Текст книги "Шагни в Огонь. Искры (СИ)"

Автор книги: Анна Мичи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 30 страниц)

– Успокойся уже, – Вьюрок устало вздохнула. – Я же сказала, что всё вычищу.

– Ну а Туоррэ-илиэ? Что он?

– Я думала, он её ударит. За такое можно ударить. – Кукушка сунула испорченное одеяние сероволосой и обернулась к Ласточке. – Я бы на его месте непременно дала пощёчину. Льдянка заслужила.

– Туоррэ-илиэ взял её за подбородок, повернул к себе лицом, – Вьюрок занялась складыванием чужого абито, – целую минуту в глаза заглядывал. Мы сидели, даже дышать боялись…

– Смотри, чтоб завтра к вечеру было чистое! – Кукушка провела рукой по жёлто-коричневой ткани. – Это моё любимое абито. Не приведи Огонь, отчистить не сможешь.

– Да выведу я пятно! Сказала ведь, что выведу! – Вьюрок не выдержала, вспылила.

– А ты на меня не кричи! Тоже мне, нашлась тут... – девушка зло сверкнула глазами. – Мала ещё выступать. Чай, не нана и даже не нария!

– Хватит ссориться! Что дальше-то было?!

– А ты не лезь! – Кукушка зашипела и на Синичку.

– Дальше он рассмеялся.

– Рассмеялся?! – Ласточка недоверчиво покосилась на сероволосую. Нашла тоже время шутить.

– Да, заржал, как конь! – подтвердила Кукушка слова Вьюрка. – Так, что беседка задрожала.

– Фи! Как грубо ты выражаешься! – Синичка презрительно скривила губки.

– В отличие от некоторых идиоток, я знаю, когда можно так говорить…

– Значит, рассмеялся он, – Вьюрок продолжила рассказывать Ласточке. – И говорит, мол, это по крайней мере честно.

– Тоже головой ударенный! – Кукушка отпустила ещё один ядовитый комментарий.

– Так он на Льдянку не разозлился?! – переспросили Ласточка с Синичкой в один голос.

– Дурам везёт!

– Нет, – Вьюрок понизила голос, поманила двух птичек поближе. – Он сказал, что ещё к ней придёт, когда не пьяный. Поэтому Кукушка так и взбешена.

– Совсем не поэтому! Просто ты мне абито испортила!

– Она весь вечер Туоррэ-илиэ глазки строила, а он нашу Ледышку предпочёл. Представьте только!

Кукушка не ответила – отвернулась, гордо вздёрнув носик.

На некоторое время воцарилось молчание: девушки осмысливали произошедшее.

Вьюрок думала о том, что Льдянка поступила очень смело. С пьяными очень неприятно общаться: они, бывает, позволяют себе лишнего – и за коленки хватают, и обниматься лезут. Птичке иногда тоже хотелось отказать таким гостям, но не хватало решительности. А Льдянка – смогла. Сказала «нет». И не просто кому-нибудь, а сыну министра. Конечно, этого так просто не забудут. Нана-илиэ, возможно, выгонит девочку из Гнезда за неподобающее поведение. И Туоррэ-илиэ, известный своей вспыльчивостью и непредсказуемостью, найдёт способ отомстить за то, что птенчик поставила его перед друзьями в глупое положение. Скорее всего, достанется семье девушки – Туоррэ-илиэ не играет по-мелкому. Кукушка тоже обид не забывает…

Ласточка размышляла, какие неприятности может ей принести столь явный проступок младшей. Совершенно ясно, что нана-илиэ этого так не оставит, а значит, Ласточке, как опекающей провинившегося птенца, грозит в лучшем случае выговор – недосмотрела, не научила подопечную правильному поведению, элементарной вежливости. Эх!

А Синичка жалела, что её не было в «Доме шорохов» и ей достался лишь пересказ случившегося там скандала. Почему всё самое интересное происходит там, где нет Синички? Как бы девушке хотелось увидеть, какое лицо было у господина Туоррэ в тот момент, когда Ледышка ему отказала.

– Ну что в ней есть такого, чего нет у меня? – Кукушка вынула из волос последнюю заколку, позволяя им свободно рассыпаться по плечам. – Не однотонностью же эта малявка всех очаровывает! Моль белая!

