Текст книги "Шагни в Огонь. Искры (СИ)"

Автор книги: Анна Мичи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

– (Хиден-эли, нельзя!) – даже мысленная речь, так тяжело звучавшая дома, здесь не отбирала много сил, не приносила с собой головной боли и утомлённости – так, слегка неприятные ощущения, вполне себе терпимые после нижнемирских.

– Почему? – Хиден удивилась вслух.

– (Страшно. Опасно. Могут увидеть. Запомни. Магия запретна, будет плохо. Показывать запретно. Девочкам запретно).

– Почему?

Что значит «запретно»? Пусть дядя Георг объяснит понятнее. Девочкам нельзя использовать магию? Нельзя, чтобы кто-то это увидел? Почему?

Хиден знала, что дядя слышит её мысли. Пусть не так, как Тайо – но ведь наверняка видит и любопытство, и упрямство. Должен понимать: надо разложить всё по полочкам, иначе девчушка продолжит создавать огненные шарики.

– (Хорошо), – Орриэ-лаэ улыбнулся, но взгляд его блеснул холодом стали. – (Узнаешь. Позже. Магия нельзя. Без разрешения – запрет).

– (Нет!) – хмурые бровки, упрямо вздёрнутый носик. Хиден топнула ножкой. – (Когда захочу, тогда и буду!)

– (Отправлю обратно. Сюда не вернёшься).

– (Нечестно!) – губы девочки обиженно задрожали.

– (Очень честно), – мужчина потрепал девочку по голове. – (Или ты слушаешься, или Нижний мир).

***

– Какая хорошенькая! Кто она? Его дочь?

– Нет, племянница. Хозяин привёз её с Воздуха. Так я слышала.

– Чудная она. Бродит везде, глядит на самые простые вещи так, словно никогда не видела. Дикари эти Воздушные!

– Ты чего говоришь-то! Сейчас хозяин услышит…

– Я вчера её встретил на кухне, спросил, может, она хочет чего. А она молчит, только глазами хлопает. Напугалась.

– Да не, она всё время молчит. Этина с ней вон сколько раз говорить пыталась. А она не отвечает.

– Может, она немая?

– Нет, с хозяином она разговаривает, я слышала. На каком-то странном языке…

Начало августа

Беловолосая девочка отложила флейту и обернулась на чуть слышный скрип двери. Неужели ещё один посетитель пожаловал в зверинец, главным экспонатом которого Хиден себя ощущала? Нигде не найдёшь покоя!

Похоже, все обитатели особняка сочли долгом хоть одним глазком, но взглянуть на ребёнка, привезённого Орриэ-лаэ из очередного путешествия – к ней относились, как к необычному зверьку, диковинной птичке. Не то чтобы подобное внимание девочку раздражало…

Сначала она отвечала всем этим людям не меньшим любопытством: пристально наблюдала за ними, пытаясь понять, кто есть кто и чем занимается, дивилась тому, как легко они воспринимают настоящие чудеса частью быта. А теперь, почти месяц спустя, непрестанное внимание слуг успело порядком поднадоесть. Особенно на нервы действовал лакей, с преданностью собаки следующий за Хиден повсюду, услужливо открывающий двери и отодвигающий для девочки стул за столом – как будто она сама не может этого сделать. Ещё приелось всё время ловить на себе взгляды служанок, постоянно норовящих начать уборку именно в том помещении, куда пришла Хиден. Девочка даже провела эксперимент: если прийти в какую-либо комнату и подождать, пока горничные начнут уборку, а потом перейти в соседнюю, то они справятся с вытиранием пыли за пятнадцать минут, но если остаться, то процесс наведения чистоты растянется часа на полтора.

Самое обидное, что Хиден не может даже попросить этих людей оставить её в покое: недостаточно знает язык, научилась говорить лишь с равными. А со слугами нельзя говорить, как с равными – почти такой же проступок, как мысленная речь, так сказал дядя Георг. Или нет, господин Орриэ-лаэ? И как его называть?

Опытным путём Хиден удалось выяснить, что спрятаться от ненавязчивого, но постоянного внимания можно либо в своей комнате, либо в ещё нескольких помещениях особняка – по сути своей маленького замка. Одним из таких убежищ оказалась зала с порталом, та самая, через которую Хиден попала в Верхний мир.

