Текст книги "Шагни в Огонь. Искры (СИ)"

Автор книги: Анна Мичи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)

Это младший Туоррэ добрый?! Человек, по вине которого из Венка лет десять назад выгнали Маргаритку, по определению не может быть добрым и хорошим. Мелочный, взбалмошный мужчина! Он действует прежде всего в угоду своим желаниям, не думая, что при этом калечит чужие жизни.

Когда после того скандала в Венке старший Туоррэ-илиэ привёл сына в Гнездо, решив покончить со сплетнями простой сменой нарайи, а заодно и основать семейную традицию совместного отдыха, хокоские нарии принесли жертвы Огню, чтобы рыжеволосый не стал постоянным гостем их домиков. И Огонь их услышал – Эрилен Туоррэ с компанией друзей появлялся в Хоко лишь эпизодическими набегами не чаще пары раз в год, своим незабвенным присутствием каждый раз одаривая новую беседку.

Сплетни утихли, о скандале забыли. Новое поколение птичек и птенчиков смотрело на бесхозного гостя уже не со страхом, а с интересом. Но он, к счастью, не стремился найти постоянную хозяйку своему досугу. Пока не встретил Льдянку…

Маленький неуклюже-диковатый птенец дома Полутеней пробудил охотничий азарт Туоррэ-илиэ. Как паук-птицеед, рыжеволосый зачастил в Хоко, выпытывая у его обитательниц информацию о неуловимой белопёрой, втираясь в доверие.

А Льдянка позволяет Туоррэ-илиэ расставлять силки: воспринимает всё на удивление беспечно – не как охоту, а как игру, – с ленивым равнодушием разрешая себя ловить. Это наталкивает на мысль, что птичка может оказаться несъедобной. Нельзя вести себя так беззаботно, если у тебя нет ядовитых когтей и ты не убедилась, что паук вегетарианец.

Однако это шаткое равновесие сохраняется вот уже который год. Ловкости, с которой шестнадцатилетняя едва девочка, почти ребёнок, управляется с опасным гостем, могла бы позавидовать и гораздо более опытная нария.

– А почему вы спрашиваете, Сойка-нии? – ученица горько усмехнулась. – Неужели, уделяя гостю внимание, я опять делаю что-то предосудительное?

Бедная девочка! В Хоко её так замучили нотациями, что в любом вопросе ей чудится упрёк. А старшая только хотела предостеречь. Но, наверное, не стоит: девушка не последует совету, обязательно поступит наоборот.

– Просто стало интересно, что может заставить тебя подчиняться правилам, а не нарушать их, – ответ показался притянутым за уши даже самой Сойке, но Льдянка, кажется, не обратила внимания, успев задуматься о чем-то своём.

На некоторое время разговор затих. Младшая продолжала следить за бегом облаков по темнеющему небу, точно собираясь с силами спросить что-то важное. Или не спросить.

В небе можно утонуть – тихо захлебнуться в бархатисто-холодной синеве, рассыпаться на множество осколков-звёзд, раствориться, забыть.

В небе так легко утонуть. Нужно лишь прекратить держаться за окружающий мир – отпустить скамейку, перестав вжиматься в неё спиной и затылком, больше не слышать мелодию голоса синеволосой женщины, что сидит рядом, – отпустить себя на волю. Забыться и упасть вверх, в затягивающую глубину, позволить небу заполнить лёгкие…

– Вы когда-нибудь бывали у моря? – тихо-тихо, всё ещё запрокинув голову и упираясь макушкой в спинку скамейки, адресуя вопрос облакам.

– Нет, ни разу, – облака никогда не ответят в голос: слова произнесла Сойка.

– Хиэй не хватает моря: тихого шелеста, прохладной свежести, солоноватого привкуса волн, – Льдянка облизнула губы. Нестерпимо сильно захотелось вдруг очутиться на набережной, пройтись пешком от Русалки до самого Пирита, почувствовать запах соли и тины, а потом сидеть рядом с Тайо на пирсе и есть чуть подтаявшее мороженое, наблюдая за тем, как белые треугольники парусов играют в пятнашки. Захотелось домой.

Льдянка тряхнула головой, отгоняя неисполнимое на данный момент желание, и решила наконец перейти к вопросам, ради которых затеяла этот разговор со старшей. Засмеёт, так засмеёт. Посчитает дурочкой, ну и ладно!