– Пожалуйста, не отзывайся о Льдянке так пренебрежительно, – попросила Ласточка. – Как-никак она моя младшая.

– Ой! А я прям не знала! – русая взялась за расчёску. – Ты сначала манерам её научи, а потом уж я посмотрю, что и как о ней говорить.

– Стой, ты сказала «всех очаровывает», – в зачинающуюся ссору вмешалась Синичка. – Там что, ещё кто-то на Ледышку глаз положил?

– Я вроде не заметила, – Вьюрок непонимающе пожала плечами.

– Я не о сегодняшнем вечере, – Кукушка уселась перед зеркалом, провела расчёской по волосам. – Вот смотрите, нана-илиэ взяла Льдинку сразу птенцом. Мы же все начинали с безымянных прислужниц – мыли полы, бегали по поручениям. Почему?

– А ведь и правда! – протянула Синичка задумчиво. – Интересно, как Ледышке удалось это провернуть?

– Может, её отец заплатил побольше, чтоб дочке руки пачкать не пришлось? – несмело предположила Вьюрок.

– Ты думаешь, мой не заплатил бы?! – Кукушка смерила отражение товарки надменным взглядом. – Он нане-илиэ предлагал, я точно знаю. Тем не менее, мне, дочери главы купеческой гильдии Ци, пришлось горбатиться наравне с вами целых два года.

– Вот только происхождением кичиться не надо! – Синичка фыркнула. – То, что твой папочка управляет торговлей с земными, ещё не делает тебя важной персоной. Если уж на то пошло, мой отец хоть и не глава гильдии Мида, но играет в ней не последнюю роль. А мать – Водная аристократка. Так что социальный статус у меня повыше будет!

– Не знаю, не знаю, дитя однобраслетных. Может, на Воде ты и аристократка, а здесь – простая купеческая дочка.

– Пока мы в Хоко, неважно, чьи мы дочери, – рассудительно заметила Вьюрок.

– Действительно, оставим эту тему. Мы же о Ледышке говорили. – Кукушка поторопилась согласиться, вернуться к обсуждению Льдянки – если вспоминать о том, что Вьюрок является третьей дочерью пусть малоизвестного и не очень богатого, но дворянского рода, то абито придётся чистить самой. – Значит, малявку сразу птенчиком взяли, и дело тут не в деньгах… Она должна была чем-то зацепить нану-илиэ, чтоб так получилось. Вопрос – чем?

– Тут дело в возрасте, – Ласточка взялась оправдать свою младшую. – Обычно девочек отдают в Гнездо в возрасте восьми-девяти лет, как было и с нами. Мы ведь три года привыкали к дисциплине и здешним порядкам, только потом получили имена. Помните? До вечерних гостей нас допустили ещё года через два – после утренних…

– Всё это мы и без тебя знаем, – прервала рассуждения черноволосой Синичка. – Только связи с тем, что Ледышка сразу птенчиком пришла, я не вижу.

– Когда Льдянка появилась в Хоко, ей было уже двенадцать – слишком поздно, чтобы оставаться безымянной.

– Ладно, Ласточка, может быть, ты и права, – милостиво согласилась Кукушка. – Вспомним тогда прошлое Коронование Весны, когда младшие всей стайкой ходили на Хиэнне смотреть…

– А что тогда было?

– Как, ты не знаешь?! – Синичка удивлённо глянула на Вьюрка. – Вот позору-то было! – девушка поспешила поведать сплетню. – Ледышка тогда пошла без маски.

– Без маски?! – сероволосая переспросила, думая, что ослышалась.

– В узорах, как нария… – Кукушка кивнула в подтверждение. – Представь только! Безмозглый птенец в узорах взрослой птицы!

– Ей Сойка-нии разрешила! – Ласточка снова встала на защиту младшей. – Мы учились читать рисунки на лицах.

– У вас в доме Полутеней все сумасшедшие?

– Я бы попросила! – никогда раньше Вьюрок не слышала, чтобы Ласточка сердилась.

– Извини, но это действительно глупо – выпускать в город птенца-неумеху, написав у неё на лице, что она нария, – Кукушка ответила гораздо аккуратнее, чем можно было ожидать.

– У неё были узоры, положенные птенцу. Любая нария могла это прочесть.

– Хорошо, – Синичка согласно кивнула, – допустим. А как ты ноги объяснишь?

