Текст книги "Королева четырёх частей света"

Автор книги: Александра Лапьер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

Неприкрытый шантаж Морги отныне не позволял ей просить у него одолжения. Нельзя было притворяться, будто не знаешь, какой благодарности он за это потребует. «Я подожду. Кто знает, что нам готовит грядущее? Один поцелуй, сделайте милость...» С души воротило от бешенства и презрения.

Быстро поднимаясь по лестнице, она столкнулась с Эрнандо: он спускался навстречу. Он не ожидал увидать её здесь: ведь она приказала карете ожидать её и отвезти в порт.

Возбуждение в её взгляде он принял за гнев на свой счёт.

– У меня были дела дома, – робко сказал он. – Я не знал... Она не отвечала.

Смущённый мыслью, что он, как можно подумать, не сдержал слова и преследовал даму до самой спальни, молодой человек пытался успокоить её.

– Я ухожу, уезжаю... Я сделал вам неприятно, испугал вас? Скажите что-нибудь, прошу вас! Не надо меня бояться...

Она подняла голову – и сама удивилась тому, что ответила:

– Со мной ничего не случится, чего я сама не хочу.

С отвагой человека, совершающего непоправимое и знающего это, она поднялась на ступеньку, разделявшую их. На лице у неё была мука.

– Что за важность, боюсь ли я? – прошептала она.

Он сжал её в объятиях.

Через секунду они уже знали, что ощущения этой первой ночи навсегда запечатлеются в их памяти. То была страсть слепая, разнузданная, равная для них обоих.

А после – общее чувство вины.

* * *

Все эти годы она восхищалась достоинствами аделантадо, которых в ней самой, как она знала, не было. Добротой, терпением, состраданием... Он был её наставником, которого она не переставала почитать. Теперь она узнала другой род привязанности. Жгучую близость. Неодолимое безумное слияние.

* * *

– Что ж, – сказал Эрнандо кузену в ответ на вопрос, почему он молчит, – если хочешь для меня что-то сделать, то можешь.

– Слушаю тебя и рад служить.

– Твоя пагода всё ещё твоя?

– К твоим услугам.

– Благодарю.

Больше Эрнандо ничего не сказал – не желал объяснять, для чего ему это нужно.

Против обыкновения, он теперь воздерживался с Луисом и от шуток, и от признаний. С самого первого их разговора про «породистую кобылку» он не рассказывал, как объезжает её. Никаких намёков. Даже имя доньи Исабель он всегда произносил как бы совершенно невзначай. Но Дасмариньяс знал, как он упорен, и не сомневался, что победа близка. Если уж Эрнандо что задумывал, то загорался и добивался своего. Понятно: ему нужно было где-то прятать связь с аделантадой Менданья. Связь тайную и шикарную. Достойный плод победы.

Они немного помолчали. На одном из островков болотистой речки стоял китайский павильон на сваях. Санглеи прозвали её «пагода раджи». Испанцы передавали множество рассказов о том, какие ужасы творили там малайцы, когда островом владели мусульмане. Теперь здание наполовину разрушилось, и Дасмариньяс с лёгким сердцем уступил его кузену. Эрнандо приведёт его в порядок, выберет на складе все предметы роскоши, подходящие для любовных свиданий...

– Знаешь ли, что я тебе скажу? – заговорил Дасмариньяс. – По моему мнению, они в Перу очень глупо воспитали эту женщину. Сделали из неё важную даму и совершенно испортили. А ведь в ней по отцу-португальцу должна быть еврейская кровь. Она гораздо лучше дамы: она превосходная купчиха.

– Замолчи, будь любезен! – взревел Эрнандо и чуть не схватил друга за горло.

Дасмариньяс так и замер. Он ведь говорил просто так...

Серьёзное дело, чёрт побери совсем! Эта вдовушка его решительно свела с ума.

– Сам не знаешь, что говоришь, – буркнул Эрнандо и ушёл.

* * *

Они встречались в полдень.

Нетерпеливый, как всегда, Эрнандо являлся в пагоду первым. В здании под высокой горбатой крышей была только одна круглая комната. За ставнями окон, выходивших на реку, он слышал далёкий плеск вёсел. Она прибывала по каналу.

