Текст книги "Тамара и Давид"

Автор книги: Александра Воинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 30 страниц)

– Вот сын Липарита! – тихо сказал он Сослану. – Как видно, отец нашел его и освободил из плена. Но почему вместо того, чтобы радоваться, он льет слезы.

Придя в себя, Иванэ Орбелиани сердечно поздоровался с Гагели и почтительно поклонился Сослану.

– Не удивляйтесь моей скорби! – пояснил он, обращаясь к Гагели. Я получил свободу, но потерял отца. Дан-эль-Кебир, наместник Сидна, с которым Вы беседовали во время пребывания у исмаэлитов, давно ждал моего отца, желая привлечь его в свое братство. Он объявил согласие отпустить меня, но потребовал, чтобы вместо меня отец остался у них пленником, а я ехал в Иверию и неусыпно наблюдал за вами. Отец, не желая навлекать на всех нас месть исмаэлитов, предпочел остаться в плену. И мне даровали свободу.

– Во время нашего краткого свидания он успел сказать мне, чтобы я нашел Вас и верно служил царевичу Сослану. – «Своей преданностью царевичу, – сказал он, – ты искупишь вину нашего рода и снимешь с нас позор измены». – А теперь я остался один и не знаю, что будет с отцом моим. – Он обернулся к Сослану и с горячностью закончил: – Клянусь жизнью своего отца верно служить Вам. Я никогда Вас не покину!

– Ты помог моим друзьям в несчастье, и я дарую всему вашему роду прощение, – промолвил Сослан. – Ты поедешь вместе с нами в Иверию, а когда мы будем недосягаемы для исмаэлитов, то выкупим твоего отца из неволи.

– Я был в печали, но теперь сердце мое исполнилось радости и надежды, – воскликнул Иванэ. – Но умоляю вас! Не задерживайтесь ни одного дня в Антиохии! Должен предупредить вас. У нашего приора я видел посланца из Иверии, изуродованного шрамом рыцаря. От него нельзя ждать ничего хорошего!

– Кони готовы! – с живостью отозвался Мелхиседек. – Надо срочно выезжать отсюда!

В ту же ночь они покинули монастырь и счастливые и радостные помчались окольными путями, надеясь более дальним, но безопасным путем скорее добраться до Иверии.

ГЛАВА VII

Юрий въезжал в Константинополь с совершенно иным чувством, чем когда уезжал из Иверии. Большой город с его кипучей жизнью придал совсем другое, более широкое направление его мыслям и заставил его задуматься не только над своей личной судьбой, но и над судьбами народов. Однако Юрий еще не успел освоиться с новыми впечатлениями и решить, как ему устроиться на новом месте и чем заполнить свободное время, как его неожиданно пригласили на прием к императору Исааку. Юрий не подозревал, что весть о приезде свергнутого иверского царя быстро распространилась среди придворных кругов и вызвала большой переполох во дворце Исаака.

Между тем Роман по приезде в Константинополь принялся осматривать все окрестные монастыри, ища приюта для князя, которому, как он полагал, надлежало теперь скрыться от мира и в уединенной тишине найти себе отраду и успокоение. В одном из монастырей ему рассказали о пребывании царевича Сослана в Константинополе и о том, каким преследованиям подвергся он со стороны Исаака и Мурзуфла. Вернувшись к себе, он предупредил Юрия, чтобы тот никому не доверялся в Константинополе, а скорей заканчивал свои дела и перебирался в один из дальних монастырей.

– Не жизнь здесь, а суета сует! – говорил Юрию Роман. – И тебе, князь, кроме обмана и горя, нечего ждать от императора. Слыхал я, сколько зла здесь причинили царевичу Сослану и тебя ожидает та же участь! Бежим отсюда, пока не поздно!

– Бежать некуда! – мрачно ответил Юрий, – а пользу извлечь из этих людей можно. Что может меня устрашить после того, что было со мною в жизни? Может быть, причинив зло царевичу, они захотят быть ко мне милостивы.