– Ноги? – Ласточка непонятливо выгнула брови.

– Ну как же! Мне Снегирь говорила, что твоя Льдинка возвращалась, задрав абито по самые колени.

– Больше того, Куропатка мне сказала, что Ледышка специально подол подняла, – дополнила рассказ Синицы Кукушка, – пыталась королевских «грачиков» соблазнить.

– Льдянка?! Соблазнять?! Учеников Королевской школы магии?! – Ласточка рассмеялась. Громко, искренне. – Вы меня простите, но моя младшая до сих пор не доросла до того, чтобы интересоваться мальчиками. А уж прошлой весной ей точно было не до соблазнения кого-либо – она тогда была просто счастлива, если удавалось на собственный рукав не наступить.

Март, 42 год Рейки

– Что же ты такое, Льдянка? – рыжеволосый элхе откинулся на подушки. – Я четыре месяца пытаюсь тебя поймать. Всё Гнездо на уши поставил, а ты словно сквозь землю провалилась. Я уже начал думать, что действительно тогда перепил и ты мне в алкогольном бреду привиделась.

– Вам не стоило меня искать. Я не буду извиняться, – девушка гордо вздёрнула подбородок. – Что бы ни говорили, я вела себя вполне корректно. В отличие от вас.

– Льдянка! – испуганно пискнула Ласточка и согнулась перед гостем в глубоком поклоне, затараторив: – Пожалуйста, простите её, господин Туоррэ. Она приехала с Воздуха и ещё плохо владеет анедве-ми. Совершенно не понимает, что говорит…

Поток извинений Ласточки был прерван звонким смехом. Кажется, мужчина находил ситуацию чрезвычайно забавной и даже не думал злиться на младшую птичку.

– Милая Льдянка, мне твои извинения нужны не больше, чем казначею ихина из кружки нищего слепца.

– Тогда зачем же вы пришли? – холодно полюбопытствовала беловолосая, расставляя на столике чайные принадлежности.

– Чаю попить. Веришь?

Мужчина задорно улыбнулся, увидев, что Льдянка отрицательно мотнула головой.

Ведь с огнём играет младшая! Туоррэ-илиэ на весь город известен своим непредсказуемым характером: сейчас улыбается, а через секунду… Ласточка предпочла не додумывать, что может случиться через секунду.

– Я просто умудрился пообещать тебе, что приду, в присутствии четырёх свидетелей. Ну а потом, мне просто стало интересно…

Бумажные двери раздвинулись: в беседку плавно скользнула нария – невысокая синеволосая женщина с изумрудно-зелёными узорами на лице. Сойка-нии. И сразу отпустило напряжение: Ласточка больше не старшая, теперь за покой дома отвечает нария.

– День добрый, Туоррэ-илиэ. Я рада приветствовать Вас в доме Полутеней, – Сойка улыбнулась сомкнутыми губами. – Вижу, мои младшие сёстры не дали Вам скучать. Позвольте теперь мне составить Вам компанию.

Нария чуть заметно повела рукой, и птички ушли в глубь беседки, уступая место у стола Сойке. Ласточка взяла лютню, ласково тронула струны. Мелодию подхватила флейта Льдянки – всхлипнула, почти срываясь на ультразвук, и зашептала нежно, едва слышно, – заставляя «Песню утра» искриться морозной свежестью.

Так странно: одна и та же мелодия каждый раз звучит по-другому. На вчерашнем чаепитии она дышала весенним теплом, а сегодня в ней явно слышатся холодные нотки. Одну и ту же песню не получается сыграть одинаково.

– Льдянка! – Сойка-нии пригласила птенчика к столу, и Ласточка почувствовала лёгкий укол одиночества. У младшей появился собственный гость: кто-то, кто приходит в нарайю только ради неё. Хотя, по всей видимости, такой гость Льдянке не очень нужен. А может, птенчик просто предпочла бы в качестве личного гостя иного, не Туоррэ-илиэ? У Ласточки нет своего гостя. А ведь так хочется быть нужной кому-нибудь.

Интересно, а почему Туоррэ-илиэ выбрал Льдянку? Ведь не за то же, что она его оскорбила и отказалась извиняться? Чем она его зацепила? Для чего он пытался вызнать о беловолосой всё? Что заставило сына министра заинтересоваться белёсым хокоским птенцом?

