Текст книги "Танцы со Зверем (СИ)"
Автор книги: Александр Быков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)
Глава 26. Разгром
Если бы не наносник на шлеме, этот удар кромкой щита, наверное, убил бы его. Но Жан был ещё жив. Сквозь звон в ушах слышал лязг оружия, крики. Приоткрыв глаза он увидел: Кто-то пробегает мимо, занося над головой топор. Керик стоит на горе мешков. Сжав губы мальчишка натягивает лук и отправляет стрелу в противников, наседающих на стену щитов. В следующий миг подбежавший к нему враг рубит парня топором. Керик, болезненно дёрнувшись, сгибается и падает.
– Нет! – зарычал Жан, вскакивая с земли, но он не услышал собственного голоса – только хрип и бульканье во рту, полном крови. Однако, он держал в руке меч, и рука его слушалась. Остальное было не важно.
Через миг он всадил меч в бок не успевшему обернуться врагу. Тот со стоном рухнул на мешки рядом с только что зарубленным мальчишкой. Оглядев поляну, Жан увидел, что противники оттеснили стену щитов вправо. Трое из них яростно рубили одного, чуть отставшего от стальных, бойца. Жан кинулся ему на помощь.
Удар мечом прямо под шлем, по шее, не прикрытой бармицей. Враг рухнул, как подкошенный, и в образовавшийся просвет Жан увидел, как следующий из тройки с размаху обрушивает свой топор на плечи уже упавшего на колени Хельда. Вот он поднимает топор, чтобы снова с размаха ударить… Жан воткнул ему подмышку свой меч. Одновременно с этим третий из нападавших с оттягом рубанул мечом по меданскому шлему, и без того уже сильно помятому.
– Не-ет! – захрипел Жан, кидаясь на врага.
Тот стал отступать, загораживаясь щитом и отмахиваясь мечом от Жанова натиска. При этом он радостно завопил:
– Убит! Меданец убит! Слышишь, Хуго?! Я убил меданца! Мне, мне десять либров!
«Доживи сперва до награды, скотина!» Жан отпрянул от вражеского выпада и хлестанул противника кончиком клинка по кисти. Враг, взвыв, выронил меч и одёрнул раненную руку. Он попытался ударить Жана кромкой кулачного щита. Жан, снова отпрянув назад, вцепился в щит левой рукой, потянул его вниз, и, одновременно с этим, с силой ткнул врага мечом в лицо. Бедолага конвульсивно задёргался и завалился на спину. Жан потянул, пытаясь вытащить, меч из окровавленной глазницы. – Не вышло. Меч застрял. Наступив убитому на лицо сапогом, Жан с силой дёрнул. Вынул клинок. Перехватил трофейный щит нормально, за рукоять. Оглянулся:
Хельд лежал на боку и не двигался. Кольчуга на нём была разрублена в нескольких местах, обнажая кровоточащие раны. Из-под шлема по смертельно бледному лицу струйкой текла кровь.
На мешках уже никто не стоял. Оставшиеся защитники медленно отступали под натиском врагов назад и вправо. Один из врагов, заметив Жана, развернулся к нему, подшагнул, покачивая топором в руке, и хищно оскалился. Жан, подскочив, ударил его кромкой щита в верхнюю часть корпуса, и, одновременно, рубанул мечом по ноге. Враг дёрнул щит вверх, закрывая лицо от удара жановым щитом, но при этом пропустил удар в ногу. Отскочил. Грозно завопил, и, припадая на левую, теперь уже раненную, ногу, с рубанул топором. Жан принял удар на щит. Топор, до половины пробив одну из досок щита, застрял. Жан с размаху ударил по кисти, сжимающей древко топора. Затем, кромкой своего щита зацепив и откинув в сторону вражеский щит, рубанул противника в плечо, потом добил его уколом в лицо. Не отвлекаясь на уже падающего врага, метнулся вперёд.
Двое вражеских бойцов азартно наседали на пятящегося Лаэра. Жан, подскочив сбоку, воткнул свой клинок в горло одному из врагов. Тот с хрипом и бульканьем упал. Его сосед оглянулся. Лаэр, видя, что враг отвлёкся, сделал выпад, и уколол его в ногу. Жан с размаху рубанул врага сзади по второй ноге, и, оставив остальную работу Лаэру, кинулся дальше. Он, неожиданно налетал на увлечённых боем врагов, рубил и колол их в не защищенные доспехом места…
– Сзади! Берегись! Отходим!
