Текст книги "Танцы со Зверем (СИ)"
Автор книги: Александр Быков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)
– Несусветная ересь! – всплеснул руками Низам. – Церковь не может быть Зверем! И освящённая истинной верой империя – тоже.
– Человек может, толпа может, а церковь не может? – усмехнулся Ги.
– Что же, ваша, риканская церковь – тоже Зверь? – язвительно прищурился Низам.
– Да.
– Стало быть ты, посещая свою церковь, поклоняешься Зверю? – «уел» его мунганец.
– Я поклоняюсь совершенному человеку Трису-чудотворцу и Элю-творцу. А Зверь… Я знаю, что он там есть, как и везде, и я не поклоняюсь ему. Я вижу его и стараюсь не попасть под его власть. Я поклоняюсь Человеку и Богу, но вовсе не Зверю. Если можно и нужно бороться со внутренним Зверем в своей душе, значит можно и нужно бороться и со Зверем многолюдства… Это не мои слова. Так говорил святой Торпелий.
– Глупость! Нелепость! У церкви нет Звериных страстей! И многолюдство в церкви лишь мнимое. Да, на молебны мы собираемся вместе, но каждый из нас один, сам предстоит перед Трисом и Элем, лично держит ответ за все свои мысли и прегрешения…
– Господин, уже полдень, – перебил его Гильбер, обращаясь к Жану. – Лошади устали, а Рикард и Тьер совсем замучились. Не пора ли нам сделать привал, а заодно и пообедать? Вон там, на лесной опушке было бы удобно…
Жан остановил свою Рыжеухую, привстал на стременах и закричал, размахивая руками:
– Стоп! Привал! Остановка вон там, на опушке!
Ги, развернув коня, помчался вдоль каравана, на ходу отдавая приказы.
«Очень интересно! Получается, что религия риканцев это религия убеждённых анархистов! Как там было у наших земных панков и хипарей – «борьба с Системой»? А Ги, выходит, тоже, в своём роде, философ. Хотя его-то, кажется, в академии никто не учил».
Глава 22. Невидимые черви
Соскочив с коня, Жан поспешил снять с одной из вьючных лошадей свой складной стул. Разложив стул он устроился в тени деревьев и с наслаждением вытянул ноги. – Всё таки, несмотря на почти полгода практики, долгая езда верхом до сих пор изрядно его утомляла.
Слуги под управлением Гильбера уже обустраивали место для стоянки. Кто-то был отправлен за хворостом в лес, кто-то разжигал костёр.
Рикард сполз со своей лошади и со стоном растянулся на травке:
– Лучше бы я всю эту дорогу пешком прошёл.
Тьер спрыгнул с седла и уселся на траву рядом с товарищем.
– Серьёзно? – усмехнулся Ги, глянув на лежащего алхимика. – Тогда ты стёр бы себе все ноги.
– А так я стёр себе всё между ног, – поморщился алхимик. – Да и ноги тоже болят. И спина. А стремена так врезаются в ступни что сил уже нет терпеть.
Ги посмотрел на обувь Рикарда и покачал головой:
– Да-а. Об этом я не подумал. У тебя не походные ботинки, а какие-то домашние тапочки из мягкой кожи. И кожи-то на подошве всего один слой… Знаешь что – найди какую-нибудь мягкую тряпку и аккуратно обмотай ей стремена чтобы они тебе на ступни меньше давили. И ещё – я дам тебе кусок твёрдой и толстой кожи. Вырежи из неё для себя стельки. Сможешь?
– Чем вырезать? У меня и ножа-то нет, – развёл Рикард руками.
– У меня есть ножик! – поднял руку Тьер. – И мне тоже надо тряпки на стремена. И толстые стельки в обувь. И какая-то доска нужна, ровная, вроде столешницы. Иначе на чём кожу вырезать?
– Хорошо. Снимайте с лошади во-он тот круглый щит, и на его внутренней стороне… только на внутренней, чтоб герба не попортить!.. На ней можете вырезать себе стельки. Кожу и тряпки я принесу.
Лаэр и Хельд час назад, когда проезжали мимо, наполнили пустые бурдюки в ручье, протекавшем возле дороги. Теперь они притащили эти бурдюки к костру. Один бурдюк принялись разливать по котелкам. – В новый бронзовый пятилитровый котёл, в старый железный двухлитровый котёл Жана, в походный котелок братьев риканцев. Щельга, увидев, что они разливают воду, тоже подставил свой небольшой медный, изнутри луженый оловом котелок.
