Текст книги "Солнце над Бабатагом"

Автор книги: Александр Листовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

Гриша перевел.

Шер-Мухаммед затрясся от злобы. Его полное лицо исказилось. Он начал что-то выкрикивать.

– Что он говорит? – спокойно спросил Вихров.

– Поеду, говорит, самому товарищу Шарипову жаловаться.

– Пусть торопится. А теперь скажите, чтоб он уходил, – сказал Вихров, с угрозой посмотрев на Шер-Му-хаммеда.

Выслушав Гришу, старик кинул злобный взгляд на командира и, бормоча что-то, пошел вниз по улице.

– А верно, как бы вам не было из-за него неприятностей, – сказал Гриша, показав на молодого локайца.

– Ничего, это не старый режим… Спросите, как его имя?

– Его зовут Парда.

– Постойте, а что это у него за значок? – разглядел Вихров на лбу юноши синюю шестиугольную звездочку.

– Он проданный в рабство… Если кого продадут, выжигают значок.

– Какое варварство, – ужаснулся Вихров. – Но ведь это давно запрещено.

– Мало ли что, – сказал Гриша. – Они из Восточной Бухары покупают… Ну, а женщинами и здесь тайно торгуют… Да, женщинам совсем плохо живется. Сами посудите. Ну, к примеру, бай Шер-Мухаммед старик уже, семьдесят лет, а младшей жене тринадцать…

– С этим надо кончать, – сказал Вихров.

– Товарищ командир, вот и обед наш поспел. – Гриша кивнул в сторону котла, возле которого старик повар раскладывал дымящийся плов в большие деревянные чашки.

– Какой вежливый и гостеприимный народ, – заметил Вихров.

– Да. Между прочим, они, говорят, еще вчера знали, что мы приедем.

– Знали? Кто же мог им сообщить?

– Длинное ухо, молва, – сказал Гриша. – А там кто его знает…

После обеда Вихров, договорившись с аксакалом, занял под гарнизон стоявший на холме и похожий на крепость большой зимний дом местного богача, который жил в летнем доме в саду.

Позвав Гришу, Вихров долго разговаривал с Пардой и пришел к убеждению, что с помощью юноши, хорошо знавшего кишлак, ему удастся сплотить дехкан против пособников басмачества – баев.

Было далеко за полночь, когда он вместе с Гришей вышел из балаханы на глинобитную плоскую крышу. В темном небе ярко сияли звезды. Вокруг стояла такая тишина, что слышно было, как внизу, под навесом, тяжело вздыхали лошади.

Во дворе послышались шаги.

– Кто это? – спросил Вихров, нагибаясь и примечая силуэт человека.

– Я, товарищ командир! – отозвался взводный Сачков.

– Чего не спите?

– Посты проверял.

Сачков постоял некоторое время, думая, что его еще о чем-нибудь спросят, и, не дождавшись, тихо пошел по двору.

Внезапно до слуха Вихрова донеслись какие-то странные звуки. Казалось, где-то плакал и смеялся ребенок.

Он прислушался.

Плач, теперь уже многоголосый, вдруг перешел в заливистый хохот.

– Что это такое? – спросил он у Гриши.

– Шакалы… Подлый и трусливый зверь. Все равно как эти баи, – сказал Гриша, кивнув на кишлак. – Я все думаю: пройдет несколько лет, и настанет здесь такая жизнь, что люди сами не поверят, как они жили когда-то. Да-а. А сейчас надо им крепко помочь.

– Конечно, – подхватил Вихров. – Для этого мы сюда и пришли…

18

Заложив руки за спину, Петров ходил крупными шагами по большой сводчатой комнате штаба бригады и, обращаясь к сидевшим за столом Шарипову и комбригу Деларму, сердито говорил:

– Если мы отпускаем на все четыре стороны некоторых басмачей, захваченных в плен, то это объясняется тем обстоятельством, что среди них попадаются одураченные баями дехкане. Но это вовсе не значит, что мы должны церемониться с бухарской знатью, которая, прикрываясь кораном, развила яростную контрреволюционную деятельность! Я категорически настаиваю, чтобы приехавший в Каттакурган этот… как его… муфтий был немедленно арестован и передан Чрезвычайной Комиссии. Человек приезжает, агитирует против Советской власти, а мы должны смотреть на это спустя рукава?.. Ведь он же прямой пособник басмачества! И мы, члены тройки по борьбе с басмачами, должны это терпеть? Чепуха какая!

