромное поле взорвалось единоголосым подбадривающим воплем.

«Второй всполох». Теперь очередь этого, как его, Мурасе-Ито.

Короткоухий уставился в мишень. Руки с зажатым в них луком поднялись над головой. Плавное нежное движение – и наконечник стрелы нашёл мишень, провёл прямую линию между стрелком и целью. Ничтожная, едва заметная пауза.

Натяжение.

Короткоухий хорошо стоял – даже с небольшим опытом Тенки это было заметно. Красиво – и расставленные в ритуальной стойке ноги, чуть наклонённое вперёд тело, прямое, как доска, и руки, натягивающие лук. Стрела параллельна земле, смотрит в мишень.

Наверняка попадёт.

Выстрел.

Хлопок!

Вторая мишень расцвела оранжево-алым пламенем.

– Верно! – заорал зал.

Быстрое, почти не уловимое взглядом движение – и лук в левой руке стрелка возвращается в церемониальное положение, стиснутый кулак прижат к бедру.

Каждый боец сделает двадцать выстрелов, всего бойцов четверо: получается восемьдесят. В прошлом году из восьмидесяти стрел было шестьдесят восемь попаданий – замечательный результат, лучший за последние пять лет. Он стал негласной целью для третьеклассников этого года. Прославить родную школу, добиться нового показателя, оставить свои имена на школьной памятной доске и поднять планку для лучников последующих классов – вне всякого сомнения, каждый из бойцов мечтал об этом. И мечтания должны были будоражить грудь, спутывать мысли, увеличивая возможность ошибки – Тенки знал по себе: чем больше хочешь попасть, тем больше вероятности промахнуться.

Не то чтобы один-другой промах имел большой вес. Промажет, скажем, «великое пламя», и это станет всего лишь одной стрелой из восьмидесяти, подобную дыру с лёгкостью залатают стоящие позади.

Но случается, что промах ударит по сердцам стреляющих, и словно проклятие упадёт на бойцов – они перестанут попадать вовсе.

Поражение мишени, учили Тенки, достигается путём слияния. С луком, с мишенью, со стрелами. С самим залом и мёртвым молчанием за спиной, со взглядами соратников.

Четыре стрелка превращаются в один механизм, сражаются не друг с другом и даже не с огнём. Сами с собой. Бойцы не смотрят по сторонам, только перед собой.

Невидящий взгляд пробегает по перекрестью лука и стрелы, проверяет, в порядке ли тетива. Двигаясь по стреле, направленной в сердце мишени, находит цель. И не отпускает.

Пока продолжение взгляда – стрела – не поразит маленький бело-красный кружок.

– Ли! – кто-то осторожно дотронулся до плеча Тенки.

Эвите Ллайне, сокурсник. Тенки определили с ним в пару – наблюдать за мишенями и вытаскивать стрелы. Их черёд приходился как раз на второй заход.

– Наша очередь сразу после этого, – громким шёпотом напомнил Эвите.

Тенки кивнул и поспешил вернуться к наблюдению.

«Дым» уже застыл в напряжении, прямым телом образуя вертикальную сердцевину своего лука. Руки его чуть заметно дрожали.

Не замечая боли, Тенки закусил нижнюю губу.

Выстрел.

Тихий глухой удар.

Песок.

Стрела вонзилась в песок, в землю, насыпанную валом. Гневно дрожала, успокаиваясь.

Промахнулся...

Тенки опустил глаза, уставился в пол. Почему-то казалось невежливым смотреть сейчас на бойца. Словно этим смакуешь его огорчение от провала.

Послышался шорох, двинулись тени – «дым» сошёл с позиции, встал рядом с соратниками.

Зашевелился «пепел», вытягиваясь стрункой. Натянул лук.

С промахом «дыма» почти кожей ощутимое напряжение в зале чуть спало. Полного «венца» не будет, и можно уже не надеяться. Не бояться неизбежного промаха, не ждать его.

И «пепел» действовал красиво, ловко. Облегчённо. На нём больше не лежала ответственность обязательно попасть, ведь всё равно полного «венца» не достичь.

Выпустил стрелу, пронзил натянутую ткань мишени. Заставил пламя вылететь и опасть ярко-рыжими лепестками.

Грянули аплодисменты.

– Верно! – крикнул зал.

Эх, всё-таки это было прекрасно. Даже если «венец» не получился идеальным.

Но это только первый заход. Всего их пять.

– Ли, пойдём!