Он распахивал ставни и не сводил глаз с подножья больших деревьев. Оттуда должна была появиться пирога. Он ждал её так, словно от её прибытия зависела вся его жизнь. За две недели она стала необходима каждому его нерву, каждой капельке его крови.

Лодка Исабель подходила прямо к помосту. Он знал, что Инес с гребцами будет ждать её где-то на берегу за рекой. Она же поднималась одна.

Он слышал, как торопливо стучат её туфельки по лестнице. Видел, как на помосте является её тень.

Эрнандо открывал дверь. Вместе с ней врывался свет, колыхание воды, отражавшееся бликами на лакированных стенах с изображениями драконов.

– Слава тебе, Господи, – говорил он, – вот и ты! Если бы я тебя не дождался – не выдержал бы, сошёл бы с ума.

Нетерпение Эрнандо выражалось в опьянённой болтливости, она же не произносила ни слова. Закрывала за собой двустворчатую дверь, один за другим затворяла распахнутые им ставни. А потом скидывала мантилью.

Только после этого она на него глядела пристальным взглядом, в котором парила улыбка. И вся светилась от любви.

Он распускал ей корсет, спадавший на паркетный пол с металлическим звоном, как рыцарская перчатка. После этого падали юбки. Он вставал на колени у её ног, отодвигая фижмы, а она тем временем освобождалась от кружевного пьедестала. Ещё мгновенье – и он созерцал её обнажённой. Она стояла над ним, подняв руки, поддерживая причёску, упиваясь собственным бесстыдством. Потом ложилась на постель, он к ней – и начинали кататься в обнимку. Путаясь в её волосах, Эрнандо уже почти изнемогал. Они делили желанье раствориться друг в друге. Они знали, что их слияние будет полным.

Она лежала голая на спине поперёк кресла, поставив ногу на живот Эрнандо, и смотрела на него. Он ощущал, как её внимательный, восхищённый взгляд ласкает ему волосы, брови, губы. Не сводя с него глаз, она поглаживала его пяткой. Он любил это прикосновение, любил лодыжки – такие тонкие, что можно обхватить их двумя пальцами. Любил и её быструю, свободную поступь по мостовой.

Он ласкал её в ответ, гладил ногу снизу до колена. С этой лаской приходили вопросы. Тогда они начинали разговаривать обо всём. О торговле. О кораблях. О китайцах. О будущем.

– Что ты собираешься делать с Соломоновыми островами? – спрашивал он.

– Вступить во владение, это моё право.

– Я понимаю. Но как?

– Спроси лучше Кироса, – шутливо ответила она.

Эрнандо сел.

– Кироса? Какое тебе дело до Кироса?

– Очень большое. Он по-прежнему мой главный навигатор на «Сан-Херонимо».

Мысль о том, чтобы отобрать у неё корабль, завладеть им за бесценок, Эрнандо давно уже бросил. Наоборот: мечтал ей его подарить. Готов был употребить своё состояние, чтобы сделать «Сан-Херонимо» таким, каким она знала его при отплытии из Лимы, когда галеон был горделив, силён и изящен.

Но последняя проделка дорого стоила капитану Кастро. На отступное, которое пришлось выплатить тому семейству, ушла вся его наличность. Он ещё не оправился после этого.

– Там, в Перу, – спросил он, – сколько стоило снарядить экспедицию? В общем итоге?

– Пятьдесят тысяч золотых дукатов.

– Пятьдесят тысяч? – Он протяжно свистнул. – Вот чёрт!

– Не считая галиота и фрегата: они были не наши.

– Сейчас я такую сумму собрать не смогу. Мне нужно года два.

– На деньги от шёлка, купленного у китайцев, я собиралась...

– Про шёлк де Веры забудь. У меня на складе лежит во сто раз больше того, что ты у него купила. И лучшего качества. Если бы нам удалось в этом году вывезти его в Акапулько и продать, пятьдесят тысяч почти набралось бы.

– Но как же взять за один раз в сто раз больше, чем мой шёлк? Даже если бы Морга позволил, такой груз на манильском галеоне занял бы две трети трюма. Это невозможно.

– Да, но место есть на «Сан-Херонимо».

Она нахмурилась.

