Текст книги "Шагни в Огонь. Искры (СИ)"

Автор книги: Анна Мичи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 30 страниц)

– А пока что налицо полезность доски новостей, а? – усмехнулся Тардис.

– А потом и вместо доски новостей появится такой вот экранчик.

– Смотрите, начинается! – разговор прервал Химилиэ. Рука его указывала на помост: люди с площадки перед экраном исчезли, оставляя одного, пёстро одетого человека в цветах Водного материка.

Водный подошёл к переднему краю площадки, и голос его, многократно усиленный заклинанием «аитэ», разнёсся над толпой.

Тенки слушал вполуха: Водный говорил с лёгким акцентом, да ещё и, как принято, до предела закрученными фразами, и смысл доносился до нинъе с пятого на десятое, общими чертами.

– ...рады воспользоваться дарованной нам возможностью, – вещал элхе с площадки, – ...много лет суровых тренировок, отобраны лучшие... ради возможности доставить удовольствие народу Огненного... связанные столь тесной дружбой... я буду краток...

Подросток поморщился. Обычно все речи только приближались к апогею, когда звучала реплика о краткости. На худой конец, «краткость» с огромным трудом получалось отнести к вступлению – а за ним всегда следовала основная часть.

– ...необыкновенное зрелище... – так и есть, мужик и не думает закругляться, – ...прошедшие самый строгий отбор... сегодня перед вами эти танцы... юные таланты...

Ну так покажи наконец свои таланты, старый хрыч.

– ...принести благодарность всем, кто... – ага, нудное перечисление титулов и поклоны в адрес высших лиц, – а также...

Тенки глянул на каменное лицо Ацу – тот стоял как ни в чем не бывало, устремив неподвижный взор на площадку. Вот статуя хренова.

Однако и лицо у этого элхе. Иногда кажется, на нём вообще не способны отражаться эмоции, и приходится приложить немало труда, вызывая из памяти давний гнев в этих глазах, уязвлённую гордость, боль и даже призрак беспомощности.

Ведь это было, всё было, было всего лишь три года назад.

Тенки помнил.

Они никогда об этом не говорили. Никогда не вспоминали. Но иногда Тенки казалось, что подстроенная Виллиэ дуэль связала их крепче любого каната. Его, безвестного упрямого нинъе из забытой всеми валиссийской деревушки, и этого отпрыска дворянских кровей, младшего сына алорской семьи с родословной чуть ли не в сотню поколений, молчаливого обычно элхе с красивеньким бледным лицом.

– ...прощения, что заставил столь долго ожидать... – с помоста донеслись слова, похожие на плавный переход к окончанию. Наконец-то. – ...позвольте представить! Када Мирель! Када Сьюнев!

Под бурные хлопки собравшихся на помосте появились две абсолютно одинаковые девушки. Обе стройненькие, длинноногие и одетые в самый минимум ткани. Волосы их были туго стянуты на затылке и убраны, так что тоненькие шейки казались ещё беззащитнее. Сине-зелёные костюмы, облегающие, как натянутая на женскую руку перчатка, и узоры на этих костюмах только подчёркивали то, что обычно принято скрывать. Особенно обнажёнными смотрелись ноги – от горлышка до бёдер тела девушек закрывала ткань, но длинные голые ноги позволяли любоваться на себя всем желающим, и ни малейшего намёка на смущение не было на лицах представленных.

– Чего-чего? Что сейчас будет? – не спуская глаз с площадки, Тенки заехал локтём в бок стоящему рядом элхе.

– «Танцы под водой и на воде», – ответил тот, обратив на сокурсника слегка удивлённый взгляд. – Не слышал разве?

– А где вода-то?!

Словно отвечая недоумению Тенки, белый покров площадки неожиданно стал светлеть и растворяться, будто повиновался плавным размеренным шагам покидающего помост человека. На краю полупрозрачной площадки застыли в сложных позах две девушки, переплетая руки и ноги так, что казались единым целым; и одинаковые костюмы ещё более усиливали впечатление однородности.

За помостом зашумело.