– Сойка-нии, скажите, почему подарки оставляют в рэйто? Разве не проще отдавать их прямо в руки? – глупо, наверное, спрашивать то, что знают даже безымянные. Но однажды обжёгшись на молоке, начинаешь дуть и на воду. Лучше перестраховаться, чтобы не получилось как с серёжками.

Длинные, звонкие серёжки из кусочков синего перламутра привёз ей из Марокко папа. Хиден носила их не снимая целую четверть, пока не пришла пора зимних каникул – время отправляться в Верхний мир. Рассудив, что украшения очень подойдут к абито, девушка не пожелала расстаться с сувениром и в Хоко. И в первый же день птички и птенчики засыпали Льдянку совершенно идиотскими вопросами: «кто он?», «это к нему ты каждый раз исчезаешь?», «вы давно встречаетесь?». Оказалось, что нарайя – это мир символов. И любая мелочь говорит здесь о социальном статусе и жизненной позиции своей владелицы. Длинные и крупные серьги означают наличие любимого мужчины, любовника. Маленькие камушки-серёжки говорят о том, что птичка не имеет желания заводить какие-либо романы. А по узорам на лице нарии можно узнать всё: начиная от имени и возраста, заканчивая отношением к жизни.

– Подарки – вещь очень личная… Чаще всего они требуют какого-то ответного дара или действия. Это обязательство, – Сойка не сказала ничего нового. Но и смеяться не стала. – Оставляя подношение в рэйто, гость даёт нарии возможность сохранить лицо. Ты сама говорила об анонимности. Так вот, рэйто её обеспечивает. Считается, что мы не знаем, кто и почему кладёт в клетки-фонарики свои дары, а значит, не должны никого за них благодарить и делать ответные.

Что же означает подарок, отданный прямо в руки? Есть же, точно есть какой-то подвох. Обязательно должен быть! Что хотел сказать или спросить Туоррэ-илиэ, даря эту заколку? Ведь не извиниться же… Нет, он не станет извиняться – не за что.

Хотя, конечно, здесь могут попросить прощения за всё что угодно. Вчера, например, Лейда-ирхе, гость Трясогузки, долго сокрушался, что пришёл на целых пять минут раньше, чем обещал, и помешал отдыху птички. Но она же всё равно его уже ждала – извиняться стоит, если опаздываешь. Мурани-ирхе всегда просит прощения, когда случайно прикасается даже к краешку абито, а ведь прикосновения к ткани неизбежны. Студенты-магики извинялись за то, что пришли впервые и не знают, как себя вести. Художник – за то, что слишком пристально разглядывает. И даже рыжеволосый несколько раз просил прощения: что рассказывает о скучных вещах – словно Льдянка стала бы слушать, если ей было бы неинтересно, – и что подхватил её под локоть, когда птенчик, подвернув ногу, чуть не упала.

Но не подарками же прощения просить. Чтобы извинения из слов стали вещами, должна быть очень веская причина.

Огонь яркогорящий! Льдянка закрыла лицо руками: она вспомнила, что Туоррэ-илиэ мог счесть причиной.

…Ночь принесла с собой стрекот кузнечиков и приятную свежесть, приглашая сменить родное Гнездо на неизведанные просторы города, выманивая на улицу в поисках приключений. Этому искушению Льдянка не умела и не хотела противостоять. Стараясь не потревожить засыпающую нарайю, она тихонько выскользнула за ворота и почти столкнулась с рыжеволосым мужчиной.

– Ты почему так долго? – Туоррэ-илиэ выглядел довольным, как кот, только что вылакавший целую миску сметаны.

– Долго? – холодно удивилась девушка. – Я не помню, чтобы мы договаривались о встрече.

– Не договаривались, – легко согласился рыжий. – Но сегодня ведь ночь фейерверков. Ты не откажешься пускать фейерверки? – он зашелестел пергаментным свёртком.

Сидеть на корточках и любоваться разноцветными огоньками? Не откажется – от этого чудесного времяпрепровождения невозможно отказаться. Льдянка кивнула, соглашаясь поехать на окраину города, к реке.