– «Сан-Херонимо» нужно почистить и поставить новый рангоут. Сейчас он не может выйти в море.

– А этим займусь я. Оплатить новую экспедицию к Соломоновым островам я сейчас не могу. А на ремонт хватит.

Она встала, как была, нагая, с разгоревшимся лицом. Он предлагал ей осуществить её мечту.

– Ты серьёзно говоришь? – дрожащим голосом спросила она.

Молодой человек даже не стал отвечать. Взгляд его загорелся, он наслаждался своей идеей. Вообще-то Эрнандо уже несколько дней её обдумывал. План его определился; он считал его уже исполненным и теперь не стерпел бы никаких проволочек. Его карие глаза стали светлее – сделались почти жёлтыми.

Она забегала по комнате.

– Ты понимаешь, что ты мне сейчас предложил?

– А по-твоему что?

– Ты хочешь перевозить на «Сан-Херонимо» контрабанду!

– Какую контрабанду? Я сполна уплачу все пошлины, и даже сверх того. Два процента при отплытии, одиннадцать по прибытии. Если мы вернёмся в Мексику на «Сан-Херонимо», казна получит около пяти тысяч песо. Поверь, никто нам и слова не скажет.

Она всё не могла успокоиться. Дух захватывало. Починить «Сан-Херонимо», возобновить экспедицию... Она продолжала ходить туда-сюда: натыкалась на кресло и поворачивала обратно.

– Ты остановишься когда-нибудь? – насмешливо спросил он.

Она обернулась и серьёзно посмотрела на него:

– Хорошо. Сейчас остановлюсь.

Она подошла к постели и склонилась над ним. От подступившего желания у него перехватило в горле.

– Выходи за меня, – еле слышно выговорил он.

* * *

– Не понимаю, не понимаю, не понимаю!

– Чего же вы не понимаете, донья Хуана? – угрюмо спросил Дасмариньяс.

– Не понимаю, как такой дворянин, как ваш кузен, может связать себя с такой, как донья Исабель. Она же настолько его старше!

– На четыре года, – всё так же мрачно уточнил Дасмариньяс.

Он не счёл нужным упомянуть о том, что дон Эрнандо был несовершеннолетним. Что до двадцати пяти лет ему, чтобы жениться, нужно было разрешение губернатора. То есть Морги. Или Дасмариньяса. Разговор между кузенами по этому поводу получился бурным.

Крутить с гобернадорой любовь – это одно дело. Жениться – совсем другое. Кастро Боланьос-и-Риваденейра Пиментели были в родстве с графами Лемос. Их род был намного, намного знатнее, чем у доньи Исабель, которая к тому же не приносила никакого приданого. С какой стороны ни посмотри на этот брак, он позорил Эрнандо. Это был мезальянс.

Кроме того, если Эрнандо покидал Филиппины, чтобы открыть торговлю в Мексике, это означало конец камбоджийским планам. В Маниле они могли бы оставаться компаньонами. Но их время здесь кончалось.

– Положение затруднительное, – высказался дон Антонио де Морга. – Этак и наши вдовы с дочерьми начнут выходить замуж за кого вздумается! Без разрешения отца, братьев, чьего бы то ни было.

– Вы ошибаетесь, дон Антонио, – возразил Дасмариньяс. – Братья Баррето обеими руками за! Они говорят, что это брак вполне естественный: аделантадо Менданья не мечтал бы о лучшем преемнике, чем его родственник.

– И всё же, – не уступал Морга, – если наши вдовы и дочери начнут сами подбирать себе мужей знатней себя, моложе и богаче...

– При чём тут они? – прервал его Дасмариньяс. – Вы ведь говорите только об этой женщине!

– Вы правы... Я не знаю, что такое гобернадора, какого это рода существо. Но чтобы действительно прямо-таки...

Он не закончил мысль.

Исабель Баррето сочеталась браком с Эрнандо де Кастро в Манильском соборе в мае 1596 года. День в день через десять лет после первого своего замужества. Через семь месяцев после смерти Альваро. Через три месяца после прибытия на Филиппины.

И через двадцать четыре часа после совершеннолетия того, кто стал её главной в жизни любовью.

По странному капризу судьбы в это самое время в Лиме испустил дух капитан Нуньо Родригес Баррето.