И Юрий не ошибся в своих предположениях. Подстрекаемый Мурзуфлом Исаак решил принять участие в судьбе Юрия. Когда тот явился к нему на прием во Влахернский дворец, он устроил ему торжественную встречу, напомнив, что Византия издавна была связана с Русью не только политическими и торговыми отношениями, но и единством православного вероисповедания. При этом Исаак твердо заверил Юрия, что считает своим долгом помочь ему восстановить его попранные права и воцариться в Иверии.

Однако, предупрежденный Романом Юрий холодно отнесся к словам Исаака, зная, как легко константинопольские императоры свергали друг друга с престола; еще легче они нарушали обещания и менее всего заботились о помощи обиженным и свергнутым с престола собратьям. Но присутствовавший на приеме Мурзуфл сразу изменил течение его мыслей сообщением о царевиче Сослане.

– Судьба его предрешена, – хладнокровно заявил Мурзуфл. – Исмаэлиты, Вы, конечно, слыхали про эту страшную секту, решили сделать его своим пленником, и нечего надеяться, что царевич Сослан при его горячем нраве выйдет от них живым. Нам известно, что эти изуверы хотят подчинить своему влиянию Иверию и ослабить власть царицы. Приютив сына и внуков Андроника, она нарушила мир с Византией, а опираясь на царевича Сослана, она расшатала внутренними смутами и крамолами свое царство. Власть ее пошатнулась. Кто, кроме Вас, царь, будет защищать престол Иверии от злодейских покушений исмаэлитов и смутьянов внутри отечества!

Лукавые речи Мурзуфла смутили Юрия и лишили его душевного равновесия. Несколько успокоившись после отъезда из Иверии, он был застигнут врасплох известием о царевиче Сослане и встревожен опасностями, грозящими царице от исмаэлитов. В нем зародилось непреодолимое желание помочь ей и вновь утвердиться на престоле Иверии. С пленением Давида Сослана, как он думал, исчезло единственное препятствие, которое не позволяло ему соединиться с царицей, и теперь он не видел больше никакой помехи для своего возвращения в Иверию.

Между тем коварный Мурзуфл продолжал, нисколько не стесняясь присутствия Исаака:

– Мы Вам окажем всемерную помощь войсками, снаряжением, военачальниками. Когда Вы займете престол Иверии и станете управлять страной, Вы передайте в наши руки сына и внуков Андроника. Не скроем от Вас, что нам важно иметь дружественного царя в Иверии, который в случае нужды может оказать нам помощь против крестоносцев.

Изумленный всем слышанным от Мурзуфла и ободренный надеждой на помощь, обещанную ему константинопольским императором, Юрий не придал серьезного значения его требованию выдачи Комненов, полагая, что, воцарившись в Иверии, будет действовать сообразно с обстоятельствами. Не колеблясь и не раздумывая, он изъявил согласие принять помощь Исаака, и вместе с Мурзуфлом они обсудили план вторжения в Иверию, наметив для этой цели наиболее удобные места возле Трапезунда и побережье Черного моря. В самый короткий срок Юрий приготовил отборное войско из греков и, к ужасу Романа, предпринял рискованный поход на Иверию. Юрий был убежден, что не встретит никакого сопротивления в Иверии и что царица, извещенная о пленении Давида Сослана, не будет протестовать против его возвращения. Воодушевленный самыми светлыми надеждами и ожиданиями, Юрий высадился с большим войском в Кларджети, где его с восторгом встретил Гузан и примкнул к нему с огромным ополчением; охотно и добровольно присоединились к нему и другие области. Чем дальше Юрий продвигался в Иверию, тем проникался большей уверенностью, что действует в полном согласии с волей царицы и не совершает ничего преступного, что было бы направлено против ее власти и влияния. Он триумфально прошел почти всю Иверию, а когда дошел до Гори, его провозгласили царем. Но торжество Юрия вскоре кончилось. Тамара долго не решалась начать братоубийственную войну, но видя, что восстание повсюду разгорается, собрала огромное войско, встала сама во главе, ободряя их личным примером и мужеством, выступила против Юрия. Как только он услыхал, что сама царица предводительствует войсками, что многочисленные народные ополчения собрались под ее знаменами, он остановился возле Гори. Теперь у него не было больше никакого желания идти на столицу, завоевывать трон, который нужен был ему только для соединения и совместного царствования с царицей. Поэтому он не стал предпринимать никаких мер для дальнейшего завоевания Иверии. В первом же сражении с Тамарой под Гори он был разбит и взят в плен. Неудача так подействовала на войска Юрия, что большинство воинов в панике разбежалось, а остальные сдались в плен, так как им было обещано царицей помилование и свобода.

