Текст книги "Чемпионат (СИ)"
Автор книги: Андрей Ваон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 28 страниц)
Эти дни перед играми дома сильно беспокоили Боброва.
– Смотри, вот ведь не изжитая агрессия в людях жива непреоборимо! – говорил он Тимуру. – Люди-то энергией пышут, а выплёскивать куда? А тут мы подвернулись.
– Но ты же видишь, что есть положительные моменты в нашем влиянии?
– Есть! Есть! Я и говорю про то, что вот здесь тонко у нас. Что наряду с общим вливанием в этот «шоубиз» мы получаем фанатское движение, группировки, столкновения. Вот будет играть «Сибирь» – и что? Не сделай мы ничего, образуется два воинствующих лагеря, которые будут мечтать о поверженном враге.
– А тут мы должны ловить эти настроения. И возможны два радикальных варианта – либо наш противник – наш союзник. Тут демонстративные ничьи, не смотря на всякие жестокости в наказании о «договорняках». Либо наш противник – он наш противник и идеологический. Ну, например, «Сибирь» та же будет ножи точить, лишь обыграть своего бывшего «начальника». Естественно, всё это сопровождать идеологией. Пока, собственно, всё просто. Посмотри на остальные клубы – они все одержимы победой любой ценой. Ради денег и славы, конечно. А для зрелищности – играют «договорняки», подпускают скандальчики и устраивают жестокости прямо на поле. Вот поэтому они для нас соперники не только на поле. Соперники за зрительское внимание и обожание. Вот поэтому и будет наш болельщик терпим к другим, пока тот ведёт себя смирно. Потому что «каков поп, таков и приход». Играя мерзости на поле, невозможно требовать от зрителя ангельского поведения, напротив, ведя честную и красивую борьбу, мы вправе ожидать от своих почитателей схожего поведения. А энергия… энергия она может выплёскиваться и в простые переживания. А уж спектакль для этого мы им обеспечим.
– Эх, не знаю. Жутковато иногда становится, когда ощущаешь, насколько настроение такой огромной толпы зависит от тебя… Знаешь, я, бывает выхожу на поле – озираюсь по сторонам – и меня прямо глушит этой волной людской. Я с трудом стряхиваю эту огорошенность до стартового свистка. Знаю, знаю, что обычно своих такая толпа только заводит и подгоняет вперёд. Есть такое и у меня. Но это… это что другое. Я как будто являюсь проводником чувств тысяч людей, вбирая их настроения и переживания. А ведь на стадионе нашем, на домашнем они, как никогда объединены в последние годы. Хотя вспоминаю события четырёхлетней давности – вроде все похоже, а, на самом деле, всё по другому.
– Ну! Ты сравнил! Сам же ведь в протестах тогда участвовал. Тогда граждане размежёвывались. Кто во что горазд. Кто за отделение, кто против футбола, кто против понаехавших, кто против Запада, Востока… Тогда это мировое первенство, будь оно неладно, стало таким катализатором.
– Да, но не забывай, что из него вырос нынешний Чемпионат, – прервал шефа Бобров.
– Это ты к чему? Что нет худа без добра?
– Ну, в добре того, что сейчас происходит я, как минимум, не уверен. А футбол наш выглядит пиром во время холеры. Но вот нашу страну если брать, наш народ. Да, да, и твой татарский тоже в «наш», безусловно, входит. Тут, наверное, другого выхода и не было – рассыпалось и рвалось всё давно. Но, кажется, что шанс на Возрождение лезет к нам в руки. Не обжечься бы только…
– Кажется, «Возрождение» ваше движение и называлось? Тогда, в восемнадцатом?
– Да, почило оно в бозе тогда.
– Я тут подумал (перевожу тему), что надо бы движение общественное создать на базе клуба.
– Тимур! Это ж откровенная тогда политика начнётся. Народ оттолкнешь! Многие бегут от этого к нам как раз. А тут и мы им ласковые речи начнём в уши лить. Устало отмахнутся, и пойдут наши планы все прахом.