– Ух ты! – Тардис озвучил восклицание Тенки: из четырёх углов ставшей окончательно прозрачной площадки – или нет, уже ясно, в высоту больше человеческого роста внушительной коробки – хлынули струи голубоватой, блестящей в солнечных лучах воды. Уровень жидкости стремительно повышался, а девушки всё так же неподвижно стояли на краю бассейна, словно вырезанные из желтовато-белой слоновой кости статуэтки в сине-зелёных нарядах.

Толпа восхищённо загудела: экран за спинами девушек замерцал.

Тенки сощурил глаза, пытаясь разглядеть колеблющееся изображение, наконец сообразил: экран показывал поверхность воды, тот же самый бассейн, только сверху. Голубая жидкость плескалась, закручиваясь маленькими воронками, по дну разбегалась рябь солнечных зайчиков.

Прозрачная коробка наполнилась быстро, за считанные минуты. Девушки разогнулись, выпрямились, глянули на толпу – и обратили лица друг к другу.

– Эй! – раздался сложенный их голосами общий вопль, и, изогнувшись, абсолютно одинаковыми движениями представительницы Водных полетели в бассейн.

Теперь Тенки понял, к чему были «танцы под водой и на воде». И слова Водного о «юных талантах». И упоминание многих лет «суровых тренировок», и фраза о «строгом отборе».

То, что творили две девушки в воде, не удалось бы изобразить больше никому. Никому и никогда, потому что не могла же природа снова создать два таких одинаковых, таких равных, угадывающих каждое движение друг друга, синхронных до малейшего жеста существа? Ведь не могла же повториться, вдыхая жизнь в подобные совершенно ничем не отличающиеся тела?

Девушки не плавали – они жили в воде, казалось, не нуждаясь даже в воздухе, чтобы дышать. Ткань костюмов отливала под водой серебром, и Тенки на миг показалось, что перед ним никогда не существовавшие люди-рыбы, персонажи древних морских легенд, которыми в изобилии полнилось его детство. Водные танцевали, то опускаясь в глубину, то снова появляясь на поверхности, выделывали ногами немыслимые пируэты и били ладонями по воде, прицельно поднимая изящные всплески. И даже брызги тоже летели одинаково, синхронно.

Действо длилось недолго. Казалось, не успело пройти и десяти минут, как лёгкая мелодичная музыка остановилась – только тогда Тенки понял, что с самого начала представления в такт движениям танцовщиц играла музыка – и толпа, выдержав миг молчания, дань восхищению, разразилась оглушающим хлопаньем.

Девушки снова выбрались на край бассейна и застыли, обрадованно заулыбались. Эти улыбки вмиг смыли величие танца, заставили забыть о достоинстве страны, которое они должны были поддерживать, – и водяные танцовщицы вдруг стали совсем девчонками, едва ли не ровесницами Тенки.

– Здорово, – выдохнул кто-то из адептов – и нинъе молча согласился.

Интересно, что за жизнь вели девчонки там, у себя дома, на Водном материке? Наверное, каждый день ныряли в бассейн и разучивали до последних мелочей движения этого танца и других, множества других – ведь, без сомнений, сегодняшнее выступление было для них всего лишь одним из ряда прочих.

– Они, небось, даже по-элхески не говорят, – Тенки не заметил сам, как подумал вслух.

– Ну всеобщий-то должны понимать, – пожал плечами Тардис. – Хотя неправильно говорить «по-элхески», они ведь тоже элхе. Только язык другой, не анедве-ми.

– Ты, что ли, хочешь поболтать с ними? – обратился к нинъе Эвисто. – Невозможно, к ним же не подойдёшь так запросто.

– Больно надо, – Тенки независимо отвернулся. Соврал – конечно, хотелось с ними поговорить, узнать вообще о жизни в чужой стране, о том, как у них относятся к нинъе, и спросить, сколько лет они занимались, прежде чем научиться так чувствовать друг друга и воду, и ещё... Да, Тенки и впрямь не отказался бы от возможности засыпать жительниц Водного материка вопросами. И разглядеть поближе, действительно ли они настолько похожи. И вообще разглядеть поближе.

– Так что? Возвращаемся к Южным? Там будут наши, – напомнил Тардис.

Толпа вокруг потихоньку начала рассасываться. Кто отходил к лоткам, подкрепляясь после духовной пищи физической, кто-то, ведомый тем же соображением, что только что высказал Тардис, спешил скорее занять удобное местечко у Южных ворот.

