Текст книги "Королева четырёх частей света"
Автор книги: Александра Лапьер
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 27 страниц)
Королева четырёх частей света

ОБ АВТОРЕ

Александра Лапьер
Имя писательницы Александры Лапьер, автора увлекательных исторических романов, широко известно не только в родной Франции, но и в других странах. Её книги переведены на английский, испанский и другие европейские языки. Теперь и российский читатель сможет познакомиться с её творчеством.
Александра Лапьер – дочь известного французского писателя и сценариста Доминика Лапьера, от которого, видимо, и унаследовала литературный талант, но осознание истинного своего призвания пришло к ней не сразу. Она родилась в 1955 году, училась на филологическом факультете в престижнейшем из вузов Франции, Сорбонне. Затем решила попытать счастья за океаном, став сценаристом в Голливуде. Окончила университет Южной Калифорнии в Лос-Анджелесе, получив степень магистра гуманитарных наук, сотрудничала с Американским институтом киноискусства.
В 1981 году она вернулась во Францию и с головой погрузилась в писательскую деятельность. После трёх лет напряжённой работы появился её дебютный роман «Львица бульваров» об эпохе Наполеона III. Книга была тепло встречена читателями и критиками. Успех был совершенно заслуженным, ведь помимо писательского мастерства Александра Лапьер наделена талантом и чутьём настоящего учёного-историка. Каждая её книга – это плод долгих и скрупулёзных исследований документов и свидетельств, знакомство с местом событий. При этом ей, сохраняя верность историческому факту, удаётся вдохнуть жизнь в образы своих героев.
Героями её книг становятся те, кто зачастую оказывался в тени своих более знаменитых современников. Так, существует достаточно много биографий Роберта Луиса Стивенсона, и хотя многие исследователи признают огромную роль, сыгранную не только в жизни, но и в творчестве писателя его женой Фанни, первая полноценная художественная биография музы автора «Острова сокровищ» принадлежит перу именно Александры Лапьер. Роман «Фанни Стивенсон» был опубликован в 1993 году, получил литературную премию и очень быстро был переведён на английский язык, сделав имя писательницы широко известным во всём мире.
Не обошла Лапьер своим вниманием и русскую историю. В 2008 году вышла её книга «Вся честь людская», посвящённая очень своеобразной и почти забытой личности Джамалуддина Шамиля – сына знаменитого имама Шамиля. В 1839 году отец выдал девятилетнего Джамалуддина заложником царю Николаю I. Мальчик вырос в России, усвоил русскую культуру, принял христианство и стал офицером русской армии. И когда ему приходит время возвращаться домой, он оказывается на разломе между двумя цивилизациями... Работая над романом, автор многие часы провела в библиотеках Москвы и Санкт-Петербурга, побывала в горных долинах Кавказа.
Непосредственно связана с нашей историей и последняя из вышедших на данный момент книг писательницы «Мура, память в огне» (2016). Она посвящена биографии загадочной Марии (Муры) Будберг, урождённой Марии Игнатьевны Закревской. Эта удивительная женщина была гражданской женой Максима Горького, а позднее – возлюбленной Герберта Уэллса, подозревалась в связях с английской и советской разведками, писала сценарии для кинофильмов.
Теперь с творчеством Александры Лапьер получит возможность ознакомиться и российский читатель. Опубликованный в 2013 году роман «Королева четырёх частей света» переносит нас в далёкий 1595 год, в эпоху Великих географических открытий и завоеваний. Посвящён он Исабель Баррето – уникальной женщине, ставшей волей судьбы руководителем экспедиции испанского флота, вышедшей из Перу на поиск загадочного южного материка – «Неведомой Австралии». Как всегда, эта книга стала плодом тщательных архивных и библиотечных разысканий, а также удивительного таланта автора, сумевшего непредвзято и увлекательно рассказать о легендарной личности и её непростом времени. Вскоре после выхода книга получила несколько литературных премий, среди них две премии за лучший морской роман (Prix de la Мег 2013, Prix Marine et Oceans 2013) и премия за лучший исторический роман года во Франции (Prix Historia 2013).