– Воду сперва кипятить! – напомнил Жан. – Только потом пить.
– Да ясно, ясно, – пробурчал Хельд.
– Так она же будет тёплая, противная на вкус, – возразил только что подошедший с охапкой хвороста Вальдо.
– Сырую воду пить опасно. Особенно в дороге. Сырую можно пить только если набрал её в чистом, проверенном месте, где уже много раз набирал, пил, и ничего с тобой после этого не было, – назидательно произнёс Ги.
– А меня отец учил отличать воду на запах, – Подошедший Хеймо вывалил рядом с костром свою охапку хвороста. – Если дурного запаха нет, то воду пить можно. А если есть плохой запах, то не то что пить воду, даже лагерь рядом с ней лучше не ставить, чтобы никакой лихорадки не подхватить.
– Верно, – закивал Вальдо, поддерживая старшего брата.
– Как же вы в Эймсе с такими взглядами не умерли от жажды? – усмехнулся Жан. – Там вся вода пахнет болотом и какой-то тухлятиной.
– А с чего ты взял, господин, что в Эймсе мы пили воду? – осклабился Хеймо.
– Сейчас-то у вас ни вина, ни пива с собой нет? – уточнил Ги, проходя мимо. Он бросил на ноги всё ещё лежавшему на спине Рикарду кусок дублёной кожи и ворох старых тряпок.
– Сейчас нет. Раз мы уже наняты на работу, то надеемся исключительно на хозяйские запасы.
– На вино и пиво мне выданных денег не хватило, – поробурчал Ги. – Всё сэкономленное на продуктах Лаэр вбухал в этот большой котёл, и в тридцать локтей пеньковой верёвки, будь она неладна.
– Ты ещё спасибо мне скажешь, и за этот котёл, и за эту верёвку, – возразил Лаэр, суетящийся, подкладывая свежие ветки в костёр.
– То есть мы что, совсем без вина в этом походе? – скривился Хеймо. – А ты говорил, что твой хозяин – не только королевский барон, но и богатый виноторговец, – наёмник укоризненно покачал головой, глядя на Гильбера.
– Если бы я знал, что ты совсем не можешь жить без вина, то не стал бы тебя нанимать, – ответил ему Жан. – Пьяницы мне в отряде не нужны.
– Почему сразу пьяницы? – возмущённо развёл руками Хеймо. – И я, и брат пьём только чуть-чуть, для здоровья, для аппетита. А допьяна напиваемся редко, по праздникам… А если тебе, господин, угодно найти вовсе непьющих наёмников, то тут, в Гетельде, вряд ли такие есть… Вот анкуфские пустынники, говорят, совсем не пьют хмельного. Только нюхают дым от какой-то травы, и от этого дуреют. Но к трисианам на службу они никогда не нанимаются. Ни к меданцам, ни к риканцам. Фанатики, – махнул рукой Хеймо. Потом он достал из поясной сумки небольшую деревянную чашку и зачерпнул ей воду из котелка. Поднёс чашку к губам.
– В этой воде, – заявил Жан, глядя на Хеймо, – водятся черви. Такие мелкие что глаз их не видит. Они не ползают по дну, а плавают в самой толще воды. Их великое множество в каждом глотке воды, зачерпнутой из любого ручья, из любого вообще водоёма. Есть среди этих червей безвредные. Ты их даже не заметишь, ни на вкус, ни у себя в животе. Но есть и такие, что впиваются в стенки желудка, пьют твою кровь, отравляют тебя изнутри. Если внутрь человеку попадёт много таких зловредных червей, он обязательно заболеет. Понос, резь в животе, тошнота. Иногда лихорадка… В любой воде есть эти черви. Даже в той, что вовсе не пахнет и приятна на вкус. Но если воду вскипятить, то все эти черви сварятся, умрут, и не смогут нанести никакого вреда. Именно поэтому любую воду, взятую из незнакомого, не проверенного места лучше кипятить. И пить уже кипячёную.
Хеймо удивлённо уставился в свой стакан.
– Черви? Серьёзно?
– Не только черви. Там есть и другие маленькие существа. Вроде жучков. Их много, разных. Некоторые, попав к нам внутрь, могут навредить очень сильно. Лучше не рисковать и пить кипячёную воду.
