355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анна Мичи » Шагни в Огонь. Искры (СИ) » Текст книги (страница 3)
Шагни в Огонь. Искры (СИ)
  • Текст добавлен: 30 апреля 2017, 15:02

Текст книги "Шагни в Огонь. Искры (СИ)"


Автор книги: Анна Мичи



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 30 страниц)

Мальчик послушно начал рыться в карманах куртки, достал аппетитную горбушку с жёлто-коричневой шкуркой. Протянул сестре.

Та, присев, стала крошить булку в воду, приманивая в изобилии плавающих в пруду птиц. Мальчик смотрел.

Взрослые совсем рядом продолжали неспешную беседу.

– Хиден-эли, – прошептал длинноухий мужчина, нежно любуясь девочкой в хрустальном шаре. – Потерпи, малютка, скоро я тебе всё расскажу. Вытащу тебя оттуда.

Девочка развивалась хорошо, обгоняя многих своих ровесников. Поначалу он наблюдал за ней через каждые три дня: когда она ещё младенцем лежала в колыбели и вопила, требуя внимания; потом, убедившись, что всё обстоит благополучно, стал заглядывать в шар не чаще раза в месяц, а то и в два месяца. Был даже период, когда он, полностью уверенный в успехе дела, не пользовался хрусталём около полугода; и вот, в последнее время снова начал наведываться в башню дважды в месяц.

– Уже скоро, – повторил мужчина сам себе.

Ей уже девять, через годик-полтора девочка будет поддаваться обучению. Тогда и наступит время открыть ей правду.

– Когда Хиден только родилась, – сказала женщина, наблюдая за целеустремлённым выражением на лице дочери, – я по первости напугалась, что девочка у нас больна, да и врачи качали головами: она такая беленькая. Подозревали альбинизм.

– Я помню. И эти диагнозы, что-то про отсутствие пигмента, да?

– Как ты запомнил? – засмеялась она. – С твоей-то катастрофической рассеянностью?

– Любимая, она же всё-таки моя дочь.

– А дело-то было в тебе, твоя наследственность. Но я-то всегда понимала, что никакая она не альбиноска – глазки у неё ясные, голубые.

– Я тебя люблю, – невпопад сказал мужчина.

– И я тебя тоже, – развеселилась жена. – Куда же я без тебя, горе ты моё луковое.

– Иногда мне кажется, – интонация была серьёзной, – что я не существовал до встречи с тобой. Знаешь, всё, что было до, – словно покрыто туманом, и только с твоим появлением моя жизнь обрела краски.

– Скажешь тоже, – живо возразила женщина, смущённо улыбнулась.

– Но это правда. Я помню, конечно, своё детство, первое сентября и школу, университет; помню, как решил заниматься археологией, но знаешь – это всё так плоско и бессмысленно по сравнению с яркостью моей жизни после встречи с тобой.

Слегка зарумянившись, она прильнула к нему, утыкаясь в складки пальто, вечно нечищеного пальто – он всегда забывает сказать ей, чтобы почистила, никогда не замечает. Муж обнял её, лёгким движением погладил по макушке, прижался губами к тёмным волосам.

Дети на краю пруда, окружённые стаей голодных уток, что-то бурно обсуждали.

Мужчина в тёмной комнате досадливо поморщился, кинул взгляд на окно. Прямоугольник казался чёрным, прутья решётки поглотила ночь – стемнело быстро.

Снова посмотрел в хрустальный шар, на пруд в чужом мире, на обнявшуюся пару.

С коротким вздохом прошептал:

– Несчастные слепцы...

Сомицу – ноябрь

Азраэль: Таллинн

В узком коридорчике «сталинской» квартиры с высокими потолками задребезжал телефон.

Женщина средних лет, в фартуке, с руками в мыльной пене, выглянула из кухни. С опаской посмотрела на приоткрытую дверь в комнату, быстро вытерла ладони о висящее на ручке кухонной двери полотенце, побежала в коридор. Зашелестела занавеска из деревянных нитей, составляющих порядком выцветшую мозаичную картинку.

Хозяйка квартиры сняла трубку, шепнула:

– Ало?

– Светланпетровна? – спросила трубка знакомым голосом.

– А, Валентина Яковлевна! – обрадовалась женщина. – Как ваши дела? Какие новости?

