Текст книги "Берега светлых людей"

Автор книги: Александр Кутыков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

– Реку придётся в другом месте перейти и отомстить-таки подлецам за прыть их! – за спиной вожака негромко произнёс Роальд.

– Если Лехрафс думает, что испугал нас вот этим, то пусть остаётся в своём неведении до поры. Мы найдём дорогу. Ах, как будет гореть этот город, зажаривая всех своих хвастунов! – откликнулся новый антский повелитель.

Его ближнее окружение принялось доводить толпе:

– Вождь приведёт нас к победе!..

– Нам ещё упадут в ножки, которые мы потопчем!..

– Не было человека более мудрого! Он спас войско! Он – спаситель нашего народа! Будем отныне звать его Антом!..

Костяк разноликой антской вольницы возрадовался переменам, открывавшим неизведанное.

А те, кто присоединился к ней ради добычи, глазели на готские корабли, размышляя о своём дальнейшем пути. Так-то и распадаются орды. Нет воспламеняющих побед – нет единения. Гладкость начальных предприятий рождает и утверждает дух сборной общности, без коего невозможны потрясающие мир победы, без коего гаснет пыл. Без этого духа воин вновь превращается в пастуха или хлебороба...

Анты, ответив иному берегу собственным кличем, пошли к северу, надеясь на скорую брань, ибо град халанский уже воспламенил их мечты.

* * *

Корабли стояли сторожевым рейдом день, стояли и ночь, опасаясь подвоха враждебной орды. Малые суда поднимались вверх по течению, разведчики зорко рассматривали прибрежные заросли, блюли открытые берега – неприятеля и след простыл.

– Сколько будут они стоять?! – волновалась Ргея.

– Пусть себе стоят. Они нам – заслон!

– Воды взяли много, а вот хлеба надо бы побольше!

– Тебе-то хорошо – будешь возить чаще! – улыбнулся в пшеничные усы страж.

– Да я бы там и осталась.

– Оставайся – не то мучение тебе какое!

– Какое мне мучение? Баба должна ждать мужа. Встреча слаще после разлуки! – совершенно по-иному ощущала себя Ргея.

В её жизни появился особый смысл, кой почувствовать в себе – большое счастье. И пусть женский тот смысл всегда с оттенком тревоги – зато вмещает он и привязчивую бабью любовь, и мужицкие помыслы, и лучший миропорядок, всегда неизменно исчезающий, когда о женском начале забывают... Доставляя на корабли пищу, Ргея была частицей этого светлого смысла. Во время походов – иногда, а уж во время обороны – всегда! – женщина рядышком с мужчиной! Её чуткий взор, мясо, запечённое её руками, её сопереживание воскрешают веру, воспламеняют в сердце огонь, полнят душу мужеством.

– Ты сама-то кушала, сестрица? На котёнка белого похожа!

– Обременена я.

– Да, да... Когда моя первым ходила, никуда меня от себя не отпускала... Сейчас поднадоел ей, что ль?.. Забирай и ты своего! – советовал по-дружески страж.

– Как заберёшь? У него всегда дела! Он у меня такой.

– И ты под стать ему.

– Ну, уж ладно вам.

– Богатыря ему родишь!

– Нет, богатыря не рожу.

– Что ж, девицу красную – тоже хорошо... Ещё и лучше: ушла – а ты и не переживай... – размышлял, повернувшись к женщине, усатый добряк. Та отчего-то была расстроена.

– Дочка, дочка... Наедут да заберут без спросу... – печально улыбаясь, ответила Ргея.

– Обязательно заберут. Такой же воин смелый, как и муж твой! – страж и не помышлял прекращать свои утешительные увещевания.

– Хороший вы.

– Вот и ты меня похвалила, сестричка.

Ргея, опустив ресницы, радовалась такому славному общению. Голос стража звучал нотками её детства. Она их вспомнила, она, вороша страницы памяти, задрожала от них, затревожилась в поисках защиты от страшного, подняла голову и увидела возле высоченного борта огромного Сароса. Его вид – свирепый и цельный – затмил собою всё, и всё заглушил. Гот показался ей страшнее здесь каждого. «Но он хороший, он такой трогательный, а грудь его тепла, а глаза под неистовыми бровями могут смотреть кротко в сторонку...»

