Текст книги "Королева четырёх частей света"

Автор книги: Александра Лапьер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

Я отстранилась и вернулась на своё:

– Отец так гордится тобой, что готов сделать маркизой Южного моря.

– Этот титул ничего не стоит. Мне это совсем не интересно.

– А что тебе интересно? – настаивала я не без ехидства. – Подвиги аделантадо Менданьи тоже нет?

– О чём ты говоришь, бедняжка Петронилья? Подвиги Менданьи? Какие подвиги?

Я знала: ты воспитана на миллионе рыцарских романов. И на рассказах нашего отца о сражениях в Чили. Засыпала в колыбели под россказни его товарищей о том, какие сокровища они ещё откроют. Как все мужчины вокруг нас, как наши родные братья, ты мечтала завоевать все четыре части света. А титул маркизы Южного моря... если что-нибудь вообще, Исабель, могло тебя соблазнить, то только это. Кроме супруг Кортеса и Писарро никто ещё не носил имени земель, открытых их мужьями в Новом Свете.

Ты пожала плечами:

– Говорят, Менданья даже золота с Соломоновых островов не привёз. Да ничего не привёз. Ни серебра, ни жемчуга...

– Но что-то он привёз наверняка, иначе король не даровал бы ему таких милостей.

Мы замолчали. Потом заговорила я:

– Я видела дона Альваро. Он мне показался красивым мужчиной.

– Слабак.

– Слабак?

– Не смельчак, если тебе так больше нравится.

Ты бросила такое тяжкое, ужасное обвинение, что оно могло бы полностью оправдать твои поступки.

– Не смельчак! Почему ты так говоришь?

– Он позволил унизить себя при мне.

– Когда?

– Да в день его так называемого сватовства. У загона для быков. Ты тоже видела его и слышала. Его прилюдно объявили стариком. Бедным, хилым, кому одна надежда – жениться на мне. Ничтожеством, готовым пасть к моим ногам из-за приданого.

– Ты преувеличиваешь...

– Ничего я не преувеличиваю. Он позволил отцу так с собой обращаться. Ни слова не сказал, не шевельнулся, чтобы остановить его. Даже не вздрогнул от оскорбления.

– Может быть, не хотел тебя огорчать?

– Ты хочешь сказать: не может быть, а точно. А ещё точнее, не хотел огорчать капитана Баррето, который давал ему богатство.

– И всё-таки, тебе следовало поговорить с ним.

– О чём говорить с трусом?

– Но если бы он вернул тебе слово...

– Я ему никакого слова не давала, нечего и возвращать!

– А вдруг он всё-таки согласится уйти с дороги?

– Я ему не поверю.

– И будешь не права. Он готов разорвать сговор.

– Откуда ты знаешь?

– Он сам мне сказал.

– Ты что, видела его?

– Я тебе уже сказала, что видела.

– Неужели и ты, Петронилья, меня заманиваешь?

– Никуда я тебя не заманиваю. Исабель, он приходит сюда каждый день. Хочет повидать тебя. А недавно...

– Что недавно?

– Он обратился ко мне.

Ты хмуро посмотрела на меня:

– Как ты всего боишься, Петронилья... Боишься отца, боишься мужа... И от страха готова кого угодно предать, лишь бы от тебя отстали.

– Не говори так, Исабель! Я делаю всё, чтобы вывести тебя из лабиринта, в который ты забрела.

– Какого лабиринта? Мой новый духовник, которого ко мне прислали, чтобы приготовить к замужеству, всегда говорит одно: брак – это жертва, которую муж и жена приносят друг другу. Не перед священником, а перед Богом. А чтобы Бог эту жертву принял, на неё должно быть обоюдное добровольное согласие. Я не согласна. Вот и всё.

– Вот именно. Послушай, что предлагает тебе дон Альваро.

– Я вся внимание.

– Он тебе объяснит всё лучше, чем я.

– Могу и его послушать.

– Здесь и сейчас.

Я вскочила, пробежала через комнату, открыла задвижку.

И впустила аделантадо Менданью, который дожидался снаружи, на галерее.

Мужчина в твоей комнате – это было так неприлично, что я дрожала всем телом.

Я вернулась назад и села. Ты стояла прямо перед незваным гостем.

