Текст книги "Берега светлых людей"

Автор книги: Александр Кутыков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

– Не лезь ты ко мне! Хлопочи молча!

Указка была сделана тоном мягче, чем обычно, и Кламения, пользуясь случаем, попросила мужа посидеть где-нибудь ещё.

Вертфаст вышел на крыльцо. Детвора разом смолкла. Подошла Рада, похвалилась работой. Отец одобрительно покачал головой, погладил дочь по плечу.

Подошёл подросток, отозвал боярина в сторонку и сообщил, что скоро будет Иегуды. Незавершённые дела были поспешно брошены, дом начал готовиться к гостям.

Иегуды прибыл в обществе всех видных купцов. Как по сговору, никто не вспоминал о трудностях последнего времени. Все старались быть непринуждёнными, говорливыми, смешливыми, компанейскими.

Вертфаст вызвал дочек – те кланялись, мило улыбались, за что получили подарки, деньги, а также оценивающие взгляды молодых и старых.

Вина не пили. Слушали музыку гуслей, рожков и свирелей, запросто судачили.

– Что скажешь, брат Иегуды? – проговорил тихо Вертфаст, повернув к застолью открытое, лучистое лицо – точь-в-точь как у заправского тамады.

– Чего попросишь за снежный алмаз свой? – Иегуды за плечо обходительно увлёк боярина от стола. – Какую назовёшь цену?

– Нет, не алмаз, а веточка хрупкая да душу радующая.

– Знаю я плута хитрого! Ты-то не прогадаешь своей корысти! – сделал перс комплимент.

– Какая корысть? Родная она нам всем стала...

Вертфаст вдруг подумал, а не предложить ли лучше старшенькую – Бекуму?.. Но грешная мысль о родной кровинке тут же и пропала.

– Жил бы город! Будет богатство – всех устрою и гостей не обижу! – для оставленных за столом гостей развернул улыбку Вертфаст.

– Ну, веди... Переговорить с ней надобно да посмотреть, пощупать... – Иегуды кулаком подталкивал к лесенке окостеневшую вмиг стать хозяина дома.

Медленно поднимался боярин по скрипучим ступеням. Перс не обгонял его и не торопил...

Дверь к Ргее оказалась незапертой. Она встретила их сидя, в упор посмотрела на перса. Во взгляде не было ни ненависти, ни злобы, ни даже тени отвращения. Наоборот – глаза женщины сияли интересом. Ргея сидела с ровной спиной, чуть склонив шейку – будто показывая её белизну и грацию...

Так хороша и притягательна была она в сей момент, что Вертфаст прослезился и сглотнул горький комок.

Иегуды был приятно удивлён... И красотой, и расположением, выказываемым женской позой, и каким-то, если не обманывали перса глаза, неподдельным увлечением.

«Что, смирилась? Или играет, обречённая?» – ликовала страсть удачливого охотника. Перс хоть и сомневался в чём-то, но то, что он видел перед собой, убеждало: «Близка та ночь, когда ты разомлеешь от моей близости и сделаешь для меня всё, что я пожелаю. Тебе будет трудно сообразить, что ты в моей полной власти. Я – не твой замшелый старик! Я сотворю из тебя подругу сладкой ночи, рабыню, товар, к которому устремятся все, все, все!» – как зарок, пел внутренний голос смуглого красавца.

Иегуды ждал слова Вертфаста – пока ещё хозяина желанной девки.

– Хорошо ли выспалась?.. Хорошо – это заметно по твоему лицу, – проговорил перс, чуть склонясь над Ргеей. Слова его сразу напомнили ей наскучившие фразы Вертфаста...

А самого боярина всё ещё не отпускала немота. Персу совсем не нравилось, что звучит лишь его собственный голос.

– Здорова ли? – по-купечески озирал он великолепный её стан.

– Да.

– Встань же! – наконец выжал из себя боярин.

Ргея, опустив ресницы, не обратила на его слова ни капли внимания: команды Вертфаста ей теперь были не нужны. Она жестом пригласила покупателя садиться. Тот устроился рядом, локтем откинулся на подушку мягкого дивана, снисходительно предложил проделать то же и пожилому, обмякшему человеку. Девица утвердительно кивнула головкой, как будто соглашаясь с персом.