– Ой, зануда! Политика политикой, а я для другого! Уже как-то проблематично напрямую через клуб проводить все наши акции и «разъяснения». А тут будет узкое направление. Люди специальные будут (немного и наших идей, конечно), мы будем меньше отвлекаться, лишь координировать. То есть, общественная работа с болельщиком, не более. А игроки, ты, конечно (тебе, как всегда, главная роль – не спорь, тут уж ничего не поделаешь), иногда лишь выступать будете.
– Ну и выродится потом в политическую какую-нибудь партию. Чуть не уследим, и отколется от нас.
– Так я ж говорю, люди наши будут. Лильку главной сделаем, как раз это по ней. Пусть она поверхностно будет всё воспринимать, но зато и самовольничать не будет, – Тимур вглядывался в Юру, не находя понимания. – Не нравится мне твои возражения. Думал, что поддержишь меня, а ты тут хмуришься. Ты подумай… честно, я думал, туда и Леру официально устроить. Ой, ты как будто меня бить собрался.
– Она же на шестом месяце! Уже рожать скоро! – возмутился Бобров.
– Ой, как будто я не знаю! И не кричи, успокойся. Ты умерь немного свою отцовскую и мужнюю тревожность и погляди отстранено – она же ещё более активна, чем раньше! Она в делах «Московии», чуть ли не больше тебя значит. Ты посмотри, посмотри на её популярность в Интернете. Я ж не говорю, чтобы она по городам и сёлам ездила. Будет строчить и исследовать дома. Как родит, тоже это постараемся использовать. Мол, вот, какая у нас чета идеальная.
Юра был безнадёжно расстроен. Даже первое возмущение его погасло в накатившей печали.
– Эй, Юрка, ты чего? Не будет никто в твою жизнь публично лезть! Я толкую про то, что внешние признаки будут налицо. Будут, будут, не переживай ты так. А Лера дополнит это, как она умеет. Короче, ты чего-то разволновался сильно. Сам с ней поговори.
В посёлке ещё не отшумели соловьи, нарушая своими трелями деревенскую тишину. Берёзы шелестели узорчатыми листками, а сосны мерно шумели под неспешными порывами ветра. Родители блуждали где-то по делам, а Лера вальяжно поливала богатый цветник.
Юра плюхнулся на лавочку и упёрся взглядом в жену. Её движения были привычно изящны, а мягкие струи воды, сверкающие в низкосидящем солнце как будто продолжали плавные изгибы её длинных рук.
– Тебя туда к цветам…
– Ага, и поливать, – Лера откинула свою прелестную головку и засмеялась. – Милый, ты хочешь меня заточить в темницу? Думаешь, я с таким животом куда-нибудь сбегу?
– Ах, так?! Значит, без живота ты сбежать можешь?
– Только если за тобой, – Лера развернула шланг и брызнула в Юру струёй воды. Тот неловко увернулся, свалившись с лавки. – Прости, Малыш. Но охота было тебя развеселить, уж больно ты понурый пришёл.
– Развеселила, угу, – не спеша, поднимаясь, пробурчал Юра. – Я к тебе за советом и поговорить, а меня обливают.
– Бур-бур, – Лера подошла и прохладной ладошкой провела по недовольной щеке. Щека сразу оттаяла, тронувшись нерешительной улыбкой. – Ты голодный? Давай, на улице накрою. Перекусим. Я лично проголодалась.
– Да сколько можно тебе уже вот накрывать, поливать, копошиться вечно! Тебе нужен покой и лишь лёгкая нагрузка.
– О! Папаша опять у нас затрясся. Юрч, ну, во-первых, я как раз и нагружаю себя легко, а, во-вторых, я взвою, сиднем сидеть. Из клуба ты меня прогоняешь, Ганжа там что-то строчит, не подпускает. Обложилась учёбой – но ведь перерывы тоже нужно делать. Не в интернетах же днями сидеть.
– А сейчас про твоё времяпровождение и поговорим, – сказал Юра, вынося из дома в беседку посуду и всякий закусь.
Нежная прохлада стала подступать из близкого леса, трогая голые ноги ребят влажным языком. Вечерело. Они прихлёбывали душистый чай. Юра рассказал про планы Ахметдинова, про «Возрождение» и про то, какую большую роль тот собирается отвести Лере. У неё загорелась озорная искра в глазах. Юра знал, что такой задор не столкнёшь с намеченной цели, что жена упрётся, что идея её заразила. Он вздохнул.