– Я согласен, что муфтий должен быть арестован, – сказал Деларм, потрогав серебряные газыри черной черкески.

– Нет, товарищи. Этого ни в коем случае нельзя допустить, – запротестовал Шарипов. – Муфтий – очень влиятельное лицо в мусульманском мире, и его арест может только возбудить-против нас широкие массы.

– Что же вы предлагаете? – спросил Петров, остановившись у стола.

– Предложить ему выехать из Каттакургана.

– Чтобы он мог продолжать свою агитацию в другом месте? – воскликнул Петров.

– Товарищ военком, поймите меня, ведь я вам только добра желаю, – мягко заговорил Шарипов. – Смотрите, как бы вас не обвинили в превышении власти.

– В превышении власти?

– Да. На бригаду уже поступил материал. – Шарипов достал из кармана блокнот и заглянул в него. – Вот, например, начальник гарнизона Ак-Тюбе допустил явное безобразие. По-моему, его надо немедленно отозвать.

– Кто у нас в Ак-Тюбе? – спросил Деларм, с беспокойством взглянув на Петрова.

– В Ак-Тюбе помощник командира эскадрона Вихров. Федин дал на него прекрасную характеристику. Гм… Странно. – Петров пожал плечами. – За эти два месяца он прислал нам около тридцати добровольцев в мусульманский отряд. Командир отряда Куц очень им доволен… А что такое Вихров натворил? – спросил он Шарипова.

– Отобрал рабочего у всеми уважаемого гражданина, старика Шер-Мухаммеда, и вдобавок ко всему избил.

– Кого? Рабочего? – спросил Деларм.

– Нет. Самого Шер-Мухаммеда, – поднимая палец, сказал Шарипов. – Потом самовольно занял дом Шер-Мухаммеда, а все его имущество выбросил вон. Говорят, много ценных вещей присвоил себе. Теперь меняет на кишмишовую водку. Каждый день пьян.

– Какое безобразие! – заметил Петров.

– Надо будет написать приказ об отстранении его от должности и предании суду военного трибунала, – сказал Деларм, поднимаясь со стула..

– Подожди, разберемся, – остановил его Петров. – Я это дело расследую, и если обвинения подтвердятся хоть наполовину, то разговор с ним будет короткий.

– Ну, мне, пожалуй, время идти, – сказал Шарипов. – В четыре заседание исполкома.

Он попрощался и вышел из комнаты. Петров молча проводил его взглядом.

– Какого ты мнения о Шарипове? – спросил он Деларма, когда за Шариповым закрылась дверь.

– Трудно сказать, – неопределенно пожал плечами Деларм. – Работает человек хорошо.

– Мне не нравится его позиция в отношении муфтия.

– Иван Ефимыч, как бы нам действительно не было неприятностей. Очень уж тут тонкая политика требуется. Да. Нелегко это все охватить и понять.

Вихров сидел в балахане и в ожидании обеда перечитывал директиву – инструкцию, недавно полученную из штаба полка. Инструкция предусматривала меры борьбы с басмачами и требовала изучения местного языка. Но с момента прихода гарнизона в Ак-Тюбе басмачи в районе исчезли, и хотя Вихров за время стоянки в кишлаке несколько раз ходил в горы, ему еще не пришлось встретиться с противником. С изучением языка дело обстояло несколько лучше, и хотя он первое время путал самые простые слова, все же за два месяца с помощью Гриши он научился немного говорить по-узбекски…

Вихров поднял голову и прислушался. За приоткрытой дверью говорили два человека. Вихров узнал их по голосу. Разговаривали Латыпов и Парда.

С первого же дня Латыпов взял под опеку молодого локайца, оказывая ему большое внимание и даже принялся учить его русскому языку. Парда со своей стороны платил товарищу самой искренней преданностью.

Сейчас, как понял Вихров, проходил урок русского языка. Он поднялся и заглянул в приоткрытую дверь.

Товарищи сидели близ стены на супе. Латыпов объяснял значение русских слов. Парда с широко раскрытыми глазами внимательно слушал его.

– Повтори, – говорил Латыпов. – Уртак – товарищ.

Юноша повторил.

– Нон – хлеб… Су – вода…

– Хорошо, – сказал Латыпов. – Мы с тобой будем теперь заучивать по десяти слов каждый день. Вот этаким манером.

