Текст книги "Берега светлых людей"

Автор книги: Александр Кутыков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

– Моргни, Ргея.

– А что, на Сьву похожа?

– Похожа...

Было ли жарко, когда солнце с юга и с запада пыталось углядеть, что там за бугорком?.. Было ли прохладно, когда сырая морока попробовала остановить игру людей?.. Было ли темно, было ли страшно – от воя лесной и болотной живности? Страсти и трепету тех двоих, сливавшихся в единое целое, было ни до чего...

Для него тогда существовала только она, а для неё – он! И не было под небом в ту пору людей более нежных и бережливых друг к другу, более вожделенных и близоруких... Зацелованные лица мужчины и женщины лучились счастьем, и всё вокруг куда-то делось, запропало – будто навеки...

Сарос тыкался в любимую шею, в живот, в ноги, в кулак собирал её волосы и жадно нюхал...

Она впервые в жизни не спешила подняться, что-то сделать – не хотелось даже говорить. Лишь перстами шевелила его уста... Он тонкими губами захватывал накрепко её рот, и она сбивчиво дышала... Ей было так хорошо, что делалось страшно за себя... Она не думала, как вести себя, – просто брала его руку и прикладывала к тем местам, какие не могли больше оставаться без его прикосновения... Она жалась к нему плечами, носом, ягодицами, коленями... Она громко и страшно стонала, царапалась и зацеловывала потом раны...

Рассвет встретили, раскрыв радостные глаза одновременно, и увидели, что сползли далеко от того места, где лежала недоеденная рыбёшка. Она побоялась поцеловать его в уста – почеломкала в лоб и пошла искать огниво. Он снизу смотрел на неё, вверх уходящую, потом запрокинул голову к небесам. Он готов был в одиночку предстать перед тысячью противников, чтоб нежность этого земного рая продолжалась бесконечно! И у него закружилась стойкая ко всему голова, когда она позвала нежно:

– Сарос, иди ко мне...

* * *

– Кто там у тебя больные? – спрашивал Роальда Лехрафс, когда вышли на прямую дорогу к главному городу халан.

Гот не ожидал вопроса – он был уверен, что таврическую болезнь выдумал вечный советник Сароса Карл. А теперь вот и Лехрафс... И смотрит с внушением и нетерпением.

– Человек сто у нас было...

– Сколько у меня ваших больных я знать желаю!

– Надо считать, кто из них остался с тобой.

– Вот и посчитай. Жду, пока солнце не поравняется с теми тремя деревами. Спеши, брат!..

Сей важный разговор произошёл, когда халанское войско, полное добычи, прошествовав по берегу протяжённого озера, встретило речушку, из того же озера вытекавшую прямиком к городу.

Люди были довольны: множество захваченных лошадей, оружие, посуда – есть чем похвастаться дома! Женщины и жёны будут рады...

К Лехрафсу подъезжали парочки: мужи с жёнами, подъезжали и задругами – испрашивали разрешения его им в город не ездить, а остановиться в родных, рядом находившихся селениях. У многих тут знакомые, у многих тут дома и наделы, за коими до возвращения приглядывали соседи.

Лехрафс был разумен: всех благословлял, дозволял остаться и наперёд приглашал в свою рать. Живите, мол, и плодитесь – только из северян никого не берите с собой...

Вопросов не было. Орда редела довольно быстро, а солнышко уж висело над тремя указанными вешками.

– Вон они стоят.

– Мало их что-то... Проглядишь кого – привяжу к бревну и пущу по Дону!

– Что собираешься с ними делать?

– Вопросы свои держи при себе. Сам-то с теми сучками сносился? Нет ли?.. Не то вставай к ним – тогда и на вопрос твой ответить сочту за обязанность.

– Поеду ещё поищу. Надо бы загодя... – Роальд рад был не присутствовать вместе с Лехрафсом на чём-то страшном.

Царь один без сопровождающих подъехал к рядку из двух десятков человек, запросто проговорил:

– Слаще мёда худая баба! Коль сладка, то, стало быть, и худа! Горше полыни воспоминания о ней, проклятой... Эй, ты! – одного подозвал к себе царь. – Раздевайся донага!

Воин без обиняков и промедления скинул с себя всё. Царь осмотрел его, потом второго, третьего... При виде седьмого подёрнулся будто.

– Думал – так это, не беда, мол... И прошло вроде, но... – сокрушался седьмой.

– Это зараза, брат. Зараза для всех нас, которая смертью пахнет! – с отвращением косился Лехрафс на бубонные шанкры.

– А отпусти ты меня обратно в город тот – отплачу стервецам за зло!