– Что ты вздыхаешь? Думаешь, что вот такая роль, что у тебя – она может быть тихой и подпольной? Нет уж, братец, точнее, муж мой, – беременность отразилась в участившемся желании Леры подурачиться, даже в серьёзные моменты, – тут ответственность многогранная. Нет, нет! Никто тебя не заставляет камеры ставить и транслировать жизнь «звезды» на весь белый свет. Но Тимур предлагает разумное афиширование. Мы покажем лишь обложку. Мы будем диктовать условия, мы же подстраиваем народ на нужную реакцию. Если всё пойдёт удачно, они же сами будут стесняться лезть, куда не следует.
– И вот это вы меня в идеализме упрекаете, – вскинулся Юра. – Я очень люблю наших граждан и, тем более, наших почитателей. Но властен ли человек над своими страстями? Ведь какой это лакомый кусочек – заглянуть за ширму. Природой заложено любопытство, и это последние десятилетия неустанно подстрекалось и взращивалось. А тут вы хотите, чтобы они рраз! И перевоспитались в мгновение ока! Перемоют нам все кости, а ещё и отбиваться придётся.
– А вот мы поглядим. Конечно, будут наглые отщепенцы, которых придётся отшивать и обрывать панибратство. Но, в целом, думаю, пойдёт по задуманному Тимуру. Я это к чему? Я это к тому, что согласна на такую роль.
Юра ещё раз вздохнул. Но все его разумные доводы против, все его возражения тонули в этом глубоком и любящем взгляде, что излучали огромные нежные глаза Леры. Она обнимала этим взглядом его и успокаивала. Он наполнялся силами и уверенностью, когда находился рядом с ней. Как будто не она, а он собирался рожать. Он ближе к рождению становился нервным и тревожным, Лера же убаюкивала своей уверенностью. Её любви хватало и на зародившуюся в ней новую жизнь и на своего мужа, который тащил на себе непростой груз.
– Лерусь, ты, поистине, мой тыл и опора. Если не основа всего, – они сидели, не касаясь друг друга, но их единство от этого только крепло.
– Вот как просто управлять таким супермужчиной, оказывается, – от калитки раздался голос Ксении Ивановной.
– Родители вернулись, – обрадовались ребята.
– Ага, и вкусненького принесли, – Юрина мама волновалась и ожидала рождения внуков не меньше сына, но окружала невестку лишь ненавязчивой заботой, не распространяя на неё свои тревоги. Владимир Викторович был по-мужски деловит и изредка прикладывал ухо к набухающему животу Леры, осведомляясь: «Не было ли хулиганств?».
Всегдашняя домашняя благожелательность струилась изо всех щелей, и Юра уже окончательно успокоился и умиротворился.
Посвятили и родителей в новые планы. Ксения Ивановна из вежливости покивала, но сильно не вникала. Лишь слегка встревожилась относительно отводимой Лере роли, но сама же себя одёрнула, помыслив: «Она девочка умная, себе не навредит».
Отец же активно расспрашивал и живо интересовался. Не получив ответов и на половину вопросов, крякнул:
– Надо Тимуру позвонить.
– Ого! Ничего себе интерес! Чегой-то такое любопытство? – удивился Юра.
Отец несколько замялся и выдал что-то не слишком вразумительное:
– Интересно же, чем живёт прогрессивная часть человечества, – улыбнувшись, сказал он.
Юра так и не добился понимания, и новый, побочный проект «Московии» стартанул. Под неусыпным контролем Тимура, движимый кипучей энергией его жены. Лера тоже кинулась в пучину новой деятельности, но её всё же приостанавливал – уж больно активна была девушка для своего уже огромного живота.
Матчи же шли своим чередом, Бобров зарабатывал всё бо́льший авторитет среди всех участников Чемпионата. Во время игр к нему приставляли персональных опекунов, до и после игр он пользовался повышенным вниманием журналистов и болельщиков, независимо от места, где играла «Московия». По началу его одолевали с предложениями рекламного характера многочисленные мелкие и средние фирмочки. Позже стали обращаться уже конторы с мировым именем. Однако он (лично или через клуб) отвечал решительным и усталым отказом. К сентябрю, когда в очередной раз его поймал какой-то вылизанный агент в подтрибунном помещении, Бобров пошёл прямиком к Тимуру.