Быстро, пока стрелки не подготовились к новому выходу, Эвите и Тенки помчались по узкому коридору с натянутой вдоль поля сеткой – необходимая предосторожность во избежание несчастных случаев при стрельбе.

Устроились в тесном закутке кабинки наблюдений.

Эвите пошарил в углу, вытаскивая наполненный энергией жезл: если что-то пойдёт не так и наложенное на мишени заклинание не сработает, при попадании школьникам придётся вызывать пламя вручную.

Тенки вытянул шею, заглядывая в маленькое прямоугольное окошечко, прикрытое толстым слоем стекла: отсюда видны были фигуры стрелков.

Бойцы уже занимали свои места. Поклонившись, повернулись вбок к мишеням, одинаковым движением поднесли стрелы к лукам, вдевая в тетиву.

– Красиво, – выдохнул Эвите, тоже приникая к окошку. – Представляешь, через пару лет там будем мы.

Тенки криво усмехнулся. Лучше уж ему там не быть, готов отречься от возможности подобным образом покрасоваться. Зато – если удастся поступить в третий младший – жалеть о потерянном шансе он не станет. Даже если и так «красиво».

Поднялся лук Намари.

Тенки оторвался от окошка, присел на корточки. В проёме выхода виднелся длинный земляной вал с четырьмя кружками мишеней в профиль. Деревянные ободы, насаженные на бамбуковые колышки. Ткань истыкана попавшими в первом заходе стрелами, зияют круглые прорехи. После пятого мишени поменяют – для заключительной церемонии.

Эвите коротко выдохнул – и в тот же миг стрела вонзилась совсем рядом – хлопок! – в центр первой красно-белой мишени. Задрожала, ещё не растратив до конца боевую энергию, а пламя уже расцветало вокруг деревянного обода.

Тенки отпрянул невольно, но пламя не жглось. Иллюзия!

– Верно! – раздался далёкий хор.

– Молодец, Намари-оодиэ, – одобрительно заметил Эвите. – Бьёт без промаха.

– Слушай, – Тенки решил дать волю любопытству, в кои-то веки можно раскрыть рот, не опасаясь шиканья со стороны старших, – а этот, Мурасе-Ито, хорошо стреляет, да?

Одноклассник захихикал:

– Мурасе-Ито? Ну ты даёшь...

– А в чём дело?

– Прямо по фамилии, без никаких суффиксов? Мурасе-Ито-оодиэ!

Ох, опять эта их вежливость! Тенки с трудом подавил досадливую гримасу.

– Ну да, короче, он. Хорошо стреляет ведь, а?

Хлопок! Пламя.

– Верно!!

– Как видишь, – ухмыльнулся Эвите, жмурясь на языки прозрачно-алого огня вокруг второй мишени.

– Да-а...

– На празднества Весны плохих бойцов не поставят, – небрежно заметил одноклассник, снова заглядывая в окошечко.

Объективно говоря, второй заход оказался неудачнее первого. Чуть больше промахов, чуть дальше расстояние между всаженными в мишень стрелами. Даже хвалёный Мурасе-Ито пропустил свою третью стрелу, не говоря уж о «дыме» и «пепле» – и только Намари втыкал стрелы в сердце мишени, впритык друг к дружке.

– Пять промахов! – ужаснулся Эвите. – В первом заходе был только один!

– Скоро нам выходить, – негромко предупредил напарника Тенки. – Кто докладывает?

– Давай я, – сокурсник с сомнением посмотрел на нинъе, видно, не доверяя его произношению. – Ты тогда, когда закончу, начинай собирать стрелы от «великого пламени».

Тенки кивнул.

Свист стрелы, хлопок! Третья мишень выплюнула иллюзионный огонь. «Дым».

Следующая стрела – последняя.

Эвите протиснулся к выходу, ненавязчиво отодвигая соученика.

Мальчишки замерли.

Смотреть в окошко Тенки уже не полез: вот-вот послышится звон высвобождаемой тетивы – и свист.

Хлопок! «Пепел» расплылся в огненной занавеси.

– Верно!! – вопль из зала потонул в аплодисментах. «Венец»?

А – и правда, горизонтальный «венец», попали все стрелки в одном кругу.

– Прошу подтверждения! – донёсся до них крик.

– Произвожу подтверждение! – Эвите выскочил из кабинки, остановился справа от мишени, лицом к стрельбищу. – «Великое пламя» – «венец»! «Второй всполох» – три есть! «Дым» – половина! «Пепел» – половина!

– Принято!