– Вутедаким… – машинально повторил Парда. – Вутедаким! – Он рассмеялся, довольный, что подхватил новое слово. – Вутедаким манером, – произнес он медленно, стараясь запомнить.

Постояв в дверях, Вихров вернулся к столу и стал читать директиву. Он дочитал инструкцию до половины, когда в комнату вошел Гриша, сопровождаемый немолодым худощавым узбеком с мрачным лицом.

– Вот жаловаться пришел, – показывая на дехканина, сказал Гриша.

Дехканин горячо заговорил, то показывая на Вихрова, то ударяя себя в грудь кулаком.

– Что же вы нам рассказывали, что Советская власть защищает дехкан? Зачем вы нас обманывали? – переводил Гриша слова узбека.

– Я никого никогда не обманывал! – вспылил Вихров.

– Раньше, говорит, меня бил царский пристав, а вчера избила Советская власть! – перевел Гриша.

– Вихров с недоумением взглянул на Гришу.

– Пришел, говорит, жаловаться в Каттакурган, в исполком, что бай ему деньги не платит, а начальник милиции Улугбек камчой его избил!.. Видите? – Гриша снял тюбетейку с головы узбека и показал на кровавый рубец.

Дехканин плакал, размазывая рукавом пот по лицу.

– Ничего не понимаю, – сказал Вихров, пожимая плечами. – Может быть, он сам драку затеял?

– Нет, он говорит, пришел тихо, смирно.

– Ну, хорошо, ашна, успокойся. – Он положил руку ему на плечо. – Слышишь? Плакать не надо. Стой!.. А, черт, как это говорится! Гриша, скажите ему, пусть успокоится. Я сообщу обо всем в Каттакурган… А если он не хочет возвращаться к своему баю, то пусть поступит к нам в мусотряд. Я дам записку. Будем вместе бить басмачей.

Гриша поговорил с узбеком. Тот успокоился и повеселевшими глазами взглянул на Вихрова.

– Он хочет поступить в мусотряд, – сказал Гриша.

– Ну вот и прекрасно! – заключил Вихров. – Сейчас я напишу.

Он достал из кармана записную книжку, вырвал лист и стал писать записку.

– Ну, желаю успеха! – сказал он, свернув бумажку и подавая ее узбеку. – Гриша, передайте, пусть разыщет в Каттакургане командира мусульманского дивизиона товарища Куца и передаст ему эту записку.

Гриша начал объясняться с дехканином. Тот улыбнулся, взял обеими руками руку Вихрова, крепко пожал и, поклонившись, вышел из комнаты.

– Гриша, вы понимаете что-нибудь во всем этом деле? – спросил Вихров.

– Вы насчет чего говорите?

– Относительно Улугбека.

Гриша пожал широченными плечами.

– Очень нервный человек. Он бывший политкаторжанин. У эмира в зиндане сидел, как и товарищ Шарипов.

– Это не значит, что он может бить людей, – заметил Вихров.

– Это, конечно… – сказал Гриша, задумавшись… – Кто знает… кто знает…

В дверь постучали.

– Войдите! – сказал Вихров.

Ступая чуть внутрь носками, в комнату вошел Барсуков с сообщением, что приехал аксакал кишлака Мирза-Каракул.

Вихров поморщился.

«Что ему опять нужно? – подумал он с досадой. – Повадился почти каждый день ездить».

Снаружи послышались шаркающие шаги, и в просвете двери показался тучный живот Мирзы-Каракула. Желтое полное лицо аксакала с тонкими свисающими по углам рта усами имело, как всегда, непроницаемое выражение. Он умел скрывать свои мысли и чувства. Вслед за ним вошел молодой розовощекий секретарь с круглым брюшком.

Сдержанно поздоровавшись, Вихров предложил садиться.

Гости расселись на ковре, подоткнув под локти подушки.

Старик с редкой белой бородкой, присланный еще ранее Мирзой-Каракулом в гарнизон в качестве повара, принес поднос с зеленым чаем.

Гости выпили молча по одной пиале. Аксакал достал из-за пазухи большой шелковый платок, вытер усы и, повернувшись к Грише, стал быстро говорить ему что-то, изредка посматривая на Вихрова. Секретарь сидел, сложив руки на животе, и медленно крутил пальцами. – Товарищ командир, – сказал Гриша, – аксакал приглашает поехать сейчас на пайгу – скачки – в кишлак Гуль-Мазар. Тут недалеко. Верст шесть. Там большой праздник. Я лично советую ехать, есть на что посмотреть… Он еще спрашивает, довольны ли вы снабжением гарнизона, хорош ли повар и не кусают ли вас блохи? У него против них есть хорошее средство.