Александр Яковлев
Избранная библиография Александры Ланьер:
«Львица бульваров» (La Lionne du boulevard, 1984)
«Фанни Стивенсон» (Fanny Stevenson, 1993)
«Артемизия» (Artemisia, 1998)
«Похититель вечности: удивительная жизнь Уильяма Петти» (Le Voleur d’etemite: la vie aventureuse de William Petty, 2004)
«Вся честь людская» (Tout l’honneur des hommes, 2008)
«Королева четырёх частей света» (Je te vois reine des quatre parties du monde, 2013)
«Мура, память в огне» (Moura, la memoire incendiee, 2016).
К ЧИТАТЕЛЮ
Доминику Лапьеру,
моему горячо любимому отцу
посвящается
Свобода, Санчо, есть одна из самых драгоценных щедрот,
которые небо изливает на людей; с нею не могут
сравниться никакие сокровища: ни те, что таятся в недрах
земли, ни те, что сокрыты на дне морском. Ради свободы,
так же точно, как и ради чести, можно и должно рисковать жизнью...
Исабель Баррето родилась в Лиме около 1568 года и умерла в сентябре 1612-го в перуанских Андах. Она существовала на самом деле.
Существовали и два её мужа: знаменитые испанские мореплаватели Альваро де Менданья и Эрнандо де Кастро, которые страстно любили её. Существовал и её конкурент, главный навигатор португалец Педро Фернандес де Кирос[2]2
Больше известен под португальской формой фамилии Кейруш.
[Закрыть], который с той же страстью её ненавидел, и все второстепенные персонажи этой книги.
Чтобы рассказать об их приключениях, об этой эпопее, превосходящей всякий вымысел, я позволила себе вообразить их переживания, как если бы они жили в современном мире, и модернизировать язык Золотого века.
При этом я твёрдо держалась истинных дат и фактов, насколько они мне известны.
В конце романа читатель найдёт карту путешествий Исабель Баррето в Южном море[3]3
См. Эпилог.
[Закрыть]. Желающие узнать больше могут справиться со словариком реалий Нового Света в конце книги, а также найти ссылки на неопубликованные источники о четырёх героях этой истории и краткую библиографию по освоению Тихого океана и путешествий на Пятом континенте после его открытия Христофором Колумбом.
Пролог
«ДО БОГА ВЫСОКО, ДО КОРОЛЯ
ДАЛЕКО – ВСЕМ СЛУШАТЬ МЕНЯ!»
1595
При кровавой луне на чёрном песке неизвестного острова посреди Тихого океана умирал мореплаватель Альваро де Менданья. Он оставлял супругу среди сообщников казнённых им мятежников. Она стояла у его изголовья. Ей было двадцать семь лет. Она любила его. Он её покидал.
Над ними на подмостках высилась гигантская статуя Девы Марии, снятая с корабля. Мадонна с распростёртыми руками хранила четыре судна экспедиции; они были написаны в объёмном изображении между складок её хитона.
Три корабля стояли на якоре в непроглядной тьме бухты в нескольких сотнях метров оттуда.
Командующий флотом, которого все здесь называли аделантадо (предводитель), лежал в пальмовой хибарке-времянке и, задыхаясь, диктовал при свете факела свою последнюю волю. Его секретарь сидел в головах топчана и записывал каждое слово.
Это был официальный, нотариально заверенный акт. Командующий хотел, чтобы к нему нельзя было придраться.
В перерывах между стонами и хрипами он, в присутствии алчных матросов и обезумевших конкистадоров, диктовал следующее:
«Я, Альваро де Менданья, милостью Его Величества Филиппа II, короля Испании, губернатор и генерал-капитан всех островов Южного моря, в здравом уме... по свободной своей воле..., рассуждению... и выбору, оглашаю сим моё завещание... нижеследующим образом и по следующей форме:
Назначаю мою законную супругу донью Исабель Баррето единственной владелицей и совершенной хозяйкой всего имущества, привезённой мною на эти берега. А также всего прочего имущества, каковое ныне принадлежит мне или может быть обнаружено в будущем.