– Есть! – вместе с этим возгласом Эвите нырнул к мишеням, нагнулся над «дымом», вытаскивая стрелы.

Тенки поспешил присоединиться к сокурснику, оставил кабинку, склонился у «великого пламени». Стрелы вонзились неожиданно глубоко, приходилось прилагать ощутимые усилия, чтобы вытаскивать тонкие бамбуковые стволы. Как назло, в голову полезли посторонние, совершенно идиотские мысли.

Короткоухий Мурасе-Ито промазал один раз, его третья стрела торчала совсем рядом с краем мишени: чуть влево – и попадание оказалось бы засчитано. Но – не повезло.

С таким умением стрелять, захоти короткоухий подбить его, Тенки, небось, хватило бы одной стрелы. И выпускать эту стрелу надо было бы как раз сейчас, когда нинъе маячит на поле, согнувшись перед мишенью. Даже не стоит особо напрягаться – всё равно что пытаешься попасть в свой обычный «второй всполох».

Иррациональный страх холодил загривок.

Тем более иррациональный, что Тенки отлично понимал – это невозможно. Бойцы располагают всего четырьмя стрелами – и все они сейчас торчат здесь, ждут, пока их вытащат младшие и вернут хозяевам, для продолжения церемонии. Хотя, конечно, у них есть и другой комплект...

Но это всё равно было невозможным – да и кто даст вдруг короткоухому стрелять? Да и не похож он на любителя действовать исподтишка, да и готовности рисковать местом в школе у него не наблюдалось, да и разве мыслимо нарушить таким образом праздник? Нет уж, для помешанных на церемониях элхе подобное точно должно считаться невозможным.

И всё же, невзирая за все попытки призвать здравомыслие, страх не оставлял Тенки до самого конца – пока они с Ллайне не покинули поле и быстрый взгляд, брошенный в зал, не сказал нинъе, что опасения его и впрямь напрасны: бойцы сбились в кучку и, похоже, вовсе не интересовались происходящим на поле.

Только тогда получилось вздохнуть спокойно и поразиться выступившему под мышками поту.

Собранные стрелы первокурсники вытерли специально предназначенными полотенцами, стряхивая влажный песок, приставший к бамбуку. Мимо метнулись два элхе – следующие наблюдатели.

– Сразу не понесём, – предупредил Эвите. – Они уже пошли на третий.

– Угу.

Они остановились в коридорчике рядом со входом в зал, уселись на скамеечку, бережно придерживая ладонями стрелы. Отсюда лучников видно не было, только мишени и вздымающееся вокруг них пламя.

– Хорошо стреляют, – отозвался о старших Эвите, – заглядеться можно.

Тенки молчал, уставившись в сторону мишеней.

– У тебя сколько рекорд? Больше всего попаданий?

– У меня? – нинъе усмехнулся. – Два.

– Из двадцати?! – Эвите вылупил глаза.

– Тише ты. Услышат – по ушам надают. Ага, из двадцати. Что, много? – Тенки откровенно смеялся.

– Мало! – Эвите то ли принял насмешку всерьёз, то ли действительно изумился настолько, что забыл о вежливости. – У меня – восемь, почти половина!

– Ну молодец, что тут скажешь, – философски ответил Тенки.

Сокурсник замолчал, словно не находя подходящих для дальнейшей беседы выражений. И вовремя – из зала выглянул старший, второкурсник.

– Тихо! – строго оглядел младших. – Ли!

Тенки невольно выпрямился. Вскинул глаза на второкурсника.

– Когда ты выскочил стрелы собирать, ты к залу спиной повернулся. Это невежливо, постарайся так больше не делать.

Мальчишка застыл. В голове заметались красочные эпитеты, подходящие к ситуации.

– Понял?

Через силу сглотнув, Тенки кивнул – иначе не отстанут.

Второкурсник исчез, скрываясь в зале. Эвите сидел как пень.

Какого хрена?! Огонь бы их всех побрал, какого хрена их не устраивает обычная человеческая задница?! Не в лицо же он им её суёт?! И всего-то мельком, небось, увидели, всё остальное время он на корточках сидел и ощущал лопатками воображаемый удар!

Идиоты... Безнадёжные эльфийские идиоты...

– Три промаха, три промаха, – шептал Эвите, провожая взглядом предпоследнюю стрелу. – Если Дени-эльви-оодиэ попадёт, три... плюс пять... плюс...

– Один, – подсказал Тенки, сам удивляясь, что помнит цифру. – Всего девять промахов.