– Так вы считаете, что стоит поехать? – спросил Вихров.

– Конечно!

– Скажите ему, что поедем, а блохи меня не кусают. Гриша что-то долго говорил аксакалу.

Мирза-Каракул улыбнулся и, глядя на Вихрова, стал приветливо кивать головой.

– Гриша, – сказал Вихров, – мне кажется, вы передаете не то, что я говорю.

– Лишнего не скажу. Да улыбнитесь вы ему хоть раз, товарищ командир, ну его к лешему! Уж тут обычай такой: гостю и хозяину наговорить как можно больше приятного.

Повар внес большое деревянное блюдо с пловом и чугунный кувшин с теплой водой для мытья рук. Секретарь перестал крутить пальцами и потянул воздух носом.

Мирза-Каракул, проведя ладонями по полному лицу, первым запустил руку в блюдо. Молчаливый секретарь оживился и, прищелкивая языком, последовал его примеру. Гриша ел со степенным достоинством. Вихров пока еще с трудом обходился без ложки и, обжигая пальцы, сыпал рис на колени.

Покончив с пловом, все вышли во двор. У ворот на супе доедали плов трое джигитов, приехавших с. Мирзой-Каракулом.

Аксакалу подвели белого жеребца с серебряной сбруей. Мирза-Каракул грузно шлепнулся в седло, и пестрая кавалькада выехала из ворот крепости.

Вместе с Вихровым поехали Гриша, Парда, Латыпов и Барсуков.

Вскоре показался кишлак Гуль-Мазар.

Узкая улица была забита народом. Аксакал крикнул что-то джигитам. Они поскакали вперед и, наезжая лошадьми на толпу, стали разгонять народ в стороны.

– Пошт! Пошт! – кричал выехавший вперед здоровенный джигит, рассыпая удары плетки по тюбетейкам, чалмам и халатам.

– Ты что делаешь, мерзавец! – не помня себя, крикнул Вихров. Он подскакал к джигиту и схватил его за плечо.

Джигит повернул к нему побледневшее лицо и медленно опустил руку. Вокруг них столпился народ.

– Гриша! – позвал Вихров переводчика. – Спросите аксакала, зачем он приказал бить этих людей?

– Он говорит, что так полагается. Говорит, их надо бить, чтобы они поверили, что едет начальство.

– Что за чепуху он говорит? Передайте ему, что если он позволит себе еще что-либо подобное, то я немедленно сообщу в Каттакурган.

Гриша стал говорить с Мирзой-Каракулом. Аксакал прикладывал руку к груди, пожимал плечами и, как видно, оправдывался.

Он больше не будет, – сказал Гриша.

Выехав на площадь, Мирза-Каракул остановился у чайханы. Несколько рук помогли ему слезть с лошади. Чайханщик принес целый ворох шелковых и ковровых подушек и подоткнул их под бока почетным гостям. Появились плов и прочая восточная снедь.

Перед чайханой столпился народ. Расталкивая локтями толпу, к чайхане пробирался прокаженный кликуша-дервиш с лицом, изъеденным язвами. Став перед Мирзой-Каракулом, он голосом, похожим на лай, начал кричать.

– Что это он? – спросил Вихров, с любопытством наблюдавший за дервишем.

– Сейчас кончит, и я расскажу, – сказал Гриша.

Страшно гримасничая, размахивая руками, дервиш продолжал исступленно кричать. Наконец он замолк и протянул руку. Мирза-Каракул бросил ему серебряную монетку-таньгу.

– Так вот, – начал Гриша, – этот дервиш шел с караваном через пустыню. Вдруг налетел вихрь, поднялась песчаная буря. Верблюды сбились в кучу, а погонщики упали ниц, склонившись, как перед аллахом. Ну и что же? Теперь они засыпаны высоким барханом, и если когда-нибудь ветер развеет песок, их кости выбелит солнце, а другие путники увидят, что здесь погибли люди.

– А почему же сам дервиш жив остался? – удивился Вихров.

Гриша усмехнулся.

– Он говорит, что аллах спас его, как святого.

Латыпов принес целую шапку сушеного винограда.

– Угощайтесь, ребята. – Он высыпал виноград перед Барсуковым и Пардой.

– Я возьму в запас. Можно?