Иегуды был увлечён и покорен самообладанием русской богини, игрой её ума и женственности.

– Вы всё обговорили? Цена назначена? – очаровательно улыбаясь, с неподдельной заинтересованностью спросила Ргея.

Иегуды отвёл озорные глаза к присевшему за ним хозяину сокровища, потом с похотливым воздыханием прямо заявил женщине:

– Дело улажено. Я дам любую цену! – Перс мягкой ладонью огладил хрупкую талию Ргеи, чуть притянул её к себе, цепко изучил радугу и блеск прекрасных глаз богини. Она же ещё и открыла ротик, демонстрируя жемчужные зубки.

– Цену я тебе завтра скажу! – выкрикнул сзади Вертфаст.

– Я могу заплатить и сейчас...

Дверь стукнула ручкой о стену. Две пары мягких, сафьяновых сапог, словно кошачьи подушечки, легко внесли на середину светёлки Сароса и Стемида. Животный ужас обрушил сознание троих сидящих.

Перс встал и вытянулся перед серого цвета призраками, косясь на открытую дверь, – к ней подошли друзья купцы и наблюдали за ворвавшимися готами.

Вертфаст закинул голову в потолок. Гримаса на его лице более походила на злорадную улыбку.

Ргея сделалась красной, чёрные бездонные глаза будто просили милости у высших сил. Но просьбы эти были направлены ко второй, внутренней Ргее, всегда подсказывавшей и предостерегавшей. Гордая, ни в чём не виноватая душа девушки совестилась и кипела омерзением, неприятием всех, здесь собравшихся, всего этого проклятого стечения жаждавших её прелестей.

Сарос не узнавал её – он лицезрел перед собой одержимый бесовским отвращением лик. Страстный влюблённый не мог отыскать в этой комнате Ргею.

– Я у Херсонеса взял золото весом с коня, – обратился он к её подобию ледяным голосом. – А войско их оставил без мечей.

Иегуды оглядел с головы до ног двух варваров – ничего приличного из одежды, кроме сапог, на них не было. Он, щурясь, оценивал нынешнюю покупку и откровенно сожалел о внезапно подпортившемся качестве её.

Ргея сумела-таки сморгнуть и опустила глаза, решив более ничего не говорить.

В светёлку ворвался обрадованный Пётр.

– Они одни! Нет с ними армии! Правы были посланцы, что рассказывали о конце этих чёртовых варваров! Флот, мне сообщили, есть, но никакой армии и близко нет! – вопил по-гречески старый купец молодому. – Сейчас вот гонцы съехались! – не мог успокоиться грек, готовясь уже распорядиться, чтобы убрали отсюда треклятых дикарей, связали и утопили в море, как завшивевших собак.

Готы не поняли ни слова.

– Поедешь со мной?.. Я там – царь, – говорил темечку, переносице, кончику носа, припухшим губам мнимой невесты Сарос. Стемид тоже не замечал осмелевших, гоголем ходивших вокруг них купцов, наблюдая за любовью конунга.

– А что у тебя там – город? Дом ли? Хоть кровать?.. Вы же под землёй на медвежьих шкурах спите! И солнце к вам не ходит, оно за Тавром западает... – разложила всё по полочкам багряная лицом Ргея. – Армия погублена... Я не хочу тоже погибнуть, Сарос.

В голове конунга промелькнула мысль о заразе, «подаренной» войску херсонесскими шлёндами. «Но она, сидя здесь, ничего не может знать ни о болезни, ни об армии!» – успокоил себя он.

– Армия не погублена, она измотана, – вкрадчиво начал объяснять он. – Если я позову – она вновь придёт.

Но Ргея не поверила словам возлюбленного. Она ощутила свою правоту от той оправдательной лжи, и взор её стал жёстким.

– Так почему её нет с тобой? Не лги же! Зачем это?

– Может быть, я и лгал когда, но ты этого не слышала! – вскричал уязвлённый неверием гот.

Окружавшие их возмущённо вздрогнули, посмотрели друг на друга, соглашаясь, что неудобного варвара пора унять. «Броситься на них двоих скопом? Всем вместе, дружно, по знаку... Но эти два поджарых быка уложат замертво не одного из нас... А то и всех...»