Вражеский строй рассыпался. Выжившие пятились назад. Один из них развернулся, чтобы сразиться с Жаном, но через секунду получил сбоку сокрушительный удар топором по шее и рухнул, как подкошенный.
– Бегут! – азартно оскалился Хеймо, снова занёс свой окровавленный топор и бросился на следующую жертву.
– Керик! – Шельга, оглянувшись, не увидел сына на мешках. – Керик! Карын-да?! – кедонец, развернувшись, бросился назад, к горе мешков.
– Жив! Хвала Трису! – Ги, забрызганный кровью, хромающий, кажется, на обе ноги, живую и деревянную, с обломком копья в одной руке, и с мечом в другой, подбежал к Жану. – Ловко ты их сзади!
– Где Рикард? Тьер? Я их не вижу – прохрипел, Жан.
– Тьер зарублен. Они сзади зашли и… Рикард вряд ли жив. Я видел, как он упал.
– Твари… Не давай им уйти! Никто не должен уйти. Всех убить! Всех! – зарычал Жан и бросился в атаку.
Он наседал на пятящихся врагов, колол в ноги, в лицо, в живот, добивал споткнувшихся, кидался на вражеские мечи, не думая о том, что сам подставляется под удар, и бил, бил без жалости. Гнев проснувшегося внутри Зверя придал ему сил и начисто лишил осторожности. Враги, кажется, чувствовали что-то, и шарахались от него, как от бешеного, бежали, вместо того, чтобы сражаться.
Жан бежал следом, пока хватало воздуха в лёгких. Он успел заколоть ещё одного, замешкавшегося, ударом снизу, в пах, когда тот пытался вскочить на лошадь. На этом враги, кажется, кончились. Несколько выживших, успевших вскочить в сёдла, умчали прочь.
Жан огляделся. – Мимо, никого не замечая вокруг, брёл раненный. Он поскуливал, баюкая свою правую руку, у которой вместо кисти алел кровоточащий обрубок. Кажется, он пытался подобраться к одной из стоящих поблизости бесхозных лошадок. Жан ударил его мечом по лицу, потом уколол в живот. Раненый со стоном повалился на спину. Жалобно заскулил, заслоняя окровавленное лицо обрубком руки. Жан колол его ещё и ещё, пока тот не затих. Потом, оглядевшись, и не увидев больше ни одного живого врага, он воткнул меч в землю, упал на траву и завыл от досады, от злобы на врагов, на весь этот мир, но, главным образом, на самого себя.
«Не так! Всё не так! Кем я стал? Что творю? Я же сам себе теперь страшен, противен… Ведь я хотел как лучше. Хотел спасать, создавать… Я ради этого всё и затеял… Будь ты проклят, Арно! Будь прокляты все твои прихвостни! Почему, что бы я ни делал, всё становится только хуже?! Кой чёрт я заставил мальчишек сражаться, не дав им при этом совсем никакой защиты? Это я отправил их на верную смерть! А этот неуклюжий болван Рикард? Если бы я не потащил их за собой в Тагор, они все были бы живы!»
– Щ-щингейм! Щингейм атс хайю! – послышалось где-то рядом.
Жан поднял голову – мимо него на вороной лошади галопом промчался Шельга. В правой руке он сжимал меч, а в левой окровавленный чекан.
– Куда?! Стой! Стой, Шельга!!!
Но кедонец уже выскочил на тракт и скрылся за деревьями.
– Вот идиот! Куда ты в одиночку? Убьют же, и всё… – Жан поднялся с земли. Потянув за наносник, с усилием снял с головы шлем и бросил его на траву. Со лба почему-то закапала кровь. Кажется, он сорвал уже запёкшуюся корку на ране. Голова гудела. Ныл рассечённый лоб и разбитый в кровь нос, чуть шатались передние зубы, болела и кровила разбитая о них изнутри губа. Ныло плечо, руки, ноги. Кажется, он в ходе этого боя сам не заметил, как пропустил несколько ударов.
Жан схватился за меч, заметив, что кто-то приближается. «А, нет. Свои. Лаэр. Хоть он ещё жив, слава богу. Идёт, шатаясь, и ошалело оглядывается вокруг».
– Трис всемогущий, неужели мы сумели отбиться? Мой господин, мы, правда, отбились? Они не вернутся? Не накинутся снова?
