Текст книги "Танцы со Зверем (СИ)"

Автор книги: Александр Быков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Глава 19. Точно не из крестьян

В этот раз король ждал в небольшом кабинете. Он сидел за столом и с хмурым лицом перебирал бумаги. Когда Жан зашел, Суно кивнул ему и указал на стул:

– Садись. Поговорим наедине.

Жан глянул за спину. – Там, у входной двери, стояли два королевских гвардейца при оружии и в доспехах.

– А, – махнул король рукой, – Наедине и значит – в присутствии только моей личной охраны. Ну, к делу: – Суно бросил на столешницу перед Жаном бумагу. – Читай.

– Жалоба какая-то?.. Барон дэ Буэр со своими людьми совершил потраву поля… Потраву? Когда?.. Лошадьми разодрано два стога сена. Сожжена телега… Принудить к возмещению ущерба…

– Что скажешь? – спросил король со скучающим видом.

– Ну… Это враньё. Не совсем враньё, но во многом… Когда я ехал в Эймс, то остановился на одном скошенном поле. Потренировался там в бое на мечах со своими слугами. Потом отдохнул, поев горячей похлёбки. Потом мы уехали. Никакой потравы не было. Как можно потравить поле, с которого всё недавно скошено и сложено в стога? Один мой слуга выдернул несколько пучков сена из ближайшего стога и дал сена лошадям, чтобы они поели. Другой слуга выломал пару жердин из борта находившейся неподалёку брошенной телеги. Жердины были нужны, потому, что у нас совсем не было дров для приготовления пищи, и больше негде было их взять… Конечно, я понимаю, что всё это чье-то имущество. Я был готов сразу всё это хозяевам возместить, но не нашел к кому обратиться. Не было ни охраны, ни даже каких-нибудь крестьян поблизости. Я и сейчас готов возместить за этот стог и жердины… Кто-там просит и сколько?

– Уже никто, – буркнул король, выдёргивая бумагу из-под руки Жана. Разорвав лист с жалобой, он бросил половинки на пол.

– Но… я ведь, правда, причинил им какой-то ущерб, и готов…

– Гораздо больший ущерб – тратить на такую ерунду твоё и моё время. Мне довольно того, что ты понимаешь – устраивать потравы не надо – и готов возмещать ущерб, если тебя об этом попросят… Теперь читай вот это – он толкнул к Жану ещё одну бумагу.

– Убийство горожанина одним из слуг дэ Буэра? Сразу после турнира? – Жан уставился на короля. – Ничего не понимаю.

– Не было вокруг вас на второй день турнира никаких столкновений? Дуэлей? Драк? Когда мне читали эту бумагу, я слышал «горожанин заколот мечом». У кого из твоих слуг есть меч?

– Так. Кажется, я понимаю, откуда всё это взялось, – сообразил Жан: – Сразу после боёв, на второй день турнира… – он прикрыл глаза, вспоминая подробности. – Я отлучился из лагеря. Надо было помочь одному пареньку, которого я ранил на турнире… Ну, осмотрели рану, обработали. Возвращаемся в лагерь – а там – разгром.

– То есть это не твои слуги напали, это на них напали? – понимающе закивал король.

– Это были какие-то местные… не знаю, разбойники? Бродяги? Я сам таких на следующий день видел – шныряют между лагерями и ищут, чего бы украсть. Вот, такие и пришли к нам в лагерь, пока меня не было. Ну, слуги стали их гнать. Схватились за оружие. Бродяги сбежали, но утащили у нас при этом какую-то еду и, главное, один из трофейных шлемов. Один из моих слуг остался сторожить лагерь, а другой бросился в погоню за ворами, чтобы отбить у них шлем. Догнал воров. А воры на него набросились с дубинами, ножами. Он уколол того вора, который стащил шлем, мечом в ногу. Этот вор упал. Остальные сбежали. Слуга забрал шлем и ушел. Всё.

– И эти люди осмелились написать жалобу моему дворцовому графу? – нахмурился король. – Впрочем, ты ведь не сам всё это видел. Ты рассказываешь то, что слуги тебе рассказали?

– Ну да… А ещё всё это должен был видеть Сигибер. – Герольд, который ко мне был прикреплён на турнире.

– Сигбер видел, как твой лагерь грабили эти бандиты?