– Нет, не пойдёшь ты туда. Пескари, на бережке оказавшись, и то свою стайку в водице ищут, задыхаясь навсегда воздухом... Кто, братки, зазря сюда поставлен?

Тишина в ответ.

– Есть средство, чтоб опять вам добрыми воинами стать. Только всех вас собрать требуется... Кто ещё остался?

Отобранные залопотали, забормотали, принялись указывать и называть кого-то.

– Ты и ты – пойдите к тем своим и скажите, что отправитесь на острова: есть такие у меня – что-то вроде рая. Мужчины и женщины там дни коротают – лишь на берег до поры им выходить нельзя. Даже не знаю, бежит ли кто оттуда.

Двое посланных к готско-сериванским подразделениям дослушивали обнадёживающий сказ главного халана. Навстречу им ехали четверо с Роальдом.

– Вы куда? – спросил Роальд, останавливаясь. Получив сбивчивые объяснения, сопроводил пополнение для карантина дальше.

Ни шатко, ни валко – набралось вскоре больных около шестидесяти человек. Не желая более терять ни минуты, Лехрафс послал Гуды вперёд, чтоб тот подал знак, кому следует...

И деньки стояли погожие, и предприятия последние стались удачными – да только смурыми были те шесть десятков человек, не ясно до конца, на что обречённых...

Когда в условленном месте с тропы свернули на берег, отряжённые для рая бедолаги растерялись и заверещали. Коней у них забрали, общались с ними теперь немногословно, указали на песчаный бережок и приказали стоять там... Что ж здесь поделать? – Стальная гвардия обступила полукружьем и нетерпеливо вглядывалась на серёдку реки.

С этого местечка отчётливо было видно, как река ширится и превращается в озеро. Посредине виднелся островок, похожий издали на чёрную кочку. Справа от него к войску следовали две маленькие лодочки.

Один из готов крикнул всей своей братии:

– Мы на две лодки не рассядемся!.. Палачей, что ли, ожидаем?!

Ему не ответили. Хранили молчание и готы с сериванами за спинами халан.

На каждой лодке сидело по четыре человека – они же гребцы, они же воины. Лат на них не имелось, одеты были опрятно. С лодки громогласный бирюч огласил, страшно коверкая слова, примерно следующее:

– Если вы стоите на сем месте берега, то благодарите рок свой назначенный, что живы ещё, а не посечены мечами друзей своих верных. С этой поры слушать будете беспрекословно всё то, что скажут вам. А для начала послушайте меня. Тот остров, что видите вы за моей спиной, не для вас – это запомните свято! Кто повернёт к нему, будет утоплен! За ним есть остров иной, но до него придётся добираться вплавь... Так что бросайте тут всё, что повредить вам может, и гребите, как сподручнее, между нашими лодками. Пути назад вам нет!

При этих словах все, кто находился в лодках, показали обречённым луки, потрясли тяжеленными баграми.

– Вперёд! – гневно крикнул картавый чужеземец оторопевшим пловцам, и лодки разошлись в стороны, освобождая водное пространство.

Стальная гвардия дружно лязгнула доспехами и пошла, подталкивая обречённых. Увлечённые зрители из огромного воинства теперь совершенно не спешили разгонять коней: высматривали, как определённые к испытанию шестьдесят человек взяли курс на невидимый отсюда, но обещанный велеречивым прорицателем остров. Горемыки-пловцы отчего-то не расстались с надеждой спастись. Быть может, надежда их смертью питалась и жила, горела?.. Они плавились к пределу, растягивались, оглядывались на избавившихся от них товарищей, неистово ворошили свою прошлую жизнь и бурчали величайшее несогласие плюхавшей в лицо волне...

А удовлетворённое походом войско пошло на отдых... Думало ли оно об отверженных? О тех, кто близился к супротивной струе вытекавшей из озера воды?.. И готы, и сериваны, и халаны ещё могли со своих мест видеть, как людская стая упрямо подступается к искрившему вёрткими волнами току. Пловцам уже приходилось выбрасывать руки над нырявшими головами – и всё для того, чтобы превозмочь мощный напор, бьющий навстречу, не пускающий и влекущий в глубину... Никто из той ушедшей с миром армии и подумать не мог, что проводили они в никуда сражённых любовной болезнью мучеников...