Глава 5
АДЕЛАНТАДО МЕНДАНЬЯ

Может, ты и удивилась, но виду на подала. Только сказала шутливо:

– Вы, сеньор, решительно вездесущи. Самое малое, что можно сказать, – времени даром не теряете.

Он улыбнулся:

– А мне сдаётся, я его уже порядком разбазарил.

Любая другая на твоём месте громко завопила бы и прогнала его. Тебе это и в голову не пришло. Я – другое дело. В общем, я только о том и думала: о твоём позоре, если кто-нибудь нас застанет. Такое свидание могло тебе стоить жизни... Да и всем нам троим.

Дону Альваро следовало быстро сказать тебе то, что нужно. Но он, кажется, был совсем выбит из колеи. Только глядел на тебя н не мог вымолвить ни слова.

Возможно, ты его напугала. Бедняга думал о тебе днём и ночью. Он очень хорошо знал, какую неприязнь ты к нему испытываешь. А я описала ему, как тебя стерегли эти месяцы.

Он представлял себе девушку с растрёпанными волосами, в грязных башмаках – такую, какой он тебя полюбил. А увидел важную даму, приодетую и разукрашенную.

В его глазах что-то такое промелькнуло. Должно быть, он догадался о твоём пристрастии к парадоксам: на улице ты в лохмотьях, дома – в парадном туалете.

Ты почувствовала его недоумение и перешла в наступление:

– Вы что-то хотели мне сказать? Извольте. Даю вам три минуты.

– Простите меня, что я столько медлил.

– Давайте к делу.

Я сжалась в кресле в комочек, стараясь стать как можно меньше. Но слушала – даже очень старалась не пропустить ни одного вашего слова. Этот разговор я должна была пересказать матушке. А если бы вдруг кто-нибудь появился, присутствие замужней дамы сделало бы вашу встречу хоть чуть-чуть менее скандальной.

Он начал:

– Не буду говорить вам о моих чувствах: я знаю, что вы в них не верите. В этом вы, может быть, не правы. Но я дал слово вашей сестре не докучать вам этим предметом.

– Если вы явились ко мне с такими речами, то можете удалиться. А если мой отец причастен к этому свиданию, скажите ему...

– Ваш отец к этому непричастен. А дон Херонимо защитит вашу честь. Он только что вызвал меня на дуэль. Мы дерёмся завтра.

– Ничего не понимаю.

– Я сейчас от вашего брата. Я разорвал свои обязательства перед вашим семейством.

– Уже?

– Уже.

– Окончательно?

Меланхолическая улыбка явилась во взгляде дона Альваро:

– И бесповоротно. Но не тревожьтесь: я не убью вашего брата.

– И напрасно откажете себе в удовольствии. Но скажите яснее: вы пришли ко мне объявить, что отказываетесь от этого нелепого брака?

– Я бы не стал употреблять таких слов... Увидев вас, я подумал, что передо мной чудо – это верно. Я видел вас рядом с собой: вы должны были стать королевой четырёх частей света. Познакомившись с вами, я подумал... Вы так полны жизни, донья Исабель. Но вскоре я понял то, что вы сами почувствовали инстинктивно. Я ничего не могу предложить такой девушке, как вы. Вы – сама жизнь; другого слова я не нахожу. И вся она перед вами. Я не имею права... Словом... Словом, я просто старый упрямец. В немилости у двора. Весь в долгах. Несколько раз разорялся... А хуже всего, что я не собираюсь сходить с этого пути. Я буду искать то, что искал, пока не найду. Когда-нибудь я вновь отправлюсь туда. Когда и как? Не знаю. Не знаю также, где кончается упорство и начинается безумие.

– Вы хотите сказать – чем настойчивость отличается от глупости?

– Да, я как раз об этом. Какая разница между Христофором Колумбом...

– И безумцем вроде вас? По моему мнению, никакой. Колумб, если я верно понимаю, ошибся во всём. Выходя в море, он не знал, куда направляется. Он даже не умел правильно пользоваться астролябией. Вы скажете на это, что я преувеличиваю. Мне это все всегда говорят. Тем не менее знаете, какое единственное различие между героем и сумасшедшим, между упорством и глупостью? Успех.

