Текст книги "Танцы со Зверем (СИ)"

Автор книги: Александр Быков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)

Хельд, подхватив свою тарелку, лепёшку и пивную кружку, двинулся вслед за хозяином.

– Э… Любезный! Посуду нельзя забирать с собой. Ты её не купил! – бросился за ним трактирщик.

– Я верну. Сейчас. Только схожу за хозяином. Доем и сразу всё верну, небом клянусь, – Хельд, как смог, сотворил небесное знамение, не выпуская из правой руки не до конца ещё опустошенную кружку с пивом, и поспешил дальше.

Попрошайка, видя, что ещё не совсем пустая миска и почти полная пивная кружка Жана остались на столе, тут же уселся, достал из своей объёмной холщёвой сумки, висящей через плечо, деревянную ложку и принялся жадно есть.

***

– Мне сказали, ты можешь быстро сделать медные трубки. Мне нужны три медных трубки. Каждая в палец толщиной, а длинной как рука или больше.

– Медный трубка?.. О, у меня много такой, уважаемый синор. Вот, я делать много подвес из медный трубка. Трубка гладкий, трубка рифлёный, трубка с расширение, – старикан с гладко выбритой лысиной, шикарными седыми усами и густой окладистой седой бородой полез куда-то под заваленный инструментами стол. Он достал и развернул на столе холстину, на которой были приколоты или пришиты два десятка украшений – браслетов, пряжек и подвесок весьма оригинального вида. – Таких Жан тут прежде ещё не встречал.

«Похоже на финно-угорские или балтские украшения из земного раннего средневековья. Ух ты! Есть даже пара серебряных подвесок с зернью! А-ля великая Моравия или домонгольская Киевская Русь. Интересно, почём он их продаёт?.. Но трубки тут совсем не такие, какие нужны мне. Тонкие, и длинной не больше, чем в палец. В основном используемые как звенящие подвески типа бубенчиков на всяких украшениях».

– Мне нужна большая трубка. Очень большая. Длинная – Жан указал размер руками. – И толстая – Он показал свой палец и жестом словно бы обернул его чем-то.

– Ты делай плату вперёд. Я делай большой трубка, как скажешь. Большой трубка просто больше работа. Больше плата. А делать всё так же.

«Что-то я сомневаюсь, что он осилит трубку нужных размеров».

– Покажи, как ты их делаешь.

– Это простой работа. Нужен медная лист. Железная прут. И серый мягкий… Забыл как зовут на ваш язык… – старикан вытащил из-под стола толстый свинцовый блин, изъязвлённый множеством углублений, борозд и рисок самой разной формы.

– Это свинец? – уточнил Жан.

– Да. Так! Серый-мягкий. На меданский – свинец. – Вот киндыр. Вот альбет. Я долбить медный лист. Делать хикель, абар… як! – и старик указал на одну из своих трубочек, изготовленных из меди.

– О, боже… На каком языке он говорит? – спросил Жан у Хельда, на весу дохлёбывавшего еду из своей миски, но тот только невнятно промычал и пожал плечами.

– Вот это – Жан указал пальцем на круглый в сечении железный пруток, имевший в толщину миллиметра четыре. – Это что?

– Альбет. Делает форма для трубка вокруг.

– Отлично! Нужен другой альбет. Вот такой толстый – Жан показал свой указательный палец.

– Харашо. Я идти к мой брат-кузнец. Брать такой альбет. Делать в этот… свинец другой, толстый киндыр. Колотить медная лист. Потом хикель, абар…

– Нужна вот-от такой длины трубка – развёл Жан руки.

– Могу. Любой длины могу. Только плати. Но для такой длина нужно много медная. Дай десять со вперёд на медная. Десять со на хлеб мне и мой ученик. Три дня долбить, отжигать, долбить – и будет твой длинный трубка на толстый альбет.

– А сколько всего с меня возьмёшь?

– Десять да десять. Да три по десять со отдашь, когда получишь свой трубка. Такой длинный трубка как этот стол. Так?

– Так. Хорошо. И ещё нужно, чтобы края у трубки были встык, а не внахлёст. И чтобы щель была запаяна серебром, или хотя бы оловом. Чтобы воздух не проходил… О боже, как я это всё вообще смогу ему объяснить?