В ней девочка и обосновалась, когда надоело сидеть в своей комнате.

Тем не менее укрытие оказалось не совсем надёжным, и насладиться одиночеством в полной мере Хиден не удалось. Видимо, привлечённый звуками флейты, в залу проскользнул элхе – высокий, пухлощёкий мальчишка в тёмно-зелёной форме. Вошёл и сразу начал тараторить, размахивая руками, указывая на дверь. Из всей его длинной, пламенной, богатой жестикуляцией речи девочка поняла только одно слово – «нельзя».

Похоже, это и есть та речь – на которой не говорят с равными.

Дани закончил говорить и, вопросительно хмуря брови, замер в ожидании ответа. Беловолосая нахалка целую минуту разглядывала вошедшего, а потом со скучающим видом отвернулась. Похоже, она не собиралась не то что оправдываться, но и вообще говорить. Возмутительно! Да кто она такая, чтоб вести себя подобным образом?

– Ты кто такая? – элхе озвучил своё негодование.

– Ты кто? – тут же отозвалась беловолосая, точно повторяя интонацию.

– Я первый спросил!

– Первый спросил! – она отбивала слова, словно мячик.

– Не дразнись!

– Не дразнись! – девочка вновь повернулась к Дани, улыбнулась, словно нашла новое развлечение.

Она это специально! Или совсем глупая? Ведёт себя словно пятилетний ребёнок! Неужели ей не сказали, что в эту комнату нельзя? Она вообще чья? Вот дядя разозлится, когда найдёт её в своих покоях. Надо бы увести отсюда эту дурочку, пока не поздно.

– Здесь нельзя играть, – элхе ещё раз попытался втолковать это девочке. – Дядя не любит, когда шумят. А в его покои вообще не разрешается никому заходить, только госпоже Мару. Пойдём играть в другом месте.

А беловолосая, как будто не слушала, вновь потянулась за флейтой. Глупая! И что он с ней возится? Вот придёт дядя, тогда эта дурочка узнает…

Ситуация становилась всё забавней. Пухлощёкий начинал злиться – до сих пор не взял в толк, что Хиден его не понимает, – уже покраснел до самых кончиков ушей, засопел паровозом. Интересно, что же дальше? Сорвётся на крик? Начнёт топать ногами? Уйдёт?

Мальчишка снова застрекотал словами. Громко. Девочке даже пришлось закрыть руками уши, чтобы его голос не так действовал на нервы.

И не надоело ему? Ведь Хиден же явно даёт понять, что не слушает.

– Может, хватит уже. Разве не видно, что я не понимаю, – она просто по привычке продублировала фразу родного языка мысленно.

Мальчик мысль услышал, замолчал удивлённо, потом спросил, отступая к дверям:

– (Ты говоришь мысленно?!)

И снова этот взгляд – словно Хиден диковинный зверёк, кусачий и ядовитый. Как же надоело! Девочка поморщилась.

А элхе всё мялся у дверей. Казалось, что он хочет уйти, но любопытство не позволяет ему этого сделать. Наконец он решился, нахохлился, словно воробей, сделал пару шагов обратно от дверей в сторону Хиден и серьёзно так спросил:

– (Ты ведьма?)

Даниэль – конечно, по-настоящему его имя звучало не совсем так, но достаточно похоже, чтобы отзываться на предложенный Хиден вариант, – оказался жутким болтуном и непоседой. Они быстро перешли с мысленной речи, вызывавшей у него приступы сильной головной боли, на язык, которому обучал Хиден дядя Георг, благо по положению оказались равны – но даже малый словарный запас собеседницы не заставил мальчишку молчать.

Уже через пару десятков минут девочка знала всю родословную Даниэля – «Даниллен, меня зовут Даниллен! Но если хочешь, можно Дани. Не надо звать меня этим… как его? Поняла?» – также знала, что он вырос в небольшом городке на западе Лиссы – чем бы эта Лисса ни была. Он выходил дальним родственником семейства Орриэ-лаэ: внучатым племянником троюродного брата или чем-то подобным. Удивительно, как в Верхнем мире цепляются даже за самые призрачные родственные связи!