И распахнулись навстречу любви синие очи Ргеи – да так широко, что, казалось, вместили всего возлюбленного, проникли в него до самой последней клеточки. Внутри неё всё заклокотало, она задыхалась, губы тихо выговаривали и выговаривали «Сарос...» И ничего на свете, кроме этой клокастой бороды и глаз цвета холодного неба, ей не было нужно.

Трапы свешивать не стали, провизию поднимали на верёвках. Ргея потерянно смотрела на это действо. Затем жалобно обратила взор к Саросу.

– Возьми девку к себе, муж! – рявкнул, немало пугнув опечаленную Ргею, страж.

Кантель, стоявший с Саросом, отверг предложение конунга, и последний остался нем.

– Тогда сам спустись к ней – извелась твоя былинка!

Сарос, более ни к кому не обращаясь, по верёвке слетел на нос челна и предстал пред ясны очи, в коих влага обильно залила синеву неземного обожания. Любовь сущая – обыденность?! Но когда маленькие ручки, дрожа, хватают огромные пятерни и тянут их к груди своей, когда стихает всё вокруг, зрители тишины той, даже силясь, не припоминают ничего равного по счастью такому безмолвию.

Кантель наверху подсаженным гласом не рычал больше ни на кого. Воины не глазели и не мешкали – вдыхали покой. Лехрафс вдали припадал к гриве скакуна и задумчиво созерцал застывшие в трепещущей плоти существа. Стемид тоскливо взирал на родимую сторону. Даже волны донские уж не плескали о борта.

– Садитесь, эво, в уголок. Не то свалитесь – лови вас потом... – вывел влюблённых из оцепенения страж.

Сарос, улыбаясь судьбе, богам-предкам, счастью, прошёл и уселся на лавку, искал её, не отступающуюся, утирал брызги на полоке, отворачивался, когда мягкое бёдрышко касалось его...

– Я тебе тёплого мяса привезла, а в колодах каша.

– Посижу с тобой, а потом поем, – зачарованный присутствием любимой, проговорил Сарос.

И челночок, оставивший снедь на корабле, повёз душевную парочку к стенам мирного русского града...

* * *

Анты больше не объявлялись. Тихо было возле города и на восточном берегу реки. Купцы – ионийцы, ассирийцы, халдеи, арамейцы, сицилийцы – понадеявшись на благосклонность фортуны и вдвое усилив руссами конвой своего торгового поезда, поплыли по тихой реке вверх, к бойкому донскому волоку. Купцы те на греческий манер величали сию реку Танаисом, хотя большей частью держались веры степной, пространной земли, не признавали богов завезённых и жили-бытовали по обычаям предков принявшего их народа.

Великая тут земля! В поколениях русеют здесь гости. Привыкли они и к набегам, и к ночной татьбе, и к бурям степным, и к разладу межплеменному, кой не предугадаешь и не предусмотришь...

Появились анты и исчезли. Одни из них вернулись к своим очагам, другие пробовали себя, кружа возле южных городов. Эти последние, идя к северу, всех северян растеряли, в лесах и рощах от них убежав. И нечего им больше делать возле города большого, потому ищут остатки орды несостоявшейся городки малые, пробираются правым берегом реки меньшей.

Не одолев Дона-отца, взялись гнусно подворовывать у Донца-сына. Но народ там чуткий, однако, – врасплох его не захватишь! Поджигают те жители слободки свои да загодя и сходят в лес-заступник...

– Надо вернуться мне, да своих позвать, да город Лехрафса покорить! – порешил Ант.

– И мне не мешает к нашим сходить, да созвать их числом превеликим, да к морям выйти, а при случае – и встать там надёжно! – рассудил Роальд. – Иди ты первым, пока к своим близко – приведёшь их. А я ждать буду с теми, кто остался.

– А где искать тебя, когда приду я с подмогой?

– Ты услышишь обо мне, как только вернёшься! – уверенно пообещал и Анту, и себе Роальд.

Ант, в ближайшем будущем мнивший себя главой тут надо всем, не заставил себя долго уговаривать. С двумя сотнями самых надёжных воинов умчался к реке Гейхе. То-то впоследствии он здесь разгуляется!..