Туоррэ-илиэ расспрашивал буквально всех, и разумеется, нарии и птички отсылали его в дом Полутеней к Сойке и Ласточке. Он пытал вопросами старших Льдянки: из какой девушка семьи, как давно она пришла в Гнездо, куда исчезла. Ласточка с удивлением поняла, что не может ответить. Не знала ответов и Сойка.

Сейчас Туоррэ-илиэ наконец получил возможность узнать всё из первых рук, чем не преминул воспользоваться. Вот только Льдянка не желала о себе рассказывать: неохотно роняла слова, только когда молчать становилось совсем невежливо.

– Как ты попала в Хоко? – рыжий задал очередной вопрос.

– По глупости, – Льдянка грустно усмехнулась. – Меня сюда в наказание отправили.

– В наказание?! – изумлённо выдохнула Сойка. Рыжий удивлённо приподнял бровь.

– Вы не подумайте, что находиться здесь мне в тягость, – девушка обратилась к нарии. – Мне нравится в Хоко: здесь многому можно научиться. И я не знаю другого места, где удалось бы встретить столько интересных людей самых разных профессий и социального статуса. Сейчас пребывание здесь совсем не кажется мне неприятным, но изначально меня хотели наказать. И пожалуй, первые три месяца, проведённые в нарайе, действительно были для меня наказанием. Но сейчас это скорее праздник.

На пару секунд в беседке повисла странная пустая тишина. Сойка, кажется, от удивления умудрилась растерять все слова. И Ласточку, похоже, откровенный ответ Льдянки смутил настолько, что она прекратила наигрывать мелодию.

– И за что же так наказывают? Если не секрет, какой проступок ты совершила? – полюбопытствовал гость.

– Можно, это останется моей тайной? – Льдянка подняла на гостя взгляд, робко улыбнулась. – Я и так уже, кажется, наговорила много лишнего и напугала Сойку с Ласточкой.

Этот рыжий задаёт слишком много личных вопросов, зачем-то пытается вывернуть душу Льдянки наизнанку, вызнать всё. Для чего ему это надо? Что за игру он затеял?

Полтора года назад, Хоко

– Нет, не так! – Ласточка устало прикрыла глаза рукой. – Маленькие шажки. Слышишь меня, ма-лень-ки-е! Всего в полстопы. Попробуй ещё раз!

Беловолосая девочка послушно засеменила по беседке, изо всех сил стараясь не запутаться в узком подоле и не наступить на длиннющие, волочащиеся по полу рукава.

Ещё неделю назад ей казалось, что самое ужасное – это полтора часа неподвижно стоять, вытянув в стороны руки, пока портниха булавками отмечает на каждом из пяти слоёв ткани длину и места, где пойдёт вышивка и лягут складочки.

Сегодня днём девочка поняла, что лучше бы она ещё часок-другой провела в ателье, чем сама одевалась в абито – наряд нарии. Хиден пришлось четыре раза начинать всё заново, пока наконец Ласточка, опекающая её девушка-птичка, – то ли по доброте душевной, то ли от полного отчаяния в способности навязанной ей белобрысой малявки справиться с чем-либо самостоятельно – не помогла, показав, в какой последовательности что надевать.

Теперь же Хиден, нет, Льдянка – здесь всех называют именами птиц – осознала, что и примерки в ателье, и процесс облачения – это только цветочки по сравнению с тем, что её ожидает. В абито ей придётся провести весь вечер. И не просто молчаливой, улыбчивой куклой сидеть за невысокой ширмой в самом тёмном углу домика-беседки, следя за действиями старших товарок, учась церемонии, как она делала последние семь дней – «познавая в наблюдении». С сегодняшнего вечера Льдянка наравне с другими птенцами должна помогать птичкам и нариям принимать гостей: провожать посетителей до гнёзд-беседок, носить подносы с угощением, разливать напитки по чашечкам, играть на флейте и – упаси Огонь! – танцевать.

– Подбородок выше! Движения плавней! – черноволосая красавица продолжила давать указания. – Не надо всё время глядеть себе под ноги: ты же не служанка. Ты птенец, будущая нария, хозяйка. Покажи это гостям.

«Подними глаза. Двигайся плавней»! Как будто Хиден из скромности в пол смотрит. Да если не смотреть вниз, мигом упадёшь!