Яркие искры слетали с кончиков длинных тонких палочек, пёстрыми рыбками плескались в воздухе, звёздами отражались в воде. Так похоже и не похоже на бенгальские огни, которые жгут на праздник Нового года в Нижнем мире. Так волшебно и очень красиво.

– Можно мне ещё один? – палочка погасла, и Льдянка потянулась за другой. – Туоррэ-илиэ, почему вы со мной возитесь?

– Не знаю, – рыжий пожал плечами, наклоняя свой огонёк, чтобы девушке было удобнее зажечь об него новый. – Иррациональное желание. Неужели обязательно нужна причина, чтобы общаться с красивой и умной женщиной?

– Хоть раз ответьте серьёзно, – птенчик насупилась. – Почему со мной? В Хоко все красивые, умные и женщины.

– Что ты хочешь услышать? – мужчина усмехнулся. – Ты неправильная нария: забываешь быть почтительной, говоришь честно и всё, что думаешь, удивляешься совершенно заурядным вещам, вопросы задаёшь необычные… Ты просто не представляешь, как мне порой надоедают притворная вежливость и раболепие окружающих. Они исполняют все мои прихоти, ни одна моя выходка не выводит их из себя. А ты реагируешь…

Льдянка чуть заметно наклонила голову, благодаря за ответ. Странно получается: Туоррэ-илиэ заинтересовало то, что другие, да уже и сама Льдянка, считают недостатками, достойными немедленного искоренения: несдержанность, открытое проявление эмоций. Да, странно. Какая-то непоследовательная двуличность общества: старание скрывать свои чувства, но в то же время желание видеть неприкрытые, искренние эмоции других, при этом порицая их проявление.

– Льдянка, – рыжеволосый вдруг оказался неуютно близко, отобрал у девушки затухающий огонёк, отбросил далеко в сторону.

– Что вы де…

Интересно, что приятного люди находят в поцелуях? Горячее дыхание прямо в лицо, влажные губы скользят по щеке, тыкаются в твои. Чужие пальцы, быстро пробежавшись по ключицам, неуверенно обхватывают шею, путаются в волосах, дёргают ленты. В голове куча совершенно идиотских мыслей: куда девать руки, стоит ли закрыть глаза, как нужно реагировать, что чувствовать. Разве есть в этом удовольствие? Сплошная неловкость.

И всё-таки, почему людей так тянет целоваться? Объяснить подобное поведение нижнемирцев довольно легко: нинъе спешат жить, стремятся всё и всех попробовать за свой короткий век – пусть элхеские учебники мироведения молчат о Нижнем мире, в любом из них можно найти сведения о гипертрофированном любопытстве и жажде жизни представителей круглоухого народа, населяющих Анедве. Но зачем поцелуи нужны элхе? Выказать расположение? Обозначить свою власть, заявить «ты принадлежишь мне»? Убрать барьеры общения? Искусственно создать напряжение и неловкость? Оскорбить? Сделать неприятно? Бред какой-то!

Жаль, что нельзя заглянуть в мысли Туоррэ-илиэ. Хотя, если судить по его действиям, рыжеволосый полез целоваться лишь для того, чтобы снять с Льдянки фарфоровое лицо: уже развязал спрятанные под волосами девушки ленты, аккуратно ведёт ладонью по щеке, пытаясь словно случайно задеть маску. Не выйдет!

– Туоррэ-илиэ, – оттолкнуть мужчину удалось на удивление просто. – Вы забываетесь!

Неужели в этом дело? Так вот в чём причины желания вручить подарок напрямую!

Огонь! Ну не стоит это извинений. Подумаешь, поцеловал. Нет в этом ничего такого. И он ведь вроде с первого раза понял – теперь не лезет. И Хиден не мучается больше любопытством: нет разницы – когда нарушают границы личного пространства, некомфортно одинаково, элхе это или нинъе. Поблагодарить бы друг друга за интересный опыт да забыть. А он извиняется! Дипломат нашёлся!

– На твоём месте я бы приняла этот подарок, – нария задумчиво крутила в руках коробочку с украшением.

– Сойка-нии, простите меня за грубость, но я не спрашиваю, что делать с заколкой, – взор Льдянки налился холодом. – Меня интересует значение подарка.

– Пойми, – синеволосая ничуть не разозлилась на непочтительность младшей: слишком привычное явление, – такой дар преподносят не каждый день...