По возрасту Дани оказался старше девочки на три года. В мае он начал учёбу в королевской школе травников – пойти в школу в четырнадцать, не поздновато ли? – и по её окончании собирается стать учеником и помощником алора, занимающего важный пост при дворе Её Величества Хиэлие.

– Что ещё за алор? – спросила Хиден и тут же вспомнила, что не собиралась потакать мальчику проявлением интереса.

– Ну ты даёшь! Откуда же дядя тебя привёз, если ты не знаешь, что он алор?

Вот как теперь выкрутишься? На прямо поставленный вопрос нельзя не ответить. А разговоры о Нижнем мире под запретом. Врать Хиден не умеет и не желает. Что же ему сказать? Девочка потупилась, наморщила нос и тяжело вздохнула.

Беловолосая как-то поникла, отвернулась – наверное, накопилась усталость от недавнего мысленного разговора. У самого Дани голова уже просто раскалывалась – всё от беззвучной речи, сегодня он точно перестарался. А эта девчонка только бы в обморок не упала от перенапряжения!

И как можно было даже предположить, что она ведьма?! Маленькая, толком ведь и не говорит пока, слабенькая девчонка. Дядя, скорее всего, увидел, что у неё есть магический дар, и по доброте душевной привёз в Хиэй – на жрицу учиться. Да какая из этой малявки преступница?! Нет, точно не ведьма. Ведьмы – они сильные и, говорят, страшные очень. А девочка вон какая миленькая да беззащитная…

Почему у неё лицо такое страдальческое? Неужели ей совсем плохо? Может, позвать кого?

– Таллинн, – вдруг выпалила беловолосая ни с того ни с сего.

– Чего?! Кого позвать?

– Я из Таллинна, – пояснила девочка. – Дядя меня оттуда забрал.

А! Так она на вопрос отвечает! А Дани уже и забыл, что спрашивал.

Талин. Какое-то смутно знакомое название. Талин – Таалин – Таадин… Точно! На страноведении говорили! Таадин – древняя столица Воздуха! Так вот о ком слуги шептались. О ней! Ну ни фига себе! Воздушная! Это даже ещё интереснее, чем ведьма! И в школе можно будет похвастаться, что дядя живую воздушную в дом взял!

***

– Хи-тиэ! Хи-тиэ, ты где? – размеренное течение урока было нарушено громким мальчишеским голосом и хлопаньем дверей. – Я такую штуку принёс! Готов поспорить, у вас на Воздухе таких нет. Не прячься! Ну Хи-тиэ, выходи уже!

Хиден заёрзала на стуле, глянула на наставника сначала виновато, потом просительно:

– Лягушонок пришёл.

– Лягушонок? – Орриэ-лаэ иронично поднял бровь.

– Да, – девочка кивнула.

– Почему? – вопрос скорее из любопытства, чем из желания продолжить урок. Даниллен своими криками уже сорвал весь настрой.

– Зелёный, – Хиден начала загибать пальчики. – Форма зелёная. И щёки, – девочка надула щёчки.

– Круглые? Пухлые? – новые для подопечной слова наставник, как всегда, продублировал мысленно.

– Пуклые, да, – та обрадованно улыбнулась.

– Пух-лы-е, – ещё раз по слогам сказал Орриэ-лаэ. – Пухлые.

– Пух-лы-е, – Хиден послушно повторила, загнув второй пальчик. – Говорит много. Быстро. Непонятно. Всё время не на месте… Не сидит на месте, как в песенке.

А ведь действительно было дело. Пели песню про лягушонка, когда звуки ставили. «Непоседа-лягушонок побежал за солнцем». Даниллен – получивший не слишком-то аристократическое воспитание, с его манерой резко двигаться и при разговоре широко размахивать руками, со всей его почти деревенской жизнерадостностью, что мальчишке не всегда удавалось скрывать – похоже, пришёлся по нраву Хиден-эли. Что ж, это не так плохо.

Дверь шумно распахнулась, пропуская в кабинет Дани. Орриэ-лаэ осторожно поставил магическую ширму, скрывающую его от постороннего взгляда: было любопытно, как ведёт себя мальчик, думая, что хозяина поблизости нет.

– Вот, значит, где ты прячешься!

Алор с интересом посмотрел на девочку. Исчезновение учителя не сбило её с толку: она бросила на ширму быстрый взгляд и повернулась к ворвавшемуся.