Аделантадо кисло улыбнулся.

– В таком случае, донья Исабель, про меня ответ ясен. Я полностью провалился! Огромная водяная пустыня перед моими глазами – должно быть, единственное место, где можно оставаться так долго, не видя ничего. Прошло целых три недели, пока перед нами из моря появилась тёмная глыба – наш первый остров.

– Вы уверены, что это был именно остров?

– Тогда я ни в чём не был уверен... Но вам, должно быть, скучно.

– Ничуть не скучно. Говорите. Я не буду вас больше перебивать.

– Нет-нет, перебивайте!

– Говорите, прошу вас.

– Да, это был остров.

Его голос дрогнул, и он замолчал. Ты повторила с настойчивостью, похожей на раздражение:

– Мне вовсе не скучно! Рассказывайте.

– При первых лучах рассвета 9 февраля 1566 года мы попытались подойти к берегу. Это было опасно из-за рифов. И вдруг перед нами, прямо над грот-марсом, явилась яркая-яркая, как бриллиант, звезда. Она сверкала даже в полдень. Я приказал взять курс прямо на эту звезду. Я понял: святая Изабелла послала её нам как путеводную. И привела она нас в бухту с прозрачной, глубокой зелёной водой. Я назвал этот остров Санта-Исабель и бросил якорь в бухте Звезды. Якоря звенели негромко, но огромно было наше чувство. С тех пор я и мои товарищи попали в рабство к островам Южного Моря.

– В рабство?

– Почему нет? Я никогда не видел ничего столь прекрасного. Туземцы, населявшие этот земной рай, тоже были прекрасны. У них был вождь, которого я смог очень полюбить. Его звали Билебанарра, а я называл просто Биле. Мы научили друг друга каждый паре слов своего языка и могли общаться. Я даже мог что-то объяснить и другим племенам. Но...

– Что случилось?

– Первое впечатление было прекрасное, но вскоре я осознал, что жители Санта-Исабель никак не хотят делить с нами трапезу. И здесь, и на других островах, которые мы открыли потом, туземцы не давали нам даже воды из источников. Если у них не было стрел и камней, они просто плевали нам вслед и показывали зад. Я из последних сил удерживал своих матросов: они желали проучить индейцев[9]9
  В романе «индейцами» называются коренные жители не только Америки, но и Тихого океана.


[Закрыть], но тех было так много, что я был убеждён в необходимости сохранять мир. Однажды, когда мы служили мессу на суше, передо мной предстал вождь банды, уже нападавшей на нас. Он нёс перед собой четверть человеческого тела и детскую руку вместе с плечом. Вождь протянул их мне и сказал: «Наэла» – «Съешь это». Тогда я понял, что мы высадились среди людоедов. Я взял то, что он предлагал мне, и тут же похоронил в земле. Вождь был страшно оскорблён и удалился вместе со своими людьми на близлежащий островок. Тут-то и начались наши настоящие злоключения.

В комнате было почти совсем темно. Ты слушала его, Исабель, как никогда никого при мне ещё не слушала. Я не видела лиц: ни твоего, ни дона Альваро. Только два силуэта... И слышала вдохновенный голос, раздававшийся в темноте:

– На другое утро я послал баталёра набрать воды на берегу. Там его ожидало более двухсот индейцев. С гор бегом спускались ещё новые. Увидев всё это с корабля, я прыгнул в шлюпку вместе с солдатами. Мы шли против отлива. До берега пришлось добираться долго, хотя мы гребли изо всех сил. Побежали к речке, где баталёр с помощниками должны были набирать воду. Там мы их не нашли. Я подумал, что они укрылись на речном островке. Переплыл туда и увидел своих людей, разрубленных на куски. У одних не было рук и ног, у других головы. Всем отрезали кончик языка и вырвали клыки. Если у кого голова оставалась на месте, то была разрублена надвое и вскрыта, как гранат: дикари съели их мозги. Это страшное происшествие нас поразило до глубины души. Туземцам удалось внушить нам ужас.

– И это вы называете земным раем?

– Я зову это новым светом.

– Но это путешествие в ад!

