Текст книги "Шагни в Огонь. Искры (СИ)"

Автор книги: Анна Мичи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

– Я – Хиэнне, я представляю Храм, что известен вам как Храм Огненной Стихии. Больше тринадцати лет прошло с того дня, когда представительница Храма последний раз появлялась публично, но всё это время Храм не переставал наблюдать за своими детьми и хранить их.

Хиэнне помолчала, словно собираясь с мыслями. На миг Тенки показалось, что она немногим его старше – что-то было в её фигурке от растерянной девчонки, – но адепт сразу отмахнулся от странной иллюзии: перед ним стояла жрица Храма, существо из легенд, и никто не знал ни возраста её, ни происхождения.

– Я новая жрица, – снова рассыпались негромкие, но удивительно значимые в полной тишине слова. – С помощью Храма мне предначертано хранить Поток Жизни. Покуда милость Его с нами, не страшен гнев природы, не опустошат наш мир болезни. Покуда милость Его с нами, вечно будет благосклонен Огонь, богаты будут урожаи, счастливы потомством наши отцы и храбры сыновья.

Она всё говорила, отмеривая фразы, говорила ровным, тёплым голосом, застыв на самом краю площадки. Она всё говорила, а Тенки невыносимо захотелось оказаться рядом, сдёрнуть с её головы нелепое покрывало, всмотреться в лицо, узнать цвет глаз.

Нинъеский мальчишка в огромной многотысячной толпе, зачем тебе такие желания, шептал разум. Разве возможно для тебя когда-то оказаться на подобной площадке, встать под взглядами молчащего, жадно внимающего твоим словам народа?

Жрица Храма, Хиэнне, и Огненная дева, Хиэлие, – два величайших существа государства. Две властительницы, вечно повелевающие своим народом, вольные использовать жизни своих слуг, как будет нужно, как укажет Огонь. Единственное, на что может рассчитывать жалкий нинъе – это служить им.

Но хотя бы это счастье не отнимет никто.

***

После заполненной народом площади улочки казались приятно пустынными, когда уставшие от долгого дня адепты возвращались в школу. Подростки не торопились, шагали, лениво перебрасываясь репликами.

Тенки глазел по сторонам, наблюдая за спешившими домой прохожими. Парочки, одиночки, небольшие, как и группа адептов, компании – все выглядели удовлетворёнными и смакующими впечатления; увиденное сегодня, похоже, не забудется быстро.

Мимо прошелестела стайка нарий. Даже не нарий ещё, девчонок совсем, все элхе, не старше пятнадцати лет. Вспомнив недавние слова Тардиса, нинъе заинтересовался их одеждой, нашёл на белой ткани рисунки маленьких синих птиц – значит, эти тоже были из «Хоко».

Девчонка, одетая в птицы, словно почуяла наблюдение, обернулась, посмотрела на нинъе свысока – как это удалось такой мелочи? Впрочем, среди своих товарок она была самой высокой – и самой заметной: длинные, белые почти волосы, высокомерный светлый взгляд, тонкая талия, обвитая плотным высоким поясом их нарийского одеяния. Лицо девушки украшали обычные для нарий узоры – но это тоже отличало её от прочих, прятавшихся под масками, подружек.

Нинъе пригляделся – и ухмылка сама поползла к ушам. Нарии, верно, задержались на празднике и сейчас почти бежали, торопились вернуться, чтобы не досталось: и беловолосая, подхватив обеими руками полы длинного платья, целеустремлённо двигалась вперёд, не обращая внимания на удивлённые лица прохожих и сконфуженные гримасы товарок. Ткань задралась почти до коленок, и адепт с удовольствием проследил за движениями красивых ног. Потом ещё раз глянул на накрашенное лицо – девочка была симпатичная – и получил в ответ убийственный взор из рода «чего уставился?»

Нинъе хихикнул про себя, вскинул глаза на Ацу – тот шёл, будто крепко над чем-то раздумывал, не видя ничего вокруг.

– Слышь, Ацу, – шепнул адепт, хитро щурясь. Поймал небрежно брошенный взгляд. – Глянь, – и красноречивым движением бровей указал на высокую девицу. – Чем не твой тип?

Тенки хотел Ацу смутить, возможно, даже растормошить немного – тем более что элхе поразительно легко заливался краской, наблюдать за ним было забавно. Но в этот раз нинъе не повезло.