Но об этом донья Исабель узнала лишь много позже.

Её горячо любимый отец отдал душу Богу в тот самый миг, когда она вручала свою любимому человеку.

Глава 15
«БОЛЬШЕ ВСЕГО ЛЮБОВЬ ПОХОЖА НА АД»[29]29
  Св. Тереза Авильская. – Примеч. авт.


[Закрыть]

Со дня свадьбы у неё началась новая жизнь. Избавившись от страха перед будущим, Исабель целиком предалась своей радости. Молодость Эрнандо её не смущала. В двадцать восемь лет она твёрдо шла тем путём, который сама полагала своим.

Ночь без объятий Эрнандо казалась ей пыткой. Он стал её сокровищем. Точно так же, как мечта о золотых островах царя Соломона, сила тяги к Эрнандо ослепляла и переполняла её. Согласию же между ними Исабель сама удивлялась. Равновесие сил, гармония, какой она ещё никогда не знала. Они разделяли общую любознательность, общую любовь к роскоши, общую практическую сметку... и общую жажду власти.

Он оказался таким же стремительным, как она, таким же алчным и упорным. Способным на беззаветное сострадание и на несравненную жёсткость. Эгоизм жил в нём в той же мере, что и жертвенный дух. Дорогим людям он был абсолютно верен. К тем же, кого не любил или был равнодушен – столь же абсолютно чёрств.

Исабель обрела своего двойника.

Никогда она не была ни сентиментальной, ни суеверной, но, обратившись к зёрнам и ракушкам Инес, с удивлением увидела, что там верно отмечены основные даты их истории, и без устали слушала добрые предсказания. Она считала дни и часы, которые они проводили друг без друга, и не тревожилась о том, что эта страсть поглотит их обоих.

Они мчались вперёд в одном ритме. И он и она так торопились жить, что не могли и представить себе, что может случиться, если они вдруг собьются с шага.

Когда она погружала в глаза Эрнандо свой взгляд – тот долгий взгляд чёрных очей, который был самым страшным её оружием, – он падал на колени, обхватывал её талию, утыкался лицом в живот и срывающимся голосом лепетал, как любит её. Никогда он так не ощущал величия и достоинства Исабель, как у её ног, когда сама она прямо, неподвижно стояла перед ним, вся объятая нежностью к нему. Молодой человек чувствовал, как ласковая рука ложится ему на голову, как лёгкие пальцы гладят её ото лба до затылка. И такая ласка волновала ещё больше объятий. Это движение проникало в самые глубины его души, наполняя восторгом от того, что он покорил эту женщину, и ужасом от поражения ещё более сокрушительного: он уже не существовал без неё. Она была его солнцем и радостью. И знала это. Знала она и то, что была его слабостью, изъяном в его броне. Она упивалась, чувствуя, как он трепещет, улыбалась тому, что он испытывает, и собственному обожанию тоже улыбалась. Эрнандо был бог, уязвимый только в эту пяту. Для неё – он был весь её. Вместе с непостоянством и безрассудством. Вместе с нетерпением и отвагой. Вместе с проворством и непринуждённостью. Всё это было в её власти. И она уже обдумывала грядущие сражения.

– ...Риски ты можешь взять на себя, Эрнандо. Остальное обеспечу я.

«Остальное»? Оба они понимали, о чём она говорит: о трудностях возвратного пути. Как привести в порядок «Сан-Херонимо» до начала сезона ураганов? Три недели... Невозможно. И думать нечего.

Настал конец долгим послеобеденным часам в тени прикрытых ставень в пагоде, сладостным сиестам под золотыми драконами. Конец ночным балам в резиденции, придворным интригам. В их дворце на Пласа-Майор вновь завалили столы инвентарные списки и расходные книги. А в каюте «Сан-Херонимо» громоздились друг на друга сундуки.

Эрнандо поймал её на слове. Он шёл вперёд без оглядки и не скупился на расходы. Исабель поддерживала и ободряла его. Пусть действует, пусть рискует: она трудилась, чтобы обеспечить тылы. Оба они жили в обстановке кипящих приготовлений.

Нескончаемых.