Завещаю донье Исабель Баррето наследственный маркизат, полученный мною от моего государя короля Испании, а также все прочие титулы и отличия, которыми Его Величеству благоугодно было меня удостоить.
Назначаю её командующим всеми вооружёнными силами, ныне находящимися под моим командованием, в чине генерал-капитана моей армады и аделантады этой экспедиции.
Вверяю ей полную власть над моими людьми: матросами, солдатами и колонами – и над всеми моими судами, чтобы она добилась исполнения моей воли, продолжив открытие, завоевание, христианскую проповедь и колонизацию Земли Моей Догадки.
Именем Его Величества объявляю Исабель Баррето, мою законную супругу, представителем королевской особы на Тихом океане.
Настоящим завещанием отменяю все прочие, объявляя ничтожными и недействительными все мои предшествующие завещания и распоряжения.
Такова моя последняя и неоспоримая воля.
Дано на острове, названном мною Санта-Крус, в бухте, названной мною Грасьоса, 18 октября 1595 года в присутствии моих капитанов».
Пять человек выступили из толпы и подошли подписать завещание.
Донья Исабель опередила их.
На глазах свидетелей она что-то прошептала на ухо супругу.
Тот с трудом заговорил опять:
«Объявляю...»
Секретарь застыл в сомнении.
Собрав последние силы, аделантадо приподнялся и прикрикнул на него:
– Пишите!
«Объявляю, что ежели сказанная донья Исабель Баррето пожелает после моей смерти опять выйти замуж, она сможет свободно распоряжаться всем моим имуществом. А равно, что супруг, которого она выберет, также сможет распоряжаться моим имуществом, носить титулы и знаки отличия, которыми Его Величеству благоугодно было удостоить меня».
Секретарь протянул ему перо.
Росчерк дона Альваро, обычно весьма изящный, теперь дрожал, как он сам, и обрывался, как его жизнь.
Супруга отпустила свидетелей. Взяла завещание, положила в ларец мужа, заперла на три ключа, а ключи повесила себе на пояс.
Сделав это, она рухнула на колени. Слёзы текли по её лицу; она прятала их, склонив голову. Донья Исабель склонилась к самому песку, пыталась молиться, но уже не могла скрыть жгучей скорби и только тихо рыдала.
Он позвал её. Она разом поднялась.
Он попытался в последний раз остановить на ней угасающий взгляд. «Исабель, Острова...» Он смешал их в одном вопросе.
– Что будет с Островами? Что будет с тобой?
– За меня не тревожься.
– Золотые острова существуют. Я видел их!
– Конечно, видел.
– Не дай другим отступиться... Не отступай сама...
Исабель успокаивала его:
– Чтобы я да отступилась?
Она взяла его за руку; он с силой сжал её ладонь.
Сама того не сознавая, она пыталась влить в него крепость и жар:
– Я пойду до конца, ты меня знаешь.
Он закрыл глаза и так лежал.
Альваро де Менданья не только страстно любил жену: такую молодую, красивую, богатую, сильную женщину, воплощение жизни во всех её проявлениях. Он ещё глубоко уважал её и знал, что это за человек.
Она была равной мужчинам.
Если кто может здесь править, если кто может выжить – то только она.
– Ты должна быть королевой четырёх частей света...
Эти слова он говорил, когда объяснялся ей в любви. И ещё раз – когда просил руки. И шептал их утром после первой брачной ночи.
– Ты должна быть королевой четырёх частей света... – твердил он теперь, умирая.
Ночь кончилась, солнце достигло зенита – и 18 октября 1595 года дон Альваро де Мендоса с этими же словами испустил дух.
* * *
И что теперь?
– До Бога высоко, до короля далеко. Здесь – всем слушать меня!
Книга первая
ТРИНАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ.
КАЮЩАЯСЯ ГРЕШНИЦА И ДВА ЕЁ МУЖА
Золотой век Испании
1608
Лима, монастырь Санта-Клара
Глава 1
БОЖЬЯ МАТЕРЬ МОРЕПЛАВАТЕЛЕЙ
В 1608 году на развалинах цивилизации инков в Лиме воздвигались башни собора, балконы вице-королевской резиденции, дворцы с решётчатыми ставнями, двориками, фонтанами – роскошь испанской архитектуры эпохи барокко.