– Ой, да у меня-то всё по-старому, муж да дети, верчусь, как белка в колесе, – собеседница словоохотливо пустилась в разговор. – У младшего-то, Семёна моего, представляете, в школе порядки какие-то новые завели, денег требуют!

– На что?

– Ой, я даже и не знаю, питание – не питание, а Сёмочка мне так невнятно объясняет! Хотела спросить у старшего, он же в той же школе учится, так тот плечами пожимает, мол, ему на питание денег не надо, ты, мамка, на расходы побольше давай! Ой, кстати!.. – тут в голосе Валентины Яковлевны прорезалось плохо скрываемое стремление скорее поделиться. – Моему старшенькому-то! Девицы так и названивают, так и названивают!

– Да вы что. Ему же только пятнадцать вроде.

– Да-да, а звонят уже такие девушки, взрослые такие – я же по голосу слышу! Спрашивала его на днях: «А девочка-то тебе какая-нибудь нравится?» – а он отмахивается, да ну, мол, надоели! – собеседница хихикнула.

Из вежливости Светлана Петровна заохала.

– А ваш-то как? – поинтересовалась знакомая. – Большой, небось, мальчишка-то уже?

– Десять исполняется, – Светлана Петровна понизила голос, прильнула к трубке: – Да странности с ним какие-то творятся, Валентина Яковлевна, и говорить-то страшно.

– Да вы что, – озадаченно отозвались на другом конце провода. – Какие-такие странности?

– Я даже не знаю, как назвать... Лунатизм не лунатизм... По ночам-то он не ходит, – женщина докладывалась и поминутно оглядывалась на незакрытую дверь, очертания которой проглядывали сквозь занавеску, – ходить-то по ночам не ходит, но снится ему что-то, бормочет всякое непонятное, и ведёт себя странно.

– А что бормочет?

– Глупости какие-то бормочет! Азраила какого-то призывает, несёт что-то про бога на земле и воплощение в человеческое тело. А сам ведь ребёнок совсем!

– Кто это Азраил такой?!

– Кто его знает, ангел вроде с огненным мечом. Из Священного Писания. Я сама не знаю, слыхала где-то.

– Ой, подождите, у мужа спрошу, он у меня всё знает, – трубка издала гулкий стук и невнятно зашелестела.

Светлана Петровна оглянулась ещё раз, прислушалась, но в квартире царила тишина. Племянник, похоже, не интересовался тёткиной болтовнёй.

Трубка снова ожила, пошуршав, выплюнула возбуждённые слова:

– Бог смерти, говорит! Принимает души в Божье царство!

– Ох ты, в наш-то век безверия и атеизма! – Светлана Петровна с трудом подавила желание перекреститься. – И откуда у мальчика такое в голове только берётся?

– Вы, Светланпетровна, – посоветовала Валентина Яковлевна, – отведите его к психиатру. Там скажут, что делать.

– Ох, и правда, и правда, – согласилась женщина. – Но вы подумайте, столько лет ничего не было, а тут вдруг началось!

– Да вы что...

– И рисовать начал. То есть рисовать-то он и раньше рисовал, хорошо рисовал, ещё родители живы были, а тут словно одержимый стал. Только и делает что рисует, ничего кругом не слышит. А ночами – сны эти странные, кошмары. Я уж думаю, может, родителей вспоминает? Ведь никто ж не знает, как они умерли, милиция дело так и забыла. То ли самовозгорание какое, то ли воры подожгли. То ли, грех сказать, маньяк забрался. Хорошо, мальчик сам жив остался.

– Вы молодец всё-таки, Светланпетровна, – посочувствовала трубка. – Не всякая бы решилась в такой ситуации ребёнка взять.

– А что же делать? – вздохнула она. – Как его одного оставишь.

И снова оглянулась на приоткрытую дверь.

Суваци – декабрь

Дарина: Токио

Девочка-подросток в тёмно-синей школьной юбке, длинном свитере, форменных чёрных гольфах, цветом сливающихся с ботинками, возвращалась домой. По улице гулял ветер, подхватывал волосы, хлестал по лицу. Поёживаясь, девочка шмыгала носом.

