Текст книги "Перелетные птицы"
Автор книги: Алла Кроун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)
Алла Кроун
Перелетные птицы
Посвящаю моим сыновьям, Рику и Биллу, и памяти моей матери
Хочу поблагодарить моего редактора, Колин О’Ши, за ее вдумчивые предложения, мастерскую редактуру и неиссякаемую поддержку, которую я получала от нее в процессе работы.
Также хочу поблагодарить работников Музея русской культуры в Сан-Франциско за искреннюю и увлеченную помощь в разработке материала для этой книги.
Часть I
Санкт-Петербург, Россия
Глава 1
Холодным воскресным днем 9 января 1905 года бледное солнце зависло над крышами Санкт-Петербурга, пытаясь пробиться сквозь тучи, которые тонкой пеленой заволокли небо. Было уже два часа, но тусклый свет почти не согревал тысячи прохожих. Грязно-серый снег на земле скрадывал звуки, погружая город в обманчивое спокойствие.
Из дворов по перекинутым через каналы мостам и по улицам шли длинные вереницы людей; эти живые реки выливались на широкий Невский проспект и текли к Зимнему дворцу. В толпе ходил слух, что утром на другой стороне Невы случилась настоящая бойня, но никто этому не верил.
В конце бульвара, рядом со зданием Адмиралтейства у Невы, отряд конных казаков и гвардейцы Преображенского полка перекрыли улицу, отделяя толпу от тех, кто прогуливался по Александровскому саду. Казаки, в темно-синих брюках с красными лампасами, широких бурках и шапках-папахах из овечьего меха, сдерживали горячих лошадей и посматривали сверху вниз на приближающихся людей с настороженным спокойствием. На то, что происходит нечто необычное, указывали лишь кожаные плети у них в руках.
В нескольких кварталах от этого места по тихой, пустой улочке к Невскому проспекту бежала высокая худая женщина. Кожа ее сохранила юношескую гладкость, но из-за плотно сжатых губ и написанной на лице тревоги Анна Ефимова казалась старше своих сорока двух. Ей было холодно. Она бросилась из дома на поиски дочери так поспешно, что даже не успела как следует одеться, и пушистая шаль на голове не спасала от пронизывающего ледяного ветра. Анна считала кварталы: она уже была на Морской и приближалась к Гороховой. Скоро она минует Кирпичный переулок, а оттуда рукой подать до Невского.
Где искать Надю? Мысленно Анна представила, какой дорогой могла пойти дочь, и решила, что не должна была ее пропустить, если та пошла к дому своего друга самым коротким путем. И о чем она только думала, когда разрешила девятилетней девочке самой идти так далеко? Хотя откуда ей было знать, что случится в это воскресенье. Если бы Сергей предупредил раньше… Ее сыну было всего девятнадцать, но он уже имел четкую цель в жизни – стать врачом, как отец. И правда, он так много времени проводил в университете, что иногда даже не знал, что творится в городе.
Анна вздохнула, и морозный воздух обжег ей горло. Она остановилась. Сунув муфту между колен – бросать ее на грязный снег не хотелось, – Анна натянула шаль на рот и нос. Боль в горле сразу приутихла, и женщина поспешила дальше.
Лавируя между людьми, заполонившими Невский проспект, Анна торопливо шла к Александровскому саду. Там она осторожно обошла с правой стороны двойной ряд гвардейцев и остановилась на одной из дорожек, высматривая дочь. Неподалеку перебрасывались снежками мальчик и девочка примерно одного с Надей возраста. По направлению к ним двигалась по широкой дороге большая толпа мужчин и женщин. Рассматривая людской поток, Анна вдруг увидела дочь. Укутанная в плотное черное пальтишко с наглухо застегнутым сбоку заячьим воротником, обмотанным толстым шарфом, Надя стояла, сжимая руками в варежках кожаные лямки ранца и притопывая ногами, чтобы согреться.
Неожиданно боковым зрением Анна заметила какое-то движение на улице. Она повернулась. Гвардейцы, стоявшие в переднем ряду заслона, опустились на колени и прицелились в сторону сада. Дети побросали снежки и вскарабкались на ближайшее дерево, а Надя прижала ранец к груди и бросилась к улице, выходящей на Невский. Еще несколько шагов – и она добежала бы до угла, скрылась бы от ружей, но залп грянул раньше. Надя остановилась как вкопанная. Кровь застучала у Анны в висках, когда она ринулась к дочери, пробиваясь через плотную толпу.