Эрнан Кортес и Франсиско Писарро уже полвека как лежали в могилах. Серебро из рудников Потоси оплачивало войны в Европе. Люди Нового Света продолжали искать Эльдорадо и смотреть в будущее.
Смотреть на море, омывающее Перу – на Тихий океан. За ним лежали державы, которые ещё предстояло завоевать.
И хотя как нельзя более далеки от этого были помыслы монахинь в Лиме, отрезанных от мира неодолимыми стенами, но за решёткой на хорах церкви клариссинок, и за другой решёткой – деревянной, за бархатным занавесом и холщовой гардиной таилось нечто, будившее желание свободы, служившее символом Америки.
То не был запечатанный ларец в алтаре – золотой реликварий, хранивший мумифицированное сердце отца-основателя, блаженного дона Торибио, которого в Риме уже готовились причислить к лику святых. И не «монстранц[4]4
Сосуд, в котором хранится причастие.
[Закрыть] сестёр святой Клары», пожертвованный монастырю семьями новоначальных монахинь – дочерей и внучек конкистадоров, украшенный таким множеством огромных, тяжёлых жемчужин, что Христовы невесты в одиночку не могли достать её из шкафа в ризнице и водрузить на алтарь.
То была раскрашенная деревянная статуя – повторение другой статуи, поглощённой водами Южных морей – Божья Матерь, дорогая сердцу одной из благодетельниц монастыря.
Дарительницу звали донья Исабель Баррето.
Она тоже была дочерью конкистадора; два её мужа входили в число величайших капитанов Нового Света. Взяв на себя украшение комнаты, в которой монахини, скрытые от посетителей, пели мессу, она заказала для неё в Севилье статую, которую особенно почитала, и выписала итальянского живописца расписать нишу, предназначенную служить для статуи ковчегом.
Теперь Мадонна стояла в нише, большой как альков, с написанным на лазурном фоне фреской орнаментом, напоминавшим о ветре и пенистых волнах.
Стоящая статуя была исполнена в человеческий рост. Не было ни апостолов, ни святых, ни ангелов с арфами и трубами, ни даже коленопреклонённых дарителей по обе стороны, как было принято для произведений этого рода.
Не было и Младенца на руках.
Она была одна.
Столько грусти или, может быть, сострадания излучал потупленный взор Мадонны, что глаза Её, казалось, плакали, губы испускали стон, сердце кровоточило. Но слёзы по лицу не текли, и семь мечей не пронзали сердца.
Святая Дева стояла, скрестив руки, а на изнанке хитона, распахнутого как два крыла, были видны четыре галеона, словно плывших вокруг Неё. Большие корабли испанского флота в складках гигантской деревянной пелерины художник изобразил объёмными.
Немного наклонив голову, она представала заступницей каравелл, галиотов, фрегатов, даже барок и шлюпок, написанных на цоколе статуи.
Любовью своей Дева Мария обнимала четыре океана, четыре континента, цепочки островов, терявшихся вдали, за ней.
Весь мир – четыре части света.
Перуанские моряки называли эту Мадонну Божьей Матерью Мореплавателей, монахини Санта-Клары – Божьей Матерью Раскаяния, а дарительница – Божьей Матерью Пустынницей.
Но не правдоподобие в её лице, не пристальный взгляд стеклянных зрачков, не длинные волосы на плечах сильней всего действовали на зрителей, а женщина, молившаяся перед ней, лёжа ниц на земле и раскинув руки крестом.
Все видели только её – донью Исабель в холщовом платье. Она пожертвовала эту статую, и она же погружалась перед ней в бесконечную покаянную молитву.
Носи она, подобно другим здесь, облачение ордена клариссинок с покрывалом, никто бы не удивился. Но длинные волосы, разметавшиеся вокруг неё, ясно говорили, что пострига она не принимала. Она была от мира, и доступ в клуатр был строжайше запрещён ей уставом.