Солнце садилось. Дарина задрала рукав, прикрывающий кончики пальцев: защита от зимнего холода, замена перчаток, – посмотрела на часы. Пять вечера – дневное светило неторопливо катилось за черепичные крыши домов. На востоке уже изгибался неподвижный месяц, ещё почти невидимый, одного цвета с плывущими высоко в голубом небе облаками.

Тяжёлая сумка неудобно била по боку, девочка остановилась, устраивая содержимое поудобнее.

Всё в порядке? Всё в порядке?..

Дарина тревожно оглянулась, потом опустила глаза, застыла, стискивая ледяными пальцами перекинутый через грудь ремень. Землетрясение? Показалось, земля под ногами чуть заметно дрогнула, готовясь подбросить. В ушах звенело.

Что-то надвигалось. Что-то опасное.

Школьная сумка показалась предательски тяжёлой, мёртвым грузом, тянущим ко дну. Нельзя здесь стоять! На дорогу, подальше от домов – рядом со зданиями слишком опасно, здесь – опасно, Дарина знала, чувствовала каждым волоском.

Она скинула через голову ремень, сумка беззащитно шлёпнулась на асфальт. Бросить тут? Дарина снова застыла, растерянно смотря на истёртую коричневую кожу. Там же все вещи, учебники, кошелёк…

Быстрее!

Девочка шагнула на проезжую часть. Позади набухало, наливалось силой что-то ужасное. Что-то охотилось на неё, на Дарину.

Не медли!

Она побежала. Помчалась стремглав, не понимая, от чего спасается, наперерез через дорогу, краем глаза едва успев удостовериться, что она пуста.

Нельзя!

Сердце взвизгнуло испуганной собачонкой. Дарина затормозила посреди проезжей части, оглянулась, судорожно дыша. Позади не было ничего, лишь брошенный портфель лежал сиротливой тушкой. Закатное солнце, длинная тень столба рядом с коричневым улиточным горбом, тишина, и внутренним набатом стучит предчувствие: нельзя, нельзя, возвращаться нельзя, уходи, уходи! Немедленно!

Дарина попятилась и вздрогнула, пронизанная насквозь высокоголосым рёвом. Обернулась.

Слева нёсся небольшой грузовик, за рулём перекашивал рот водитель. Лицо его, свирепое и слегка испуганное, однозначно предупреждало девочку: шаг вперёд, и она попадёт под колёса.

Но стоять на месте было нельзя.

Дарина бросилась наперерез грузовику, раскидывая руки, словно собиралась лететь.

Идиотка, очутившаяся на самой середине проезжей части, девчонка в школьной форме, от гудка не только не убралась в сторону, но и, как сумасшедшая, метнулась вперёд. Самоубийца, проклятая малолетняя самоубийца, как много их развелось в последнее время, но кто ж мог предполагать, что Икэгами сам напорется на одну из них?!

Шофёр ударил по тормозам, выворачивая руль влево, на безлюдный тротуар. Развевающиеся волосы, рвущий форменную юбку ветер, непропорционально длинные ноги в чёрных гольфах, бледное решительное лицо. Девчонка была совсем близко, метрах в трёх, он не успеет, он заденет её в любом случае, чокнутая добьётся своего. Что за дура, что за мода бросаться под машины?!

Справа вспыхнул свет. Ослепительный белый круг с девчонкой в центре, разбухающий снежно-молочной сферой. Да что ж это такое, взрыв?!

Водитель грузовика выкрикнул проклятие и, бросая руль, закрыл голову обеими руками. Его кинуло вперёд, ремни впились в тело, рулевое колесо больно ударило в грудь. Что-то где-то взвыло, скрипнуло страшно и протяжно, тряхнуло, переднее стекло осыпалось звонким дождём.

Мир затих.

Дрожащими руками человек в кабине нащупал защёлку пристежного ремня, с трудом смог высвободиться. Справившись с дверью, вывалился наружу.

Вдалеке послышался вой сирены.

С ужасом водитель оглянулся вокруг, ища тело школьницы. Всё плыло в глазах, хотя земля уже успокоилась, перестала качать. Всё плыло, и, видимо, от этого он никак не мог разглядеть, где девчонка.

На непослушных ногах подбежал к капоту, покорёженному, засыпанному белыми осколками. Затуманенным, непослушным разумом сообразил, что машина врезалась в дерево, огромный крепкий вяз, растущий на краю тротуара.