Ацу глянул на стайку, ушедшую вперёд, скользнул равнодушным взглядом по волосам, украшенным яркими заколками с изображениями цветов и птиц. Нинъе следил за его лицом, не желая пропустить ни малейшего изменения.

Однако Ацу не дрогнул. Посмотрел на длинноногую в синих птицах, снова на соученика. Приподнял одну бровь – опять его дурацкая манера.

– Жаль, малолетка, ага? – подначил его нинъе.

– Ничего, – подчёркнуто холодно ответил сокурсник, – это временный недостаток.

И отвернулся опять, придурок.

И почему Тенки показалось, что Ацу насмехается? Кто кого обвёл вокруг пальца?

Спереди донёсся смех Эвисто.

В ночной тишине шум шагов разносился далеко.

– Слушай, а откуда берутся Жрицы? – не выдержав долгого молчания, Тенки снова обратился к Ацу.

– Ну ты нашёл, чего спросить, – рассмеялся Тардис, среагировав раньше погружённого в раздумья соученика. – «Откуда Жрицы берутся», хех...

– Да я знаю, что они как бы из Храма, – нахмурился Тенки – раздосадовало непрошеное вмешательство, – но откуда они там появляются? Они вообще кто?

Во взгляде Тардиса читалось красноречивое изумление, он чуть ли рукой у затылка не повертел: совсем, мол, нинъе с катушек спятил?

– Может, тебе рассказать, как Земля вокруг Солнца крутится? – усмехнулся щингеец.

Тенки ожёг сокурсника презрительным взглядом, пожал плечами. Промолчал.

– Ты такие вопросы задаёшь, – пошёл тот на попятную, – кто ж знает? Жрицы всегда были, новые появляются, старые уходят.

– Ты видел прежнюю?

Тардис отрицательно качнул головой:

– Она давно исчезла, ещё когда я маленький был, перестала участвовать в церемониях. Может, у неё жизненный цикл к концу подошёл.

– Ну ты и выражаешься, – фыркнул нинъе, – как будто они и не люди вовсе.

– А с чего ты думаешь, что люди? – удивился Тардис. – Кто их знает, может, это всё время только одна и та же жрица, и когда приходит срок, она запирается в Храме и...

– Засыпает, – подсказал Тенки – кажется, ему удалось проследить ход Тардисовой мысли.

– Ну хотя бы. И через пару десятков лет выходит наружу, свеженькая и бодренькая, как огурчик.

– Зелёненькая и в пупырышках, – задумчиво добавил Тенки.

На время адепты замолчали, шли, тихо меряя шагами тротуар. Рассеянный взгляд Тенки упирался в спины идущих впереди Химилиэ и Эвисто. Едва слышно доносились звуки их разговора.

– А вот ещё насчёт Девы, – снова начал подросток.

– М-м?

– Она сегодня совсем другая была, чем когда на церемонии поступления.

– Это как?

– Ну, ты разве не заметил? На церемонии она обычная была... то есть насколько только могла бы быть обычной Дева, конечно. Но сегодня прямо вообще.

– Магия?

– Ты заметил?

– В ней купалась вся площадь, мудрёно было бы не заметить.

Тенки глянул на Тардиса с невольным уважением – почему-то привык расценивать познания сокурсника в магии ниже своих, но тут понял, что совершенно зря.

– Ага, магия, – кивнул.

– Ну неудивительно, – Тардис взглянул на дорогу, – там столько народу было. Удивительней оказалось бы, не воспользуйся они вообще магией, тем более успокаивающей. И привязывающей. Ты почувствовал? Как прямо захотелось сделать всё, лишь бы заслужить хоть один взгляд?

– Это ведь из приворотной магии, ага? Слушай, как же всё-таки много она даёт возможностей.

– Магия?

– Угу. Представь, магия бы вдруг пропала?

– Мир развалится...

– Это точно.

Июнь – Валиссия

Желудок ворчал, сурово намекая об обеде.

Наскоро подсчитав наличные и прикинув, что непритязательные блюда в какой-нибудь деревенской харчевне по пути не подорвут бюджета, Тенки перегнулся через высокий борт повозки, отделявший сиденья пассажиров от козел:

– Слушай, парень, подскажи, где на твоей трассе пожрать местечко поприличней?