– И всё же такое путешествие стоит того, чтобы его повторить... Я приказал собрать бригантину, которую мы привезли в разобранном виде. Это судно вмещало тридцать человек и могло плавать по любому мелководью. На бригантине я послал своего главного штурмана, старого Эрнана Гальего, вокруг острова. Он открыл с другой стороны великолепный архипелаг, а самую большую землю в нём нарёк Гуадалканалом. Её вид напомнил ему золотые и серебряные рудники в родной андалусской деревне.

Пришло время двинуться дальше. Удача была с нами; мы смогли встать на якорь в бухте другого острова, который я окрестил Сан-Кристобаль. Я послал восемь человек искать драгоценные металлы. На них и тут напали индейцы; долго нашим продержаться не удалось. Но они вернулись и сказали мне, что видели на туземных воинах золото. Сами они не принесли ни унции, но клялись, что в ручьях на острове золота множество.

Однако не было и речи, чтобы нам там обосноваться. Слишком много было больных и раненых. Старший штурман Гальего думал, что надо немедленно отправиться в Перу и вернуться с новой провизией, новыми кораблями, новыми людьми. Все были с ним согласны. Только я хотел ещё отправиться на юго-восток на поиски Неведомой Земли, которая, по утверждению моего картографа, должна находиться между пятнадцатым и двадцатым градусом южной широты[10]10
  Австралийский материк действительно находится в этих широтах, но не к юго-востоку, а к юго-западу от Соломоновых островов.


[Закрыть]. Я знаю, вы слышали о нём – о мерзавце Сармьенто; теперь он утверждает, что это ему Испания обязана моими открытиями. Вы не можете не знать, что писал Сармьенто королю по этому поводу. Но всё, что он говорит, – неправда. Я всегда считал этого человека негодяем, но не мог не ценить его знания. Тогда он считался – да и теперь считается – самым великим географом Нового Света. Итак, я решил вернуться, как предлагал мой главный навигатор, но прежде поискать континент, существование которого предсказывал Сармьенто. Мы подняли якоря в среду 11 августа, простояв у Сан-Кристобаля пять недель. С собой я захватил четверых пленных индейцев, чтобы они научили меня своему языку.

Плаванье на юг выдалось чрезвычайно тяжёлым. Грота-рея сломалась, грот порвался, корабли не могли идти дальше. Я чувствовал, что зреет бунт. Старший штурман замечал, что, продолжая следовать курсом, на котором настаивал Сармьенто, мы затеряемся в бескрайнем океане, о котором никто из нас ничего не знал. Он обратился ко мне с письменным рапортом, призывая вернуться как можно скорей. Все рулевые, офицеры и матросы обоих кораблей подписали эту петицию, давая ей законный характер. Мне ещё не хватало мореходного опыта. Пришлось согласиться с мнением этих господ. Я приказал Гальего отправиться к северу – это направление он считал единственно возможным. И тогда мы попали в одну из самых сильных бурь в моей жизни. Она продолжалась около двух недель. В урагане мы потеряли из вида второй корабль. Когда непогода унялась, у нас не было ни мачт, ни шлюпок, и все запасы подошли к концу. Опять стал назревать бунт. Мне удавалось сдерживать его ещё две недели, а затем всемогущий Господь в неизречённой Своей милости изволил спасти нас... Уже готова была начаться резня – и тут нам в борт ударило бревно. Мы бросили якорь в пустынной бухте моря Кортеса, в Калифорнийском заливе. Это было на рождество 1567 года.

– А что второй корабль?

– Он тоже спасся. На той же неделе он, к великой нашей радости, появился. На нём был мерзавец Сармьенто, который теперь обвиняет меня, что я нарочно его покинул. Ещё он говорил, что из-за меня провалилась вся экспедиция, потому что он якобы знал, где находится новый континент, а я не нашёл его. Это была тяжкая клевета. Он повсюду распространял её, прибавляя всякие небылицы, и пожаловался на меня мексиканским властям. Я велел арестовать его, чтобы он перестал нам вредить. Ему удалось бежать.

Потом он отрицал своё бегство, уверяя, будто я второй раз бросил его, высадив на берег против его воли. По его словам, я неожиданно вышел в море.

Я много говорю вам об этом человеке, донья Исабель, потому что вы, как и все в Лиме, должны, полагаю, знать о нашей распре и как дорого она мне обошлась.