Иегуды опять уселся. Откинулся на подушки, с насмешкой посматривая на готов.

Со двора в дом вошли воины постоянного войска Ас-града – все богатыри, все злы и решительны, как волки.

Не понимая строгого суждения возлюбленной, Сарос жаждал осмыслить происходящее. Сгорбленный, он развернулся, исподлобья посмотрел на скопление недругов. Великолепие их одежд будто подчёркивало его собственную звериную сущность.

– Тебе нужны наряды на мне и моя армия? Если эти змеи сейчас меня не закусают, я вернусь с армией!

Ргея улыбнулась и опустила прекрасные синие очи. Улыбка её содержала снисходительность.

– Мне нужен дом – тёплый дом... Мне нужны покой и уверенность... Мне надобно знать, что содеется завтра... Сарафан мне нужен и бусы. И тёплая люлька для дитя... Мне надо с кем-то говорить... Я не желаю ходить в тёмный лес за дровами для костра! – Ргея сожалела обо всём, что связало их в последнее время.

Сарос после её слов застыл статуей довольно надолго. Потом счистил засохшую землю с колена, потопал ногами, сбивая грязь, вытер сзади кожух и сел рядом с Ргеей. Устроил поудобней меч в ножнах, подложил под локоть подушечку – на манер присутствующих купчин, поднял повыше подбородок и широко улыбнулся женщине, казавшейся перед ним невесомой.

– Я бы мог взять тебя силой, а этих, что смотрят, как бараны, мог утопить в море. Я бы мог сжечь город... Под страхом разорения вашего гнезда я мог бы напустить ваших мужчин на всех без исключения женщин, и мы, дикари, смотрели бы звериные пляски ваших донага раздетых тел. Этому козлу, – Сарос издевательски пальцем указал на Иегуды, – я бы подобрал свинью пожирней да поморщинистей... Но я ничего этого не сделал! Скажи, не выдумывая, почему я сего не сотворил?

Вопрос был слишком сложен, Ргея заметно колебалась, но Сарос ждал правдивого ответа.

«Восхвалить его за это и тем успокоить? Возвысить за то, что не сделал жестокости? А в себе ли он?..»

– Сарос, уйди домой.

– Не уйду без тебя.

– Тебе не дадут со мной уйти – нас убьют.

– Давай возьмёмся за руки и пойдём к воротам, глядя друг другу в глаза, на зависть всем уйдём, ни на кого не оборачиваясь, и побредём пешком на мою родину... Я же люб тебе?

– Нет, не люб. Я хочу, чтоб ты ушёл... Ушёл... А мне нельзя с тобой! – клокотал голос несчастной Ргеи.

– А кто люб? – Сарос, сдавалось, запасся терпением.

Ргея собиралась ответить горячо и зло, неправду и назло, но всё это вместе с ответом, подразумевавшим истину, утопло в её сердце, в спутавшихся мыслях. Она закрыла лицо руками и жалобно заскулила.

Купцы, видя, что варвар без меры волен в чужом дому, ко всему дозволяет себе обижать женщину Иегуды, вновь суетливо встрепенулись, забурчали, топая, поменяли места. С порога светёлки послышался крик – звали людей, обязанных разрешить раз и навсегда всё это безобразие с надоевшими последними двумя дикарями.

С лестницы послышался топот. Купцы разом выскользнули из комнаты. Перс что-то крикнул Ргее и, остановленный вторым готом, шагнул за диван. Стемид и Сарос, выставив мечи, застыли посреди светёлки в ожидании боя.

– Вторым будешь ты! – на готском языке назначил Сарос очередь персу, и тот без перевода понял варварский рык.

Из-за двери донеслись чьи-то крики. Бухавшие ноги остановились, раздалось шипение шепотков. Перс, воспользовавшись отвлечением готов, молнией вылетел из светёлки.

Стемид сделал несколько шагов к порожку, встал, прислушался.

– Что такое? – спросил он у друга.

– Что такое? – обратился Сарос к Ргее.

Однако та была в полуобморочном состоянии: на бледном её лице – ни тени губ, глаза не моргали... Испуганный Сарос подхватил деву на руки и встряхнул.

– Ты так ей голову отломишь!

– Поди же лучше и узнай, в чём дело! – Сарос уложил болезную на диван.