– Сколько ещё времени до появления Хиэлие?

– Она всё равно не появится раньше выступления Огненных, – Ацу тем не менее вытащил часы из-за воротника «илерам». – Ещё пятьдесят минут.

– А представление-то недолго длилось, – подсчитал Химилиэ. – От силы минут двадцать пять. Огненные тоже должны быстро закончить.

– Пойдёмте? – Тардису не терпелось скорее тронуться с места, он сучил ногами, будто очень хотел в туалет.

– По-маленькому? – издевательски осведомился Тенки.

Тардис одарил соученика возмущённым взглядом. Но связываться не стал: деревенское прошлое весьма обогатило словарь Тенки, пусть даже большинство изощрённых словечек теряло при переводе на элхеский... ах да, «анедве-ми»... некую пикантность.

– Вперёд, – согласился Эвисто и двинулся первым, подавая пример.

Тенки отстал, умерив шаг, пристроился в конец цепочки, сразу за Ацу. Лицо темноволосого элхе ничего не выражало, навевая мысли о безмятежности булыжника.

– Эй, – тихонько позвал Тенки. Дождался, когда Ацу обернётся, и тогда зашагал рядом, благо поредевшая толпа позволяла.

– Ты, это, – начал было и запнулся – показалось глупым лезть не в своё дело.

Лезть не в своё дело.

Ну вот, всё. К нему прилипли дурацкие эльфийские церемонии.

– Да? – вежливо посмотрел на сокурсника Ацу.

Тенки чуть мотнул головой, отмахиваясь от идиотского видения: он в пышных дворянских одеждах раскланивается с кем-то жутко важным, а приклеенные длинные уши грозят вот-вот отвалиться.

Лучше зарезаться.

– Слышь, мне кажется, или ты сегодня не в духе? – чтобы последний призрак унизительного смущения сбежал, испугавшись, с поля боя его духа, Тенки включил улыбку на мощность в два раза выше обычной.

– Прости? – нет, вы только посмотрите, эта милая чуча так невинно хлопает ресницами.

– Ещё чуть-чуть, и я поверю твоим прелестным глазкам.

– Тенки, я отказываюсь понимать тебя.

– А ты не отказывайся, – отрезал подросток. И снова продолжил, пытаясь спародировать элхеские интонации, преувеличенно тревожно заглянул в лицо собеседнику: – Мне так грустно видеть тебя в печали.

– «Грусть» и «печаль», – усмехнулся Ацу. – Слова с одинаковым значением – использовать их в короткой фразе неизящно.

– Слуш, ну хватит уже чепухой страдать, – взмолился нинъе, стараясь не ослаблять морального напора. – Из тебя, конечно, и в лучшие дни слова с трудом выходят, но сегодня приходится аж клещами вытаскивать.

– Вот как? – рассеянно осведомился Ацу и глянул на спины ушедших вперёд соучеников.

– Ага. Может, не будешь уже ломаться?

– Но я вовсе не ломаюсь, почему...

– Тогда чего у тебя вид нездешней принцессы, которую выдают замуж против воли?

Тенки сам не ожидал такого эффекта от безобидной реплики. Глаза Ацу сузились. Он остановился, опустил руки, и нинъе заметил, как под манжетами школьной формы они сжимаются в кулаки.

– Ты чего? – чтобы не дать чокнутому повода наброситься, Тенки отодвинулся на полшага, показывая свои миролюбивые намерения.

Толпа обтекала их, стремясь к Южным воротам.

Ацу глубоко вздохнул. Тенки подозрительно проследил за кулаками – жилы на руках ещё напрягались, словно ногти владельца впивались в ладони.

– Извини, – сказал Ацу кратко.

Только теперь кулаки разжались.

– Но ты вмешиваешься в чужие дела, – продолжил элхе. Брови его хмурились.

Тенки почувствовал яркий, неожиданный прилив злости. Какого хрена?

– Слушай, а не пошёл бы ты? – предложил он Ацу и отстранённо удивился: похоже, на пике нахлынувшей эмоциональной волны ему до идеала удалось воспроизвести все вежливые интонации их треклятого языка.