Девчонки не было.

Шофёр оглянулся ещё раз, обошёл весь грузовик, раз, другой, не в состоянии сообразить, подействовала авария на его зрительные и умственные способности, или же – школьницы и в самом деле здесь нет.

Сирены приближались.

Девчонки не было.

Водитель остановился, в сердцах плюнул, смиряясь с участью психически больного, и сел на край тротуара – дожидаться «скорую».

Под ладонями был тёплый шероховатый камень. Воздух ласково обнимал за плечи, в зимнем свитере стало жарко. Волосы рассыпались перед лицом, заграждая зрение.

Дарина несмело подняла голову, убрала за уши длинные пряди.

Перед ней стоял храм. Небольшое сооружение из светлого камня, с колоннами у входа, с лестницей из нескольких широких ступеней. С резными дверьми, готовыми распахнуться. С узорами витых листьев, гроздьев винограда, прожилками лиан на стенах.

Девочка не знала, откуда пришло понимание – но перед ней действительно возвышался храм: простой, уютный и родной, как ничто иное в мире. Она сидела на коленях посередине вымощенной ровными плитами аллеи; деревья по обеим сторонам приветственно шумели, шелестели листьями. Многочисленные птицы, затаившиеся в ветвях, невидимые, тоже щебетали, пели для неё – мелодию возвращения домой.

Домой.

Она дома.

Дарина неуверенно поднялась на ноги и застыла посреди аллеи. Впилась взглядом в белые плотные колонны храма – отныне её храма.

Закрыла глаза, продолжая видеть сквозь веки, ощущать всем телом, утопая в потоках то ли знаний, то ли воспоминаний, в мелькающих перед внутренним взором картинах: отражение круглой лимонно-бежевой луны на синей глади озера; струи водопада, с высоких скал бьющие в озёрное зеркало; священная роща, в ней ритуальный круг колонн; сад лекарственных трав, где часто пропадала мать; любимая с детства тёмная пещера в дальнем уголке храмовых лесов; улыбка отца...

Как могла она позабыть?

Как ей удалось прожить без памяти о храме, без этой наполняющей воздух энергии, как она существовала в другом мире, не понимая, почему у неё есть такая странная Сила: излечивать животных, говорить с камнями и растениями, слушать ветер; откуда уверенность в существовании иного пространства, смутные сны о других родителях, не о теперешних, не о супругах Такаси?

Конечно. Пришло время.

Ветер приветственным толчком ударил в грудь, закружил длинные тёмные волосы, школьную юбку, охватил бурным вихрем. Образ храма огненным ореолом загорелся в сознании Дарины и дрогнул, расплываясь, дробясь, растекаясь до самых уголков её существа. Междумирье принимало её, красило в свои цвета, давало новую жизнь и новые силы.

Ветер успокоился, смиряясь, преклоняясь, повинуясь; тёмные с фиолетовым отливом волосы опустились на плечи. Дарина открыла жёлто-оранжевые глаза.

Вздохнула, глубоко-глубоко, так, словно хотела бы вобрать в себя весь мир.

Всё закончилось, и новое, неземное спокойствие поселилось в груди.

Храм принял новую жрицу.

37 год Рейки, 4754 всеобщий год, ноябрь

Хиэй, Огненный город

Королевская школа опустела: зимние каникулы. Почти все разъехались по домам, возвращаясь к семьям; впереди ждали праздники окончания года, шумные фестивали Инея.

В Валиссии, в Аксе, сейчас, писала мать, деревенские готовятся к заморозкам. Оно и неудивительно, ноябрь на дворе. Море у берегов, наверное, замёрзло уже, солнце встаёт поздно, и по утрам холодный, засыпанный снегом берег кажется владениями Ледяной девы, как будто не страна Огня вовсе, а суровый северный материк Воздуха, что стоит в снегах большую часть года. Небо такое бледное, что режет глаза, а горы высятся на его фоне чёрной тенью.

Здесь совсем по-другому.

Хоть и ноябрь уже, снега нет. Всё время идёт только мелкий надоедливый дождь, почти каждый день, за окнами серо. Огненный город готовится к зиме, объяснили Тенки, это ежегодный сезон дождей, неизбежный при смене времени года. Дожди шли и в июне, когда Тенки привезли в столицу материка. Но тогда с неба лились тёплые, на удивление ласковые струи, словно приветствуя впервые очутившегося в Хиэй нинъе.