– Я могу тебе помочь, чужестранец, – раздался у него за спиной знакомый голос. – Ну что? Шельга берётся делать твои трубки?

***

– Как тебя зовут-то – уточнил Жан у своего сутулого чернобородого благодетеля, когда они вышли из полуразваленной хибары, в которой располагалась мастерская Шельги.

– Низам.

– Ты долго живёшь в Эймсе, но на самом деле ты не местный?

– Да. Я путешественник. Просто застрял тут надолго. Но… ты обещал досыта накормить меня, если мой совет будет полезным.

– Верно, – кивнул Жан, направляясь обратно к трактиру.

– Между прочим, когда я уходил, он сел за наш стол, и принялся доедать твою похлёбку, господин, – тут же наябедничал Хельд. – И допивать пиво из твоей кружки. Так что можно его уже не кормить. Он уже сам взял всё то, что было ему обещано.

– Вот как? – Жан совсем другими глазами посмотрел на Низара. – Ты был настолько голоден?

– Я не ел со вчерашнего дня.

– И ты вряд ли наелся тем что там оставалось в миске, – сам себе кивнул Жан, подходя к трактирной стойке.

– Вот. Возвращаю всё, как обещал, – Хельд поставил пустые миску и пивную кружку на трактирную стойку раньше, чем хозяин заведения успел пожаловаться на него Жану.

– Хорошо, – хмыкнул трактирщик, а затем лучезарно улыбнулся Жану: – Изволите отведать чего-нибудь ещё?

– Ещё миску такой же похлёбки, лепёшку и кружку пива. А мне, пожалуй, вот этих сладких… как они у вас называются?

– Медовая пышка, – подсказал Низам.

– Да. Мне три таких пышки. И кружку красного гвиданского. – Увидев, как Низам жадно глянул на пышки, Жан поправился: – четыре таких пышки. – Потом, глянув на Хельда, вздохнул и сказал: – Ладно, пять.

Глава 15. Ртуть

– А на каком языке ты говорил с этим Шельгой?

– На кедонском… Он же кедонец. Неужели не видно? Одежда, голова бритая, даже украшения, которые он пытается тут продать – такие в ходу у восточных племён, которые платят дань их вождю.

– А откуда ты знаешь кедонский?

– Выучил, – пожал плечами Низам. – Два года жил с ними в степи.

– Так. А где ты ещё бывал?

– Эбер, Медан, Лиирик, Норик, Западный Мунган, Талос, Восточный Анкуф, – принялся перечислять Низам – Последние пять лет живу в Гетельде.

– И, кажется, не очень этому рад?

– А чему радоваться? – пожал плечами Низам. – Средств, чтобы дальше путешествовать, у меня нет. И возможностей, чтобы эти средства заработать, тоже нет. Сперва-то всё шло хорошо. Я был вхож тут в лучшие дома. А потом влип в одну дурную историю… С тех пор местные синоры не хотят иметь со мной дела. Даже на порог не пускают. Повезло ещё, что жив остался. Хожу теперь по городу, выискиваю приезжих, чтобы предложить им свои услуги переводчика и проводника.

– Ну… может это и к лучшему? – попытался утешить его Жан. – Может тебе и пора где-то остановиться после стольких скитаний? – Низам в ответ только скептически скривился. – И что же, ты сумел выучить языки всех тех стран, в которых бывал?

– Меданский знаю. Риканский, кедонский, хали, талосские языки. А мунганский для меня родной. Я же из Хардуфа. А вот судя по твоему лицу… мне сперва показалось, что ты, как и я, мунганец. Но у тебя совсем другой акцент. Ты, вообще, говоришь по-мунгански?

Жан покачал головой:

– Я из Тагора.

– Может, ты потомок одного тех Кутбельских колен, что во времена императора Марциана переселились сюда, на запад? Твои предки – виноградари?

– Верно. Но откуда…

– Значит ты из тех самых кутбельцев! Но сам ты не виноградарь, не крестьянин. Ведёшь ты себя как торговец. А одет как воин.

– Всё так. Я торговец. И воин.

– Но раз ты из тех, в давние времена переселившихся кутбельцев, то, полагаю, в молитвах ты поминаешь Меданского париарха, а не Иларского?