Как приятно всё-таки не задумываться над словами, шпарить на родном!

Уже столько времени Тенки безвылазно просидел в столице, посвящая занятиям всё свободное время и сажая глаза над старыми манускриптами, – удивительно ещё, что нинъеский не вылетел напрочь из головы. Даже в эти летние каникулы полтора месяца подросток провёл в Королевской школе, чувствуя себя полноправным хозяином пустых коридоров. А ведь, казалось бы, надо было пользоваться возможностью – не зря же каникулы старших увеличиваются на целый месяц – но ехать домой Тенки никогда не хотелось.

– А «Белый куст» скоро проедем! – возница отозвался без промедления. – Тама неплохо кормят, как с берега еду, завсегда тама заправляюсь!

– Сбрось меня там, будь любезен, – заручившись готовным кивком парня с козел, Тенки примерно ровесника, – будущий маг откинулся обратно под навес.

Повозка шла хорошо, быстро – за час они уже одолели треть пути до морского берега, и даже если Тенки потратит на еду кучу времени, всё равно прибудет в деревню к середине дня – отлично.

Два года прошло с того лета, как он последний раз возвращался в Аксе, – и два года мать, не уставая, засыпала его письмами с одной и той же просьбой – прислать побольше денег. Десяти мен в месяц, которыми он исправно снабжал семью, матери явно не хватало, да и неудивительно – разве прокормиться двум женщинам на такую сумму, ведь ещё и за домом надо следить. Чтобы нормально питаться, Тенки приходилось тратить не меньше пятнадцати – и пусть в Огненном городе цены выше деревенских, стипендия Королевской школы не подразумевала суммы, достаточной на пропитание семьи из трёх человек.

Но мать не желала верить.

– Господин! – раздался голос с козел, и в треугольном проёме занавеса появилась взъерошенная возничья голова. – Сейчас подъедем, как заказывали, «Белый куст».

– Уже? – мимоходом удивился Тенки и стал шарить по карманам в поисках кошелька.

Когда два года назад он проделывал тот же путь, дорога вовсе не показалась будущему магу такой быстрой – хотя тогда он ехал напрямик, без привалов и обедов в придорожных забегаловках. А может, дело именно в этом?

Во всём надо находить удовольствие, философски сказал себе Тенки, расплатился с извозчиком и вошёл в шумный зал таверны.

– Господин заказывал печёную сёмгу? – около стола остановилась светловолосая девчонка с подносом в руках.

Место в самом углу Тенки облюбовал сразу при входе – и тише, и спокойнее, и мало кто будет обращать внимания на странного подростка, путешествующего в одиночестве. Уложил мешок на соседний стул, сел, с трудом удержавшись от желания забраться с ногами – несолидно, всё-таки свежеиспечённый третьекурсник, пусть жителям валиссийских деревень это ничего и не скажет. Достал книгу с историей погубленного демонами мага Ирьте-иле Авийе-Лассе и даже успел изрядно углубиться в написанное.

И наконец-то рядом со столиком выросла эта девчонка в холщовом платье, то ли дочь хозяина, то ли работница.

Сёмга? Тенки поспешно кивнул, убирая книгу.

Девчонка принялась расставлять принесённое. Пользуясь возможностью, Тенки исподволь её разглядывал. Волосы, пышные, светлые, льняные, были безжалостно обрезаны под корень, так, что лёгкие прямые пряди топорщились на затылке. Верхняя губа забавно, по-кошачьи вздёрнута. Годами немногим младше его, а может, и вовсе ровня. И она туда же: «господин» да «господин».

С тех пор как Тенки покинул Огненный город, никто не обращался к нему иначе. А ведь, казалось бы, обычный пацан, никакой не дворянский сынок, не богач, на лице написано. И уж точно никому не известно, что он маг. Ну пусть даже пока ещё ученик.

Ан нет, всё-таки «господинничают».

– Не будет ли других распоряжений? – она спрятала поднос за спину и внимательно взглянула на гостя – верхняя губа вздёрнулась, открывая два крупных белых зуба.

Тенки даже пожалел, что не кошачьи клыки, для полноты образа.

– Спасибо, – он отрицательно покачал головой, – это всё.

