Текст книги "Шагни в Огонь. Искры (СИ)"

Автор книги: Анна Мичи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)

– Пойдём в тень? – мальчик поспешил увести кузину подальше от водоёма, пока она не надумала снова в него залезть. – Или, ещё лучше, в дом?

– Дани, а как вы тогда купаетесь? В одежде, что ли? – Хиден почти бежала, едва поспевая за широким шагом ученика школы травников.

– Купаемся? – Дани переспросил, не поняв, в чём же заключается подвох.

– В море, в реке, ну или в бассейне… Неужели вы плаваете в одежде?

– Нет.

– Ну вот видишь. А говорил, что нельзя ноги показывать.

– На море есть специальные купальни, где тебя никто не увидит. А бассейны и источники там разные – они всегда раздельные для мужчин и женщин, – объяснил Дани, а затем осторожно спросил: – А на Воздухе неужели совместное купание принято?

Задал вопрос и залился краской, представив себе подобную картину: мужчины и голоногие женщины в одном источнике.

Хиден-эли невнятно пожала плечами, сокрушённо покачала головой:

– Ты ведь на доктора учишься, да?

– Ну вроде того, – в ответе чувствовалась благодарность за то, что девушка переменила тему разговора.

– Так чего ты всё время краснеешь? Вот представь: ты уже доктор, и к тебе приходит пациент. Женщина. Она упала и поранила коленку. Как же ты её лечить-то будешь, красный как помидор?

– Хи-тиэ! – Даниллена хватило только на возмущённый писк. – Давай не будем об этом!

Просьба прозвучала так жалобно, румянец на лице элхе стал ещё ярче. Кажется, Дани покраснел до самых кончиков ушей.

– Прости, – девушка едва сдержала смех, – ты такой милый, когда смущаешься.

– Хиден-эли! – травник уже просто взвыл.

– Всё, молчу!

***

Хи-тиэ. Нария. Нет. Хи-тиэ нария?! На-ри-я. Хи-тиэ.

Этот факт никак не желал укладываться в голове. Маленькая, смешливая, совершенно не самостоятельная кузина просто не может быть нарией. Разве получится у неё выслушать не насмехаясь? Разве сумеет девчонка дать мудрый совет? Неужели иностранка может вести беседу об искусстве огненного континента?

Нет. Это точно какая-то неудачная шутка.

– Чаю, Энари-ирхе? – голос совсем другой: ровный, спокойный, мягкий, без единой требовательной нотки. Хи-тиэ так не говорит. И фамилию Даниллена кузина едва ли помнит, даже если элхе сообщал, – она имя-то всё время коверкать умудряется.

К тому же эта девушка даже выглядит старше. Элхе успел исподтишка рассмотреть нарию, когда она вносила в беседку принадлежности для чаепития. Дани показалось, что она выше, чем кузина, изящнее, взрослее. Хиден-эли всегда отличали резкие, надорванные, словно незавершённые движения, а нария движется плавно, изысканно – жесты отточены, аккуратны, правильны. Длинные рукава её платья чудятся крыльями, кажется, она передвигается не касаясь пола, словно парит в воздухе.

Хи-тиэ просто запуталась бы в таком платье с узким подолом, наступила бы на рукава – не умеет она носить такие вещи, даже обычный наряд норовит поднять выше колен.

Не может кузина быть нарией!

– Энари-ирхе, – имя прозвучало чужим, но полученный вместе с ним мысленный толчок заставил отбросить все сомнения. – (Пиалу возьми!)

– А? Что? – элхе поморщился: только Хи-тиэ использует мысленную речь наравне с обычной, словно у неё не мутит сознание от вторжения в чужие мысли.

– Не изволите ли откушать? – медовым голоском пропела кузина. Глаза опущены, руки сложены на коленях – всё по правилам. Прямо истинная обитательница Гнезда. А ведь и правда…

Хи-тиэ нария. Когда она успела так вырасти? Как Дани не заметил? Почему не понял раньше?

Это же так много всего объясняет. Хиден-эли нария! Поэтому она так часто отсутствовала – принимала гостей в своей нарайе. Поэтому она так странно себя вела – чтобы Дани ничего не заподозрил – ей, скорее всего, очень неуютно оголять коленки и требовать, чтобы кузен подавал чай. Поэтому так интересовалась тем, что Дани учит, и сама училась магии – чтобы было о чем вести беседу с гостями.