– Да. А потом он вместе с Лаэром… ну, с моим слугой, погнался за теми, кто украл трофейный шлем. Он должен был видеть и то, как Лаэр приколол вора в ногу.

– Хорошо, – забрав бумагу, Суно посмотрел на неё. Собрался, было, порвать одним махом, но потом передумал. – Сигибер, говоришь… Вот что. Я дам этому делу ход. Зная твои обстоятельства, я не хочу задерживать тебя и твоих слуг в Эймсе. Однако, наглецов, занимающихся воровством у гостей турнира, и при этом ещё смеющих жалобы на них писать, я хочу проучить. Очень надеюсь, что кого-нибудь из воров Сигибер опознает… Да, у меня к тебе вот какой вопрос. – Если бы ты сам застал этих бродяг за ограблением твоего лагеря, что бы ты сделал?

– Ну, я и застал на другой-то день. Схватился за меч. Если бы они не сбежали – дрался бы с ними. Ранил бы кого-нибудь, может даже убил бы… Но я уверен, что мои слуги никого не убивали. По крайней мере, намеренно. А если он потом умер от раны… На всё божья воля.

– Ты удивительно мирный человек, Жануар, – покачал головой Суно. – До сих пор удивляюсь, как ты умудрился выиграть этот турнир… Но ты точно не из крестьян. Не знаю, зачем уж ты врёшь про своё крестьянское происхождение. Я видел, как ты ешь, как говоришь, как ходишь… Ты не крестьянин. Ты бастард какого-то знатного господина? Иностранец?

– Это так важно? – вздохнул Жан.

– Важно. Я не могу тебе доверять, пока знаю, что ты от меня что-то скрываешь.

"Если бы я честно рассказал тебе всю правду, ты доверял бы мне ещё меньше".

– Честно сказать… – Жан опустил глаза в стол. – Я и сам не знаю, кто я теперь… Я был обычным крестьянином, правда. Родился и жил в семье бедного виноградаря. А год назад в меня ударила молния. Вот, – Жан торопливо расстегнул фибулу, стягивавшую ворот рубахи, потянул разрез вниз и показал королю большой безобразный шрам от ожога, оставшийся на коже, в районе солнечного сплетения. – Вот сюда молния ударила. И с тех пор я ничего толком не помню о своей прошлой жизни. Я словно стал совсем другим человеком. Заново учился ходить, говорить. А ещё я, кажется, видел… Видел какого-то старца в белых одеждах. Он мне что-то важное рассказывал. Учил меня. То ли во сне, то ли наяву…

– Вот как? Занятно, – король смотрел на него с неподдельным интересом. – И чему же учил тебя этот человек в белом? На кого он был похож?

– Чему учил я толком не помню. Иногда вспоминаются какие-то обрывки фраз. Потом забываются снова. А выглядел… Белая туника. Борода такая длинная, седая. Глаза синие. Когда я описал его нашему приходскому священнику, тот, подумав, сказал, что это был святой Асгарий… Ну, значит, Асгарий. Священнику лучше знать. Тем более, что это после видений с ним я стал быстрее считать, лучше понимать числа. Это ведь Асгарий покровительствует купцам и счетоводам?

– Да, он… Но, если ты и правда был крестьянином, то почему же бросил свою крестьянскую жизнь?

– Я почувствовал, что дальше мне так жить невыносимо. Скучно. Тошно. Не знаю почему, но у меня появилась уверенность, что я многое теперь могу изменить в своей жизни. Я пошел изменять… И вот я здесь, – Жан развёл руками.

– Занятно… И некоторые зовут тебя «Жан Стукнутый» потому, что тебя молнией ударило?.. – Жан кивнул. – Ну, хотя бы что-то проясняется. Но у меня к тебе есть ещё пара вопросов. Первый – ты знаешь, кому принадлежит графский дом в Тагоре?

– Э… Честно, говоря, не знаю. Лин говорила мне, что после смерти отца какое-то имущество досталось ей, а какое-то Карин. Расспрашивать о подробностях я постеснялся.

– То есть ты полез на турнир, даже не зная, за что именно будешь головой рисковать?

– Уж точно не за этот дом, – покачал головой Жан.