– Они достали! – с порога возмутился он и плюхнулся в кресло.
– Что такое, кто тебя так огорчил?
– Да опять лезут с рекламой это чёртовой. Выводят меня из равновесия. И так сейчас сложный период, – Юра говорил про подходящий срок родов.
– Сколько мы уже обсуждали – это побочный продукт славы современной. Саночки приходится всё же возить.
– Не спорю, но и смириться не могу, – бушевал Юра. – И вот что подумал. Нужно, чтобы «Возрождение» мне помогло.
– Как же тебе оно поможет? – удивился Тимур. Лиля развела кипучую деятельность, общественное движение набирало силу и, вопреки предостережениям Юры, вызывало доверие у граждан.
– А пусть расскажут, как плохо приходится нам, игрокам вот от этих негодяев. Которые хотят впарить всякую фигню. Пусть, так сказать, реализуют антимаркетинговый проект. А я буду яркой жертвой агентов.
– Ха! Да нас же заживо съедят, – взмахнул руками Тимур.
– А разве мы вообще тут не против воли этих людей прём? Просто чуть сместим акценты. Точнее, подкинем гранат в несколько более открытой форме. Заодно и проверим, сдюжим ли. Финансово ведь мы от них мало зависим? Мало. И потом, можно аккуратненько так – не продукты и деятельность прямо критиковать, а лишь навязчивую рекламу. Народ очень даже поймёт.
– Народ-то поймёт, но даже в такой вот «смягчённой» форме это всё равно, что революция. Пчёлы против мёда, скажут. Вот кто сегодня тебя атаковал?
– Дай вспомнить. Они ж все на одно лицо… Что-то про бритьё, наверное. Да, точно – «Бикет» приставал.
– И что будет, если они забойкотируют наш рынок?
– Так я ж говорю – без имён и лиц. Граждане пусть сами разбираются, кто им люб. А вот то, что «всякие там» хотя использовать для продвижения своих товаров вызывающие доверие известных людей (пример меня) – здесь и нужно ударение поставить. И закинуть крючок – мол, вот в будущем, возможно, покажем, кто «достаёт» и «втюхивает». Должны отстать.
– Ой, ну ерунда, по-моему. Геморрой точно обретём, а будет ли эффект…
– Я вот с «Возрождением» пошёл на встречу?
– Ну, хорошо, хорошо! Лиле скажу, пусть думает. Но никаких названий. А то пришибут наш хилый росток ещё и с другой стороны. Мало нам потенциальных врагов, – Ахметдинов был явно недоволен, но отказать капитану своей команды не мог. Он понимал, сколько на того свалилось, и помочь хотел.
Довольный, что сгрузил проблему на шефа, Юра вышел из кабинета. И в коридоре его настиг звонок Леры. Он услышал её весёлый и спокойный голос: «Кажется, я рожаю». Дальше события он помнил смутно, осознал себя лишь в роддоме. Где-то в голове мысли ходили по кругу. Круг был из нескольких слов, которые складывались нестройной мозаикой. Смысл был простой – отчего раньше срока… Запертым хищником, он ходил от стены к стене. Его узнавали, но никто не решался подходить – от него разило волнением за километр. Тут вышел к нему доктор.
– Двух пацанов принимайте! – врач был мужчина. Он тоже был в курсе, чьи «детёныши» народились.
Бобров замер и покраснел. После чего начала благодарить доктора, позабыв, что хотел увидеть ИХ.
Пока он пребывал в оцепенении, детей положили в койки, а Лера, разом похудевшая, но всё такая же довольная лежала отдельно. Лишь запавшие глаза говорили о пережитом.
– Как ты? – робко поинтересовался Юра.
– Бобрик, что за трагические нотки? Где прыжки до потолка? У нас родилось два замечательных мальчика. А я… а я, конечно, счастлива. Извини, не могу броситься тебе навстречу – слабость всё же одолела. А вообще, очень хочется. Правда, и к детёнышам тоже хочется. Ты сам-то, сам поглядел уже?