Конечно, знатные дамы, подобные Исабель, могли уйти за монастырскую ограду – жили там временно на покое или, овдовев, принимали монашество.
Но донья Исабель была замужем – и не оставляла обители.
Строжайший пост, умерщвление плоти, слава, разнёсшаяся о её подвигах, внесли смятение в среду монахинь и беспокоили аббатису. Её поведение будило в душах сестёр чрезвычайную тягу к делам мира.
В чём же она так каялась?
«В каких-то страшных грехах, в каких-то преступлениях», – перешёптывались даже самые милосердные...
Вопросы, слухи... Каждая толковала по-своему.
И вот уже монастырь разделился на два лагеря. Белые сёстры – простые монахини – восхищались её воздержанием; чёрные сёстры – приближённые аббатисы – осуждали чрезмерное изнурение.
Она вносила раздор.
Даже молча, в темноте, на коленях, с глазами, выжженными слезами, изнурённая молитвой и постом, донья Исабель была ярко освещена на соблазн многим.
Глава 2
АББАТИСА
Как часто бывает, рассвет над Лимой был тусклый. Ни один луч не падал на бесконечную ограду монастыря Санта-Клара, напоминавшую тюремную во всякое время года.
Монастырь был расположен на площади более двух гектар. Огромный монастырь: город в городе. Несколько сот насельниц толклись по его улицам, складам, мастерским, амбарам, прачечным, кухням, собранным по разным кварталам, смотря по происхождению и положению сестёр. Ночью они, опять же согласно уставу, собирались в дортуарах, а иные, кому ранг дозволял такую привилегию, почивали в своих кельях. Социальная иерархия соблюдалась здесь ещё строже и была ещё незыблемей, чем при испанском дворе.
Но какое бы место ни занимали монахини в иерархии, надо всеми в монастыре всегда нависали серые тучи. Кресты и распятия повсюду были окутаны туманом. А охра на стенах домов не выцветала под полуденными лучами.
Что ж такого? Чем мешал Христовым невестам этот вечный туман? Цветы, плоды и сердца раскрывались здесь почти без солнца и совсем без дождей. Нескольких лучиков, лёгкой росы хватало растениям и цветам, чтобы расти и украшаться. Чем мешала хмурость Города Царей служительницам Господа, если они-то жили в Божьем свете?
Но аббатиса жаловалась на климат: донья Хустина де Гевара родилась в Севилье и тосковала по небу своего детства. Она утверждала, что полвека сплошной серости испортили её характер. Кроме этой вечной жалобы в ней не было ничего напускного. От природы спокойная, в общении простая, она ничем не болела, хорошо спала, хорошо кушала и железной рукой правила своим владением. Никто не смел оспаривать её власть. За четыре года она сделала свой монастырь самым богатым и популярным в городе. А между тем игра с конкурентами шла крупная: было ещё четыре женских монастыря, гордившихся большей, чем Санта-Клары, древностью. Иные существовали даже с самого основания города – с 18 января 1535 года, дня, когда в этой части света празднуют Богоявление. В честь этого праздника Лима и носила название «Город Царей»[5]5
Город Царей (Сьюдад де лос Рейес) – первое официальное название Лимы. Имеются в виду волхвы, поклонившиеся Младенцу Христу, – в католической традиции «цари», память которых празднуется вместе с Богоявлением.
[Закрыть]. Теперь, семьдесят лет спустя, пятая часть женского населения столицы Новой Кастилии жила в монастырях Рождества Христова, Непорочного Зачатия, босых кармелиток и Святой Троицы.