Роальд, предполагая, что халаны долго теперь не сунутся в места по нижнему течению Борисфена, погнал свою немилосердную вольницу в поля севернее Альбии. Ему приходилось вести себя тихо: по обстоятельствам уменьшившееся войско в серьёзных боях не проверено, да и из порушенного прошлым годом города можно было ожидать отмщения...

* * *

Всё стало успокаиваться на Дону. Нет больше ненадёжных союзников, нет пока и препон на торговых перекрёстках. Но тревожно в логове Лехрафса, беспокойство овладело сердцем царя...

Глубокой расселиной пролегла между халанами и Крымским Тавром ссора недавняя. И пускай давно уже не было дружбы между ними, пусть завладел прочно имперский юг большей частью полуострова, но оставались до недавнего времени хоть какие-то пути извлекать из обычного добрососедства существенные для обеих сторон выгоды. Да, оскорбляли северных, степных людей южане, но ведь оживляли последние торговые города и городцы, занимали часть неприкаянного народца ремёслами новыми...

Теперь стали отступаться от Лехрафса отряды и племена, возле морей обитавшие, начали искать прямых контактов с платившими звонкой монетой купцами, потому и появились другие караванные дорожки. А Лехрафс остался одиноким в окружении разномастных кланов большой земли – от Балтики варягов до Арала чёрных клобуков. Все рыскали сами по себе по Дикому Полю в поисках пропитания, никаких и ничьих законов не чтя...

Клан Лехрафса пока до конца не почувствовал результаты больших размолвок – творившееся вокруг казалось заурядным. Но уже разворачивалось движение северопричерноморского мира, скоро начнётся отток с Танаиса боевых отрядов... Не придут отныне к степному царю прежние союзники. Их места займут людишки, никогда не знавшие доли лучшей, – так что упадок Придонья покажется им раем. Вытопчут здешнюю пашню сыны, чьи отцы и деды в неистовстве жарких и крикливых междоусобиц ничего вокруг себя не создали...

Когда-то и северные, привычные к ледяным морям, кланы начнут своё возвращение – пока не забыта дорога назад, пока дедичи в силах вспомнить внуков своих, рождённых уже в краях светлых людей...

– Сарос, у тебя не такой город? Меньше?.. Не улыбайся так!

– Я построю тебе город.

– Тогда пойдём же начинать.

– Отчего-то я боюсь идти.

– Не говори так, милый – плохо мне от сих слов... Поплывём на кораблях... Всё же с нами поплывут?

– На кораблях можно... Кантель боится без армии идти – волоки не пустят. Нам держать этот город надо! – тихо шептал Сарос Ргее.

– А волоки – что такое?

– Наверху, где лес, надо корабли будет вытащить и нести на руках... Но мы всё равно дойдём, милая... Боги наши помогать нам будут на всём пути!

– Мне надо прийти и определиться! Я – как сучка, ищущая место для помёта!

Сарос обнял измучившуюся Ргею...

Лехрафс последние дни редко бывал дома. Он узнал о решении Сароса немедленно возвращаться на родину и, естественно, обеспокоился за друга и Ргею. Родина конунга где-то немыслимо далеко, по словам готов – возле небольшой речки Рос, вливающей свою чистую водицу в более крупную речку... Там где-то стоит основная ставка Сароса, вокруг которой и вертятся все события готской жизни... Путь – небезопасный и неблизкий.

Стемид, прибывший вместе с Лехрафсом, стоял возле виновато склонившего голову Сароса и напряжённо размышлял о предстоящем.

– Когда пойдёте – скажете мне. Я буду недалеко, – сообщил лучший друг конунга и, более ни во что не желая вникать, поспешно отправился к знакомым халанам, давно звавшим его повеселиться вволю.

– Я даже с трудом понимаю, где она – твоя родина... – Лехрафс в расстроенных чувствах уселся за большой стол, стал молча выкладывать на него кинжалы, меч, водрузил шлем и откинулся расслабленно спиной к стене. – Мальцом, помню, ехали-скакали к вам... Ночи, дни... Жена твоя брюхатая – жди год, Сарос!

– Нет, нам надо устроиться, – повернулась к Саросу Ргея.

– К середине лета будем на месте – если верхом... – взял руку милой Сарос.

