Текст книги "Чемпионат (СИ)"
Автор книги: Андрей Ваон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)
А после перерыва дела пошли на лад. Игроки будто глотнули свежего воздуха, их ноги забе´гали невесомо, а мозги мыслили позаковыристее. Их игра засверкала новыми радужными красками, они резвились на поле совершенно по-мальчишески, не забывая строго блюсти командную дисциплину и наветы тренера. Болельщик, перетерпевший сложную первую половину, радовался и награждал команду любовью и обожанием без границ. Нельзя сказать, что «Московия» громила всех соперников подряд – всё-таки попадались и умудрённые турнирные бойцы и явные фавориты – но на поле они, в первую очередь, творили, а не впахивали ради турнирных и финансовых задач.
Конечно, сторонние СМИ лили на них лживые помои, оскверняя истинные помыслы и идеи. В основном, доставалось «Московии» за разрастающуюся Империю. На почве поругивания кормились не только зарубежные издания (совсем уж беспардонно вели себя соседи из Северо-Западной Республики), но и некоторые отечественные «деятели». Властьимущие, как и прогнозировал Тимур, смотрели на происходящее в стране, прикрыв глаза, занимаясь «своими делами». Но вот те, кому Тимур и Ко переходили дорогу или залезали на их границы, скалились и огрызались. Силовую защиту обеспечивала всё более могущественная «Рысь», а вот на поле интернетных сражений приходилось справляться, в основном, «Возрождению». Периодически возникали малочисленные митинги, пытающиеся очернить клуб в преддверии какого-нибудь важного матча. Однако обычно они бывали смятены верными поклонниками и сподвижниками.
Особенно доставалось Бобровым. И имей они чуть менее закалённую нервную систему, давно бы удалились в укромные места, забросив все эти имперские дела. Однако, что Лера (она, как всегда, почти всегда улыбалась, распространяя свет и тепло вокруг себя), что Юра, что его родители поплёвывали с высокой колокольни на грязные инсинуации, клеветы и диффамации. Иногда соглашались на открытую полемику, где из раза в раз громили своих ангажированных оппонентов.
– Жизнь у нас насыщенная и вязкая, но как-то события мелькают так плотно, что не успеваешь много осознать, – комментировал Юра.
– А ты, сынок, не думай об ускользающем, живи насущным, понимай прошлое, заглядывай в будущее, – напутствовала его мать, Ксения Ивановна, кормя его как-то утром вместе с близнецами. Мальчуганы сидели в нетерпении – им хотелось продолжить игру. Бурча между собой на одном им понятном языке, они торопились разделаться с бабушкиной кашей. – Андрюша! Не торопись! – одёрнула Андрейку бабушка, когда тот, глотая горячую кашу, поперхнулся. – Твоя торопящаяся порода, – кивнула она сыну. – Зато от Леры они взяли лучезарные глаза. Девочки будут падать в обморок лет через пятнадцать.
– А куда, кстати, Лера так рано умотала? Не говорила ничего вчера вечером; просыпаюсь, нет.
– Сказала, что Серёжка там что-то навыдумал, надо проверить. Хотела тебе она завтрак приготовить, да тот выдернул срочно. Оставила тебе записку. Замечательная девочка, – после паузы добавила Ксения Ивановна.
– Угу, старамодно-романтическая, – буркнул Юра, разворачивая бумажку. «Юрка, кушай не торопясь, целую тебя и мальчишек. Разминайся хорошо». – Да, очень информативно, – прогундосил он вновь, но, на самом деле, улыбнулся и потеплел взором. – Чего там с погодой у нас? – он выглянул в окно, где было серо и хмуро.
– Осень во всей красе, октябрь на носу, что ж ты хочешь.
– Да, хорошее время года.
– Ага, мальчики будут с ног до головы, хорошее, конечно, – с готовностью поддалась на провокацию Ксения Ивановна.
– Слушай, мам, а давай я сегодня их с собой возьму?
– И что они там будут делать? А если мячом попадут? Даже не думай!
– Всё, точно! Пусть вживаются в коллектив, это их будущее, ты ж не будешь с этим спорить? Я не говорю, что будут футболистами, но от «Московии» им никуда не уйти. На мотоцикле не поеду, на автобусе вместе со всеми. – С недавних пор Юра стал гонять на приземистом чоппере, вызывая зависть коллег, панику мамы и сарказм Леры.