– Что? – глухо произнёс элхе. Ноздри шевельнулись, словно вдыхая, не пьян ли собеседник, не бредит ли, перебрав вина.

– Надоела мне ваша песенка про «чужие дела»! Я сую нос, куда хочу, понял, надутый болван?

Слова сами прыгали на язык. Лицо Ацу казалось выпуклым белым шаром с чёрной макушкой и нарисованными глазами.

– Если я вижу, что какой-то много воображающий о себе идиот таскается с вытянутым лицом, когда все вокруг веселятся, то я, морской хрен, суну нос в его дела! И если я это делаю, радуйся, пламя хреново, потому что это значит, что идиот мне не по этому месту! – Тенки выразительно чиркнул ладонью по воздуху рядом с ширинкой. – Ты понял, огонь на твою голову, хреновое твоё дворянское племя?

– Я понял.

Тенки прервался на полуслове, уже набрав дыхания для новой тирады.

– Я понял, ты и впрямь любишь слово «хрен».

Интонации придурка-эльфа были загробно серьёзны. Значит, точно – прикалывается.

– Да ну тебя, – махнул нинъе рукой, шагнул, сливаясь в движении с толпой. Где-то в груди странно саднило, и очень хотелось долбануть элхе по глупой темноволосой башке.

Ацу нагнал его, пошёл рядом.

– Скоро каникулы, – обронил он словно бы без малейшей связи.

– И что? – буркнул Тенки, невольно умеряя скорость. Не хотелось подойти к ожидавшим в сторонке однокурсникам слишком рано.

– Ллия заканчивает обучение. Возвращается на Огненный.

– Кто это – «Ллия»?

– Разве я не говорил? Моя кузина.

– Да ты вообще ни хрена не говоришь! Ну, и что?

– Летом будет официальная помолвка.

– Ты ж только что сказал, она твоя кузина?!

– Да, – Ацу отвечал с таким видом, будто говорил сами собой разумеющиеся вещи.

– Помолвка – это же значит, что вы потом поженитесь?

Соученик утвердительно качнул головой.

– Двоюродные брат и сестра?!

– На самом деле наша родственная связь гораздо дальше... и запутанней. Её отец – племянник моего деда, а мать из рода Ито-Ине, их ветвь отделилась почти десять поколений назад. И наш брак должен послужить ещё одной ниточкой к упрочнению, как, собственно, и связь самих родителей Ллии.

– Ни хрена не понимаю.

– Я не удивлён.

– Ты достанешь меня ржать втихомолку.

– Т-сс, я не хочу продолжать этот разговор при всех.

– Может, всё-таки скажешь? Чётко, с толком и расстановкой? – Тенки покосился вперёд – от тройки в чёрной форме их отделяло полминуты хода.

– В нашей семье издавна заключают браки среди кровных родственников, – Ацу задумчиво коснулся мочки уха. – Чтобы сохранить древний уклад. Обычаи, культуру. Род.

Нинъе не нашёлся, что ответить. Как-то не придумывались подходящие слова. Вместо этого попробовал спросить:

– И чё, ты не можешь сам выбрать, на ком тебе жениться, что ли? Тебя это мурыжит?

Ацу качнул головой. В этом движении промелькнула тень то ли недоумения, то ли беспомощности.

– Я, по большому счёту, не имею ничего против Ллии, – выговорил он медленно. – Мы росли вместе, хорошо друг друга знаем. И всегда понимали, что когда-то поженимся.

Тенки молчал, не мешая говорить.

– Как наши родители. И как мой брат и его невеста. Это традиция.

– И что же ты тогда...

– Ничего, – ответ вернулся очень быстро. – Всё в порядке. Это ведь традиция.

Тенки больше не спрашивал. Было ясно, что Ацу не в восторге от перспектив, но в то же время у него не промелькнуло ни единой мысли воспротивиться решению родителей.

Понятие «воспротивиться старшим» вообще, похоже, не входило в моральный кодекс элхе, даже самых либеральных – что тут говорить о семье Ацу, одной из старейших среди элхеской аристократии.

Деревенщине-нинъе не стоит советовать. Не в этом случае.

Это другой мир, и так оно и останется.