– Господин дело говорит, – подтвердил Хельд. – Я вот, в первый день, как приехали в Эймс, всего только раз хлебнул сырой, не кипячёной воды из ведра, и мне так живот скрутило – целый день потом поносом маялся.
– А другие эту же воду пили, но кипячёную. И ничего. Все здоровы, – продолжил Ги. – Не пей, брат. Подожди полчаса, пока вскипятим. А то, если тебя в дороге понос прохватит, нам из-за этого каждые полчаса остановки делать придётся.
Хеймо брезгливо скривил губы и вылил воду из кружки обратно в котёл:
– А потом мы что же, будем пить эту воду с дохлыми, варёными червями?
– Варёные они не вредней и не противней, чем попавшая в котелок щепотка золы, – улыбнулся Жан.
– Никогда прежде не слышал о таких не видимых глазу червях, – проворчал Вальдо. – И откуда вы все про них знаете, если никто их не видит?
Хельд, Ги и Лаэр с интересом посмотрели на хозяина. Они и прежде слышали от него истории про живущих в воде невидимых зловредных существ. Но откуда он сам про них узнал, Жан ни разу не говорил.
«Рассказать им про микроскоп, про то, что я из другого мира, где всё это в школе проходят? Они мне не поверят. Подумают, что я совсем умом тронулся. Порой правда настолько фантастична и сложна, что в неё невозможно поверить. Лучше выдумать какую-нибудь правдоподобную ложь».
– Помните, я рассказывал, как год назад меня ударила молния, и пока я валялся без памяти, мне явился святой Ансгарий и стал учить уму-разуму?
– Быстрому счёту он тебя научил. И странным цифирным знакам, которые ты теперь пишешь на земле, или в своей цере, – закивал Лаэр.
– Он потом ещё несколько раз мне являлся во сне. Рассказывал разное. Вот он и рассказал однажды, и даже показал мне этих мелких, невидимых глазу тварей, живущих в сырой воде. Он словно приблизил ко мне воду. Сделал там всё крупнее, отчетливее. Я как увидал этих червей – стал пить только кипячёную воду. И других стараюсь учить, чтоб сырую не пили. Ведь это же помогает, правда?
– Помогает, – проворчал Лаэр, продевая длинную жердину под дужки котлов. – Хельд, давай, подхватывай. Ставим котлы на огонь.
Шельга, тем временем, слушая этот разговор, начерпал из своего котелка воды в небольшую поясную флягу.
– Он что, не понимает, о чём я сейчас говорил? – уточнил Жан у Низама. – Так переведи ему, что пить сырую воду опасно.
– Я понимай. Я просто так сырой не пью. Знаю. Но в этой фляга всё изнутри покрыт серебро. Хороший фляга. Сам делал. Любой вода быстро сделает чище. За полдня сделает из плохой вода – святой вода – видишь тут знак Тари?
– Что ещё за кедонские суеверия? – проворчал Ги.
– Знание про Вечный Тари и его дары – Шельга торжественно поднял глаза к небу, – древней чем твой Трис и его слуги. Трис ещё не был, а Вечный Тари был всегда. Серебро – благословение Тари. Его первый дар. Делает плохая вода в хороший. – Заткнув флягу скрученной из кожи пробкой, Шельга повесил флягу на пояс, а затем поставил на огонь и свой котелок, в котором было ещё полно воды.
– Ты что, правда видел этих червей? – С сомнением в голосе обратился к Жану Низам.
– Видел. Как сейчас вижу тебя. Если сильно-сильно увеличить каплю воды, их будет видно. Асгарий чётко мне их показал. Я и молоко с тех пор только кипячёное пью. И мясо стараюсь есть только хорошо прожаренное или проварённое. В сыром мясе тоже полно этих мелких червей. Мясо такое питательное, что если оставить его гнить, эти черви быстро вырастают и их становятся видно.
– Про червей в мясе я знаю. Но в воде… – Низам покачал головой. – Почему мне ничего не говорили об этом в Рателе?
– Даже самый великий учёный не может знать всего, – пожал плечами Жан.
– Ты остановил Хеймо, но не остановил Шельгу, – напомнил Низам. – Думаешь, кедонское Тари спасёт его от червей?