– Да я как-то спутался мыслями, – Юра растерянно водил глазами.
– Ты просто ошалел немножко. Иди сюда.
Юра подошёл и коснулся прохладной ладони жены. И сразу успокоился. И сразу он тоже почувствовал дикое желание увидеть карапузов. Конечно, осознание отцовства и не думало его посещать. Но тяга к своим детям неумолимо звала на выход.
– Иди, иди уже, – подбодрила его Лера.
Было, как ни странно, тихо. Они лежали с бирками «Бобров» среди других малышей. Малюсенькие, со сморщенными личиками и крохотными ножками и ручками. И абсолютно одинаковые. Хотя похожи, на первый взгляд, они были все в этой комнате. Юра поймал себя на дурацкой улыбке. Подошла медсестра:
– Хотите подержать?
– А можно?
– Папам можно, – улыбнулась она и ловко выдернула из отсека двух маленьких и родных существ. – Вот, так в каждую руку, чтобы головки под плечо упирались.
Юра, употев от волнения, обхватил спящих младенцев. Крохотули вяло шевелились и пустили слюни. Их отец, блаженно улыбаясь, глядел то на одного, то на другого. Медсестра привычно умилялась им троим.
– Ну, для первого раза довольно, через два дня заберёте домой.
И через два дня с почётным кортежем, цветами, родителями, друзьями уехали домой.
Жизнь уплотнилась теперь ещё больше. Однако и тут переходной процесс завершился: и Юра с Лерой втянулись и в этот очередной новый виток. Будто так и было.
Близнецов путала даже бабушка, а родители безпроблемно отличали. Уже с первых дней мальчики вели себя по-разному. Андрей непрерывно шебуршился и частенько попискивал, Никита же задумчиво лежал, спокойно выдерживая копошения братца.
С рождением сыновей, Бобров, начавший уставать от напряжённого сезона, получил второе дыхание. С новым вдохновением он летал по полю, заводя своих партнёров. Во втором круге «Московии» стало значительно тяжелее – эффект новизны уже пропал, на них настраивались, к встрече с ними готовились специально. Однако и московиты возмужали. Ларионов продолжал проявлять себя неслабым талантом, находя всё новые и новые резервы. Вот и сейчас он, почувствовав, что капитан посвежел и готов к новым подвигам, вновь перестроил команду, преподнося сюрпризы. В сумеречный ноябрь «Московия» въехала на четвёртом месте. Впереди ожидаемо были лишь гранды: «Северная Италия», «Барселона» и «Британика». Британцы возглавляли турнирную таблицу. Но разрывы были небольшими, и в оставшиеся пять туров предстояла рубка за чемпионство. «Московия» же нужно было биться за третье место, а из трёх лидеров играть предстояло только с «Британикой», причём, в последнем туре.
Близнецы незаметно для родителей росли. Они не только обеспечивали зачастую бессонные ночи, тревоги и заботы, но больше они давали ту непонятную энергию, которая светилась на лицах родителей, давая им силы в суматошной жизни. Лера активно включилась в работу «Возрождения», целиком вобрав в себя дела направления о семье. Она строчила статьи и заметки на сайте, активно отвечая на комментарии последователей. Лиля же координировала работу движения в целом. Первым же делом они отцепили от Боброва рекламодателей, уязвив их рядом репортажей и статей. Даже серьёзные воротилы смущённо замолкли, ибо не знали, чем они рискуют и предпочли не связываться. Бобров и Ахметдинов удивились, но довольно пожали плечами – один тому, что «Возрождение» работает само по себе, другой тому, что финансовые громады не так уж и всесильны и наглы.
Первый Чемпионат подходил к завершению. Народ, по мелочи вяло сопротивлявшийся в начале, с радостью схапал наживку и попискивал от восторга. На трансляциях делали миллионы, стадионы ломились от желающих на них попасть, рекламой были утыканы все свободные пространства.