– Вот почему ты не слушаешься старших? – начало было возмущаться Ксения Ивановна.
– Мам, им будет весело, поверь мне. И днём я их уложу, и покормлю. Ребяты, поедете со мной? – Близнецы, увлечённые собой, отстранённо закивали. – Видишь, согласные.
– Да много они понимают, – расстроено махнула рукой Ксения Андреевна.
– Всё, пацанята, пошли, соберу вас, да поедем, – Юра вслед за бурными мальчуганами, ушёл из кухни.
Так началось приобщение близнецов к «Московии».
А осень для клуба, не смотря на чинимые мнимые и реальные препятствия, сложилась удачно. Усталость, характерная для остальных команд, казалось, обходила «Московию» стороной; игроки кружили свои комбинации и морочили головы соперникам. Выдав беспроигрышную серию, «Московия» приземлилась в конце розыгрыша на втором месте. Отставание в первой половине оказалось непреодолимым, в смысле погони за ушедшей в отрыв и от ближайших преследователей «Европы». Ещё в прошлом году, это, по сути, немецкая команда была готова к чемпионству, но лишь осечка в последнем туре не позволила опередить «Ломбардию». Но в межсезонье, клуб перетащил к себе ряд сильных игроков (и административный ресурс был тоже использован – в Чемпионате это разрешалось) и нынешнем году блистал мощной и стабильной игрой, сокрушая соперников один за другим. Досталось от «Европы» и «Московии» в первом круге. В Кёльне «немцы» не оставили русским шанса 2:0. Но вот вторая игра пришлась уже на осень, когда «Московия» вошла в силу и мышцы командной игры распирали прочный остов.
«Европейцы» был все, как на подбор гренадёрского роста и атлетического сложения. Их индивидуальная мощь складывалась в единый стальной кулак; этим кулаком «Европа» колошматила слабых соперников и приминала команды покрепче. Они одними из первых стали применять «топтальную» тактику – за счёт отменной физической подготовки и безупречного выполнения тренерского задания, игроки на огромных скоростях носились по полю плотной толпой, не давая продыха сопернику, лишая его мяча и свободного пространства. Вперёд они также ломились широким фронтом, катком пригибая любую защиту, сминая стройные и не очень порядки. Возможно, именно тогда провидцы и предсказатели футбольные начали задумываться о прообразах люденов. Ибо эти «европейские» громилы сами напоминали роботов – раскаченные на анаболиках, бегающие без устали и неукоснительно играющие по указке главнокомандующего.
И вот, эта махина пожаловала в Москву, чтобы оформить своё чемпионство за три тура до окончания. «Московия» только выкарабкалась на третью позицию, откуда угрожала идущими вторыми футболистам «Ломбардии», и лишь теоретически – самим немцам.
– Так, ребятки, сейчас мы попробуем придумать рецепт. Я тут сделал нарезку, сейчас вместе поглядим, да подумаем, – так начал недельную подготовку к, возможно, самой важной игре сезона тренер Ларионов.
Рецепт казался простым на бумаге – очень быстро работать с мячом, моментально от него освобождаясь, играть широко и размашисто. Заставляя таким образом метаться без дела ударный молот соперника.
– Без наковальни энергия будет выходить впустую и, рано или поздно, иссякнет. А если не иссякнет, то таким образом, мы не дадим себя смять, и будем забивать также, избегая контакта и уводя мяч от них. Самое главное – быстро и длинно! Эта наша заповедь на эту игру.
Всю неделю наигрывали именно эту тактику. Пришлось изменить самим себе – до этого матча «Московия» не подстраивалась под соперника, убеждая того в своей правоте силой именно своей игры. Но именно здесь и были резервы – быть гибче и гнуться согласно условиям. Если внешняя среда оказывалась крепче, не стоило ломать голову, пробивая брешь в граните, если был проход, хоть и извилистый рядом. Физическая форма у молодцов «Московии» была отменная, поэтому вся подготовка свелась именно к отработке тактики и сопутствующей этой тактике технике.