Точно, поначалу стояла жуткая жара, но через несколько дней погода испортилась – так говорили они, но для Тенки она, наоборот, «исправилась», давая возможность привыкнуть к новому окружению.

А в тот день, когда Тенки в первый раз ступил под крышу Королевской школы, снаружи оглушительно стрекотали неизвестные насекомые, и сперва он даже принял этот звук за необычный шум волн.

«Что это?» – хотел было спросить Тенки у провожатого, под опеку которого перешёл сразу же по выходу из портала. Шум был странный, непривычный, похожий на накатывающие на берег волны, то затихая, то возобновляясь с новой силой; но волнами это не являлось: в Хиэй нет ни моря, ни больших озёр, и это Тенки знал.

Хотел спросить, но не осмелился: надменное лицо эльфа пугало.

Полгода назад, Валисс

Последние дни летели стремительно, как никогда раньше. Тенки даже опасался, что ещё чуть-чуть, и он перестанет запоминать события, происходящие с ним, запутается в ярких впечатлениях.

Магик из Йокола – своего имени мальчишке он так и не сказал – снабдил Тенки сопроводительным письмом с описанием дара и перечнем у Тенки же выспрошенных личных сведений и, как обещал, сдал на руки старшине каравана, идущего в Валисс. Старшиной оказался неразговорчивый, но добродушный на вид мужчина с густой коричневой бородой; впрочем, добродушие своё он, похоже, предпочитал тщательно скрывать, то ли дело властно покрикивая на подчинённых и на подброшенного ему мальчишку заодно. Старшина даже не спросил, за какой вдруг надобностью малолетний пацан в одиночку собрался в Валисс. Наверное, счёл правильным не вмешиваться в магиковы дела, незачем.

Ехать Тенки понравилось; ему отвели место на самой первой повозке, мальчишка сидел на козлах и оживлённо вертел головой, разглядывая незнакомые места: так глубоко в горах бывать ему раньше не приходилось.

Дорога сначала шла по лесу, потом влилась в широкое изъезженное ущелье, потянулась между скалами. Пару раз проезжали деревеньки, дома в которых кое-где причудливо лепились к этим скалам, словно птичьи гнёзда.

– А чего они в таком месте дома строят? – не стерпев, Тенки обратился к молчаливому водителю, длинному парню с красными глазами и носом, который он постоянно сморкал в огромный полосатый платок.

– А, чего? – парень оторопело посмотрел на него, глаза слезились.

– Чего, спрашиваю, они прямо на скалах живут?

– А где ж им ещё, – безразлично двинул плечом водитель. – Тут же сплошные горы. Валиссия-то знаешь, почему так называется?

– Название как название...

– Название-то названием, да всё ж не просто так. По-эльфовски это ж Уэллисс звалось, а Уэллисс значит «Клыки», Ириддьяс Уэллисс, «Голодные Клыки», стало быть.

– Ух ты! – таких подробностей о родной стране Тенки раньше не знал. – А чего это так?

– Ну потому как похоже, – неопределённо ответил парень. – Особенно если с моря смотреть – видел когда-нить?

– Видел, конечно, – ещё бы не видеть, да только... Да только ему самому берег никогда никакие клыки не напоминал, хоть название и в самом деле клёвое.

– Но наши «Клыки» – не единственные, – парень устроился поудобнее, словно на сходке бывалых путешественников, когда рассказчик усаживается у костра и заводит истории о своих приключениях, глянул свысока. – В море есть ещё одни, и уж те-то точно «Голодные», и немало душ они поглотили.

Возница и впрямь будто вознамерился сказку рассказывать, даже интонации поменялись.

Тенки обеспокоенно глянул вперёд: как бы не втюхариться им во встречные обозы, или же, что ещё лучше – в те же скалы, грозно подступающие к дороге.

– Слыхал, небось, легенду? Если выйти в море в глухую ночь, когда буря подходит к земле, да поплыть прямиком на восток, по звезде Окари ориентируясь, тогда, если милостив будет Огонь, пройдёшь сквозь сердце бури и окажешься у чёрных скал, что острыми клыками вздымаются в небо.