Но самые знатные из знатных семейств хотели отдать своих дочерей в монастырь Санта-Клара. Донья Хустина добилась этого своими мерами. Она проводила очень строгий отбор, а вступительный взнос для привилегированных монахинь («чёрных сестёр») установила в размере двух тысяч песо. Тысячу песо платили «белые сёстры» – менее обеспеченные сёстры, которые прислуживали «чёрным». Все они должны были представить доказательства подвигов своих отцов и limpieza de sangre («чистоты крови») в трёх поколениях. В их жилах не должно было течь ни капли еврейской крови. Собственно, это правило действовало везде: нарушить его не посмел бы никто. Но донья Хустина особенно строго следила за чистотой крови своих монашенок. Если иные аббатисы закрывали глаза на не вполне достоверные родословные, лишь бы кандидатки носили одно из славных имён конкисты, то донья Хустина требовала оригиналы документов, выданных в Испании, – доказательства совершенно безупречного происхождения, добыть которые в Новом Свете было очень трудно. Кроме того, существовало и другое, ещё более неодолимое препятствие: аббатиса объявила, что принимает только таких девушек, которые совершенно свободно исповедуют истинное желание принести свою жизнь в жертву Богу.
И вот результат: списки соискательниц в монастырском совете росли на глазах.
Стремительный взлёт, который поставил её во главе монастыря, ясно говорил о её чутьё и властолюбии. Вопреки всем законам, положенным для монашеской жизни, она сама сделала свою карьеру. Первый архиепископ Перу, блаженный дон Торибио, которого уже называли и святым Торибио, нарушил ради неё орденские правила, забрав из ордена августинок и переведя во францисканский орден как настоятельницу монастыря Святой Клары Ассизской. Ради неё он преступил и уставы собственного ордена, назначив Хустину пожизненной настоятельницей, хотя аббатисы монастырей Святой Клары должны были обязательно избираться и не более, чем на три года. Не соблюдено было и правило о возрасте: аббатисе должно было быть не менее пятидесяти лет, а Хустине не исполнилось и сорока.
Настоятельница же была покорна церковным властям и всячески старалась, чтобы новый епископ не вспомнил, что власть она получила с некоторыми нарушениями.
Её пожизненное правление только начиналось.
Итак, не из-за погоды не спалось такой женщине, как донья Хустина, этим хмурым ноябрьским утром 1609 года. Она приняла решение – вернее, собиралась направить одну из овец своих, гибнущую душу, вверенную Господом её попечению. Надобно было надзирать за ней, не раздражая епископа и не оскорбляя благотворителей монастыря.
Чтобы не растерять союзников.
Совесть редко мучила донью Хустину. Сердце её не ведало тоски и сомнений. Мистических трансов она тоже не знала. Как и все чёрные сёстры, аббатиса умела читать и писать, но не была любознательна; труды великих богословов её к себе не влекли. Вера её была похожа на неё саму: такая же крепкая, бодрая, несокрушимая, как сама её полная фигура, являвшаяся по всему монастырю. Уверенная в том, что Господь ведёт её и подсказывает любой самый малый шаг, донья Хустина жила спокойно.
Но теперь она столкнулась с казусом, который требовал от неё величайшего хитроумия, – и в ней бушевала буря.
С этим «казусом» (другого слова для предмета своей тревоги она не находила) донья Хустина была знакома давно. Его знали во всём Новом Свете, а имя ему было – донья Исабель Баррето де Менданья де Кастро.
Раньше её звали короче, но величава и горделива эта женщина была всегда. Даже в отцовском доме, в девичестве, затерявшись в числе шести сестёр (а всего детей в семье было одиннадцать). Где бы ни селилось это семейство, всегда эта улица превращалась в «улицу доньи Исабель». Её красота или, вернее, стать, её познания во всём: латыни, географии, владении оружием, – её высокомерие и отвага стали легендой Перу.
И впрямь – казус. Или монстр.
Все капитаны, ходившие с товаром между Китаем, Филиппинами, Мексикой и Испанией, знали историю её путешествия в Южное море. Больше двадцати тысяч километров от Лимы до Манилы. Весь Тихий океан насквозь... По сравнению с этим расстояние, пройденное Христофором Колумбом, не шло ни в какое сравнение! Переход был так невероятен, что сами мореплаватели называли подвиги доньи Исабель «странствием царицы Савской к Богу». Такая вот риторическая фигура, попахивающая ересью...
По крайней мере, богохульством.
На этот счёт аббатиса не заблуждалась. Лукавый обретался где-то рядом. Но прежде она не подозревала, насколько велика опасность.
