Текст книги "Шагни в Огонь. Искры (СИ)"

Автор книги: Анна Мичи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц)

Предисловие. О терминологии

В этом тексте использованы слова «чёрт», «километровый» и названия привычных нам земных месяцев при описании фантастического мира. Это сделано для того, чтобы читатель не путался в незнакомых словах, которые не добавляют много колорита, а напротив, с моей точки зрения, заставляют спотыкаться и мешают плавному восприятию. Если кто-то опасается, что такой подход может нарушить атмосферу действительно иного мира, предлагаю считать данный текст переводом на русский язык, где все иностранные (иномирные) слова уже заменены переводчиком на привычные нам.

Шагни в Огонь

Часть первая

37 год Рейки, 4754 всеобщий год

Цусаки – май

Тенки: Путь в Йокола

– Ты куда! Немедленно вернись! – истеричный женский голос стал неслышен, когда мальчишка с силой захлопнул тяжёлую дверь.

– Да двести раз же сказал, успокойся, старая дура, – пробормотал он и поправил съезжающую с плеча сумку. Одарил дверь злым взглядом, презрительно сплюнул на деревянное крыльцо. Коснулся лямок ещё раз и вышел со двора.

За рваными облаками висел тонкий обломок луны, на деревенской улице неровной цепью горели фонари. Лампы поновее были оборудованы заклинанием, включавшим свет при появлении человека, и стоило мальчишке вступить в зону действия магии, как тощую фигурку заливало огнём. Похоже, ему изрядно надоела подобная услужливость: при каждой новой вспышке он машинально вскидывал ладонь к светлой чёлке и шипел под нос что-то явно нелестное.

Полуоткрытую калитку в окружающем деревню заборе мальчишка приметил сразу же и обрадовался удаче, словно хорошей примете – значит, дорога принимает.

– Хой, Тенки! – внезапный возглас донёсся сверху.

Мальчишка остановился, поправил котомку, задрал голову.

На заборе сгорбилась тень. Озий. Озий вечно околачивался рядом с воротами: в них сторожем сидел его отец.

– Ты куда? – с любопытством поинтересовалась тень. – На ночь глядя...

– Да так, – пожал мальчишка плечами, стараясь, чтобы жест выглядел независимым.

– Чё, всё-таки решился? В Йокола?

Тенки молчал, вглядываясь в чёрную фигуру верхом на заборе.

– Ты чё ночью-то! С ума сбрендил?

– А что делать? – зло ответил пацан. – Она ж днём с меня глаз не спускала, я сумку два дня собирал.

– Мать, да? Ну она же беспокоится.

– Иди ты! Беспокоится. Ей важно, чтоб рабочие руки не ушли, вот и всё.

– Не, я думаю, она всё-тки беспокоится, – с сомнением покачал головой Озий. – Матери все беспокоятся. Моя вон тоже, всё время спрашивает, где меня носит. Хоть я и с отцом постоянно. А у тя и... – парень на заборе осёкся.

– Да вы достали уже все! – взорвался мальчишка. – Утоп, ну и утоп, хрен с ним! Что я теперь, всю жизнь у юбки должен сидеть и его заменять? Да идите вы все...

Оборвав на полуслове гневную тираду, он жёстко сощурился и мотнул головой. Снова поднял глаза на невидимого собеседника. Добавил, смиряя голос:

– Да ну на фиг.

– Ты тока магию не кидай. Я ж не со зла.

– Да не кидаю я. Не стал бы, даже если б и умел, – слова прозвучали одновременно резко и устало.

– Ну теперь-то тебя научат. Если дойдёшь до магика, – сказал Озий, словно утешая.

– Ага. Если дойду, – светловолосый криво усмехнулся и размашисто утёр нос рукавом. Стоять на месте было холодно.

– Твёрдо решился?

– Ага.

– Медведей, волков, пятнистых не боишься?

– Я берегом пойду.

– Эх. Что ж ты до лета не подождёшь, раз уж ночью идти приспичило? Летом хотя б тепло.

– Дурак ты, что ли, Озий? Я до завтра выждать не могу, а ты – лето. Поскорей бы уж убраться отсюда.

– Чё те не нравится в деревне? – кажется, мимолётные слова обидели парня на заборе. – Море рядом, чем заработать на кусок хлеба, всегда найдётся. Не гнался бы ты за птицей в небе, а? С неба дерьмо часто валится, а проку с него немного!