Она снова пришла, уже когда Тенки закончил есть, отодвинул опустевшие тарелки на край стола, вытер жирные пальцы гостиничной салфеткой и снова вцепился в книгу – уж больно захватывающими оказались приключения Авийе-Лассе и демонов, тщетно пытавшихся со своевольным магом совладать.

Девчонка околачивалась неподалёку. По уши захваченный книгой, Тенки её сперва не замечал. Потом уже стало смешно: она явно хотела убрать со стола, но медлила, опасаясь помешать гостю.

«Что за эльфийские церемонии, – подумал студиозус, переворачивая страницу, – подошла бы, покашляла, что ли, многозначительно...» – и метнул ещё один взгляд исподтишка на застывшую в растерянности гостиничную прислужницу.

Кажется, она тоже его разглядывала.

Круглое личико и такие же круглые глаза – Тенки невесть от чего опять стало смешно – чего она лупится-то?!

Оторвавшись от книги, он нахально показал девчонке язык. И чуть не покатился с хохоту, увидев её изумлённую рожу. Она словно Огненную деву в притоне узрела, круглые и без того глаза расширились до размера двух мен и забегали, обращаясь то на Тенки, то на возвышавшегося за стойкой полного мужчину-хозяина.

– Ну, чего? – не переставая скалить зубы, спросил Тенки. – Убрать тебе надо? Так и скажи!

Девчонка, помедлив, кивнула, несмело тронулась с места. Подошла к столу, начала укладывать на поднос тарелки, стараясь не встречаться взглядом со странным посетителем. И в то же время, не умея сдержать любопытства, шарила глазами по столу, мешку на стуле, раскрытой книге и тенкиным рукам на страницах.

– Тебя как звать? – решил гость воспользоваться моментом, поговорить со сверстницей-нинъе – такого шанса в Королевской школе ему не выпадет никогда, даже если забыть о том, что она девчонка.

– Юнха, – коротко ответив, девчонка таки осмелилась посмотреть ему в глаза, заострённым язычком облизнула губы. Всё же она до ужаса смахивала на кошку.

– Юнха? Это же «любовь» по-элхески, – Тенки приподнял брови. Чего-чего, а страсти валиссийцев к использованию элхеских слов в качестве имён он до сих пор не замечал.

Девчонка фыркнула. Опять по-кошачьи.

– А тебя?

– Тенки, – как же это замечательно – никаких уровней вежливости, никаких реверансов и многоэтажных конструкций!

– Тебе сколько лет?

Новоиспечённый третьекурсник Королевской высшей школы слегка замялся. Показалось, стоит признаться, – и всерьёз его уже не воспримут.

– А тебе? – решил он прежде поинтересоваться возрастом собеседницы.

– Шестнадцать, – ответила она то ли с превосходством, то ли с небрежением.

– Хе-е, – с удовольствием протянул Тенки, – мне семнадцать.

– Велика разница! – она снова фыркнула, на этот раз точно – с пренебрежением.

– Велика-невелика, но она есть, – с достоинством ответил адепт магических наук.

Девчонка, Юнха, продолжала собирать тарелки, теперь молча. Тенки тоже замолчал, вернулся к витиеватым элхеским фразам на раскрытых страницах.

– Ты что, по-элхески понимаешь? – она заглянула в книгу.

– Немного, – расплывчато ответил будущий маг.

– Ты откуда?

– Из Аксе, – не говорить же, что из Огненного города, из Королевской школы.

– Аксе? Это где вообще?

– На берегу, недалеко от Йокола, – надо будет когда-нибудь наведаться и в Йокола, полюбопытствовать, обретается ли там ещё магик, служит ли тот парень-сторож, как же его звали...

– А-а! Такая глухомань?!

– Сама ты глухомань, – обиделся Тенки за родную деревню. – Ты лучше скажи, кто тебе волосы обкорнал!

– Сама обрезала, – девчонка насупилась, взялась за поднос обеими руками. Бросила на гостя независимый взгляд. В ответ Тенки ещё раз показал ей язык, чтобы не сильно задиралась. Она снова фыркнула.

– Ой, кто это такой хорошенький? – высокий девичий голос раздался неожиданно.