К началу представления они чуть не опоздали. На такой же площадке, как у Восточных ворот, только покрашенной в тёплый глубокий жёлто-оранжевый, уже вертели факелами по пояс обнажённые парни с впечатляющей мускулатурой, двигались девушки в колоколом стоящих соломенных юбках. Тенки на мгновение забыл всё вокруг, уставившись на сцену: широкие пояса танцовщиц сидели глубоко на бёдрах, и то место, где спина переходит в нижнюю часть, только девушкам свойственный чудный изгиб попросту не позволяли оторвать взгляда. А они ещё и танцевали, извивались, крутили бёдрами, заставляя пробегать мурашки по позвоночникам зрителей.

Да, если выступление Водных было покойным течением, безбрежной величественной красотой, то Огненные зажигали в толпе пламя. Раздували огонь, символу которого поклонялись. Настоящий, не придуманный жар охватывал тех, кто наблюдал за вызывающими движениями пляски.

Девушек было пять, мужчин – трое. Волосы танцовщиц распущенными пышными облаками прикрывали спины – впрочем, ритм барабанов не позволял стоять на месте, и выкрашенные в одинаковый медно-бронзовый цвет гривы летели в танце, развеваясь в такт движению. Грудь девушек прикрывали два треугольника золотой ткани, и золото это сливалось с обнажённой загорелой кожей. В противоположность послам Водных, у которых было прикрыто тело, но выставлены на обозрение ноги, Огненные танцовщицы прятали под длинными юбками ноги, зато без малейшей застенчивости открывали всё туловище, от треугольничков нагрудника до пупка и завораживающих до потери дыхания углублений у бёдер.

Тенки не замечал течения времени, вместе с остальными пойманный в ловушку пламенного танца. Порой ощущение пляски так захватывало его, что грезилось: он сам стоит на сцене; и толпа вокруг тоже подчинялась несмолкающему стуку бамбуковых палок по натянутой коже барабанов.

Закончилось всё враз, в секунду, словно на костёр выплеснули бочку воды: парни прошлись ярким огненным колесом, мелькнули в воздухе обвязанные соломой ноги; брошенные в воду факелы зашипели, потухая; девушки закружились и рассыпались, спрыгивая со сцены в заранее приготовленные вокруг маты, лишь на мгновение показались голые икры из-под взметнувшихся юбок.

Площадка опустела, ритм барабанов исчез.

Не помня себя, Тенки захлопал – уж на что не любил бессмысленно отбивать ладони, тут не удержался. Хотелось ответить чем-то в благодарность за представление. И люди перед сценой, испытывающие те же чувства, заставили греметь Южные ворота отголосками пережитых эмоций.

– Молодцы всё-таки наши, – одобрительно отозвался Эвисто. – Показать бы это Водным, пусть знают.

– Может, они смотрели, – предположил Тардис. – На их экране, верно, тоже показывали.

Помолчали.

– Что теперь? – Эвисто огляделся – зрители потихоньку рассеивались.

– Откроют ворота. Хиэлие появится на главной площади, там, во дворце. Будут освобождать проход по мосту.

Тардис был прав – и рабочие за решёткой уже начали по-муравьиному копошиться среди установок.

– Наверное, минут пятнадцать понадобится, – прикинул Дени-эльви. – Так и будем торчать тут и ждать?

– Пойдёмте пожрём, – Тенки хитро и одновременно мечтательно улыбнулся.

– Опять? Куда в тебя лезет, Ли...

– Пойдёмте...

– А ещё и Хиэнне, говорят, выйдет к народу.

– Жрица храма Огня? Та самая, которая десять лет где-то пропадала?

– Наверное. Посмотрим.

***

Правительница Огненного материка, высший одновременно и политический, и магический, и духовный символ государства, сорок первый год носящая титул Хиэлие, Дочери Огня, красивая женщина с чуть заметной усталой морщинкой меж бровей, откинулась в кресле на одном из балконов королевских покоев.

До выхода к народу оставалось около получаса.

Сейчас где-то готовят к церемонии жрицу Храма. Причёсывают, красят, надевают ожерелия и прочие ритуальные драгоценности... А впрочем, сейчас заниматься этим уже поздно, и, верно, с девочкой проводят последнюю беседу, удостоверяясь, что та до мелочей поняла предстоящую роль.