– Пошёл я, Озий, – мальчишка поправил сползшую с плеча лямку. – Пойду, а то зябко мне тут с тобой балакать. Мне ещё немало топать.

– Твёрдо, значит, да? – повторил ещё раз Озий, уже не ожидая ответа. – Эх...

– Ага, – Тенки усмехнулся. – Ну, бывай!

Дёрнул плечом ещё раз, уже машинально, шмыгнул носом и шагнул к воротам. В сторожке рядом с ними всегда похрапывал немногословный отец Озия – одноногий после встречи с медведем старик Вяльма. Невысокий рост мальчишки отлично позволял ему пробраться как раз под окошком, откуда доносилось громкое неровное дыхание: всего-то сгорбиться и шмыгнуть в узкий проём меж сторожкой и брёвнами ворот.

Хорошо, что Озий приглядывал за отцом: по пьяни старик не заметил бы и десятка бешеных медведей. И частенько оставлял открытой калитку для пешеходов, весьма на руку Тенки, отнюдь не мечтавшему лезть через забор.

Морской ветер, от которого уже не укрывали ворота, крепко ударил в лицо, заставляя мальчугана поёжиться. Сопли, казалось, только и ждали момента, чтобы устремиться из носа с новой силой. Тенки утёрся, глубоко вдохнул знакомый с детства запах тины и остановился, услышав из-за спины негромкий оклик Озия:

– Эй, Тенки. Слушай, а что если магик тот налажал тебе?

– В смысле, – бросил Тенки холодно, не оборачиваясь.

– Ну, ошибся там, когда сказал, что у тя есть сила, или просто... пошутил, типа.

– Пошутил? – зловеще усмехнулся мальчишка, вскидывая голову к забору. – Давай и я тогда... пошучу, а? И спалю всю вашу гнилую деревеньку на хрен морской, а?

Из яростных глаз разве что искры не летели. И Озий, видимо, почувствовав всю неуместность своего вопроса, замолчал, сглотнул как-то по-особенному ощутимо и поспешил исправиться, добавляя дипломатичное:

– Не, ну я-то верю, ты чего...

Чёрная тень исчезла с забора, Тенки услышал мягкий звук прыжка на другой стороне. Из открытой калитки донеслось последнее:

– Ты там поосторожнее, ага?

Тенки снова усмехнулся и устремился прочь от ворот, в холодящую ветром ночную тьму.

Первый раз мысль о том, что он переоценил свои силы, появилась в сознании Тенки в районе полуночи. Ориентировочно, ибо часов у него не было, и время он мог определять только наугад.

Дорога мягко стелилась под ноги, ветер овевал разгорячённое лицо, море шелестело с правой стороны, а слева высилась чёрная стена гор. Казалось бы – знай себе иди, топай по нахоженному тракту. Но на исходе второго часа – а может, и третьего? – неизменный пейзаж приелся, однообразная линия моря по правую и нескончаемая громада поросшего лесом утёса по левую руку не давали понять, сколько он уже прошёл и сколько ещё остаётся.

Колени оледенели – стоило прикоснуться к вытертым на коленных чашечках штанам горячей ладонью, как становилась заметна разница. Наверное, от холода они гудели. Впрочем, сам Тенки холода вовсе не чувствовал, совсем наоборот, за ветер, бьющий в лицо несильными порывами, был благодарен, а на лбу даже выступил пот.

Месяц висел впереди над утёсом, по левую сторону, довольно высоко. Чёрные облака клочьями бежали в вышине, опутывая узкий, похожий на обломок ногтя, изогнутый дельфиньей спиной серп. Вроде как на эльфийском древнее название луны и значило что-то типа «дельфины света», по крайней мере, от кого-то Тенки это слышал – сам-то он эльфийского не знал.

Да и не нужен был ему эльфийский – с кем болтать-то? В горной Валиссии эльфы, считай, не жили, оставляя почти целую восьмую материка во владение «безухих» – хотя, конечно, находились чудаки, предпочитающие городскому веселью забытую всеми глушь. Когда-то и в деревне Тенки обретался взявшийся невесть откуда эльф: как все они, высокий, с сумасшедшим взглядом, видно сразу, не от мира сего. Потом ушёл куда-то, ещё когда Тенки был совсем малявкой, и отец был ещё жив. Значит, по привычке подсчитал мальчишка, больше, чем семь лет назад.