Тело болело и ныло в самых неожиданных местах. Накатила страшная усталость. Хотелось упасть на траву и просто лежать, но Жан понимал – сейчас надо помочь тем, кто ещё жив. Пересилив себя он, следом за Лаэром, потащился обратно в лагерь. Там Ги, Низам и Хеймо, скинув с себя всю амуницию, уже таскали трупы и искали раненных.
– Всё не так плохо, как кажется, господин, – Ги бодро ощерился. – Вальдо жив. Ударом сзади ему пробили шлем. Кожа на голове разодрана но череп-то цел! Если хорошенько промыть рану и забинтовать, то, может, всё ещё обойдётся.
Жан глянул на лежащий на боку, почти пустой котёл и на залитое водой кострище.
– Это мелочи, – махнул рукой Ги. – Это всё даже к лучшему. Несколько гадов пробрались сквозь наши завалы и напали сзади. Один из них задел и уронил котёл. Обварил, видно, ноги. Прыгал тут и орал, пока я его копьём в живот не успокоил… Вот только воды теперь совсем мало. А кипячёной вовсе нет.
– Тьер говорил, там в сорока шагах, дальше в лесу, есть ручей… Он точно убит? Не ранен?
– Точнее некуда. Голова ударом сзади отрублена. Держится только на небольшом лоскуте кожи. Жаль парнишку. Смышлёный был и не злой. Во-он туда я его и Хельда отнёс.
– Хельд тоже?
Ги скорбно кивнул.
– Это ведь мы с тобой его… приговорили.
– Он умер геройски, в бою. Защищая своего господина и своих товарищей. Это лучшая смерть для воина-гета. Его душа теперь, наверное, на небесах – пирует в чертогах Альдора.
– Что?
– Думаю, он в это верил, – Ги пожал плечами. – Все геты до сих пор в это верят, хотя уже двести лет, как молятся Трису… Послушай, у нас не было выбора. Кто-то должен был надеть твои доспехи. У Хельда был хотя бы шанс выжить. Если бы мы одели кого-то другого – вот это было бы точно убийство. А так – просто не повезло.
– Не надо было никого одевать, – зло буркнул Жан. – Убили бы они меня, и дело с концом.
– А как же мы все? Как же твоя Лин?
– От меня одни только беды и смерть. Разве ты не видишь?!
– Эта куббатова жизнь, – Ги зло сверкнул глазами, – состоит из одних только бед, и для всех кончается одинаково – смертью! Разве ты не заметил?.. Хельд был хороший человек. Простоватый, бестолковый, но хороший. И он был воин. Ни на что, кроме войны он не годился. Все это знали, и он сам это знал. А ты много на что годишься. Может, ты сам не видишь, но вокруг тебя всё начинает крутиться, как вихрь, как ураган. То, на что у других уходят годы, ты делаешь за недели. Ты знаешь, чуешь что-то такое, что заставляет других вставать с места и делать дела. Жизнь вокруг тебя кипит, ускоряется, понимаешь? Ты отмечен Трисом. Ты можешь многое изменить…
– Я одержим Зверем.
– Ты про боевое безумие? – Ги понимающе усмехнулся. – Это случается с воинами. Не со всеми. Ты счастливый человек, если в бою сумел оседлать своего Зверя. В бою Зверь полезен. Он делает тебя сильнее. Он сеет смерть, но он и сам ищет смерти в бою, и этим опасен… Ладно. Хватит болтать. Вон, твой складной стул. Присядь, отдохни, а то на тебе лица нет. А я схожу, найду, где там этот ручей. Вскипятим воду. Потом поглядим, что с твоими ранами, с ранами других, кто пока ещё жив. Не кори себя, господин. Думай о живых, о том чем ещё мы им можем помочь.
– Я пойду с тобой за водой, – решил Жан. – Если там и правда ручей – за одно умоюсь.
– Ну… Тогда сперва доспехи сними… А лучше отдохни хорошенько. Ты же бледный, как смерть. Свалишься с ног, и что мне тогда тащить? Котёл с водой или тебя?
***
Набрав в проточном ручье воды в котёл и в один из бурдюков, а затем и умывшись, они потащились обратно. Ги, неся котёл, всю дорогу болтал без умолку, надеясь отвлечь Жана, несущего бурдюк, от плохих мыслей.
– То, что мы отбились – удивительная удача. Всё могло кончится хуже, гораздо хуже. А вышло так, что я, Хеймо и Низам почти не ранены. Царапины не в счёт. А всё почему?
– Почему?