– В прошлом году было шестьдесят восемь попаданий, – считал Эвите, – значит, двенадцать промахов... Ещё есть шанс!

Зал взревел: стрела «пепла» вонзилась в мишень.

– Жаль, не «венец», – удручённо вздохнул сокурсник. – Был бы, если б не Эвисто-оодиэ.

– Прошу подтверждения! – крикнули из зала.

Маленькая фигурка выскочила на поле:

– Произвожу подтверждение! «Великое пламя» – «венец»! «Второй всполох» – три есть! «Дым»...

– Пойдём! – велел Эвите. – Надо отнести стрелы.

Только вступая под крышу зала, темноватую после залитого солнцем поля, Тенки сообразил, что принёсшие стрелы сами вручают их бойцам – а значит, ему придётся собственноручно передать их Намари и – придурку Мурасе-Ито.

Мальчишка глянул из-под чёлки на непроницаемое лицо темноволосого элхе. После того как на поле перед мишенями на Тенки нашло временное помрачение, он ощущал себя так, словно и вправду был под угрозой, словно короткоухий и в самом деле целился в него и сжалился, убрал лук, оставляя Тенки жизнь. Словно теперь элхе окончательно признал его равным, стоящим соперником, и дал обет подождать случая встретиться лицом к лицу, не стараясь ударить в спину.

Понять придурка-старшеклассника у Тенки никогда не выйдет. Никогда, но, может быть… Может быть, короткоухий и правда окажется достоин уважения. Хотя бы за меткость. За невозмутимость. И за клятое их элхеское умение разделять личные эмоции и чувство долга.

Не ведающий о Тенкиных мыслях старшеклассник принял стрелы небрежно, но – надо же! – соблаговолил ответить снисходительным кивком. Снова четверо стрелков сбились в кучу, кулак к кулаку, затянутые в перчатки руки, крикнули громко: «Соле!». И снова пошли зажигаться мишени.

Бойцы отходили в глубь зала, ставили луки в высокие деревянные стойки, негромко переговаривались. Кажется, «дым» сокрушался о чём-то, может, просил прощения, что подвёл остальных, попал меньше всех.

Виллиэ окончил перекличку с первокурсником-наблюдающим, просматривал тонкую тетрадку на коленях: результаты боя.

Тенки невольно вытянул шею: как там, как они выступили? Перебит ли рекорд прошлого года, те впечатляющие шестьдесят восемь стрел, о которых гудел первый младший? Но отсюда, разумеется, тонкие красные каракули в тетради Виллиэ прочитать было невозможно. Да он, к тому же, наверняка писал на древнем языке, с этими их совершенно не поддающимися расшифровке иероглифами.

Старшекурсник наконец отложил тетрадку, окинул взглядом зал, младших, сидевших позади в несколько рядов, замерших впереди третьекурсников и бойцов, застывших в церемониальных стойках. Встал, сузил глаза. Ровным голосом скомандовал:

– Сбор!

Единым движением зал поднялся.

***

– Здравствуй, сестра.

– Здравствуй.

– Как родители? Здоровы ли все... дома?

– Все здоровы.

– Спасибо, что приехала. Я был рад знать, что ты смотришь.

– Вы замечательно выступили. Огонь теперь надолго будет усмирён.

– Не хватило лишь одной стрелы...

– Что ты говоришь? Вы поддержали честь школы. Продолжили славу старших. А уж тебя точно не в чем упрекнуть, больше тебя не смог бы сделать никто.

– Шестьдесят восемь стрел... ещё бы одну – и мы прославили бы третий класс.

– Друг мой, ты полон самомнения. Желание самосовершенствоваться – хорошее дело, но не стоит забывать о сохранении здравого мышления.

– Твой смех режет мне сердце.

– Твоя серьёзность заставляет меня смеяться!

– ...ты права. Я поистине смешон.

– Вот так лучше. К цвету твоих глаз подходит лёгкая самоирония. Не забывай улыбаться.

– Не буду... все ли здоровы дома?

– Ты уже спрашивал. Все здоровы.

– Прости.

– Не надо.

– Расскажи, как течёт твоя жизнь в школьных стенах? Твои соученики вытянулись за этот год и не похожи уже на тех детей, что смотрели прошлую церемонию стрельбы с открытыми ртами.

– Забавно, прошёл всего год... Прошлой весной ты произвела впечатление на Дени-эльви, он потом месяц твердил нам, что хочет подобную старшую сестру.

– Мне это очень льстит. Дени-эльви-диэ повзрослел и замечательно стреляет. И, конечно, Эвисто-диэ и Мурасе-Ито-диэ тоже.