– Бери, бери, мне не жалко, – сказал Латыпов, очень довольный тем, что сумел услужить Барсукову.

Барсуков принялся набивать карманы.

В глубине улицы люди зашевелились. Там показался бородатый всадник в парчовом халате. Под ним переступал с ноги на ногу буланый жеребец с черным хвостом.

Подъехав к чайхане, всадник слез с лошади и, приложив руку к груди, поклонился Мирзе-Каракулу.

– На пайгу собрались, – сказал Гриша. – Сейчас гоедем смотреть.

С небольшого пригорка Вихрову хорошо была видна вся долина. Около сотни всадников в чалмах, войлочных малахаях и цветных ватных халатах построились напротив Мирзы-Каракула.

Он поднял знак к началу пайги.

Два старика принесли тушу козла с перерезанным горлом.

– Что это? – спросил Вихров у стоявшего рядом с ним Гриши.

– Улак, – пояснил Гриша. – Ну, в общем, козлиная туша. Они будут ее хватать, и кто, значит, сумеет проехать с тушей подряд два круга и не отдать другому, тот и выиграл. В этой игре и бить можно, и конем топтать можно. В общем, все разрешается.

Раскачав тушу, старики бросили ее под ноги лошадям.

Земля дрогнула от мощного топота. Громкий крик пронесся над полем. В ту же минуту в дело были пущены плети. Каждый ловчился схватить улак и поднять на седло.

Наконец тушей завладел чернобородый джигит, приехавший с Мирзой-Каракулом. Он прижал улак ногой, пробился через толпу и во весь мах пустился по кругу. Но преследователи не отставали. Он сразу же был настигнут и, получив сильный удар камчой по затылку, выпустил тушу. Всадники, ничего не видя, кроме разгоряченных лиц соперников и оскаленных, покрытых пеной конских морд, нещадно избивали один другого плетьми, стараясь пробиться туда, где лежал желанный улак. Некоторые пускались на хитрость, поднимая лошадей на дыбы. Но и это не всегда помогало, потому что сейчас люди не чувствовали ударов и боли. То один, то другой, нагнувшись, поднимали улак на седло, всадники снова с криком сшибались, и столб пыли вставал над долиной.

Вновь в дело пускались плети и руки. По долине катился бешеный конский топот. Но вот какой-то джигит, изловчившись, на скаку схватил тушу и поднял ее на седло. На него ударили сбоку, но он, не выпуская добычи, продолжал мчаться по кругу.

Позади него, размахивая плетьми, с громким криком екакали джигиты.

– Так это же Парда! – вскрикнул Латыпов. – Гляди, гляди! Ай да молодец! Гляди-ка, что делает! А ну давай, давай! Аллюр два креста! – приговаривал он, приседая и хлопая себя по коленкам.

– Жми! Жми! Нажимай! – вне себя кричал Барсуков, сверкая глазами.

Неистовый рев прокатился по полю.

– Дюр, дюр! Мурат! Дюр! – кричали зрители, толкая друг друга и выбегая вперед.

Вихров увидел, как джигит в парчовом халате догонял Парду.

– Байбача! – сказал Гриша.

– Какой байбача?

– Мурат. Сынок Шер-Мухаммеда.

Парда и Мурат, оставив далеко за собой всех джигитов, уже начали второй круг. Вдруг Мурат выхватил нож и всадил его в круп своего жеребца. Обезумев от боли, жеребец рванулся вперед. Оба всадника почти лежали на шеях лошадей и, казалось, не скакали, а летели по кругу.

Мурат, привстав на стременах, потянулся к улаку, но Парда широко размахнулся и со всей силой ударил его в грудь рукояткой камчи. Мурат взмахнул руками, опрокинулся на спину и, потеряв стремя, вывалился из седла.

Громкий крик прокатился по долине. Народ чествовал победителя.

– Ну и молодец Парда! Настоящий джигит! – говорил Латыпов, радуясь удаче юноши, которого успел горячо полюбить.

Проскакав оставшееся расстояние, задыхающийся, истерзанный Парда остановил лошадь и бросил тушу на землю.

Первый улак был разыгран. Джигиты готовились к следующей скачке.

Ильвачев и секретарь военкомбрига Седов, крупный человек лет сорока, получившие указания Петрова произвести расследование в кишлаке Ак-Тюбе, ехали по обсаженной тополями дороге.