– А дом, между тем, прекрасный, – король посмотрел в даль, словно о чём-то вспоминая. – И дом, и почти все поместья Рудегара по меданскому наследственному праву, действующему в Хальтоне, отошли к его единственной наследнице – Элиноре. Но, пока она не вышла замуж, всем этим распоряжается её мать. А когда Элинора выйдет замуж, распоряжаться будет её муж. Не зависимо от того, назначу я его графом или нет, лучший дом в Тагоре и самые обширные в графстве земельные владения достанутся в управление тому, кто выйдет замуж за Элинору… Ты этого не знал?

– Нет. Я знал, что какие-то поместья принадлежат лично Лин, но…

– Ладно. Второй мой вопрос – ты когда-нибудь бывал на войне?

– Ни разу… Но я много читал о разных войнах…

– Всё, что ты читал про войну в книгах, можешь смело забыть, – отмахнулся король. – Хорошо. А охотиться на тура, на кабана, на волка тебе приходилось?

– Нет.

– И верхом ты сражаешься настолько плохо, что скорее рискнёшь выйти на бой пешим против конного, – припечатал Суно, не сводя с него глаз.

Жан только вздохнул.

– Плохо. Тебе в любом случае ещё придётся сражаться верхом.

– Я понимаю, – кивнул Жан. – Лин – прекрасная наездница. Надеюсь, теперь у меня появится время, чтобы она меня подучила верховой езде. Ну, и гетскому языку.

– А ещё тебе надо научиться хорошо разбираться в законах, парень. И в гетских и в меданских. Тебе придётся судить жителей графства. Конечно, ты можешь просто назначать судей и скидывать всю работу на них. Но в сложных случаях решать всё равно придётся тебе. Причём, что бы ты ни решил – всегда кто-то останется недоволен.

– Ты всё таки решил назначить меня графом?

– Не сейчас. Назначу сразу после твоей свадьбы с Элинорой. Надеюсь, ты понимаешь, почему я всё-таки делаю тебя графом?

– Честно говоря, не понимаю, – покачал головой Жан.

– К Рудегару и его семье все в Тагоре давно привыкли. Они – богатейшая семья Тагора, самая влиятельная. К тому же, Рудегар умер после раны полученной в бою, при выполнении моего задания. Давать должность Тагорского графа представителю какой-то другой семьи было бы для меня в таких обстоятельствах чёрной неблагодарностью. Да и не справится никто посторонний, без помощи и влияния прежней графской семьи. Стало быть новым тагорским графом должен стать муж Элиноры – дочери и единственной наследницы Рудегара… Утром я говорил с Карин. Она сейчас тут, в Эймсе. Приехала следом за мужем. Она убеждена, что любовь Лин к тебе это ошибка, детская влюблённость, каприз, и всё такое. Пыталась убедить меня, что у неё для дочери есть варианты получше. Из всего, что я от неё услышал, я понял, что лично против тебя Карин каких-то особых претензий не имеет. Просто ты молод, беден и не знатен, а она хотела бы подыскать жениха более престижного и, главное, более подходящего для Арно. А ещё, я услышал от Карин, что сама-то крошка Лин без памяти в тебя влюблена. Искренне надеюсь, что она понимает, кого выбрала, и после свадьбы об этом выборе не пожалеет.