– Я не верю в силу кедонского Тари. Но серебро это и правда удивительный металл. Если в воде есть хотя бы немного серебра, то все мелкие зловредные существа там умирают. И вода становится безопасной для питья. Шельга сказал, что стенки его фляги изнутри покрыты серебром. Думаю, этого достаточно, чтобы обезопасить сырую воду. А знак Тари это, конечно, суеверие. Серебро и с ним подействует, и без него.
– А какие ещё способы сделать воду безопасной ты знаешь? – заинтересовался Низам.
– Добавить в воду уксус или вино. Так, чтобы их вкус в воде ощущался. Уксус и вино тоже убивают невидимых червей.
– Ну, про уксус и вино все знают, – разочарованно пробурчал Низам.
«Можно ещё марганцовкой воду обеззаразить. Или кварцеванием… Можно под давлением пропустить её через фильтр с обратным осмосом. Да… Я даже пытаться не буду кому-то тут это всё объяснять…»
– Ну вот. В этом котелке невидимые черви точно сварились, – улыбнулся Ги, указав на самый мелкий, уже вскипающий на огне, котелок. – Какую кашу будем делать? Чечевичную? Или, может, из полбы?
***
После обеда караван снова тронулся в путь. Низам теперь ехал рядом с Шельгой и Кериком, о чём-то расспрашивая их. Рядом с Жаном пристроился Ги.
– Чем больше я про это думаю, тем больше опасаюсь, что по пути домой на нас нападут. Может, стоит свернуть с тракта и заехать в Буэр? Поворот туда будет совсем скоро. Там бы, в Буэре, и заночевали.
– Нет, – отмахнулся Жан. – Бессмысленная задержка. Крыша в господском доме барона там обвалилась. Вокруг усадьбы не крепостная стена, а простой забор, чтобы скотина не разбежалась. Ну, заночуем мы в деревне, в крестьянских мазанках, или поставим шатёр рядом с господским домом. И что? Разве это нас защитит от нападения?
– Ты мог бы набрать себе в Буэре пять, а то и десять бойцов из своих крестьян.
– Мог бы. Но зачем? Забрать всех мужчин-работников и всех лошадей из бедной, и так почти не дающей дохода деревни? – Жан вздохнул. – Много ли в бою от этих крестьян будет толку?
– Какой-то толк точно будет. Пока враги будут расходовать силы на новобранцев, мы будем убивать этих врагов.
– Лучше нанять тех, кто и правда умеет сражаться. Может быть в Тамплоне или в Леронте мы сможем таких найти?
– Надо было тебе нанять тех троих, кого я приводил, – проворчал Ги.
– А вдруг это были шпионы Анро Гвиданского? – покачал головой Жан. – И вообще, раз на нас ещё не напали, то, скорее всего уже не нападут… Надеюсь, Анро всё же смирился со своим поражением в этой интриге.
– Твои бы слова Трису в уши, – вздохнул Ги. – Но мне неспокойно… Я понимаю, ты торопишься к своей Элиноре и поэтому не хочешь сворачивать в Буэр. Ну, давай тогда хотя бы прибавим шагу, чтобы дотемна добраться к развалинам Цирта и заночевать нам, под прикрытием каменных стен.
– Может, лучше заночевать в поле, не доезжая до Цирта? В этих руинах нас может ждать засада.
– Разве что из каких-нибудь местных бродяг? Но если они не решились напасть на нас, когда мы ехали с Эймс вчетвером, то сейчас, когда нас вдвое больше, точно не нападут. А герцог Арно своих людей туда никак не успел бы прислать. Мы выехали на следующий день после того, как король тебя отпустил. Узнав о том, что ты уехал, Арно, наверняка, пошлёт за нами погоню. Своих лучших конных бойцов… По крайней мере, я бы на его месте сделал именно так.
– Тогда, тем более, нельзя сворачивать в Буэр. Надо, наоборот, двигаться вперёд как можно скорее.
***
Цирт уже был отчётливо виден. Он нависал над проходящим мимо восточным трактом кривыми зубами обвалившихся, полуразрушенных крепостных стен и башен. Поля на многие мили вокруг заросли бурьяном, орешником, а кое-где и густым лесом. Когда-то, во времена империи, эта крепость была центром богатой округи. Может быть даже городом. Но с тех пор многое пошло не так. Гетельд вообще, в значительной степени, представлял собой такую вот заброшенную территорию с кое-где заметными среди зарослей древними руинами. Как Жан сумел понять из отрывочных сведений, найденных в книгах, Меданская империя рухнула, не пережив дурного управления, многолетних неурожаев, чумы, и нашествия урдагуров и ильдагов из кедонских степей, а затем нашествия гетов и родственных им эбров из северных лесов. Все эти племена прокатились по империи, грабя и убивая, и превратили прежде богатый, густо населённый край в руины и пустоши с редкими островками уцелевших деревень и поместий.