– Потому что мы все были в доспехах. А лучше бойцы, посланные герцогом, те, что на лучших конях, в полных кольчугах, в кольчужных штанах, в шлемах с бармицами – они скакали первыми и почти все попались на наши верёвки. Да потом ещё Хеймо сумел сосну на них уронить. А остальные что? – Сброд, нанятый по кабакам. Ни доспеха нормального, ни военной хватки… Если бы лучшие люди герцога не были выбиты в первые же минуты, от нас бы, наверное, и мокрого места не осталось.
– Это точно были люди герцога?
– А кто же ещё? Они даже свои щиты с герцогским гербом не закрасили. Просто где-то по дороге замазали их жидкой грязью. Проведи по любому рукой. Грязь осыпется, и всё сразу видно. А если порыться у них в кошелях, наверняка можно найти какие-то записи, возможно даже бумаги с герцогской печатью.
– Интересно, достаточно ли этого, чтобы доказать вину герцога в суде?
Ги удивлённо посмотрел на Жана:
– Ты что, хочешь герцога Арно притянуть к суду?
– Да, – решительно кивнул Жан. – Промытые царапины на лбу и губе теперь саднили ещё сильней. К старым, ещё не зажившим после турнира, ссадинам и кровоподтёкам прибавились новые. Всё это ныло и взывало об отдыхе. Но Жан понимал – если сейчас он просто приляжет, то немедленно отрубится, и уже никак не сможет помочь своим товарищам, таким же, а то и ещё больше израненным, выбивающимся из сил.
– Даже не думай о королевском суде, – замахал свободной рукой Гильбер.
– Но почему? У нас же полно доказательств!
– Откуда ты знаешь, выгодно королю признавать герцога виновным или нет? Ты что, пробыв неделю в Эймсе, разобрался во всех столичных интригах? Да в них сам куббат не разберётся.
– И что же, оставить всё это безнаказанным?
– Нет, ты обязательно пожалуйся королю. Но неофициально, без свидетелей. Конечно, доказательств у нас много. Да я в лицо знаю того барона, который мчался на нас самым первым, а потом полетел кувырком с коня и, хвала Трису, шею себе свернул.
– Это точно был барон? И он служил именно герцогу Арно?
– Да. Приятель Эльдана Ложеронта, которого ты заколол на турнире. Я их обоих видел в герцогской свите.
– Но если у нас есть столь неопровержимые доказательства…
– Вряд ли королю важны твои доказательства, – покачал головой Ги. – Ты, конечно, предъяви все доказательства королю, чтобы он не подумал, что ты специально на Арно наговариваешь. Но на суде не настаивай. Если король пожелает сместить Арно, или как-то ещё его наказать, он и без тебя найдёт для этого повод, с судом или без суда, это уж как ему будет угодно… А если король не пожелает, то никакие доказательства тебе не помогут, понимаешь? Вытаскивая дело на публичный суд ты как бы заставишь короля выбирать – ты или Арно. Ты уверен, что он выберет тебя, а не герцога?
– Да-а… – Жан тяжело вздохнул. – Так я на этот вопрос ещё не смотрел… Может, ты и прав. Однако, мне хочется как-то наказать этого гада!
– Понимаю, – кивнул Ги. – Но чем больше ты будешь говорить о том, что хочешь его наказать, тем сложнее тебе будет это исполнить.
Жан понимающе кивнул. Они уже подходили к лагерю.
– Жан, Ги! – к ним подбежал запыхавшийся Лаэр. – Рикард, оказывается, жив! Он очнулся. Стонет… Но, боюсь, он всё-таки не жилец. То что по шлему его рубанули – не так страшно. Может быть сотрясение мозга. Но серьёзной раны на голове нет. Просто шишка. А вот нога… Левая ступня у него вся разворочена. И крови много ушло. Лежит, бледный, как смерть, и стонет. А кровь-то всё капает…
– Так… – скомандовал Лаэру Ги. – Разжигай костёр. Кипяти вот эту воду в котле, а мы посмотрим что там с Рикардом.
Алхимик, похоже, бредил. Смотрел невидящими глазами перед собой и бормотал странные, никому не понятные слова. То ли химические формулы, то ли волшебные заклятья. Его левая ступня являла собой месиво из кровоточащего мяса и торчащих из него мелких косточек.
Жана от одного вида этой раны замутило. Однако, уйти он не мог. Просто стоял рядом и старался не смотреть на эту ужасную ногу.