А если бы и видела, то как бы избежала?
Как могла она не принять у себя донью Исабель Баррето де Менданья де Кастро?
Супруги доньи Исабель были высокородны, три её сёстры уже находились в монастырях Лимы, а одна из двух старших весьма отличилась в том же монастыре Санта-Клара; сама донья Исабель пожертвовала «Божью Матерь Пустынницу» и сделала много других щедрых даров для Церкви – по всему этому она получила от нового епископа благословение дожидаться в тишине и покое возвращения супруга. Второго супруга.
После Дня Всех Святых 1608 года она могла по своей воле удалиться в избранный ею монастырь на время отсутствия ушедшего в море знаменитого капитана Эрнандо де Кастро, управляющего серебряными рудниками Кастровиррейна, кавалера ордена Сантьяго.
Донья Исабель выбрала Санта-Клару.
Великая честь.
Считая, что благочестивый подвиг столь важной дамы послужит на пользу монастырю и в поучение миру, аббатиса велела заново отделать одну из самых красивых келий. «Кельями» в Санта-Кларе называли жилища, занятые чёрными сёстрами – освобождёнными от хозяйственных забот, элитой. Чёрных сестёр было двадцать; каждая жила в отдельном домике, купленном для неё роднёй – они были их законными собственницами. За фасадами с мраморными капителями и гербами на воротах находились цветущие дворики и богато меблированные гостиницы. То были маленькие дворцы, обильно населённые служанками-индианками и чернокожими рабынями. Все они попадали за эти высокие стены вместе со своими хозяйками, и обратно уже ни одна не выходила.
Итак, одну из келий, по соседству с кельей доньи Петронильи Баррето де Кастро (в монашестве матери Марии Младенца Иисуса, старшей сестры доньи Исабель) поспешно привели в порядок, чтобы сёстрам было удобно вместе ужинать, музицировать, принимать в гостях других монахинь из числа своих родственниц. Для их кухарок предназначалась общая кухня посредине между домиками.
Но донья Исабель явилась без прислуги. Одна. Настолько одна, насколько позволяли приличия.
Она могла позволить себе такую причуду, зная, что муж когда-нибудь заберёт её отсюда.
Никаких рабынь. Никакой мебели. Никакого белья. Ничего – ни сундуков, ни туалетов, ни украшений. Через Лиму она прошла босиком из любви к Господу нашему Иисусу Христу, Который на кресте не стыдился своей наготы.
И хотя голову она не остригла, но изуродовала великолепные светлые волосы, сразу по приходе в монастырь выкрасив их в чёрный цвет. То был знак скорби и покаяния.
Аббатиса оценила величие жертвы. Но она и не предполагала, какие подвиги последуют за этим.
Донья Исабель отреклась от бархата и парчи и надела холщовое платье – балахон грубее, чем самая простая рубаха. На шее она носила не свои любимые ожерелья и жемчуга, а железный обруч, стягивавший горло. Со своего ложа сбросила тюфяки из самого лёгкого и нежного пуха, а на их место положила деревянную доску и полено вместо подушки.
Обет молчания, прилежное посещение богослужений, ночи в молитве, недели строгого поста – сперва столь скромное поведение светской дамы льстило аббатисе. Она-то боялась, что донья Исабель смутит души сестёр роскошью и легкомысленным поведением... Тут она ошиблась. Каков пример для белых сестёр – монахинь низшего статуса, служивших чёрным! А какой пример для «доньядас», служивших белым сёстрам! Какой пример для остальных – служанок и рабынь: видеть, как знатнейшая дама всемогуществом Божьим так же, как и они, обращена в ничто!
Но с течением времени радость доньи Хустины поблекла. Даже совсем пропала. Потому что через полгода жительница обители дошла до такого состояния, что стало ясно, к чему она в конце концов стремится.
Никто уже не мог узнать в этом измождённом теле прежнюю женщину. Энергичная походка, округлые формы, румянец на щеках – от всего этого и следа не осталось.
За полгода.
И случилось такое превращение по её собственной воле – аббатисе это было ясно. Донья Исабель встала на путь полного самоуничтожения.