По мере приближения к кишлаку Ильвачев все больше проникался раздражением к Вихрову. «Мы боремся за каждого человека, чтобы вырвать его из-под влияния баев, а этот мальчишка сорвал всю нашу работу. Кто мог предполагать, что у него окажутся такие замашки?»– думал он.

– Что это ты все хмуришься? – спросил Седов, искоса взглянув на товарища.

– Да все Вихров из головы не выходит, – сердито сказал Ильвачев. – Никак не ожидал от него таких выходок. Должно быть, он и гарнизон разложил.

– Да-а. Нехорошо получилось, – заметил Седов, – Приедем, разберемся…

Не успели Седов и Ильвачев с ехавшими позади них ординарцами подняться на возвышенность, как были окружены разъездом, появившимся словно из-под земли.

Начальник разъезда взводный Сачков, узнав Ильвачева, подъехал к нему и представился.

– Ну, как у вас там? – спросил Ильвачев.

– Все хорошо, товарищ военком, живем помаленьку, – бойко ответил Сачков.

Ильвачев подозрительно посмотрел на старое, с рыжими усами лицо взводного.

– А как вы узнали, что мы едем? – спросил Седов.

– А у нас на крепости наблюдатель. Вон, видите, – Сачков показал рукой стоявший на горе байский дом. – Верст на пять кругом видно. Наблюдатель мне и пошумел: конные, мол, едут. А кто такие, басмачи или свои, это нам неизвестно…

– Где Вихров? – спросил Ильвачев.

– Уехал.

– Куда?

– В кишлак Гуль-Мазар. На пайгу…

Они подъехали к воротам крепости.

– Минуточку, – сказал Седов. – Смотрите, конный.

Колотя в бока лошади голыми пятками, к ним скакал рыжебородый дехканин.

– Ой, уртаклар! – закричал он, еще издали увидя бойцов. – Уртоклар! – повторил он, подъезжая-Басмач пришел кишлак Гуль-Мазар! – говорил он взволнованным голосов.

– Сколько человек? – спокойно спросил Ильвачев.

– Сто двассать пять! Тыллятыш! Очень плохой человек… Чап, чап, скорей давай!

– Товарищ Сачков, тревога! Поднимайте бойцов, – приказал Ильвачев… – Поедешь с нами? – спросил он узбека.

Дехканин побледнел, замахал руками и отрицательно затряс головой.

– Нет, нет! Басмач плохой. Будет мне башка резил!

– Ну хорошо. Оставайся, – сказал Ильвачев, прислушиваясь к топоту красноармейцев, бежавших седлать лошадей…

– Молодец! Настоящий джигит! – радостно встретил Вихров подъехавшего Парду. Но когда он присмотрелся к юноше, улыбка сошла с его лица. Парда был чем-то сильно встревожен, лицо его побледнело. Нагнувшись, он шепнул Грише что-то.

– Товарищ командир, приготовиться надо! – сказал переводчик, – Только не показывайте вида, пусть не знают, о чем идет речь, – продолжал он, заметив волне-, ние командира.

– Ну, ну? – насторожился Вихров.

– Нас окружают.

– Кто?

– Банда Тиллятыша. Говорят, около сотни джигитов.

– Кто сказал?

– Один свой человек. Говорит, за той горкой стоят. – Гриша показал глазами направо. – Что будем делать?

– Попробуем прорваться в гарнизон, – также тихо ответил Вихров, пощупав лежавшую в кармане гранату. – Только уйти отсюда надо спокойно, не привлекая внимания.

Он оглянулся, подозвал Барсукова, сказал ему о полученном сообщении и приказал, чтобы бойцы без суеты отвели лошадей за стоявший рядом дувал.

Потом они с Гришей спустились с пригорка и не спеша прошли к лошадям.

В сторонке тянулась глубокая узкая щель. Воспользовавшись ею, можно было скрытно покинуть кишлак. Этот путь и избрал Вихров, рассчитывая, что они смогут уйти незамеченными и, прискакав к Ак-Тюбе, поднять гарнизон. Он разобрал поводья и вскочил в седло. Бойцы сели на лошадей.

Прижимаясь к дувалу, они спустились в лощину и поскакали галопом по каменистому руслу ручья.

Они отъехали уже около двух верст, когда в горах прокатился выстрел.

– Басмачи! – сказал Гриша.

Вихров оглянулся. Большая толпа басмачей в пестрых халатах с гиканьем скакала за ними.

– А вон еще! – крикнул Латыпов.