Будто из живых никого, кроме двух готов, в этом доме не осталось.

Внизу с опрокинутыми скамьями воевала хозяйка, что-то нелестное, даже бранное бросая вслед поспешно покидавшим её дом людям. Забыв о страхе, к сведению дочек, слуг и прислужниц доводила некоторые примеры глупости муженька, а потом и вовсе откровенно принялась его костерить. Тот, словно чёрт из печки, объявился с улицы, первым делом посмотрел наверх – туда, где белела открытая дверь комнаты Ргеи.

– Эй ты, царь с севера, забирай Ргею и езжай к себе домой! – на весь дом крикнула прорезавшимся голосищем старуха. (Челядь вдоль стенок посмеивалась – мол, власть в доме переменилась.)

– Сарос его звать, – тихо подсказал жене Вертфаст.

– Да мне хоть как! – зыкнула та. – Твоих дружков из нашего дома он метёт лучше всякой метлы, ха-ха!.. Сарос, сынок, забирай её да уезжай!

Ргея пришла в себя. Не смея ни разговаривать, ни смотреть на кого-то, закрыла лицо руками и заплакала.

– Сарос, тебя там бабка подзывает, – отнёсся от двери Стемид, разобравший в крике снизу имя своего вождя. – Распоряжается – как самая главная!.. Не она ли тут всех разогнала?

Сарос и Стемид, готовые к бою, с мечами перед собой осторожно спустились вниз. Вышли на крыльцо – улица пустовала, но с главной площади, которую от дома Вертфаста не было видно, слышался шум.

– Что будешь делать, Сарос? – озирая углы и проулки, спросил Стемид.

– Надо понять, куда все побежали, – ответил конунг, ещё раз прислушивался и предположил: – Наверное кто-то на них напал... Или приехал такой чумовой, которому они наперегонки поспешили поклониться.

– Я не про них – я о тебе с Ргеей.

По лицу Сароса пробежала тень, выдавшая его состояние, глаза затуманились, губы сжались и скривились страдальческим изломом.

– Она со мной не пойдёт – ты сам всё слышал. Мне для неё там и половины не создать от того, что она имеет здесь... в неволе... Разве только дом построить?

– Вот иди и предложи ей... А может, схватим её, свяжем, да через портовые ворота как-то и выберемся? – выдохнул Стемид на ухо другу занятную идейку.

– Я ещё утром был готов добиваться её всю свою жизнь. Верил, что она посмотрит на меня так, что я никогда не усомнюсь в её любви.

– На тебя как надо смотреть, чтоб ты что-то чужое понял?

– Она будто с подожжёнными пятками, о коих никак забыть не может... Всё, вроде, ей не так, не по себе... Ни раньше, ни сего дня...

– Чего там – «вроде»? Иди и спроси у неё! А тут – будь, что будет! – Стемид внимательно осмотрел улицу, ведущую к площади.

Вертфаст с женой сидели рядышком. Без интереса взглянули на «жениха» с дружкой.

– Ргея, иди сюда! – Стены от голоса Сароса задребезжали.

Она, приняв обычный вид, лёгкой походкой незамедлительно вышла из светёлки, спустилась вниз, села буквально под руку Вертфаста и глянула на Сароса широко раскрытыми, но какими-то безразличными глазами.

Увидев её, Сарос внезапно растерялся. Тогда Стемид обратился к деве, и она объяснила, из-за чего, собственно, город охватила паника:

– Ваша армия вновь у города. Вы и впрямь вперёд неё?

– Мы с конунгом пришли вдвоём. Армия домой пошла, а некоторые – с Лехрафсом, – объяснил Стемид, еле-еле справившись с отпавшей челюстью.

Сарос, слыша всё, пребывал в отстранении. Он чувствовал себя очень юным – смущённым, беспомощным, охваченным страстью.

Воцарилось молчание. Сарос, не переставая смотреть на Ргею, уселся на нижнюю ступеньку лестницы. Стемид прохаживался по прихожей. Вертфаст выглядел мрачным и отверженным всеми – в том числе и собственным домом.

– Иди и сядь сюда, – приказала приживалке хозяйка, указывая место рядом с собой. Ргея не поняла, что обратились к ней. – Иди и сядь сюда! Какого беса там приютилась?