– Смотри чего у меня есть, – мальчик протянул Хиден раскрытую ладонь, на которой лежала продолговатая пластинка прозрачного камня.

Девочке явно очень хотелось посмотреть, что особенного в этой стекляшке. Но урок пока не закончен. Ещё целых полчаса предстоит выводить в тетрадке слова элхеского языка, а потом рассказывать текст, который она вчера вечером читала. Только потом наставник её отпустит.

Хороша девочка. Молчит, терпит. Хорошо держится: ни жестом не даёт мальчишке понять о наблюдении.

Пожалуй, на этом можно завершить.

Орриэ-лаэ вышел из укрытия, не стараясь скрыть движения. Одарил Даниллена ледяным взором.

– Ой! Дядя! У вас занятие? Извините, я не хотел мешать. Я тогда потом… – мальчик поспешил исчезнуть за дверью, закрыв её не в пример тише, чем открывал.

– Ладно уж, закончим пораньше, – Орриэ-лаэ улыбнулся, наблюдая за борьбой любопытства и гордости на личике ученицы.

Хиден не попросит отпустить её с урока – умрёт от любопытства, но до конца занятия досидит. Упрямый характер. Королевский. Не любит ни о чём просить, не любит показывать слабость. В этом она похожа на мать.

– Позанимаемся чуть дольше завтра. Иди!

– Спасибо! – девочку не пришлось уговаривать дважды. Она мигом вскочила со стула и, радостно улыбнувшись, убежала вслед за Дани.

Хорошо, что дети поладили. И Хиден-эли не так скучает по так называемому брату, и Даниллен стал самостоятельней – почувствовал себя старшим. Начав общаться с девочкой, он даже освоил мысленную речь. Как раз когда алор было оставил всякие старания научить мальчика безмолвному общению.

Любая попытка послать Даниллену мысль заканчивалась тем, что он начинал хныкать и говорить, что у него раскалывается голова. Язык мысленного общения мальчик не жаловал: отлынивал от изучения служебных образов, не пытался понять грамматическую структуру. Орриэ-лаэ, решив, что психика ребёнка недостаточно сформирована для восприятия безмолвных посланий, оставил предмет для изучения в школе. Когда оно там по программе положено? На втором-третьем старших курсах, лет в семнадцать-двадцать? Что же, года три алор был готов подождать: главный талант мальчишки – лечебная магия, а безмолвная речь в этом деле вопрос не столь принципиальный.

Даниллен заговорил мысленно, когда появилась Хиден-эли, – словно плотину прорвало, просто не заткнуть, и головная боль, и незнание образов перестали быть помехой. Оказалось, что мальчику просто нужен был наглядный пример и ситуация, в которой иные способы общения окажутся невозможными.

Да, дети влияют друг на друга исключительно положительно. Знакомство со сверстником пошло на пользу и Хиден-эли. Девочка оживилась, больше не прячется от обитателей особняка. Да и её обучение элхескому пошло гораздо быстрее – можно оставить интенсивные методики, не терзать сознание ребёнка магическим влиянием: теперь она закрепляет пройденный за неделю материал и увеличивает словарный запас при помощи Даниллена. Орриэ-лаэ уже начал подумывать, а не забрать ли мальчишку на лето из школы, чтобы он мог проводить с девочкой не только выходные.

Хотя нет, тогда в доме станет слишком шумно.

– Ну! Показывай! Что там?! – Хиден нашла Дани в саду. Он сидел в тени, на скамейке возле маленького пруда, старательно делая вид, что читает книжку. – Ну?!

Вместо того чтобы показать стекляшку, мальчишка виновато спросил:

– Дядя очень рассердился?.. Ну, что я помешал.

Девочка фыркнула. Неужели обязательно так лебезить перед взрослыми? Даже если наставник рассердился, свет ведь на этом не кончится.

– Забудь про него. Показывай прозрачный камушек! – Хиден сложила руки на груди, недовольно сморщила нос.

– Здорово! У тебя все эмоции на лице написаны! – Дани забыл выглядеть виноватым, затараторил. – На Воздухе все так открыто чувства выражают? Здорово! У нас так не принято – настоящие эмоции в себе надо держать…

– Ты говоришь быстро. Не понимаю, – девочка дёрнула его за рукав формы, прерывая словесный поток. – Что ты хотел показать?