Через месяц после свадьбы «Сан-Херонимо» был готов выйти в море. Немыслимое дело, настоящий подвиг, и оба они внесли в него свою долю. Мачты и реи заменены, корпус просмолён, обшивка починена. Сто шестьдесят человек экипажа, все отборные моряки, получили плату вперёд. Воды и провианта вдосталь.

Теперь-то уж на галеоне гобернадоры всем всего хватит. Она всё предвидела.

Только две небольших детали Исабель не могла одолеть или взять под контроль: время приезда нового губернатора и ярость стихий.

Время поджимало. Ни один галеон, уходящий в Мексику, не смел поднимать паруса после 15 июля. Это был непременный закон, который очень её беспокоил. Ещё бы! Всю дорогу от Санта-Крус до Манилы Кирос твердил ей: при попутном ветре можно плыть с востока на запад, но обратно по Тихому океану вернуться нельзя иначе, как пользуясь единственным путём, открытым неким монахом-путешественником тридцать лет тому назад. Этой дорогой, бесконечной и страшной, каждый год проходил манильский галеон. Альтернативы не было: пользуясь муссонами, дующими с юго-запада, подняться очень высоко, к тридцатому или сороковому градусу северной широты, с помощью сильных западных ветров достичь побережья Калифорнии, а оттуда спуститься вдоль берега и достичь Мексики. И знать, что на подветренных островах невозможно высадиться, а значит, запастись водой и дровами. И так шесть месяцев. Пройти половину земного шара, не имея возможности нигде передохнуть. Каждый третий корабль вынужден был повернуть назад, так и нс дойдя до Акапулько. А те, которые доходили, теряли две трети команды. Даже если вовремя сняться с якоря, свирепые японские тайфуны, непостоянство течений, коварство моря, усеянного рифами, оставляли капитанам мало шансов благополучно достичь гавани. К яростным бурям добавлялись ещё цинга и прочие болезни, приходящие в долгом морском плаванье. Исабель и Эрнандо все это знали.

А паче всего знали, что этот морской путь, и так считавшийся одним из самых смертоносных в истории мореплавания, в летние месяцы становился верным путём к крушению. Самоубийством. Если отплывать, то сейчас.

Но строжайший испанский протокол не дозволял им покинуть Филиппины до прибытия Тельо де Гусмана. Они уже и так провинились перед новым губернатором: никто, принадлежащий к аристократии, а уж тем более кавалер ордена Сантьяго, не имел вольности жениться без дозволения ордена и короны. Союз же рода Кастро с родом Баррето был заключён поспешно и произвольно. Налицо непослушание королевской власти.

Мятеж? Если бы хоть кто-то в Маниле произнёс это слово, такое обвинение обошлось бы им дорого: брак был бы расторгнут, имущество конфисковано и оба супруга брошены в тюрьму.

Могли ли они позволить себе попасть теперь в опалу? Когда собирались нарушить другой закон – запрет на торговлю между Китаем и Мексикой? Нет. Для их дела поддержка манильских властей была необходима.

Ничего другого не оставалось, как принести повинную голову, склонившись перед Тельо де Гусманом. И не просто дождаться его, а ещё оплатить праздники по случаю его прихода к власти. Щедро и великолепно вложить деньги во все развлечения в его честь. Восторгаться тремя могучими слонами, полученными Дасмариньясом от короля Камбоджи – теперь этот необыкновенный дар он передаривал своему преемнику. И допустить, чтобы нескончаемые церемонии задержали их отплытие на день, на неделю, на месяц – сколько понадобится, чтобы обаять губернатора и войти к нему в милость.

– Вот и ураганы начинаются, – нетерпеливо говорил Эрнандо.

– Знаю! – нервничала Исабель. – Благоразумие требует отложить наше путешествие до будущего года.

– Нельзя. Никто не может ждать целый год, чтобы продать товар в Акапулько. Тогда разоришься.

– Значит – попробовать отплыть?

– У нас и одного шанса из десяти нет пройти через смерчи.

– Тогда – попробовать остаться?

– Потеряем всё...

Отплывать? Оставаться? Старая дилемма, с которой Исабель столкнулась ещё в Перу накануне начала экспедиции Менданьи. А потом на Санта-Крус с Киросом.