– Ясно, – закивал сам себе Ги. – Сперва надо кровь остановить. Нужна верёвка и палка, чтобы пережать ему на ноге все кровеносные жилы. Давай, будешь мне помогать.
– Э… Может, лучше Хеймо?
– Ты разве не видишь, что он занят?
– Чем это он там занят? Бродит туда-сюда, собирает с мёртвых трофеи?.. Постой, он что, добивает раненых? Вот просто режет их, беззащитных, ножом?
– Ну да. А что не так? Ты думал, господин, что это делается как-то по-другому?
– Но мы ведь уже победили. Зачем добивать? – с ужасом в голосе прошептал Жан.
– А что нам, лечить их что ли? Нам бы своих вылечить, хоть кого-то. А этих лечить некому. Они всё рано сдохнут. А так он облегчает им мучения.
– Но не все ведь…
– Все, – решительно махнул рукой Гильбер. – А если кто-то из них жив настолько, что может поправиться, то такой раненый нам опасен. Он же может напасть, убить. А у нас даже стеречь их некому. И потом… ты же сам недавно хотел всех их убить.
– Хотел, – Жан пристыженно опустил глаза.
– А кому кроме Хеймо тут, у нас, можно поручить это грязное и трудное дело? Низаму что ли? Или Лаэру? Жаль, Шельга ускакал. Вот он, думаю, не стал бы церемонится. Даром что степной дикарь, а бился хладнокровно, расчётливо, словно всю жизнь только этим и занимался… Конечно, увидев, что его сынишка убит, Шельга сдал. Покинул строй. Ну а потом, поплакав над сыном, он взвыл, как зверь, вскочил на своего скакуна и умчался в погоню за этими. Наверное, чтобы мстить… Так, вот сюда, в петельку, вставляй эту палочку и крути, крути, пока я не скажу, что хватит. Это пережмёт ему жилы, чтобы кровь наружу не вытекала. А я потом привяжу эту палочку и скрученную верёвку другой верёвкой к ноге, чтобы натяг не ослаб.
– Так мы наложим жгут, – пробормотал Жан по русски.
Ги удивлённо глянул на него, а потом махнул рукой. Он уже давно привык к тому что хозяин иногда говорит какие-то непонятные слова.
– Потом найдём ровное бревно или пенёк. Хеймо как раз освободится, наточит хорошенько свой топор и оттяпает эту злосчастную ступню одним махом. Если культю потом сразу железом прижечь, то он, может, ещё выкарабкается.
– Отрубить ступню? – Жан с ужасом посмотрел на Гильбера и на мечущегося в бреду Рикарда.
– А как ещё-то? Думаешь, это месиво получится как-то нормально поправить? Да там всё через пару дней загноится и омертвеет, а потом омертвение пойдёт выше, ещё выше… Эх, если бы мне в своё время сразу оттяпали эту проклятую ступню, прежде, чем вся нога загноилась! Будь у меня только ступня деревянная, а не вся нога ниже колена, я бы сейчас куда резвее бегал.
Прежде, чем Жан попробовал возразить Гильберу, к ним подбежал Низам.
– Жив! Керик жив! Дышит! Просто едва заметно, но я зеркальце к его губам поднёс. И вот – оно запотело!
Ги тяжело вздохнул:
– Значит ещё одного придётся лечить. А потом эти двое, наверняка, всё равно умрут.
– Ну вот что, – Жан встал. Своих мы будем лечить до последней возможности, пока есть хоть какая-то надежда. Всем ясно? И ногу ему отрубать я не дам. Может, ещё получится найти хорошего костоправа, который сумеет залечить всё как надо.
– Если полить рану мочой, она гораздо быстрей заживёт. Так во всех лекарских трактатах написано. Да и на практике я проверял, – вставил Низам.
– Дурак ты, – проворчал Ги. – От мочи кожа срастается быстрее. Мелкие царапины мочой можно лечить. А для глубоких ран от неё только вред. Снаружи быстрей зарастёт, а изнутри потом будет гноиться. Глубокие раны промывают проточной, а лучше освящённой водой. А если и это не помогает, то заливают кипящим маслом или прижигают железом.
– Дикари, – в пол-голоса проворчал Низам, но спорить не стал.
Глава 27. На костях
– Если тебя убьют на турнире, мне тоже незачем жить, – Лин ткнулась в его шею носом. Тяжко вздохнула.