– Юра, тебе следить, чтобы парни не зарывались. В пылу борьбы они могут забывать расставаться с мячом быстро. Пусть лучше рискуют в одно касание, чем подвергают себя риску быть затоптанными.
– Олег Иванович, а защите, защите мы не очень внимание уделили.
– Так в этом наша защита и состоит, чтобы играть с мячом, им давать по минимуму.
– Но ведь рано или поздно мяч у них окажется, опять же, если стараться играть быстро, неизменно будут ошибки.
– А сама защита, считаю, у нас и так заточена как раз под такую (никому не говори) тупую мощь. Их замыслы легко разгадываются. И поэтому не надо лезть на амбразуру, а нужно, прочитав игру, на перемене направления отобрать мяч. Что прекрасно наши ребята и умеют. И, прости уж, ты лучше всех.
– Это что же, мне в защите отрабатывать больше обычного?
– Юра, ты уже вроде не пацан, чтобы капризничать!
– Да нет, я просто уточняю, – смутился своего возгласа Юра.
– Я ж говорю, в защите вы тоже должны брать искусством, а не силой грубой. Опережать, в первую очередь, в мыслях, а не скоростью мышц. Это же не менее красиво, чем атакующие кружева!
– Вы это, простите, загнули уж, Олег Иванович. Хотя, конечно, мастерски отобранный мяч зритель ценит и это действительно искусство. Тот самый идеал, когда защитник отнимает мяч, не касаясь соперника, а трогая лишь мяч.
– Точно! Ты меня, как всегда, понимаешь. Впору тебя играющим тренером делать, – заулыбался Ларионов. – Но вот наш предстоящий соперник о такой защите давно позабыл. И его зритель ценит грубую, всё подавляющую силу, прикрываясь глуповатым лозунгом «это не балет», превращая футбол в битву. Так что поработайте, в первую очередь, за нашу идею творчества против разрушения.
– Будем стараться, – вздохнул своим мыслям Юра.
А думалось ему, что ставка вдруг резко подросла. И если раньше казалось, что за проигрыш никто не взыщет, что сезон, в любом случае, получится удачным, то теперь он понял, что нужно перегородить дорогу этой сминающей всё и вся махине. И перегородить не любой ценой, а ценой своей лучшей игры, не сходя с тонкой грани. «Эхэхэх, нету покоя», – снова глубоко вздохнулось Юре. Но на самом-то деле он был рад новому испытанию.
И испытание выдалось на славу. Лёгким дождиком смочило идеальный газон «Московита», а после проглянуло робкое солнце, радуя толпы болельщиков блеклым ноябрьским светом. Болельщик ждал. Ждал победы и красивой игры. Он был уже приучен, даже воспитан высоко-художественной игрой своих любимцев, принимая в штыки угрюмую мощь безоговорочно лидера, приехавшего оформлять своё чемпионство.
Можно сказать, что тактика Ларионова, вкупе с мудрым воплощением его идей на поле Бобровым, удалась. Московиты будто не касались газона, порхали над полем, ловко работая с мячом, не задерживая подолгу его в своих ногах. Гренадёры «Европы», носились «собачками» от одного игрока к другому, пытаясь отнять мяч. Мощный их кулак оставался быть сжатым и прямолинейным, не терял своей стройности. Но эта кондовость и не давала им взять инициативу в свои руки, чтобы привычно втоптать в газон соперника всесокрушающими волнами атак. И даже, когда к ним попадал мяч (а потери и ошибки у почти идеальной «Московии» всё же случались) былая слаженность куда-то пропадала и, как и настаивал, Ларионов мяч будто пинцетом вынимался у атакующей стороны и вновь переходил к кудесникам московитам. Лишь иногда, по привычке, кто-нибудь из нападающих «Московии» ударялся в обводку и был затираем громилами соперника. Тут и вступал на арену Бобров – он одёргивал «зарвавшегося» партнёра, и сам мчался отбирать мяч, попутно расставляя свою защиту оптимальным образом, дабы попадали в ловушки нападающие соперника.
Красивая игра, изящные комбинации ошеломили привыкшую побеждать немецкую команду. Привычный порядок рассыпался, и «Московия» забила, наконец, мяч. А потом и ещё один. Трибуны ликовали, немцы опустили руки, а Ларионов победоносно вскинул руки. Судья же свистнул окончание. Под скандирование «Молодцы!» любимцы трибун благодарили своих болельщиков.