Девочка в очередной раз наступила на рукав. Не платье – сущее наказание! Эти абито словно особо изощрённые орудия пыток – широкий, туго затянутый пояс заставляет всё время держать спину прямо; подметающие пол рукава постоянно лезут под ноги; многослойный наряд опутывает тело, сковывает движения. А ещё непривычно голо плечам, и ткань норовит сползти всё ниже и ниже, особенно когда наступаешь на рукав. Ну зачем нужны такие длинные рукава?!

А обувь! Неужели Ласточка – хрупкая, похожая на фарфоровую куклу-принцессу, присланную мамой с папой из Китая на прошлое рождество, – согласилась носить тинэ добровольно? Они же такие неудобные: узкие, на высоченной платформе, которая в основании в два раза меньше стопы, неустойчивые.

Всё время думаешь о том, как не упасть, а ещё ведь и тяжеленный поднос с чашками и угощением удержать надо – ничего не пролить и не рассыпать. Тут не до лёгкого порхания по беседке и не до улыбок!

– Молодец! Теперь садись возле стола и… Да не падай, а грациозно опустись! Попробуй ещё раз без подноса.

Хиден покорно встала и вновь присела.

– Отлично. Видишь, ты всё можешь, стоит только постараться!

***

Уф! Хорошо, что это утро уже закончилось! Четыре часа подряд играть на флейте под взглядами незнакомых людей совсем не весело. Беловолосая девочка сняла тинэ, подобрала рукава абито и сразу почувствовала себя увереннее. Она направилась в заброшенную часть сада, туда, где пару дней назад обнаружила старые скрипучие качели. До начала занятий ещё есть часик, можно побыть в одиночестве – отдохнуть от всех.

Как было бы здорово, если бы рядом оказался Тайо! Хиден так устала от этого странного пансионата для девочек – от молчаливой услужливости безымянных, зависти птенцов, недружелюбия птичек, равнодушия нарий, постоянного зубрения правил этикета, от уроков ходьбы и сервировки…

Зачем наставник отдал Хиден в Хоко? Уж явно не для того, чтобы «обучить манерам, послушанию и всему, что положено знать женщине», как он заявил Цапле, хозяйке этого заведения. Всему этому девочка могла выучиться и дома – у госпожи Мару. Для чего он отправил её в эту школу?

Здесь у Хиден совсем не остаётся свободного времени. Ни капли. Чайные церемонии, уроки музыки и танца, элхе-ми, литература, этикет, философия, история, учение о цвете, психология и флористика, а также выполнение заданий по всем этим предметам не оставляют места ни для чего больше. Не удаётся даже с Дани увидеться и Воздушную магию поучить.

С другой стороны, занятия здесь не оставляют времени и для глупостей. Вроде той весенней грозы, устроенной Хиден. Может, оно и к лучшему, что она здесь. Да, наставник несомненно поэтому её сюда и отдал.

Хиден ведь до сих пор не могла вспомнить, чем точно закончился её эксперимент с погодной магией и как она очутилась в Нижнем мире. А наставник на эту тему разговаривать не желал, на все расспросы только безразлично пожимал плечами: «не помнишь – и не надо». Иногда девочке начинало казаться, что она вспоминает, как Орриэ-лаэ ругал её за грозу. Но воспоминания эти всё время ускользали, просачивались сквозь пальцы, словно сон – как будто кто-то не очень аккуратно стёр тот вечер, ту грозу из памяти Хиден, оставив только размытые пятна. Единственное, в чём девочка точно была уверена, – это то, что учинив бурю, она каким-то образом умудрилась почти полностью лишить жизненных сил своего брата. Что-то тогда пошло не так, и гроза стала пить энергию Тайо.

Он мог умереть. Умереть по глупости Хиден. Но ни сам Тайо, ни родители не желали даже слышать, что в болезни мальчика виновата сестра. Не верили!

Девочка чувствовала ответственность за сложившуюся ситуацию, но не знала, как можно всё исправить. Она бы с радостью отдала брату всю свою энергию до последней капли, но он не умел её принять – ему становилось только хуже.

Наставник фактически силой утащил Хиден в Верхний мир, и только тогда Тайо пошёл на поправку, если, конечно, верить хрустальному шару, при помощи которого Орриэ-лаэ разрешил девочке наблюдать за братом.