Но что скажет муж, что скажет семейство, когда увидят вместо неё живой скелет? Что скажет епископ, вверивший её попечению Санта-Клары и доньи Хустины, которую все считают умной и доброй?
Аббатиса просила молитвенницу следить за собой и даже очень настаивала, чтобы та немного поела и отдохнула.
Донья Исабель ничего не сказала, но не послушалась.
Её духовника просили быть с ней помягче, не налагать таких тяжёлых епитимий. Он признался, что не в силах руководить ею. Донья Исабель исполняла всё, что он накладывал на неё в покаяние, но притом ещё сама себя изнуряла такими лишениями, о которых он вовсе не говорил.
Его стали расспрашивать, но священник отказался что-либо говорить, и только каменное лицо его давало понять, сколь важную тайну он хранит. Какой великий долг платит эта грешница Господу.
Неужто прегрешения доньи Исабель были так ужасны?
Под сводом алькова, предохранявшего кровать от землетрясений, донья Хустина ворочалась с боку на бок на тонких полотняных простынях. Было отчего! Она вспоминала, какие споры неделя за неделей сотрясали её капитул. Четыре чёрных сестры, которые вместе с ней управляли делами аббатства, каждый день исчисляли, какими ещё пытками истязала себя их гостья. Они рассказывали, что донья Исабель лишает себя сна, лишает хлеба, лишает воды. Она даже те несколько капель, что позволяла себе, дабы не умереть от жажды, зачерпывала из вонючего пойла для свиней. Ходил ещё слух, что она ни днём, ни ночью не снимает власяницы из-под рубашки.
Что до этого тайного самоистязания, то ни следа от него не отражалось на её лице. Но каждый здесь знал, что ей приходилось стискивать зубы – и очень крепко стискивать! – при малейшем движении. Говорили даже, что власяница эта сплетена не из пеньки и конского волоса, как обычно, а из выворотной свиной кожи. Свиная щетина заносила заразу в открытые раны на спине, оставшиеся после плётки, которой она хлестала себя по обычаю. А хлестала свирепо, приговаривая так: «Жена алчная, жена себялюбивая! Увы, душа бесчувственная! Увы, душа безжалостная! Увы, душа нелюбящая!»
От такого покаяния всё тело доньи Исабель, конечно, превратилось в одну сплошную рану.
Ладно бы только это. Но спросим ещё раз: что скажет муж, что скажут родные, когда обнаружат её в таком состоянии?
Этот вопрос, больше всего беспокоивший аббатису, помощниц её не занимал.
На их взгляд, было зло куда страшнее, чем расстройство здоровья доньи Исабель Баррето де Менданья де Кастро.
Она умерщвляла плоть совсем не так, как сами они во время поста.
Они покоряли тело, обуздывали свои земные побуждения. Молитва устная и безмолвная, сокрушение в грехах вели их душу на путь совершенства. И все они инстинктом понимали, что не к духовному совершенству стремится донья Исабель. Поведение её примерно, но цель не такова – не подражание Страстям Христовым.
– Она не сокрушается, а обуяна гордыней.
– В великие заблуждения впала она.
– Надобно, чтобы наши сёстры никоим образом с ней не сообщались!
– Ложное смирение – первый признак сатаны, ищущего соблазнить легковерных!
– Надобно увести её с пути мнимого покаяния – а не то просто выгнать!
Таков был приговор. И такова проблема.
Выгнать из монастыря Святой Клары донью Исабель Баррето де Менданья де Кастро? Немыслимо!
А впрочем... что тут такого?
Донья Исабель не следовала наставлениям духовника, не повиновалась распоряжениям аббатисы, даже отказалась занять назначенную келью по соседству с сестрой – вот сколько нарушений устава!
Теперь она желала прислуживать за столом белым сёстрам, а ночевать в дортуаре доньядас – монастырских насельниц самого низкого ранга. Такой безумный поступок бесчестил её, оскорблял и аббатису, и чёрных сестёр, и белых. Всему монастырю это было бесчестьем.