– Я тоже на это искренне надеюсь, – кивнул Жан. – Я…

– Да с тобой-то всё давно ясно, парень, – махнул рукой король. – А вот Арно решил в политику поиграть. Он хочет навязать своей падчерице мужа, а мне – Тагорского графа. – Суно недобро улыбнулся. – Только этого не будет. Тагорский граф своим положением должен быть обязан мне и только мне. А Элинора… я обязан устроить её судьбу лучшим образом, хотя бы в память о Рудегаре. Это был отважный воин и человек, благородный во всех смыслах. Его смерть стала огромной потерей. Вряд ли ты сумеешь заменить Рудегара, сев на его графский трон. Но кое-что ты всё-таки умеешь, и Элинору, явно, любишь. Думаю, ты будешь стараться делать работу графа хорошо. Ты не лентяй и не дурак. Быстро научишься. Разберись с королевской доходами казны, поступающими из Тагора. Судя по тому, что докладывал Кербель, там не всё в порядке. Недоимки. Какая-то путаница с отчётами… Ну, по платежам в казну ты с Кербелем и его ревизорами сам выясняй. Для меня важнее другое. Пока Рудегар был жив, Тагор всегда, по первому моему зову, выставлял в поход не менее пятидесяти конных воинов. Ты должен выставлять столько же. И это должны быть хорошие воины. Полезные в бою и бесприкословно подчиняющиеся приказам. Если ты что-то там не доплатишь или не вовремя заплатишь Кербелю, я закрою на это глаза. Но если ты не выставишь по моему приказу положенного числа хороших бойцов, я просто сниму с тебя голову, парень. Не посмотрю, что крошка Лин тебя любит. Уясни это хорошенько. Главная твоя задача – своими силами поддерживать в Тагоре порядок и вовремя выставлять для меня необходимое число бойцов. Для дальнего похода – не меньше полусотни конных рыцарей. Для защиты самого Тагора или ближайших окрестностей – не менее двух тысяч воинов ополчения… И вот ещё что. Ты должен научить трёх моих гвардейцев тем мечевым финтам, при помощи которых тебе удалось одержать победу в турнире. Я приеду к тебе на свадьбу с охраной, и троих бойцов оставлю служить у тебя. Жалование им можешь не платить. Просто корми и жильём обеспечь. Пусть послужат тебе год, как и местные, графские рыцари. Но вернувшись через год к моей, дворцовой службе, они должны знать всё про твой мечевой бой. Сможешь их научить?

– Могу, – кивнул Жан. – Вот только мои приёмы не годятся для обычных гетских мечей. С тяжёлым мечом в руках я бы так сражаться не смог. Им нужны будут другие мечи. Дорогие мечи, сделанные по специальному заказу.

Суно кивнул:

– Тогда составь смету. Я и на специальные мечи им денег оставлю… Ну, кажется, я всё сказал что хотел. Теперь отправляйся в Тагор, готовь свадьбу.

Жан уже поднялся чтобы откланяться, но тут вспомнил эпизод из своего прошлого посещения дворца, и спросил:

– А почему там, за ужином, вы все рассмеялись, когда я сказал, что выпил бы красного гвиданского вина? Что в этом было такого смешного?

Суно улыбнулся:

– За два дня до турнира, на одном из наших собраний, герцог Арно Гвиданский с непривычки напоролся твоим крепким тагорским вином и полез с кулаками на Бруно. Бруно сперва-то удивился такой его прыти, а потом даже обрадовался, потому что и сам уже неплохо припил, и вспомнил, так сказать, молодость, – король хохотнул: – Давно уже я такого не видел, чтобы два герцога катались по полу и мутузили друг друга, как мальчишки. Я даже не сразу приказал их разнять… Ну, Бруно-то легко отделался, что ему, борову, будет? А Арно получил по заслугам. До сих пор хромает. И чтобы появиться на людях лицо ему пришлось припудривать белилами, как бабе. А то светил бы на трибуне синяком под глазом, как побитая собака. И ведь сам виноват! Сам напился, сам подрался, сам ходи побитый. Тебя Арно и прежде-то терпеть не мог. А с того дня он и твоё тагорское крепкое терпеть не может. Всё ворчит, что надо запретить это «куббатово пойло». И вдруг ты заявляешь, что любишь красное гвиданское! Это, право, было очень смешно. Думаю, когда старине Арно эту твою фразу передали, он, буквально, заскрежетал зубами от злости.

***

– Завтра с утра уезжаем в Тагор, – заявил Жан, вернувшись из королевского дворца. – У нас для этого всё готово?

– Конечно, нет, – пробурчал Ги, со стоном поднимаясь с поставленного у костра раскладного хозяйского стула. – Сейчас мы готовы к дороге гораздо хуже, чем в день, когда только приехали… И еду я закупил только на шесть человек. А теперь получается, что нас будет девять…

– Одиннадцать, – поправил Жан. Снами поедет ещё и ювелир Шельга со своим подмастерьем. Лошади у них свои, и вьючные и под седло. Но есть ли у них запас еды для себя и лошадей – не знаю. Скорее всего нет. Так что надо прямо сейчас докупить продовольствия.