В турнирном плане эта победа почти ничего не решала – «Европа» стала чемпионом на тур позже, «Московия» же заняла второе место. Но зато поистине мировой резонанс получила сама игра. Круги по воде расходились ещё долго, и обсуждение рассыпалось на два лагеря. Как водится. Поклонники и ангажированные «аналитики» нового футбола изощрялись в остроумии, понося архаичный, по их мнению, футбол «Московии». Смешки были не всегда талантливыми, и ирония была притянута за уши. Но вся сеть была заполонена подобного рода измышлениями.
Противостоял им слаженный, а главное, искренний хор поклонников того честного футбола, что предлагала «Московия». Пусть их было меньше, но за ними не было ничего, кроме желания быть чище и лучше.
Баталии и перепалки не стихали вплоть до Нового Года, накапливаясь нетерпением в ожидании следующего первенства.
***
«Ломбардия» спустя десять лет вышла в Чемпионат, после прозябания в «Подвалах». Команда долго не могла оправиться от наказания за подельничество с «Московией». И вот, наконец, они выкарабкались. Но игры устойчивой всё равно не было, болтались внизу таблицы, то и дело, соскакивая в «зону вылета».
Рабочая неделя началась неспешно, вразвалочку. Лера пропадала на «Радиозаводе», домой по вечерам являлась какая-то растерянно-уставшая. В «Московии» же готовились к субботнему матчу. Тренировки вошли уже в какую-то рутинную колею, повеяло скукой.
– Валентин, что-то не хватает перчинки, что ли, – посетовал после занятия Юра, уединившись с Главным в тренерской комнате. Остальные ребята были распущены по домам.
– Ага! Вот она, расхлябанность из-за вечных приключений! – злорадно, будто поймав на дурном, потёр руки Проскурин.
– Это ты о чём? – удивился Бобров.
– А о том, что геройство, на мой взгляд, полноценно тогда, когда наступает время не для подвига, а для кропотливой и нудной работы. Когда нет форс-мажора и крайних обстоятельств, не нужно никого спасать, никуда бежать, и преодолевать препятствия. Тут появляются помехи другого рода, казалось бы, совсем не героические.
– И?
– А вот тут тоже нужны все эти качества: и воля, и смелость, и сила, и храбрость, и великодушие. Победы здесь плохо видны, а от того и цена их в глазах людей много меньше. Но если польза несомненна, значит и дела свершаются великие. Именно поэтому я ратую всегда за то, что у большого дела, большой победы, великого подвига, гораздо больше родителей, чем кажется на первый взгляд.
– Это ты к тому, что лично мой вклад нужно оценивать трезво, сбросив всю это псевдогероическую шелуху? Так я вроде этим не кичился никогда, и весь этот хор медных труб, что был раньше, стремился опровергать, – пожал плечами Юра. Ему было не то, что обидно, ему было непонятно, к чему клонит Валентин.
– Да я не про твои личные качества. Все близкие люди знают… да и я тоже, в общем-то, о твоём поистине великом характере. Меня сейчас твои задели слова про скуку. Я к тому клоню, что скучно не должно быть никогда, если ты делаешь Дело. Пусть ты всю жизнь крутишь одни и те же винты, но если эти винты позволяют потом Гагарину полететь, то слава Гагарина и Королёва чиркает светом и тебя. А если Гагарин и сам иногда покрутит болты, то его величие только возрастает. Так что не вздумай скучать, как только прекращаются потрясения, не закисай в повседневности, рутинный труд – это то же величие, только в другой обёртке.
Юра был немного огорошён внезапным поучением Валентина. «И в самом деле, что это я? На старости лет схватил «звезду»?».