«Если, по мнению риканцев, империя была Зверем, то её разрушение должно было стать благом для прежде живших под её властью людей. Но где это благо? Зверь толпы диких варваров оказался куда более страшным господином, чем Зверь имперской бюрократии. Раньше все эти заросшие поля, наверное, были засеяны хлебом. Теперь тут даже коров не пасут. Некому».
– Низам, Шельга – за мной! – скомандовал Ги. – Посмотрим, есть ли там кто-нибудь, в этих руинах.
– Давайте, – подтвердил Жан. – У вас самые быстрые лошади. Вам и ехать.
Трое разведчиков умчались вперёд. Остальные продолжали двигаться шагом.
«А если там засада? Что мы тогда сможем сделать? Кольчуг и шлемов не надели. Даже щитов и копий с вьючных лошадей не сняли. Только мечи или топоры за поясом. Много ли так навоюешь?»
Шагов за двести до руин Жан остановил караван, не решаясь подъехать ближе. Лошади устали. Люди были измотаны. Рикард со стоном сполз с лошади на землю и опять улёгся на обочине дороги, пытаясь дать отдых ногам и спине.
«Через полчаса солнце сядет. Через час стает совсем темно. Раньше надо было вставать на ночлег. Если сейчас кто-то выскочит из руин или догонит нас сзади… У нас даже не будет сил сопротивляться. Нас просто перережут, как баранов!»
Кто-то скакал к ним от руин. Один всадник. Низам.
«А где ещё двое?»
– Всё чисто. Поехали скорей! – замахал он руками.
– А где Ги? Шельга?
– Выбирают для стоянки место получше. Ги велел мне вас поторопить. Скоро стемнеет. Как в темноте будем ставить палатки?
– Ясно. По коням! Поехали! – скомандовал Жан.
– О, нет, – простонал Рикард, с трудом забираясь в седло. – Когда ж я сдохну?
***
Костёр развели внутри одной из полуразрушенных башен – так он не был виден снаружи, а заодно был прикрыт от ветра. Шатёр и палатки поставили рядом, у стены. Хорошего леса с сухостоем поблизости не было, так что пришлось рубить разросшиеся прямо на руинах кусты и деревца и кормить костёр их сырыми, чадящими ветками.
Через полчаса Хеймо и Вальдо притащили откуда-то по вязанке сухого дерева, и костёр затрещал веселее. Дым уже не так выедал глаза. Жан постепенно отпускал сжавшуюся, было, внутри тревожную пружину. За первый день пути на них никто не напал. Совсем недавно, пользуясь последними минутами светлого времени, остроглазый Керик забрался на самый высокий гребень стены и внимательно осмотрел окрестности. Спустившись, он заявил, что вокруг никого нет. Только стая волков вдали.
– Это хорошо, – кивнул Ги. – После Нисхождения волки в этих краях на людей не нападают. Ловят мышей, зайцев, прочую мелочь. Вот зимой – другое дело. И привязанную лошадь могут загрызть, и даже на одинокого путника напасть среди бела дня.
– А разбойники? – уточнил Жан.
– Кто-то жёг костёр вон в той башне, три дня назад. Но это могли быть не разбойники, а свинопасы, или ещё какие-то пастухи. Или такие же как мы путешественники. Однако, совсем расслабляться нельзя. Оставим на ночь часовых. До рассвета пусть дежурят Хельд и Тьер. Как только небо посветлеет, пусть будят Низама и Вальдо, а сами ложатся.
Жан только покивал в ответ. Его после сытного ужина неудержимо клонило в сон.
Глава 23. С огнём играешь
– Опасное ты дело затеял, парень. С огнём играешь, – Энтерий осуждающе покачал головой.
– Не пойму, о чём ты, – Жан пожал плечами.
– Да всё ты понимаешь, – мажордом недобро сощурился. – Не надо дурачком-то прикидываться. Парень ты умный. Даже с хитринкой. Только в делах сердечных почему-то ведешь себя как полный дурак.