Забавно, прошло всего три года с момента первой встречи Хиэлие с новой жрицей – но за эти три года едва понимающая элхеский язык девчонка превратилась в уверенную молодую женщину. В подобном скором взрослении сказалась, не иначе, нинъеская кровь.

Хиэлие не знала причины, но Жрицы всегда были нинъескими женщинами, или, по крайней мере, выглядели таковыми.

Кто-то из учёных предполагал, что причина этого – в равновесии, необходимом для отлаженного функционирования мира, и если Девы четырёх материков – чистокровные элхе, то Жрицы должны быть нинъе. Когда-то Хиэлие даже читала эти соображения, забавная вещь. Изложенная, впрочем, слишком сухим научным языком, чтобы сохранить забавность надолго.

– Дева, о чём ты думаешь?

Единственное существо на Огненном материке – да что там, во всём мире, которому позволено было обращаться к Хиэлие на «ты», разумеется, не грубоватое просторечное «ирдиэ», а принятое в обращении к вышестоящим изысканное «илло», – верная наперсница королевы вот уже более шестнадцати лет, маленькая маг Цую подняла к Огненной деве детское личико.

– Ни о чём, мой маленький друг, – отозвалась королева с лёгким вздохом. – Любуюсь прекрасной погодой и столь ласковыми солнечными лучами. Природа радуется вместе с нами в праздник равноденствия.

– Ты сегодня очень красивая, – девочка неуловимым жестом подставила макушку под лежащую на подлокотнике кресла руку Хиэлие, и та бездумно начала перебирать шелковистые чёрные волосы.

– Только сегодня? – рассеянно улыбнулась женщина.

– Нет, конечно, ты всегда красивая, – убеждённо ответила Цую.

– Ты тоже, – мягко откликнулась Хиэлие. – И уже скоро я стану завидовать твоей неизменности. Вот уже шестнадцать лет, как ты сопровождаешь меня, но облик твой постоянен. Ах, я тоже не хочу стареть.

Лицо Цую – девочки лет двенадцати – повернулось к королеве вполоборота. Тёмные бровки слегка дёрнулись: то ли девочка чуть заметно нахмурилась, то ли смутилась, не зная, что ответить.

Огненная дева продолжала созерцать Цую с задумчивой ласковостью. Шестнадцать лет назад она взяла неизвестно откуда появившуюся девочку под свою опеку: ребёнок не помнил ничего о прошлой жизни, не говорил по-элхески и не знал дворцовых обычаев, однако энергетическая аура девочки подавляла. Придворные маги, обследовавшие её, заявили, что по расе найдёныш не принадлежит ни к элхе, ни к нинъе, – это же стало понятно впоследствии и само собой, когда обнаружилось, что облик маленькой девочки неизменен: ребёнок просто застыл в одном возрасте.

Поначалу Хиэлие не обращала большого внимания на черноволосую малышку: ею занимались маги, и королева лишь изредка читала доклады о происходящем; через несколько лет по приказу Огненной девы к найдёнышу приставили учителей. Так на Огненном материке появился первый маг женского пола, официально признанный государством.

Кто-то из Государственного совета отговаривал Хиэлие от подобного шага: признание одной женщины магом могло спровоцировать волнения среди ведьм и дорого обойтись государству; но всё обошлось. Впрочем, другие советники считали это самим собой разумеющимся, ведь Цую попросту не была обычной женщиной, ни элхе, ни нинъе.

По-настоящему королева начала привязываться к безродной девочке примерно десять лет назад – тогда она по собственной оплошности потеряла доверие одного из самых старых друзей, и Цую стала единственной поддержкой, духовным отдохновением Хиэлие от государственных дел. А также поистине родным существом, терпеливо выслушивавшим все усталые глупости, которые так своевольно рвались с уст королевы после очередной нудной церемонии.

– Скоро время, да? – огромные синие глаза вновь обратились на лицо королевы.

Хиэлие кивнула. Ещё несколько минут, и посланник прибежит сообщить ей, что приготовления завершены. Жрица ожидает, и народ уже заполнил главную площадь.

И тогда две женщины, две стороны одной силы: шестидесятилетняя элхе, королева Огненного материка, Хиэлие, и восемнадцатилетняя девушка с текущей в жилах кровью нинъе, носительница силы Огненного храма, Хиэнне, – выйдут к народу, которому обещана их защита.