Все загадки решаются так просто: Хи-тиэ нария.

Всё было бы очень весело, если бы не было так грустно. Даже удивление и неверие, столь явно написанные на лице Лягушонка, не могли отвлечь от печали.

Ласточка-нии – подруга, советчица, защитница – уходит. Льдянка остаётся одна и должна получить статус птички. А значит, Туоррэ-илиэ снова предложит ей двурогую шпильку, и на этот раз отказать под предлогом несвоевременности не будет возможности. У птенцов не может быть канэнов, но у птичек… А Льдянке не хочется ни принимать предложение об опеке, ни отказывать.

Если бы только Ласточка осталась в Хоко нарией, а не уходила в семью, с обучением можно было бы так не торопиться: Льдянка ещё пару лет побыла бы птенчиком. Но старшая уходит. И после того, как она выйдет замуж, у беловолосой ученицы нарии не будет никакой возможности общаться с подругой – таковы правила. Глупые правила!

– Позвольте поблагодарить вас за то, что вы нашли время нам помочь, – Ласточка-нии склонила голову, обращаясь к Дани.

– Ну что вы! Это вам спасибо, что пригласили меня, – Лягушонок, похоже, пришёл в себя и вспомнил о манерах. – Если честно, то я должен попросить прощения, ибо не совсем понимаю, какая помощь от меня требуется.

– Одно ваше присутствие уже неоценимая помощь, – старшая выразительно посмотрела на Льдянку, уступая ей дальнейшие объяснения.

– Дело в том, Энари-ирхе, – птенчик наполнила опустевшую пиалу чаем, – что Ласточка-нии в скором времени покидает Хоко и должна передать мне все свои умения. Мы очень благодарны вам за то, что вы согласились стать гостем на наших уроках.

– Я? – Похоже, наставник не предупредил Лягушонка о том, что ему предстоит. – Я, да. Я рад помочь.

Ещё три месяца осталось. Так мало, чтобы всё успеть!

Хотя, с другой стороны, может и не стоит. Льдянка слишком странная, чтобы стать нарией. Слишком неправильная.

Когда нана-илиэ отдала её под опеку дома Полутеней, Льдянка совсем не скрывала эмоций – словно не умела, словно пришла из такого места, где это было не принято. Почти четыре года ушло у неё, чтобы научиться не показывать свои чувства другим. И едва выучившись, Льдянка ударилась в другую крайность: вот уже второй год она старается всё держать в себе. Перестала задавать вопросы, удивляться, делает вид, что ей всё безразлично и неинтересно. К её лицу словно приросла маска равнодушия. И это, пожалуй, пугает гораздо больше изначальной непосредственности: теперь стало совершенно невозможно понять, что Льдянка выкинет в следующий момент, когда она взорвётся. Показное равнодушие птенчика заставляло Ласточку пребывать в постоянном напряжении.

Ветер неизменно затихает перед самым началом шторма, барс замирает перед прыжком. Волна отходит назад, прежде чем накрыть с головой. Так будет и с Льдянкой: её молчание – лишь затишье перед бурей. Чем меньше чувств она покажет сейчас, тем громче будет скандал, когда она наконец сорвётся. А в том, что девушка рано или поздно не выдержит, Ласточка не сомневалась. Вулкан всегда выплёскивает лаву. Льдянка научилась терпеть и сдерживаться, но это не значит, что она сможет делать это постоянно. Эмоции невозможно запереть внутри навсегда. Не показывать – не значит сдерживать.

Когда-нибудь дождь обязательно пойдёт. И чем дольше этого не происходит, тем больше вероятность того, что он выпадет бурей, тем больше вероятность того, что он выпадет в следующую секунду. Это понимает даже сегодняшний гость.

Интересно, кто он ей? Они явно уже давно знакомы – Энари-ирхе узнал Льдянку и не смог скрыть удивления. А теперь сидит и периодически опасливо косится на беловолосого птенца, словно ожидая подвоха. Да, они явно давно знакомы.

На учебные чаепития обычно приходят домочадцы: братья, отцы. А может, это жених Льдянки?

– Энари-ирхе, простите мне нескромный вопрос, – в конце концов Ласточка может позволить себе немного любопытства напоследок. – Чем вы занимаетесь?