У стола остановилась красивая девушка с длинными светлыми волосами, концы которых завивались крупными полукружьями. Та же вздёрнутая верхняя губа, то же – симпатичное – круглое личико, только глаза продолговатые, с длинными пушистыми ресницами, и от этого взгляд слегка пугающий, будто просвечивает насквозь. Старшая сестра, без сомнений.

– Проезжий, – буркнула Юнха.

– Откуда? – полюбопытствовала девушка, загадочно улыбаясь Тенки.

– Аксе вроде. Да? – Юнха оглянулась на будущего мага, тот поспешил кивнуть.

– Вот как, – безразлично произнесла сестра, окидывая Тенки взглядом, от которого сильнее забилось сердце. – Какой миленький!

И, ещё раз улыбнувшись, ушла, оставляя за собой едва слышный аромат лаванды.

– Это чем я ей миленький, – пробурчал студиозус себе под нос, тщательно пытаясь согнать со щёк только элхе подобающий румянец, и уткнулся, как в единственное спасение, в книгу.

Юнха вроде не расслышала, гневно смотря вслед сестрице. Подняла нагруженный поднос, бросила в воздух, словно ни к кому не обращаясь:

– Опять начинается...

Следующая повозка подкатывала, по приблизительному деревенскому расписанию, минут через пятнадцать, и, чтобы не пропустить не столь уж частый транспорт, Тенки устроился на крыльце.

Солнце взбиралось в зенит – скоро полдень, времени ещё предостаточно. Может быть, он успеет даже съездить в деревню и к темноте вернуться в столицу. В Аксе не хотелось задерживаться надолго.

Сегодня ночью деревня захлебнётся в празднике святого Йани, древнего монаха, приручившего, по преданию, огонь. В его честь зажжётся множество костров, деревенские усядутся вокруг пламени и станут травить байки, страшные сказочки о сверхъестественных существах.

В ночь Йани, считается, можно найти клад. К нему приведёт легендарное существо хейва, маленький зверь, похожий на движущуюся травяную кочку. Если последовать за хейвой – только обязательно в полном одиночестве – и найти его нору, то клад в твоих руках – достаточно лишь раскопать жилище зверька.

Только никакого хейвы не существует, и Тенки это знал – в Королевской школе не зря читали лекцию о придуманных человеком сущностях.

– Ждёшь повозку? – на крыльцо незаметно ступила Юнха, избавившаяся от передника и подноса.

– Угу, – утвердительно качнул головой Тенки. – По расписанию минут через десять.

– А она вечно опаздывает! – Юнха явно колебалась, присесть ли рядом или не надо.

– Жаль, хотелось бы скорей до Аксе добраться.

– Боишься к началу праздника опоздать? – она всё-таки решилась, аккуратно поддёрнула длинную юбку, опускаясь рядом. – Не терпится хювика поймать?

– Кого-кого поймать?! – это слово он первый раз в жизни слышал.

– Хювика! – Юнха взглянула как на идиота, грозно шевельнула бровями.

– Хейву, что ли?

– Кого? – настала её очередь пожимать плечами.

– Хейву. Зелёный такой зверёк, с длинной шерстью дыбом.

– Хювик он, никакая не хейва!

– Хейва он, никакой не хювик! – забавляясь её яростным протестом, Тенки гадко смеялся. Он уже понял, в чём дело – всего лишь в разнице диалектов. Но было смешно наблюдать за девчонкиным упрямством.

– Хювик!

– А вот и повозка, – пылящее облако Тенки углядел издалека.

Встал, подбирая мешок, поправил ремень на бёдрах. Юнха тоже поднялась. Её голова едва доставала Тенки до плеча – и почему-то это приятно пощекотало самолюбие. В Огненном городе и девушки элхеские по большей части смотрели на подростка сверху вниз: мало того что нинъе, так даже среди своего народа невысокий.

Повозка приближалась. Тенки закинул мешок за плечо, пощупал левый карман – с кошельком.

– Ну, желаю тебе поймать твоего «хювика», – взглянул на девчонку с показным превосходством.

Она не ответила, независимо дёрнула плечом, отворачиваясь. Тенки сбежал с крыльца навстречу повозке.

Ещё пара часов тряски, и он – «дома».