– Какой дар? Что особенного в этой заколке, кроме того что она передана прямо в руки?

– Не каждой птичке посчастливится так к празднику обретения крыльев, а ты ещё совсем птенец, – нария аккуратно достала двурогую шпильку, повертела её, любуясь тонким плетением серебра, мягким блеском лунного камня и жемчужин. – Тебе нужен канэн.

– Канэн?

– Конечно, о младшем Туоррэ говорят разное, но он всегда был к тебе добр, – Сойка задумчиво прищурилась: Льдянка только-только успела войти в Гнездо, а ей уже дарят крылья. Ласточке же не сегодня-завтра лететь, но канэна, который поможет ей не упасть, до сих пор не нашлось. Как необычно порой горят костры судеб. – Тебе уже открылся дальнейший путь? Куда он ведёт?

– Какой путь? – растерянность, написанную на лице Льдянки, сейчас не могла бы скрыть ни одна маска. – Что такое «канэн»?

– Так ты ещё не думала, что выбрать? – нария удивилась такой недальновидности. Впрочем, девочка ещё птенец, а птенцу негоже далеко загадывать судьбу – молодость должна жить одним днём. А может, путь за девочку давно выбран, и прока в размышлениях нет – вспомнились горькие слова Льдянки, что в Хоко её отправили в наказание. – Как-нибудь попроси Чайку посмотреть на рунах Воздушных, как ляжет твой путь. Или я попрошу?

– «Канэн» это украшение? – ученица проигнорировала вопросы, задавшись целью выяснить то, что интересно ей самой.

– Нет, – Сойка покачала головой, в очередной раз дивясь неосведомлённости подопечной о порядках нарайи. – Канэн – это человек.

– И зачем он «мне нужен»? Туоррэ-илиэ – канэн? Как это связано с заколкой? – посыпались на женщину новые вопросы.

– Ш-ш-ш, – Сойка поспешила остановить поток. – Нехорошо быть такой нетерпеливой.

Птенчик насупилась, недовольно сверкнула глазами, вновь подтянула колени к груди, всем своим видом показывая, что никуда не уйдёт без ответов. Подол её абито распахнулся, обнажив ногу до самого бедра, но девушка не стала менять позу – то ли не заметила, то ли её это не смущало.

– Льдянка, тут иногда ходят гости.

– Ну и? – флегматично пожала плечами беловолосая девушка. – Не нравится, пусть не смотрят.

Словно из другой реальности – демонёнок, идущий к цели, не обращая внимания на такие мелочи, как местные приличия. Нария тряхнула головой, отгоняя странные ассоциации. Птенец тем временем, словно опомнившись, опустила ноги, поправила абито, аккуратно положила руки на колени.

– Пожалуйста, Сойка-нии, расскажите, кто такой канэн? – взгляд небесно-голубых глаз как будто извинялся за настойчивость хозяйки – на несколько секунд задержавшись на лицу нарии, скользнул дальше, чтобы заблудиться в зелени кипарисов.

– Канэн – это покровитель. Тебе не стать настоящей нарией, если у тебя нет канэна, – знание опять не желало складываться в слова. Канэн есть канэн. Что тут ещё скажешь? – Обычно птичка получает вот это, – синеволосая сообразила, что всё ещё держит серебряную шпильку, и отдала её Льдянке, – перед самым праздником первого полёта или сразу после того как стала формально считаться нарией.

– И что? – осторожно спросила девушка. – Её дарит канэн?

– Да. Гость, от которого нария принимает подарок, становится её канэном.

– Канэн является просто покровителем нарии? – подозрение в голосе Льдянки усилилось. – Или он ещё и её любовник?

– Нет, – Сойка почувствовала, что краснеет под гримом: ведь сейчас она не абстрактно говорит о возможных вариантах – о своей жизни рассказывает. Пусть не называя имён, пусть очень кратко, но о личном: о себе, о Кёлле-илиэ и о Яннали. – Любимый человек может стать канэном, но канэн не обязательно любимый человек. Это... Это могут быть два разных мужчины.

– Хорошо, – птенчик одобрительно кивнула. Как учительница не совсем подготовившемуся к уроку ученику. – И зачем тогда нужен канэн?

– Канэн покровительствует нарии, – куда подевались все слова?