Детей, игравших в снежки, на дереве уже не было. Гвардейцы выстрелили в воздух, и девочка, вся в снегу, с красным от крови правым боком, крича и размахивая руками, упала на стоявшую внизу скамейку. Мальчик рухнул рядом, лицом в землю, и лежал неподвижно. Остальные, как и Надя, в панике бросились врассыпную, ища укрытие.
«Господи, только бы добраться до Нади!» Пробившись сквозь обезумевшую толпу, Анна увидела дочь, схватила ее за рукав и закричала:
– Надя! Надя!
При виде матери лицо ребенка сморщилось.
– Мамочка!
Прижавшись к груди Анны, девочка вся дрожала, зубы ее стучали так, что она с трудом выговаривала слова:
– Мама, они стреляли по детям! Там мальчик… и девочка… Они в них попали! В саду… Мамочка, мне страшно!
Анна потащила дочь за руку к Морской улице.
– Бежим, нужно выбраться из толпы!
Прокладывая дорогу между мечущимися людьми, которые, казалось, бежали в разные стороны, мать и дочь уже прошли полпути, когда воздух разорвал новый залп. Надя прижалась к матери и спрятала лицо у нее на груди. Анна, обернувшись, увидела спины прохожих, убегающих на соседние улицы.
Задумавшись всего на пару секунд, Анна схватила Надю за руку и потащила за собой на другую сторону Невского. Но до Полицейского моста и Мойки был еще квартал, и им по-прежнему приходилось проталкиваться через бушующее человеческое море. Когда снова раздались выстрелы и толпа взревела, у Нади подкосились ноги, и она упала бы на мостовую, если бы не держалась за руку матери.
– Мама! Мне страшно! – крикнула она сквозь слезы. – Я больше не могу бежать!
И в этот миг какая-то толстая женщина, пробегая мимо, зацепила Надю боком. Та едва не упала на скользкий снег, а ее ранец отлетел на несколько шагов прямо на середину дороги, и девочка, отпустив руку Анны, бросилась за ним.
– Надя! Вернись!
Но дочь не послушалась. Она наклонилась, чтобы поднять ранец за лямки, и замерла. К ней по снегу текла блестящая красная струйка, и сквозь мелькающие ноги бегущих людей она увидела лежащую бесформенной грудой женщину. Вокруг ее головы расползалась лужа крови. Анна подхватила дочь.
– Сюда, Надя! Бежим сюда!
Пока люди вокруг толкались и давили друг друга, Анна вытащила Надю за угол. Там крики и вопли были уже не так слышны – их заглушали ряды зданий, которые отделяли их от Александровского сада. Морозный воздух впивался в лицо Анны сотней невидимых иголок, и в неожиданно наступившей тишине она вдруг услышала, как надсадно бьется ее сердце. Опустив глаза, она увидела, что лицо дочери блестит от слез. Девочка остановилась и обхватила себя руками.
– Мама, там женщина лежала! Я видела кровь! Прямо на земле, мама! – Надя всхлипывала. – Мама, ее же затопчут насмерть!
– Наденька, я знаю! Знаю! Но что мы можем сделать?
У двери их дома Надя хотела задержаться, но Анна потянула ее за собой во двор. Там она остановилась и обняла дочь.
– Здесь мы в безопасности, слава Богу!
– Мама, а почему солдаты стреляли в детей?
– Наденька, солнышко, это была ужасная ошибка! – ответила Анна. – Сережа сегодня домой прибегал, он рассказал мне, что рабочие Путиловского завода утром собрались и пошли все вместе к царю. Они хотели просить его сделать что-нибудь, чтобы им стало легче жить. И когда они были еще на другом берегу Невы, казаки приказали им разойтись. Но рабочие не послушались, сказали, что хотят мирно вручить царю петицию!
Тут голос Анны задрожал, и она замолчала. Но в следующее мгновение продолжила, прижав к себе Надю:
– Солдаты начали стрелять по шествию еще до того, как они дошли до Троицкого моста!
– Но почему в детей, мама? – упрямо повторила Надя.
– Наденька, я думаю, что солдаты просто заволновались, когда увидели, что на них движется большая толпа, и хотели выстрелить в воздух, но эти дети забрались на дерево, у них над головами… Это была страшная ошибка!