Мальчишка послушно кивнул, чтобы парень не сильно огорчался, – легенды легендами, но в подобное самоубийство в бурю он не очень-то верил. Это ж каким дураком надо быть?

– Но вечное проклятие лежит на горах тех, – продолжал возница, стараясь подражать напевным интонациям эльфийских баллад – да из-за гнусавого голоса не шибко получалось. – И обречены добравшиеся до них вечно жить там, и никогда уже не суждено им вернуться до дому. Разрываются сердца их об оставленных дома жёнах да детишках малых, но велико проклятие на горах тех, и не родился ещё тот, кто снимет его.

Горло сжало вдруг тугим жгутом, от неожиданного спазма Тенки даже закашлялся.

Отец.

– Фигня это всё, сказки ваши, – грубо бросил Тенки и полез назад с козел, под навес. «Коли дремота одолеет – сказал старший, – залезай туда да прикорни, коли уж совсем невмоготу станет». Дело было не в дремоте, но сидеть на козлах Тенки больше и правда не мог.

Внутри повозки свободного от теснившихся ящиков с рыбой места оставалось немного, но тощий мальчишка расположился даже с комфортом.

– Не скажи, – донёсся снаружи насморочный голос, – сказки сказками, да в них руководство нам, теперешним, как жить да куда стремиться. Подрастёшь – поймёшь ещё, мал ты, вот что скажу.

Кажется, слова Тенки возницу обидели.

Ну и сам виноват.

Тенки подложил ладонь под щёку, лениво глядя на зазор между навесом и бортом повозки: виднелась убегающая назад земля. Дурацкий вздох вырвался сам собой. «Руководство», скажет тоже... Что теперь ему, брать лодку и плыть на восток, да? Надеясь, что приплывёт к идиотским каким-то «клыкам», а там отец, обросший порядочно за семь-то лет, взмахнёт, значит, руками радостно и велит править домой.

Ага. Конечно.

Все семь лет стоял на берегу и дожидался, ага.

Да есть ли там ещё берега эти-то, скалы ведь всё же...

Да ну и хрен с ними.

***

В Валиссе он жил несколько дней.

Старшина каравана отвёл его в большой просторный дом, аж в несколько этажей, с собственным садом, примыкающим к заднему выходу. Дом принадлежал магу – это Тенки сообразил потом, а поначалу даже не увидел хозяина; им занималась полная домоправительница, властная, строгая. Ещё довелось глазком взглянуть на хозяйку – красивая, высокая, волосы спадают пшеничной волной, но та в основном находилась в своих комнатах, особенно по дому не расхаживая, и голос её Тенки услышал только один раз:

– Мальчик? Пусть подождёт тогда Овера. Накорми его, если голоден.

Его накормили. Показали, где можно ждать, на второй и выше этажи забираться не велели, да ему, впрочем, не особо-то и хотелось.

Местечко себе Тенки нашёл быстро – больше всего мальчишке полюбилось сидеть на кухне, наблюдая за сноровистыми движениями домоправительницы; на плите пыхтели глубокие кастрюли, плыли аппетитные запахи, от огня веяло теплом, и неизвестно откуда перед пацаном вдруг появилась вазочка со сластями. И можно было покачиваться на стуле с кривой ножкой, тащить в рот лакомые кусочки и блаженно щурить глаза от такой приятной возможности ничего не делать, никуда не бежать, просто быть. Ждать.

Маг, учитель одной из магических школ Валисса, достопочтенный господин Овер Верьес, появился к вечеру.

Распахнулись двери где-то вдали от кухни, зашумели слуги, зазвучали голоса. Домоправительница сунула поварёшку девчонке с прилежно убранными под косынку волосами, велела мешать не переставая и, повелительно кивнув Тенки, степенно выплыла из кухни, вытирая руки о фартук. Мальчишка последовал за ней, поспешно дожёвывая только что положенное в рот.

Овер Верьес оказался невысоким, чуть полноватым мужчиной, на голове намечающиеся залысины, на носу очки, вид почтенный, вызывающий уважение.

– Вот тут мальчика привели, – сообщила женщина хозяину, указывая на Тенки. Мальчишка держался поодаль, не зная, как надо приветствовать настоящего мага.