Ргея, склонив голову, подчинилась.

– Забери её, Сарос, и уходи... Переводи, прокудница. Не смотри на меня птичьими глазёнками, а доведи мои слова до царя, царевна-лебедь! – Неожиданно ставшая властной женщина с головы до колен осмотрела мужнину любовницу. – Ну!

Ргея тихим, мягким голосом передала слова хозяйки.

– Я её звал – она отказалась. И мне думается многое... – ответил воин.

– Ну же, говори! – потребовала перевода хозяйка. – И смотри в пол – нечего таращиться!

Уразумев отказ конунга, она кольнула Ргею:

– И чего ты ерепенишься? Золотые горы выгадать хочешь, шлёнда!

Ргея рванулась встать, но разошедшаяся не на шутку баба тяжёлой рукой поймала её за рукав. Ргея всем телом отклонилась в сторону и исступлённо зарыдала. Хозяйка притянула её к себе, обхватила чем-то для женихов намащённую головку руками и прижала к своей большой, мягкой груди.

– Э-хе-хе, бедняжка наша... И жаль тебя всегда, и весь мир не мил из-за тебя да из-за этого козла вонючего... – Она покосилась на мужа. – Так заберёшь, иль нет? – бросила хозяйка конунгу и потом добавила для Ргеи: – Ты-то не сопи уж – он и так, небось, понял, что ты за птица.

Изломав густые брови, Сарос застыл, как истукан. Выпученные глаза говорили о напряжённой думе, терзавшей его.

– Нет, – сказал он, – я её не возьму. Она у вас кошка – живёт возле всех, но никто ей не нужен.

– Ну-ка, скажи, чего он там натараторил? – Женщина оторвала от себя мокрое лицо. Выслушав перевод, хозяйка тяжело поднялась, стеной предстала перед приживалкой и тихо произнесла: – Возьми одежду и пошла прочь из моего дома. Быстро. Ты здесь тоже не нужна. Прощай, девка. За тебя переживать не стану – ты-то устроишься без труда... – договорила она, как напутствие.

Ргея мимо понурого Сароса ушла наверх. Конунг и его друг более не задерживались. Плетями свисали их тяжёлые руки, когда они, не прощаясь, покинули дом боярина.

Шли по городу. Народ расступался, пропуская двух рослых мужиков к настежь раскрытым воротам. Победителей никто не тревожил ни криком, ни просьбой, ни нечаянной заминкой на их пути. Об одном гадали горожане: отчего могучие воины так печальны?..

Под сводом ворот Сарос замер. Когда-то его конь нёс их с Ргеей здесь, и она – смущённая тогда и безропотная – навсегда вошла в его сердце, да так основательно, так глубоко, что разорвала-растерзала всю судьбу на две половинки – до встречи с нею и после... Ошибка, ухмылка бесов, божье возмездие – за поход, за вмешательство в чужую жизнь, в которой нет ничего внятного... А он бы мог сейчас выносить её на руках из этих самых ворот...

Мозг сверлили неутешные мысли: «А не отверг ли я сейчас тот жребий, кой был уготован мне? Или испугался, что не совладаю с запросами бабы? Ведь я же жить без неё дальше не смогу!.. Нет, не хочу ей худа – оттого и выплетаюсь ныне отсюда, как отогнанный от кормушки пёс».

Как и при первом появлении здесь в начале зимы, тем же самым полукольцом, каким строились, готовясь к штурму, стояло перед городом несметное готское воинство. Те же лица, только одежды теперь слегка поободраны. Да солнышко веселей – на лето смотрит...

Из рядов навстречу конунгу выехал Роальд. Приветствовал, спешившись. Провожая к войску, объяснял, зачем привёл армию к Ас-граду. Терзался сомнениями – а нужны ли вождю объяснения его?

...Лехрафс для начала отдал приказ поискать Сароса в беспорядочных рядах воинов, но вскоре стало ясно, что конунга средь них нет. Готы немногословны сами по себе. Не привыкли они тревожиться о судьбе вождя: нет его – так, стало быть, надо... Один Лехрафс мучился вопросом, по какой причине ушёл человек, назвавший себя его другом.

Через день братство разделилось и повлеклось разными путями. И тут, наконец, Роальд проговорился о настоящей причине отлучки Сароса: любовное искание... Всё стало на свои места, всё объяснилось.