Она пыталась рассуждать.

– Кто знает, что будет, когда Тельо де Гусман возьмёт бразды правления в свои руки? Думаешь, он позволит тебе – капитану Кастро, офицеру Его Величества – торговать на собственном корабле?

– Кузен останется начальником порта и позволит нам покинуть Манилу.

– Сомневаюсь я, что дон Луис тебя поддержит.

В самом деле, молодые люди оставались связаны общими интересами, но во всём остальном разошлись. Дасмариньяса ужасал мезальянс его alter ego. Эрнандо полагал, что Дасмариньяс совсем потерял здравый смысл: связался с двумя проходимцами, снарядившими за его счёт экспедицию в Камбоджу.

– Снимаемся с якоря теперь же, – подытожил он.

И опять супруги разделяли общее желание, были согласны между собой. Отплывать.

Любой ценой.

* * *

10 августа они вышли в море.

Очень поздно, слишком поздно! Чистое безумие!

Всё – имущество и жизнь – они поставили на кон в убеждении, что Господь им поможет, если они вместе пустятся на опасное предприятие. Что бы они ни задумали, Небо останется с ними и защитит их.

10 августа тоже были годовщиной. Ровно шестнадцать месяцев со дня торжественной погрузки на «Сан-Херонимо» в Кальяо.

* * *

Это был ад.

Экспедиция Менданьи казалась тяжким испытанием, но по сравнению с этим переходом то была увеселительная прогулка.

Над палубой стремительно летали оторванные бурей ванты, норовя убить подвернувшегося матроса. Ветер свистел в снастях пронзительной, отчаянной жалобой упавшего в яму ребёнка, и этот клич заглушал раскаты близкого грома. Но никакой грозы не было. Не было молний. Не было зарниц. Только дикая схватка волн. Они вставали друг за другом, как высокие стены, рушились, и снова вставали.

Был мрак. Непрестанная ночь. Время иллюминаций в каюте гобернадоры давно прошло. На сей раз Исабель свято соблюдала приказ Эрнандо: полный запрет на свечи, даже в фонарях. И никаких факелов. Никаких жаровен.

Ледяной холод в этих широтах. И влажность, пропитывавшая ковры и простыни. Она свёртывалась калачиком.

Страшна ярость небес. Страшны причуды моря. Страшна угроза огня. Страшно, что паруса лопнут. Страшно, что канаты оторвутся. Страх вездесущ. Нескончаемый кошмар, когда каждый день, каждый час, каждую секунду она чувствовала: этот час – последний. У её ног постанывала Инес: «Ветер дурной, дурной ветер...» Это мягко сказано. Ураган. Циклон. Тайфун. Торнадо.

По счастью, братья её остались на берегу. Так решила Исабель. Она ещё раз решила избавить их от опасности и доверила им семейную факторию в Маниле. Что до остальных пассажиров, она усвоила урок прошлого: никаких солдат, никаких колонистов, никаких детей и женщин. С собой она взяла только необходимых людей. Инес, разумеется. Рабыню Панчу. И донью Эльвиру.

На самом деле бедная чтица вполне обошлась бы без ужасов нового странствия. Ещё больше её тревожила мысль, что целых полгода она в тесноте корабля будет вынуждена смотреть на любовь человека, которого считала своим суженым. От страха и ревности она даже отказалась сперва отправляться в путь. Но на Филиппинах Эльвира не могла оставаться одна: пришлось бы выходить замуж или идти в монастырь. Поэтому Исабель поспешно предложила её первому попавшемуся идальго.

Тот отказался.

Эту новую пощёчину Эльвира восприняла как нечто должное. Но теперь смертельно ненавидела ту, кого считала причиной всех своих несчастий, и так же лелеяла месть, как и Кирос.

А тот, озлобившись пуще прежнего, следил за всеми делами и поступками своих судовладельцев.

Кирос думал, что он уже у цели.

Поддержанный аттестацией доньи Исабель, подтверждавшей его заслуги на службе, он доказал бы новым властям Манилы, что женщина, хоть даже и прозванная Царицей Савской, не способна управлять экипажем и открыть новый континент.

Цель была так близка. Кирос рассчитывал официально получить от Тельо де Гусмана командование экспедицией.