– Не смей, слышишь? Даже думать об этом не смей. – Жан отстранился, и серьёзно посмотрел ей в лицо. – Ты так прекрасна, что должна жить, что бы там со мной ни случилось.
– Они выдадут меня замуж за какого-нибудь чванливого идиота, вроде Винсена, сыночка графа дэ Бриака, или за этого чёрствого убийцу Эльдана.
– Неужели мать ни одного приличного жениха тебе не нашла? – покачал головой Жан.
– Лучше тебя никого нет, – она нежно погладила его по голове.
– Обещаю – я очень постараюсь остаться в живых и победить. Но если вдруг…
Она прикрыла его рот ладошкой:
– Даже не говори этого слова. Я буду молиться за тебя. Когда ты уедешь в Эймс, моё признание уже не сможет тебе повредить. Тогда я во всём покаюсь отцу Ингелию. Милосердный Трис меня простит. И я буду молиться за тебя каждый день, каждый час…
– Молись, если хочешь. Только не смей умирать, что бы со мной ни случилось. Обещай, что… Если меня не станет, ты всё равно найдёшь себе достойного мужа, и будешь жить долго и счастливо.
– Вот прямо пообещать? – Лин посмотрела на него удивлённо, даже как-то обиженно.
– Да. Пообещай. Для меня это очень важно. Я хочу, чтобы у тебя всё было хорошо даже если… если у меня что-то пойдёт не так.
– Ну… А скажи, люди ведь могут делать это так, как собачки, или как лошади… – Лин стала пунцовой от смущения. – Чтобы он сзади меня пронзал, чтобы совсем не видеть его лица?
– Да, можно и так, – Жан мечтательно улыбнулся, представив, как делает это с Лин. – По-всякому можно.
– Тогда я, пожалуй, решилась бы выйти за Гизериха. Ну, если он будет только сзади… Он, конечно старик… И этот ужасный шрам… Но он хотя бы не дурак. И он был добр со мной. И не врал. Никого из себя не строил, не чванился. Просто разговаривал со мной о разных интересных вещах. О дальних странах. О книгах… Нет. Лучше я всё же сбегу. Этот ужасный шрам поперёк правого глаза… Всё равно придётся видеть его лицо каждый день за обедом, вздрагивать при каждой встрече. Не могу же я жить с ним в одном доме, и вовсе на него не смотреть.
– Зачем Карин сватала за тебя этого урода?
– Сватала не мама, а герцог Арно. Думаю, и других женихов, почти всех, именно он для меня подбирал… Своих приятелей подбирал и верных слуг. Чтобы через это подчинить себе ещё и Тагор. А этот старик, барон Гизерих, один из самых верных людей Арно. А ещё он вдовец. У него трое детей от прежней жены. И как я с ними буду?
– Сколько же ему лет?
– Много. – Лин вздохнула. – Наверное, все сорок… Нет, я лучше сбегу, если ты… Знаешь, когда папа умер, на его похороны много гостей приезжало. Был там герцог Арно. Он всё пытался маму утешить. Комплименты ей на ухо шептал. Но был и ещё один герцог. Гвиэр Пейлорский. Первым браком он был женат на папиной сестре, так что он мне, получается, дядя… И он при всех, при свидетелях сказал мне и маме, что теперь, когда мы осиротели, он в любой день готов принять нас под защиту, сказал, что и мама, и я можем к нему обратиться за помощью, если вдруг окажемся в опасности, или если с нами кто-то поступит несправедливо… Вот я и подумала – если Арно попытается выдать меня замуж против моей воли, я просто сбегу в Пейлор, к дяде… Но я не хочу никуда убегать. Хочу, чтобы ты победил и вернулся. Хочу быть твоей, только твоей, слышишь? – Лин обняла его, сжала рукой плечо…
***
– Господин, очнись! Очнись же!
– Что? – Жан открыл глаза. Он лежал в шатре, хотя совершено не помнил, как сюда попал. Ги тряс его за плечо. – Что случилось?
– Караван торговцев по тракту идет. С юга. Нам бы взять у них пару телег для перевозки раненных и поклажи. И ещё – может среди них костоправ найдётся или хоть какой-то лекарь?
– Да, – Жан вскочил, морщась от боли. Отбросил полог шатра. – Я что, среди дня заснул?
– Скорее, лишился сознания от усталости. Во-он они, видишь? Сейчас мимо пройдут и всё.