11 сентября 1569 года я увидел берега Перу. Мы отплыли отсюда двадцать два с лишним месяца тому назад... Из ста шестидесяти человек я потерял тридцать пять. Впрочем, я избежал нескольких бунтов и привёл оба корабля в порт. Итак, донья Исабель, вы всё знаете!

– Как «всё»? Я ничего не знаю! Что случилось, когда вы вернулись?

– Вы действительно хотите знать, что было дальше?

– Недостаёт ещё пятнадцати лет поисков.

– Поисков? Пятнадцати лет борьбы и тяжб! Высадившись в Лиме, я узнал, что мой дядя губернатор Лопе Гарсия де Кастро отозван в Мадрид, а преемник его – не кто иной, как дон Франсиско де Толедо, смертельный потомственный враг моей семьи. Для меня начались неприятности.

Я немедленно отправился к Толедо доложить о своих открытиях и вернуть королевский штандарт. У меня было чувство, что я выполнил свою миссию. Я был первым мореплавателем, который пересёк Тихий океан в Южном полушарии. Я нанёс на карту, прежде совершенно чистую, два десятка земель, которыми завладел от имени Испании. Я открыл большой архипелаг, богатый ископаемыми, который мои люди нарекли Соломоновыми островами. Толедо выслушал меня. А через четыре месяца, в феврале 1570 года, он согласился отправить королю письмо, удостоверяющее, что я хорошо потрудился и проявил больше рассудительности, чем можно было ожидать от моих двадцати пяти лет. В то время мне было уже двадцать семь, но это неважно. Он прочитал мне начало этого послания, по которому у меня создалось впечатление, что он собирается поддержать мой план новой экспедиции, но утаил остальное, где ругал меня последними словами.

Мерзавец Сармьенто – географ, жаловавшийся на меня в Мексике – был из его окружения. Сармьенто наплёл ему, что Его Величество отнюдь не обязан обращать ко Христу Соломоновы острова, поскольку они не упоминаются ни в одной папской булле. Я совершил ошибку: взорвавшись, громко заявил, что папа и не мог их упоминать, потому что никто о них не знал, покуда я не открыл их!

Как бы то ни было, недобросовестность Сармьенто дала Толедо в руки необходимое оружие. Во втором докладе он привёл множество доводов, которыми приближённые короля пользовались, чтобы отвратить его от новых завоеваний. Для Испании и так нелегко удерживать свои колонии и управлять ими; нет никакого смысла добавлять к нынешним сложностям множество проблем, которые повлечёт за собой новое путешествие в неизвестность. Но это было ещё не худшее из препятствий, с которыми мне пришлось бороться в наступающие годы.

Всё решительней обращаясь против меня, Толедо написал королю третье письмо с советом не слушать болтунов и обманщиков, которые могут явиться в Испанию со своей ложью. Что касается лжи и обмана, то на это как раз Толедо и Сармьенто были мастаки! Они препятствовали моему отъезду, но через два года после возвращения с островов я прибыл в Мадрид.

Началось бесконечное сидение, чтобы получить аудиенцию у нашего доброго короля, Его Величества Филиппа II. Ожидание продолжалось три года. Тем временем я старался употребить свои средства, чтобы подарками и пирами завоевать дружбу великих вельмож, которые могли ввести меня ко двору.

Я не буду рассказывать про всё, что я делал, сколько вытерпел, как бесился. Старания принесли свои плоды: 12 апреля 1574 года меня пригласили явиться в Эскориал. Наконец-то!

По правде говоря, с аудиенции, которой удостоил меня король, я вышел в смешанных чувствах. Но главное всё-таки получил: дозволение на конкисту западных островов со многими чинами: аделантадо, генерал-капитан, верховный судья. Кроме того, король обещал возвести в сан маркиза Южных морей два наших поколения: меня и моего сына. Но зато снарядить экспедицию я должен был за собственный счёт. И не только это... Я обязан был внести в королевское казначейство залог в две тысячи дукатов. Дядя ссудил мне эту крупную сумму. Я продал наследство, полученное от матери, и купил в Испании такое оружие, какого не найти в Новом Свете. Затем со всеми сундуками и аркебузами погрузился на корабль в Севилье. Только в конце 1576 года я прибыл в порт Панама. Там я собирался зафрахтовать корабль и дойти на нём до Кальяо, где можно было бы купить остальные.