Справа по гребню лощины во весь мах мчалось десятка два всадников. Видимо, они хотели отрезать муть красноармейцам при выходе из лощины. Не оставалось никакого сомнения, что Вихров и его товарищи не успеют проскочить.

«Что же делать?»– подумал Вихров. Впереди послышался быстрый конский топот. Выезжая из-за поворота лощины, прямо на них скакали смуглые всадники. Вихров решил пробиваться вперед.

– Держись ближе! – крикнул он бойцам, выхватив шашку из ножен. – За мной.

Дальнейшее произошло так быстро, что он успел только заметить, как Гриша свалил кулаком чернобородого басмача и как тот кубарем вылетел из седла. Остальные шарахнулись в стороны. Бойцы проскочили вперед. Вихров рванул из кармана гранату и, повернувшись в седле, швырнул ее на дорогу.

Они продолжали во весь мах мчаться по лощине. Из-под ног лошадей летела земля.

Барсуков, далеко отстав от товарищей, скакал последним. Он слышал за собой топот погони, который все приближался. Сорвав из-за плеч винтовку, он хотел повернуться в седле, но в эту минуту на него обрушился тяжелый удар.

– Товарищ командир! – закричал Барсуков отчаянным голосом.

Услышав крик, Вихров придержал поводья и оглянулся. Барсуков лежал на шее лошади. Два басмача, высоко взмахивая шашками, рубили его по голове и плечам.

– Стой! Стой! – крикнул Вихров. Он повернул лошадь и поскакал к Барсукову.

Раздался выстрел. «Пропал!»– подумал Вихров, чувствуя, что его лошадь валится на бок. Он упал, больно ударившись затылком о камни. Потом чьи-то сильные руки подхватили его и подняли на седло. Приподняв голову, он увидел, что мимо него скачут всадники в красных штанах. Рядом мелькнуло знакомое молодое лицо. «Ильвачев! Как он попал сюда?»– подумал Вихров, теряя сознание.

Крепко придерживая Вихрова, Парда пустил лошадь за эскадроном. Он видел, как в поднявшейся впереди густой туче пыли быстро взлетали и падали шашки…

Смеркалось. Над горами поднималась луна.

Вихров с закрытыми глазами лежал на спине у обочины дороги.

– Что с ним? – спросил Ильвачев.

– Коня у него убили, – сказал Гриша. – А сам голову о камни зашиб. Видите, без сознания.

– Немедленно везите его в гарнизон.

– Товарищ военком, а куда трофейные винтовки определить? – спросил Сачков.

– Сколько их?

– Шестнадцать штук.

– Раздайте бойцам. Только собирайтесь быстрее, товарищи. Уже ночь скоро…

В стороне от дороги бойцы завертывали в кошму тело Барсукова.

– Эх, жаль! До чего хороший человек был! – говорил Латыпов, увязывая веревкой кошму. – И ласковый такой… – Латыпов замолчал, прокашлялся, вспомнил, как Барсуков запасал виноград. – Да, вот она жизнь… А ну, ребята, берись!.. Стой, не ладно, под спину поддерживай, – говорил он товарищу, который поднимал Барсукова на пугливо храпевшую лошадь. – Ну вот, так-то лучше. Давай веревку… Привязывай…

Ильвачев медленно ходил по балахане и посматривая на Вихрова, говорил:

– То, что вы здесь натворили, не к лицу красному командиру, и вам придется по всей строгости отвечать перед революционным законом… Я вас предупреждал о самом чутком отношении к местному населению. А вы что? Человека избили! Что это еще за выходки? Стыд и позор! И ежедневно пьяным напивались!.. Замечательно! Посмотрим, какой еще материал даст на вас Седов, Он приехал вместе со мной… Помолчите пока, после будете оправдываться! – прикрикнул он, увидев, чтб Вихров собирается что-то возразить. – А что скажут о нас дехкане? Раньше их избивали царские чиновники, а теперь, выходит, свои бьют! Безобразие! Как же я в вас ошибся…

Вихров только недавно очнулся, у него мучительно болела голова, и он никак не мог понять, почему Ильвачев, старый товарищ, обращается к нему на «вы» и обвиняет его в пьянстве.

Дверь скрипнула. В комнату вошел Седов.

– Ну, все выяснил! – бодро сказал он.

– Ну и как? – спросил Ильвачев.

– Абсурд! Ерунда! Ахинея! Интересно знать, кто дал товарищу Шарипову такие нелепые сведения?