– Ах да, извини, – лягушонок достал из кармана пиджака прозрачную пластинку размером чуть меньше ладони, осторожно протянул. – Это мана.

Хиден повертела пластину в руках. Стекляшка и есть! Тяжёлая, прохладная хрусталина. Что в ней особенного? Линза, увеличительное стекло? Девочка посмотрела через пластинку на кленовый листик – да нет, не увеличивает вроде, – подставила её под луч света – тот преломился, запрыгал по земле солнечным зайчиком. Стекляшка! Фу!

– Мана, – повторил Дани, на всякий случай и мысленно тоже: – (Око).

– Знаю, – Хиден кивнула, показывая, что слово ей знакомо, и недоверчиво сощурилась. – (Это у тебя вместо очков?)

– Ты чего! – мальчик осторожно выхватил из рук беловолосой пластинку. – Мана – это для книжек. Картинки смотреть.

Значит, всё же линза. И стоило из-за увеличительного стекла такой шум поднимать? Глупый лягушонок!

– Смотри, – Дани тем временем открыл книгу – учебник – где-то на середине и аккуратно положил хрусталик на одну из иллюстраций.

Несколько секунд ничего не происходило, а потом изображённый на рисунке цветок вдруг стал как настоящий – появился над пластинкой, расправил маленькие острые листики, раскрыл бутоны. Хиден даже показалось, что он источает тонкий пряный аромат.

– Ниера, цветок забвения. Произрастает на границе Валиссии и Сорэнарэ, цветёт в сезон дождей. Стебель и листья используются для приготовления обезболивающих настоек, из цветов валиссийцы делают хмельной напиток, – мальчик зачитал надпись под картинкой вслух.

– Красивый, – произнесла Хиден чуть слышно и попыталась коснуться нежно-лиловых лепестков. Цветок вновь спрятался в книгу, оставив лишь тонкое пощипывание магии на кончиках пальцев.

– Интересно, а почему цветок забвения?

– Не знаю, – девочка пожала плечами. – Слушай, а при помощи этой пластинки можно любые картинки так смотреть?

– Нет, – Дани убрал хрусталик в карман, закрыл учебник. – Только в книжках, на которые специальное заклинание наложено, для других не сработает.

– А что за заклинание?

– Какая-то ремесленная магия. Не знаю, – лягушонок пристально посмотрел на Хиден, усмехнулся. – Забудь. Не женское это дело – заклинаниями интересоваться.

***

– Огонь растапливает лёд, – из-за неплотно закрытой двери раздавался детский голос, неуверенный, но старательный, – огонь отбрасывает тени.

Орриэ-лаэ остановился, прислушиваясь. Улыбнулся: баллада была из любимых. Предсказание-пророчество, вплетённое в стихотворные строки – о защитнике Огненной девы, хранителе её, наставнике и верном помощнике. Баллада, написанная давно, столетия назад, оживала новыми красками, выводимая неумелой ещё в элхеском языке девочкой.

Пение – неплохая тренировка. Неплохая тем более в изучении языка анедве-ми, высота тона в котором определяла порой малейшие смысловые различия. Чем чаще Хиден будет петь, тем чище, тем красивее станет её обычная речь.

– Шагни в огонь! – мелодия сменила тональность, ударила силой. – Не выбирай дороги длинной, проторённой. Шагни в огонь! И сильным стань в огне, никем не покорённом.

Захваченный музыкой, алор тряхнул головой. Слишком хорошо известные ему слова терзали сердце.

Никто не знал, о ком именно повествует баллада. Никто не догадывался, какой из Огненных дев она посвящена. Это было пророчество без указания срока. Возможно, оно относилось к давно ушедшему. Возможно, говорило о будущем. Возможно, воспетый в балладе герой принадлежал миру сегодняшнему.

Орриэ-лаэ был знаком с различными версиями толкований баллады. С давних пор немало поэтов и сказителей пыталось вложить своё в простые строчки. Каноническое толкование гласило: когда-то появится человек, на роду которому написано воспитать новую королеву. Тот, кто разрушит глиняного колосса издряхлевшей политической системы. Кто возродит иную страну, милостивую ко всем своим обитателям.