Тамара пожелала видеть Юрия, но распорядилась, чтобы никого не было при этом свидании. Она полагала, что в присутствии приближенных он не будет искренен и не раскроет истинных причин своего выступления против нее. Тамара еще не знала, как дальше поступить с Юрием, куда отправить его, чтобы он был лишен возможности нападать на Иверию. Решить его судьбу она могла только после окончательного выяснения всех обстоятельств его отчаянного поступка, руководствуясь при этом исключительно велениями совести и рассудка.

Она хорошо понимала, что никто из ее военачальников не только не проявил бы снисходительности к свергнутому царю, но, напротив, все они, как один, потребовали бы его немедленной казни, а в лучшем случае – заточения в темницу и ослепления.

Опасение за жизнь Юрия вынудило Тамару отдать строгое распоряжение, чтобы никто не смел убивать Юрия, чтобы его захватили живым и доставили к царице.

В Горийской крепости, где находилась царская ставка, они виделись последний раз, уже не как друзья и бывшие супруги, а как враги, отрезанные навсегда друг от друга.

С нетерпеливым беспокойством Тамара ожидала появления Юрия, одновременно испытывая и гнев против его непокорства, и глубокую жалость к этому мятежному человеку, который, к ее удивлению, успел заручиться содействием греков и с их помощью совершить поход на Иверию.

Юрий был введен к царице, как пленник, но вид у него был не побежденного и разбитого врага, а великодушного победителя, который предпочел проиграть сражение, чтобы уступить победу противнику. Тамара никогда не видела Юрия таким спокойным, благородно-независимым, как теперь, когда он предстал пред нею, как обезоруженный пленник, оставленный всеми своими сторонниками и не имевший ни в ком опоры и защиты. Тамара тщетно пыталась угадать, чем вызвано было это небывалое спокойствие и какие тайные надежды питал Юрий, не проявляя перед ней ни малейших признаков раскаяния. Он с достоинством занял предложенное ему царицей место и ничем не выразил желания первым начать беседу с нею или испросить прощения. Видимо, внутренне он приготовился к самому печальному концу и не хотел ни искать, ни просить пощады. Он как бы предоставлял Тамаре право распоряжаться его жизнью, благославляя судьбу за то, что она привела его сюда и дала возможность последний раз свидеться с царицей.

Видя, что Юрий не имеет намерения прерывать тягостное молчание, Тамара тихо и укоризненно произнесла:

– Безумный! Как ты решился на такой дерзновенный поступок и подверг себя позору? Почему ты пренебрег моею милостью и предпочел плен свободе?

– Свобода была для меня лютей плена, я предпочел быть твоим узником, чем почтенным гостем константинопольского императора, – ответил Юрий, – разве ты не знаешь, что император затаил злобу против тебя и ради Комненов готов воевать с Иверией? Благодари бога, что он решил действовать через меня и я могу открыть тебе его замыслы.

Тамара с большим вниманием выслушала Юрия и тотчас же припомнила: какие испытания постигли Давида Сослана в Константинополе, как преследовал его Исаак и какое роковое влияние на ее жизнь оказали эти преследования, заставив без ее воли выйти замуж за Юрия. Воспоминания о константинопольских мытарствах Давида Сослана и всех последующих событиях сильно расстроили Тамару, заставив ее сожалеть о том, что она направила Юрия в Константинополь. Теперь в совершенно ином свете представилось ей и загадочное поведение Юрия, и начатое им восстание.