А магик приехал в деревню три года назад, если считать от нынешнего момента, – отец уже погиб к тому времени, мать вконец одурела, запрягла их с сестрой в работу, чтобы как-то сводить концы с концами. Да нет, работать надо было, это ясно, жратва с неба не свалится, да Тенки и не возражал особо.

Только когда магик...

***

Магик раскинул шатёр на площади, у общего колодца. По указанию старосты молодые парни поставили рядом длинный шест, а к шесту приколотили деревянную табличку: «уважаемый господин магических наук Ралло-иль Макущим». Эту табличку, кажется, уважаемый господин везде таскал с собой, уж очень потрёпанный она имела вид.

Сначала народ толпился по краям площади, жался к домам, никто не смел подойти первым, магика не видели в деревне с десяток лет. Потом выскочила какая-то тётка, завела что-то задорное, залихватское, непонятное – залётный гость аж покраснел. И площадь захохотала.

Этот общий грозный смех собравшегося народа Тенки помнил до сих пор: тогда он стоял между взрослыми, мелкий, десятилетний, озирался с раскрытым ртом, ища глазами Алли, сестру. И когда народ захохотал, он тоже, сам не понимая, в чём дело, засмеялся, и день вдруг показался ясным, и страх потерять в толпе сестру пропал, и окружающие словно вмиг подобрели.

Магик жил на площади с неделю, за чары его и кормили, и развлекали, и всячески пытались услужить. Сестра Тенки вечно крутилась неподалёку, в стайке таких же, как она, девчонок по пятнадцать-шестнадцать лет, привлечённых магией и продажей любовных напитков. Деревенские девки на время позабыли даже богиню любви Иливу, поражённые батареей бутылочек с афродизиаками и приворотными настоями. Каждое утро с рассветом прибегали на площадь и заигрывали с магиком, пытаясь своими пусть совсем не магическими чарами добиться его внимания.

Вместе с сестрой на площадь ходил и Тенки. Глазел заворожённо на мешочки с амулетами, свитки защищающих дом заклинаний, магические перья, пузырьки, баночки, бутылочки, коробочки.

Магик, со своей стороны, приметил в пёстрой девчачьей толпе светлую лохматую макушку и любопытные глаза. И как-то заговорил, появляясь внезапно перед мальчишкой, в очередной раз околдованным игрой света на амулетах:

– Ну что, интересно?

Тенки сглотнул, попятился испуганно от прилавка – на всякий случай, чтоб не приняли, чего доброго, за воришку.

– Ты тут чуть ли не кажный день околачиваешься, – выговор у магика был не рыбацкий, скорее горный, чуть картавый, неразборчивый.

Ребёнок молчал, уставясь в глаза взрослого, карие, с желтоватым ободком у зрачка. Магик первый раз говорил с ним.

– Нравится магия, а?

Тенки кивнул – действительно, слова магика эхом отозвались в сердце: нравилась магия, сама магия, наука магии. Те искры её, что воплощались в материальные предметы – амулеты, настойки, механические поделки; часть, остававшаяся энергией – боевая магия, заклинания, магические поединки; и совсем невидимое – знания, покрытые пылью пергаменты с древними словами, необъяснимая сила, которой веяло от чужака.

– Смотри, – поспешил Тенки сказать, пока магик не потерял интереса к деревенскому пацану, – смотри, что умею.

Вытянул ладошку к взрослому, сосредоточился, собирая крупицы энергии, стягивая отовсюду и почти видя тоненькие струйки, потёкшие от амулетов, развешанных над головой.

На ладошке вспыхнул и заметался крошечный жёлто-зелёный шарик, неправильной формы, полупрозрачный, неустойчивый.

Этому номеру Тенки научился, когда увидел представления заезжего фокусника, тут же, на центральной площади, с полгода назад. Фокусник, правда, творил чудеса помощнее, и магией не пахло от них ни капли, словно волшебство какое, но Тенки научился только так, и оттого, наверное, выходил шарик всегда неказистым. Хотя за полгода мальчишка добился немалых успехов, жёлто-зелёное его творение уже не лопалось сразу.