– Всё верно. Почитаю Триса, трёх его праведных святителей и Меданского патриарха, – Жан, привычно сотворил небесное знамение.

– Что ж, – вздохнул Низам. – Значит, лучше не обсуждать с тобой вопросов веры, чтобы не будить древних обид и споров.

– Ты почитаешь Иларского патриарха?

Низам кивнул.

– Ну и не важно, – махнул рукой Жан. – У меня нет предубеждения к иноверцам. Один мой слуга такой же как ты иларец, а ещё один – риканец.

– Отрадно слышать, – кивнул Низам, и склонился над миской, вычерпывая из неё остатки похлёбки.

– Скажи мне лучше, не знаешь ли ты, где тут, в Эймсе, можно найти хороших аптекарей? Что-то я пока не видел тут аптекарских лавок.

– И не увидишь, – Низар облизал ложку и отставил пустую миску в сторону. – После того как епископ Гермольд заявил, что все аптекари суть колдуны, готовящие отравы и приворотные зелья, аптекарские лавки в Эймсе королевским указом были закрыты. Кто-то уехал. Кто-то был схвачен и, под пытками, сознался в колдовстве и отравлениях. Кто-то, может быть, до сих пор промышляет аптекарским делом, но тайно. Так что аптекарские зелья теперь можно добыть только в монастыре святого Жустина, что у восточных ворот. Но выбор там, я бы сказал, крайне скудный.

«Надо же! С виду-то этот старикан-епископ показался мне приличным человеком… А я, дурак, ещё хотел местным аптекарям свой самогон продавать! Повезло, что на менее опасные вещи его израсходовал! Ладно, надо будет хотя бы к монастырским аптекарям заглянуть, посмотреть, что у них есть».

– А химисты в Эймсе тоже под запретом?

– Нет, конечно. Но химистов тут мало. Есть несколько горожан, химистов-любителей. А мастер-химист, имеющий собственную мастерскую и обучающий подмастерьев, в городе один. Магистр Сеговир.

– Покажешь, где он живёт?

***

Мастерская Сеговира располагалась на западной окраине Эймса, на берегу мутной Сонты, медленно несущей воды с юга на север. За высоким забором из вкопанных в землю заострённых наверху брёвен виднелся двухэтажный каменный дом с островерхой черепичной крышей. Над окованными железом въездными воротами сверкал золотой петух, прижавший когтистой лапой и бьющий клювом толстую медную змею.

– Такой знак должен быть на дверях дома любого мастера-химиста северной школы, – пояснил Низам. – Только не говори Сеговиру, что это я тебя сюда привёл.

– Почему? – удивился Жан.

– Это плохая рекомендация… Лучше скажи, что бродил по городу и случайно увидел знак на воротах.

«Я, кстати, видел такого петуха со змеёй на обложке одной из книг в библиотеке Лин. Полез смотреть – а там сплошная абракадабра… Ну, у алхимиков, наверное, так и должно быть? Жаль я на Земле этот вопрос подробно не изучал. И подумать не мог, что когда-нибудь пригодиться…»

– Ну, стучись в ворота. А я пойду… Кстати, ты обещал мне два со за то, что я провожу тебя к химисту.

– Да, верно, – Жан сунул руку в висящий на поясе кошель, зацепил там две маленьких серебряных чешуйки и вручил их Низаму.

– Благодарю, – Низам поклонился, принимая монеты, – и осмелюсь спросить. Не нужен ли я буду тебе для чего-нибудь завтра? Или уже сегодня вечером? Харчевня с самой лучшей в Эймсе едой? Заведение с самыми чистыми в этих краях доступными девочками? Может быть есть ещё какой-то редкий товар который ты ищешь, или какой-то нужный тебе человек?

– Э… Я подумаю, и, возможно, ещё обращусь. Где тебя можно найти?

– В том трактире, где мы встретились. Я снимаю у трактирщика комнатку на чердаке. Даже если меня нет – через трактирщика можно передать сообщение.

– Снимаешь там комнату?.. Но почему тогда трактирщик сам не мог тебя чем-нибудь накормить? Разве питание не входит в плату за постой? Отчего тебе пришлось выпрашивать еду?