Почему нана определила эту странную девушку в Дом Теней? В чём Сойка провинилась?

Что породило это обескураживающее, непозволительное поведение – как будто за спиной беловолосой девочки стоит кто-то могущественный? Откуда такой жёсткий, абсолютно не девичий стиль общения?

О Льдянке не знают в Хоко почти ничего – приехавшая с Воздуха иностранка. Но почему она не даёт себе труда слиться с толпой? Почему так смела и сильна? Почему сейчас грудь Сойки тугими кольцами сдавливает страх, шепчет: «не прекословь, не бунтуй, подчиняйся»? Кто он, её негласный покровитель? Кто её семья?

Кто ты, неизвестная маска?

– Как он покровительствует нарии? – ласковый взгляд Льдянки напомнил старшей мага-дознавателя, что приходил иногда к Сове на чай. Где эта девочка научилась так пронзительно смотреть?

Сойка невольно бросила взгляд на оберег, приколотое к вороту абито металлическое коричневое пёрышко, но тот был, как следовало ожидать, спокоен, и она упрекнула себя за горячность. Льдянка не обладает магическим даром, дело всего лишь в силе характера.

– Что такое нария, Льдянка? – Сойка взяла себя в руки, задала вопрос и тут же сама на него ответила: – Нарии – это произведения искусства, его дети. Нарии несут в себе гармонию красоты внешней и внутренней. Мы живём своими умениями, смысл нашей жизни есть совершенствование искусства. Мы – живые статуи, средоточие музыки, наши лица – картины. У каждого произведения искусства должен быть свой покровитель или, если хочешь, хранитель. Канэн заботится о том, чтобы нария всегда жила в достатке и её красота не угасала.

– Канэн выбирает себе нарию? – во взгляде птенчика опять поселилась растерянность. Видно, она всё же решила отказаться от подарка.

– Нет, – женщина в зелёном абито отрицательно шевельнула рукой, улыбнулась. – Считается, что нария выбирает канэна...

– Но? – умненькая девочка: уловила, что в предложении есть вторая часть.

– Но нарии редко получают даже два подобных подарка. Поэтому вопрос чаще стоит так: хочешь ли ты стать нарией или женой. Сейчас ты должна выбрать, какой судьбы хочешь. Смотри не ошибись!

Девушка запрокинула голову, утопив взгляд в небе. Тоненькая фигурка в лучах заходящего солнца, казалось, охвачена огнём: по волосам стекают красно-оранжевые блики, алеют губы, пылают птицы на абито. Уже не дитя, но ещё не взрослая женщина – слишком рано перед ней встал выбор. И Сойка ничем не может помочь – даже советом – путь Льдянка должна выбрать сама. Смотри, девочка, не ошибись!

Льдянка встала, повела рукой, поправляя причёску, и нарии вдруг привиделось, что солнечные блики опадают с волос искрами.

– Спасибо, Сойка-нии.

Нария ждала продолжения, ждала, что птенец скажет о своём выборе, но девушка молча ступила на дорожку, ведущую к Дому Теней.

– Льдянка, – окликнула её нария: почему-то ей было важно узнать решение этой девочки прямо сейчас, важно до боли, до невозможности отринуть любопытство. – Какой путь?

Кокетливый взгляд, загадочная улыбка.

– Я не хочу быть куклой, – дала та ничего не проясняющий ответ. – Я не буду куклой.

Часть третья

46 год Рейки, 4763 всеобщий год

Февраль, Хиэй

– Холодно, – в тишине неосвещённой спальни прозвучал сухой женский голос. – Огонь, как холодно. Всесильное пламя, будь ко мне милостиво.

Пленённая покрывалами рука никак не могла нащупать путь наружу. Ноги ощущались безжизненным льдом, голова болела от холода.

Женщина с трудом села на постели и затряслась, кожей чувствуя прикосновения воздуха. Да что же это такое, почему так холодно?

– Цую! – крикнула она в тугую ночь. Хотела крикнуть, но горло словно сжимала ледяная рука, получился лишь хриплый возглас. – Цую! – она повторила ещё раз, уже безнадёжно.

Никто не придёт, никто не придёт, она одна. Она одна и обречена. Смерть уже подвесила над её головой свой знак, своё ледяное, невидимое обычным людям клеймо. Вот отчего так холодно, вот почему она не может согреться даже в королевских покоях, даже под тяжёлыми покрывалами.