– Я студент школы травников, – гость ответил радостно, словно только и ждал этого вопроса. – Через два-три года получу диплом практика.

– Вы будете врачом?

– Не знаю, – элхе странно покосился на Льдянку. – Не уверен уже. Может, ветеринаром.

– Если это из-за фонтана, – та вмешалась в разговор, – то не сомневайтесь. Я просто неудачно пошутила.

– Нет, Хи…

– Льдянка, – подсказала птенчик.

– Нет, Льдянка. Тот разговор здесь ни при чём, – Дани покрылся румянцем. – Просто, если я стану врачом, то буду привязан к Хиэй, и не смогу помогать дяде.

Что связывает этих двоих? О чём они говорили у фонтана, если Энари-ирхе приходится за это краснеть? Жаль, что у Ласточки хватит такта не спросить, даже когда они останутся с младшей вдвоём.

– А ты… вы давно здесь? – гость обвёл глазами беседку, стол с угощением. – Ты давно нария? – он спросил осторожно, словно опасаясь ответа.

– Я в Хоко уже шесть лет. Только я не нария.

– Не нария? – элхе взглядом попросил помощи у Ласточки.

– Льдянка – птенец, моя ученица, – принялась объяснять темноволосая. – Когда я уйду, она станет птичкой, ещё через несколько лет нарией.

– Не стану, – птенчик отрицательно покачала головой, извиняющимся тоном повторила: – Нарией не стану.

– Ты?.. – Ласточка осеклась: спрашивать о дальнейших планах младшей было бы некорректно. Особенно если они связаны с Энари-ирхе.

– Нет, – Льдянка отрицательно замахала рукой, уловив ход мыслей старшей. – Я не замуж пойду.

Гость, кажется, тоже понял, о чём подумала птичка, и поспешил разъяснить:

– Хи… Льдянка моя кузина. Мы не… – элхе покраснел.

Огонь! До чего невежливо получилось. Так неловко!

– Может быть, если я и соберусь замуж, то лет через пятнадцать и непременно за королевского мага, чтобы было много путешествий, приключений и магии, – птенчик мечтательно прищурилась. – Не хочу сидеть в какой-либо клетке, – фыркнула упрямо.

Льдянка совсем ребёнок: думает абсолютными категориями, как свойственно только детям. Всего один вариант правильный – остальные даже не рассматриваются. Но какая всё же скользкая тема для суждений.

– Ты не говорила, что учишься в нарайе, – Энари-ирхе тоже решил, что матримонические планы не стоят подробного рассмотрения. – Ты вообще о себе почти не говоришь, – в голосе элхе чуть заметной тенью скользнула обида.

– Для женщины услышать слова мужчины гораздо важнее, чем сказать свои, – лукаво улыбаясь, девушка произнесла пословицу. – Я слушаю своего кузена и забываю говорить о себе.

Нет, Ласточке не будет стыдно за подопечную перед Сойкой: Льдянка хорошо усвоила уроки. Мудрость, немного лести и как можно меньше слов о себе. Нария должна оставаться тайной, неразгаданной загадкой. Когда птенчик подрастёт и поймёт ошибочность преждевременных решений, увидит, что нарайя – в отличие от замужества – даёт свободу, из неё получится хорошая нария. Жаль, что Ласточка не может остаться.

С нариями Даниллен чувствовал себя как-то очень хорошо, как со старшими сёстрами – в принципе, Хи-тиэ и была сестрой, только не старшей. Беседа шла легко: хотелось поведать девушкам все заботы, все тревоги, хотелось выслушать их советы – ведь кузина хорошо знает Дани, и советы, которые она даст, будут глубоко личными. Но с другой стороны, Хи-тиэ член семьи, младшая родственница, которую элхе должен оберегать, а не обременять своими проблемами…

– Иногда врачам приходится говорить неправду, – Дани всё же заговорил о своих сомнениях, обращаясь к темноволосой нарии. Элхе чувствовал, что не сможет обманывать больных, обнадёживать их, когда надежды нет.

– Им нет необходимости лгать. Достаточно просто не говорить всю правду, – ответила Хи-тиэ, тактично уводя разговор в сторону от близких элхе ситуаций, но в то же время давая совет. – Как политикам.

Дани по-новому посмотрел на кузину – подивился, как незаметно ребёнок превратился в здравомыслящую девушку. А может, это всего лишь эффект восприятия, вызываемый тем, что Хи-тиэ прячется под маской? Вот снимет её, и сразу в её словах перестанет таиться мудрость, взгляд станет моложе и выражение лица не таким строгим.