От мужчины ощутимо веяло силой, словно дыханием моря, и почему-то Тенки представились глухо, ритмично бьющие берег волны.

– Да-да, – сказал маг, поправляя очки мизинцем правой руки – странный жест.

Он смотрел прямо на Тенки, и подросток сошёл за лучшее поклониться, пусть неуклюже, но старательно.

– Мне сообщали, – ни к кому в особенности не обращаясь, произнёс господин Верьес. – После ужина пусть поднимется в мой кабинет. А ужин сервируйте мне на втором этаже, в библиотеке.

– Будет исполнено, – поклонилась домоправительница и поспешила назад, на кухню, не обращая более на Тенки внимания.

Овер Верьес тоже не смотрел на мальчишку, и Тенки растерялся, не зная, как поступить. Уходить не осмелился, так и застыл в углу, рядом с широколистным деревцем в большой кадке, ростом едва ли не больше его самого. Маг прошёл мимо, бросил на него единственный небрежный взгляд.

Чувствуя себя последней деревенщиной – собственно, он им и был, Тенки поплёлся на кухню – уж там не станут пытать этими закрученными обычаями вежливости.

– Значит, так, – маг по-прежнему не глядел на него, шелестя бумагами. На письменном столе в кабинете скопилось немало документов, грамот с завитушками на непонятном языке, чистеньких пергаментов – что ни говори, было чем пошелестеть. – Имя? Возраст? Происхождение?

– Э-э, Тенки Ли, тринадцать лет, деревня Аксе на побережье.

Огни свечей причудливо играли на прикрытой реденькими волосами лысине. Маг скрипел пером.

– Магический талант когда обнаружил?

– Не помню.

Мужчина поднял голову, смерил Тенки суровым взглядом.

– Я правда не помню, – поспешил сказать подросток. – Наверно, ещё когда маленький был. По-настоящему, может, где-то в десять...

– Что умеешь?

Тенки замялся. Умел он немногое, да и тому научился не по книгам, не у знающих людей, а на своём опыте, пробами-ошибками. Да и как сказать об этом, ведь он даже слов подходящих не знает?

– Умею призывать, – неуверенно начал мальчишка, – рыб мелких, птиц, белок, там. Могу амулеты делать на продажу, только они не вечные. Могу человеку отвести глаза, но ненадолго, может, минут на двадцать. Но зато он тогда уже совсем будет как неживой, ничего не заметит. Правда, надо, чтобы он смирно сидел...

Овер Верьес ничего не сказал, но Тенки осёкся. Разболтался. Чушь какую-то несёт, ей-ей. Ещё чуть-чуть, и этот маг его выставит.

Наступила тишина.

– Ясно, – подытожил наконец мужчина, отрываясь от пергамента, на котором безостановочно что-то черкал. – Будешь в моём доме две ночи, послезавтра соберётся комиссия. Там покажешь, что умеешь. Свободен.

Тенки поклонился. Разогнувшись, снова увидел поблёскивающее в свечном огне темечко и поспешил ретироваться. Больше ему ничего не скажут.

***

– Тенки Ли, тринадцать лет, – прозвучал над головой нечеловеческий голос, усиленный многократно и от этого подобный свисту ветра в горах, так что Тенки с трудом разобрал слова. – Войдите.

Тенки схватился за круглую металлическую рукоятку, повернул её, толкая тяжёлую дверь. Комната открывалась по частям, сперва показалось – узкая, маленькая, потом увидел – просторная. В середине длинный стол, поставленный поперёк помещения, за столом в ряд – люди, несколько.

Овер Верьес сидел вторым от окна, взгляд выхватил его лицо и сосредоточился на знакомых чертах. Но заговорил с Тенки другой:

– Тринадцать лет, да? Деревня Аксе?

Подросток метнулся глазами к говорящему, увидел благородного вида старика с белыми коротко подстриженными волосами. На лбу у старика красовалась кожаная лента с повторяющимся красно-зелёным узором, на груди, на бежевой просторной блузе – оранжевато-жёлтое ожерелье. Это ожерелье сразу притянуло взгляд Тенки, заставив нечаянно сглотнуть: крупные переливающиеся бусины были живыми, в оранжевой глубине мелькали коричневые тени, заманивая и завораживая.