Российские граждане же поклонялись не Чемпионату, но «Московии». Исключение составлял воинствующий Питер. «Зенит» боролся за выживание, не смотря на бесконечные финансовые вливания. Болельщик был предан своему клубу и, науискиваемый местными СМИ ,видел корень всех бед в земляках из Москвы. Встреча в Сантк-Петербурге превратилась в охоту за Бобровым – после игры дисквалификациями. Позором «Зенит» заклеймили даже за границей. Но Чемпионату были нужны и дурные герои, поэтому «Зенит» каждый раз выкручивался из гнусных историй, и наверняка должен был остаться и в Чемпионате. Вылет им грозил лишь теоретическим грозным прищуром. На самом же деле у клуба было всё схвачено – если не на футбольном поле, то за пределами оного. Просто в большинстве случаев нахрапом и наглостью не получалось заручиться «пониманием» соперника до игры – все хотели выиграть. Однако питерцы понимали, что это удел лишь первого Чемпионата. Потом, они были уверены, всё утрясётся и их методы будут работать. Глядишь, и игра наладится. А пока их усилия и пропаганда были направлены против «Московии». И, поскольку встречу с московитами дома (со всей той грязью) «Зенит» выиграть не сумел (побоище завершилось счётом 2:2), то все чаяния сезона перенеслись на игру в Москве, что должна была приключиться в середине ноября, в тридцать шестом туре.
Тимур и Юра давно предвидели этот нервный ажиотаж и мучались сомнениями. То ли выставлять (привлекая «Возрождение») этот матч, как матч «добра», то ли всё же поддаться справедливому желанию и максимально наказать «негодяев».
– Ты ж понимаешь, что мы на откол тогда наверняка поставим целый регион. Ведь за них переживает весь Северо-запад! – идею дать резкий ответ пропагандировал (пусть и не оголтело), «старший товарищ», Тимур, а Юра склонялся к мирной версии.
– Да, уж тогда развяжется «кровная месть», чуть ли не война. Но, с другой стороны, они же при попустительстве Руководства будут продолжать гадить. И будут гадить, в первую очередь, нам.
– Я бы сказал, что не просто при попустительстве. Это у них ипостась такая. И Чемпионат это негласно поддерживает. Есть и другие негодяи, типа, Османии – все их официально осуждают, впаивают несерьёзные наказания, но, по сути, они есть. И они играют свои роли.
– Да, это ты прав. Но тогда, тем более, потакая им, мы включаемся в этот спектакль по полной, и тогда вожжи от нас точно уплывут.
– Тимур, но ведь ты ж понимаешь, что масштаб последствий мы не можем оценить. Вспомни Бобана… А мы ж вроде обратного добиваемся. Вот и с Сибирью пока вроде получается. Получается же?
– Да, Лиля туда гоняла уже. Там поддержка – будь здоров! Но что будет, если «Сибирь» попадёт в Чемпионат, и схлестнётся с нами уже в прямом бою?! – вскинул руками Тимур. – Так… отвлеклись. А не думаешь ли ты, что и пускай, пускай к чертям развяжем потасовку очередную? Отделим всякие нежелательные куски, что потом притянуть их магнитом?
– О… это опасная игра. Так развалы эти бесконечные и происходили. Пусть, мол, сепаратисты отваливают, «насильно мил не будешь». А вместе с ними начинают и более смирные шебуршиться и настроения об отделении лелеять. Допустим, спровоцируем дополнительный антагонизм, да тогда из теневого врага в футболе, превратимся для Питера во врага вполне официального.
– А сейчас, сейчас ты видишь поводы и причины для дружбы?
– Ну, может, сто́ит перетерпеть и мир ещё придёт? – неуверенно ответил Юра.
– Давай так. Изначально соблюдём все приличия. До матча, как водится, договоримся о честной и доброй игре. Уверен, что всё будет лицемерно вежливо и дипломатично. А дальше по ходу игры и поглядим – если будут соблюдать, и мы не будем зверствовать. Но если подлянки пойдут, если судья вдруг начнёт «чудить», включаемся по полной и размажем их так сильно, на сколько хватит времени. Про разный класс – это понятно, а настрой у нас меньше никак не будет. И перед матчем напустим такую же, немного фальшивую завесу – что уважаем друг друга, и надеемся… ну, и далее по тексту. Чтобы болельщик понял и сам не кромсал никого.