***

Как будущий маг и планировал, прибыть в Аксе удалось ещё засветло. Тележка остановилась у поворота к деревне, спрыгнул один лишь Тенки – больше желающих навестить ничем не примечательную мелкую деревушку не нашлось. Да и вообще народу в повозке было мало: многие сошли у Весты, станции на развилке двух дорог – оттуда каждые полчаса отправлялась телега в Йокола.

Впрочем, малой популярности родной деревни Тенки был обязан возможностью без помех вытянуть ноги в повозке. Из пассажиров, кроме него, оставался только хмурый мужик лет сорока, едущий куда-то далеко на юг. Единственный этот попутчик молчал, по сторонам не глядел и после поворота у Весты вообще начал заваливаться на бок, чуть слышно посвистывая носом. Погружаться в размышления и созерцать проплывающие мимо полузабытые пейзажи Тенки никто не мешал.

Покинув транспорт, адепт немного постоял. Летний ветер доносил запахи моря, раскрытые нараспашку деревенские ворота представлялись раскинутыми в объятиях руками. Всё здесь, буквально всё, до яркой зелени последней травинки казалось знакомым с детства. Родным.

До дома подросток добрался быстро. Да и расстояние было недалёкое: всего-то пройти по главной улице, отвечая на кивки взрослых, чьих лиц уже почти не помнил, усмехаясь взглядам, которые бросали на него дети, перешёптываясь между собой: «Маг!! Из столицы!».

Не прикладывая к этому усилий, Тенки сам не заметил, как из отпрыска бедняков Ли, голозадого мальчонки с сопливым носом, превратился в глазах обитателей Аксе в молодого господина, столичного франта, наведывавшегося в родные места не чаще чем раз в два года. Во взорах жителей деревни почтение мешалось с завистью, приветственное узнавание – с неодобрением. Чужие эти эмоции нахлёстывали слабыми, неглубокими волнами и вновь откатывали, заставляя беззлобно усмехаться.

Знакомое крыльцо Тенки увидел издалека и сам удивился: сердце отчего-то дрогнуло. Странно, некогда он на полном серьёзе был уверен, что живёт в высоком, большом доме, а тут вдруг посмотрел – и это двухэтажное строение когда-то казалось ему высоким? Даже дверь будто просела, уменьшилась в размерах, хотя как может уменьшиться дверь?

Перед тем как поставить ногу на деревянное, прогнувшееся под тяжестью лет крыльцо, Тенки невольно сглотнул. Ручка двери ушла вниз, сползла, словно осела, как сам дом, и крыльцо тоже будто вдавилось в землю, почернело от старости. Краска на стенах облезла, проглядывавшее в облупинах коричневое дерево казалось гниловатым. Но перед Тенки по-прежнему стоял дом, его родной дом, место, где появилась на свет сначала Алли, потом он сам, где жили молодые отец и мать, где умерла старуха-бабка, когда младенец Тенки ещё вопил в колыбели.

Дверь подалась с трудом, пришлось приложить силу, резко дёрнуть на себя.

Внутри было темно. Несло слабым духом плесени и кислой капусты.

– Мать! О-ой, – нерешительно окликнул подросток. Вместе с лёгкой прохладой, пахнувшей из сеней, причудилось вдруг, что дом давно заброшен, мать с сестрой уехали из деревни, а письма... а письма приходят неизвестно от кого.

Но стоило глазам привыкнуть к темноте, как слегка пугающая мысль исчезла: в сенях висела одежда, на полу нашлось несколько пар раздолбанных женских туфель, а из глубины дома лился слабый свет – была открыта задняя дверь.

Передумав заходить, Тенки закрыл дверь, вернее сказать – с размаху вбил в косяк, и направился в обход, на задний двор. И по-прежнему – стена дома по правую руку виделась непривычно низкой, тёмной, словно весь дом ссохся и уменьшился.

Мать и впрямь нашлась на заднем дворе. Стирала, встав к миру задом, согнувшись в три погибели, только мыльные хлопья летели во все стороны.

Тенки остановился у самого угла. Сердце колотилось, как сумасшедшее, и едва помогал рассудочный шёпот: «подумаешь, каких-то два года тут не был, с чего вдруг такие эмоции?». Чтобы превозмочь это странное состояние, подросток старательно прочистил горло, облизнул губы.

И позвал снова, негромко, будто опасаясь напугать склонившуюся над тазом женщину:

– Мать...