– Еда стоит денег. А я и за комнату уже изрядно ему задолжал. Иностранцы редко бывают в Эймсе, а богатые иностранцы того реже.

– Понятно, – покивал Жан. – Вечером, или завтра с утра я к тебе обязательно загляну.

– Спаси тебя Трис, – Низар согнулся в почтительном поклоне. Потом развернулся и двинулся прочь.

– Ох, хозяин. Не нравится мне этот тип, – проворчал Хельд, глядя в серую спину удаляющегося Низара: – Он, явно, хитрее, чем старается выглядеть, а ещё…

– Заткнись, дурень… – отмахнулся Жан и застучал кулаком в окованные железом ворота под золотым петухом.

«Никакой этот Низар не хитрец. Скорее, умник, который отчего-то не нашел себе тут, в Эймсе, достойного применения и, по сути, превратился в местного бомжа… Интересно, насколько хорошо он знает кедонский? И талосский. Он сказал «талоские языки». Их там что, много? Может, вывезти его из этой столичной помойки к нам в Тагор? Лин как раз не с кем практиковаться в изучении кедонского и талосского… С другой стороны – лучше ей практиковаться с носителем языка, а не с тем, для кого этот язык не родной. Если уж кого перетаскивать в Тагор, так это ювелира, Шельгу. Он, по крайней мере, настоящий кедонец, и, кроме того, явно много интересного может делать руками. Работой по производству змеевиков и перегонных кубов я уж точно на год его обеспечу. А Низам – просто образованный болтун. Был бы я королём, я бы, конечно, держал у себя при дворе десяток, а может и три десятка таких – для общего культурного блеска. Он, наверняка, много интересного может порассказать про дальние страны и про свои собственные приключения. И видно, что он много читал. Будь я менее загружен насущными делами, я бы потратил пару дней, выспрашивая у него, что да как происходит в разных странах. Но пока я даже не граф. А тут, в Эймсе, по улицам, поди, бродит с десяток таких голодных Низамов. Проверено – стоит только начать спасать из помойки и кормить какого-нибудь обездоленного, как он тут же попытается влезть тебе на шею. Деньги всегда быстро кончаются, а голодных бездельников от такой благотворительности меньше не становится… Нет – пока я готов кормить только тех, кто способен своим трудом увеличивать мою прибыль. Была бы от этого Низама какая-нибудь постоянная практическая польза, я бы ещё подумал, а так… Я и сам пока, несмотря на сорванный куш (Жан левой рукой незаметно потрогал рубашку, которую оттопыривал спрятанный за пазухой королевский кошель с золотом), ещё не достаточно богат. Сперва надо превратить эти монетки в постоянный источник дохода. Вот потом можно будет тратить этот доход на добрые и общественно полезные дела. А сегодня главная задача – найти не просто какого-нибудь умника. – Надо найти человека, знакомого с местной химией и способного самостоятельно думать, пробовать, ставить эксперименты, чтобы дальше продвигать мою тему с самогоном… Что они там, внутри, спят что ли?»

***

Пару минут постучав в большие ворота и не получив никакого отклика, раздосадованный Жан уже собирался уйти. Но тут калитка рядом с воротами приоткрылась. В щель выглянул седобородый человечек с нездоровым цветом лица:

– Что надо?

– Мне нужен химист, – заявил Жан, и, на всякий случай, вставил носок своего сапога в щель между стеной и калиткой.

– Мастер Сеговир только вечером приедет, – проскрипел человек и попытался захлопнуть калитку.

– Ничего. Я его внутри подожду, – прошипел Жан сквозь зубы и вломился внутрь, оттолкнув тщедушного человечка. Следом во двор усадьбы зашел и Хельд.

Во дворе кроме массивного каменного дома находилось ещё несколько одноэтажных деревянных построек и навесов. В центре двора стояла большая, размером с крупную винную бочку, каменная печь. В ней горел жаркий огонь. На печи стоял и, кажется, чем-то побулькивал, большой чан, склёпанный из нескольких железных листов и накрытый странного вида крышкой с отходящей в сторону трубкой. С железной отводной трубки что-то серебристое и блестящее капало в подставленную глубокую железную сковороду.