Магия Тенки произвела впечатление на мужчину: тот широко раскрыл глаза и нервно облизнул губы. Подставил широкую ладонь под распахнутую детскую руку, и мальчуган почувствовал, как увеличивается приток силы, увидел, как разгорается шарик, светлеет, круглеет, становится твёрдым, почти ощутимым. На мгновение медленное, спокойное течение энергии изменилось, словно сила пошла огромными водяными пузырями. Зеленоватое свечение на ладони съёжилось, вобралось в шар. И тот – уже настоящим, гладким на ощупь камнем опустился на середину руки. Тяжёлый.

Тенки поднял восхищённые глаза на магика. Горло перехватило – ни слова не произнести.

– Вот так так, – услышал задумчивое, – вот так так...

Улыбка сбежала с губ, рука сама потянулась спрятать круглый зеленоватый камень за спину. Похоже, магик был не рад – во всяком случае хвалить не собирался.

Мужчина вышел из-за прилавка, присел перед мальчишкой на корточки.

– Послушай, – начал серьёзно, всматриваясь в детские глаза. – Ты молодец.

Ага. Кажется, плохого Тенки всё-таки не натворил.

– Тебя кто-нибудь учил?

Пацан помотал головой – кому учить-то? Магика он видел первый раз в жизни.

– Сам научился?

Может, рассказать про фокусника?

– Ну, я это... – начал Тенки, – видел представление, там большие шары из воздуха делали.

– Какое представление?

– Фокусника, – терпеливо объяснил мальчуган. – Приезжал весной, с караваном. Ещё у них лесное чудовище было, только оно громадное, такие на зов не идут.

– Ого, ты и призывать умеешь?

– Ну а как же, – с превосходством сказал Тенки, – мы с отцом когда ходили на рыбалку... – и осёкся, ожидая неминуемого: «А сейчас где твой отец?»

Но вместо этого магик спросил о другом.

– Тебе сколько лет-то?

– Десять, – может, надо было соврать, что хотя бы двенадцать?

– Десять... – магик смешно подвигал ртом. – Слушай, а ты ведь у нас юный талант.

– Чего?

– Молодец, говорю. Маленький, а хват. Вот только десять лет...

Точно, надо было сказать «двенадцать».

– Скоро одиннадцать, – насупился мальчишка – хотя на самом деле оставалось ещё почти полгода.

– В столицу бы тебе, в Валисс. Там из тебя сделают человека. Да только кто ж тебя туда отвезёт. Отец есть?

Ну вот он и прозвучал, этот ненавистный вопрос. Отвечать Тенки не стал, только помотал головой.

– Подрастёшь – езжай в Валисс, – вставая, мужчина потрепал ему волосы. – Найдёшь в тамошней магической школе старика Мака, скажи ему, что Ралло прислал. Повтори.

– Старик Мак, – послушно произнёс Тенки, – сказать, что прислал Ралло.

– Ага, – чему-то улыбаясь, подтвердил магик, – смотри сюда, – и постучал указательным пальцем по табличке на шесте. – Читать умеешь?

– Умею, – несколько обиженно сказал ребёнок. Обижаться причины имелись: читать Тенки научился лет в пять, по сестринскому букварю, ещё перед тем, как пойти в школу.

– Ну вот, Ралло меня звать, запомнишь?

– «Уважаемый господин магических наук Ралло-иль Макущим», – прочёл мальчишка старательно выведенные буквы.

– Ну, про господина можешь не запоминать, – закашлялся магик, сделал рот куриной гузкой. – Запомни «Ралло» – эт моё имя, и «иль Макущим», эт значит «ученик Макущима», старика Мака, стал-быть.

***

– Ралло, ученик Макущима, – повторил Тенки вслух слова из солнечного дня трёхгодичной давности. Сейчас, в зыбком ночном мраке, перемешанном с рокотом моря, воспоминания о том лете казались почти что сном.

Валисс. Отсюда, с побережья, до сердца страны и в политическом, и в географическом отношениях, столицы людского мира, пешком не добраться – во всяком случае не за одну ночь. Да и дороги, если честно, Тенки не знал: на пути были горы, а это тебе не топать ногами по однообразно унылой, зато знакомой с детства линии моря.

Валисс, магическая школа, сказал тогда магик. «Подрастёшь – поезжай».

