Текст книги "Через бури"
Автор книги: Александр Казанцев
Соавторы: Никита Казанцев
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 35 страниц)
Часть шестая. ОПЕРЕЖАЯ ВРЕМЯ
Можно сломать шпагу,
Нельзя истребить идею.
В. Гюго.
Найдя идею, делай смелый шаг!
Сумел же подковать блоху Левша!
Глава первая. ИСКАТЕЛИ
Искателя ценнейший дар —
Переносить любой удар.
Заводоуправление в Подлипках выходило окнами на отстоящее на сотню метров Ярославское шоссе с мелькающими по нему машинами. Одно окно принадлежало маленькой комнате, вход куда, как и в соседнюю большую, был из тамбура. На двери тесной для трех человек комнаты висел лист бумаги, а на нем бросались в глаза от руки написанные грозные слова: «НЕ ВХОДИ!».
Иногда из-за закрытой загадочной двери доносился пугающий проходящих через тамбур сотрудников громкий дробный стук. Это опробовалась попутно сделанная в тайной комнате модель электроотбойного молотка.
В комнате едва помещались три составленных вместе письменных стола. На левом лежала чертежная доска с наколотым на нее листом ватманской бумаги и чертежом большой модели задуманного электроорудия. Вместо катушек-соленоидов предусматривались магнитные полюса с обмотками возбуждения. Они включались движущимся снарядом. Рабочие чертежи предстояло передать в цех. За другим столом сидел вызванный из Белорецка соратник Званцева Валентин Павлович Васильев, электрик.
Третий стол предназначался обещанному наркомом артиллеристу.
И он явился в форме капитана Краской Армии, с одной шпалой в петлице, громко постучав в запретную дверь. Званцев оторвался от чертежа и открыл ее.
– Лаборатория инженера Званцева? – спросил капитан.
– Так точно, – ответил Саша. – Вы к нам, баллистик?
– Капитан Гончаров, Герасим Иванович, выпускник военной академии, прибыл в ваше распоряжения для прохождения службы, – по-строевому отрапортовал прибывший.
– Занимайте свободный стол, Герасим Иванович. Лаборатория наша пока в зародыше. Помещается здесь до изготовления нашего опытного образца. Считайте нас троих за мозговой трест. Один выдумывает, другой ищет оптимальное решение воплощения в жизнь, третий безжалостно критикует. Поскольку вы у нас представитель Армии, но больше, чем обычный военпред, являясь и равноправным разработчиком, вам вменяется в обязанность критика в мозговом тресте. Мы сейчас покажем вам в действии деревянную модель электропушки, давшую начало нашей работе. Вам также надлежит дать технические условия нашего первого изделия. Кстати, вы еще не устроились с жильем? Квартира ваша примыкает к моей, в другом подъезде, а Валентина Павловича Васильева – напротив моей, на одной лестничной площадке; они готовы, и вы можете свою двухкомнатную занять. После работы мы пройдем в наш выстроенный среди леса дом на улице Ударников, и вы получите ключи.
– Позвольте ознакомиться с сутью работ, товарищ начальник, – равнодушно отнесясь к бытовым вопросам, чеканя слова, произнес капитан.
– Ну, зачем так официально! Зовите меня просто Саша. Нам предстоит вместе пройти немалый путь.
– Так точно, товарищ начальник лаборатории! Поскольку вы возложили на меня роль представителя Армии и основного критика, разрешите придерживаться уставных норм обращения во время исполнения служебных обязанностей. И критиковать без панибратства.
– Как вам будет угодно, – сдержанно сказал Саша, и, предложив Валентину Павловичу ввести капитана Гончарова в курс дела, ушел на завод, где выпускали артиллерийские орудия среднего калибра.
Так был укомплектован на первое время личный состав лаборатории. Рабочий день кончался и, не заходя в тесную комнату, где он оставил своих соратников, Саша отправился домой, вернее, в квартиру Александра Яковлевича Шефера, где, в ожидании получения квартиры, жил вместе с Инной.
Инна, выйдя ему навстречу, ждала его в аллее. Она сразу заметила угнетенное состояние Саши.
– Что с тобой? Что-нибудь случилось?
– Пока ничего, кроме прибытия к нам военного помощника с уставным солдафонством вместо увлеченности предстоящей работой.
– Он не понравился тебе?
– Да нет. Думаю, что ему не понравилась наша задача.
– Он тебе сказал об этом?
– Я просто почувствовал. Хотя сам возложил на него роль критика. Мне не хотелось делиться с ним самым своим сокровенным. Пусть Валентин введет его в курс дела.
– Вот и хорошо. Свой критик лучше критика чужого, злого. Пойдем, пока папа еще не пришел, посмотрим наш дом, где будем жить.
Молодые Званцевы через пять минут ходьбы между соснами подошли к дому номер один по улице Ударников. Поднялись на второй этаж. Здесь в двадцать седьмой квартире все было сделано для удобства Большого изобретателя, каким считал Званцева в Подлипках простой народ, совершенно не представляя, что он изобрел.
А у Званцева, неведомо почему, кошки на сердце скребли. Инна же по-детски радовалась, что к нормальной трехкомнатной квартире, как у Шеферов, где две комнаты были отданы детям, Борису и Инне, а родители размещались в большой общей комнате с роялем, здесь к большой комнате была присоединена такая же из соседнего подъезда, где Гончарову были оставлены две, достаточные ему, холостяку, комнаты.
В добавленной комнате выгородили ванную, оставив колонку для горячей воды на кухне, где в других стандартных домах помещали и ванну.
– Здесь будет наша спальня, – радостно говорила Инна, – комната против входа – для твоих родителей.
– Да, они согласились приехать жить к нам.
– А рядом – твой кабинет. Потом, когда появится пупс, ты уступишь его под детскую.
Саша только промычал в ответ.
– Балкон у нас двойной. Вторая половина отошла нам вместе с комнатой. Там будет много цветов и место для коляски малыша.
– Все будет чудесно! – согласился Саша. – Пора идти. Нас ждут, – и они пошли, взявшись за руки Саша Званцев открыл дверь с надписью: «Не входи!» и увидел, что Гончаров и Васильев уже на месте.
– Здравия желаю, товарищ начальник лаборатории! – по-военному приветствовал Званцева капитан Гончаров.
– Здравствуйте, Герасим Иванович. Привет, Валя, – мягко поздоровался Саша и сел за стол.
– Разрешите обратиться, товарищ начальник лаборатории?
– Пожалуйста, Герасим Иванович. Давайте упростим рабочую форму общения.
– Как прикажете, товарищ начальник лаборатории.
Званцев поморщился:
– Меня зовут Александром Петровичем. Если не хотите звать Сашей.
– Не могу, товарищ Званцев. Субординация. А у меня особое мнение.
– У вас и должно быть особое мнение. Ваша задача – критиковать, а наша – учитывать критику.
– Если это окажется возможным.
– Невозможно только не выполнить нашу задачу и опустить руки. Выкладывайте ваши возражения.
– Конечно, я не специалист в электротехнике, но обязан предупредить вас: посторонние люди напомнят вам, что электрический ток возрастает не мгновенно, а по определенному закону. При малой скорости снарядика в деревянной модели этим можно пренебречь, но когда вы заменяете соленоиды магнитными полюсами с обмоткой возбуждения, то приходится учесть магнитный гистерезис. Я пока ничего не утверждаю, но может получиться так, что при движении снаряда с большой скоростью и включении им впереди находящейся катушки, ток в ней не успеет нарасти и снаряд не получит должного разгона.
– Валя, твое мнение?
– Надо считать. А я подзабыл кое-что.
– Отправляйся в библиотеку и не возвращайся, пока все не будет досконально рассчитано. Помни, что институт дает понимание технической задачи и уменье находить решение с помощью книг и других пособий.
– Беда, не теоретик я.
– Если надо, то не только теоретиком, волхвом станешь. Мы спросим у нашего баллистика, есть у них формулы расчета дальности полета снаряда?
– Обшей формулы, к сожалению, нет. Для каждого отдельного случая надо строить интегральные графики, учитывающие скорость и направление ветра, разреженность воздуха, то есть атмосферное давление.
– Так, Герасим Иванович. Я хочу вас проверить. Предположим, Валя принесет неутешительный расчет. Сила тока в катушках возбуждения магнитов не успеет нарасти? Каково мнение критика? Как быть?
– По-военному говоря, выходить из окружения.
– Отступать? Так это же последнее дело. Так не годится, товарищ капитан. Если ток в катушках не успевает вырасти до нужной величины и времени для этого не хватает, что надлежит делать? Бежать? Сдаваться в плен?
– Никак нет.
– А что же надо предпринять?
– Не могу знать. Разрешите подумать и завтра ответить, товарищ начальник.
– Я предлагаю вам для критики такой выход из положения. Не разгоняемый снаряд будет включать очередную катушку, а только поднесенный к казенной части, еще не двинувшись, он включит их все. Они втянут его в ствол, а во время движения по стволу он будет выключать пройденные, чтобы не тянули назад.
– Но и выключенный ток не сразу исчезает, и пройденные полюса будут тормозить.
– Магнитный поток в электрических машинах в основном определяется воздушным зазором. У нас поток замыкается через снаряд. Уходя от полюса, он резко увеличивает воздушный зазор, устраняя тормозящий магнитный поток.
– У вас, Александр Петрович, на все есть ответ.
– Вот так-то лучше. Иначе быть не может. Но коммутацию придется пересмотреть. Спасибо вам, Герасим Иванович. Пройдемте в цех. Ствол готов и в него уже вставляют полюса. Посмотрим, как на деле получается.
И Званцев со строптивым капитаном пошли в цех.
– Без вас мы не знали, на какую скорость разгона рассчитать модель. Решили начать с малого. Сто метров в секунду.
– Это немного.
– Для изучения магнитных процессов, о чем шла речь, достаточно. Это ступенька лестницы наших исканий.
– Исканий или находок?
– Чтобы найти, надо искать.
Они стояли у алюминиевого продолговатого корпуса со множеством отверстий для магнитных полюсов.
– Если не ошибаюсь, по цеху идет командарм, – встревожился капитан, смахивая с гимнастерки пылинки и поправляя шпалу в петлице.
– И верно! Тухачевский, Михаил Николаевич.
– И вы так близко знакомы, что называете его по имени-отчеству? – изумился капитан.
– Виделся с ним один раз. Обещал навещать нас Тухачевский приближался в сопровождении директора завода Мирзаханова, невысокого коренастого человека с волевым, восточного типа лицом. Рядом шагал Александр Яковлевич Шефер, начальник цеха, и чуть сзади – полковник, знакомый по приемной замнаркома, адъютант командарма.
Тухачевский, подойдя к Званцеву, протянул руку:
– А я вас разыскиваю. Товарищ Мирзаханов предупредил: работаете под грозной вывеской «Не входи!».
– Здравствуйте, Михаил Николаевич! А там, кроме этой вывески, и нет ничего. Все здесь. Товарищ Мирзаханов выполняет заказ. Пока исследовательскую модель можно смотреть у Александра Яковлевича в цехе. Надеюсь, когда дело дойдет до испытаний, директор выделит нам закуток не в заводоуправлении.
– Не беспокойтесь, об этом я позабочусь. Будет у вас зал в три этажа, только модель дайте. Вижу, не похожа она на свою деревянную бабушку.
– Да, Михаил Николаевич, мы решили для эксперимента заменить соленоиды магнитными полюсами, возбуждение которых включается движущимся снарядом, он же и замыкает магнитный поток. Это вызвало возражение нашего соратника капитана Гончарова, – и Званцев, обернувшись к окаменевшему по стойке смирно капитану, закончил: – Мы учитываем его замечания, как бы начав испытания модели еще до стенда.
Тухачевский протянул руку Гончарову:
– Отстаивайте, капитан, интересы Красной Армии.
– Служу Советскому Союзу, товарищ командарм! – отчеканил капитан.
Тухачевский расспросил о параметрах модели, о скорости, весе снаряда и, выслушав Званцева, сказал:
– Ну, что ж. Это пока макет, учебное пособие. Учитесь на нем создавать боевое оружие. Скорость вылета пули из винтовки Мосина, состоящей у нас на вооружении, девятьсот метров в секунду. Не так ли, капитан?
– Так точно! – отрапортовал Гончаров.
– Познакомьтесь со здешним изделием, – и он кивнул на стоящее у входа полевое орудие на резиновых шинах. – Постарайтесь сделать не хуже. А там посмотрим, – и, прощаясь, он обменялся рукопожатием со Званцевым и капитаном.
Гончаров не мог прийти в себя от этой беседы и, смотря на удаляющуюся группу, прошептал:
– Какой человек! Как четко по-полководчески ставит задачу. Тяжкий грех не выполнить ее!
– И выполним, – заверил Званцев. – Нам с таким полководцем отступать негоже.
Молодые Званцевы жили в отделанной для них квартире с полагающейся казенной мебелью. Во всех домах – диван с высокой спинкой, одинаковые столы и стулья. Только подаренный Инне к свадьбе рояль четверо здоровенных грузчиков перетащили от Шеферов. Вспомнился Саше такелажник Гриша, носивший на спине этот рояль один. И почему-то грустно стало Саше, и он взялся за письмо Косте Куликову в далекий, засевший в сердце Белорецк. Эти задушевные письма были своеобразным дневником, отражающим день за днем беспокойную жизнь Званцева, начиная с его путешествия в Москву, аварии самолета и неожиданного сказочного успеха деревянной трубочки, сделать которую подсказал Костя. Павлуновский, Орджоникидзе, Тухачевский, – конечно, он рассказал о них Косте во время прощания с Белорецком, но в письмах события выстроились в логический ряд. Подлипки и молниеносная женитьба на девушке с огненными волосами. Потом будни искателя. Внезапная задержка почти готовой модели, когда артиллерийский завод стало лихорадить. Тучи сгущались. В мюнхенских пивных появился неистовый оратор, призывавший к возрождению арийской нации, которая имеет право на жизненное пространство. Прежде всего на Востоке. На немецких специалистов в цехах завода стали смотреть косо, и общение с ними становилось небезопасным, хотя они по-прежнему трудились над вооружением для Красной Армии.
Инна была недовольна эпистолярным увлечением Саши, прочитав пару приготовленных к отправке писем. И Саше пришлось писать их в «невходишке», как в шутку прозвали свою комнатушку ее обитатели.
«Дорогой друг мой Костя! Прошел год, а дело не сдвинулось с места. Недоделанная модель валяется в цеху и покрыта пылью. Мирзаханов объявил мне, что не допустит испытаний на заводе. Ее включение равносильно короткому замыканию на подстанции и грозит остановкой завода. Он, как директор, не может этого допустить. Кому жаловаться? Тухачевский, видимо, очень занят и больше не приезжает. Он был в Англии и присутствовал на королевском обеде. По английским традициям место рядом с королевой принадлежало высшему по званию. Им оказался маршал Тухачевский из ненавистной страны большевиков. Вопреки желанию Запада, не считаясь с потерями, переделывают они старую лапотную Россию. Я горел, как струя жидкого металла, служа индустриализации, и неугомонный дух изобретательства перевел меня на другие рельсы. Но не на запасном ли пути с тупиком впереди я оказался? Сегодня приезжают мои родители. Кончаю писать и еду их встречать». Саша запечатал письмо, решив опустить его в почтовый ящик на вокзале и, оставив помощников считать и скучать в «невходишке», Саша зашел домой за Инной.
– Пришел? – недовольно встретила она его. – Ты же должен встречать стариков.
– Я за тобой. Разве мы не встречаем их вместе?
– Я не поеду.
– Но почему?
– Я встречу их здесь, как хозяйка дома. И это должно быть понято всеми.
– Ты имеешь в виду мою маму, Магдалину Казимировну?
– И тебя, и ее. Женщине, всю жизнь командовавшей в своем доме, трудно будет понять новую обстановку. Ей надо помочь в этом. Поэтому я встречу ее здесь. Не беспокойся, вполне радушно. Отведу ее в комнату, приготовленную для них. Скажу, чтоб она была в ней полной хозяйкой.
– Инна! Но ведь это удар ниже пояса.
– Я плохо разбираюсь в боксе и не собираюсь с тобой боксировать. Сражайся не со мной, а с Мирзахановым, вышибай из него миллионы киловатт необходимой тебе мгновенной мощности.
Это было самой болезненной точкой Званцева. Они втроем давно подсчитали, что для боевого электрического орудия требуются такие мощности, что трудно себе представить, где их взять, и подтверждение этому Званцев получил в тот же день, привезя родителей к себе домой.
Магдалина Казимировна и Петр Григорьевич, постаревшие, усталые, но радостные были счастливы, увидев сына, но Магдалина Казимировна поджала губы, узнав, что невестка не приехала их встречать.
– Молодая хозяйка, – выгораживал ее Саша. – Ей хотелось дома все подготовить к вашему приезду.
– Как будто времени было мало, пока мы ехали, – многозначительно заметила Магдалина Казимировна. – В Барнауле всей семьей на вокзале нас встречали твои былые родственники. А здесь… – и она умолкла.
– Молодая кобылка с норовом на бегах всегда норовит впереди быть, – заметил Петр Григорьевич. – Молодость проходит, а старость, без рюмочки, позади плетется.
Рюмочка ждала его за сервированным Инной столом. Подошли и Александр Яковлевич с Валентиной Всеволодовной. Произошло теплое знакомство. В разгар застолья раздался звонок у входной двери. Саша пошел открыть и увидел молодого кавказца с черной бородкой.
– Незваный гость хуже татарина, а я Иосифьян от всех армян. Горный Карабах. Нет мест красивей на земле. Пас коз, а теперь профессор Андроник Иосифьян из Всесоюзного электротехнического института. От Тухачевского, – вполголоса добавил он.
– Нет гостя желаннее. Прошу к столу. Ко мне родители приехали из Сибири.
– Прости, дорогой. Я, как узнал про тебя, разом сюда. У нас с тобой дело будет не пара пустяк, – он так и сказал «пара пустяк», а не пара пустяков, но Саша не обратил на это внимания.
– Тогда прошу в мой кабинет, – пригласил Званцев гостя, открывая дверь в маленькую комнату, будущую детскую, по Инниному плану.
Гость оглядел ее: письменный стол, кресло, чертежная доска с кульманом. И усмехнулся:
– Все изобретаешь?
Званцев нахмурился.
– Слуший, Саша. Я для тебя Андроник. Тоже изобретаю. Сделал сельсины. Это такие приборы с циферблатами. Что один покажет, остальные точно повторят, где бы они ни были. Меня и назначили начальником лаборатории электрических машин с присвоением профессорского звания. А докторскую диссертацию на днях защищаю в Академии наук у самого Глеба Максимилиановича Кржижановского, академика, автора ГОЭЛРО, а кстати сказать, и революционной песни «Варшавянка» – «Вихри враждебные веют над нами…». Приходи. Познакомлю, он наше с тобой дело проконсультирует. Мировая величина.
– Какое дело? – спросил Званцев.
– Слуший, кунак. Мне про тебя Тухачевский рассказал, одним делом мы в разных местах занимаемся. У тебя электрическая пушка вроде готова, а испытывать негде. А у меня в лаборатории зал испытаний машин в три этажа. Поднимайся хоть на воздушном шаре к потолку. Я к статору и ротору электромотора пропеллеры приделаю, чтобы в разные стороны крутились, и поднимусь. И твою модель испытаем. Давай объединимся. Михаил Николаевич советует. У тебя какой принцип разгона? Соленоиды снаряд перед собой включает?
– Сейчас модель с переключением полюсов.
– Разогнать снаряд пара пустяк! Я трехфазовое магнитное поле на плоскость развернул. Разгоняет без коммутации. Все в твои руки передам. Двух помощников выделю. Один – Калинин, сын Михаила Ивановича, а другой Пономаренко, майор Красной Армии, центробежный пулемет придумал, а мы его разрабатываем. Ты им тоже займешься. С Дальнего Востока доставать парня придется, но это пара пустяк. Ну как, Саша? По рукам?
– Но у меня уже есть два помощника, электрик и артиллерист. Правда, электрик в Донбасс на завод просился.
– Что? Мгновенную мощность подсчитал, испугался? Такого не держи. Артиллериста консультантом оставим.
В дверь постучали, и заглянула Инна:
– Что ж ты гостя взаперти держишь? Пригласи к столу.
– Познакомься, Инна. Профессор Иосифьян.
– Андроник, – отрекомендовался гость.
– Инна, – ответила хозяйка. – Такой молодой и уже профессор. Наверное, очень умный.
– У нас в Нагорном Карабахе все такие. Как будто умный, а на самом деле дурак дураком.
Наконец Иосифьян покорился хозяйке и вышел с нею к столу. И мгновенно захватил там права тамады и стал душой общества:
– Алла верды к вам, аксакал Петр Григорьевич. Аллаверды к вам, матушка Магдалина Казимировна.
В разгар общего приподнятого настроения он поднялся и объявил, что хочет произнести настоящий «кавказский тост». Он стоял с бокалом кахетинского в руке, его черные глаза искрились, горели, казалось, могли обжечь. И он, намеренно искажая русскую речь, произнес:
– Жил-был царь. Невзлюбил он один князь. Позвал палач и велел ему зарезать князя жену. Вернулся палач, кинжал царю показывает. «Заплакал князь?» – царь спросил. «Нет, не заплакал. Другой жена берет». Очень хотел царь самое плохое князю делать. Велел он палачу родителей князя зарезать. Прошу простить, это не про вас, уважаемые, – поклонился он старшим Званцевым, продолжая: – Вернулся палач, топор показывает. «Ну, как? Заплакал князь?» – «Нет, не заплакал. Родители старые были, сами помирать собирались». Рассердился царь, велел палачу малых дети князя резать. Палач вернулся, сабля показывает, – Иосифьян повертел перед собой столовым ножом: – «Не плакал князь. Говорит, новый дети расти будут». Разгневался царь. Крепко думать стал и приказал палачу резать самый лучший друг у князя. Вернулся палач весь в слезах. «Почему плачешь? – удивился царь. – Князя друг тебя обижал? Казнить его велю!» – «Зачем казнить, я уже резал его, а князь так плакать стал, что мне жалко стало, и слез остановить не могу». Велел царь князя позвать. Привели князя в слезах горьких. Царь спрашивать стал: «Жену убивали, почему не плакал? Родителей резали, почему не плакал? Детей погубили, опять не жалел. Почему теперь, когда друга потерял, слезы льешь, князь»? Отвечал князь: «Жена сварливая была, спасибо палачу. Родители жить устали, в пропасть упасть могли, дети новые вырастут, – вздохнул князь тяжело, – а вот друга, настоящего друга, второй раз не найдешь, потому и плачу». Так выпьем за дружбу, потому что нет ничего ее ценней! – и Иосифьян, осушив свой бокал, брякнул его об пол. Осколки искрами разлетелись в стороны.
– Ай да профессор! Артистически начал, по-купечески кончил! – дал гостю высшую оценку Петр Григорьевич.
Искатели объединились.