«У них там ртуть что ли? – удивился Жан, приглядевшись. – Обалдеть! Полная сковородка ртути. И толпа придурков ходит вокруг, дышит испарениями этой отравы!»

– Чего ты хотел от мастера Сеговира? – не отставал от него седой человечек. Люди, суетящихся во дворе, бросили свои занятия и уставились на непрошеных гостей.

Кроме седого задохлика во дворе было ещё пять человек. Двое мальчишек лет тринадцати – один чернявый, другой рыжий с усыпанным веснушками лицом – занимались тем, что руками ломали хворост и подбрасывали его в открытый зев печи. Ещё двое парней постарше толкли в больших каменных ступках какой-то минерал красного цвета. Худой русоволосый мужчина, на вид лет сорока, с озабоченным видом ходил вокруг печки, что-то записывал бронзовым писалом в церу и поглядывал, как из трубки в сковороду капает ртуть.

– Чего вы хотели? Сеговира сейчас нет дома.

– Ты его дворецкий? – уточнил Жан, внимательно осматривая человечка. Тот бы невысок ростом и удивительно худ. Его бледно-зелёная туника была тут и там заляпана причудливыми пятнами самой разной расцветки.

– Я старший подмастерье.

– Тут что же, все – подмастерья магистра Сеговира?

– Да. А ты что, хотел поступить к нему в подмастерья?

– А это возможно?

– Нет, – человечек высокомерно усмехнулся. – Магистр Сеговир берёт в подмастерья только мальчиков не старше тринадцати лет, при этом умеющих читать.

– Ну, читать-то я умею, – заметил Жан.

– Но возраст уже не тот, – скривил губы старший подмастерье. – Обучение занимает двадцать лет и его не каждый способен пройти. Нужен гибкий молодой ум, способный впитывать новое, как губка, и нужно крепкое здоровье. Так что, если ты пришел, чтобы набиваться к мастеру Сеговиру в ученики…

«Гибкий ум нужен, видимо, чтобы ломать хворост и толочь руду в ступке, а здоровье – чтобы было что гробить, вдыхая ртутные пары?»

– Ну, а если я приведу мастеру подходящего мальчишку, сколько он мне заплатит?

– Не знаю. Три со. Может, пять. За мальчишку поумней, может, даже десять.

– А каковы условия ученичества? Этому мальчику будут платить?

– Ученику будут предоставлены жильё, еда, одежда. После года ученичества он начнёт получать жалованье на мелкие расходы – пять со в месяц.

– И ты что же, работаешь здесь за пять со в месяц? – удивлённо поднял брови Жан.

– Старший подмастерье получает двадцать со в месяц. Но деньги это прах! – Он горделиво распрямил плечи. – Гораздо дороже те бесценные знания, которые мы получаем от мастера в оплату за нашу работу. Мы учимся повелевать природой вещей, разлагать и соединять, превращать одни вещества в другие и… – человечек закашлялся.

– А через двадцать лет подмастерье становится мастером? – уточнил Жан.

– Да. Если сумеет выдержать экзамен перед высшим советом химистов в Тицоне.

– И ты, конечно, надеешься стать мастером химистом? – уточнил Жан.

– Конечно. Я уже постиг многие тайны превращений. Надеюсь, за оставшиеся пять лет я дочитаю всё основные книги артонума и полностью освою химическую премудрость. Тогда мастер Сеговир даст мне рекомендательное письмо, я отправлюсь в Тицон и, выдержав там экзамен, смогу открыть собственную… – старший подмастерье снова зашелся в приступе кашля.

«Если ему осталось пять лет ученичества, значит он уже пятнадцать лет в подмастерьях. В подмастерья тут берут в тринадцать. Значит сейчас ему что… всего двадцать восемь?.. Господи… Беги отсюда, придурок… Хотя, этому, похоже, бежать уже поздно. – Теперь Жан совсем другими глазами посмотрел на копошащихся вокруг печи людей. – Тут не одного переманивать, тут, кажется, всех спасать надо. Епископ Гермольд, идиотина! Лучше бы ты логово этого алхимика закрыл, чем устраивать гонения на аптекарей!»

– У тебя остались ещё вопросы? – продолжил, откашлявшись, старший подмастерье. – Мне работать надо. А мастер приедет вечером, ближе к закату. Полдня его тут будешь ждать?