– Поведай мне чистосердечно, что было с тобой в Константинополе и что заставило тебя поднять оружие против меня? – мягко начала Тамара, уже не гневаясь на Юрия, а проникаясь участием к его судьбе. – Почему ты не сохранил верность мне и решил пролить кровь на нашей земле?

Ничто так не могло потрясти душу Юрия, как простые и ласковые слова Тамары, и ничто не могло с такой болью откликнуться в нем, как напоминание о его измене.

Едва сдерживая волнение, Юрий, ничего не утаивая, со всей искренностью рассказал ей о приеме у Исаака, о словах Мурзуфла, о планах исмаэлитов, о помощи, предложенной императором, и о своем намерении помочь ей, чтобы предотвратить нашествие в иверию исмаэлитов.

Из его повествования Тамара поняла, что Юрий оказался жертвой коварного Мурзуфла и вовсе не думал посягать на ее права. Но чем меньше вины она находила в Юрие, тем труднее было ей вынести решение о его дальнейшей участи и тем ужасней для нее было передать его в руки мстительных врагов, которые никогда бы не согласились выпустить его живым из Иверии.

После долгого раздумья Тамара, наконец, прервала молчание:

– Мурзуфл обманул тебя, и ты напрасно ему поверил. Царевич Сослан жив и находится на пути в Иверию. Твой друг Захария выехал к нему навстречу.

Этих немногих слов было достаточно, чтобы убить в нем последнюю надежду соединиться с Тамарой.

Глубокая, безнадежная тоска вновь овладела Юрием. Он был уже не в силах превозмочь мрачное настроение и продолжать беседу с Тамарой. Он умолк и надолго погрузился в печально-безразличное состояние, из которого его нельзя было больше вывести.

– Враги могут заковать меня в оковы, ослепить, заточить в темницу, обречь на мучения – мне ничто не страшно! На муку я пришел сюда и мукой кончу свою жизнь! И я буду благодарен им, если меня убьют. Я сподоблюсь мученического венца, как и мой отец.

Тихий, подавленный голос Юрия, звучавшее в нем полное равнодушие к ожидавшей его страшной участи и, главное, упоминание об отце совершенно преобразили царицу.

– Я не хочу твоей гибели, – воскликнула она с искренней горестью, – сын великого Андрея Боголюбского, которого чтил мой отец, не может погибнуть в моем царстве! Я дам тебе все, что ты попросишь, только прошу тебя, помоги мне спасти тебя! Я буду благословлять тебя всю жизнь, если ты, как подобает доблестному рыцарю, не останешься у меня в плену, а уедешь отсюда невредимым. И вот тебе знамение, – она сняла со своей руки браслет и подала ему, – оно охранит тебя от всяких несчастий и будет тебе памятью обо мне!

Растроганный Юрий поцеловал драгоценный подарок и спрятал его на своей груди. Затем молча склонился к ногам Тамары и замер, прощаясь с нею навеки. Наступила торжественная тишина. Казалось, что отмирало старое и нарождалось новое, и, проходя через самое тяжкое испытание, Юрий как бы возвышался душой и отрешался от всего прошлого.

Тамара положила руку на его голову и с глубоким сочувствием промолвила:

– Будь достоин своего отца! Он защитил от крамолы свое отечество, а ты защити наше. Не ищи утех в жизни, помни, что они – временны, и устреми внимание к вечному. Иди на Афон, там ты обретешь покой своей страдающей душе! В молитвах поминай меня, дабы мне посвятить жизнь отечеству и возвысить свой народ среди других народов! Да сохранит тебя всевышний!

Юрий порывисто поднялся. Лицо его было озарено светом неизъяснимого счастья и муки, беспредельной любви, преданности и полного отречения от всего земного.

– Кончилась жизнь! – необычайно серьезно произнес он. Поминай меня и ты в своих молитвах. Прости за все содеянное, живи и царствуй на славу!