Не только сила и жажда обладания движут человеком – у него ещё есть вера и борьба за неё, светлую! Не топят холодные волны изливающегося с неослабной силой, нарождающегося нового русла, встречают неласково, но угнести не могут отчаянных, но не отчаявшихся людей... Поворот сдюжили и бьются, скребутся в лучшую жизнь обречённые. Нет, уже и не обречённые, а до жара, до пыла, до буйства обнадеженные. Ведь замаячил перед напряжёнными ликами тот красно обещанный, настоящий чудо-остров! И пускай на нём ничего нет, кроме дряни, вони, парши, всё равно эта блаженная небывальщина – вожделенная цель! Пускай кто-то ослаб, и тело его отброшено в реку – зато другие, озверев, выгребают на тишь перед островом, свободную от боковых потоков...

Нет уже тех двух лодочек – они, осушив вёсла, скатились к островку своему и наблюдают, как за надёжным бортом глубинная волна выворачивает напоследок утопленников...

Не избавленные от страстей бытия счастливчики с совиными глазищами, с синими от холода пастями выгребали и, дотянувшись, ложились на берег. Им помогали, их собирали, их поддерживали, их провожали через весь остров к двум совсем другим лодкам – невероятно обветшалым и скрипучим от стародавности своей. По пути человечьи стени – подобия законченного ужаса – озирались вокруг. «Не убьют... Будем жить и искать смерти праведной... А эти, верно, были такими же... Как же плыли бабы? А не бабы – молодухи... Точно, плыли и они...»

Дома вдоль большущей улицы без заборов... Перед ними – скот...

Люди сердобольные все оказались сзади: сопровождали, вели поредевшую в две трети стайку новичков. Достанет им теперь и двух дряхлых лодочек...

Отвезут утешенных новобранцев на островок соседний – третий. Двое старичков-лодочников, что обязаны возвратить скорлупки те, припрут на всё теперь согласных счастливчиков в порубе и оставят лихих когда-то молодцов наедине с бочагой простой водицы. За пять недель никто не сбросит им ничего съестного – ни крошки, ни зёрнышка. Каждый день через решётку будут лишь подливать свежей озёрной воды. Кому тряпицу подадут старые, иногда и сказки суровые порасскажут, ну, а случится – околевшее тело поднимут...

Кто по истечении пятой седмицы жив останется да выздоровеет, поживёт-покажется срок на втором, а и там, по желанью личному, отправлен будет на речной, дальний остров. Оттуда к самому Лехрафсу доставляются возрождённые. Громкий почёт ждёт их, и нет воинов лучше, чем они...

Другое дело – средний остров: большой, ухоженный... Там живут-доживают те, чья болезнь сильнее целебного глада. Обитают там и здоровые вовсе – житьё-то тихое, врагов нет и быть не может... Зерно сплавляют с Танаиса, дичь, коли мало скота – на северном берегу... Коммуна-рай! Законов нет! Дети родненькие да болезные, друзья, подруги... И новые котлованы для усопших. Хоть и слаб тут телесами народ – зато мудрый, всё за лихую годину свою передумавший...

* * *

Гонцы от Лехрафса сообщали в городе, что до праздника войску к родным очагам не поспеть. А праздник великий – встречины лета красного!.. И покидали все желающие и охочие пыльные улицы, толпой немалой шли по лугам зелёным да пожням мелкотравчатым навстречу рати славной, к людям знакомым да родным.

Увидали халанские воины широкую, встречавшую их толпу и позабыли разом усталость. Ушли невзгоды и горечь потерь! Разбежались-разъехались ратники по полю широкому, радушно взмахивали руками и дождаться уже не могли, когда отыщут их в рядах тесных родимые и любимые. Детишки выкрикивали имена отцов своих, искали под шлемами и лица матерей. Юнцы, бойко примчавшиеся от города на конях, свидевшись с тятьками, показывали им, как ловко уже получается у них лететь вскачь и взапуски. Когда-то вместе в поход выступать!.. И радовались доброй смене отцы, звали к захваченным конягам – подарочек выбирать.

Много лошадей трофейных на сей раз. Удачлив Лехрафс – так говорили все. Отвечали в приподнятом настроении воины, что табун был ещё больше, да отставали по пути люди и коней прихватывали. Да и того, что осталось, хватит!..

На радостях почти все подарки раздали на поле том.

Встречавший люд рассматривал с интересом людей новеньких, правду сказать – страшненьких каких-то: длиннолицых, стылых... Готы с сериванами волнительно выискивали – нет ли молодухи, девицы какой неприкаянной?.. Нет, таковых нету... Поправляли северяне вьюки с гостинцами, ждали свидания с городом незнакомым, невестами полным.

Гуды, потолкавшись в ликующей возле Лехрафса толпе, не в состоянии был улучить минутку для важных сообщений. Нетерпеливым криком отозвал царя в сторонку:

– Лехрафс, вспомни, как в прошлое лето Сароса встречали!