К сожалению, слова пророчеств туманны и подходят к чересчур многим знамениям.

– Шагни в огонь! Забудь себя, отбрось печали и тревоги. Шагни в огонь! Ведь для тебя давно уж нет другой дороги, – урок пения продолжался.

Алор вздохнул, снова улыбнулся – на этот раз невесело. Медленно отошёл от двери, за которой упражнялась девочка, свернул на балкон – бездумно, не замечая окружающего. Жаркий воздух ударил в лицо, воскрешая в разуме слова песни.

Шагнуть в огонь. Оставить всё, с пустыми руками, с холодной головой и горячим сердцем броситься в пламя.

Баллада, как свойственно стихотворным произведениям, обыденнейшее преображала в великое.

Шаг в Огонь. Для Орриэ-лаэ этим шагом стала присяга. Клятва королеве, Огненной деве Рейки. Алор был молод, полон надежд и намерений послужить во славу королевства. Один взгляд Девы вознаграждал за любые лишения. Одна её улыбка освещала жизнь.

Но маг никогда не смог стать для неё кем-то большим, нежели советником. Верным, спору нет, драгоценным, важным советником, умным, не раз помогавшим другом. Завидный пост канцлера государственной безопасности, заслуженная награда за годы жизни, отданной на благо страны, казалось бы, красноречиво свидетельствовал, как сильно необходим был Орриэ-лаэ королевству.

Но не королеве.

А ведь знатность его семьи, чистота крови, наконец, магический дар! – вполне допускали претендовать на звание консорта. Но повелительница его души, его тела, сердца и разума, всего его существа – этого не захотела.

Что ж, значит, так распорядилась судьба.

Теперь у алора есть другой объект для изливания непригодившихся чувств. Ребёнок, которого он может воспитать по своему желанию. Человек, роднее которого уже, пожалуй, не будет никого, маленькая девочка, зерно, что он должен прорастить. И ответственность за юную жизнь затмевает другие хлопоты.

Хиден. Хиден-эли. В Верхнем, чужом ей мире, она находится уже больше двух месяцев. Радуется, бегает по дворцу, похожая на удивительную белокрылую бабочку; то пытается со всеми говорить на безмолвной речи, то норовит обратиться к слугам как к высшим по положению – маленький ребёнок, воспитанный в совсем иной культуре.

Алор опасался поначалу, что Хиден не сможет прижиться в Верхнем мире: кто знает, как подействовали на организм девочки тяжёлые условия Нижнего. Опасался, что ей не суждено будет использовать магию, талант к которой непременно должен был таиться в глубинах её существа – наследственность, даже подпорченная низкой кровью, не может не проявиться. Боялся, что разлука Хиден с названым братом сильно повлияет на стремление девочки постигать новое, что сам Верхний мир будет к ней неласков, покажется злым.

К счастью, тревоги были напрасны.

Огненный материк пришёлся девочке по нраву. После густого, убивающего магию воздуха Нижнего мира жизнь в Верхнем стала настоящими каникулами, отдыхом не только от школы, но и от невозможности дышать свободно. Хиден-эли, кажется, даже не очень тосковала по семье.

Орриэ-лаэ недовольно хмыкнул. Семья. Люди, что воспитывали девочку. С ними пришлось обойтись без лишних церемоний: новые разработки отдела душевных универсалий позволяли избавить заклинаемых от ненужных эмоций. Отныне воспоминания о дочери не будут задерживаться в их памяти, и беднягам не придётся беспокоиться из-за её долгих отлучек. Археология – любимая специальность, хобби, ставшее жизнью, займёт всё.

Летний жар нельзя было терпеть долго, и Орриэ-лаэ поспешил вернуться в прохладу. Стоило прикрыть балконную дверь, как голос девочки снова ударил в уши: упражнение продолжалось.

На сей раз мысли алора приняли иное направление. Хиден-эли, словно маленький ребёнок, весенняя пташка, легкомысленна и беззаботна. Она, впрочем, и не является ничем иным кроме как маленьким ребёнком – но в этом мире даже детям необходимо быстрее взрослеть. Магия, которую алор позволил воспитаннице изучать, накладывает обязанность не только на учителя, но и на ученицу. Оба должны понимать свою ответственность. И оба должны понимать, к чему может привести неосторожность.