– Ты звала меня? – Цую! Она услышала!

Королева чуть не расплакалась от облегчения. Тут же поёжилась, услышав стон ветра за стенами дворца. За тонкими стёклами окон. Так близко.

Женщина натянула на плечи одеяло.

– Что случилось, Дева?

Маленькая фигурка приблизилась к постели, устремила на королеву тревожный взор.

– Присядь рядом со мной, прошу тебя, – с трудом вымолвила Дева. Хриплый голос не хотел повиноваться.

– Я принесу тебе воды, – Цую отошла в глубь комнаты, зазвенела графином. Полилась вода – какой приятный звук.

Девочка вернулась, осторожно переступая босыми ногами. Королева окинула взглядом её фигурку и неожиданно для себя чуть улыбнулась. Пышное ночное платье превращало единственную признанную официально женщину-мага Огненного материка в сонного маленького ребёнка. Большие синие глаза были полуприкрыты, длинные распущенные волосы касались пола.

– Присядь рядом со мной, – повторила королева, приникая к драгоценной воде.

Кровать едва заметно дрогнула – девочка выполнила просьбу.

– Что случилось? – произнёс детский голос. – Почему ты проснулась?

Поморщившись, Дева коснулась виска. Почему? От холода? Но кроме холода было ещё что-то, что-то страшнее холода.

– Мне... мне снился сон.

– Какой сон?

– Снилось, что Огонь оставил меня. Я потеряла все силы, не могла двинуть ни членом. Холод поднимался к моему сердцу, – женщина снова поморщилась. Слова были несостоятельны, они не передавали ощущений. Это было похоже на смерть. На вечную пустоту. Это было ужасно.

– Плохой сон.

– Огонь несла девушка. Она могла меня спасти, – разрозненные обрывки воспоминаний ускользали.

– Какая девушка?

– Не знаю. Молодая девушка. Незнакомая мне. Она была не одна.

– Сколько? – длинные волосы Цую коснулись руки королевы, девочка наклонилась, заглядывая в лицо Девы. Синие глаза были серьёзны и внимательны.

– Я не помню. Они путались, как тени. А девушка забрала у меня Огонь. Она обладала магической силой.

– Ведьма? – нахмурилась девочка-маг. – Или жрица Огня? Служанка богов?

Королева покачала головой:

– Не знаю. Но она взяла Огонь. Я больше не могла его удерживать.

Цую молчала.

– Огонь разрушил бы нашу страну, он искал вместилище. Ему нужна была сильная душа. Она остановила его, не пустила дальше.

– Не была ли это твоя дочь?

– Янаги? Нет, то была взрослая девушка. Наследнице всего восемь лет.

– Может быть, ты видела сон о будущем? Ведь когда-то ты передашь власть новой Деве. Своей дочери.

– Но это не была Янаги, – неуверенно сказала королева. – Я узнала бы свою дочь. Хотя сейчас путается всё в туманной дымке.

– Что ещё ты помнишь? – мягко спросила Цую.

– Их было несколько. Девушка и несколько юношей. И элхе, и нинъе. Мнится, все они обладали силой.

– И девушка тоже?

– Да, – Дева вздохнула. Холод отпускал её, выливаясь из тела по мере того, как Дева рассказывала о видении.

– Позволь мне успокоить тебя, – Цую двинулась рядом. Не дожидаясь ответа, сползла с кровати, встала перед королевой, положила тёплые ладошки ей на виски.

Женщина не возражала. Закрыла глаза, отдаваясь ласке магии. По коже побежали щекотные прикосновения маленьких молний. Они уносили страх и холод, стирали одиночество.

Захотелось спать.

– Спасибо тебе, моя хорошая, – прошептала королева, едва сумев приподнять веки и кивнуть в знак благодарности. Приснившийся кошмар уходил. Оставалась лишь бездумная, ласковая пустота, качающая королеву, словно на тихих волнах.

– Спасибо, – повторила женщина, касаясь затылком подушек.

Она ещё успела почувствовать, как Цую поправляет, укрывая её, одеяла, и королеву принял в себя благословенный сон без всяких видений.