– Что ты, Гуды, в такой-то день задался воспоминаниями? Говори же о деле! – откликнулся царь.

– Был тогда с нами отряд смугляков из страны рассветной – антами назвались они.

– Те, у коих земля далеко за реками Рах и Гейхе? – напрягая память, уточнил Лехрафс.

– Да, правильно... Так вот, они возле города стояли несколько дней назад, а теперь убрались куда-то. Только, видимо, где-то близко.

– Что ж им надо после предательского бегства из войска нашего? – спросил Лехрафс, хотя точно знал, что у Гуды на сей вопрос ответа нет.

– Что им надобно – не ведаю. Благо на город они не напали в наше отсутствие... – рассеянно размышлял Гуды, ожидая, пока царь помашет кому-то берёзовой веточкой и обнадёжит каким-то мимолётным обещанием. – Вот я и говорю, что не с войной пришли...

– А с чем? Чтоб опять обмануть? Гуды, друг мой хороший, меня тогда чуть стыд не заел! И они были одной из причин тому стыду!

– Ты решай поскорее, Лехрафс, пока аорсы к себе не отправились. Да и северян проверить бы не мешало в стоящем деле за нас... Что наказывать-то?

– Да... Для войска огласи, чтоб не разгуливались. И найди мне тех антов: в какой стороне встали?

– Лишний труд. Они, полагаю, сами к тебе выйдут.

– Тогда значит так. Бивак здесь будет. Вежу мне ставьте, и все тут ждём – ночь и день. Не то войско, до града добравшись, рассыплется – не соберёшь.

– Исполню, царь... Вот что ещё: Сарос твой девку из Ас-града увёл и тебя ищет.

– Где же он, в городе?

– Говорят, там. У себя на кораблях.

– Гм... Увёл-таки... Живуч, блудливый пёс! Ну, ничего – чуть-чуть обождёт. Пошли немедля двоих к нему с приветом от меня. Оберегаются пусть... Антов я страшусь, Гуды.

– Понимаю. По мне – безумцы они.

– Потому и ищи, где они. Вдруг не придут?!..

Халаны – народ великий. Множество племён и кланов объединил он, а вокруг древнего народа ас сгруппировалось ещё превеликое число народностей малых и больших: финны, жившие тут искони, теперь частично истёртые и изменённые в асов; спады – потомки земледельцев Троады и Балкан; аорсы (на языке халан сие слово значит «белые») – жители областей Среднего и Верхнего Дона; анты – кочевники земли Антсай из степей за рекой Урал (на халанском – Гейхе); многие иные, пришедшие с разных концов и составившие большую халанскую массу, коя от разнородности своей, от смеси многообразия – малопонятна и оттого же велика.

А новые народы – суть мужчины в самом что ни на есть деятельном возрасте – всегда головная боль для старого, укоренившегося населения. Бедствие они простому люду на родной земле, что простирается не только под градом царским.

Если пришлое племя не могло похвастаться многочисленностью, оно старалось в устоявшуюся систему влиться. Случались, конечно, изгнания и изничтожения – когда народ-мигрант был недостаточно силён.

А если пришельцев – громада?.. Орда, например?..

Ну, до орды ещё полтора века... Пока всё, что ни происходило со всеми теми приходами-перемещениями, служило размежеванию кланов и обособлению их. В восточных и юго-восточных регионах халанского мира, где уже пришлые доминировали, потерялся прежний смысл бытия, и древность смешалась с новизной... Пока орды нет, этнические процессы тянутся себе помаленьку, никого особенно не беспокоя... Никто и не подозревает, что чужая грозная орда копит силу не где-то, а здесь, под носом...

Боялся Лехрафс не пары тысяч достаточно управляемых пока смугляков – боялся неприкаянности их. Ведь по приходу в город войско халанское разойдётся в мгновение ока!

А празднество разгоралось. Дымили костры, водились хороводы под берёзками, украшенными букетами, гирляндами из жёлтых и белых цветов. Стволы их нарядили в шубки из пучков нежных весенних трав. Женщины под наглядом мужских глаз заламывали рученьки, обращались к деревцам, напевали хвалы неповторимым красавицам леса. Оглянув усталых воев, затягивали страдания, заходились в прошениях...