Он отвесил ей низкий поклон, как бы предавая себя ее воле, и они навсегда простились.

Сдерживая слезы, Тамара вызвала к себе верного Гамрекели и поручила ему спасти Юрия от мести ненавидевших его князей. Затем она приказала Гамрекели оповестить всех военачальников, чтобы они не преследовали бывшего царя, так как она помиловала его и отпустила на свободу. Гамрекели исполнил желание царицы, тайно вывел Юрия из Горийской крепости, снабдил всем необходимым для далекого пути, и Юрий с опытным оруженосцем умчались на лучших скакунах к побережью Черного моря.

Тамара не спала всю ночь, волнуясь за судьбу Юрия, и на рассвете покинула Гори, решив объехать места, где проходил Юрий, и заодно поклониться древним святыням в благодарность за одержанную победу. Прежде всего она побывала в Гелатском монастыре, где был похоронен ее великий прадед Давид Строитель, затем посетила монастыри и крепости: Хахули, Опизы, Питарети, всюду ее встречали с любовью как великую и мудрую правительницу.

Несмотря на все эти почести, Тамара не хотела возвращаться в столицу как победительница. В душе ее осталась неизгладимая печаль от последнего свидания с Юрием.

Его слова, что он «предпочел бы остаться у нее пленником, чем жить на свободе у константинопольского императора», запечатлелись у нее в памяти. Теперь, когда Юрий отошел от нее навсегда, он вдруг заполнил собою все ее мысли, и она думала о нем, стараясь решить вопрос – послушался ли он ее и скрылся на Афоне или его повлекло опять в Константинополь, к коварному Мурзуфлу?

Ответ на эти вопросы она могла получить только в будущем, а будущее пока было от нее скрыто.

Тамара посетила тот храм, на вершине горы, который начал строить Юрий по образцу Владимирского и который своим величием и красотой превосходил все храмы, воздвигнутые как Тамарою, так и ее предками. Этот недостроенный храм так живо напомнил ей о Юрие, что она с большой грустью осмотрела его, не зная, заканчивать постройку или предать ее забвению.

Она нашла большое утешение, посетив любимую Вардзию, где сооружался великолепный пещерный дворец в скале. Она ознакомилась также с состоянием управления во всех частях царства, уделяя особенное внимание сооружению неприступных замков и крепостей, которые должны были украшать и укреплять Иверию.

Во время пребывания в Опизах Тамара вызвала к себе Бека, чтобы переговорить с ним об украшении иконы Богоматери в Сионском соборе, затем она хотела узнать, в каком положении находятся крестьяне, пожертвованные монастырям некоторыми из ее сторонников-феодалов.

Настоятель монастыря обстоятельно доложил ей, что поселяне сдают им воск и мед, их больше не беспокоят никакими поборами; кто же особенно нуждается, тех обеспечивают пропитанием, за что они исполняют хозяйственные службы в монастыре.

Затем Тамара обратилась к Бека с вопросом:

– Скажи мне, нашел ли у вас приют беглец из поместья князя Сурамели? По моему распоряжению он должен был отправиться к вам.

Бека от волнения долго не мог ничего произнести и виновато молчал.

– С ним случилось что-нибудь плохое? – спросила Тамара. – Не скрывай ничего. Говори всю правду! Мне важно знать, послушался ли Сурамели моего указа или распорядился по-своему?

Бека низко поклонился ей, не зная, что сказать царице. Помолчав еще немного, он тихо, нерешительно начал:

– Не знаю, как поведать, о преславная царица, об этом непостижимом и странном деле, которому у нас все дивятся. Не знаем, что дальше будет и что приключится с Вартаном, плохое или хорошее.

– Говори, что случилось? – приказала Тамара, и лицо у нее стало такое строгое, что Бека стало страшно.

– Милостивица Вы наша! – пролепетал он. – Не гневайтесь, что слов не найду для рассказа. Пришел к нам на послушание Вартан, привел мальчишку, стал работать в пекарне, обжился, думал, что сделается монархом, и вдруг нагрянул князь. Боялись, что он убьет Вартана и нам достанется. А вышло иначе. Князь обошелся мягко, при нас объяснялся с ним.