Тенки усмехнулся бьющему в лицо мягкому ветру. Чтобы попасть в Валисс, сначала надо дойти хотя бы до Йокола. В Йокола есть магик, живёт там уже больше года, к нему и надо идти. И только потом – если тот не откажется помочь, – в столицу. Если магик сочтёт, что Тенки достоин туда попасть, если найдёт в нём достаточно силы.

Горы слева начали уступать, забирая назад с побережья, открывая широкое лесное пространство. Это место Тенки знал: треть пути до Йокола пройдена. Всего треть – а ступни уже устали шаркать по дороге, ноги тяжёлые и гудят. Смертельно хотелось отдохнуть, спрятаться от ветра среди деревьев и сделать привал, может, поспать пару часиков. А там, глядишь, и до рассвета недалеко, и силы снова появятся.

Но Тенки упорно шагал вперёд.

В Йокола Тенки уже бывал, давно, правда, дело было, ещё до приезда магика, лет пять где-то назад. Ходили с матерью и сестрой на ярмарку, тогда от деревни шли целым караваном, весело шли, с песнями. С привалами.

Может, прав был Озий, и зря он дня не подождал, чтобы при солнце топать. Соснул бы в тепле, перетерпел бы изрядно надоевшую материнскую брань и попрёки малыми заработками, а наутро, едва поднялось бы солнце, прочь из дома – и след простыл. Правда, пойди Тенки днём, мать не пустила бы, догнала, вернула б в деревню. А ночью – кто же выходит ночью за ворота, лесным зверям да чудовищам на добычу, кому жизнь не дорога? Хотя главная причина состояла, разумеется, вовсе не в этом – а в ежевечерней чарке с горячительным, которую мать уже опрокинула в себя, разомлела и потому, верно, и не побежала.

В башмаки словно песок набился – при каждом шаге ступни саднило. Тенки, однако, старался не обращать на это внимания, как и на усталость в мышцах, тупую тянущую боль в бёдрах и голенях. Механически передвигал ноги, зная, что до Йокола ещё далеко. А стоит присесть, как он уже не сможет потом встать и идти дальше, снова войти в помогающий сейчас продвигаться вперёд машинальный ритм. Шёл, пытаясь не думать о физических ощущениях.

О том, что может призывать мелких животных и птиц, глупых рыбьих мальков и насекомых, Тенки знал с самого детства. Сказать вернее, не помнил иного. Сначала окружающие считали его просто удачливым, соседи-рыбаки наперебой зазывали на ловлю, а стоило им с отцом выйти в море, как без хорошей добычи не возвращались. Потом, когда у ребёнка обнаружились и другие способности, сообразили: а мальчик-то, похоже, нескупо одарён Огнём.

Но, конечно, в магики его не прочили: денег отсылать сына в город не имелось, хотя отец задумывался о будущем. Ну а потом пришла та буря, после которой мать вперемешку с проклятиями то благодарила Огонь за ниспосланное в ту ночь стремление во что бы то ни стало удержать возле себя Тенки, то негодовала на море за то, что отняло мужа.

Тенки порой задумывался, как случилось бы, окажись он тогда на лодке с отцом и остальными рыбаками, помогли бы ему те жалкие зачатки магии, что он только начал ощущать и которыми ещё не в состоянии был управлять. И каждый раз приходил к выводу, что нет, не помогли бы, и море, всесильное и равнодушное, поглотило бы лодку всё с той же безразличной лёгкостью.

Далеко справа, над морем, небо начало светлеть. Горы отошли в сторону, теперь по левую руку шёл тёмный, шумящий листьями лес. Тенки с удовольствием спустился бы с дороги, двигаясь по самой кромке моря, подальше от однообразной негостеприимной тени деревьев, но по песку идти было невозможно, ноги вязли и скорость упала бы вдвое.

Сколько часов он уже идёт? Сколько ещё до деревни?

Теперь, вздумайся ему бросить это дело и вернуться, – сама по себе невозможная мысль – кто знает, может, дорога назад уже больше остатка пути до Йокола.

Скоро рассвет, значит, сейчас часа четыре утра. Четыре часа – а вышёл он в девять вечера, и ещё болтал у ворот с Озием, как будто делать больше было нечего.

Получается семь часов. Примерно семь.

Но как же по-собачьи холодно!

Отца Тенки помнил уже плохо, ведь море забрало того почти семь лет назад. Оставались только ощущения: тепло, жёсткость загорелых до черноты рук, запахи пота и рыбы от отцовской рубашки.