– Верхом ей нельзя – растрясётся до срока, – предупредил халан. – Есть у меня умелец один – колесницы делает купцам для товара. Пускай и ей возок поменьше сработает – такой, на каком и спать возможно...

К Лехрафсу немедленно был вызван армянин, получивший указание изготовить удобное ложе якобы для тяжело раненного, коего ни единый член побеспокоить нельзя. И через три дня явился расторопный мастер – уроженец дальних берегов знойного Тигра – и сообщил о выполнении ответственного заказа. Бричка вышла не мала, не велика – переделана из остатков паланкина и боевой средиземноморской колесницы былых времён. Главным достоинством её была мягкая подвеска на многочисленных кожаных лентах... Лехрафс долго на ней катался меж домов – тщательно испытывал... Потом заказал себе такую же – для разъездов внутригородских, срочных.

– Деталей нет, – сокрушался на то мастер.

– Где взять? – бычился на него Лехрафс.

– Надо за море плыть.

– Я поговорю с моряками, и поплывёшь – теперь мы сами при больших кораблях!..

Сарос с Ргеей стояли в сторонке. Женщина сетовала на неторопливую подготовку.

– Сарос, давай отправимся завтра же да приедем поскорей.

Просьба беременной женщины – закон, исполняющийся неукоснительно настоящим мужчиной, и Сарос принял решение. С собой никого не звал. Некоторые северяне, прознав про его уход, высказали желание вернуться домой. На утро отряд из пятнадцати человек вышел из детинца донского города.

Стемид возглавил шествие – задавал темп. По сносной чёрной и рыхлой дороге среди обилия пшеничных полей дружная группка отчаянных скитальцев понеслась на запад. По мере удаления от города дорожку сменили на тропку, на какой не встречались поселения и где, кроме солнца, рощ и птиц, ничего и никого не было. Вольный ветер, слетая из прозрачных высот, кружился, метался под ногами, ворошил густую траву на полянах и вновь устремлялся ввысь.

Через день застряли в роскошных лугах – и тропки было не найти. Сочная зелень – тихая и безлюдная – особой радости не доставляла: увязли в траве и мелкой поросли поднимавшихся дерев... Почему же здесь никто не живёт – ведь отрада, а раздолье какое!.. Долго ли, коротко ли – а кое-как ехали, продираясь через высоченный травостой.

Стемид с несколькими воинами отправился разведать тропу. Сарос и Ргея остались в шумящих на ветру зарослях. Выпрягли обоих коней из колесницы, сами вожделенно улеглись в траву и предались любимой своей в последнее время усладе – созерцанию друг друга.

Спустя недолгое время с той стороны, куда отъехал Стемид с товарищами, послышались крики и топот ног. Понять было нельзя, что там такое, – то ли гон, то ли хоровод на лошадях?.. Звуков сечи не распознать. А может, их друзья захвачены врасплох?

Сарос, взяв за поводья коней, увёл Ргею – надо было поскорее убраться с этого места. Отойдя подальше, оставил её в засаде, а сам направился на поиски своих. С осторожностью ирбиса крался на звуки доносившихся речей. Из высокой травы всматриваясь в фигуры всадников, вдруг узнал Роальда и нескольких готов с ним. Вокруг кружили какие-то лихие степняки – халаны иль те самые анты?.. В окружении всех тех непотребных людишек находились Стемид и его отряд.

Роальд рассеянно слушал Стемида, всё время оглядывая округу. Сароса от него отделяла плотная стена травы. Конунгу, для наблюдений поднимавшему голову, приходилось заботиться, чтобы налетавший ветер, при порывах гнувший траву, не обнажал его в том ненадёжном укрытии. Его не должны заметить. Верные люди ничего не скажут о нём и Ргее. Кто знает этого Роальда?

А подозрительный командир бывшей гвардии, узнав, что встреченные им негаданно тринадцать воинов возвращаются домой, и не думал претить их движению. Но ему, в длительном походе сильно изменившемуся, сталось прелюбопытно, почему это они возвращаются в таком невеликом числе. Может быть, это разведка больших сил, кои следуют позади? Сарос с Лехрафсом могли организовать зачистку степей...

Готы же, верные Саросу, отвечали, что все северяне свободны в поступках своих. Они вот вольны идти домой...