– Хм… я сейчас задумался крепко. И ты тому виной. Кажется, я понимаю, что я такое брякнул, от чего это, – будто распутывая клубок, медленно потянул Юра. Валентин с интересом глядел на него, помалкивая. – Всё вот это десятилетие мы как-то барахтались в каком-то болоте, и вот та рутина, про которую ты говоришь… постой, я сейчас уточню. Так вот. Вроде та рутина, да не та. Потому что дело-то застыло на месте, а бытовуха какая-то тянулось нестерпимой резиной. И вот с этим я как раз смирился. Накатило серым. Пока мы с Лерой вместе выкарабкивались из той ямы, цель была. А потом всё как-то увязло, затянуло… но вот тут я себя подхлёстывал как раз тем, о чём ты говоришь. Только всё меньше оставалось света в конце тоннеля, всё тускней становилась лампадка. И пришло какое-то тупое смирение, что нужно делать, делать, делать… И вот, вроде бы новый виток, всё заурчало, дела зашевелись, лампочка разгорелась. От того, наверное, у меня и реакция, что в череде бурных событий наступило затишье. Рефлекторно испугался той ямы, что была тогда.
– Ну, тогда выходит, зря я на тебя наехал, – Проскурин сконфуженно умерил свой пыл.
– Да нет, ничего зря не бывает. Спесь-то всё равно была, неважно по какой причине. Вот её ты маленько и сбил. Вообще, меня удивляет – уж сорок лет мне, а не будь рядом мудрых людей, постоянно есть вероятность куда-то свалиться с дороги, которую выбрал.
– А как ты хотел? Даже у самых цельных и волевых личностей, тех самых, что потом мы называем историческими, колебания присутствовали. Это правильно – испытывать сомнения и проверять свою идею на прочность всегда. Так что, на то близкие люди и есть, чтобы поддержать или, наоборот, образумить, если что.
– Что-то мы отвлеклись. Значит, думаешь, ничего изобретать не надо, так и сыграем, «на технику, по-стариковски», без изысков?
– Ну, во-первых, у нас своя игра-то ещё совсем не нащупана, а во-вторых, может, чего-то и придёт в голову – зрителя порадовать. Это ещё, если ребята Ганжи нам не подкинут сюрприза какого.
– Угу, или подготовку к «Гэлэкси» не начнут уже сейчас, – задумался о своём Юра.
Но бригада Ганжи пока молчала, а Лера приходила домой всё такая же измотанная.
– Что там такого вы опять творите, что ты еле живая приходишь? – принимая пальто, поинтересовался у жены Юра в один из стылых вечеров.
– Да… разгребая чего там и как у арабов, наткнулись на узел заковыристый. Пытаемся его размотать, но уж больно защищён.
– А на кой он вам сдался, узел этот?
– Да всё указывает на то, что этот узелок является предтечей всего того клубка, что должны мы разрубить тридцатого. Как раз, примерно, так и предсказывал в пятилетнем прогнозе твой отец. Пять лет вот-вот иссякнут, – Лера настороженно взглянула мужу в глаза.
– Так, так…опять открываются тайны прошлого. Ладно, Лерусь, у меня предложение – сегодня мы об этом не говорим, ты должна от этого отдыхать всё-таки. Сейчас поужинаем, а завтра я выбиваю для тебя выходной, сам тоже с тренировки смотаюсь пораньше, и мы прогульнёмся, там и поговорим?.
– Бобрик, мне завтра никак нельзя отсутствовать, – просяще сдвинула брови Лера. – Давай, я тоже на полдня туда загляну. И оттуда с Татарской и пройдёмся? Только оденься потеплее, ежели гулять будем.
– Ну, хорошо, на безрыбье… – великодушно протянул Юра, подавив в себе бурю возмущения. «Научился всё же, чертяка, управлять эмоциями. Раньше бы вспылил, начал бы махать руками» – похвалил он себя. – А про одеться – кто бы говорил, – он кивнул на пальтишко.
– Ты чего? Это ж из тех материалов, что нам наши друзья тогда ещё подогнали, – кивнула Лера в прошлое, будто оно стояло у неё за спиной. – Вот, ещё слышно дыхание нашей той империи… – они оба попрятали глаза, боясь воспоминаний. – Так, ну ладно. Ужинать, говоришь? Ну, пойдём, чего-нибудь сварганим.
Следующим днём, кое-как раскидав дела, Лера поторопилась к выходу, где уже ждал её Юра.
– Ты, как всегда, пунктуальна, милая, – подставив ей морозную щёку, сказал он.