К несчастью, градоначальником в Панаме был приятель вице-короля Толедо – мошенник, которого мой дядя некогда уличил в огромных злоупотреблениях и выслал из Перу. Я давно знал этого человека. Звали его дон Габриэль Лоарте, доктор прав. Мне было известно, что он человек бессовестный, подлый и мстительный. Дядя мой в Совете Индий много сделал к его невыгоде, но теперь как раз умер. Такому человеку, как Лоарте, ничего теперь не стоило навредить мне.

Я уже собирался отправиться в Лиму, и тут градоначальник вдруг заявил, будто один ветеран моего первого плавания погрузил свой сундук, не уплатив пошлины. Нас обоих арестовали и бросили в тюрьму. Что в тюрьму! – в клоаку для чёрных рабов. Этим арестом он рассчитывал отнять у меня и честь, и жизнь.

Мало того, что я не имел никакого отношения к этому дурацкому делу – мой арест ещё и нарушал королевский указ, по которому я подчинялся только Совету Индий и никакой судья, даже вице-король, не мог вмешиваться в мои дела. Оскорбление было таким колоссальным, что даже советники Лоарте в конце концов возмутились и заставили выпустить меня. Но пока меня не было, все нанятые моряки разбежались, а судовладельцы отказались от предприятия.

В Лиме дела пошли ещё хуже. Мне удалось завербовать новый экипаж, но Толедо забрал у меня людей под предлогом необходимости борьбы с английскими пиратами, а именно с корсаром Френсисом Дрейком, который только что разграбил Акапулько и теперь подходил к Кальяо.

Позвольте уточнить, донья Исабель: для борьбы с пиратами Толедо не сделал ничего – именно ничего, я хорошо обдумал это слово. Я гнался за англичанином по своему собственному почину. Но мне было не догнать Дрейка на своей скорлупке.

Когда я вернулся в порт, Толедо опять посадил меня в тюрьму. На сей раз под предлогом, что мой корабль якобы повернул назад в виду неприятеля.

Я пробыл в заключении месяца три. Мои сторонники, в том числе ваш отец, прилагали усилия, чтобы освободить меня, но экспедиция застопорилась.

Финансовое положение моё стало катастрофическим. Набранные мной волонтёры жили в страхе. Всё делалось только втайне – так мы боялись, что вице-король прознаёт о моих планах. Я знал: покуда Толедо у власти, никуда я не отплыву.

Не знал я другого: у моих полномочий срок был всего на двенадцать лет!

Ты, Исабель, чуть не умерла от смеха:

– Так вы, короче, всю жизнь провели за решёткой? Недурно для великого мореплавателя!

Менданья тоже улыбнулся:

– Вот какой интересный взгляд на мою судьбу!

– Теперь я понимаю, почему вы никогда не приходили с визитом к отцу!

– Я знал, что немилость при дворе не даёт мне жениться. К тому же мои бессвязные мечты – явно не то, в чём нуждается жена.

– Смотря какая жена.

– Думаю, никакая не согласилась бы выйти за человека, которые всё своё имущество вкладывает в наваждение, в химеру – называйте как хотите – и раз за разом разоряется из-за этой химеры. Как бы то ни было, вас это сумасбродство никоим образом не касается. Я думал, что встреча с вами позволит мне свободно предаться ему. Я ошибся. Я отказываюсь от вас. По крайней мере, отказываюсь отправляться на ваши средства. Что до остального... Я не буду вам рассказывать, будто нашёл там кучи золота, каменьев, жемчуга. Совершенно напротив. Я не привёз ничего, что имело бы хоть какую-то рыночную стоимость. И всё же... Прошло семнадцать лет, а я всё ещё не прозрел. Нисколько. Индейцы там – людоеды; женщины их красивы, но чернят зубы; обратный путь ужасен. И всё же у меня есть только одно желанье. Красота этих берегов, восход солнца над заливом, свет, отвесно падающий через пальмовую листву, необычайные звери, запахи... Я только одним глазком поглядел на этот мир – и остался им упоён! Хочу лучше узнать его! К тому же колонизация Южного моря – не только мой бред. Она необходима для нашей безопасности. Я так думал тогда – думаю так и сейчас. Единожды пройдя Магеллановым проливом, корсары вернутся вновь. Испания должна владеть тихоокеанскими островами как аванпостами против вторжения желающих захватить Новый Свет, придут ли они с востока или с запада. Я имею в виду англичан, голландцев и французов.