– Последний меня беспокоит.

– Что-то случилось?

– Я сообщал вам, что в прошлом году в первый младший пришёл валиссиец.

– Юный гений? Да, я помню. С ним что-то не так?

– С ним – нет. Но он ухитрился задеть Мурасе-Ито – по незнанию. И теперь тот злится и нападает на младшего при каждой встрече.

– Вот как.

– А Орувери умело подогревает конфликт. Ослеплённый же обидой Мурасе-Ито ничего не замечает.

– Вот как...

– Ты хладнокровна. Детские раздоры ничуть тебя не беспокоят.

– Не упрекай меня. Младший Мурасе-Ито неглуп и со временем поймёт свою неправоту. Тебе не стоит беспокоиться об этом.

– Мне кажется, ты слишком просто смотришь на обстоятельства. Одно дело, если бы младший был элхе, но он – нинъе.

– И что же?

– Тебя не пугает возможный конфликт между расами?

– Ни капли. И не смотри на меня с таким ужасом. Словно я кощунствую перед Огнём.

– Но Мурасе-Ито действительно злится.

– Это пройдёт. А был ли тот мальчик на выступлении?

– Нинъе? Конечно, среди первокурсников. Сейчас они чистят зал.

– Покажи мне его.

– Сейчас... А, вон он. Посмотри на поле, они снимают мишени. Он – тот светловолосый, самый маленький, с башней мишеней в руках.

– Из-за них не видно лица.

– Да и дорогу ему сейчас вряд ли видно. Подожди, сейчас отдаст другому, пойдёт обратно.

– А. Похож на элхе.

– Разве? Вблизи он самый настоящий нинъе, никакого сходства.

– Целеустремлённый взгляд.

– Как ты углядела на таком расстоянии? Соколиные глаза.

– Это у нас семейное, дорогой братец. От тебя не убегает ни одна мишень, от меня – человеческие лица.

– Ты разбираешься в нинъе лучше, чем в элхе.

– Прости.

– Я не обиделась.

– Прости.

– Не надо.

Апрель, Огненный Город

– Ацу, Ацу! – Тардис запыхался и дышал тяжело. – Ты слышал, ты слышал?

Соученик стоял на пороге, возбуждённый, жадно глотал ртом воздух. В глазах плескалось лихорадочное желание сообщить новость.

– Можно войти?

– Пожалуйста, – Ацу небрежно повёл рукой. – Что случилось?

Выпускные экзамены четвёртого младшего курса закончились.

Сегодня по этому случаю для будущих старших устраивали праздничный вечер. Кто-то из оодиэ просто перейдёт в западный, «взрослый», корпус, но кто-то покинет Королевскую школу навсегда – и для них сегодняшняя ночь станет последней из проведённых здесь.

Поэтому школа гудела в предвкушении вечера, а служители и надзиратели сбивались с ног, пытаясь даже не уследить за почуявшими дух свободы четверокурсниками – просто принять с комфортом их родителей и родственников. Полюбоваться на своих отпрысков сегодня приехали многие. Чужими людьми полнились коридоры школы и классные помещения: взрослые разговаривали, делились успехами детей и ахали, выслушивая истории других; младшие в семье мальчики глазели на гордых адептов, представляя себя на их месте, а их сёстры, пользуясь шансом, который не представился бы девочкам никак иначе, разгуливали по школе и наблюдали за жизнью будущих королевских магов изнутри.

До начала вечера оставалось несколько часов.

– Нинъе! – выпалил Тардис.

В ярко освещённом коридоре жилого корпуса за спиной Тардиса появился Виллиэ. Глянул свысока, прислонился плечом к дверному косяку. Ворот «илерам», как всегда, беззаботно расстёгнут, но сегодня никто не станет придираться к форме одежды.

– С июня нинъе перейдёт в нашу группу! – не скрывая эмоций, сообщил Дени-эльви.

Вот как.

Что же, нинъе всё-таки добился своего.

Ацу не удивился. Словно знал: рано или поздно нинъе был обречён появиться в их классе, у него на пути, впиться в противника злыми зелёными глазами, и не уступать, пока не выяснится, кто сильнее. Кому суждена победа.

– Вот как, – повторил Ацу вслух.

– Ты не сердишься? – Тардис выглядел изумлённым.

– Сердиться? – нет, он не сердился. Все ощущения вообще будто ушли куда-то, пропали, и в сознании оставалось одно лишь рутинное «надо». Что надо? Не понять.