– Недостаток фактической информации заставляет человека додумывать. Если он расположен к тебе, то сам сочинит выгодный для тебя вариант, – Льдянка чуть слышно усмехнулась, словно вспомнив что-то. – Люди гораздо охотнее верят в то, что придумали сами. Ну а если ты неприятен человеку, то, что бы ты ему ни сказал, он всё равно не поверит – он уже придумал тебя плохим. Для себя же человеку прежде всего хочется верить в хорошее. Поэтому достаточно дать самый минимум информации, и надежду человек придумает сам.

Ведь не может Хи-тиэ действительно так думать. Это как-то слишком жёстко и расчётливо – не по-женски. Да, наверное, маска всё же накладывает своё влияние на её слова.

Кажется, Льдянка слишком разоткровенничалась – Дани испугался, ушло куда-то хрупкое доверие. Ещё один плюс в пользу молчания: чем больше слушаешь, тем меньше открываешь себя.

Элхе, кажется, понял, что беловолосая воспитанница нарайи говорила не о врачах и не о политиках – о себе. Понял и сделал выводы – для Хиден неутешительные. Понял, что та Хи-тиэ, которую Лягушонок знает, всего лишь плод его воображения.

Да. Хочешь как лучше, а получается…

Льдянка обратила взгляд на старшую подругу. Может, она сумеет помочь – подскажет, как исправить.

Напряжённая тишина возникла неожиданно. Разговор словно надломился. И гость, и младшая с надеждой уставились на темноволосую птичку.

– Энари-ирхе, прошу прощения, – Ласточка склонила голову, опустила глаза. – Возможно, мой вопрос не к месту, но очень скоро придёт мой гость, и мне придётся покинуть вас. Вы не откажетесь прийти на дневное чаепитие ещё раз?

На учебном чаепитии старшая может позволить себе не очень вежливые вопросы – гость заранее даёт согласие ближе к концу урока ответить, понравилось ли ему, как за ним ухаживала ученица, и согласен ли он прийти ещё раз.

– Вы очень любезны, что предоставляете мне такую возможность, – элхе откликнулся стандартной фразой, означающей согласие. – Могу ли я просить вас об одолжении? Не найдёте ли вы с Льдянкой времени принять меня послезавтра?

Август, Хиэй

Мяукнула лютня, взметнулись вверх руки, разлилась в воздухе алая ткань. Огонь.

Девушка упала, как подкошенная, – белые волосы рассыпались шёлком, сливаясь с дымчатой серостью её платья. Лёд.

Всхлипнула флейта. Огненная распласталась рядом с ледяной, обнимая её длинными рукавами, – словно пытаясь согреть то, что согреть невозможно.

Раненой птицей забилась дымчатая, пытаясь выбраться из объятий алой. Взлетела вверх, метнулась в угол, спряталась в тени, свернулась калачиком, скрыв лицо за рукавом. Огненная грациозно встала, огляделась, не замечая, закружилась по сцене, плавными движениями разгоняя сумрак. Замерла, заблудившись в звуках лютни. Серой дымкой ожила ледяная. С рваной грацией приблизилась к фигуре в алом, робко коснулась её плеча, оживляя.

Сплелись в танце руки-крылья, уже не ясно стало, где чьё движение. Две фигуры кружились по сцене, то взлетая высоко-высоко, то падая вниз. Две стороны одной монетки. Те, которым не суждено встретиться – лето и зима, огонь и лёд. Две хрупкие фигурки, танец которых заставлял замереть дыхание.

Музыка закончилась неожиданно – оборвалась вместе с движениями девушек, разбежавшихся на противоположные края сцены, перестала существовать. Ещё несколько мгновений древняя легенда, рассказанная в танце, продолжала жить в мыслях зрителей – зал молчал. Лишь через долгие сорок секунд ветром зашелестели голоса, дождём посыпались комплименты. Сойка может гордиться своими воспитанницами.

Чайка оглядела беседку. Танец огня и льда завершал вечер, но гости не спешили расходиться, желали ещё раз поприветствовать танцовщиц.