– «О твоей душе, – говорит, – царица заботится. Покаялся ты или нет?» Вартан испугался и еле дыша ответил: – «Покаялся». «Ну вот, что, – говорит князь, – ты перед богом покаялся, а теперь будешь каяться передо мной. Я тебе тоже дам послушание. И не бегай, чтобы другие с тебя пример не брали, а у царицы заботы не было о спасении твоей души!» – И увез его с собой. Прошло немного времени, и однажды к вечеру явился Вартан. Не узнали мы его, так изменился. Спрашиваем: – «Свободный или беглый?» А он тихо отвечает: – «Помолитесь за меня. Берегите сынишку! Ухожу в горы. Навечно!» Ну мы его накормили, напоили, и он рассказал нам, что с ним было: – «Привез меня князь в усадьбу и говорит мне: – «У нас грех начался с того, что убили моего любимого пса, так за это и работай на псарне. Ухаживай за собаками. Вот тебе мое послушание!» И начал я жить на псарне, кроме псов, ничего не видел. И вот третьего дня князь поехал на охоту и взял меня с собой. Как взглянул я на горы, на родные места – обмер. А он нарочно проехал мимо нашего селения и говорит: – «Видишь, люди живут, как люди, работают и царице не жалуются, а ты взбаламутил весь свет. Казнить тебя мало!» Не знаю, что со мною стало. Загорелось в душе. Вся робость прошла. Кинулся ему в ноги и говорю: – «Казни меня, князь! Казни или на волю отпусти! Не могу жить с псами! Заколю себя, а с собаками жить не останусь!» Усмехнулся князь и говорит: – «Вон что ты надумал! Хорошо! Вернемся, поговорим!» Всю охоту был я сам не свой и думал только об одном: бежать надо! Как гляну на горы – займется сердце тоскою, умереть легче, чем так жить! Вернулись; князь позвал меня к себе, долго ходил по комнате, молчал и все думал. А потом подошел к столу, написал бумагу и сказал так отчетливо, что в голове точно выбил слова: – «Вот тебе отпускная. На год. Где хочешь живи. Через год вернешься!» Махнул рукой и пошел. Больше не сказал ни слова. А я бегом к вам, боялся, что гонится за мной князь. Ну, думаю, нет мне жизни на земле. Он всюду меня найдет. А там, в горах, между небом и землей ничья человеческая злоба меня не коснется! Отпустите меня, любимые братья!» Подумали мы, подумали: в, любое время князь по своему памятозлобию может снова явиться за ним. И мы его отпустили. Пусть несчастный найдет покой своей душе!

Тамара с глубоким вниманием выслушала рассказ Бека и тихо промолвила:

– Если Вартан появится, скажите ему, чтобы он не боялся и возвращался в монастырь.

Тамара была очень обрадована сообщением Бека, что Сурамели все же послушался ее и отпустил Вартана. Она поняла, что гордый князь этим проступком хотел показать свою власть над крестьянами и в то же время в известной степени подчинился ей как царице.

В Арагвском ущелье, вблизи Мцхетской крепости князь Сурамели со свитой встретил царицу. Он уже знал, как и все окрестные князья, о ее блестящей победе над Юрием и хотел приветствовать повелительницу Иверии и вместе с тем напомнить ей о себе. К удивлению князя, Тамара весьма благосклонно отнеслась к его поздравлению и сказала:

– Очень была рада, князь, услышать о Вашем великодушии, что Вы простили и отпустили на свободу беглеца-поселянина, о котором говорили мне во время моего пребывания у Вас. Помимо того, что Вы исполнили долг христианского милосердия, Вы сделали дело большой государственной важности, подав пример, достойный подражания. Это послужит к славе и процветанию нашего отечества!

Тамара нарочно подчеркнула слова «отпустили на свободу», желая этим принудить князя даровать полную свободу Вартану, и Сурамели вспыхнул, поняв ее намек.