Алли помнила больше, но спрашивать Тенки не любил, да и вообще не привык считать сестру авторитетом, уж слишком сильный ветер гулял у неё в голове. Мать тоже не поощряла девчонку, а один особенно сильный скандал, устроенный сестре, когда та заявила, что бросает школу и едет в Валисс, Тенки помнил и сейчас. Мать таскала Алли за волосы и клялась, что из дома дочь выйдет только через материнский труп, а блажь бросить школу пусть забудет сразу же, иначе не миновать порки отцовым ремнём – широким, кожаным, с тяжёлыми металлическими бляхами, старинное пугало в семье Ли.

После этого скандала мальчишка долго не решался заговорить о себе, о том, что тоже хочет оставить и школу, и вообще деревню, ехать в Валисс. Но слова магика: «подрастёшь – езжай», не забывались.

Втихомолку от родных Тенки учился управлять своей природной, своевольной магией. Толкнувшее в грудь ощущение чужой силы, подаренное магиком, просыпалось в воспоминаниях, наполняло сны. Алли не раз жаловалась, что брат бредит чудесами, что после отъезда магика из деревни днём ходит сам не свой, а ночами бормочет непонятное.

На востоке родилась первая яркая полоска, рассекла небо и море сверкающей розовой линией. Только что казавшийся сплошной чёрной громадой лес посветлел, разбился на древесные стволы и ветви, погнал волны ветра по траве.

Тенки покосился влево, не убавляя шага. Саднящая боль в подошвах стала уже постоянной, ноги гнулись плохо, словно судорогой сведённые. А впереди всё продолжалась линия моря, тянулась бесконечно.

Что будет, если он ошибается, и до цели ещё долгие часы пути?

Уже совсем скоро ноги откажутся его нести, уже сейчас с трудом приподнимаются.

Может, надо остановиться и отдохнуть? Светлеет, днём обитатели леса не покажутся на побережье, можно и соснуть, подложив котомку под голову.

Спать.

Зевота подкралась неожиданно, заставила широко разинуть рот, набирая в лёгкие воздух с тинистым привкусом.

Глаза слипались.

Наверное, от подступившей вместе с солнечными лучами дремоты Тенки не сразу сообразил, что лес по правую руку уже не такой густой, а кое-где в изумрудной траве между гордо топорщащими игольчатые ветки кедрами даже виднеются рыжеватые тропинки.

Сердце встрепенулось, ударило изнутри грудную клетку. Неужели?

Мальчишка свернул с дороги и быстро, как только позволяли измученные ноги, углубился в лес.

***

Кейла кинул ленивый взгляд на часы с отломанной ножкой, что кособочились на заляпанном столе. Самое начало шестого, до смены ещё почти два часа. Скукота.

Надо бы уговорить старшого, пусть побеседует со старостой. Сделали бы магическую охрану, чего зря людей сна лишать-то, чай, не зря магик в деревне уж больше года обретается. Вот и использовали бы его по надобности, а не их, защитников деревни, дёргали по мелочам.

В конце концов, разве ж дело отряд на сторожей пускать? Зачем тренируемся-то, рубимся друг против друга каждый день на околице? Чтобы по ночам ветры пускать да ждать, пока смена закончится? Кейла в военное дело не для того пошёл. Дождётесь, уйдёт, прямиком в столицу. Там, небось, молодые крепкие парни всегда нужны, авось, и золотишка подзаработать удастся. Пусть и нету сейчас ни с кем войны – у богатеньких-то всегда война, своя, внутренняя. Вот там жизнь и кипит, а не в Йокола. Тут всё ж деревня, хоть и вымахала почти что с город.

Кейла испустил протяжный тоскливый вздох и потянулся на скрипучем стуле во весь рост. Обойти, что ли, сторожку, дрёму отогнать? Ворота открыты уже, первые повозки с рыбой да прочими товарами уж покатили в столицу, деревня просыпается. Обойти – а потом можно будет и прикорнуть, никто не обвинит, небось.

Кейла поднялся и, стянув со стены казённый тесак, пинком отворил дверь. Солнце встало и теперь заливало деревню новорождённым ярким светом.

Спрыгнув через лесенку в три ступеньки, Кейла остановился и, жмурясь, принялся озираться.