Надя молчала. Ужас только что пережитого явственно отражался на ее побледневшем лице, когда мать повела ее через коридор в квартиру, где стоял привычный запах лекарств. Дома Анна помогла дочери снять пальто, которое та дрожащими руками повесила, аккуратно разгладив складки. Анна наблюдала за ней с болью в сердце. Дети! Надя видела, как они катались на коньках, смеялись, играли в снежки, а потом – эти мертвые тела в лужах крови.
Ее мысли прервал жалобный голосок:
– Мамочка, у меня живот болит… Меня сейчас стошнит!
Анна быстро отвела ее в спальню и уложила в постель под стеганое ватное одеяло. Девочка даже под ним продолжала дрожать, но вскоре согрелась и заснула. Анна села в кресло у кровати. Ей нужно было время, чтобы собраться с мыслями, прежде чем выйти к семье. У нее кружилась голова. Сколько людей сейчас мечется на улицах? Скольких уже застрелили или задавили насмерть? Конечно, там, в Александровском саду, это было чудовищно. Столько злых людей! Каким потрясением это должно быть для ее милой, послушной девочки! Наверняка это ужасное воспоминание теперь останется в ней на всю жизнь.
Анна вздрогнула. Там, на улицах… Ведь эти ни в чем не повинные люди, простые и доверчивые, просили только лишний кусок хлеба и хотели хоть какого-то улучшения жилищных условий! Ах, если бы Александр II не был убит в то мартовское воскресенье двадцать четыре года назад! Как трагично, как парадоксально, что это произошло именно в тот день, когда он собирался подписать бумаги, одобряющие план введения конституционной монархии. Не случись этого – быть может, сегодня не было бы этой бойни.
С каждым годом неуклонно растущее среди бедняков недовольство вылилось в то, что этим утром толпы рабочих, подстрекаемые их вожаком, радикально настроенным священником Гапоном, решили идти к Зимнему дворцу. Это должно было быть мирное шествие, так говорил ей Сергей. Рабочие шли с иконами, распевая молитвы. Но мирное шествие превратилось в кровавую бойню. Сердце Анны сжалось от жалости к невинным жертвам.
Какое облегчение испытываешь, когда понимаешь, что боль и насилие остались там, за стенами, когда оказываешься в своей квартире, в этом убежище, где тепло и пахнет домом! Она горько улыбнулась. Возможно, скромный дом семьи среднего достатка казался мещанским и маленьким по сравнению с дворцами графа Персиянцева и князя Полтавина, но здесь она была хозяйкой, любимой женой и матерью своих сына и дочери. Чего еще желать женщине ее сословия? Конечно, положа руку на сердце, нельзя сказать, что время, проведенное у Персиянцевых или у Полтавиных в имении Павлихино не доставило ей удовольствия, но ведь там она не была ни служанкой, ни хозяйкой…
Глава 2
Судьба распорядилась так, что Анна родилась в семье управляющего имением князей Полтавиных и потеряла мать в минуту рождения. По правде говоря, она всегда была благодарна князю, который принял ее в дом и взял на себя роль опекуна. Отец ее погиб, неудачно упав с лошади, когда ей было всего пять лет, и она выросла вместе с дочерью Полтавина, княжной Алиной.
Ни в Павлихино, ни в городе девочки в школу не ходили. К Анне в княжеской семье все относились как к ровне, а аристократы, как правило, нанимали домашних учителей. Занимаясь дома вместе с Алиной, она научилась играть на фортепиано, выучила французский и английский языки. Девочки были неразлучны. Когда кто-то из знакомых князя устраивал домашний праздник, их возили туда вместе, а позже они и балы посещали вдвоем. И все же между ними всегда существовало нечто, разделяющее их. Княжна Алина Полтавина, утонченная, хрупкая красавица, дочь аристократов, сызмальства воспитывалась для блестящего брака с кем-нибудь из придворных чинов, в то время как для Анны, кроткой кареглазой подопечной, пределом мечтаний было выйти замуж за обеспеченного мужчину из семьи среднего класса. Поэтому, когда восемнадцати лет отроду Анна встретила Антона Ефимова, сына местных помещиков, ей было лестно ощутить его внимание и откровенный интерес: она была для него личностью, а не способом добиться внимания прекрасной княжны Алины.