Роальд, конечно же, заприметил нервозность старых приятелей, чего-то не договаривавших. Правда, виной тому обстоятельству могли служить и анты, наехавшие беспардонно, развесившие уши, хотя они и не могли понять разговор, нагло таращившиеся. Роальду не терпелось выяснить истинное назначение столь малого отряда, и он увлёк Стемида в сторонку. Как раз туда, где в засаде расположился конунг.

Сарос осторожно отполз, приподнимая примятую траву. Но докучливая группу вокруг Стемида и Роальда близилась и близилась, уже можно было разобрать и отдельные слова. Роальд нахваливал эти места, называл их бескрайними... Стемид, не упорствуя, сухо признавался, что устал за год этого похода, предлагал Роальду согласиться, что поход получился великим. Роальд, как хозяин положения, не соглашался, потом сознался, что был бы рад что-то передать на родину, затем, подумав, открылся: вскоре он объявится в родных местах – только сделает что-то важное здесь...

Сарос, не испытывая судьбу, ретировался. С поля вползая в рощицу, хрустнул веткой под коленом. Затаился. Ветер раскружил предательский звук, и Сарос ещё долго не осмеливался разогнуться в непроницаемой для человеческих глаз чаще.

– Пойдём одни, Ргея.

– А колесницу заберём?

Стряслось что-то неприятное – Ргея видела это и пыталась выяснить всё отвлечённым вопросом.

– Я вернусь за ней потом. Сейчас надо отходить – быстрее и дальше...

Взяв коней, они углубились в молодую ветвистую пущу. Дубки, терновник, сочные ивы и стрельчатые вишни часто мешались с высоким бурьяном. Ободранные, обломанные ветки и стебли источали терпкий запах бузины, чернобыльника, душицы.

Заросли закончились вдруг, открыв перед парочкой огромный, нескончаемый – верно, до самого моря – простор. Открытое всем ветрам поле тянулось к горизонту. Самое скверное – не было видно ни деревца, ни кустика, ни бугорка.

Сарос и Ргея отступили в рощицу и стали ждать, пока им глас изнутри не подскажет, что двигаться дальше вполне безопасно.

Стемид сотоварищи в беседе, в общем-то отмолчавшись, под пытливые взоры Роальда неторопливо поехал к северо-западу. Антов дюже завёл сей беспрепятственный отъезд, но с расспросами к Роальду они не приставали: очень ожидали в скором времени крупное пополнение из родных имений – с пыльных пастбищ. Лишь численность даст им право вмешиваться во всё происходящее.

Роальд, хорошо зная Сароса, понимал, что конунг не останется на Танаисе на третьих ролях... Зачем ему был нужен Сарос? Спор с ним не закончен!..

Сарос из-за женщины, каких много повсюду, покинул войско... Побратался в пику братству всему с иноземным царём... Надо хотя бы спросить его об этом, унизить вопросом справедливым, уличить в неправедности, заклевать вождя, дух его подточив, сыскать растворенную в диких полях, в беспутных городах жгучую истину!.. Но самое главное – Роальд понимал: при живом конунге, при его авторитете, прекрасных воинских и человеческих качествах, ему, Роальду, не утвердиться среди родных людей. Таков закон племени! При живом Саросе быть ему абреком, а без него – всё, буквально всё можно объяснить, обставить и во всем оправдаться! Влиятельный Сарос сделает Роальда вечным изгоем...

«Я покатаюсь здесь сам-один, пока ждём, денька три», – сказал своим северянам Роальд. Он решил найти конунга, он желал устранить преграду в судьбе. Никого не звал – не приведи случай встрять кому-то меж ними: никак нельзя быть уличённым в смерти уважаемого вождя...

Сарос подтащил к южной стороне рощицы колесницу, впряг в неё коней, усадил Ргею. Взобравшись на одного из жеребцов, вывел повозку в темнеющее поле. Вечерняя заря подсвечивала ещё на западе небосвод, потому, ища местечек затемнённых, он интуитивно направился на юго-восток. По большой дуге собирался вернуться на прямой путь к дому. Всем своим видом Сарос показывал, что ему не до неприятных объяснений. Главное – побыстрее скрыться...

* * *

– Ты не заблудился?