Королёк, Кукушка и Ласточка, для которых сегодня был праздник первого полёта, упивались мгновениями славы – улыбаясь, кружили меж гостей – уже не в масках, а с узорами на лицах. Жаль, что только одна из них останется в Хоко нарией. Подопечная Чайки, Кукушка, впрочем, и не достойна этого звания – слишком много самомнения и слишком мало честолюбия – такую не обидно терять. А вот Ласточка… Зря её забирает семья.

В уголке, поближе к выходу, сгрудились новоявленные птички – Куропатка, Клёст и… А где Льдянка? Неужели опять пропала в неизвестном направлении? Куда только смотрит Сойка?!

Дымчато-серое абито мелькнуло возле двери. Возможно, Чайка ещё успеет перехватить беглянку. Нария направилась к выходу из зала, улыбаясь и кивая знакомым гостям.

– … нет. Я с большим удовольствием продолжу здесь учёбу, если Сойка-нии и нана-илиэ не будут возражать, – как оказалось, Льдянка и не думала никуда уходить, а тихо-мирно беседовала с одним из гостей.

– Полагаю, они не будут, – собеседником оказался алор Орриэ-лаэ.

Умеет девочка находить себе компанию! Метящий в министры Туоррэ-младший, учитель какой-то магической школы – как же его звали? впрочем, не суть важно, – Аикки-ирхе, придворный музыкант и интриган, а теперь ещё и его сиятельство Орриэ-лаэ, канцлер государственной безопасности. Рискованное сочетание гостей.

Вечер закончился, приглашённые разошлись по домам, уехала, не дожидаясь утра, Ласточка. Хоко начало засыпать. Ещё немного, и можно будет незаметно выскользнуть за ворота и отправиться в особняк.

– Льдянка! – какой у Чайки всё же строгий голос! – Ты куда-то уходишь?

– Нет, – Льдянка покачала головой. Этого ещё не хватало! Только соберёшься домой… – Нет.

– Позволь мне тебя поздравить, – интонации сменились, стали мягкими, почти мурлыкающими. – Танец получился просто потрясающим.

– Спасибо, Чайка-нии, но это не моя заслуга. Это всё усилия Ласточки.

Интересно, почему Чайку назвали Чайкой? Ведь образ и поведение этой женщины никак не вяжутся с повадками суетливой морской птички. Разве что цвет волос…

– Подумать только, – нария, похоже, вознамерилась прочесть очередную лекцию, – ты уже птичка. Теперь тебе надо осторожнее выбирать гостей, смотреть на их репутацию, просчитывать последствия.

– Не мы выбираем гостей, – возразила Льдянка. – Они – нас.

– Но в наших силах сделать так, чтобы нас не выбрали. Ведь правда?

– Может быть. Чайка-нии, а женщины могут быть гостями нарайи? – возможно, глупый вопрос заставит нарию отвязаться.

– Иногда ты меня пугаешь, – Чайка вознамерилась отвечать. Каким же проступком птичка удостоилась такого пристального внимания старшей? – За шесть лет жизни в Хоко ты хоть раз видела женщину-гостя? – нария подождала, пока Льдянка отрицательно качнёт головой. – Тогда делай выводы.

– То есть, не могут. Даже чисто теоретически?

– Благовоспитанная дама никогда, даже наедине с собой, и думать не будет о нарайях и нариях. Это тема – табу.

– Почему? Здесь ведь не происходит ничего плохого и запретного.

– Просто так заведено. И теперь, если ты встретишь Ласточку на улице, она сделает вид, что тебя не узнаёт. Просто потому, что так принято.

Льдянка грустно вздохнула.

– На самом деле, иногда нас приглашают во дворец быть хозяйками больших приёмов, и там, разумеется, гости и мужчины, и женщины. Но в самой нарайе женщин-гостей не бывает.

– Понятно.

– Льдянка, я хотела бы тебе погадать, – Чайка почему-то почувствовала необходимость спросить разрешения.

– Какой в этом смысл? – и получила невежливый отказ.

– Идём! – нария потянула птичку за собой. Откуда-то пришло ощущение, что девушка должна услышать свою судьбу. – Так надо.

В конце концов Чайка старшая, и Льдянка должна ей подчиниться.