– А ты, как всегда, в ожидании, не смотря на мою пунктуальность, – улыбнулась она в ответ. – Ну, пошли, полярник, – Лера удовлетворённо оглядела его тёплый шарф и шапку с ушами.
Короткий зимний день, не успев толком раскочегариться, начал тускнеть, наполняя северную часть неба чёрной глубиной. Матовый шар солнца маячил сквозь морозную дымку, подпираемый высотными зданиями. Под ногами морозно хрустело.
Они двинулись с Татарской улицы в сторону Устьинского моста, неспешно перебирая ногами по плохо убранным от снега тротуарам.
– Ну, чего там, с вашим узлом и пятилетним планом? А то мне и отец в воскресенье что-то подобное говорил.
– Конечно, говорил. Он же эту стратегию развития и предложил. Что энергия при таком вот всеобщем планировании сжимается пружиной, копится в карманах и через какое-то время пробивает себе выход. Сделали тогда оценку согласно такому прогнозу, прикинули временные интервалы, количественные изменения. Получилось конец сорокового.
– Если на пальцах – природа не терпит измывательства такого и стремится к противодействию?
– Как-то так, да. Вот только непонятно, в курсе ли властители Системы, что они не ликвидируют полностью естественные зависимости, а лишь загоняют по углам, сжимая пружину, не ломая её. Вот и показался нам «арабский узелок» (так мы пока назвали) отражением более серьёзных волнений.
– И что вы пытаетесь как-то воздействовать?
– Нет! Как раз все усилия мы сейчас направляем на мониторинг и раскрытие сущности. Как кажется, будто и сама Система затаилась. Будто всё пошло на самотёк, согласно тому, как уже получилось до. Значение матча тридцатого числа только возрастает. Должно всё идти своим чередом, без всяких вмешательств. Да и сил у нас может не хватить. А держать удар предстоим вам. Роль команды снова возрастает. А то расплескаем всё то, что накопили.
– А если опять подлянку какую нам сотворят? Всё самим теперь разгребать?
Лера смущённо пожала плечами:
– Бобрик, да. Именно. Так нужно.
– Так ведь до этого ноября вроде всё так и было. Мне казалось, что никто не хочет возврата назад…
– Возврата никакого нет, сейчас другой уровень совсем. Ты же сам был возмущён такой вот искусственностью? А теперь вроде и не доволен, что сами всё должны делать. Я что-то не понимаю.
– Знаешь, Лер, если подковёрная игра ведётся на высоком уровне… точнее, на очень низком, то своими силами против неё биться – это головой в стене проход искать. Я это понял, когда Проскурин пришёл. И мы стали выигрывать, что-то стало получаться. А до этого, как рыба об лёд.
– Так ситуация же другая, я тебе как раз и объясняю, – Лера взмахнула рукой, будто уже отчаялась что-то втолковать мужу. Они вышли на Устьинский мост. Река Москва внизу шершавила несмелым льдом, слева маячил в зачинавшихся сумерках Кремль, а прямо почти прямо по курсу торчала незыблемая, казалось, высотка на Котельнической. – Сейчас должно случиться полное отпускание Системой ситуации на самотёк. Кто во что горазд, без сценариев и контроля.
– А людены?
– А что людены?
– Ну, их же никто не отменяет?
– Нет, не отменяет. Так и здесь – вы сами в ответе. Тут, как вы с Валентином надумаете. Если без люденов решитесь порезвиться, резонанса никакого не будет. Так… лёгкий всплеск. Если люденов впряжёте – так Проскурин замечательно их программирует и без нашего участия. Так что, вот она, самостоятельность.
– Ну, хорошо, самостоятельность. Но как же Система такое может допустить? Вдруг выйдет за рамки ситуация?
– Во-первых, диапазон действий «разрешённых» настолько широк, что трудно будет из него выскочить при всём желании. А, во-вторых, зреющий плод настолько огромен, что все силы туда брошены, независимо от текущей ситуации. Перед предстоящим всё меркнет. Они же в курсе, что наряду с тем, что они окончательно могут подгрести под себя всю… ВСЮ жизнь, в то же время и узел этот огромный будет уязвим для деятелей, типа, нас. Вот и роют рвы и насыпают брустверы, опасаясь вторжения.