У Жана в груди заныло от нехорошего предчувствия. «Интересно, что он уже знает?»
– И не запирайся. Мне доложили, что видели, как вы целуетесь!
«Ну вот и всё. Влип. Как теперь выкручиваться? Всё отрицать?»
– Кто «вы»? Про кого ты сейчас говоришь?
– А то ты не знаешь? – скривил губы Энтерий. – Про тебя и молодую госпожу.
– Про какую ещё молодую госпожу? – растеряно переспросил Жан.
– Про Элинору, болван! Хватит притворяться! Лучше по-хорошему выкладывай, что у вас там происходит, и далеко ли с ней зашло дело?
– Какое дело? – Жан возмущённо всплеснул руками. – Нет у нас с ней никаких таких «дел»… Конечно Элинора добра ко мне. Позволила мне смотреть её книги. Иногда разговаривала со мной. А ещё она дала мне несколько ценных советов по езде верхом. Но… больше ничего.
– Сознайся, ты ведь влюблён в неё? Да?
– Да, – выдохнул Жан. – Но как можно не влюбиться в госпожу Элинору? Она так умна и красива. Удивительно добра к своим слугам… Я прекрасно понимаю, кто она, а кто я… Однако, кто тебе сказал, что мы целовались? Где?
«Где, чёрт возьми, мы спалились? Кто-то из её прислуги за нами следил? Или она с кем-то разоткровенничалась? Может, кто-то подсматривал, подслушивал, когда мы подвале… Больше-то мы нигде…»
– В книжной комнате целовались. Где же ещё? – прорычал Энтерий.
«Там это было только один раз. И с тех пор уже два месяца прошло. Если бы нас тогда кто-то заметил, ему бы давно доложили. Теперь мы в книжной вообще крайне редко встречаемся… Выходит, всё, что он говорит – домыслы, всё голословно, чтобы взять меня на испуг! Можно смело всё отрицать!»
– Не было такого. Трисом клянусь, – Жан торжественно сотворил небесное знамение. – Кто-то наговаривает на госпожу Элинору. И на меня. Мы просто разговаривали про книги. Всего несколько раз за всё время, пока я тут живу. Неужели в этом доме и такого достаточно, чтобы кто-то пустил грязный слух…
– Неважно кто и что там видел и слышал, – отмахнулся мажордом. – Я и сам уже видел достаточно. Понимаешь ли ты, что она ещё ребёнок?
– Понимаю, – кивнул Жан. «О, я гораздо лучше вас, болванов, понимаю, насколько она ещё ребёнок. Телом-то она уже созрела, а вот разум, характер… Ну да, повезло – она влюбилась в меня по уши. Но ей бы в школе ещё пару лет поучиться, жизненного опыта хоть немного набраться, прежде чем выскакивать замуж. А вы уже торопитесь с кем-нибудь познатнее её спарить, словно она не подросток, а породистая собачка!»
– Я видел как вы ехали рядом, на лошадях. Видел, как ты смотрел на неё, парень. Опытному человеку вроде меня довольно и этого, чтобы всё понять.
– Да что тут понимать? Я люблю госпожу Элинору. Это правда. Я очень ей благодарен. Да я кого угодно убить за неё готов!.. Я говорил уже – она была так добра, что помогала мне советами, когда я учился ездить верхом. Как ещё мне на неё смотреть? С восторгом, с обожанием! Она прекрасная наездница. Наверное с детства в седле. А я до недавнего времени и на лошадь-то не садился… Неужели моё отношение к ней так заметно со стороны? Я ничем не хотел бы её… Это никак не должно бросать тень на саму Элинору. Уверен – она ничего дурного не хотела и не имела ввиду. Просто помогла мне, потому что она добрый, отзывчивый человек.
– То есть ты хочешь меня уверить, что между вами ничего не было? Что вы просто разговаривали?
– Ну… Точно не было ничего предосудительного, – пробормотал Жан, потупившись.
– А вдруг и она в тебя влюбится? – продолжал наседать Энтерий. – Что тогда?
– Э… Конечно, я этому был бы очень рад. Но, – Жан вздохнул, – я ведь ей совсем не ровня.