– Если вы настаиваете…

В особняк Хиден сегодня вечером не попадёт, а значит и домой тоже – пропустит отъезд родителей. Хозяйка Дома Шорохов оказалась на удивление навязчивой – обычно она избегала общения с Льдянкой, но сегодня, наоборот, просто жаждала одарить её вниманием. И птенчик не была бы против – Чайка всегда казалась интересной, – но только не этим вечером. У неё были запланированы дела в Нижнем мире. Впрочем, похоже, эти дела так и останутся планами.

– Проходи, пожалуйста, – в комнате нарии было темно. – Присаживайся, – Чайка зажгла свечи и указала на одно из кресел, стоящих возле маленького резного столика.

– Свечи? – Льдянка огляделась. Комната была заполнена всевозможными статуэтками, вазочками и гобеленами – мягкая и уютная.

– Да. Не люблю искусственный свет. Подожди немного.

– Хорошо, – со скучающим видом птичка откинулась в кресле.

Льдянка, кажется, согласилась. Хорошо! Руны уже не шепчут – почти кричат, зовут во весь голос, привнося в сознание боль. Гадание должно быть совершено. Немедленно.

Ни для кого не было секретом, что в Дом Шорохов гости приходили именно за предсказаниями – за удачей, которую вещают раскинутые Чайкой воздушные руны. Ни одного гостя не останавливало то, что гадает женщина. «Руны – просто камешки с непонятными рисунками, а толкование рисунков – не колдовство», – так они рассуждали. Но Чайка ведь не толкует рисунки, она лишь умеет слышать ветреные камни – символы, нарисованные на них, для нарии ничего не значат. И сейчас руны горят желанием рассказать судьбу беловолосой девушки.

Нария поставила на стол деревянное блюдо, развязала мешочек с рунами, высыпала их на ладонь – воздушные камни любят ритуалы.

– Подождите, – Льдянка не разрешила бросить. – Мне не нужно гадание. У меня нет вопросов.

– Ты не понимаешь, – Чайку лихорадило, камни так и норовили выскочить из руки. – У тебя есть какая-то тайна. Твоя жизнь – тайна, незавершённость. Пустота, которая должна быть заполнена, иначе… иначе будет плохо.

– Неужели, – взгляд девушки наполнился холодом, голос прошелестел ледяным ветром.

Камни рассыпались по тарелке, начали говорить. Шептать десятком голосов, перебивая друг друга. Нария едва успевала повторять:

– Ты не лёд, не воздух. Огонь! Ты – огонь… только кажешься ледяной, но в тебе огонь. Пламя, от которого не получится отвернуться… Бойся огня! Он постарается тебя подчинить. Бойся! Не подходи близко! Ты не та, кем ка…

– Хватит! – Льдянка чуть повела рукой, и камни замолчали, смешались на тарелке, спутали узор.

Они её послушались!

Воздушные руны! Магические символы, которые Хиден изучает уже пятый год. Двадцать четыре камня, набившие оскомину одним своим видом, в руках не понимающей, с чем имеет дело, женщины. Только этого не хватало!

– Подождите! Не надо гадания, – нет у девушки вопросов. Не хочет она слышать никаких предсказаний.

Поздно! Руны упали на деревянный поднос. Прозрачным серебром сложились в узор жизни. А Чайка знает, слышит – своенравные камни дают ей знание!

Не обращая внимания на бормотание нарии, Льдянка принялась изучать свой путь. В самом начале легла «аппэ» – руна бессилия и бездействия. Дальше скрестились «лэи» – ворота – и «энье» – посредник. Нижний мир и наставник, открывший Хиден путь в Анедве? «Ойя» – встреча или знакомство, «ттэ» удваивает её значение. «Раво» в сочетании с «ику» предрекает опасность. «Ная» – важное решение – способна изменить значение всех последующих рун, тут надо вытаскивать дополнительную. Дальше «уми». Что же значит «уми»? Да ещё и перевёрнутая? Болезнь? Смерть? Но тогда почему путь ложится дальше? «Ити» – радость. Перевёрнутая «кки» – боль, обида или страх. Дальше, дальше…

Дальше Льдянка смотреть не будет. Незачем знать. И так уже неуместным любопытством предрекла себе слишком много – теперь ведь придётся жить тем путём, который увидела.

– Хватит! – заклинание само сорвалось с кончиков пальцев, смешало руны.

Чайка подняла на Льдянку удивлённый взор:

– Почему?

Что «почему»? Почему девушка смешала камни? Почему не хочет знать свою судьбу?