У Антона была мечта: закончив обучение, открыть частную врачебную практику в столице и все свое время уделять заботе о бедняках. От родителей он унаследовал небольшое состояние, к тому же рассчитывал получать стипендию в медико-хирургической академии Санкт-Петербурга. Этого должно было хватить на осуществление его мечты. Анна восхищалась тем упорством, с которым он шел к намеченной цели, и в то жаркое лето 1880 года, когда ей исполнилось восемнадцать, она не могла не полюбить такого доброго и серьезного юношу. Лунными ночами, когда они гуляли по аллеям парка Полтавиных, Антон посвящал ее в свои тщательно продуманные планы на будущее.
Впрочем, кое-какие его идеи вызывали у нее тревогу. Они были «слишком радикальными», как про себя называла их Анна; можно сказать, они были настолько либеральными, что даже их обожаемый царь-Освободитель не одобрил бы их. Об этом она как-то сказала Антону. Тот пожал плечами.
– Ничего нельзя добиться, если не выходить за привычные рамки, Анна, уверяю тебя. Я отнюдь не радикал, но я верю в осуществление социальной реформы без насилия. Уже двадцать лет как царь отменил крепостное право, и сейчас ходят слухи о возможности конституционной монархии. – Антон замолчал и отломал веточку жасмина, благоухающего возле беседки. Понюхав рассеянно белые цветы, он протянул ее Анне. – Царю сейчас нельзя медлить, – продолжил он. – На его жизнь было совершено уже несколько покушений. Да, неуспешных, но они все же имели место. Я считаю, все это происходит из-за того, что упразднение крепостничества не прошло гладко, приведя к определенным осложнениям. Сегодня нам как никогда нужны просвещенные, прогрессивные лидеры в правительстве, а не те замшелые бюрократы, которые сейчас занимают государственные посты и пекутся лишь о том, чтобы сохранить самодержавную власть царя.
– Но что мы можем сделать, Антон? – спросила Анна, не уверенная в том, что ей хочется быть вовлеченной в его опасные идеи.
Антон взял ее за руки.
– Если бы кто-нибудь обратился к нам, мы смогли бы помочь нуждающимся. Впрочем, давай сейчас подумаем о другом. – Он притянул ее к себе и улыбнулся. – Что ж ты так испугалась, Анечка? Да, я люблю поговорить, грешен, но к нам с тобой моя болтовня не относится. Нам ничто не мешает жениться и обзавестись кучей маленьких либеральных Ефимовых, верно? Ты дождешься меня?
Впервые в жизни Анна почувствовала, как ее с головой накрыло волной полного, безграничного счастья. В груди защемило от чувства благодарности судьбе за то, что она одарила ее любовью хорошего человека. Могла ли она знать тогда, что ее сердце наделено собственной волей и что настанет день, когда оно предаст ее? В ту мерцающую серебром ночь она приняла робкое предложение Антона с радостью. И объявление о помолвке княжны Алины с графом Петром, старшим сыном графа Персиянцева, давным-давно состоявшего при царе и снискавшего за верную службу немалых почестей, нисколько не затмило миг ее счастья. Нет, Анна была совершенно не против. Она была рада сохранить свое счастье в тайне, и, когда Алина, вся сияющая и окрыленная, наконец заметила необычный блеск в глазах подруги и спросила о его причине, та не поспешила поделиться с ней радостным известием.
Но Алина все же сумела выудить из нее новости и тоном настоящей светской дамы произнесла:
– О, c’est merveilleux![1]1
Это же чудесно! (Фр.) (Здесь и далее примеч. переводчика, если не указано иное.)
[Закрыть] Можно устроить двойную свадьбу!
Анна покачала головой.
– Нет, Алина, мы с Антоном пока не можем пожениться. Нужно дождаться, когда он закончит учебу, а это будет только через пять лет.
Всплеснув руками, Алина воскликнула:
– Замечательно! Значит, ты поселишься во дворце Персиянцева и будешь жить со мной!
– Ждать придется, наверное, еще дольше, – прибавила Анна. – Когда Антон окончит академию, ему еще нужно будет прослужить четыре года и семь месяцев, чтобы отработать стипендию. Если ему не дадут места в Петербурге, а пошлют в деревню, мне придется остаться здесь и ждать его.
Алина погладила Анну по плечу.
– Я уверена, граф Петр устроит так, чтобы его оставили в городе.
После свадьбы молодой Полтавиной Анна переехала вместе с ней в особняк Персиянцева в Санкт-Петербурге. Внушительное здание с зеленовато-голубыми стенами было построено на набережной Невы предком графа, который приехал в Россию из Персии еще в начале восемнадцатого века. Уверенная в том, что будущее ее определено (что ей предан серьезный мужчина, который учится, чтобы овладеть достойной профессией), Анна была готова ждать сколько нужно. Учеба отнимала у него почти все время, поэтому виделись они нечасто, в основном на чаепитиях и обедах у Персиянцевых.