Нет, хорошо, что у Хиден не остаётся ни капельки свободного времени. Хорошо для благополучия Тайо, для его здоровья. Девочка продолжит учиться в этой школе – не сбежит, хотя и очень хочется, – потому что так будет лучше для брата.

44 год Рейки, 4761 всеобщий год

Пятый день второй недели, пацу

– Спасибо, что почтили дом Полутеней своим присутствием, Туоррэ-илиэ, – Льдянка согнулась в поклоне. – Смеем ли мы надеяться в скором времени видеть вас вновь?

– Спасибо, что осветила мне утро улыбкой, – рыжеволосый нарушил заведённый ритуал непривычной фразой. – У меня есть для тебя подарок.

Девушка удивлённо вскинула взгляд. Что? Зачем? Какой ещё подарок? Разве подношения не должно оставлять в рэйто? Раньше Туоррэ-илиэ так и делал: все два года их знакомства оставлял подарки в резной клетке, в которой прятался бумажный фонарик с изображением белопёрой птицы-льдянки. Почему же сегодня?..

На ладони легла маленькая белая коробочка, перевязанная васильково-синей лентой.

– Открой сейчас!

Льдянка послушно дёрнула ленту, освобождая подарок от пут. С любопытством потянула вверх крышечку. Что же там такое? Почему он решил отдать это лично?

– Нет, – мужчина вдруг накрыл пальцы девушки ладонью. – Лучше открой, когда я уйду.

– Как вам будет угодно, – птенчик спрятала подарок в рукав абито. – А что там?

– Увидишь.

***

– Сойка-нии, – робко позвал голос Льдянки.

Нария отложила книгу, встала со скамьи:

– Гости?

– Нет, – птенчик отрицательно качнула головой. – Я хотела спросить, – замолчала в нерешительности.

– О чём же? – Сойка опустилась обратно и жестом пригласила ученицу присесть рядом.

Льдянка сошла с круглых булыжников садовой дорожки и заняла предложенное место – забралась на скамейку с ногами, обняла колени. Совсем как маленькая девочка. Когда-то в далёком детстве Сойка тоже любила сидеть подтянув колени к подбородку, а сейчас, пожалуй, уже неприлично будет. Да и Льдянка, в принципе, давно вышла из возраста, когда ещё пристойно сидеть задрав ноги, – из него годам к десяти вырастают, – но у неё всегда были какие-то странные понятия о приличиях.

Сколько раз ей уже говорили, что не стоит сидеть в кресле, перекинув ноги через подлокотник, Льдянка всё пропускает мимо ушей. Как не обращает внимания на упрёки в том, что нельзя так нагло разглядывать гостей, нехорошо показывать человеку, что он тебе не нравится, и совсем уж плохо без предупреждения исчезать из нарайи – неизвестно куда и с какими целями, да ещё и на полгода. Ей говорят, что не следует по вечерам гулять с гостем за пределами Хоко – благовоспитанной девушке вообще нечего делать в городе после наступления темноты, – а она жмёт плечами и уходит на прогулки с Туоррэ-илиэ.

Что самое удивительное, в исполнении Льдянки все эти неприличные вещи не кажутся такими уж страшными – так, шалости девочки-иностранки.

– Сойка-нии, – птенчик тронула нарию за рукав, словно ребёнок привлекая к себе внимание. – А зачем мужчины ходят в нарайи?

– Зачем? Отдохнуть от забот, приятно провести время в хорошей компании. Обсудить дела с партнёрами, отметить удачную сделку, – нария пожала плечами, – ещё ходят поговорить о поэзии или посмотреть танцы и послушать пение. У каждого из гостей своя причина.

– Я, верно, не совсем понятно выразилась. – Льдянка расстроенно качнула головой. – Почему они идут в нарайи? Разве они не могут говорить о поэзии с жёнами и хорошо проводить время дома?

Странные вопросы. Неужели птенчик издевается? Зачем спрашивать о столь очевидных, всем известных вещах?

Сойка бросила на девушку внимательный взгляд, пытаясь поймать следы насмешки. Но младшая, похоже, спрашивала совершенно серьёзно. Что же у них за порядки такие на Воздухе, что Льдянка до сих пор не понимает элементарных вещей. И как же ей всё объяснить?