– А сейчас он в зале на первом этаже. Флиртует с какой-то мадемуазель, – слова Виллиэ слышались тонкой издёвкой, ледяной насмешкой – над кем?

Лицо Тардиса медленно проплыло мимо – с расширившимися глазами, рот приоткрылся. Виллиэ выпрямился, блеснул глазами, сжал губы. Отодвинулся, освобождая путь.

– Ты куда? – сзади раздался крик Тардиса.

– Пойдём за ним, – и холодная интонация Виллиэ.

Опять наступило молчание. Тенки не знал, о чём с ней говорить. Ему никогда раньше не приходилось разговаривать с эльфийкой.

Кажется, она испытывала похожие трудности. В лицо ему не смотрела, всё больше оглядывалась по сторонам. Вдалеке слышались оживлённые голоса. У дальней стены весело смеялись и звенели бокалами.

– Я думала, здание школы гораздо больше, – вежливо сказала девочка.

– А-а... – протянул нинъе, проклиная себя за идиотизм.

– Я здесь впервые.

– М-м... Э-э... Нравится? – он ведь правильно говорит?

– Что нравится? – огонь, неужели слямзил что-то не то? – Школа?

Она наконец-то посмотрела на мальчишку, с удивлением приподняла брови.

– Мне здесь не учиться. Королевская школа это Королевская школа.

Разговор опять издох.

Тенки уставился на свои руки, вывернул ладони линиями наружу. Как назло, в голову не приходило никакой хорошей темы. О чём вообще полагается беседовать с эльфийскими девами?

Украдкой он глянул на девчонку. Она сидела на самом краешке стула, чинно выпрямив спину, рыжевато-жёлтые волосы заплетены в высокую причёску. Большие эльфийские глаза, со складкой века, что начиналась прямо от внутренних уголков глаз – ещё одна расовая черта, – медленно двигались, осматривая зал.

Она, верно, сейчас жутко злится, что в собеседники ей попался неотёсанный нинъеский болван.

Надо срочно что-нибудь сказать.

– Э-э, – неопределённо пробормотал Тенки, с ужасом вдруг понимая, что не знает, как к ней обратиться – забыл имя!

Большие глаза – тёплого тёмно-карего цвета – повернулись к нему, взглянули вопросительно-высокомерно.

– Скорей бы начался вечер, не правда ли? – промямлил Тенки, теряя малейшую нить смысла в страшном кошмаре, что по недоразумению звался светской беседой.

– Вам надоело моё общество? – она усмехнулась краешками губ, а глаза оставались равнодушными.

– Что вы, – поспешил мальчишка ответить ходовой фразой – благо помнил её до малейших смысловых интонаций, – мне очень приятно с Вами беседовать.

– Говорят, Вы – настоящий гений? – спросила вдруг рыжая, и на бесстрастном лице появился наконец проблеск живой эмоции – слабого интереса.

– Э-э-э... – опять растерялся нинъе. По эльфийским правилам прямую похвалу надлежало отрицать, но как назло в голову не лезла ни одна подходящая формула отрицания. – Что вы, – сил хватило лишь повторить недавнее выражение.

– Да-да, – настаивала она, – даже мой кузен упоминал Ваше имя. Да и когда меня представляли Вам, было ведь сказано, что с июня Вы переходите на четвёртый младший курс? Это потрясающе.

– Что вы... – ох, чтоб огонь тут всё пожрал! Когда же эта пытка кончится?

Видимо, из-за его невразумительных ответов не в состоянии придумать, как ещё продолжить разговор, она снова замолчала.

Время таяло в ладонях, как осенний снег. Леттине исподтишка поглядывала на сидящего напротив мальчика – и, незаметно для него, пряча руки под персиково-белыми кружевами, нервно сжимала кулачки.

Она была ему неинтересна, это ясно.

Мальчик отвечал малословно, сам почти не заговаривал. Смотрел куда угодно, только не на неё – за всё время разговора их глаза встретились едва ли раза два, и ей стало понятно, что он тяготится беседой.

Из вежливости Леттине пыталась не дать ему сообразить о её догадке, но всё же такое откровенное пренебрежение огорчало.

Перед девочкой сидел единственный не элхе в Королевской школе. Кузен не раз упоминал об успехах новичка-нинъе – да и сказал же один из здешних учеников, когда представлял их друг другу, что с нового учебного года светловолосый мальчик переходит на четвёртый курс. Забавно, это значит, кузен, третьекурсник с июня, теперь станет младшим для недавнего новичка.