– Смотри-ка, нашу любимую высотку уже отдали, – вдруг отвлёкся Юра от разговора, кивая на массивное, но стройное здание. В окнах мелькали всполохи и слышались взрывы. Юра вздохнул, – только Кремль и осталось под эти развлекухи им отдать.
– А, кстати, ты знаешь, что увлечённость полигонами резко пошла на убыль, как «Московия» вновь заиграла?
– Шутишь?
– Серьёзно тебе говорю. Изучение и отслеживание настроения масс – это ж работа моего отдела, в том числе. Так вот, народ начал оттягиваться от этой гнусной, скажем прямо, забавы.
– Так это же… это же просто класс! – Юра прямо-таки расцвёл после этого известия.
По мосту проезжали редкие земные машины, над рекой сновали более многочисленные летающие.
– А река-то чище не стала, – снова перескочил Юра.
– Так чего ей чище становиться? Пусть нет производств и численность населения слегка уменьшилась, зато никто почти не следит за сбросами всякими нехорошими. Так формально могут пожурить, спрятав конвертик в карман.
– Да… вот даже если у нас получится свалить махину, сможем ли мы всё возродить?
– Тут, Бобрик как раз встаёт та сложная проблема, по поводу которой у тебя было мнение однозначное. И когда ты ещё сильно ругался, – Лера отвела глаза.
– Это когдай-то я ругался? Точнее, кричать-то я могу, но… постой, это ты про то, что с таким вот контролем куда успешнее и эффективнее можно руководить людьми?
– Да, ты громко кричал, ох, как громко.
– И правильно кричал! И буду вновь кричать! – сразу распалился Юра. – Тут же смысл жизни весь нарушается, если люди полностью себе неподвластны! Полностью!
– Стой, охолони. И послушай немного, – Лера мягко прикоснулась к его плечу. Они, перешли реки Москву и Яузу, и стали поднимать по Яузскому бульвару. – Ты же сам всегда декларировал, что в сильном государстве граждан нужно заражать какой-нибудь идеологией. Будь то религия, коммунизм, потребление или демократия. Что выгодно управляющей горстке, то и насаждается. Иначе анархия, разброд и шатание. И если мы подразумеваем (практически в абсолютных оценках), что мы-де несём добро и процветание планете Земля, то почему нам не нужно свои идеи садить ростками в сознание граждан? Всё то же, что и сотни лет назад, технологии просто другие.
– Так здесь же прямое управление идёт уже как бы изнутри! А не под воздействием внешних сил – вот и принципиальная разница, – возразил Юра.
– Вот и нет! Никаких изнутри. Видно, надо тебя ещё разок сводить к нашей паутине.
– Хм… может, и надо. Но… Не знаю, почему-то я противлюсь этому почти что инстинктивно, а чутью своему я привык доверять. – Юра нахмурился. – Есть о чём подумать, но не по душе мне эта идея. Лерусь, где приземлимся на чаепитие?
– А что тут есть из заведений? Ведь мы с тобой тут сто лет не были, небось, ничего и нет подходящего…
Они продолжали шагать по пустынным бульварам, вглядываясь в подслеповатые вывески по бокам и объёмные рекламы, нависающие над самой дорожкой. Попадались какие-то бесчисленные аптеки, юридические конторы и игровые. Общепиты были ресторанно-пивного вида, по приближении к Чистым Прудам становящиеся всё более претенциозными. На стоянках вокруг теснились дорогие мобили – вечер только начинался, а подобные заведения были уже полны. Но вот, на Покровке, затёртое современными, но безликими громадами зданий мелькнула уютная надпись «Кофейня».
– Ой, смотри, Юрка, что-то милое, кажется. Давай, заглянем, – Лера потянула мужа за рукав.
Внутри действительно оказалось неплохо: старомодность соседствовала с удобным интерьером, малолюдность дополнялась небольшими внутренними габаритами. Тёплый запах кофе дразнил.
– Остаёмся! Только я чего-то проголодался. Надеюсь, тут и официанты ходят? Хочется чего-нибудь перекусить, – Юра, сняв с Леры пальто, плюхнулся рядом с ней на удобный диванчик. – Слушай, так прямо хорошо и уютно, – он, впервые с начала прогулки, улыбнулся.
Их заметила симпатичная официантка и, вежливо поздоровавшись, подала меню. Самое обычное на ламинированных листах.