– У меня есть один вопрос. Ко всем подмастерьям. Хочу, чтобы все они послушали, и каждый ответил, что он думает, – заявил Жан.

– Но… Их нельзя от работы отвлекать пока кеврация не прошла вторую стадию.

– Какая ещё… Ладно. Я понял. Вот тебе… – Жан вытащил из кошеля горсть серебряных чешуек – два, три, четыре со. Я поговорю сейчас со всеми подмастерьями. Недолго. Потом мы уйдём. А вечером я приду и поговорю с самим магистром.

– Э… Нас тут шесть подмастерьев, вообще-то.

– Ну, хорошо, – Жан недовольно поджал губы, но добавил ещё два со. – «О чём их спросить-то? Мне нужно понять, кто из них способен мыслить самостоятельно, нестандартно, проводить эксперименты, пробовать. Беда в том, что я вообще ни черта не смыслю в этой алхимии».

Жан решительно направился к подмастерьям и, привлекая общее внимание, поднял руку. Впрочем, все и так, почти не отвлекаясь на работу, пялились на него с того самого момента, как они с Хельдом вломились в усадьбу.

– Кто верно ответит на мой вопрос, поучит награду, – заявил Жан. – Слушайте. Вот вопрос. Земля, вся целиком… Она шарообразная или плоская? Сможет ли кто-нибудь мне доказать, что она имеет форму шара? Или – что она – плоская?

Чернявый мальчишка уставился на Жана, удивлённо открыв рот. Рыжий хихикнул и удивлённо оглянулся на старших:

– А что тут доказывать? И так же видно, что плоская.

– Земля очень, очень большая. Так? – пустился в объяснения Жан. – А что, если она – шар? Огромный шар. А мы на ней, как букашки на… на тыкве. Даже ещё мельче, чем букашки. И поэтому мы не видим, что она круглая. Букашке, идущей по тыкве, наверняка, кажется что она идёт по ровному полю… Так что? Есть у кого-нибудь идеи о том, как доказать, как проверить, что Земля шарообразная? Или, что она плоская? Как мы можем это понять, если мы всего лишь букашки на огромной тыкве?

– Я понял про что ты говоришь, – заявил русоволосый подмастерье с церой в руках. – Это теория Геврасия Милернийского. Он утверждал, что наш мир, это огромный круглый камень, брошенный Элем в бездонное чёрное небо. Камень со страшной скоростью летит сквозь небо, а мы этого не замечаем. Не замечаем даже его кривизны нашего мира, настолько этот камень огромен.

– Но эта теория давно опровергнута, – пожал плечами первый из толкущих руду парней. Широколицый, с тёмными пятнами под глубоко запавшими газами. – Ренат Гаспариус опроверг её в своём «Трактате о водах».

– Верно, – подхватил другой парень со ступкой – синеглазый, с бледным, как белёная стенка, лицом. – Атур Великий тоже упоминает об этой теории в крайне уничижительном ключе.

– И во втором томе Писания сказано, – подхватил тощий, русоволосый подмастерье с церой в руках, – что Эль создал мир пригодным для жизни людей. Плоский мир для жизни пригоден. А как бы мы жили на шаре?

«Ведь живёте же как-то, болваны!» – внутренне усмехнулся Жан.

– Ну? – старший подмастерье снисходительно усмехнулся: – довольно тебе таких доказательств? Добавлю ещё, что в Малом Тахеконе сказано – Земля имеет форму диска и покоится на спине вечной рыбы, плывущей по вселенскому океану.

– Это не доказательства, – покачал головой Жан. – Я впервые слышу про эти книги и этих авторов. Да и мало ли что там написано? У этого вашего Геврасия написано одно. У других философов – другое. Как же проверить, кто из них прав?

– И так видно, что земля плоская! – возмущённо топнул ногой рыжеволосый мальчишка. – Зачем что-то ещё проверять?

– Верно, – закивал черноволосый, и, утратив интерес к разговору, снова принялся подкидывать в печь хворост.

– То есть авторитет величайших учёных мира для тебя ничего не значит? – возмущённо всплеснул руками подмастерье с церой.