– Ладно, идёт. Согласен. Но я тоже думаю, что их непросто будет уговорить. А если и уговорим, то нельзя будет до конца им верить.
– Вот, вот. И я про то же. Ладно, я с Олегом поговорю. Готовиться будем к матчу, исходя из такой задачи. Совесть наша должна быть чиста, ты прав.
И они преступили к подготовке. Опять у Ларионова, да и у Юры встала сложная задача – удержаться на тонком лезвии между чрезмерным желанием выиграть и необходимостью выиграть. Игроки хотели «покрошить» соперников. Однако очки для борьбы за третье место добывались не то, чтобы любой ценой, но при изрядном напряжении сил. И парням из команды казалось обидно рвать жилы в одних матчах и делать послабления другим. Юра пытался урезонить пыл:
– Никто и не говорит про поддавки. Просто если будет возможность при добропорядочном их поведении не кидать им полную кошёлку, то лучше так и сделать. Хотя, конечно, хочется наказать их чисто игрой. Но тут нужно думать о последствиях.
– Да как с ними можно спокойно играть?! – воскликнул всегда бурный Лёша Васильев. – Они как будто мерзавцев подбирают специально. Ну, или они там в таких превращаются, изначально будучи нормальными людьми.
– А ты вот подумай, что если ты, лично ты станешь причиной очередной вражды между соседями, братьями, родными?
– Что сразу я-то? – вскинулся Васильев.
– Почему бы и нет. Тебя бьют по ногам, ты в ответ, болельщики взъярились, поднялась буча, полетели щепки, поднялись мячи и полетели копья, – настаивал Бобров. – Ребят, поймите, не призываю я вас спускать их «шалости». Просто вдруг (шанс небольшой, но он всё же имеется) будут они себя вести прилично, сто́ит ли брать на себя роль вершителей и судей? Не доросли мы до этого. – Юра вздохнул. На самом деле, я и сам в этот шанс не верую сильно. Но хочу, чтобы на этот случай мы были готовы. И не изничтожали их на ровном месте. Дадут повод, врубем наполную. Тут, кстати, не погореть бы на зазнайстве. По идее, мы сильнее. А они там, вообще, разобранные, но кто знает, что будет в одной конкретной игре. В общем, ребят, внимайте Олегу Иванычу. Он всё знает, всё расскажет.
Так они и готовились на этой тонкой грани усмирения и боевитости. «Возрождение» трудилось с гражданами, которые тоже давно точили ножи – ведь и болельщики получили в Питере сполна. Лера старалась в Интернете, в перерывах между успокоениями близнецов, которые день ото дня становились всё активнее. Особенно Андрейка. Лера, убаюкав их, садилась за компьютер и, задумавшись, останавливалась взором на сопевших младенцах. Смутное беспокойство свербило где-то глубоко, она уверенно подавляло это чувство, но это отражалась в её заметках, где она излагала мысли сродни мужним. Мол, футбол он не для разъединения, а наоборот. Что негодяи уходят, а народ остаётся. Она подавала привычные мысли в новой обёртке. Жалила читателя колкими фразами, нащупывала слабые места.
Тимур с Ганжой пытались найти хоть какие-то точки касания с «Зенитом». Из Питера надменно посмеивались и пускали сарказмы. Ганжа посылал их и матерился. Пока заочно. Тимур зеленел, но проглатывал гнев.
– Бьёмся мы тут все ради Бобровского идеализма в очередной раз, а эти «друзья» нам плюют в ответ лишь. Да ещё и потешаются, – процедил Ахметдинов после очередного видеомоста с Питером.
– Да они просто ржут, считая, что мы слабого включили и резко их испугались. Не сделают они ни шагу навстречу. И если Юрке нужен их первый агрессивный шаг, чтобы отбросить всю эту шелуху добродетельную, то они его сделают, я тебя уверяют. А нам можно и не пыжиться.
– Но может как-то можно уменьшить последствия. Если гнев у всех накопился, как прорыв такой плотины сдержать?
– Здесь согласен, здесь надо бы покумекать. А то порвут друг друга на клочки. Хорошо бы болел питерских хотя бы не пускать.
– Совсем?!
– Совсем, да.