Поразмыслив над перипетиями пути Сароса к любимой, зная, чем это предприятие грозит, боясь, что друг, не найдя переправу или явившись в Ас-град без армии, может погибнуть, Лехрафс вызвал Роальда для пристрастного разговора. С недоверием задавал готу вопросы, внимательно выслушивал предположения...

Всё для себя уяснив, дав халанам обет о взимании большой дани с Ас-града, а если того покажется мало, пообещав пройтись ещё и вверх по Гипанису, Лехрафс увлёк воинство для спасения друга.

Настрой царя был нешуточным, посулы серьёзными. Посему конная орда пронеслась вокруг Меотиса быстрей степного ветра. Бешеным табуном примчавшись к Ас-граду, царь выставил вперёд всех готов, что были. И из города увидели картину, очень напоминавшую положение двухмесячной давности. Готы, заметно отличавшиеся амуницией от передовых отрядов халан, стояли тёмной стеной, великой толпой, молчаливой угрозой...

– С ней что-то случилось? – первое, что сказал Лехрафс Саросу.

– Отчего не бывает одинаковых женщин? Или очень похожих? – ответил тот вопросом.

Печальный облик конунга не понравился халану, и он попытался втянуть друга в разговор:

– Потому Мир – Белый Свет и завладевает нами на всю жизнь, что нет в нём ни одинаковых лиц, ни единого дня, схожего с минувшими.

– Хочу тебя поблагодарить, Лехрафс. Посмеялись бы надо мной да прикончили...

– Посмеяться им ныне не удастся, – нахмурился Лехрафс; Сарос увидел, как конники халан, выскочив из-за спин готов, двумя отрядами понеслись к воротам и, огибая стену, к пристани. – Город давно не платит по заведённому уставу. Пусть теперь внесёт виру за наш пробег!

– А как же Ргея? – прохрипел Сарос, наблюдая спины всадников, заскакивающих в город.

– Кара сегодня их минет. Будем кушать, как бояре, да обряжаться – твои-то совсем голозадые да голопятые, – усмехнулся Лехрафс, тем самым предлагая другу не слишком переживать по поводу происходящего. Но конунг вырвал у Роальда поводья, вскочил верхом, успокоил Стемида и помчался в город в надежде опередить, успеть, всё переменить и всё в своей жизни исправить.

Продираясь по площади среди всадников, он ругался и толкался. Халаны его узнавали, пропускали, находили повод пошутить над спешившим северянином на своём мелодичном халанском наречии, памятуя о приказе, выстраивались двумя шеренгами, чтобы по форме обставить торжественный въезд царя. Сарос же летел к дому Вертфаста.

На улице было безлюдно. Из подворотен слышались выкрики. Гот подъехал к крыльцу, ворвался в дом. Хозяйка немедленно обрушилась на него. Он в лицо ей выдохнул имя «Ргея» – старуха покачала головой, зло, с придыханием выругалась и махнула рукой на входную дверь. Сарос не понял её, напирал и настаивал. Женщина уверенно повторила красноречивый, указующий жест. Воздыхатель светился рвением, сыпал многословием, в коем крылась простая суть – узнать, куда пошла любимая – волочил за локоть хозяйку, чтобы та проводила его к ней или послала с ним провожатого. Но старая бестия упиралась, никуда идти не желала, божилась в неведении о судьбе приживалки. Домашние все попрятались – больше спросить было не у кого.

Сарос побежал по городу. Не зная языка, приставал к робевшим горожанам, спрашивал о красивой, синеглазой девушке, пугал и без того подавленных людей варварским рыком. Покрутился у запертых портовых ворот, пробежался по базарным рядам, измазался в грязи бедняцких кварталов. Выглядевший снаружи не слишком большим, город оказался великим изнутри.

Сарос стал заходить в дома. Везде его – косматого и растревоженного – отказывались признавать, выталкивали, запирали перед ним двери.

Стемнело. Объявивший на площади свою волю Лехрафс уже спал в уютной веже. Вокруг неё горели костры, поедался сытный ужин.