– Вот именно! Не ровня. Выбери себе другой предмет для обожания, дурень! В Тагоре полно весьма богатых простолюдинов. И у многих из них, уверяю тебя, есть очаровательные дочери на выданье. Раз ты и сам занялся торговлей, то ищи себе пару среди купцов. А Элинору оставь. Она никак не может быть твоей избранницей. Даже в мыслях. Даже в мечтах! Конечно, девочка она впечатлительная и добрая. Но в некоторых вещах она ужасно упряма… Я вижу как ты пытаешься добиться её внимания, любви. Но понимаешь ли ты, болван, что если между вами возникнет взаимная страсть, то не только тебе, но и ей это не принесёт ничего кроме мучений и горя?
«Пока что это принесло нам два месяца невероятного счастья, и я готов что угодно отдать, чтобы это счастье продлилось подольше!»
– Вот что, парень, – мажордом подошел поближе и покровительственно похлопал Жана толстыми пальцами по плечу. – Может ты, по наивности, и не понимаешь, в какую историю ввязался, но я-то прекрасно понимаю. Девочка скучает тут одна, пока у её матери медовый месяц. Куббат её понёс обратно в Тагор! Сидела бы себе и дальше вместе с Карин и с герцогом Арно в Анлере… Но что теперь сделаешь? Думаю, вам просто нельзя больше видеться.
– Мне и… молодой госпоже?
– Да. Будь ты обычным работником, я бы выгнал тебя вон, да и дело с концом. Но ты, чтоб мне треснуть, удивительно быстро считаешь! Не хотелось бы мне терять такого помощника. А ещё я не хочу, чтобы ты попал в беду, и главное, не хочу, чтобы ты своей горячностью навредил нашей госпоже. Так что отныне ты больше не ночуешь в этом доме. Ты будешь всячески избегать разговоров и любых встреч с Элинорой… Ты понимаешь, что если совратишь её, то тебя просто убьют? Причём убивать будут долго, мучительно.
– Я и не собирался её совращать, – проворчал Жан.
– Вот и хорошо. Я слышал, ты уже купил себе в Тагоре дом? Там и живи. А сюда будешь приходить по утрам. И сразу за свою конторку! Работать будешь только до обеда. И не надо мне голову морочить. Я не слепой и вижу, что ты уже до обеда всё успеваешь посчитать, а потом полдня торчишь в книжной комнате, болтаешься по господскому дому, ища новой встречи с Элинорой или мечешься по Тагору со своими торговыми аферами. Это, конечно, хорошо, что ты завёл свою виноторговлю. Я вижу, что ты серьёзный парень, а не какой-нибудь шалопай. Думаю, ты многого в жизни сможешь достичь, если сейчас не вляпаешься в… большую беду.
– То есть, теперь у меня здесь не будет ни стола, ни ночлега? «Прощай винный подвал! Лин, милая, где же я теперь смогу тебя обнять?.. Надо будет хоть какую-то записку ей в книжной комнате оставить…»
– Любые хождения по графскому дому тебе запрещены. Только по коридору. Как войдёшь – сразу в свой кабинет, за конторку. И потом по коридору сразу на выход.
– А как же книжная комната? – уставился на мажордома Жан. – Мы ведь договорились, когда ты принимал меня на службу…
– Теперь неважно, как мы договаривались прежде! – рявкнул Энтерий. Потом, смягчив тон, он снова похлопал Жана по плечу. – Пойми ты, я же тебя, по сути, спасаю от расправы. Если госпожа Карин и господин Арно, её новый муж, узнают, что ты ухлёстываешь за Элинорой, что она хоть в чём-то к тебе благосклонна… К ней сватаются бароны и графские сынки, а ты… Госпожа Карин только пальцами щёлкнет, только слово скажет, и её верные рыцари с тебя живого кожу снимут. Понимаешь?
– Какой мне смысл дальше здесь работать, если я лишаюсь доступа к книгам? – скрипнул зубами Жан. «И что ещё важней – лишаюсь доступа к Лин!»
– Вот что. Учитывая новые обстоятельства я готов платить тебе теперь не три, а десять со в месяц!
– Десять? – Жан недовольно скривил губы.
– Ну, хорошо, пятнадцать со! – поправился Энтерий.
– Тридцать со. И я могу в любой день, один раз, ненадолго заходить в книжную комнату, чтобы взять для прочтения книгу. Только одну книгу. Через несколько дней я её возвращаю и беру другую. И больше никаких хождений, никаких разговоров. Вообще ничего… Я понимаю твои опасения, господин. И я никак, ничем не хочу навредить госпоже Элитноре.