– Стойте. Стоять! – Жан побежал наперерез неспешно катящимся по дороге, влекомым волами, телегам. Ги, подхватив его перевязь с мечом и парадную шляпу, захромал следом.
***
– Мне срочно нужен лекарь. Или костоправ. Любой, кто умеет врачевать тяжелые раны. А ещё мне нужно вино. Тагорское крепкое. Я вижу, у вас тут есть пара бочек такого. Вот, я его по отметке на бочке узнал. Мне нужно две… нет, лучше три фэтты такого вина. Я за всё заплачу.
– Лекаря у нас, сударь, нет. Лучше вези своих раненых сразу в Тамплону. Там лекарь найдётся, и не один. А вино… Ради трёх фэтт я не буду вскрывать бочку, – покачал головой хозяин каравана. – Купи лучше тагорского белого, или пейлорской скаленции. Эти бочки у нас открыты. Мы и сами из них пьём по дороге. А это тагорское крепкое уже, считай, оплачено. Везём его на заказ. Знаешь, как трудно его раздобыть?
– Мне нужно именно тагорское крепкое. Не для пьянства. Для раненных.
– Мне не важно, уважаемый, для чего оно тебе нужно. Раз очень нужно – покупай сразу бочку. Да по той цене, какую мне за него в Эймсе обещали. А телегу я тебе ни за какие деньги не продам, уж прости. Одно дело – бочка, и совсем другое – телега. Мне надо весь товар в целости до Эймса доставить. Отдам тебе телегу, а товар с неё что же, прямо здесь, на дороге выброшу?
– Да знаешь ли ты, с кем имеешь дело, болван? – прорычал Жан. «В караване семеро конных охранников. Да ещё на каждой телеге вооруженный возница. Всего почти три десятка бойцов. Силой у них ничего не отнять. Только и остаётся, что грозить и запугивать».
– Понятия не имею, кто ты, но это и не важно. У меня есть королевский патент на торговлю. Я вожу товары для лучших людей столицы, и имею такие связи, что угрожать мне бессмысленно, – отрезал хозяин каравана. – Я тебе по-хорошему предлагаю. Купи тагорского белого. Стоит оно куда дешевле, а раненные твои и им преспокойно напьются до полного изумления и обезболивания. А телегу ты и в деревне можешь нанять. В паре часов езды к югу я видел какое-то селение… На вас, что же, разбойники напали?
– Разбойники, – закивал догнавший Жана Гильбер. – Вот, господин. Твой меч и шляпа.
Жан кивнул слуге, накинул на плечо перевязь с мечом, надел шляпу:
– Перед тобой, мужлан, королевский барон Жануар дэ Буэр, единственный в мире человек, который производит это самое крепкое тагорское. Видишь, вот тут, на боку каждой бочки начертан мой знак? И если ты мне немедленно не нальёшь три пэтты моего же вина, то обещаю, никогда больше, нигде тебе и твоим слугам не продадут ни одной бочки крепкого тагорского! Там – Жан махнул рукой назад, на свой, стоящий в лесной прогалине шатёр, – страдают мои раненные люди, и именно крепкое тагорское необходимо им для лечения. «А лучше бы, конечно, пол литра чистого спирта, или хотя бы самогона двойной перегонки, да где их тут взять?»
– Э… Но как я тогда отдам эту бочку заказчику, если в ней будет недоставать три фэтты вина?
– Долей туда скаленции. Она, конечно, не такая крепкая, зато она слаще и приятней на вкус. Скаленция облагородит вкус, а крепость тагорского из-за трёх фэтт понизится совсем немного. Никто и не заметит.
– Но если открыть бочку, вино начнёт прокисать. А мы в Эймс не завтра приедем. Волы, это тебе не лошади. Идут неторопливо.
– Крепкое тагорское именно из-за своей крепости очень долго не прокисает. И через месяц не прокиснет, Трисом клянусь! Давай, открывай.
***
– Хорошо, всё-таки, что мы взяли четыре фэтты. – Ги полулежал, откинувшись спиной на мешки.
– А ещё лучше, что мне удалось впарить этим торговцам четыре конских туши, – самодовольно усмехнулся Лаэр. – Куда бы мы завтра дели эту дохлятину? Осталось ещё одну убитую лошадь самим разделать, и свежего мяса на углях пожарить. А остальные лошадки, даже те, что падали, или ноги себе о верёвку повредили, может, ещё поправятся.
– Главное, чтобы люди поправились, – пробурчал Жан. Он тоже хлебнул крепкого тагорского, но настроение что-то не улучшалось.