Говоря о банальном, лучше смотреть на что-нибудь привлекательное – получается не так скучно. Нария устремила взор на вышивку, белыми птицами разлетающуюся по рукавам и подолу абито Льдянки – птицы хлопали крыльями, словно живые, прячась в полупрозрачных складках дымчато-серой ткани.

– Мужчина – опора, глава семьи, её защитник, – синеволосая начала издалека. – Он хранит покой и благополучие, материально обеспечивает семью, бережёт жену и детей от проблем. У мужчины нет права быть слабым и сентиментальным дома.

Сойка замолчала, переводя дыхание и собираясь с мыслями, подняла взгляд на лицо слушательницы: не заскучала ли? Храмовое пламя! Если на занятиях Льдянка хоть вполовину так внимательна и заинтересована, неудивительно, что учителя от неё в восторге. Широко распахнутые глаза безотрывно следят за каждым жестом нарии, и словно весь мир сосредоточился для птенчика в её словах – кажется, замолчишь надолго и девушке станет нечем дышать.

– Но нельзя быть сильным всё время. Даже самым выдержанным людям иногда нужно выговориться. В нарайях мужчины могут показать то, что в любом другом месте считается их слабостями. С нами они могут открыто выражать чувства, делиться заботами и беспокойствами. Нария – это не жена, не слабая женщина, нуждающаяся в защите. Она – друг, умный собеседник, который может дать совет, посочувствовать. Гости приходят в нарайи, потому что мы умеем видеть силу в их слабостях.

Льдянка чуть слышно усмехнулась – интересно, какие выводы она сделала? – и задала следующий вопрос:

– И поэтому мы носим маски и узоры на лицах? Чтобы создать иллюзию анонимности? Безликие хранители чужих тайн…

Сойка никогда не смотрела на это так.

Маски нужны птенчикам и птичкам, чтобы девушки сняли их и ушли неузнанными, когда придёт время покинуть Гнездо навсегда. Почти все меняют свободу Хоко на изящные клетки семейной жизни, становясь жёнами, а потом матерями… «Фарфоровые лица» помогают воспитанницам Хоко заглянуть в тайные уголки мужских душ, держа дистанцию. Улетая, птицы оставляют секреты маскам, забывая свою хокоскую жизнь: Грач становится госпожой купчихой, не знающей, что у её мужа есть слабости и тревоги.

Но тогда получается, что отказавшимся от золочёных клеток, решившим идти путём нарии всю свою жизнь маски не требуются. Социальный статус можно выразить через одежду, причёску и те же самые украшения: серьги, заколки, ожерелья – нет особого смысла в рисовании узоров на лицах. Ни Сойка, ни Канарейка, ни Журавлик, ни любая другая нария не боятся показать гостям лица, а нана-илиэ так вообще принципиально не носит узоров.

Что касается гостей, им действительно должно быть легче общаться с «фарфоровыми лицами», чем с обычными женщинами, иначе бы они не приходили. Маски и узоры помогают создать атмосферу непринуждённой лёгкости, игры. Маска значит отсутствие каких-либо обязательств, сохранность тайн, женскую мудрость и понимание.

– Да, пожалуй, и поэтому тоже. Узоры на лицах дают иллюзию анонимности и защищённости нам и интригуют наших гостей. У каждого из них остаётся неразгаданная загадка – что там под маской: какое лицо, какие эмоции, какие чувства?

Льдянка захихикала, спрятала лицо в колени. Хорошо, что она в маске, иначе непременно испортила бы макияж.

– Туоррэ-илиэ на тебя плохо влияет, – Сойка нахмурилась. – Ты ведёшь себя невежливо.

– Простите, – птенчик не перестала смеяться. – Я просто представила толпу гостей, затаив дыхание ожидающую под окнами нашего домика, пока мы снимем маски, а нарии смоют узоры.

– Льдянка! – имя упало упрёком. Сойка сокрушённо покачала головой. Ведь птенчик знает, что нехорошо смеяться над гостями. Даже когда их нет рядом – нехорошо. И в то же время у нарии не хватит сил ругать младшую, картина-то и вправду весёлая.

– Извините, – девушка постаралась успокоиться: глубоко вдохнула, сложила большие и указательные пальцы треугольником и с выдохом распрямила руки, отводя его от груди.

Какой странный жест – похожие делают некоторые маги, когда колдуют, ну и жрицы иногда.