Сначала она не отреагировала, только коснулась рукой в мыльной пене волос, заправила выбившуюся прядь за ухо. Потом, решив, видимо, что не послышалось, обернулась. Как-то медленно, будто неуверенно.

И увидела его.

Тенки неловко, чуть вымученно улыбнулся.

Она постарела. Тени пролегли под глазами, по лицу побежали морщины. Неровно, клочьями подстриженные волосы потемнели, покрылись словно земляной пылью.

И она была маленькая, такая маленькая.

В руке она держала мокрую тряпку – вытащила из таза, машинально, не успев задуматься. Второй ещё раз заправила волосы за ухо – почему-то движения казались медленными, будто вокруг колыхалась стоячая вода.

– Тенки, что ли? – мать сощурилась.

Подросток кивнул. Спросил, едва выталкивая слова из горла:

– А где Алли? – против ожидания, голос не дрожал.

– Кто ж её знает, шастает где-то, – сообразив наконец, что в руке у неё не выстиранное ещё белье, женщина кинула тряпку обратно в воду. – А, я же её к Мирехе послала.

– Зачем? – Миреха – деревенская портниха, если Тенки помнил верно.

– Ну так мы ж ей вышиваем всякое. Алли вышивает, у меня-то глаза уже не те. Ты чего, будто не знаешь ничего?

– Ты разве писала?

– Все глаза тебе исписала! – мать сердито поджала губы, двинулась в дом.

Мыльная шапка на поверхности воды осталась колебаться, пена тихо истаивала, лопаясь мелкими пузырями.

Из тёмного проёма раздался материн голос:

– Ну а чего ты, будто не тутошний? Чай, не в гости приехал, складывай сумку, скидавай одёжу, городская небось? Неча её пачкать.

Тенки невольно усмехнулся. И шагнул в дом, стягивая с плеча сумку.

– Вымахал там, на ихних харчах-то, а силёнки прибавилось? – после солнечного света темнота ослепила, вместо лица матери он видел только чёрный силуэт. Но интонация её была знакомо испытующей, требовательной.

– Что делать-то надо? – ответил подросток привычно и снова усмехнулся.

Вот теперь он точно – дома.

***

– Тут тебе не столичные ресторации, ешь чего дают, – мать довольно усмехнулась, ставя перед ним миску с отбитым краешком – знакомую миску, сколько лет он хлебал из неё суп.

На сей раз в миске исходила паром картошка – крупные жёлтые картофелины, присыпанные укропом, – мать всегда сыпала на картошку укроп, по-другому не ели. В маленькой кастрюльке не единожды подогретое мясо, видно сразу, приготовленное впрок, много ли надо двум женщинам. Мясо, не привычная в морском посёлке рыба – стало быть, сегодня роскошный пир.

– Где ж эта дрянь, куда её морские юдья носят? – для приличия мать поворчала, пройдясь по кухонке, потом уселась и, не скрываясь, стала смотреть, как он ест. Подпёрла рукой голову, притихла.

– Чёй-то за слово, «юдья»? – улыбнулся Тенки с набитым ртом.

– Ха, поглядите на него, чему его там учат? Эльфийским штучкам, небось? А родного языка не знаешь, – она с превосходством хмыкнула.

– Не знаю, – признал сын, – чую, я там всё забуду. И раскланиваться начну на их манер.

– Так я тебе столько лет твержу! Чего тебе там, мёдом намазано? Поучился уже, хватит! – мать завелась с полуслова, будто не сидела только что задумчивая и даже какая-то умиротворённая. – Давно пора домой вернуться, работать, как все порядочные люди. Что ты? Взрослый ведь уже мужик.

Отвечать было рискованно, Тенки это отлично понимал. Уткнулся в картошку, словно не слышал ничего.

– Чего молчишь? – не успокаивалась мать. – Ухлестал в город, развлекается там, на девок деньги транжирит, в семью жалкие гроши шлёт! Подачками отделывается!

Мясо потеряло вкус. Тенки тем не менее тщательно пережёвывал, языком разминая получившуюся массу. Глянул на мать – похоже, зря.

– Чего? – в её глазах полыхнула ярость, самая настоящая, неподдельная ярость. – Я тебя родила, я тебя вырастила! Думаешь, отослал нам пару сотен, так и хватит?