– А знаете ли, дон Альваро, что вы можете показаться убедительным?

– Вы мне льстите. Я старался ничего от вас не скрывать. Не смейтесь надо мной в тот миг, когда расходятся наши пути.

– Я совсем не смеюсь, и особенно теперь – когда наши пути, как вы говорите, расходятся.

– Мне давно следовало отречься.

– Отречься?

– Да. Отречься от новых земель, про которые я даже не уверен, что они существуют. Дело не в одних островах: их-то я хотя бы видел, у меня есть доказательства. Но южный континент, который я ищу? К которому стремлюсь! Это слух, который ходит среди моряков... Моя гипотеза... Ничто.

– Хотите, я предложу вам ещё более опасную гипотезу? Отказ – вот истинная гибель! Зачем оставлять другим славу ваших завоеваний? Да ни в коем случае! Препятствия, с которыми столкнулись вы, – точно те же, которые встречали Христофор Колумб и Фернандо Магеллан. Перечитайте рассказы об их путешествиях. Как вы, они не знали, где найдут земли или проливы, которые искали; им тоже грозили мятежи; они знали клевету и предательство тех, кто желал присвоить себе их труды... И для чего всё это? Для торжества идеи! Да какой идеи? Просто мечты... На самом деле так утешительно, что Бог сотворил таких мечтателей, как вы. Вам дела нет до людоедов; вы идёте наперекор лихорадке, кораблекрушениям, отчаянию, смерти... И думаете только о том, чего вы не видели!

– Вы ошибаетесь: кое-что – вернее, кое-кого я видел очень ясно. Видел вас рядом со мной... И вот эту-то мечту я должен вырвать из своей души.

Ты ничего не ответила, Исабель.

Что ты могла добавить к своей долгой речи? Только по твоему молчанию я и поняла, как ты взволнована.

Что испытала ты, видя безупречную честность этого человека? Он признался: женясь на тебе, мог бы осуществить мечту всей жизни. И однако решил потерять всё... И тебя. Из любви к тебе.

Ты не напрасно упоминала великих первооткрывателей. В человеке, стоявшем перед тобой, ты увидела тот род отваги, о которой всегда мечтала сама. Он имел достоинства личностей, которыми ты восхищалась.

Сердце твоё билась так сильно, что ты поднесла к груди руку и сжала её в кулак.

Будто не обратив внимания на последнюю фразу дона Альваро, ты, как ни в чём не бывало, произнесла:

– Что касается всего прочего – я не знаю, что вы сделали с собаками моего брата, но слышу, как они бегут сюда. Они очень злые, знаю по опыту... Бегите: жалко будет, если они вас загрызут.

Но было поздно. В дверном проёме появилась грузная фигура Херонимо.

Я в ужасе вскочила с кресла.

Дон Альваро шагнул вперёд, прикрывая тебя. Но тебе защита была не нужна. Ты подошла прямо к Херонимо и гордо произнесла:

– Ах, братец, как ты, кстати, явился. У меня для тебя две хороших новости. Первая: аделантадо Менданья тебя не убьёт. Во всяком случае, на сей раз. И вторая: ты прав – не бывать двум петухам на одной навозной куче.

– Навозная куча – это, должно быть, ты?

– Кто же ещё? Можешь доложить отцу, что я ему покоряюсь. Склоняюсь перед его волей и уступаю его желанию. Всем его желаниям. Я выйду замуж за дона Альваро. И отправлюсь в Южное море. Искать Пятый континент.

* * *

«Ты сдержала слово.

Ваш брак был заключён через неделю, в мае 1586 года, в нашей церкви Святой Анны.

Что касается другого обещания – выйти в море, чтоб утолить своё неизбывное желание, – то с этим пришлось подождать.

Сражение только начиналось».