– Не следует заглядывать в будущее, – Льдянка повторила слова любимой поэтессы. – Заглянув, мы не сможем творить его сами.

– Гадание помогает найти верный путь, – нария начала аккуратно складывать камни обратно в мешочек. – Руны привели меня в Хоко.

– Они направляют лишь тех, кто ищет совета. Тех, у кого нет вопросов, они только связывают. Опасно гадать просто так…

Последний камушек словно живой выпрыгнул из рук Чайки, подкатился к самому локтю Льдянки и замер. Вот и пояснение к руне решения – «тии», согласие, мир. Что же, если вопрос возникнет, то ответ на него уже есть.

– Может быть, чаю? – общение с рунами изматывало, выбивало из колеи.

– Да, – Льдянка согласно кивнула.

Чайка зажгла очаг – огонь для хорошего напитка должен быть живым, – налила воды в котёл:

– Ты, если хочешь, маску сними.

– Спасибо, – птичка тут же воспользовалась разрешением. Избавилась от фарфорового лица, потёрла переносицу, уютно свернулась в кресле.

Женщина достала чайные листья, бросила их в прогретый фарфоровый кувшин, залила кипящей водой и вновь обратила внимание на гостью.

Маленькая, хрупкая фигурка, закутанная в серый шёлк и неровные тени. Белоснежные волосы рассыпались по плечам, веки устало прикрыты. Дыхание ровное, едва слышное – словно девушка задремала.

– Льдянка, – следующего вопроса нария сама от себя не ожидала. – Могу я тебя поцеловать?

Птичка сделала вид, что не услышала – не открыла глаз, даже дыхание не сбилось.

Наверное, оно и к лучшему, если действительно спит. Чайке не будет позже так мучительно стыдно за странное желание.

– Чайка-нии, – чуть слышно шепнула Льдянка целую вечность спустя. – А зачем люди целуются?

Голос девушки заставил нарию вздрогнуть: значит, всё-таки не спала.

– Ты спрашиваешь именно о моём желании?

Девушка достойна откровенности. Да и Чайке стоит постараться объяснить свой порыв вслух, чтобы избавиться от наваждения.

– Наверное, – в глазах птички пляшут огоньки, завораживающие отблески свечного пламени. И в то же время взор девушки остаётся холодным.

– Ты непонятная. В тебе есть какая-то тайна, неправильность. Ты как будто существо из другого мира. И совершенно невозможно противостоять желанию тебя познать. А телесный контакт – не худший способ.

– Вот как, – Льдянка холодно усмехнулась какой-то своей мысли. – А если брать людей в целом? Не конкретно вас и меня.

– Чтобы сделать приятно. Поцелуй – знак доверия и близости, – Чайка поднялась, обошла столик, встала за спинкой кресла, в котором сидела младшая. – Хотя всё зависит от ситуации.

Девушка беззащитно запрокинула голову, поймала взгляд нарии и тут же смущённо отвела глаза.

– Я… я не нахожу в поцелуях ничего приятного, – сказала тихо-тихо, словно признаваясь в ущербности.

– Ничего страшного, – Чайка позволила себе улыбнуться и сочувственно потрепать Льдянку за плечо. – Просто твоё время ещё не пришло. Ты обязательно научишься получать удовольствие от случайных прикосновений и поцелуев, когда рядом окажется Твой человек.

Беловолосая девушка поёжилась, и нария тут же убрала руку – главное, не спугнуть:

– Не стесняйся говорить, если тебе неприятно.

– Нет, – Льдянка отрицательно качнула головой, заглянула Чайке в глаза. Взметнувшаяся вверх ладошка смущённо вернула руку нарии обратно на плечо. – Мне интересно.

Август, Таллинн

– Доброе утро! – Тайо сладко потянулся.

С кухни доносились приятные запахи, солнце ленивым взглядом смотрело в комнату. Вставать не хотелось совершенно. Так бы и валяться весь день под одеялом, смотреть анимэ! Но Хиден не позволит. Да и Аз уже скоро придёт – сегодня по плану велосипедная прогулка в Виймси.

– Доброе! – сестра зазвенела посудой, выглянула в комнату. – Ты ещё не умылся?

– Иду, – обречённо вздохнул Тайо, направляясь к ванной. – Ты прям как мама.