– Чего ты взъелась? – не выдержал подросток. – Ты думаешь, на меня там тыщи с неба валятся?

– А ты думаешь, я не знаю, куда ты деньги тратишь? Только попробуй мне в дом притащить девку длинноухую, посмотришь у меня! – она погрозила сыну кулаком.

Тенки не успел ответить, не придумал ещё – как вздохнула задняя дверь, открывая начавшее темнеть небо и невысокий силуэт на пороге. Вернулась Алли.

Мать замолчала. Тенки тоже опомнился от скандала, от больно хлестнувшей, детской обиды, с жадностью уставился на сестру.

Алли была на пять лет его старше, значит, в этом году ей сравнялось двадцать два. Средней комплекции, обычная деревенская девушка, с ничем не выделяющимися светлыми глазами – Тенки никогда не доводилось смотреть на сестру как на постороннего человека, и, уж чего доброго, пытаться оценить её достоинства как женщины. Никогда – но сегодня, сейчас, когда она вошла в дом и прищурилась, пытаясь в тусклом свете разглядеть нежданного гостя, Тенки на миг – может, из-за двухлетней пропасти – удалось увидеть её совершенно иной.

Милой. Привлекательной. И почему-то – поразительно беззащитной. Жест, которым она поправила длинные русые, светло-серые, волосы, – выглядел до того женственным, что у брата ёкнуло сердце.

Тенки опустил глаза, растерялся, скользнул взором по её платью.

И понял, почему сестра показалась настолько беззащитной. Понял вдруг с неумолимой ясностью.

– Тенки вернулся, что ли? – слова её прошли мимо ушей, растаяли, невоспринятые.

Под лёгким летним платьем выпирал живот. Выпирал важно, основательно, по-хозяйски натягивая ткань.

Алли оказалась беременна.

– Ты не... – голос подвёл его, когда Тенки обратил растерянные глаза на мать. – Ты не говорила... Алли что, замуж вышла?

Мать презрительно фыркнула, сестра застыла.

– Замуж вышла, вот ещё! В подоле принесла! А ты чего думал, – и она снова напустилась на сына, – ты чего думал, когда я говорила, нужны деньги??

– Что вы... что… собираетесь делать? – от неожиданности Тенки стал запинаться и разозлился. Помогло. – Что ты всё к этим деньгам привязываешься?

– Закрой рот! – мать вскочила, подбоченилась. – Вот, смотри на неё! – она ткнула пальцем в сестру. – Кто её такую возьмёт, дуру дурой?

Алли молча стояла у порога, длинные волосы закрывали опущенное лицо. Сестра словно не хотела встречаться с ним глазами.

– Сколько надо-то? И для чего? – ох, ему совсем не хотелось слышать ответ. Наверное, поэтому на мать Тенки не смотрел, впился взглядом в тихую сестру.

– Для чего, для чего, – неохотно пробурчала мать. – Что с ней уже, ничего не сделаешь. Заплатить тому парню, пусть женится. Без денег он её брать не хочет.

– И сколько? – как ни странно, услышанное его успокоило. Самую малость – но успокоило. Значит, жизнь всё же не такая непоправимо жуткая штука.

Мать двинулась к шкафу, резким движением распахнула дверцы, схватила бутылку. Не глядя на сына, приложила к губам, запрокинула голову.

Она по-прежнему любила выпить.

– Тыща, – бросила мать наконец, оторвавшись от стеклянного горлышка. – Одна тысяча охреневших до зелёных осьминожек мен.

Хотелось улыбнуться. То ли от «зелёных осьминожек», то ли от невозможности прозвучавшей цифры.

– Откуда я возьму вам эти деньги? – не выдержал, губы сами сложились в сухую усмешку.

– Ты же маг, небось, зарабатываешь, – мать ответила глухо и устало, будто проиграла схватку с кем-то намного более сильным.

– Запрещена нам практика. Мы же ученики ещё, адепты, – Тенки пожал плечами.

– Врёшь, – обернулась мать, накинулась, как злобная, старая сука кидается на молодого дурня-щенка, пошла выплёвывать слова сквозь искривлённые губы: – Небось, жалко денег для родных. Не дашь – так она замуж не выйдет, кому она нужна такая, без денег.