– Ясно… Лаэр! Где ты там? Собирайся! И две вьючных лошади отвязывай… А ты в курсе, хозяин, что эти двое, – Ги обличающе ткнул пальцем в выкупленных вчера химистов, – вообще не умеют ездить верхом? Пацан уже дважды с лошади падал, а Рикард болтается в седле, как мешок с дерьмом. Как мы поедем-то?

Жан сочувственно глянул на химистов:

– Ну… потренируй их сегодня, до вечера, насколько это возможно. Остальное им придётся осваивать в пути. Чудес-то от них никто не ждёт. Главное чтобы с коней не падали.

***

– Твоё здоровье Жануар!

– Твоё здоровье, Арнильф! И твоё, Арнольф!

– Спаси тебя Трис за моё здоровье, Жан. Смотри. – Видишь?! – Арнольф взял до половины наполненный кубок с вином в правую пуку, поднёс его к губам и отхлебнул. Потом медленно поставил кубок обратно на стол. Вымучено улыбнулся. Было видно что он действует правой рукой через боль. Но в глазах его уже играли озорные искорки. – Через неделю, с божьей помощью, я этой рукой и за меч смогу взяться.

– Не спеши. Мечи от тебя никуда не убегут, – улыбнулся Жан.

– Как же «не убегут»? Ты вот уезжаешь. А значит, уезжает и твой лааданский меч, а я его даже в руках толком не подержал.

– Ну, вот. Возьми ещё раз подержи, – предложил ему Жан, и потянул свой меч из ножен.

– Да сейчас-то что толку? – отмахнулся Арнольф. – Ладно. Я не в обиде. Основную-то идею я понял. Подберу потом похожий по весу меч и сам потренируюсь.

– Может всё-таки подождал бы ещё пару дней? – предложил Арнильф. – Было бы хорошо двинуть нам на юг всем вместе. Как только королева Редигонда передаст письмо брату, а герцог Арно письма своей родне в Тицин, мы сразу поедем.

– Да пойми ты – я и дня лишнего ждать теперь не могу. И так уже весь извёлся. Как-то там моя Лин?

– А ты пошли ей письмо с одним из слуг.

– Очень сомневаюсь, что она его получит… Нет, пока я лично её не увижу, и лично ей всего не расскажу, не смогу спать спокойно.

Сумерки мягко накрывали почти опустевший рыцарский лагерь у ристалища. Кроме стоянок Жана и братьев-меданцев на пустыре оставалось не больше десятка шатров и палаток. Почти все гости турнира уже разъехались. Кончался последний суматошный день Жана в Эймсе. Завтра домой. «Домой? Ну да. А как ещё назвать теперь место, в котором живёт самый важный для меня человек, место, с которым уже столько месяцев связаны все мои мечты и надежды? Другого дома у меня нет. Придётся как-то обустраивать этот. Вот назначит король меня графом, и стану я главным в Тагоре упырём. Буду в ответе за все безобразия, которые там происходят, зато смогу и изменить многое к лучшему. Понять бы только, за что раньше браться? Получается, судьба даёт мне карт-бланш. Хотел всего-то любимую девушку заполучить в законные жены, а, в результате, получу в довесок немалый кусок власти и целый ком проблем, в которых поди ещё разберись…»

– Думаешь, не дождётся тебя твоя графиня? – усмехнулся Арнильф.

– Думаю, работы там невпроворот, а до свадьбы с каждым днём всё меньше… А вы вот что… Вы, как поедите на юг, по дороге заезжайте и к нам, в Тагор. Погостите там, отдохнёте недельку.

– Да мы хотели прямиком, по восточному тракту до Минца, а потом через горы сразу в Умбэро. А так придётся давать крюк на запад.

– Зато, сделав такой крюк, мы могли бы своими глазами увидеть, каков из себя южный Гетельд, – Арнольф мечтательно закатил глаза. – Проехать по королевской дороге, посмотреть на Тарбон и Пейлор. Говорят, весной там почти также хорошо, как у нас, в Ринте.

– Королевская дорога красива только по названию, – пробурчал Арнильф. А так – грязь, кое где отсыпанная щебнем. Не то, что старые меданские тракты.

– Ну, как-то же все по ней ездят – улыбнулся Жан. А от Леронта до Тамплоны она местами даже мощёная… В общем, если надумаете заглянуть в Тагор, я буду очень рад.