– Да, – усилием воли выдернув себя из отупляющего созерцания, поторопился ответить Тенки.

– Вы знаете, что для поступления в магическую школу необходимо сдать экзамен, – старик, похоже, не ждал ответа, говорил привычные формулы. – Вы подтверждаете, что уже два года несёте ответственность за возможное выполнение магических действий, могущих нанести вред окружающим. Вы желаете развивать ваши магические таланты на пользу королеве и государству.

Не зная, что ответить, Тенки ограничился подтверждающим кивком.

– Итак, – старик откинулся на спинку кресла. – Мы начинаем экзамен.

В ту же секунду раскрылись двери в стене слева – а он и не заметил, что там были двери, – вбежали двое молодых парней, втащили столик, покрытый белой скатёркой.

Столик прикатили к Тенки, установили перед ним, опуская опоры на ножные колёсики. Подросток с любопытством вытянул шею, стараясь, однако, чтобы действие это не было сочтено невежливым, на всякий случай сделал почтительный вид.

На столе в полном беспорядке лежала куча вещей: длинное переливчатое перо неизвестной птицы, тупой на вид, но симпатичный кинжал, красивых оттенков камешки – вот бы Алли сюда, за шиворот не оттащили бы, – два серебряных браслета, невзрачная статуэтка в виде ящерицы из неизвестного материала и ещё добрый ворох других безделушек.

Статуэтка выглядела загадочной. Тенки бы с удовольствием рассмотрел её поблизости, но в следующий миг заметил кое-что поинтереснее.

– Задание первое, – начал старик, – вам надо...

Тенки слушал вполуха, привлечённый ясно различимым пульсированием от простого, обыденного на вид медного ключа на самом краю столика. Биение ключа отдавалось в висках, медленное, размеренное; успокаивало.

– ...среди предметов перед вами такой, каковой обладал бы магической сущностью, – скучным голосом продолжал старик, но Тенки уже почти не слышал.

Не думая, он протянул руку и коснулся ключа; пальцы пронзил резкий, дёргающий удар и тут же сменился обжигающим покалыванием, будто приветствуя.

Зажав в ладони ключ, Тенки поднял глаза на старика и впервые встретил его взгляд: молодой, заинтересованный.

– Задание выполнено, – произнёс старик звонко.

С правой от него стороны зашевелились, послышался негодующий шёпот:

– Вы забыли спросить, уверен ли он, Председатель.

– О, – сказал старик, сверля взглядом Тенкины глаза, – право же, это ни к чему.

***

– Говорят, ты магом будешь, да? – девчонка с любопытством глядела на Тенки.

Подросток ещё не успел опомниться от экзамена, казалось, тот закончился только что, хотя прошло уже несколько часов, и он давно сидел на кухне Овера Верьеса. Девчонка-помощница, подчинённая грозной полной домоправительницы, заговорила с пришельцем сама и заговорила довольно-таки неожиданно, улучив момент, когда женщина удалилась с кухни.

Тенки смерил взглядом девчонку: возраста она была примерно одного с Алли, лет на пять старше него. Пожал плечами:

– Смотря как повернётся.

– Ну, тебя хозяин хвалил, – она облизнула ложку, которой только что мешала суп. – Я слышала, как он рассказывал хозяйке. У тебя же сегодня экзамен был, да? Здорово...

– Ты только не мешай теперь этим, – предупредил Тенки, пренебрежительно смотря на ложку. – А то я такое есть не буду, – дома, в родной деревне, ему и в голову бы не пришло ничего ляпнуть, но тут хотелось щегольнуть. Словно он знатная персона, которой облизанная ложка может испортить весь аппетит.

– П-фи, как будто тебя спрашивать кто станет, – фыркнула девчонка, но ложку бросила в раковину. – Ты расскажи, что было?

– Зачем тебе? Тебе ж всё равно магия на х... – с опозданием Тенки вспомнил о хороших манерах, – совсем не нужна, в смысле.

– Ну интересно! Хозяин, между прочим, маг, и я разбираюсь!

– Много будешь разбираться, ведьмой станешь, – мальчишка с превосходством посмотрел на неё. Отсюда, с подоконника, где, скрестив ноги, сидел Тенки, очень удобно было смотреть с превосходством: подоконник располагался высоко от пола.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю