Текст книги "Через бури"

Автор книги: Александр Казанцев

Соавторы: Никита Казанцев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 35 страниц)

Глава вторая. АКАДЕМИКИ

Наука движется спиной вперед

И, глядя в прошлое, барьер берет.

Как договорились в Подлипках, Званцев заехал в Лефортово во Всесоюзный электротехнический институт к Иосифьяну, чтобы осмотреть его лабораторию. Оттуда вместе они должны были направиться в институт Академии наук, где во второй половине дня будет проходить защита докторской диссертации Иосифьяна.

ВЭИ оказался целым городком добротных белых зданий. Здесь размещались исследовательские лаборатории. Лаборатория электрических машин занимала самый отдаленный корпус на обширной территории.

Центральный зал испытаний машин действительно, как и говорил Иосифьян, простирался вверх на три этажа. Было где развернуться и с длинноствольными электрическими орудиями.

– Вот здесь, около «ежа», и будет твоя резиденция. Мощность предельно возможную тебе дадим в режиме короткого замыкания, – показывал будущему соратнику Иосифьян свои владения.

«Ежом» Званцевскую модель он назвал, увидев чертеж ее корпуса, с торчащими в стороны катушками.

– Что ж, Андроник. Сравнивая свою клетушку с твоими научными хоромами, считай, что мы объединяем усилия.

– Вот и отлично. Мы с тобой сработаемся. Уточним теперь кое-какие мелочи. Тебе какой оклад Мирзаханов платит?

– Как главный механик металлургического комбината, я получал пятьсот рублей в месяц. Орджоникидзе, переводя меня в Подлипки, установил персональный оклад тысячу рублей в месяц.

Иосифьян свистнул:

– Это, брат, не пара пустяк! Как в нашем ВЭИ решить этот вопрос, пока не представляю. Я, начальник лаборатории в профессорском звании, получаю твой комбинатовский оклад. У нас тебя зачислят всего-навсего старшим научным сотрудником без звания и дадут какие-нибудь четыре сотни, а ты родителей выписал.

– Они меня содержали с семьей, с женой и дочерью, до окончания института. Став инженером, я высылал им ежемесячно по двести рублей.

– Студент с женой и дочкой? Как это ты успел!

– Успел! Я из ранних, как говорится. Но жена моя не выдержала Белорецка и уехала, а когда захотела вернуться, я уже был женат во второй раз. Здесь.

– Не хорошо, кунак, нехорошо, – покачал головой Андроник. – Ты ведь не султан. А с четырьмя сотнями ты с женой и родителями не протянешь. Будем думать, башкой вертеть, как тебе персональный оклад товарища Серго сохранить. Но, уверяю тебя, легче будет из твоей электропушки выстрелить.

– Это не главное, Андроник! Не выйдет, будем по одежке протягивать ножки.

– Поедем к академикам. С Кржижановским посоветуемся. Он – голова. И мне с докторской степенью тебя добиваться будет легче.

– Я понял, что оставаться мне в «невходишке» с противодействием Мирзаханова бесперспективно.

– Поехали в Академию наук! Когда-нибудь и мы академиками станем.

Званцев усмехнулся. Иосифьян нравился ему все больше и больше. Через час они шагали по светлому коридору академического института. Навстречу им шел невысокий человек с седой бородкой.

– Кржижановский, директор института и председатель Ученого совета, – шепнул Иосифьян и обратился к академику. – Глеб Максимилианович, здоровья вам и многих лет бодрости. Позвольте представить вам изобретателя электроорудия, модель которого он соорудил в Белорецке, где работал главным механиком металлургического комбината.

– Очень приятно, молодой человек. Я был уверен в появлении такого нужного изобретения.

– Званцев Александр Петрович, – отрекомендовался Саша, пожимая руку академика.

– Вам нужна поддержка? Чем могу помочь?

– Мы объединяем наши усилия с Андроником Гевондовичем Иосифьяном. Сказать по правде, беда у нас общая, Для разгона снаряда в электрическом орудии требуется огромная мгновенная мощность, порядка нескольких миллионов киловатт. И мы были бы рады получить ваш совет, Глеб Максимилианович, как достичь такого результата.

– Что ж, дети мои, выдумщики, розмыслы, запрос ваш идет выше возможностей нашей страны, даже после выполнения плана ГОЭЛРО. Бы перегнали свое время. В этом и ваша заслуга, и ваша беда. Даже после завершения Днепростроя, страна не сможет выделить требуемых вам мощностей. Вот идет на заседание Ученого совета академик Миткевич. Он в дискуссии о природе электрического тока отстаивает материалистический взгляд на него. Электроток он видит как цепь свободных электронов в проводнике, передающих один другому электрический импульс со скоростью света при медленном передвижения самих электронов. Владимир Федорович, присоединяйтесь к нам для интересной дискуссии, – остановил он проходившего по коридору почтенного академика, продолжая, – вот молодые люди с неуемной фантазией увлекают нас в завтрашний день, а им нужна для их электрической пушки мгновенная мощность в миллионы киловатт. Как приблизить им завтрашний день?

– Очень любопытно, – отозвался академик Миткевич. – И как же вы осуществляете свой замысел?

Вступил Иосифьян и кратко на техническом языке объяснил и свой, и Званцева путь осуществления общей идеи, закончив свои объяснения словами:

– Я всегда считал, что разогнать снаряд электрическим путем можно. Но получить для этого нужный всплеск энергии не пара пустяк.

Что я могу сказать? – раздумчиво ответил Миткевич. – Не вешайте носа, молодые искатели. Из электросети вам энергии не получить, по крайней мере, сегодня. Нужны накопители энергии. И в эту сторону вам надлежит обратить внимание. Интересна теория тонкослойной изоляции нашего академика Иоффе, Абрама Федоровича. Он пришел к мысли, что, чем тоньше изоляционный слой пластин конденсатора, тем большую энергию он запасает. Обещает устроить нам Ниагару в спичечном коробке.

– Интересно, как Резерфорду в Кембридже удалось получить сверхмощные магнитные поля, позволившие сделать уникальные открытия. Думаю, что сродни это запросам наших искателей, – заметил Кржижановский.

– Так это же наш Капица, у него работавший, помог ему это сделать, – воскликнул Миткевич.

– Я слышал, он возвращается. Так что, молодость наша научная, отступать рано. Как говорится: «назвался груздем – полезай в кузов» или «заглянули в завтрашний день – делайте его сегодняшним». Нынче один из вас сельсинами заработал докторскую степень. Могу сказать, что первый выстрел из электрического орудия – докторская степень и ступенька к академическому званию. Дерзайте, ищите и обрящете. Друзья мои, мне пора открывать заседание Ученого совета. Соискателя прошу к доске.

Все прошли в конференц-зал института, где Кржижановский занял председательское место, а Иосифьян начал остроумный доклад об изобретенном им сельсине, его значении в современной технике.

Академик Миткевич, сидя с другими членами ученого совета, одобрительно кивал, а Званцев ощущал себя в вихревом тумане. То, что говорил Андроник, было интересно, но уносило совсем в иную область.

К своему удивлению, он увидел неподалеку от себя главного механика Металлургической промышленности ныне Министерства тяжелой промышленности, Михаила Осиповича Золотарева, однофамильца омского Пашки, внимательно слушавшего диссертанта Он тоже узнал Званцева и сделал ему знак встретиться после защиты в коридоре.

Выступали оппоненты, в том числе и академик Миткевич, высоко оценив теоретическую сторону доклада, сделанного диссертантом, изобретателем сельсина. Профессору Иосифьяну была единогласно присуждена докторская степень, и его окружили научные сотрудники и профессора, поздравляя А Званцева отвел в сторону Золотарев.

– Рад встретить вас. Я помню ваши новшества в проекте реконструкции Белорецкого завода Я хотел писать в Белорецк, думал пригласить вас в Москву в качестве моего заместителя Мне нужна ваша выдумка, энергия молодости.

– Спасибо, Михаил Осипович Я был занят реализацией одного своего изобретения, для чего мы объединяемся с профессором и отныне доктором наук Иосифьяном.

– Раз вы так удачно попались на моем пути, я вас так просто не отпущу. Работа со мной – огромного масштаба. Наша страна выходит на первое место в мире по выплавке стали, вырастают новые гиганты металлургии, Магнитогорский и Кузнецкий заводы, не говоря уже о Донбассе и Урале, о Запорожье Это ваше родное, вы не можете отказаться, а за реализацией вашего изобретения будете параллельно следить Сколько вам платят в месяц?

– Председатель ВСНХ товарищ Орджоникидзе установил мне персональный оклад в тысячу рублей в месяц.

– Он теперь наш нарком, тяжелой промышленности. И, не сомневаюсь, сохранит вам оклад, хотя я получаю только восемьсот рублей в месяц. А у Иосифьяна будете консультантом или научным сотрудником. Не правда ли, профессор Иосифьян? – обратился он к Андронику, подошедшему к механикам, слыша их разговор.

– Это надо обдумать. Решить такое дело – не пара пустяк Я тоже получаю меньше его персонального оклада, и добиться для него сохранения зарплаты трудно, тем более что такого доступа к наркому тяжелой промышленности, как, видимо, у вас, у нас нет. Так поделим товарища Званцева пополам, – предложил главный механик всей металлургической промышленности. – Он начинал свое инженерство с металлургии и не годится ему в наши дни отворачиваться от нее, когда ему предлагают заняться ею во всесоюзном масштабе. Но от нас он должен будет поехать в командировки к академику Иоффе, а может быть, и в Кембридж к Резерфорду.

– Так и от Наркомата тяжелой промышленности ему придется посещать заводы нашего профиля. Так что нам надо договориться не мешать друг другу и отправлять его в командировки по взаимной договоренности. А вы умеете, товарищ главный механик, убеждать и договариваться.

– Доживете до моих седых волос – всему научитесь не хуже, чем докладывали сегодня о теории сельсинов Впрочем, почему мы не даем самому Званцеву высказаться? – предложил старый механик – А то мы торгуемся, как на невольническом рынке.

– Ну как, невольник? Пойдешь на такое дело? – обратился Иосифьян к Званцеву.

Саша задумался, а Иосифьян подзадорил его:

– Сомневаешься? Тогда действуй по Корану. Посоветуйся с женщиной и поступи наоборот.

– Я уже посоветовался с самим собой, и кажется, поступаю наоборот.

– То есть? – разом спросили Иосифьян и Золотарев.

– Я не могу отказаться ни от того, ни от другого Я с юности влюблен в металлургический завод, а изобретению жизнь готов посвятить Буду слугой двух господ.

Кембридж! Маленький университетский городок с мировой славой своих ученых и сделанных ими открытии Опрятные улочки с разными уютными коттеджами. То башенка венчает фасад, то парадный вход украшен аркой. Добротные, каменной кладки маленькие замки, где обитают прославленные рыцари науки Есть здесь и одноэтажные дома-бунгало попроще, где ютятся студенты, снимая комнаты у обслуживающего персонала Встречаются и старинные английские трехэтажные дома со многими подъездами Каждый своего цвета. Если два подъезда разделены колонной, то она выкрашена в два цвета, в знак принадлежности разным владельцам обширных трехэтажных квартир с внутренней лестницей. Внизу гостиная, жилые и деловые комнаты – на втором этаже Спальни для хозяев, их детей и гостей с бытовыми удобствами – на третьем. И, конечно, кухня в полуподвале, рядом с подсобными помещениями.

Но главная достопримечательность Кембриджа – его университет. Старинные, чуть ли не крепостные здания старой Англии, со множеством богато оборудованных лабораторий, столетиями обогащавших науку новыми знаниями.

Особо прославилась в начале XX века Кавендишская лаборатория. Ее директор Эрнест Резерфорд за научные заслуги получил титул лорда Нельсона. Им гордилась вся Англия, а он, по справедливости, гордился своими учениками, в том числе выдающимся русским ученым, талантливейшим инженером, впоследствии академиком Академик наук СССР Петром Леонидовичем Капицей. Несколько лет проработал он в Кавендишской лаборатории Резерфорда, и вот пришла пора расстаться. Советское правительство отзывало своего ученого домой, создавая для него в Москве Институт физических проблем, куда предстояло передать из Кембриджа часть оборудования, созданного там Капицей.

По машинному залу, где рядом с многоглазым щитом с приборами бросался в глаза огромный маховик, как у былых паровых машин, прощально прогуливались два человека. Седой, гладко выбритый джентльмен с выправкой аристократа и коренастый, сжатый заключенной в нем энергией русский соратник Резерфорда Капица. Несколько лет проработали они вместе. Пришла пора расстаться.

Об этом и беседовали маститый учитель, основатель школы физиков, автор учения о радиоактивности и планетарном строении атома и молодой, брызжущий энергией и непостижимой инженерной выдумкой будущий русский академик и нобелевский лауреат Петр Капица:

– Посочувствуйте, сэр, каково мне расстаться с вами и со стенами вашей лаборатории, с этими электромагнитами, генератором, маховиком, нашими научными отчетами, рефератами, статьями… Я тешу себя надеждой, что вернусь к вам в новом качестве – руководителя вашего дочернего Института физических проблем, который будет идти вашим путем, а я пользоваться вашими направляющими советами. И я хотел бы узнать, почему вы, открыв микромир, представив, как и Нильс Бор, атом подобием солнечной системы, так что можно вообразить, как озорной Сирано де Бержерак, что электроны – микропланеты и населены живыми микросуществами, – почему вы недавно сказали, что расщепление атома ради получения энергии не имеет для человечества никакого практического значения?

– Как я мог сказать иначе, если сам выдвинул мысль о планетарном строении атома, как мог иначе спасти его гипотетическое население при каждом расщеплении, губительном для любого микро-, а быть может, и макрочеловечества?

Капица задумался: «Так вот чего боится метр!»

– Лучше вспомним о тех научных радостях, которые вы принесли сверхмощными магнитными полями, – продолжал Резерфорд. – Мне хочется поблагодарить вас.

– Скажем спасибо этому старомодному маховику, взятому, как острили шутники, из прошлого века пара.

– Не будем судить их строго. Кто мог догадаться, что маховик вам нужен не поддерживать движение, а для резкого его торможения при раскручивании до предела, пока не пробил стены своими обломками, получая при этом огромные мгновенные мощности и неведомой прежде силы магнитные поля.

«Но ведь не ради них отдавал маховик свою кинетическую энергию, – подумал Капица, – все же недостаточную для разгона снаряда электрическим путем, но об этом нельзя было сказать даже метру!»

Кинетическая его энергия пригодилась для получения и исследования сверхмощных магнитных полей, принесших Капице мировую славу.

Званцев, начиная со способа разгона снаряда в магнитном поле, не мог тогда представить себе беседу корифеев науки в далеком Кембридже. Ему еще предстоит узнать, что идеи носятся в воздухе и встречают одни и те же препятствия.

Уходя с Капицей из лаборатории, Резерфорд говорил:

– Я благословляю вас, Питер, на самостоятельное научное плавание на собственном исследовательском корабле физики. Уверен в своем восхищении вашими новыми достижениями. Не забывайте старика.

Они простились. Институт физических проблем, шутливо прозванный учеными «капишником», приютил у себя таких ученых, как академик Ландау. Референтом Капицы стал видный писатель научно-художественного жанра Олег Николаевич Писаржевский. Он владел стенографией и записал многие высказывания великого ученого, дружески делясь ими в Союзе писателей с соратниками, пишущими о науке.

В середине тридцатых годов Петр Леонидович, создав чудо-турбодетандер, открыв сверхтекучесть жидкого гелия и дав дешевый способ сжижения воздуха, захотел съездить в Англию, повидаться с Резерфордом, но в выездной визе из Советского Союза ему отказали…

Получить мгновенную огромную мощность для стрельбы электромагнитным способом прославленному баловню науки Капице так и не удалось. Это было уделом завтрашнего дня науки и техники.

Саша Званцев ничего и не знал об этом, но с таким выводом согласиться бы тогда не смог.

Глава третья. НЕУДАЧИ

В науке даже неудача

Способна дать свою отдачу.

Приехав с командировкой ВЭИ в Ленинград, Званцев нашел Институт изоляционных материалов, возглавляемый академиком Иоффе, тем который обещал «Ниагару в спичечном коробке».

В белом многоэтажном здании в просторных комнатах Званцеву бросились в глаза длинные столы с электрическими приборами и паутиной разноцветных изолированных проводов. Перед каждым научным сотрудником, одетым в непременный голубой халат, была собрана, как подумалось Званцеву, его собственная схема.

Директор института академик Иоффе, седой, огромный, с детскими голубыми глазами, поднялся Званцеву навстречу:

– Рад вас видеть, молодой человек! Глеб Максимилианович звонил мне о вас. Расскажите, что вы ищите и что собираетесь у нас найти? И зачем? Был бы рад вам помочь.

– Только на вас вся надежда, Абрам Федорович.

– Вот это уже не правильно, дорогой мой друг, – поправил маститый ученый молодого изобретателя. – В искании нового, чем, кажется, вы заняты, нельзя ограничивать себя каким-либо одним путем. Надо пользоваться верным методом, пробуя и так и этак, в разных, даже расходящихся направлениях. Теперь перейдем к сути ваших работ.

Задушевный, отеческий тон, которым воспользовался академик в беседе с московским гостем, полностью расположил Званцева к нему. Он рассказал Иоффе не только об изобретенной электропушке, но также и о гелиссоидальном литье стальных труб и даже о своем студенческом изобретении. Профессор термодинамики Квасников видел большую перспективу (при испытании двигателей внутреннего сгорания и получении диаграмм) не в координатах давлений и объемов внутри цилиндров, а в координатах абсолютных температур и энтропии. Саша придумал удивительный прибор «термограф», превращающий одну диаграмму в другую, и написал о нем в студенческом журнале.

Откровенность Саши случилась сама собой, из-за искренней заинтересованности академика, его настойчивых вопросов по существу.

– Итак, – откинулся Иоффе на спинку кресла, положив большие руки на стол, – разбросав во все стороны ценные идеи, с электропушкой вы уперлись в тупик, надеясь на мою теорию тонкослойной изоляции и неосторожно обещанную «Ниагару в спичечном коробке». Видите ли, Александр Петрович, или попросту Саша, в науке отрицательный результат – тоже результат. Короче говоря, теория моя оказалась неверной. Я ведь фантазер, вроде вас. Но без фантазии нет науки. Теория не дала практических результатов, но открыла совершенно новый подход к получению полупроводников со сказочными свойствами. Они дают электрический ток при нагревании без всяких промежуточных паровых котлов, турбин и электрогенераторов. Представьте электрическую станцию, где ничто не вращается, а нагреваемый котел служит не для образования пара, а для превращения тепла полупроводников прямо в электрический ток у него на дне. У меня возникла целая лаборатория под руководством талантливого ученого Маслоковца, при участии доктора наук Дунаева. Они задумали забавный чайник. Он закипает на костре, а из днища с полупроводниками идут провода для подзарядки любых аккумуляторов, скажем, для радиоустройств отдаленных метеостанций или полярных зимовок.

Не подозревал Званцев, какую огромную роль через десять лет сыграют эти чайники в его личной жизни.

– Другие полупроводники, – продолжал увлеченный академик, – дают электрический ток при их освещении. Я подсчитал, что, покрыв нашу пустыню Каракумы такими полупроводниками, мы удовлетворили бы энергией все нужды человечества. Я уже не говорю о Сахаре или Аризоне.

– Абрам Федорович, а не могут ваши полупроводники дать нам импульс мгновенной мощности?

Академик развел руками:

– Чего нет, того нет. Ищите, выдумывайте, пробуйте, как призывал Маяковский.

– Если не получается, Абрам Федорович, с емкостью, то, может быть, получится с индукцией?

– Что вы имеете в виду?

– Явление сверхпроводимости, открытое Камерлингом-Оннесом в 1911 году и до сих пор не использованное. Если в проводнике, замороженном до температуры жидкого гелия, электрическое сопротивление исчезает, а возникший в нем ток и магнитное поле сохраняются, то нельзя ли использовать энергию магнитного поля для требуемого импульса?

– Идея дерзкая и заслуживающая внимания. Однако, по этому поводу говорить надо не со мной, а с Халатниковым. У него лаборатория низких температур в Харькове. Адресую вас туда и попрошу его помочь вам.

– Прямо от вас готов ехать к нему.

– Подождите, неудержимый фантазер. Позвольте мне быть в роли стрелочника и перевести вас, хотя бы временно, на другие рельсы.

– Любой ваш совет приму как предписание.

– Нет, нет! Только добрый совет. Слушал вас зачаровано и подумал, что живете вы в будущем.

– Меня уже укоряли, что я обгоняю свое время и предложения мои несвоевременны.

– Не укорять надобно, а восхищаться. Разве наука двигалась бы вперед без мечтателей вроде Жюля Верна? Наши Дома ученых в Москве и Ленинграде совместно с киностудией «Межрабпомфильм» проводят международный конкурс на либретто научно-фантастического фильма. Отчего бы вам не принять участие в таком конкурсе? Фантазии у вас хоть отбавляй. Я могу позвонить директору Дома ученых. Он даст вам стенографистку, а вы пофантазируйте вслух. Израиль Соломонович Шапиро, директор, приведет это в божеский вид и отправит на конкурс, а вы будете заниматься сверхпроводимостью, маховиками или еще каким-либо накопителем энергии.

Званцев задумался и припомнилось ему, как он мальчишкой носил из сумасшедшего дома судки с обедом на их семью и дорогой выдумывал всякие приключения. Может, и теперь сделать то же самое? И он согласился. Иоффе тут же позвонил в Дом ученых. Директор обещал выделить стенографистку и договорился, чтобы Званцев немедленно зашел к нему в Дом ученых, потому что срок присылки произведений на конкурс истекает. И Званцев, внутренне упрекая себя, отправился от Иоффе в Дом ученых. Академик любезно рассказал, как туда доехать.

Директор Шапиро оказался полным жизнерадостным человеком, который сразу расставил точки над «i».

– Я беру на себя всю черновую работу, вам не надо ни о чем беспокоиться, но вы понимаете, что сценарий будет за нашими двумя подписями.

Званцеву было все равно! «Ведь это просто еще одна прогулка с судками и фантазиями»! – подумал он. Шапиро уступил свой кабинет, украшенный скульптурой обнаженной женщины, весьма ценимой хозяином за сексуальную позу. Вошла почтенная стенографистка, напомнив Саше бывшую баронессу, обучавшую его машинописи и стенографии. Он бы мог попросить пишущую машинку и напечатать свое пока неизвестное ему творение сам. «Да уж ладно, если дама пришла, наговорю ей сорок бочек арестантов, а Шапиро пусть разбирается».

Сначала Саша чувствовал скованность, потом вообразил себя идущим с судками и забыл о даме, увлекшись тем, что на ходу выдумывал.

Шапиро настоял, чтобы Званцев переночевал у него дома, а утром хотя бы взглянул на расшифровку.

Директор жил на Литейном проспекте в квартире старинного дома. Обширная комната с ценными безделушками говорила о его вкусе, вернее – безвкусице хозяина. Весь вечер он просвещал гостя о якобы известных ему нравах в кино, где надо знать, кому и как поднести и чем заинтересовать. Все это, на деле далекий от кинематографии, он брал на себя.

– Нам предстоит закадычная дружба, и начаться она может с огромного одолжения. И я вас, как первого друга, прощу по-мужски помочь. На меня накинула сеть девица, на мой взгляд, не больше чем потаскушка. А она заставляет жениться на ней, мобилизовав для этого всех моих родных и знакомых, прикинувшись обманутой мной невинностью.

– Чем же я могу помочь вам?

– О, сущие пустяки для настоящего мужчины, каким я вас считаю! Она скоро должна явиться сюда и начнет распоряжаться как хозяйка. А я, старый холостяк, не терплю этого. Подозревая о ее сути, я попрошу вас, не раздеваясь, лечь в мою постель и, если она появится, прикинуться больным.

– И это все? – удивился Саша.

– Я позвоню вам по телефону из соседней комнаты, когда девица проявит себя в полной мере, и вы скажете, что Шапиро нет дома, вы не знаете, когда он придет… вероятно, не скоро.

И Шапиро стал готовиться к задуманной им драматической сцене. Из нарядного серванта, где стояла дорогая посуда, он достал пару дешевых стаканов и, пожелав Саше удачи, ушел. Саша снял ботинки, разобрал широкую двуспальную кровать и улегся под ватное одеяло. Было жарко, но он терпел, разыгрывая роль больного. Через некоторое время дверь открылась, и в нее впорхнуло маленькое воздушное существо.

– Боже мой, а где же Изя? И кто вы такой?

– Я его друг, москвич, и занемог. Израиль Соломонович уложил меня в постель.

Саше было жарко, и лоб покрылся испариной. Довольно миловидная девушка потрогала его лоб и воскликнула:

– Матка Боска! У вас жар! Вас знобит?

– Да, да, – нечленораздельно промычал Званцев.

– Я тотчас согрею вас, – девушка без всякого стеснения расстегнула платье-халатик, под которым ничего не оказалось, и с привычной сноровкой нырнула под одеяло. – Боже, вы даже не разделись! Я сейчас это сделаю, – и она по-хозяйски стала умело расстегивать на Званцеве прежде всего брюки.

Но зазвонивший телефон прервал ее занятие.

– Шапиро ушел, и не знаю, когда вернется, – это был условный знак.

Через пару минут дверь открылась, и в комнату ворвался с хорошо разыгранной яростью Шапиро. Увидев под одним одеялом своего гостя и воздушную фею, он схватил приготовленные стаканы и с силой один за другим грохнул их об пол.

– Я не знаю, как это можно назвать? Шлюха! Вон отсюда! А вы останьтесь. У нас с вами будет мужской разговор.

Девица выскочила из постели. В этот миг была она словно натурщица у скульптора. Набросив на себя одеяло, она закуталась в него, оставив Сашу лежать в полном одеянии. Он сел и стал надевать ботинки.

– Не смейте на меня смотреть, пока я одеваюсь. Я знаю, вы нарочно это подстроили, негодяи! – кричала девица.

Шапиро продолжал бушевать. Она тем временем оделась, бросила одеяло на пол и, одарив мужчин презрительным взглядом, как ни в чем не бывало, удалилась из комнаты. Шапиро бросился трясти Саше руку со словами:

– Она больше не вернется. Вы спасли меня! Нет слов для благодарности! Отныне я ваш! Нас связывает общее дело.

Саша не сразу пришел в себя от неожиданного приключения, но решил, что лучше этому не придавать значения. Ему было стыдно, и не сразу удалось снова уйти в свои замыслы о накопителе энергии, об электроорудиях, сверхаккумуляторах, построенных на сверхпроводимости. Вчера, сгоряча, он надиктовал все это стенографистке в будущий сценарий о грозящем Земле столкновении с астероидом, назвав фильм по имени астероида «Аренида».

Пытаясь воплотить фантазию в жизнь, Саша договорился по телефону с Иосифьяном, а также с Золотаревым и проехал из Ленинграда прямо в Харьков к Халатникову, в его лабораторию низких температур, чтобы осуществить свою идею о накопителе энергии с использованием сверхпроводимости.