Глава 20. Винные бочки

Второй день Жан приходил в библиотеку после обеда и сидел там допоздна, перебирая книги. Хватал и читал всё, что было хоть как-то связанно с географией. Листая описания городов и стран, разглядывая рисунки и примитивные карты, он старался уложить в голове нагромождение названий и направлений. Жан ждал – ещё день-два, и его выгонят из графского дома. Не будет больше ни книг, ни скромного заработка. Снова придётся куда-то идти.

Жан, собственно, уже решил, куда лучше податься. Раз единственным здешним языком, который он знал, был меданский, значит, лучше переезжать в какой-то другой город южного Гетельда, например, в Тарбон или в Пейлор. А может, двинуть в Эбер – засушливую, гористую, но довольно богатую страну, тоже говорящую по-медански? Реция, Треветум, Эберон – названия этих городов тревожили и манили, как звон полновесных эберских либров, как запахи лимона, шафрана и сушеного инжира – всего, что в достатке производила эта страна. Лучшим городом для переезда была, пожалуй, Реция – крупный порт в устье Лары, главный поставщик лимонов и зерна в Медан, да и в Гетельд. С другой стороны – Меданский полуостров, с его большими старыми городами, наверняка был местом получше. Конечно, сама древняя столица империи – Медан, или, как её порой называли, «Город» – давно пришла в упадок. Постоянных жителей там теперь было мало, однако, на ярмарки и на церковные праздники в Город съезжались десятки тысяч самых разных людей со всех концов света. А вот Тицин до сих пор был известным центром учёности и ремёсел. Город химистов, аптекарей и красильщиков. С другой стороны, Ринт был расположен поближе, и это тоже большой город, полный ткачей, кузнецов, оружейников и ювелиров. А есть ещё Скильдийские острова. Их жители тоже говорят на меданском, но власть там принадлежит не гетским королям, а местным князьям, либо анкуфским пиратам и работорговцам. При желании, можно отправиться даже в Анкуф. Туда регулярно ходят торговые корабли из Пейлора, Реции, Ринта. Вот только, что он будет делать в Анкуфе? Другой язык, другая вера. Тогда уж лучше сразу плыть в Талор – колыбель цивилизаций, страну ста городов и тысячи храмов, обитель забытых древних богов и тайных культов, край финиковых пальм и дешевого хлеба, производящий для всего мира папирусную бумагу, хранящий в своих библиотеках и храмах тайные знания прошлого. Мунганские города – Илар, Динай, Хардуф тоже манили его – странными названиями и описаниями, в которых сухие факты переплетались с дивными сказками. Пёстрые тонкие ткани, изысканные вина, сушеные фрукты и пряные сладости востока и юга… Не так давно, лет триста назад, эти мунганские города тоже были частью Империи. Меданский язык многие там до сих пор понимали, хотя говорили на другом наречии – странном, распевном, таинственном… Нет, нечего ему пока делать в Мунгане. Переселяться надо в Пейлор, а лучше в Ринт. Там он не до такой степени будет чувствовать себя чужаком. Кроме того, в больших торговых городах он сможет зарабатывать на жизнь, применяя свои навыки счетовода…

Боже, как же не хотелось ему уезжать! Неужели он уже никогда не увидит Лин?! Бестолковый болван! Спугнул прелестную любопытную птичку своей грубой прямолинейностью! И кроме самого себя некого в этом винить! Уже второй день она не показывалась в библиотеке и, похоже, вообще избегала его. Хорошо бы разыскать её. Поговорить. Объясниться. Хотя бы расстаться по доброму, не оставив у неё на душе ни обиды, ни страха.

Жан услышал тихий вздох. Поднял глаза. – Лин стояла совсем рядом – в дверях книжной комнаты. Он вскочил со стула. Хотел шагнуть к ней, но не смог сделать ни шага. Хотел что-то сказать, но слова комом застряли в горле. Мысли смешались.

Она подошла. Взяла его руку своей горячей ладошкой. Улыбнулась.

«Кажется, она совсем не сердится на меня! И она меня не боится!» – Жан робко улыбнулся в ответ, хотел сказать, что соскучился, что очень рад её видеть, но не успел сказать ничего. – Лин порывисто обняла его, прижалась всем телом, принялась целовать Жана в губы. Неумело, жарко, отчаянно, словно опасаясь, что сейчас он отпрянет, уйдёт, растворится как сон… Кажется, это и был сон – самый лучший на свете! Он целовал её в ответ, обнимал. Аккуратно, трепетно, как хрупкую вазу, как нежный цветок, способный в любой момент надломиться.