Мальчишку он заметил не сразу – на фоне луга, кустов и зелени, узких лесных вертикалей тощая фигурка, ростом едва ли доходящая стражнику до пояса, сливалась с окружающим. Кейла чертыхнулся. Пацан выглядел измученным, а в глазах горел упорный огонь. Мальчишка пришёл через лес, со стороны побережья, и обитателем деревни он не был – Кейла видел такого в первый раз.

Неужто оборотничий щенок? Такие попадались редко, но всё же, бывало, любопытство приводило глупцов к деревенским воротам. Некоторым даже удавалось потом убежать.

Хотя погодите-ка.

Пацан был одет.

Бывали, конечно, оборотни, что заявлялись в одежде – но те уже постарше. И даже такие не додумывались надеть башмаки: то ли не могли справиться с шнуровками-застёжками, то ли не переносили обувь вовсе.

А ещё на плече у пацана висела сумка.

Всё-таки человек.

Кейла снял руку с тесака, двинулся к мальчишке.

– Ты чей тут? – крикнул повелительно.

Пацан, не спуская с охранника круглых зелёных глаз, утёр нос рукавом. Спросил:

– Это Йокола?

– Ну дык, – Кейла осторожно вглядывался в мальчишку.

– У вас тут, говорят, магик... да? – под усталостью в его голосе прослушивались нотки нетерпеливого ожидания.

– Ну, говорят.

– Мне надо к нему. Покажи, куда идти.

– Ишь ты, шустрый какой. Магик-то спит, небось. Ещё и шести нет.

Мальчишка сморгнул, снова упорно уставился на сторожа. Хороший взгляд, твёрдый, волчий.

– Покажи тогда, где его дом. Буду ждать, пока встанет.

– Успеется ещё, куда торопиться, – Кейла приблизился к пацану почти вплотную, с высоты своего роста уставил взгляд в зелёные глаза. Мальчишка отступил на полшага, повернулся левым боком, недобро прищурился.

– Меня Кейла зовут, – чтобы не пугать малолетку, охранник присел. Теперь лица их находились примерно на одном уровне.

Волосы на лбу пацана слиплись, губы были крепко сжаты. Цвет глаз у него был примечательный, зелёный и прозрачный, как море у самого берега, с пропущенным насквозь солнцем.

– Охранником я здесь. Охраняю, то бишь, деревню. Пользительное дело-то, да больно скучное, потому как таких бравых молодцев, как наша бригада, любые разбойники за версту обходят.

Мальчишка слушал, не раскрывая рта и не сводя со стражника взгляда.

– Пост покинуть не могу, – Кейла выпятил грудь, – а одного тебя, забрёдыша чужого, в деревню пускать не хочу. Потому предложу-ка тебе скоротать время в сторожке, пока моя смена не придёт. А там уж, так и быть, отведу тебя к магику.

Вот и случай посмотреть на магика поблизости, а то прежде Кейла видел его только издали.

– Согласен? – спросил для проформы, потому как ясно было, что деваться мальчугану некуда.

– Ну вот моя берлога, – произнёс расхожую фразу Кейла, открывая перед пацаном дверь.

Тот шмыгнул вовнутрь, остановился, осматриваясь. Сторожка была тесной: два нешироких окна, стол, покрытый испачканной скатёркой, на нём хромоногие часы, пустые, засиженные мухами стаканы, тарелка с остатками ужина. Посередине комнатки старый рассохшийся стул.

Кейла повесил тесак на стену: даже если пацану, вопреки его безобидной внешности, придёт в голову дурацкая мысль атаковать взрослого и сбежать, до оружия малолетке не дотянуться.

– Ну, может, чаю налить? – спросил у неожиданного гостя. Вот теперь можно и гостеприимство показать.

– Так ты откуда? – охранник поставил перед пацанёнком кружку с горячей тёмной жидкостью.

Тот неопределённо дёрнул плечом, приникая к посудине.

– Язык обожжёшь! – засмеялся Кейла.

Мальчишка глотал обжигающий чай и морщился.

– Аксе, – бросил, отставляя кружку.

– Аксе? С юга, что ли? Рыбацкая деревушка?

Пацан кивнул.

– И что тебя в Йокола принесло-то? Как звать-то?

– Зовут – Тенки.

– Ты один, что ли, пришёл?

– Один.