– Значит, не подтвердилось? – обрадовался Иль» вачев.

– Абсолютно ничего. Я весь народ опросил. Только хорошее о нем говорят.

– Скажи, пожалуйста… А я ему тут мораль читал, – Ильвачев с досадой покачал головой и быстро подошел к Вихрову. – Алеша! Друг! Чего же ты молчал, не оправдывался?

– Вот это мне нравится! – сказал Вихров. – Сам, не давал мне рот раскрыть, а теперь спрашиваешь?

– Ну извини, друг. Я погорячился немного. Знаешь, как обидно было. Ты тут работаем, ночи не спим, за каждого человека бьемся, и вдруг такая история.

– Ладно, ничего, – добродушно усмехнулся Вихров. – Все хорошо, что хорошо кончается.

– Товарищ Ильвачев, ты говорил Вихрову, что гарнизон снимается? – спросил Седов.

– Нет… Так вот, Вихров, слушай. Командующий приказал снять все гарнизоны. Видимо, предполагается большая операция. Завтра утром ты должен выступить в Митань и присоединиться к Ладыгину. Так что, друг, отдавай распоряжения.

19

На следующий день к вечеру Иван Ильич Ладыгин привел эскадрон в Каттакурган. Он подивился на отремонтированные казармы и, расположив бойцов на новом месте, отправился в штаб представиться командиру полка. Но ни Кудряшова, ни Федина в штабе не оказалось. Старший писарь хозчасти Терешко, маленький, толстый человек с круглой, как шар, бритой головой, сказал ему, что командование на партийном собрании в штабе бригады.

Тут же, в большой комнате хозяйственной части, толпились какие-то пестро одетые люди.

– К кому это? – шепотом спросил Ладыгин, показывая глазами на собравшихся, которые, переговариваясь между собой, нетерпеливо посматривали на дверь с надписью «Заведующий хозяйственной частью».

– К товарищу завхозу, – тихо ответил Терешко. – Занят?

– Вам можно.

Подумав, Иван Ильич решил зайти к завхозу Афанасьеву посоветоваться по одному делу и заодно попросить у него денег авансом. Собственно, на получение денег он мало рассчитывал, потому что знал, что Афанасьев дрожит над каждой копейкой. Это был уже пожилой человек с перерубленным носом. Он имел привычку без нужды посматривать на часы, полученные им за отличную стрельбу еще в старой армии, где он служил артиллерийским фейерверкером. От увечья нос его изменил форму, и завхоз, как говорил один бригадный шутник, «изъяснялся с французским прононсом».

Когда Иван Ильич вошел к нему, завхоз был занят просмотром каких-то бумаг.

– А, товариц Ладыгин! – приветливо прогнусавил он, подняв голову на звук шагов, и тут же бегло взглянул на часы. – Зачем пожаловал?

– По делу, Григорий Петрович. Хочу кое о чем с тобой посоветоваться, – отвечал Ладыгин, подходя к столу и крепко пожимая руку завхоза.

– Ну что ж, это дело хорошее, – весело произнес Афанасьев, обрадовавшись, что Иван Ильич пришел не за деньгами. – Только ты, брат, давай посиди, покуда я народ отпущу. Слышишь, шумят? – кивнул он на соседнюю комнату, откуда доносился гул голосов.

– Что за люди? – поинтересовался Ладыгин.

– А! Разрази их гром! Завхоз с досадой поморщился. – Нэпачи! Мошенники!.. В городе строительной организации нет, вот и приходится с подрядчиками дело иметь, – пояснил он, нахмурившись. – И откуда они узнали, что я деньги получил? Прямо нюх какой-то собачий. А уж жмоты! Жмот на жмоте сидит и жмотом погоняет. Деятели, одним словом. Скоро последние штаны снимут. Честное слово. Им что… Деньги-то ведь народные. Так и норовят побольше хапнуть. Прямо беда с ними… Он встал из-за стола, подошел к двери и, приоткрыв ее, крикнул:

– Терешко, давай пускай!.. Да пускай по одному, чтобы не толпились!

Потом он вернулся к столу и, шумно двинув стулом, уселся на место.

Дверь приоткрылась. Сначала просунулось помятое лицо с красным губчатым носом и вытянутыми в стрелочку тонкими жидкими усиками, потом, ступая на нос-ски, словно крадучись, в комнату пролез боком низенький человек в пиджаке. Он сделал несколько мелких шагов и остановился, держа шапку в руках.