Север Маанэ, март

– Митен! Ми-ите-ен!!

«Ага. Не обманешь», – подумала Митен, устраиваясь поудобнее. Камень осыпался под ногами, стенка казалась неустойчивой, но Митен не сомневалась – выдержит. Эти развалины что дом родной, девочка знала тут каждую трещинку, малейшую выщербинку. В конце концов, она с шести лет проводит здесь всё своё время.

– Ми-ите-ен!

Не-ет, врёшь, найти – не найдёшь, а на зов она не выйдет, не такая дура.

– Ну Митен же! Выходи, я тебе что покажу!

Ха-ха, вот ещё! Так и поверила! Зря стараешься, Неи.

Двоюродную сестрёнку Митен привела сюда специально.

Неи с родителями приехали погостить, повидаться с родственниками, и, самое главное – поздравить прабабушку по случаю юбилея, благо сотня лет не каждый день исполняется. Праздник отшумел вчера, а сегодня Митен решила показать младшей сестре своё любимое место для игр.

Сестра, Неи, была совсем малявкой – семилетка. С высоты двенадцати лет Митен так и вообще – почти в два раза младше, во что с такой играть? А взрослые, как назло, спихнули на старшую эту назойливую докуку и занялись своими делами. Теперь возись Митен тут с мелкой.

– Мите-е-ен! – в голосе девочки угрожающе плеснули плаксивые нотки.

«Пока не назовёт Митен-нии, – мстительно решила прячущаяся, – не выйду». Осторожно перенесла ногу на камень поодаль – тот грозно качнулся, но Митен знала: этот, хоть всегда качается, держится крепко. Подтянулась, приникла к узкой щели чуть выше своего роста: отсюда видны были окрестности.

Сразу под стеной, шагах в десяти, стояла Неи. И, против ожиданий, лицо у неё было вовсе не заплаканное. Девчонка хмурилась и оглядывалась по сторонам. Пыталась определить, где прячется старшая.

Развалин в Маанэ всегда хватало – а тут, на севере, равно далеко и от столицы Маанэ, и от Огненного города, за ними особо и не смотрели. Стоят себе и стоят, тихонько разрушаются от времени – кому они нужны? Все важные памятники давно находятся под охраной государства, служат приманкой для туристов, а здесь, в глухой провинции, никаких туристов отродясь не водилось.

Митен нравилось воображать, что она принцесса, Огненная дева, а здесь – её личный замок. Думать так было тем легче, что тутошние развалины сохранились лучше всех в округе, целых два надземных этажа и один подземный. Родители не возражали против игр в старых камнях, только прабабушка иногда шептала, укоризненно качая головой, мол, нехорошо, богов прогневаешь.

В богов Митен не верила – да и кто они такие против Огня? А Огонь, по её задумке, полностью девочке подчинялся, ведь недаром она являлась Огненной девой окрестностей.

– Митен, смотри, идёт кто-то. Тётя идёт, взрослая. Сейчас тебе попадёт!

Ого, это что-то новенькое. Теперь какая-то тётя?

Митен хитро ухмыльнулась. Неи небось и не подозревает, что ей отсюда всё видно. Девочка снова потянулась к щёлке. Так и есть, никакой «тёти» в помине нету, тихо, только ветер колышет суховато-зелёную траву, далеко, до самого неба.

– Митен, ну где ты!

Вот ведь, никаких правил вежливости не знает. Митен – старшая сестра, так пусть Неи употребляет суффикс «нии».

Родных братьев-сестёр у Митен никогда не было, может, именно поэтому ей так хотелось услышать от младшей заветное. Но велеть в открытую казалось унизительным. Не подобающим положению. Пусть младшая догадывается сама.

Поначалу Митен не собиралась долго изводить Неи. Спряталась, чтобы напугать сестрёнку, заставить растеряться от внезапного одиночества.

Но Неи не растерялась. И даже недавние плаксивые нотки оказались лишь очередной уловкой, чтобы старшая вылезла. Неи, похоже, не испытывала никакого благоговения ни перед развалинами, ни перед Митен, так хорошо в них разбирающейся. Это злило.

– Здравствуйте, – раздался внезапно голосок Неи.

С кем это она говорит? Неужели и правда кто-то пришёл? Загораясь любопытством, Митен снова глянула в щель.