– Какие-то люди впереди. Потопчемся здесь, переждём.

– Какие там люди? Семейки с тяпками испугался, Стемид?

– А ты чего ж один блуждаешь, Роальд? За нами, что ль, следишь?

– Мало ль чего мне тут надо. Я же не мешаю вам!

– Как знать... – догадывался о злом намерении гвардейца Стемид. Теперь им уже ничего не мешало говорить на равных – как прежде.

– Тут быстро темнеет – будто кто костёр водой заливает, – оглядел чёрную степь Роальд.

– И что, тебя теперь за порог не пустят, Роальд? Ха-ха!

– А здесь и порогов-то нет, ха-ха!

– Смерти ищешь? – неожиданно спросил Стемид.

– Или ты убить меня надумал? – Роальд попытался разглядеть лицо давнего приятеля и, начиная искренне насмехаться, покосился назад.

Дюжина готов при Стемиде оценивали ситуацию, ждали продолжения разговора.

– Но вы же отпустили нас днём, – съязвил Стемид, намекая на якшанье с бесноватой задругой, что прямо-таки с аппетитом косилась на сиротливый отряд северян. – Благодарность наша тебе, Роальд, за то!

– Ты, Стемид, меня не весели – невесело мне.

– Отчего же? Гуляешь ведь? И с друзьями у тебя всегда хорошо – что с новыми, что со старыми. Берроду с Инегельдом, поди, уж и надоела степная гулянка?

– Реку иль море отыщем – там гулять станем... С тобой же Сарос ехал?

– Тебе-то что?

– С тобой, – протянул Роальд. – Я ещё днём по лицу твоему понял – ведёшь ты его. Вместо Карла. Ты – разведчик, а он в прятки играет. Бережётся...

– Мы все бережёмся в этом мире. Кто-то – смерти, кто-то – жизни.

– Где он? Я ведь один! Скажи.

– Не скажу, Роальд, потому что и сам не знаю.

– Следить за вами стану.

– Потому про смерть твою и спрашиваю я...

Роальд за своей спиной увидел обнажённые мечи верных людей конунга.

– Смерть – не самое страшное, – тихо проговорил он, глядя под ноги коня.

– Езжай к своим и никого не ищи, – почти дружески посоветовал Стемид.

– Мы всю жизнь ищем...

Продолжать беседу было бессмысленно. Готы скопом подъехали к Роальду, прогоняя его, говорили:

– Ступай к своим!

– Инегельду сказки про свою жизнь расскажи!

– Здешним волкам тебя, что ли, скормить, охотник?..

– Не троньте его, братья, пускай едет с миром!.. – урезонил товарищей Стемид.

Роальд помчал в степь. «Надо было отнять коня!» – эта мысль мелькнула в головах у многих, но слишком поздно. Упрямый и лихой человек исчез во тьме. Топот копыт на мягком ковре уже не слышался. Стемид с бойцами приняли решение покружить ещё немного здесь, и ежели не найдётся конунг, как бы не желалось обратного, вернуться на Танаис.

* * *

– Настанет день, и мы вспомним с тобой это странствие.

– Я буду помнить его всегда... Давай сворачивать, мы уже далеко уехали от тех! – крикнула с повозки Ргея.

– Ты сможешь скакать на коне?

– Конечно, если это ускорит движение.

– Большая часть дороги – по лесам, – предупредил, обернувшись, Сарос; лохмы застили его лицо. Ргее даже стало чуточку не по себе: ей всегда хотелось видеть его лик – то ли в заботливых морщинках, то ли добродушно ласковый.

– Почему ты не острижёшь волосы, Сарос?

– Мы волос не стрижём – нас по ним узнают.

– Где? Ведь халаны тоже волосаты.

– У нас поморы с островитянами бреют головы, чтобы отличаться от всех. У них красивые, ровные черепа – они их и обнажают.

– А у вас разве некрасивые? Я не пойму, Сарос, что с вашими черепами?

– Наши союзники – люди дикие. Они похожи на белых гусей, и они не бреют голов...

– И вы с ними заодно?

– Да. Надо же как-то отличаться от врагов!

– А поморы сильнее вас?

– Они очень храбрые.

– Как и вы?

– Сериваны говорят, что мы очень схожи с поморами.

– Почему же вы с ними не дружите?

– У них другой язык. Почти как у белгов – врагов наших.

– У вас много врагов... – расстраивалась Ргея.

– Не переживай – мы сильнее всех.

– Да. Армия у вас была большая. А где она теперь?

– Многие вернулись домой. Меня ждут.

– Вот бы они выехали нам навстречу!

– Мы пойдём по Днепру – там спокойнее.

– А там есть ваши враги?

– Не знаю. Наверно, нет.

– А те, которые когда шумные, а когда и нет – кто они?

– Ты о сериванах?

– Наверно.

– Глазастые, будто задумали чего? – уточнил ещё раз Сарос, и когда понял, что речь идёт о сериванах, проговорил с уважением: – Они наших предков встретили и ни разу не обидели. Теперь с нами ходят, когда зовём... Они в походы долго собираются, но всё равно идут, ха! – приостанавливал коня гот. – Мы к ним стараемся не лезть. Уговорить их всё равно невозможно.

– А что же вы им сказали, чтобы они пошли сюда? – повеселевшей Ргее стал немного понятен характер сериванов.

– А у них наш конунг.

Скоро Ргея потеряла интерес к усложнившемуся разговору – слишком много нового требовалось ей осмыслить. Даже ради того, чтобы Сарос оборачивался к ней и старательно объяснял тонкости, ей всё равно более ничего не хотелось узнавать о других людях...

Она вдруг ощутила в себе горечь от нынешней беременности. Быть брюхатою всю молодую жизнь где-то там, в холодном лесу, ей тоже не хотелось. Ргее желалось быть юной и независимой. Чтобы всегда притягивать к себе внимание мужчин, а после, по усмотрению своему, останавливать выбор на том, кто люб ей, кто занял мысли её...

– Сарос, а у тебя там есть жена? – давно крутившийся в голове вопрос выскользнул наружу.

Сарос на сей раз не обернулся. Резко поворотил коней к западу и какое-то время ехал молча, будто увлёкшись выискиванием безопасного пути.

– Конечно, есть, – наконец откликнулся он.

– А дети?

– Есть. У всех есть дети.

– Бывает, что живут двое всю жизнь, а детей у них нет, – со знанием дела сообщила Ргея.

– Да. Я знаю женщин, не рожавших никогда. Мне жалко их. Иногда после войн и мужчины становятся такими.

– У тебя много детей?

– Зачем ты спрашиваешь про это? – растерянно улыбнулся Сарос, поворачиваясь назад всею статью, чтобы получше рассмотреть взволнованную не пойми чем Ргею.

– И ты их всех любишь? – пристрастно оценивала возлюбленного озабоченная женщина.

Но Сарос застыл, глядя поверх неё.

Овеваемый ветром, наперерез им мчался Роальд. Отклонившись назад, он упёр одну руку в бок. Заметив, что повозка дёрнулась, кони встрепенулись и притормозили, а искомые им люди обратились к нему, он замедлился и неспешно стал приближаться.

Никаких слов не было нужно – встретились враги. Нет, никто ни у кого ничего не брал, не убивал ни друзей, ни родичей... Пути-дорожки их разошлись чуть, и идущие по ним обречены были созерцать друг друга – ненавистных, помыслами друг на друга непохожих... Нет, не кровная вражда разъединила их, а понимание одного, что другой извечно неправ и умышляет отпор всему, что уже устроилось.

И Ргея всё почувствовала. Не зная истинных причин, без дотошных объяснений увидела вдруг положение губительное, безысходное. Злорадство, ненависть, разрешение тайной тяжести нависло над полем. И Ргея в страхе перед неизбежным прикрыла лицо рукой. Здесь лишь мощь и натиск – судья и вершитель жребия. На просторе ветреной степи связался узел, и нет возможности верёвочкам ни распутаться, ни виться свободно дальше. Только разрубить можно узел тот...

Жеребец Роальда встал перед дрожками. Кони воротили шеи. Глаза соперников друг на друга не смотрели – зачем? – намерения и так ясны.

– Поехали, Сарос, сбоку, что ли...

Слова канули в пустоту. Бой неизбежен. Большой палец Сароса взлетел кверху. Роальд, увидев это, отъехал и стал ждать.