Похвала царицы, с одной стороны, была крайне лестна и приятна для князя и поощряла его служить государству, но, с другой стороны – наносила сильный ущерб его положению, отнимая старые привилегии, утверждая силу царской власти над ним. В другое время князь не поступился бы своими правами и громко заявил бы, что они узаконены веками, но сейчас положение изменилось в пользу царицы, и Сурамели промолчал. Он был пленен умом Тамары, ее высоким стремлением, поднять величие Иверии и невольно в душе признал ее господство и победу над собой. И неожиданно получилось, что самый гордый и могущественный из эриставов Рати Сурамели почтительно склонился пред царицей.

– Да будет бессмертно Ваше царствование! Покоряюсь Вашей воле, буду служить Вам, прекрасной повелительнице Иверии, с неизменной преданностью всю жизнь! – торжественно произнес Сурамели.

– Примите от меня благодарность, князь, за Вашу готовность верно служить отечеству! Да будет мир между нами, – ответила Тамара. Расставаясь с ним, она уже знала, что Сурамели больше не будет в числе ее врагов и что она приобрела в нем верного и стойкого защитника.

Прибыв в столицу, Тамара уединилась в Исани, отказавшись от торжественного пиршества по случаю победы над Юрием, и занялась делами по управлению страной. Теперь она имела полную свободу, никто больше не вмешивался в ее распоряжения. В эти печальные дни, когда она не получала известий от Давида и была исполнена опасений нового вторжения Юрия, к ней явилась Астар и доложила, что оружейник Арчил привел человека, только что вернувшегося из Антиохии с важным известием.

– Кто он? – спросила Тамара.

– Наш, ивериец, башмачник Вальден, у него Джакели закрыл мастерскую, он уехал в Палестину, кого-то встретил там и вернулся обратно.

Будучи крайне удивлена этим сообщением, Тамара велела позвать к себе Арчила, которого хорошо знала, и Вальдена. После того, как Джакели изгнали из столицы, мастерскую Вальдена открыли ремесленники из его цеха. Вальден вернулся как раз вовремя.

Связно и толково рассказал Вальден, как на базаре в Антиохии встретил рыцаря Гагели, который дал ему деньги и велел немедля ехать обратно, явиться к царице и передать его слова: «Царевич Сослан жив и возвращается вместе со своими спутниками в Иверию», и прибавил от себя, что дорога дальняя, кишит разбойниками, ехать трудно и опасно. Этого было достаточно, чтобы Тамара поняла, что надо запастись терпением и не ждать быстрого возвращения Давида. К ее утешению, вернулся из своего уединения знаменитый поэт Руставели и сделался одним из приближенных к Тамаре лиц. Великий песнописец утешил печальную царицу, преподнеся ей в дар новую поэму, где воспевал свою любовь к ней и страдания своего друга Давида Сослана.

Наконец, после долгого отсутствия явился и Захария Мхаргрдзели, который не только не мог найти царевича, но даже собрать достоверных сведений о его пребывании.

– О, великая царица, не гневайтесь на меня, что я не выполнил Вашего поручения, – сказал в заключении Захария, – но полагаю, что если бы с ним случилось несчастье, то верные слуги его давно бы вернулись в Иверию и известили Вас о всем происшедшем. Видно, нельзя искать орла на земле, когда он парит в поднебесье!

Сообщение Мхаргрдзели могло бы причинить большое горе Тамаре, но после беседы с Вальденом она обрела внутреннюю силу и уверенность, что там, в Палестине, совершается что-то большое, важное, что откроется в свое время. Кроме того, после восстания и бегства Юрия Тамара склонна была рассматривать и объяснять все события в жизни как неизбежную расплату за Юрия. Теперь она больше не думала о себе и была поглощена мыслью о том, как прекратить начавшуюся смуту в стране и найти средства к общему умиротворению.