И напрасно.

В игру вступил Эрнандо де Кастро, и всё изменилось. Появился муж-мореплаватель, и Кирос стал ничем. Муж-мореплаватель! Молокосос, не знавший моря, шедший на безумный риск! На взгляд Кироса – просто мошенник. Но, как ни суди, дон Эрнандо де Кастро, кавалер ордена Сантьяго, был теперь законным владельцем «Сан-Херонимо» и наследником аделантадо Менданьи. Правообладателем всех прерогатив, дарованных королём.

Теперь – он. Кастро. А не донья Исабель.

Каковы будут планы этого наследника, когда он доберётся до Мексики? В какие новые экспедиции он не захочет взять своего главного навигатора? Когда соберётся избавиться от него?

Глядя на его жизнь с гобернадорой, Кирос жалел о временах, когда она слушала его мнения, следовала его советам. То краткое время на Санта-Крус, когда на неё не влиял её брат Лоренсо, когда ей не руководил даже Менданья и она во всём зависела от него, Кироса.

Теперь гиена нашла хозяина, заняла своё место. Но хозяин был не таков, как он, Кирос. Он-то человек мудрый, богобоязненный и знающей своё дело. Если донья Исабель покорится мужу, это не предвещало ничего хорошего.

Португалец вполне сознавал, какая беда грозит ему. Он становился бессилен, как во времена до встречи с аделантадо. Гобернадора больше не нуждалась в нём для продолжения конкисты.

Теперь он рассчитывал, что раздоры возникнут в этом ужасном плаванье. Если повезёт, она станет жаловаться, что её отстраняют от дела. Та Исабель, какую он знал, скажет, что ей больше нет места на собственном корабле. Что у себя на борту она не хозяйка. Да, та Исабель скоро попытается всё взять в свои руки, играть первую роль. Будет встревать в распоряжения мужа. Но муж-то не то, что прежний! Этот любит власть. И на море, и везде. Этот – всех хочет строить. Явно не такой человек, чтобы дать женщине руководить собой, а тем более противоречить. Путь только попробует править сама – их идиллия разобьётся.

Тогда... как знать? Быть может, Киросу удастся вступить с ним в союз? Договориться, как когда-то с Менданьей, пока она не встала между ними? И по-мужски продолжать путешествия...

Льстивей и медоточивей прежнего, он услужал молодому начальнику, ожидая, когда у них порвётся.

Но напрасно надеялся...

«Сан-Херонимо» продолжал путь через силу, но на нём не разыгрывалось никаких драм вроде тех, что случались в экспедиции аделантадо. Невзирая на все трудности, Кастро держал людей в порядке. Среди офицеров – ни малейшей слабости. Среди матросов ни малейшего поползновения к бунту. Правила субординации были ясны: главный навигатор подчинялся генерал-капитану. А гобернадора отдавала распоряжения только провиантмейстеру, квартирмейстеру и коку.

Гобернадора? Казалось, сам этот титул лишился смысла. Все отдавали долг почтения супруге командира, но она оставалась у себя в каюте, и моряки её не видели.

Кирос принимал это за отступление, за поражение доньи Исабель. Он даже не подозревал, что она всё это и придумала.

На самом деле она ушла в заточение нарочно. Нашла такой способ сохранить мир.

Исабель позволила себе роскошь больше не сталкиваться напрямую с главным навигатором. Не иметь надобности как бы то ни было с ним общаться. Не видеть и не слышать этого Кироса, которого по-прежнему ненавидела: его речи, его лицемерие, его ужасную бородавку. Разговаривать только со своим супругом и компаньоном.

Эрнандо не отдавал никаких распоряжений, которые они не обсудили бы вдвоём. У него имелась подсознательная потребность думать, рассуждать и действовать в согласии с ней. Исабель была его ментором и страховкой. Она это знала. Она царила над телом и душой человека, которого обожала. И такой способ царствования делал её могущество бесконечно сильнее прежнего. Это она тоже знала. И властвовала из-за кулис власти.

Ей прекрасно подходило распределение ролей, при котором он выходил на авансцену, а она оставалась в тени.

А так – она думала о главном.

Как быть любимой и сохранить жизнь.