– Юр, а смотри, лет десять назад нельзя было отбиться от поклонников в общественных местах, а сейчас даже и не узнают, – аккуратно озираясь, заметила Лера.
– О! Лерусь, я к потери популярности давно привык. Да ты вспомни, сколько, например, год назад, когда мы были в Пречемпионате, ходило на стадион народу. Наши оранжевые трибуны были похожи на гнилой апельсин. Это, вон, последние игры стали напоминать прошлое.
– То ли мы меняемся, то ли окружение… – задумчиво протянула Лера, сверля взглядом меню.
– Я буду нагло пожирать вредный сэндвич и запивать всё крепким кофе! – потревожил её мысли Юра громким заявлением.
– Ой, горластый! – встрепенулась она. – А я салатик съем зелёненький и запью чайком. Надо ещё сладкое глянуть, что тут есть.
Вскоре они, ещё немного румяные с мороза, с аппетитом навалились на нехитрые закуски, запивая горячим.
– Вспомнились мамины пирожки. А ещё лучше, когда вы вдвоём чего-нибудь готовили, – мечтательно завернул Юра.
– Да, Ксения Ивановна знатный кулинар. Сейчас, наверное, оттачивает своё мастерство на Владимире Викторовиче.
– Лер, я давно хотел спросить. Да всё не решался, – вдруг заскромничал Бобров.
– Так, уже интересней. Мегазвезда прошлого до сих пор робок?
– Про маму твою, неужели ты совсем не скучаешь? Не хочешь повидаться?
Лера разом потускнела лицом, откинулась на спинку дивана и, вцепившись в кружку чая длинными пальцами, стала отпивать напиток мелкими глотками.
– Ты же знаешь, что после разрыва ещё тогда, в период нашего с тобой знакомства, я делала такие попытки. Очень тосковала, хоть и злилась. Она же как-то странно реагировала, практически игнорируя мои попытки пойти на сближение. Моя тоска поутихла. Я смирилась. Но всё же знала, что где-то там, в Европах живёт моя мама, верила, что когда-нибудь мы снова увидимся. Постепенно такую роль заполнила Ксения Андреевна… по-поему, у нас с ней это взаимно...
– А как же! Она всегда мечтала о дочке, – перебил Юра.
– Да, у нас с ней совсем не классические отношения Свекровь-Невестка. Но мама всё же была. Она исчезла для меня тогда, в тридцатом. Она не могла не знать, даже больше того, потом я проверяла – она знала. Но ничего, ничего не сделала! Чтобы приехать, обнять, утешить... НИ-ЧЕ-ГО. Вот тогда-то я окончательно и осиротела. Да, я по-прежнему слежу за её жизнью, но совершенно отстранено. Во мне тогда будто что-то оторвалось. Безвозвратно.
Юра обнял жену, устроив её голову на своём плече, целую сухие, но печальные глаза.
– Так что вы моя единственная и безоговорочная семья. А уж бабское счастье намертво связано с одним обалдуем, который и в сорок лет живёт мечтами.
– Ого! – Юра округлил глаза и посмотрел в заулыбавшиеся глаза жены.
– Ага! За что и ценю, – она легонько коснулась его губами.
Здесь, в центре чахнувшей Москвы, разбухшей от стекла, бетона и асфальта, в зажатом маленьком кафе, Бобров вновь ощутил ту силу, и в то же время, ту уязвимость, что придавала ему близость с этой женщиной, воплотившей многие его мечты.
– Ну, что ребятки? «Ломбардия» – не Бог весть, какой зверь, но пытается, в отличие от буров, соответствовать духу времени. Играет мощно, с люденами, заряженными на борьбу. – Проскурин решил в средине недели провести теорию с молодёжью. Со всеми теми, кто в игре с «ЮАР» заменил существующих люденов. – От чего же она болтается внизу, спросите вы? А ответ очень прост, им не хватает то ли денег, чтобы купить коды, то ли мозгов, чтобы самим придумать. Коды те, что позволяют люденов не только гонять взад-вперёд без остановки, но и внедряющих в них какую-либо мысль. Вот и игра их обычно бестолкова, сумбурна. Подчас груба, иногда наивна.