Смиренный город молчал, лишь его главная площадь никак не утихала. Группа халан из числа самых толковых собирала подносимую дань. Кольчуги, латы, шлемы пересчитывались, проверялись, выбраковывались. Полные комплекты складывались в телеги и вывозились к ожидавшим степнякам. Сто отличных, новеньких или снятых с городских дружинников сороков были великим ущербом, страшными обидой и унижением некогда цветущего града, этой ночью поражённого смертельно.

Сарос брёл мимо перекликавшихся истцов и ответчиков. Кожаный тегиляй его и помятый железный колпак ни у кого не вызывали интереса.

В лагере немногочисленных своих воинов найти сложно. Повсюду в новой броне прохаживались халаны. Вповалку спали те из них, кому, кроме сна, в этой ночи искать ничего уже было не нужно.

«Кто-то ещё любил, как я? Наверно любил... Может, Ргею тот смугляк тоже любит – я же не знаю... И Вертфаст... Нет, Вертфаст не любит – он её использует... А мне она зачем там, у себя? Тоже использовать как плотскую утеху? Неужто и мне она нужна лишь для страсти?.. Ничего не вижу, кроме её глаз... Мне даже противно, как она гнётся... Она думает, что делает это красиво... Нет, права бабка: не только для меня гнётся, кошка... Что же у неё в мыслях-то? Что?»

Сарос улёгся на одеяльца – кто-то проснулся, узнал его и освободил место. Закатил глаза со сладкой думой о ней. «Я бы для неё расстарался... А что бы подумали другие женщины нашего народа? Пускай и им их мужчины что-то сделают... А как же некрасивые? Их много... Кто для них будет стараться? Взять её просто к себе да посмотреть, как она обживётся у нас? Я бы, конечно, ей помог, защитил от говорков, потихоньку от всех бусы золотые подарил, сапоги заморские, большой дом построил бы...»

Сарос уснул. Рядом сопел друг Стемид – он проспит до самого сбора в обратный путь...

Халаны были довольны Лехрафсом, между собой его нахваливали, рвались куда-нибудь в бой, чтобы израсходовать накопившийся воинственный пыл.

Всё утро Роальд не отходил от Лехрафса. Сияя новым колонтарем, подробно рассказывал о своих людях, предлагал оценить готскую дисциплину. Царь соглашался с ним.

Сарос, недоверчиво глядя на Роальда, позвал Лехрафса на безлюдье.

– Не могу ни уехать, ни забыть, ни разлюбить, ни жить... Всё во мне рассыпалось будто, – признался гот улыбавшемуся халану. – Решено: остаюсь, буду сызнова искать.

– Тебя убьют, Сарос. Да что с тобой? Езжай домой, или будь со мной.

– Кем я у тебя буду?

– Возьмём село, выгоним всех мужиков, оставим одних баб молодых. Близко к селу тому никого не подпущу. Живи, плодись! – громко рассмеялся Лехрафс.

– Я как юнец стал – ничего не вижу и не слышу. Чисто ворон возле падали – жду, пока волки насытятся. Клюну и улечу – мне хватит.

– Поехали, найдём её, каждый дом по лесине растащим, всех переберём, – уверенно, словно дело не стоит выеденного яйца, предложил Лехрафс, ожидая согласия.

– Нет же, нет. Уводи всех поскорей. Я в городе останусь жить. Стану искать, а найду – спервоначала со стороны присмотрюсь... Ты скажи, что тут надобно, чтобы жить незаметно?

– Хм... В работники кому-то в дом... Чтоб тот нелюдимцем был... А лучше вступи в войско. Будешь ратник. Переоденься, постригись, дабы не узнали. Не узнают – будешь живой, а живой – сможешь и смотреть, и любить... – Халан хотел было улыбнуться, но не сумел – идея-то слишком рискованная. – Только надо, чтоб ни из моих, ни из твоих никто не узнал, что ты остаёшься. Язык не только друзей ищет. Дурной язык врагам – что грудь мамки для младенца.

Лехрафс, чем смог, помог и на этот раз. Уехали вдвоём от ненужных глаз, уединились в маленьком овражке. Халан острым ножом обрил Саросу бороду, усы, срезал под горшок кудри, дал рубаху, сносные порты, корзно, греческие сапоги, подсказал, что лучше говорить по приходу, пожелал длинной жизни и здоровья. Исполнив всё, незамедлительно отправился уводить войско.