– Да это ещё до игры спровоцирует всякую бузу.
– Спровоцирует. Но зато выплеск эмоций будет в воздух.
– Нет, Серёж, это и сложно, и как-то стрёмно, – качнул головой Тимур. – Как-то всё беспросветно выглядит. Ещё и третье место светит, вот оно тут, бери и ешь. И обо одном надо думать, и другое из виду не упускать, и про нужное не забывать.
– А как ты хотел? Ввязались, теперь только или кресты, или кусты. Может, их после игры как-то эвакуировать? – Ганжа переключился обратно.
– Кого? А болельщиков... Да я уверен, что граждан мы подготовим, и кровожадность будет исключительно психологическая. На стадионе и в городе заварухи не будет. «Рысь» нам поможет, если что. Потому что губернатор и окружение плевали с высокой колокольни на обеспечение порядка даже такого матча.
– А эти козлы даже тут навстречу не хотят идти. «Пусть болельщики погуляют после матча». Так и хочет по наглым рожам настучать.
– Эх, ладно. Думаю, что мы сделали всё, что могли. Чтобы избежать конфликта, остаётся только слинять от этого матча.
– Что?!
– Шучу. Точнее, не шучу. Но позволить этого мы пока не можем. Тогда работа нескольких лет псу под хвост. Так что, если при нашем участии дров нарубится, то сами же потом и восстанавливать будем.
– А, вообще, идея продинамить их неявкой – интересная, мне понравилось, – хитровато прищурился Ганжа. – На будущее надо взять на заметку.
– Возьми, возьми.
Оставалось несколько дней. В городе, казалось, царил привычный уже ажиотаж перед домашней игрой в Чемпионате. Но незримое напряжение царапало граждан, заставляя их кучковаться чаще и плотнее обычного.
Ноябрь расщедрился снежной крупой, устойчиво подсыпая её на склизкие улицы и грязноватые газоны. Деревья куцыми ветками отмахивались от порывов резкого ветра, скидывая уцелевшие до этого листики. Не смотря на промозглость и серость, в столице с утра в день игры стояла привычно праздничная атмосфера. Город привычно предвкушал.
«Зенит» не стал утруждать себя прибытием заранее, а приехал за несколько часов до игры. На пути к стадиону они не встретили ни одной акции обструкции, никто не скандировал оскорбления, никто не швырял помидоры. Питерские же болельщики разрозненными группками стеклись к стадиону с вокзала чуть ранее. Их наглая смелость имела границы, поэтому они не афишировались, приберегая силы и эмоции для трибуны.
Бобров собирался в Нагатино с утра пораньше. Его волновала не столько разминка, сколько настрой. Хотелось до сбора всей команды быть уже во всеоружии.
– Береги себя, – Лера поцеловала его перед выходом. Он заглянул к сопящим мальчуганам и вышел за дверь.
Юра, вопреки постоянной критике со стороны Тимура и тренера, продолжал, в большинстве случаев, пользоваться общественным транспортом. Особенно он любил ехать в метро накануне домашних игр. Если в други дни по дороге он делал какие-то пометки в своём планшетнике или читал, то в игровые дни он любил заткнуть уши наушниками и вкушать любимую музыку. Безусловно, люди узнавали его. Но настырных и наглых болельщиков обычно не попадалось, чаще ограничивалось несколькими автографами, да косящимися взглядами. Но это было даже и приятно.
Сегодня же народ больше обычного желал удачи, и между строк добавлял, мол, «неплохо бы показать им, негодяям». «Возрождение» поработало плодотворно, отчего жажда откровенного наказания «Зенита» прослыла моветоном, но всё же желания такие у людей были, что и проскальзывало в разговорах.
К базе Юра, в результате, подъехал на энтузиазме, но без излишней взбудораженности. «Начало неплохое, нужное настроение я получил. Сейчас будем заряжать ребят».
Несмотря на ранний час, вокруг стадиона уже кипела предматчевая жизнь. Стадион теперь назывался «Московит». Достроенный и вмещающий теперь восемьдесят тысяч жителей он, благодаря архитектурным новшествам, снаружи по прежнему выглядел компактно и органично вписывался в ландшафт окружающего парка.