Малышке Хиден нужно многое узнать. И это многое обязан дать он, алор – больше некому. Предоставить девочке сведения о том, каков истинный мир, который она так просто приняла.

Середина августа, Аррие

– Куда мы едем? – Хиден пыталась раздвинуть ткань и выглянуть то с одной, то с другой стороны транспортного средства. Паланкин. Да. Оно называется паланкин – почти такое же девочка видела на картинке в учебнике истории. Только там было нарисовано, что его несут рабы, а этот плыл в воздухе сам по себе. – А где невольники?

– Где кто? – переспросил Орриэ-лаэ. Беловолосая умела задавать странные, ставящие в тупик вопросы.

– Ну невольники. Рабы, слуги, которые должны нести эту штуку. Я на картинке видела… Они невидимые?

Мужчина рассмеялся. Ох уж эти узкие нижнемирские представления о способах передвижения!

– Их нет. Паланкин движет магия. Многие повозки и кареты тоже – видишь, в них никто не впряжён.

– А лошадки? – Хиден указала на всадника. – Лошадки тоже ненастоящие?

– Нет, лошади самые обычные.

– А почему мы не поехали верхом? – грустно, надув губки, заглядывая прямо в глаза.

Алор почувствовал попытку вторжения в разум, стремление навязать чувство вины – обидел ребёнка, не дав покататься на лошади, – автоматически закрылся, стряхивая наваждение. А девочка молодец! Он ведь ещё не учил её влиять на разум людей, так что она пытается играть чужими чувствами интуитивно. Вот что значит порода!

– А ты умеешь? – он ласково потрепал девочку по голове.

– Разумеется, – Хиден поспешила отстраниться, выскользнуть из-под руки наставника, гордо поясняя свой ответ: – Я с десяти лет каждые выходные на ипподроме занималась. Мама… мама Неля сказала, что это для здоровья полезно.

– Вот как. Тогда я подарю тебе лошадь, и мы будем ездить на прогулки по утрам.

Девочка милостиво кивнула, принимая обещание подарка, и вновь высунулась из паланкина разглядывать окрестности.

– Куда мы едем? – повторила вопрос, интересующий её с самого начала пути.

– В Аррие. Я же обещал показать тебе, почему опасно пользоваться магией у всех на виду.

Первый раз так далеко за пределами особняка! Даже не в Огненном городе! И хотя окружающий пейзаж довольно однообразен: фруктовые сады, редкие маленькие домики, поля, на которых пасутся овечки и коровки, с одной стороны дороги, и высокий, красивый лес – с другой – всё равно было интересно выглядывать из паланкина, чуть отводя занавеску рукой, словно какая-нибудь восточная принцесса.

Аррие оказалось деревней часах в трёх езды от Огненного города – аккуратненькой, с похожими на кукольные деревянными домиками. На удивление пустынной деревней или на удивление нелюбопытной: ни один её обитатель не вышел посмотреть, кто же приехал. Странно!

– Они на площади перед домом старосты, – ответил Орриэ-лаэ на незаданный вопрос. – Сама сейчас увидишь.

Уличная жара опустилась на девочку тяжёлым одеялом. После мягкого полумрака паланкина солнечный свет до боли резал глаза, не позволяя в деталях разглядеть, что же заставило крестьян столпиться перед домом старейшины. Всё происходящее казалось представлением театра теней. Разноцветные спины – публика, и появившийся на помосте чёрный силуэт – конферансье.

Неужели наставник привёз сюда Хиден, чтобы спектакль посмотреть? Зачем тогда встали так неудобно? Так, что солнце оказалось прямо за спинами лицедеев. Ничего толком не разглядишь!

Площадь вдруг загудела, захлебнулась шёпотом. Неразборчиво тихие, подхваченные толпой слова конферансье-старейшины побежали сквозь пространство гулкими волнами – от центра к краям, словно круги на воде.

Начинается!

Человек на сцене, уступая место выросшим у него за спиной актёрам, отошёл на край помоста. Толпа затихла – страшной искусственной тишиной, словно кто-то отключил звук, – замерла, затаив дыхание.