– Что, всю дорогу один прошёл? – Кейла не смог скрыть удивления. – Тебе лет-то сколько?!

– Тринадцать, – отрывисто бросил пацан, хмуро сдвигая брови.

– Тринадцать?! – эта цифра Кейлу тоже удивила: он не дал бы мальчишке больше десяти.

– С половиной, – подчёркнуто добавил мальчуган.

– А зачем тебе магик-то? Плохо кому? Так лучше к доктуру...

Пацан поморщился:

– Хочу, чтобы... Чтоб посмотрел меня.

– Ты сам, что ли, болен? – Кейла взглянул на мальчишку по-другому: упорные глаза, худое тело, мокрые, словно от пота, слипшиеся волосы. Уж не заразный ли, чего доброго?

– Да нет, – Тенки раздражённо мотнул головой. – Пусть посмотрит мою магию.

– Ма-агию? Ты магией умеешь, что ли? – охранник расхохотался. Уж очень не походил заморыш на обладающего Силой.

Тот насупился:

– Ну.

– Не, правда, что ли? И что умеешь-то?

– Что я, дурак совсем, представления устраивать? – разозлился пацан. – Отведи к магику, покажу. Тогда узнаешь.

– Ха-ха, мелкий ещё, а уже такой горячий. Мамка не учила с взрослыми вежливым быть? – пацанёнок всё-таки Кейле понравился. Целе... как там старшой говорил... целевоустремлённый, вот. – Наш магик-то, говорят, шибко вежливость в других уважает.

Заморыш внимательно слушал.

– Хоть я-то с ним беседы не беседовал, куда нам, рядовым. Эт я тебе по доброте своей всё говорю, чтоб ты знал, когда будешь перед ним навытяжку стоять. Обращайся вежливо. «Господин», там... «Ваше благородие»...

Тенки не спускал с Кейлы глаз, но вдруг – неожиданно для самого себя – широко зевнул, не успевая закрыть рот отяжелевшими от тепла руками. Сказалась бессонная ночь.

Охранник тут же замолк, смерил его взглядом.

– Так ты всю ночь шёл? – наконец догадался.

Тенки только кивнул, не находя сил ответить подробно.

– Ну так поспи тут, – засуетился парень, вытаскивая из угла изрядно погрызенную молью шерстяную куртку.

Постелил на пол, приглашающе мотнул головой.

Тенки не заставил себя ждать, растянулся на жёстком даже через куртку полу, под щёку сунул котомку. И заснул, едва закрыв глаза.

***

Магик оказался молодым, высоким. Длинноволосым.

Тенки стоял перед ним, жмурясь от бьющего в глаза солнца, лица магика разобрать не мог, разглядел только выдающийся нос. Кейла, оробев, подпирал стену дома неподалёку, – старательно делая вид, что просто так, гуляет и дышит свежим воздухом.

– Ты, магией? – голос молодого магика звучал высоко, пронзительно. Чуть-чуть высокомерно.

Тенки молча кивнул.

– Ну-ну. Сколько лет? – небрежно.

– Тринадцать.

– А не врёшь?

– А зачем? – и осёкся, вспоминая наказ стражника: быть вежливым.

– Ну-ну, ну-ну, – до каких пор он собирается «нунукать». – Зарегистрирован?

– А? – о чём это он?

Магик холодно усмехнулся:

– Ну-ну. Давай-ка, покажи, что у тебя за магия.

На мгновение мальчишка задумался – что из его немногочисленного арсенала произведёт впечатление на этого человека.

Звать птиц, наполняющих деревню переливистыми трелями, не хотелось – уж больно глупо, да и незрелищно совсем. Творить безделушки-амулетики отвратительного качества – тоже, Тенки до сих пор не научился делать их так же, как тот магик Ралло на деревенской площади три года назад.

Не созидание, не призыв – оставалось одно. Разрушение – то есть атака.

Мир затих, замедлил ход. Птичье пение исчезло, магик возвышался совсем рядом, распущенные его волосы приподнимал ветер, плавно, как течение ласкает водоросли под водой.

Тенки опёрся на правую ногу, выставил вперёд левое плечо. Энергия потекла по телу, по рукам, собираясь в податливый упругий шар света между пальцами.

Увидел сощуренными в узкие щёлки глазами, как магик отшатывается, открывает рот, медленно, очень медленно взмахивает руками.