В один из вечеров, когда Тамара была одна и с грустью размышляла о непрочности человеческого счастья, вошла Астар и тревожно доложила:

– Я видела сейчас, как промчались всадники к Метехи и остановились возле дворца. Они совсем не похожи на наших рыцарей. Пусть не беспокоится моя повелительница, но, наверное, это гонцы от царевича Сослана.

С балкона Исанского дворца был виден освещенный Метехский замок, и Тамара с удивлением промолвила:

– Надо думать, что приехали важные гости. Кто осмелился бы впустить их в царские покои без моего ведома?

Тамара приказала взять несколько верных телохранителей из стражи и немедленно отправилась вместе с Астар в Метехский замок. Она была уверена, что то были гонцы от Сослана, явившиеся к ней с каким-нибудь печальным известием. Но она не проявила ни горести, ни малодушия, а спокойно и мужественно приготовилась встретить новое несчастье и, если не поздно, сделать все необходимое для спасения Сослана.

Войдя во дворец, Тамара была сильно удивлена ярким освещением царских покоев. Всюду горели факелы, свечи, кадильницы, и обычно тихие, пустынные комнаты вдруг наполнились живым и неумолчным шумом, громкими голосами, давно уже не звучавшими в глухих стенах дворца, где в последнее время никто не жил и было тихо и безмолвно.

Тамара молча прошла несколько комнат и вдруг остановилась. Послышались знакомые твердые и решительные шаги, могучая рука откинула занавес, и перед Тамарой выросла фигура Давида Сослана в железных доспехах, покрытых пылью, так как он со своими спутниками только сейчас прибыл в столицу.

Сослан только что вышел из дворцовой церкви, куда поставил ковчег с древом креста. Он шел окрыленный мечтой о близком свидании с Тамарой. Внезапная встреча ошеломила его. Он остановился, как вкопанный, не находя слов для выражения своих чувств. Но, сдерживая волнение, он овладел собой и, склонившись пред нею, торжественно произнес:

– Я выполнил твое повеление, царица. Древо святого креста в Иверии. Идем, поклонимся ему, – и, взяв ее руку, вместе с нею направился в церковь.

Она преклонила колено перед ковчегом, исполненная глубочайшей радости и восторга. Здесь, перед древом креста, после многих лет разлуки и страданий как бы произошло их обручение, и они, наконец, обрели свое счастье. Поднявшись, Тамара с глубоким чувством произнесла:

– Отныне кончились все мои невзгоды!

Счастливые, они направились в зал, где их терпеливо ждали спутники Давида.

– Путь окончен! – сказал Сослан, когда они вошли в тот самый зал, где когда-то был пир в честь Юрия. Осматриваясь кругом, он вспомнил, как в последний раз перед отъездом в Палестину он вышел отсюда без всякой надежды вернуться обратно. Он едва привыкал к мысли, что находится в Иверии, что впереди его больше не ждут испытания, изгнание и разлука. Он не верил себе, что видит Тамару, ради которой совершал такие невероятные подвиги, что наступает новая счастливая пора в его жизни, когда никто не сможет разлучить их, и они будут укреплять мир, славу и могущество Иверии.

– Мои верные друзья, не покинувшие меня в несчастье! – промолвил взволнованный Давид, обращаясь к своим спутникам, когда они сели за стол, чтобы выпить вина и подкрепиться пищей. – Какую благодарность я воздам вам за вашу верную службу? Чем отплачу вам за вашу преданность и любовь?

– Они будут достойно вознаграждены, наши верные слуги, – ответила царица и приказала щедро одарить Гагели, Мелхиседека и других слуг, предоставить им поместья, государеву службу, а Иванэ Орбелиани даровала прощение и обещала вернуть владения, некогда принадлежавшие его предкам. Она внимательно выслушала все их рассказы о пребывании в Палестине, ободряя каждого своим участием, благодаря за верность и самоотверженность в дружбе. Особенное впечатление на нее произвел рассказ Гагели о свидании с приором исмаэлитов, который даровал ему свободу при условии, что он будет их эмиссаром при дворе царицы.