Будто бы, кроме них, ничего и не было вокруг. Будто бы сама природа замерла в ожидании, чья жизнь продолжится, а чья...

Заскрипели лосины и кожухи, ухнули о воздух пробуемые мечи. Сума Сароса слетела с плеча Ргее на колени. Напоследок из неё конунг достал кусок копчёного мяса и, повернувшись вполоборота к сопернику, пожевал его.

Роальд двумя пальцами покачал меч. Не раз эту сталь вгонял он в землю по самую что ни на есть рукоять – рубака-смерть! Таких теперь уж боле и не сыщешь... И не было бы распри – всё равно была бы страсть сразиться с таким!..

Глаза, наконец, встретились, схлестнулись – великих воев, в холодном тумане зачатых, дождём истошным вспоенных, шепотком лесных толщ на весь их век заговорённых...

Всё готово! Роальд спрыгнул с коня, двумя руками вскинул меч. Пауза струной натянутой лопнула, непрожёванное мясо выплюнуто конунгом под ноги противника. Человек-ящерица втянул могучей грудью воздух. Как танец ритуальный, началась ходьба по кругу. Высматривая настрой друг друга, слушали тихие молитвы единственного зрителя. Две мятых и иссечённых каски остервенело полетели на звуки те и упали недалеко от колесницы. Оба ратоборца взяли по горсти сыпучей земли, изготовили мечи, раскаляя друг друга морозцем душ своих, сходились. Ни сказать что-то, ни губы сомкнуть, ни усмехнуться ни у кого в тот миг не получилось бы – пружины тел сжались, всё приготовилось к рывку, к натиску, к удару.

Роальд навесом бросил землю на голову Сароса и с разворота ударил в область широкой груди. Меч был отбит, и Сарос изготовился, выжидая следующего выпада. Роальд набрал ещё земли, издали запустил ею прямо в лицо конунга – постоял, подождал, когда тот озлеет. Оба бойца недобро задышали, в груди обоих послышались хрипы. Сарос одной рукой ухватил меч покрепче и выбросил его в лицо Роальда. Тот отпрянул, закинул за спину меч и пошёл вперёд. Сарос, расставив ноги пошире, готов был отмахнуться снизу. Страшный грудной рёв издал Роальд. Клинки клацнули раз и два, руки вцепились в воротники кожухов. Ящер, рыча, отплёвывался от земли и держал ворот соперника крепко, пытаясь проморгать забитые очи. Ноги боролись, стараясь подсечь, свалить, устоять. Пальцы рук, не в силах сохранить крепь, разжались, мечи напоследок треснули по обеим головам. Ратоборцы, открыв пасти, старались понять, как тяжелы раны их. Роальд, пыхтя, подобрал каску. Сарос – тоже. Кровь текла из-под шлема Сароса сильней, и Роальд позволил себе ухмыльнуться, и чёрный блеск в его жёлто-зелёных глазах возгорелся.

Выбирая места для удара, оба опрометью ринулись навстречу друг другу, и удары попали в цель: лоб Сароса раскалённая сталь пропахала довольно глубоко, по щеке слетела на плечо, полосонув руку; Роальд заполучил удар снизу в край груди под правым плечом, отчего десница его выронила клинок. Сарос полетел в повторной атаке на склонившегося противника. Ближе всего находилась отвисшая правая рука Роальда, и меч конунга обрушился на неё. Но левой рукой упрямый ящер уже схватил меч и ткнул его в живот нападавшего. Кожух раздался, обнажая глубокий прорез на теле. Собрав волю в кулак, Сарос прыжком рванулся к неуступчивому гвардейцу, обезрученному и согнувшемуся. Клинок устремился в лицо Роальда, тот, обессилев от боли, валился навзничь, отворотил голову назад, уворачиваясь от решающего удара. Меч Сароса разбил челюсть гвардейца и упал на его беззащитный живот.

Этому Сарос уже не мог порадоваться, не мог и оценить развязку – он задохнулся, голова его закружилась и притянула тело к земле. От живота до колен он весь был в крови, ноги обездвижели, глаза видели небо, пытаясь разглядеть в нём, чем же закончится решающий бой. Сарос смог лишь предательски улетучивавшимся сознанием осмыслить, что бил последним и теперь не видит над собой Роальда...