Хайди еды не даст, пока умытый, одетый и причёсанный Тайо не сядет за стол и не произнесёт дурацкую абракадабру, которую всё время умудряется забывать. Зачем это Хиден нужно, фиг его знает – может, из вредности. Но еды без абракадабры сестра не даст. Это как у любого среднестатистического злодея из анимэ – сначала речь, а потом уничтожение мира. Только Хайди добрая, поэтому ограничивается речью.

– Амиэн велени кка? – сестра поставила чашки на стол и чуть наклонила голову.

Как же там было? Ээпа вере? Эига беле? Живот просительно заурчал. Омлет сейчас остынет – сдуется.

– Может, хоть сегодня без этого обойдёмся? А?

– Амиэн велени кка? – Хиден нахмурила брови.

– Эпгавели? – несмело предположил Тайо и взялся за вилку. – Эпгавеле. Теперь можно?

– Оохиса кадавеле, – сестра кивнула, подвинула ближе мисочку с салатом, налила чаю. – «Э» длинное и согласные произносятся не так твёрдо, запомни на будущее.

– А кофе нет? – Тайо проигнорировал замечание. Что с сестры возьмёшь – собирается на филолога, вот и тренируется на родственниках. Мама с папой в разъездах, так что отдуваться за всех приходится Тайо.

– Ты не купил, – Хиден глянула исподлобья и тут же опустила взгляд, словно бы извиняясь.

Ну да. Сам виноват. Разделение обязанностей – это хорошо. Сестра, когда соизволяет появиться дома, готовит и пылесосит, а Тайо ест, моет посуду и ходит в магазин. А вот человека, составлявшего бы список покупок, как-то не хватает.

– И этого, как его, твоего странного… сиа? – Хиден виновато качнула головой. – Ну и ладно, – Тайо взял пиалу с чаем. – Чёрт! – рука дрогнула, жидкость вылилась на пальцы. – Горячо!

Лет пять назад из дома пропали все чашки и кружки с ручками – им на смену пришли небольшие пиалы. Лёгкие, красивые и хорошо ложащиеся в ладонь, но, на взгляд Тайо, совершенно непрактичные. Пока дело касается холодных напитков, всё просто здорово, но если налить в пиалы горячий чай или кофе, держать их просто невозможно.

Тайо отвоевал себе большую толстостенную кружку, но сестра упорно подавала напитки только в пиалах. Хорошо, что Хайди хоть вилки и ложки оставила – хотя и пыталась заменить их черпачками и странного вида палочками.

– Не ругайся в моём присутствии, пожалуйста.

– Я не ругаюсь, – Тайо поставил чай, подул на саднящую ладонь. – Просто обжёгся.

– Позволь, – сестра потянулась через стол, коснулась больного места. Холод разлился по ладони, зуд и покраснение исчезли.

Как она это делает? Себе, что ли, боль забирает? С самого детства Хиден, как ангел-хранитель, оберегает брата. Тайо заболел, упал или ударился – если сестра рядом, сразу становится легче, быстрее приходит выздоровление, заживляются царапины и ушибы. Наверное, Хайди просто делит с ним боль пополам. Может, Тайо, сам того не замечая, пьёт из сестры энергию?

– Как мама с папой? Не звонили ещё? – Хиден взяла свою пиалу в руки, словно не чувствуя жара, словно там и не кипяток вовсе налит.

– Звонили вчера, – Тайо кивнул. – Долетели нормально, устроились уже.

Интересно, почему сестра не пришла родителей проводить? Вроде собиралась ведь вернуться из своего лагеря к их отъезду, а не вернулась. Да и они совсем её не ждали, не волновались. Странно.

– Слушай, а вы с ними случаем не поссорились? – молодой человек подозрительно покосился на Хайди.

Хотя с мамой и папой невозможно поссориться. Добрые они – любящие, понимающие и всепрощающие. Идеальные родители.

– Разумеется, нет! – Хиден удивлённо приподняла бровь. – Откуда такие мысли?

Хм. Тут ведь и не объяснишь толком. Ведут себя странно все трое. Ну, Хиден-то уже давно отстранилась от родителей: живёт чем-то своим лет с двенадцати, большую часть времени проводит у дяди Георга в Финляндии. Но мама с папой… Они и не вспоминают о Хайди, когда её нет рядом – словно у них никогда и не было дочери, один только Тайо. А если сестра дома, то вроде и общаются нормально, но всё равно ощущается какая-то натянутость, отдалённость.