– Сейчас Рикард окончательно захмелеет. Надо будет его подержать, чтобы не дёргался, – принялся распоряжаться Ги. – Хеймо и Лаэр за ноги, а ты, господин, за плечи. Сперва я промою ему рану кипячённой водой. Вода как раз остыла. Уже не обжигает, но ещё не холодит. А потом полью рану крепким тагорским… Это точно ему поможет, господин?
– Должно помочь. Винного духа в нём больше, чем в любой другой жидкости, какую мы бы могли тут достать. Конечно, было бы лучше облить эту рану чистым винным духом двойной перегонки. Но мы его весь в Эймсе потратили… Низама что, уже сон срубил? С пары глотков вина?
– Он бы и без вина свалился. Да и я сейчас, кажется, свалюсь, – вздохнул Ги.
– Кто-то скачет! – Хеймо вскочил с земли, подхватив свой топор.
– Неужели снова люди герцога? – с ужасом пролепетал Лаэр, торопливо нашаривая в траве меч.
Цокот копыт приближался.
«Доспехи надеть мы сейчас вряд ли сумеем. Да и не успеем уже. Если это люди Арно вернулись, то теперь-то мы для них действительно лёгкая добыча».
– Всего трое? – Ги присмотрелся – Три коня. Один всадник. Да это…
– Щельга!
– Живой!
– Каков молодец! А мы уж думали, что ты совсем сгинул…
Кедонец подъехал к ним. Соскочил с вороного скакуна. Бросил к ногам Жана пропитанный кровью холщовый мешок.
– Всё. Больше не смог. Сильно хотел, но не смог. Два догнал. Три врага совсем ушел. Один ушел на юг. Два на восток. Два на север я догнал. Вот – он кивнул на мешок.
– Что тут? – Жан развернул холстину и посмотрел внутрь. – Боже… – Внутри были две окровавленных человеческих головы. – Ты… Зачем это? Зачем так? – если бы в этот день, после завтрака Жан хоть что-то ел, его бы сейчас точно стошнило.
– Месть, – буркнул Шельга. – Где мой сын? Теперь могу его хоронить. Эти два будут ему кылдер… Будут ему слуга после смерти.
– Как это? – пролепетал Жан.
– В родной курган не положить. Наша степь далеко. Стану копать тут. В этот лес. Два врага ложить Керик под ноги. Там, в лучший мир, будут ему кылдер.
– Рано его закапывать, – улыбнулся Жан. – Керик жив.
– Чекер?.. Это правда?.. Где он? – Шельга бросился к шатру. Там, в тенёчке, рядом с Рикардом, на боку лежал бледный, как смерть, но живой, Керик. Ударом топора у него было сломано несколько рёбер, однако он еле заметно дышал.
***
– Эй, парень… Не подашь ли пару со на хлеб старику?
– Не подам, – буркнул Жан, выходя из трактира. Деньги у него в этот раз были. Но подавать нищим попрошайкам… – Работать не пробовал?
– Работать? – старик оскалился в кислой усмешке. Одного переднего зуба на нижней челюсти у него не хватало, второй был обломан. – Вряд ли теперь кто-то наймёт меня на работу, – прохрипел он и выразительно глянул на свою правую ногу. Точнее туда, где вместо ноги ниже коленного сустава был только обрубок.
Жан почувствовал острый укол совести. Но платить попрошайке всё равно не хотелось. Тем более, что от того несло винным перегаром.
– Работу всегда можно найти. Всё зависит от того, что ты умеешь, и что согласишься делать.
– Ты хочешь сказать, что нанял бы меня на работу? – с надеждой в голосе спросил старик.
– Пьяницу я точно не найму, – буркнул Жан и уже собрался двинуться дальше, но во взгляде старика было такое отчаяние… – И денег не дам. Могу тебе хлеба купить.
– Хлеба… – старик приподнялся на своей здоровой ноге, ловко опираясь на сучковатый посох. – Да. Хлеба. И глоток воды. Большего мне и не надо, чтобы до вечера дотянуть. А там, вечером, если Трису будет угодно, кто-нибудь из местных пьяниц подбросит мне еды, а потом и вином угостит.
– За что же тебя тут кормят и поят по вечерам?
– За правдивые рассказы о моей жизни, о войне и о смерти товарищей, о трудах и походах… А ещё больше – за складное враньё. Враньё-то люди ценят повыше.