Энтерий тяжело вздохнул. Нервно заходил из стороны в сторону по комнате.
– И наш уговор останется в силе. Я получаю десятую часть от любой недостачи, которую я ещё смогу обнаружить, изучая отчёты.
– Не думал я, что ты такой жадный, – мажордом потеребил свою чёрную, седеющую бородку и со вздохом кивнул. – Ладно. Пусть так. Но смотри – если я узнаю, что ты шляешься по дому и ищешь с ней встречи…
– А если я случайно встречу её. Как тогда быть?
– Поклонись и молча пройди мимо.
– А если она сама обратиться ко мне? Не могу же я быть столь невежлив, что…
– Всё! Хватит! – Энтерий стукнул кулаком по столу. Его лицо и, особенно, покрытый оспинами нос побагровели. – Ты только что получил десятикратную прибавку к жалованию, и всё ещё продолжаешь торговаться? Начинаешь искать лазейки и отговорки? Ты не должен её больше видеть. Никогда. Ни под каким предлогом. Не должен с ней разговаривать. Вежливо, невежливо – неважно. Если хоть кто-то заметит, что ты с ней разговаривал – в лучшем случае тебя просто вышвырнут из этого дома. А в худшем…
– Да понял я. Понял! И я согласен. Это разумные условия. Тридцать со в месяц, и иногда брать почитать одну книгу. Элинора сама разрешила мне брать для прочтения её книги. В конце концов, я ведь устроился сюда служить ради книг…
***
Наскоро накарябав на бересте: «Он узнал. Я теперь живу в винокурне» Жан сунул эту записку в «Житиё святого Сульта» – то самое, в котором прелестно раскрасневшаяся Лин показывала ему цитату про развратные бани. Этот томик уже некоторое время был для них способом обмена срочными посланиями. Каждый раз, едва зайдя в книжную комнату, Жан сперва листал житие Сульта, проверяя, нет ли там какой-нибудь записки от любимой. Похоже, она именно эту книгу выбрала для таких целей, чтобы хоть так приобщить его к основам трисианства. Жан не возражал. Десятки томов христианской литературы самых разных толков, которые он прочёл на Земле, в своей прошлой жизни, не сделали его ни религиозным фанатиком, ни даже истово верующим христианином. Скептическое отношение к религии не зависит от числа прочитанных религиозных книг, когда этих книг больше одной. Зато тут, в житии одного из самых ярых адептов трисианства, никто не догадается искать их любовные записки.
Взяв подмышку второй том сочинений Исидора Тируэнского, Жан вышел из книжной комнаты и двинулся по направлению к выходу из графского дома. Краем глаза он заметил, что следом за ним, в некотором отдалении, не приближаясь, следует один из домашних слуг.
«Уже приставил человека, чтобы за мной следить, толстый упрямец! Конечно, вряд ли всё это могло кончиться как-то иначе. Я ещё легко отделался. Хуже было бы, если бы слуги сразу настучали Карин или герцогу, а те, даже не спросив меня ни о чём, приказали бы меня выгнать, а то и убить. Главное теперь, чтобы Лин никому ничего лишнего не наговорила…»
***
– Что же нам теперь делать? Когда мама приедет, ей всё равно всё про нас расскажут. Все слухи, все домыслы, всё, что к тому моменту ещё сумеет вынюхать Энтерий. Слава Трису, этот болван не решился меня допрашивать о тебе. Всё ходил вокруг да около, расспрашивая про разных слуг, и как бы заодно, про тебя. Но мама-то с меня спросит. И потом – мне ужасно стыдно перед отцом Ингелием.
– Это ещё кто такой?
– Мой отец-исповедник. Он монах из тагорского монастыря святого Жустина. Каждый раз, после воскресной службы в соборе, я уединяюсь с ним и рассказываю ему про все грехи, которые совершила за неделю. Прошу у Триса прощения за все свои грехи и грешные мысли. А отец Ингелий, именем Триса эти грехи мне прощает. Иногда он советует мне что-то. Учит меня праведной жизни. Он мудрый и добродетельный старик. После смерти отца никого ближе чем Ингелий у меня не осталось. Разве что кормилица?
– А как же мать?