* * *

В конце ноября, без мачты, протекая со всех сторон, «Сан-Херонимо» достиг берегов Калифорнии. Он миновал пролив под названием Бока-Гранде и вошёл в бухту Акапулько 11 декабря 1596 года. На два месяца раньше, чем по самым безумным расчётам.

На борту умерло меньше десяти человек. Люди болели, изнемогали, но почти все остались живы. Капитан Кастро совершил великий подвиг. Некоторые называли это путешествие чудом.

И другое чудо совершилось: испытания, которые вместе преодолели Эрнандо и Исабель, только крепче их спаяли.

Они не ошиблись: вместе они всегда добьются своего.

В этом сомневаться не приходилось. Бог был с ними.

* * *

Акапулько. Кишащая москитами рыбацкая деревня дремлет на солнце в глубине бухты. На самом берегу – несколько белёных известью домиков. И всё. Дыра, которую не сравнить ни с Манилой, ни с Лимой.

Но впечатление обманчиво. Не так всё просто.

Как только дозорные с вершин холмов заметили приближающийся парус, к берегу хлынул народ. Зазвонили колокола до самого Мехико. Порт, ещё несколько минут назад бывший гнилым малярийным местечком, вдруг превратился в разбуженный улей. Ещё бы! Все купцы Америки слетелись при появлении судна, которое приняли за манильский галеон.

Королевский корабль с грузом, оценённым примерно в полтора миллиона песо, в порт не прибыл, и на рынках объявился тотальный дефицит. Эта катастрофа могла разорить филиппинских негоциантов – но также и перуанских, и мексиканских, и испанских.

По еле видной тропинке, прозванной «Китайская дорога», соединявшей столицу с Акапулько, торопились караваны мулов. Что в руки идёт, того упускать не надо – и все бросились покупать товар, который предлагали капитан Кастро с супругой.

* * *

Они разбогатели. Тотчас же. Безумно.

В тот месяц, в январе 1597 года, взлетели цены на ярмарке в Акапулько. Шёлк, фарфор, яшма, пряности, драгоценная слоновая кость уходили раз в двести дороже против обычного. Очередное чудо!

Им удалось даже продать то, что оставалось от экспедиции Менданьи: старые канаты, ржавые пушки, промокшую серу, негодный порох... И всё за огромные деньги.

По правде говоря, тут Исабель с Эрнандо превысили полномочия. Это оружие и снаряжение им не принадлежали. Маркиз Каньете, бывший покровитель Менданьи, дал им его лишь взаймы. Аделантадо честью обещался по окончании экспедиции вернуть их в Перу.

Так что супруги разбазарили королевское достояние... Граф Монтеррей, вице-король Мексики, решительно предпочёл не обращать их внимания на такую подробность. Распродажа остатков с «Сан-Херонимо» позволила его подданным избежать банкротства. Пока что с него было довольно такого благополучного исхода.

Только его сиятельству было известно то, чего ещё не знал народ: манильский галеон попал в тайфун и был отброшен к японскому берегу. Поскольку в Киото подвизалось много миссионеров, испанцы решили, что их должны принять хорошо. Ошиблись. Даймё Тосы, где они потерпели крушение, оказался негостеприимным. Он велел вытащить судно на песчаную отмель и реквизировал товар. Капитану галеона, впрочем, удалось отправить гонца ко двору тайко – хозяина Японии[30]30
  Этот титул носил правитель Тоётоми Хидеёси. Упоминаемое ниже распятие христианских миссионеров на самом деле случилось десятью годами раньше.


[Закрыть]. И опять ошиблись. Тайко нуждался в деньгах. Он совершенно не торопился отдать требуемое. Желая напугать его, гонец развернул карту мира и показал все владения Испании. Внушительно, что и говорить! Как же ваш король, спросил тайко, смог завладеть таким количеством земли? Гонец ответил, что Его Величество посылал вперёд священников и разведчиков: они просвещали народы верой и внушали им миролюбие к его державе. А потом Его Величество появлялся сам вместе с войском. Третья ошибка! Из-за этого бахвальства на христиан в Японии началось величайшее гонение. Испанских миссионеров распяли в Нагасаки. А шелка и прочие товары с галеона наполнили сундуки тайко.