– Знак отрешённости. Помогает взять себя в руки, – пояснила Льдянка, словно заметив опасения на лице старшей. – Никакой магии, чистая психология. Меня папа научил.

Будто бы мысли читает! Или Сойка настолько поддалась влиянию открытого характера птенчика, что перестала скрывать эмоции? Нария недовольно нахмурилась, попыталась повторить жест, показанный Льдянкой. Помогло! Словно холодным ветром овеяло, в разуме поселился покой.

– Папа говорит, что беспокойство и весь мир сосредотачиваются на кончиках пальцев и перестают будоражить голову.

– Твой отец, должно быть, очень интересный человек. Хотела бы я с ним познакомиться, – синеволосая вдруг сообразила, что за два года пребывания в нарайе девушка впервые заговорила о семье. До этого Льдянка всё дичилась, отмалчивалась. Пожалуй, вот так непринуждённо птенчик с Сойкой разговаривают впервые – то утро, когда Льдянка призналась, что попала в Хоко в наказание, в расчёт не идёт.

– Боюсь, у вас нет шансов. Мой папа не посещает нарайи, – девушка улыбнулась. – Можно, я ещё спрошу?

– Да, конечно, – нария позволила девушке уйти от разговора о семье. Не всё сразу. Дикая птаха не летит сразу в руки, она привыкает к птицелову постепенно. Возможно, в следующий раз Льдянка расскажет больше.

– Если мужчины культурно просвещаются с нариями, проблемы решают в нарайях, дела обсуждают с друзьями и партнёрами, а чувства тоже для нарий берегут, то для чего им жёны нужны? – глаза честные, светлее январского неба, девочка-цветок, но как спросит что-нибудь, так сомлеть впору.

Нет, ну как на такое ответить?! И самое главное – что?!

– Не знаю, – Сойка решила сказать, что думает. – Я ведь не была женой. Может, чтобы было к кому возвращаться. А может, чтобы было от кого к нам уходить. Тут тебе лучше у них самих поинтересоваться… – нария осеклась. Ведь Льдянка же спросит, действительно спросит.

– Я уже интересовалась у Туоррэ-илиэ, – смущённо созналась беловолосая ученица. Помолчав немного: – Два раза спрашивала. Его ответы мне не понравились.

– И что он сказал? – женщина в зелёном абито позволила себе проявить любопытство.

– Первый раз отшутился, что детей делать, – Льдянка недовольно надула губки, вспоминая рыжеволосого. Нария закашлялась: «отшутился» – подобные пошлости молоденьким девочкам обычно не говорят. – А второй раз сказал, что жена ему нужна для карьерного роста. Она у него дочь какого-то министра-конкурента, и женившись он заключил с ним политический союз.

– Льдянка, могу и я задать вопрос? – Сойка решила воспользоваться разговорчивостью младшей.

– Попробуйте, – собеседница хитро усмехнулась. – Но ответа я давать не обещала.

– Тебе повезло, – Сойка пропустила мимо ушей неподобающую вольность, – хотя ты ещё птенчик, у тебя уже есть личный гость. Причём, гость важный – сын и будущий преемник министра внутренних дел. Вспыльчивый, привыкший ко вседозволенности молодой человек, – нария постаралась тщательно подобрать слова. – И он тебе не нравится. Почему ты продолжаешь с ним общаться? Ведь не потому, что так предписывают правила Хоко?

– С чего вы взяли, что не нравится? – в голосе Льдянки скользнуло удивление.

– Чайка рассказала мне о том, как вы познакомились. Вашу вторую, третью, четвёртую и многие последующие встречи я наблюдала сама. Из чего и делаю выводы: в близком общении он тебе неприятен. Это видно из жестов, из того, как ты подаёшь чай... Ты стремишься хранить дистанцию.

– Чтобы общаться с кем-то, совершенно необязательно виснуть на нём по поводу и без, – девушка брезгливо подёрнула плечами, видимо, вспомнив поведение ластящейся ко всем гостям подряд Кукушки. – Туоррэ-илиэ интересный. Он со мной разговаривает, не читая нотаций за все мои ошибки, – птенчик запрокинула голову, опёрлась затылком о спинку скамейки, устремив взгляд в небо. – Он серьёзно выслушивает все мои глупости. Он меня смешит. Он добрый.