Чьи-то шаги послышались из коридора. Лин отпрянула. Прошептала ему, скороговоркой, в самое ухо:

– На закате приходи в винный погреб. Там, справа, большие бочки с пейлорским пряным. Я буду там ждать. Нельзя чтоб нас видели вместе… – не выбирая, она схватила какую-то книгу с полки и упорхнула из комнаты.

***

Прошел час. Жан пытался читать. Но получалось лишь разглядывать картинки. – Груженые тюками ослы и верблюды, корабли с косыми парусами, темнокожие люди в чалмах, бурнусах и каких-то странных, ярких хламидах… Все эти дальние страны стали теперь не важны. Только что звавшие его в дорогу портовые города превращались в мираж, таяли, как туман поутру. – Никуда он не уедет. Он зачем-то нужен этой девочке. Может быть с её стороны это блажь и глупость, но с его-то стороны – нет. Конечно, она ему в дочери годится. Или даже во внучки. Но кто здесь об этом знает? Может быть судьба подарила ему это молодое, здоровое тело именно для того, чтобы он смог сделать Лин по настоящему счастливой? Он думал о ней и улыбался. Смотрел в книгу, а видел её лицо, её влажные, чувственные губы… Сидел и грезил наяву, как семнадцатилетний дурак… Да он ведь и есть этот самый семнадцатилетний дурак! «Всё это гормональный взрыв, временное помутнение рассудка. Оно, конечно, пройдёт через пару недель. Лин так и останется умненькой, хрупкой и балованной графской дочкой, а я так и останусь никому не нужным бедняком, чужаком в этом жестоком мире. Что я могу ей предложить, кроме своей смазливой мордашки, доставшейся мне совершенно случайно? Как я смогу защитить её, чем я смогу ей помочь?»

Солнце едва коснулось своим нижним краем осыпающейся городской стены, когда Жан тихонько спустился в винный подвал. Приятная прохлада и странные, будоражащие ароматы вин, пряностей, просмолённых дубовых досок.

«Вот же нетерпеливый дурак! Зачем пришел так рано? Сколько мне придётся её тут дожидаться? А если меня заметит кто-то из графских слуг? Как я объясню, что тут делаю? «Справа от входа» это если смотреть изнутри погреба, или снаружи? Какие из этих бочек она имела ввиду?»

Кто-то тихонько коснулся его спины. Жан, вздрогнув, обернулся. Сзади стояла Лин. Улыбаясь, она взяла его за руку и потянула за собой.

Протиснуться за ней между винных бочек было непросто. В закутке между бочками и стеной, в который она его привела, было тесно… И это было замечательно! Они целовались и обнимались теперь совсем не так, как в первый раз. Ни ей, ни ему было некуда отстраниться. И они прижимались друг к другу всё крепче, сплетались, как змеи, задыхаясь от желанья, от страсти… Сколько всё это длилось? Миг? Целую вечность?

Потом Лин задрожала, сладко постанывая, и затихла. Прижалась к нему, почти не дыша, прислушиваясь к себе с удивлением и страхом.

– Всё? Ты… пронзил меня, да?

– Нет. Это всего лишь моя ладошка. Я гладил тебя там рукой.

– Я думала, что сейчас умру от счастья… А говорили, что первый раз это больно… Я теперь шлюха, да? – она грустно улыбнулась ему.

– Нет. Ты моя богиня. Прекрасная, непорочная юная дева.

– Того, что я сделала, не достаточно, чтобы стать шлюхой?

– Ты моя невеста. Моя невеста не может быть шлюхой. Я тебя люблю. Я хочу стать твоим законным супругом. По всем местным правилам, без какого либо урона для твоей чести. Пока что я тебя просто гладил, обнимал и ласкал… Это хорошо, что ты такая чувствительная. Это большое счастье, что тебе так приятно даже от этой скромной ласки. Потом, когда мы поженимся, я буду пронзать тебя. Каждый день. И это будет ещё лучше. Ещё приятней. А потом ты родишь мне много красивых детей. Я буду служить тебе, защищать, помогать, любоваться, восхищаться тобой каждый день.