Старший подмастерье покачал головой и дополнил:

– Гаспариус, опровергая измышления Геврасия, написал, что если бы мир имел форму шара, то все моря стекли бы с него вниз. Вода ведь течёт сверху вниз.

– Все люди и звери, живущие на нижней стороне, тоже упали бы с шара. – подхватил широколицый подмастерье.

– Вот это уже аргумент, – кивнул Жан. – Но это ещё не доказательство. Откуда нам знать, где «верх», а где «низ» за пределами нашей Земли? Мы же не видели её целиком, снаружи? Что если все предметы, люди, звери, вода, притягиваются чем-то, расположенным в центре Земного шара? Тогда и вода с него не стечёт, и для людей он будет обитаем также, как если бы был плоским.

– Ну, это уже демагогия, – возмущённо всплеснул руками старший подмастерье. – Виднейшие учёные мира утверждают, что мир плоский, а ты выдумываешь какие-то безумные теории, только чтобы с ними поспорить!

– Но как доказать, что он плоский? Как это проверить? Вдруг все ваши авторитеты ошибаются?

– Эль видел этот мир снаружи. Ведь он его создал. И Трис видел. Ведь он вознёсся к Элю на небо на огненном столбе! Или ты и в этом авторитете сомневаешься? – недобро прищурился широколицый подмастерье.

«Ну вот. Приехали. Как же быстро даже тут, среди химистов, в ход пошли аргументы религиозного плана, которые, по сути, являются плохо завуалированной угрозой расправы!»

– В словах Триса я не сомневаюсь. Но, кажется, он сказал, что «Эль создал мир пригодным для жизни». Про то, что этот мир плоский, он, вроде, не говорил? – уточнил Жан.

– Но это же само собой разумеется! – всплеснул руками старший подмастерье.

– А если залезть на Ардос – самую высокую в мире гору? – предложил бледнолицый подмастерье. – Оттуда, наверняка, будет видно, плоская ли Земля, или она всё же изгибается, как поверхность шара? Если ты сомневаешься, что Земля плоская – заберись на Ардос, и лично проверь.

Все подмастерья, услышав это, дружно рассмеялись.

– Первое дельное предложение за всё это время, – пробормотал Жан. – Есть ли другие варианты, как мне это проверить?

– Добраться до края мира и пощупать его руками, – давясь от хохота заявил рыжий мальчишка.

– На первый взгляд хорошая мысль, – кивнул Жан. – Но если мир имеет форму шара, то я, двигаясь по его поверхности, никогда не доберусь до края. Конечно, если бы кто-то добрался до края мира – это было бы прекрасным доказательством, что мир плоский и у него есть такой край. Может быть кто-то добирался этого края? Видел его, описал? Есть о чём-то подобном упоминания в трудах ваших великих учёных?

Смех прекратился. Кто-то пытался вспомнить, а кто-то, наверное, просто ждал, чем же закончится этот странный диспут.

– Есть старая меданская легенда о том, что Кателор Аморянин сделал себе крылья как у птицы, спрыгнул с высокой скалы и, подхваченный ветром, взлетел на них до самого неба, – вспомнил синеглазый подмастерье с бледным лицом.

– Что же он увидел? – заинтересованно спросил Жан. – Увидел он, на что похожа Земля сверху? На лепёшку? На тыкву?

– Про это там не сказано. К тому же, это просто легенда. Древняя сказка. Аллегория, а не что-то практическое… – Бледный синеглазый парень мечтательно улыбнулся: – Вот если бы и правда удалось сделать крылья, лёгкие, как у птиц, и при этом достаточно большие, чтобы поднять человека в небо… Тогда можно было бы взлететь и своими глазами увидеть край земли. Или увидеть, что горизонт по краям загибается, словно Земля – большой шар. Или увидеть ещё что-то, о чём мы сейчас и подумать не можем.

– Ну, хватит пустой болтовни. Пора за работу! – прервал их старший подмастерье. – Всё. Я сделал, что ты просил. Теперь уходи. Не отвлекай нас больше, – обратился он к Жану.

– Ещё один вопрос, – Жан обернулся к синеглазому парню: – Как твоё имя?

– Рикард.

– Давно ты тут в подмастерьях?

– Седьмой год. А что?

– Пока ничего, но… Надеюсь, мы ещё увидимся.