***

Вот теперь Тенки почувствовал, что прежние испытания – сардельки на палочках по сравнению с этой толпой. Люди жали со всех сторон. Справа, слева, спереди и сзади – это, пожалуй, было неизбежно, а с неизбежным подросток был готов примириться; но ведь ещё непременно находился какой-нибудь прохвост, пролезавший под ногами, и идиоты элхе, вымахавшие выше нужного, всё норовили влезть Тенки на голову.

Убил бы всех на хрен.

И даже Дени-эльви, даже Эвисто, даже этого придурка с рожей неземного спокойствия Мурасе-Ито: они хотя бы могли что-то видеть. А вот Тенки с Химилиэ оставалось разве что любоваться физиями друг друга, и Тенки не могло утешить даже это, потому что и Химилиэ был выше него.

Убил бы на хрен всех этих эльфов.

– Теперь ясно, отчего наши любоваться на Деву редко ходят, – прошипел Эвисто. – Пожалуй, меня тоже сюда больше не затащишь.

– Тут сегодня весь город, огонь его пожги, – откликнулся Тардис и безуспешно дёрнулся, пытаясь высвободить зажатую чужими телами руку.

– Видели ж мы её два года назад, зачем сюда припёрлись, – продолжал сетовать Эвисто.

– Тут не только наши, тут и с других материков народу хватает, – пока однокурсники не вспомнили, кто стал инициатором дурацкой идеи, Тенки попробовал сменить тему.

– А когда наследницу начнут показывать? – кажется, на наживку не клюнули, но уловка тем не менее удалась – Химилиэ спросил совсем о другом.

– Наследницу?

– Что за наследница? – удивился Тенки. На этот раз фраза вырвалась сама собой, без притворства.

– Ли, ты откуда свалился? – раздражённо отозвался Эвисто.

– И правда, Ли, ты же постоянно книжки лопатишь, – в голосе Тардиса слышалось лёгкое недоумение.

– Ну и что?

– Не слыхал разве?

Тенки напряг память. Ничего не отзывалось, будто голова в пустую коробку превратилась.

– А когда она родилась-то? – нинъе решил зайти с другого края.

– Наследница?

– Ага.

Дени-эльви переглянулся с Эвисто, залез свободной рукой в волосы и сказал, ероша чёлку:

– Да вот когда ты в Хиэй приехал, в тот год.

– Да, точно, в тот год в сентябре она не появлялась на празднествах, об этом весь город шумел, – подтвердил сокурсник.

– Ещё бы, наконец-то появление долгожданной наследницы. Одно время Огненный материк на ушах стоял. У Девы же и официального консорта никогда не было.

– А кто отец наследницы? – снова вмешался Тенки. Подвохи памяти объяснились – ещё бы, в тот год нинъе было не до новостей столицы, он и эльфийский-то едва понимал.

– Тише ты, разлюбопытничался, – шикнул Тардис, неизвестно на кого оглядываясь. – Так и мечтай, так тебе и скажут.

– На блюдечке преподнесут, – поддакнул Эвисто. – «На, драгоценный Ли, удовлетворяй своё любопытство. Вот тебе генеалогия, вот родословная».

– А это не одно и то же? – смутился Тардис.

Эвисто замолчал с полуоткрытым ртом, как прерванный на полуслове. Ирония на его лице сменилась лёгким замешательством.

– В любом случае, уж будущего отца наследницы явно отбирали с учётом всех факторов, возможных и невозможных, – утешающе добавил Дени-эльви, обращаясь то ли к Тенки, то ли к оплошавшему Эвисто. – Такое дело на самотёк не пустят.

Нинъе усмехнулся и устремил взгляд на ослепительно белеющую под ярким солнцем дворцовую террасу. Она возвышалась над площадью, и за подобное расположение невысокий Тенки был весьма благодарен. Появись королева на одном уровне с народом, нинъе не светило бы увидеть ничего. А так – ещё есть шансы.

– Идут! – а вот это было понятно и без слов Эвисто – толпа ахнула и сдавила их ещё сильнее, уже явно превышая предел возможности.