– Бедный мой мальчик, – она прижалась у его губам и шмыгнула носом. По её щеке скатилась слеза. – Я тоже всей душой хочу быть твоей. Невестой. Потом женой… Только этого не будет. Скорее всего теперь нас убьют. Тебя – точно. Меня мать, может быть, пощадит. Выдаст замуж за какого-нибудь знатного придурка, который начнёт тут всем распоряжаться. Но я… если ты умрёшь, я тоже не смогу больше жить. Утоплюсь в Ронте. Или повешусь на твоей могиле… Ты не береги меня. Если хочешь, пронзи прямо сейчас. Я на всё готова. Я два дня думала, прежде чем так вот решиться… И я поняла, совершенно отчётливо поняла, как сильно полюбила тебя. Поняла, что уже ничего не могу с этим поделать. А раз так – надо взять у судьбы хотя бы несколько дней чистого счастья. А потом – в омут. Лучше так, чем всю жизнь страдать без тебя, замужем за чужим, совершенно чужим, не любящим и не понимающим меня человеком.

– Что ты такое говоришь, родная? Любовь это жизнь. Жизнь, а не смерть. Даже думать не смей обо всех этих глупостях… Конечно, я не знаю подробно здешних обычаев и порядков… Но не может быть, чтобы у нас с тобой всё было так безнадёжно. Надо думать, искать возможности для своего счастья. Неужели у нас нет никакого способа добиться законного, честного брака? Может быть, если мы вдвоём уедем далеко, в какой-то другой город, то там найдётся священник, который согласится нас обвенчать?

Лин тяжело вздохнула:

– Это не поможет. Любой епископ признает такой брак недействительным. Конечно, если мы сбежим, у нас будет немного больше времени. Но зато мои родственники сразу поймут, что случилось, и тут же отправят людей за нами в погоню. Мне такого побега не простят – ни дядя, ни мать, ни вся её родня. Нас всё равно разыщут и тогда уже точно убьют. Если я убегу с безродным – это будет ужасное бесчестье для всей нашей семьи… Нет. Лучше мне погибнуть дома, в родных стенах, не запятнав свой род скандалом, не опозорив его на всё королевство.

– Но, может быть, я могу как-то сделаться знатным? Что нужно сделать, чтобы твоя мать признала меня достойным женихом?

– Родиться в семье графа? Или хотя бы барона, – Лин тяжело вздохнула.

– А сам сделаться бароном я не могу?

– Для этого надо поступить на службу к королю, или к какому-нибудь герцогу, графу. Да не простым слугой, а конным воином со своим оружием и доспехом. Надо несколько лет воевать. Проявить себя в бою как-то особенно героически. Тогда твой синор, может быть, из обычного рыцаря поднимет тебя до барона, даст тебе во владение какие-то деревни, поместье… Даже если тебя за эти несколько лет не убьют на войне, даже если ты сумеешь добиться баронского титула – всё это будет бесполезно. Через полгода мне уже будет шестнадцать, и мать выдаст меня замуж. Если бы только был жив отец… Тогда я могла бы под разными предлогами потянуть немного с женитьбой. Отец всегда меня баловал. Он бы не стал принуждать меня к браку с нелюбимым человеком. Может быть, узнав, что я тебя полюбила, отец собственными руками тебя бы зарезал… А может, устроил бы какую-то проверку, а потом, если бы ты её прошел, он сам дал бы тебе титул барона и благословил бы наш брак. Он же был наследственный граф, личный друг короля. На мнение других ему всегда было плевать. Если бы он сам счёл тебя достойным, этого ему было бы достаточно… Мама – другое дело. Она так не может. Она сама из небогатого, хоть и древнего рода. У них всего пара собственных поместий к северу от Ронты. Отец взял маму в жены не за богатство, а за красоту. Взял её в жены из-за того, что действительно её полюбил… А мне теперь не дадут выбрать в мужья того, кого я люблю. Тот, кто выйдет теперь за меня, наверняка станет графом Тагорским. Незнатному человеку никто не позволит стать графом – вот в чём беда. Наша любовь обречена с самого первого дня. Лучше бы я родилась обычной простушкой, безо всех этих домов и поместий. Тогда мы с тобой могли бы быть счастливы.