– Мне ужасно плохо оттого, что я не могу проводить с тобой больше времени, – однажды признался ей Антон. – Но ты не жалуешься, и я хочу, чтобы ты знала: я очень ценю это. Мне повезло с тобой!
Они сидели в голубой гостиной Персиянцевых, где тускло-серый пиджачок Антона на фоне шелковой обивки мебели и прочей имперской роскоши казался вещью из другого мира.
– Зачем же мне жаловаться? Я ведь знаю, как тяжело ты трудишься, Антон.
Он подошел к мраморному камину и несколько мгновений смотрел на весело пляшущие языки пламени. Его худая фигура темным силуэтом выделялась на фоне беспокойного света, а в большом зеркале венецианского стекла над каминной полкой отражалось его задумчивое лицо.
– Я люблю тебя, Анна. Помни это всегда, – напряженно произнес он. – Знаешь, я иногда с волнением думаю о том богатстве, которое тебя окружает. – Он махнул рукой на стену, затянутую вышитым шелком. – Я не смогу дать тебе такой роскоши. Все эти блестящие балы, на которых ты бываешь, красивые наряды… Когда мы поженимся, я не буду богат настолько, чтобы обеспечить тебе подобную жизнь.
Она порывисто встала и подошла к нему.
– Антон, я выросла с этим, и, поверь, все это не вызывает у меня восторга. А что касается нарядов… – Она разгладила кружевные оборки на юбке и пожала плечами. – Я приняла их от Алины только потому, что думаю, я заслужила их. Видишь ли, почти все свое время я трачу на нее. – Анна на миг заколебалась, но потом все же продолжила: – Она часто жалуется на здоровье, и я начинаю подозревать, что у нее больные нервы.
На лице Антона появилась хитрая улыбка.
– О, я буду рад в будущем излечить ее от всех воображаемых недугов – за соответствующую плату, разумеется. А ты… Ты стала моим счастьем. Долгие часы учебы кажутся мне не такими скучными, когда я думаю о тебе.
Он с чувством привлек девушку к себе, но тут же, опомнившись, отпустил. Потом взял ее руки, поднес к губам и нежно по очереди поцеловал.
Мягкое тепло разлилось по телу Анны. Она любила этого спокойного трудолюбивого мужчину, который был так не похож на тех ветреных офицеров в сверкающей позументами форме, которых она встречала в Зимнем дворце. Подобное безмятежное, праздное существование было способно испортить любую молодую девушку, но Анна чувствовала, что та жизнь поверхностна и сиюминутна, поэтому не уставала напоминать себе, что должна быть благодарна судьбе за то, что у нее есть Антон.
Ожидание проходило беззаботно и вполне предсказуемо. Жизнь во дворце Персиянцева казалась Анне красивой и, можно даже сказать, сказочной, но при этом ужасно скучной. Единственным ярким пятном, озарившим однообразие ее существования, стал тот день, когда она была представлена при дворе, где увидела не только обаятельных великих князей и прекрасных великих княгинь, но и самого блестящего красавца – Александра II.
Однако даже не сам царь, а его вторая супруга, Екатерина Долгорукова, получившая титул светлейшей княгини Юрьевской, произвела на Анну самое сильное впечатление. Еще до вступления в брак с императором княжна подружилась с Алиной и Анной и часто приглашала их к себе на чай. Многие родственники императора относились к этому браку с крайним неодобрением, поскольку Долгорукова была не королевской крови и стала любовницей царя еще при жизни его первой супруги, Марии Александровны. Неприятие княжны детьми императора делало ее положение при дворе шатким. Возможно, сочувствие, которое испытывала к ней Анна, было вызвано тем, что она находила что-то общее между судьбой Екатерины и собственным положением во дворце Персиянцева. Хотя к ней и относились вполне доброжелательно, она всегда знала свое место. Анна была близким другом, но не ровней, она мечтала о том времени, когда они с Антоном поженятся и у нее появится дом, который она сможет назвать своим.
Ну а пока она ждала и готовилась к очередному большому событию этого сезона – императорскому балу под пальмами в Зимнем дворце, который должен был состояться 28 февраля 1881 года.