Актёров было четверо: две передвигающиеся странными рывками, сгорбленные тени и пара высоких грациозных силуэтов – две женщины и два мужчины. Они вышли на середину помоста, остановились. Фигуры, представляющие слабый пол, ещё больше сгорбились, осели, словно из них выпустили воздух, олицетворяющие сильный пол актёры – наоборот, вытянулись в струнки, наливаясь магией.

Хиден прищурилась, пытаясь разглядеть подробности. Захотела было протиснуться поближе к сцене, но наставник не пустил, придержал за плечо, покачал головой: не лезь туда, задавят.

Действо тем временем продолжалось. Один из мужчин – тот, что повыше, – заговорил. Голос его – холодный, безэмоциональный – разнёсся над площадью, заставив толпу отхлынуть от сцены:

– Аленэ Таппи обвиняется в преднамеренном убийстве человека с помощью магии.

– Вина доказана, – в голосе второго явно слышалась брезгливость.

– Также Аленэ и Таире Таппи вменяется в вину неповиновение властям, отказ сотрудничать и нападение на мага…

– Я защищала дочь! – выкрикнула одна из согбенных теней, выплюнула слова. – Я лишь защищала от вас дочь! Не нападала!

– Вина доказана, – пасс рукой, и женщина закашлялась, начала ловить губами воздух.

– Старейшина Аррие, достопочтенный Матин Дикке, ставит этим жительницам деревни в вину порчу чужого имущества, наложение проклятий, приманивание чужих животных.

Толпа зажужжала, как пчелиный рой. «Таира всегда с моим котом игралась». «А у меня сын заболел после того, как сходил с ними в поле». «У моей жены зубы уже вторую неделю болят. Теперь понятно, кто виноват. Аленэ нам всегда завидовала!»

А ведь это не спектакль! Хиден испугалась. Суд! Публичный процесс над двумя женщинами. Вернее даже не так, картинка сделалась до ужаса чёткой: судят взрослую женщину и девочку, что едва ли старше самой Хиден, – мать и дочь. Судят за магию.

Сероволосый элхе – теперь, когда солнце спряталось за облаком, Хиден смогла рассмотреть «лицедеев», – тем временем продолжал с неизменным безразличием в голосе чеканить обвинения. А его напарник всё твердил, как заведённый: «вина доказана, вина доказана». Мать с дочерью даже не пытались оправдываться.

Девочка, Таира, низко опустив голову, спрятавшись за каскадом золотистых волос, надрывно всхлипывала, жалась к матери. Женщина, наоборот, старалась от дочери отстраниться, пустым взглядом всматривалась в толпу крестьян, словно ища поддержки, сострадания и не находя их.

Хиден вдруг показалось, что она стоит рядом с этой женщиной, заглядывает прямо ей в душу – усталую, наполненную безумием отчаяния, страшную, – тонет в пустоте, захлёбываясь безнадёжностью.

Аленэ не оставили ничего. Отобрали всё, что ей дорого, что давало смысл жизни. Сначала ушёл муж: сказал, что не может жить с ведьмой, – бросил жену и дочь, ушёл в соседнюю деревню к другой семье. Но ведь Аленэ не виновата, не виновата, что в ней живёт магия! Таира плакала ночи напролёт, звала папу. А он, подлец, говорил только, что яблочко от яблоньки недалеко падает, – девочка такая же ведьма, как мать, и он не желает иметь с ними ничего общего.

Да, Аленэ грешна в том, что посылала вслед Ранеки проклятия! А кто бы сдержался, если его предал самый близкий человек? Но она не думала, что её злость может его убить, не желала смерти этому подлецу. И Таира не виновата! Нельзя винить девочку за то, что ей тоже передался этот треклятый дар. Девочка ведь не пользовалась магией!

Когда Ранеки умер, та, другая позвала магов и обвинила в его смерти Аленэ. Соседи, которые ещё вчера разделяли Огонь с женщинами Таппи, тут же от них отвернулись. Жители деревни припомнили все случаи, когда у них кто-то болел или что-то ломалось, и обвинили в этом Аленэ, запретили детям даже подходить к Таире. Так за один день исчезли добрососедские отношения, оставив лишь испуганное шушуканье за спиной да охранные знаки, отгоняющие ведьм. А вечером прибыли маги, схватили Таиру, сначала услышав её дар. Женщина не могла не попытаться освободить дочь, тогда они сковали и магию Аленэ.