Тенки выругался по-нинъески, изобретательно и длинно, и упёрся руками в чужие спины. Земля ушла из-под ног; кажется, нинъе ухитрился поставить ступню на чью-то голень, а владелец уже потерял возможность следить за своими конечностями. Зато голова нинъе вынырнула на простор.

Визжали женщины. Тенки мельком глянул в сторону самых истошных криков – тут если какая тёлка лишится сознания, мигом затопчут, дуру. Не лезла бы.

И сразу же метнул взгляд на площадку – не до баб.

Или, вернее, не до простых баб – когда самая главная женщина страны выходит перед тобой на небольшую прямоугольную площадку.

На таком расстоянии он никак не мог разглядеть её лицо – да чего там, даже рост прикинуть не мог, хотя выглядела она, как и положено королеве, – впечатляюще.

Одета в длинное платье, блестящее на солнце и похожее на волны текучего света, ало-золотое, как пламя в окружающем дворец огненном кольце. Ало-золотое, как пламя – и Тенки неожиданно пригрезилось, что ткань, как и огонь, прозрачна, и тело королевы попросту пылает; а пламя сжимает её в объятиях, защищая и одновременно безраздельно ею владея.

Или нет.

Это было не платье. Что-то помимо него.

Ярким огненным столбом, жадно горящим пламенем к небу поднималась её сила. Покровительство Огня, магия Огня, наглядное свидетельство мощи Огня. Её по праву называли Хиэлие, и Огонь признал её своей дочерью.

Морской хрен, сколько всего можно сотворить, владея хотя бы одной сотой долью такой силы!

Дева остановилась у самого края, казалось, ещё шаг, и фигурка с длинными красными волосами упадёт вниз, сгинет, проглоченная толпой. За спиной королевы двумя линиями, сторонами равнобедренного треугольника, расходящимися от самой дальней точки к краю площадки, вытянулись тоненькие жрицы, за ними рядом чуть плотнее – жрецы, хранители Огня.

– Я так рада видеть здесь сегодня столько детей Огня и гостей из других стран, – голос королевы показался Тенки таким родным, каким не слышался даже материнский – хотя куда там материнскому. Дева обращалась именно к нинъе, смотрела ласковыми глазами, и пламя, живым вихрем обнимавшее её плечи, обдавало нежным теплом.

– Сегодня замечательный день для праздника. Солнце одаряет нас своей милостью. Понравились ли вам представления?

Тенки кивнул, не сводя с королевы жадных глаз, площадь согласно зашумела.

– Я рада, – она снова тепло улыбнулась. – Сегодня равны ночь и день, и свершается церемония коронования весны. Огонь наполняет моё сердце, и счастьем дышит воздух. Тёплым ветром весна несёт нам своё благословение.

Смысл доходил до нинъе с пятого на десятое, но он не обращал на это внимания, просто слушал, просто наслаждался звуком её мелодичного голоса, просто чувствовал в груди огонёк спокойного блаженства. Слова лились мимо ушей, баюкали, как баюкает колыбельная на незнакомом языке. Тенки забыл, что стиснут толпой и с трудом удерживается, чтобы не свалиться под ноги окружающим, да и вся площадь словно присмирела. Женские визги, брань, требования подвинуться утихли. Люди молчали, внимая голосу Хиэлие.

Очнулся нинъе только тогда, когда королева чуть качнулась в сторону, протягивая руку в приветствии. Рядом с ней появилась невысокая женская фигурка в ритуальных жреческих одеждах.

Это была Хиэнне, Жрица Храма Огня.

Тенки видел её в первый раз – уже почти десять лет Хиэнне не являлась народу. Её сила тоже подавляла, хоть и не так, как аура королевы.

Нинъе прищурился, стараясь разглядеть Жрицу – но, к сожалению, площадка располагалась слишком далеко, чтобы позволить увидеть подробности. Даже возраст Хиэнне не удавалось определить, а спускающаяся с головы накидка скрывала цвет волос. Только впечатляющая энергетическая аура и сила, спокойная сила – вот и всё, что мог чувствовать будущий маг.

Жрица говорила медленно, сдержанно, будто тщательно взвешивала слова. Элхеские фразы округлыми камешками опускались в толпу и тонули, не производя ни малейшего всплеска. Слушатели внимали в полном молчании.