Под стеной стояла Неи. Одна. Стояла боком к развалинам и смотрела прямо перед собой. Как если бы говорила с человеком, который, видя маленькую девочку, присел на корточки.

«Переигрывает, – злорадно подумала Митен. – Думает, я её не вижу».

– Нет, – малявка помотала головой. – Я с сестрой!

Задирать голову Митен устала, опустилась на пятки, щель уползла вверх. Шумно вздохнула. Ладно уж, так и быть, выйдет она, надоело. Но надо же до чего Неи на выдумку горазда. Вот ведь притворяется.

– Где-то здесь, – послышался из-за стенки тоненький детский голосок. – Прячется.

Митен сползла чуть пониже, ухватилась за балку. Присела, нащупала ногой стенку, начала спускаться.

– Куда? Я не могу!

Чего она там не может?

Ш-шш, оцарапалась. Ободралась о камни. Меньше надо вслушиваться в бредни младшей. Митен лизнула тыльную сторону руки.

Снаружи раздался тонкий писк, сразу исчез, словно задушенный.

Да что такое, сколько можно притворяться?! Митен фыркнула, метнулась по непрочным камням, протиснулась сквозь щель в стене, спрыгнула в траву с другой стороны здания. Ступни больно ударились о землю, неприятная волна прошла по телу, но, не обращая на боль внимания, девочка вывернула за угол и возмущённо выдохнула приготовленное заранее:

– Да хватит уже!

И осеклась: в траве лежала Неи, а над ней словно вилась туча мошкары, плавало дрожащее, как от жары, колеблющееся облако.

Что это?!

Женщина! За прозрачным, мешающим смотреть облаком прослеживались длинные тёмные волосы, высокая, одетая в мужской наряд фигура. Эта фигура застыла, протянув руку над лежащей Неи, и смотрела прямо на Митен.

Смешанная со страхом ярость затопила грудь. Что ещё за шуточки! Кто это такая, что она делает с Неи!

– Ты кто такая! – крикнула девчонка, бросаясь к неизвестной. Да чего там, практически невидимой.

Женщина, скрытая облаком, размахнулась и что-то бросила. Яркий белый шарик, мелькнувший звёздочкой и вмиг исчезнувший.

Вокруг потемнело.

Приминая щекой колючую траву, туманящимся, уходящим сознанием Митен наконец поняла, кем была та женщина. Кто ещё может пускать магию?

Ведьма.

За Неи – увести её, украсть, похитить, чтобы потом сожрать, – пришла ведьма.

Хиэй, апрель

Противник ловко закрылся, ушёл в сторону, одновременно набирая скорость для ответного удара. Тенки метнулся следом, уменьшая расстояние. Щита не ставил, пренебрегая всеми правилами безопасности. Положился на скорость, на слишком быстрое для человека движение.

Но Ацу его подловил.

Огонь ударил над ухом, растёкся жаром по стене, посылая тугие хваткие щупальца. Сжал, лишая дыхания. Полоснула боль.

Заклинание «осьминог».

– Стоп! – нинъе вскинул руку, превозмогая узы заклятия.

Щупальца тут же ослабли, опали, выпуская.

Проиграл.

– Тьфу, хрен, – с огорчением сказал Тенки. – Уже думал, поймал тебя.

– Ты каждый раз действуешь одинаково, – холодно вымолвил напарник, снимая обязательные на тренировке амулеты – «гири», как называли их маги-практиканты. – Не стоит всегда полагаться на одни и те же методы.

– В боевой ситуации я бы и не стал, – пожал плечами Тенки. – В смысле, если бы понял, что бесполезно. А вообще, отточенный до блеска приём, по мне, гораздо полезней всякой мишуры на двадцать пять заклинаний, – нинъе тоже принялся распутывать узлы перевязавшихся амулетов.

Снял, кинул на стол. Сразу полегчало, задышалось свободней.

– В случае, если противник десятки раз встречался с твоим отточенным приёмом, не кажется ли тебе подобная приверженность к испытанным методам несколько нерациональной? – Ацу подхватил полотенце, тщательно вытер взмокший лоб.

– Прости, я упустил твою мысль, – туповато поморгал Тенки. – Моя деревянная голова не в состоянии уследить за всеми логическими поворотами настолько блистательных умозаключений.