Утешены были девицы и жёны за представление такое – расхвалены, одобрены за радение, ухвачены за руки и препровождены к развесёлым хороводам. На головах воинов желтели, розовели и голубели веночки. И вот малые круги слились в большие, и нет счастья большего, чем оглядывать изнутри единое кольцо, которое от величины и задора уже ныряло в канавки, приподнималось далеко на бугорках, захватывало край леска, радостно и шумно появлялось на свет из тёмной чащи. Потом цепи рвались, и вновь на полянах рассыпалось множество небольших кол – каждое напевало свою песнь, и лица напротив становились ближе, хорошо различимые... А когда какой-то затейник вдруг решал сменить направление, народ натыкался друг на друга, раскручивался вспять и, смеясь, нёсся в другую сторону, с нетерпением ожидая нового разворота.

– Будем стоять. Лехрафс что-то там решил... – недовольно сообщил Роальд Стемиду.

– Почему?

– Сам пёс не разберёт, чего он надумал! – Роальд сморщился, показывая единоплеменнику, что разонравилось ему здесь; Стемид тоже обеспокоился. – Ждёт кого-то или ловит... Мы здесь – ровно мелюзга под щучьим глазом! – Гвардеец поехал к иным товарищам.

И Стемиду непривычно было чувствовать себя в неведении. В готской армии, конечно, тоже понимали важность секретов военных, но мелких недомолвок не бывало никогда!.. Он побрёл к Лехрафсу.

Вокруг царя колобродило столпотворение. Царь рассадил ребятню на спине своего высоченного коня, громко повелевал им расти побыстрей. Взрослым сулил большой поход в далёкие земли... Застрявший Стемид был им замечен.

– Пропустите молодца! Не помните красавца и друга нашего – гота?!.. Что угрюм? – блюдя сан, рыкнул он на северянина.

– Почему стоять вздумали?

– Бой ещё не закончился, – коротко проговорил царь, хлопая Стемида по плечу. – Степь всегда грозится... Враг под самым городом.

Люд вокруг услышал и стих, ожидая разъяснения. Не желая омрачать празднество, Лехрафс сменил тему и громко сообщал:

– Друг твой пришёл в город!

– Сарос?!

– Ждёт нас. Ну, и мы вскорости будем. Только разберёмся с теми, кто не люб нам!

Стемид, взволнованный известием, охватил горячим взором простор, за коим лежал заветный город.

– Я немедля поеду к нему! – развернул к себе царя гот.

Лехрафс засмеялся, снисходительно осмотрел верного дружка Сароса.

– Поедешь, конечно, один?

– Укажи куда – и поеду! – возгорелся не на шутку тот. Лехрафс снял васильковый венок со своей головы и водрузил на Стемида. Продолжая улыбаться, отпихивая морду коня, задорно кивая мальцам наверху, ответил:

– Чего указывать? По реке, по реке – к городу и выйдешь... А с переправой... кораблям своим знак подашь.

– Я поеду! Спасибо, Лехрафс.

– Берегись лучше – людишки шастают вокруг лихие!..

Царь вновь вернулся к тем, кто почитал его сегодня добрым отцом народа. Заговорил о кораблях союзников, о силе возросшей, об удали ратной и удаче...

– ...Сарос?!

– Да, я – к нему!

– А мы? – совершенно расстроился Роальд.

– Лехрафс какого-то врага поджидает.

– Пускай себе поджидает.

– Не пойму тебя, Роальд! Ты же по своей воле с Лехрафсом остался? Вот иди и спросись у него. Ты чей воин теперь? Его! И наши все под твоим началом! За тобой ведь и они съедут!.. Нет, не отпустит тебя царь: у него своих бойцов немного. Те, курносые, что в сторонке, – тоже, видать, не его.

– Кто его, кто не его – он мне что-нибудь сказал?! Сам я не разберусь, а мне и не надо! Тебя вон тоже не понимаю! – вскричал рассерженный гвардеец.

– Не шуми ты! Свидимся скоро в городе...

Стемид исчез в толпе.

Город, судя по всему, находился рядом: пешие безоружные люди с детьми и даже с младенцами на руках преспокойно добрались сюда. Роальду их приход казался вздорным и даже вызывал раздражение: с чего вдруг столько радости? Была же охота переться! Встреча и праздник стоптанной обувки не стоят...

– Инегельд, тебе не кажется, что мы год кочуем понапрасну? – Роальд уединился с горсткой готов и, лёжа с травиной в зубах, смотрел на облака. – Зачем Сарос сюда пришёл?

– Конунг здешний позвал, – ответил Инегельд.

– Для чего? Чтоб обмануть? Ха-ха!

Готы задумались. Инегельд тоже усмехнулся, встал в полный рост, потянулся, оглядывая воинство. Понаблюдав, поделился соображениями:

– Ежели убрать тех с веночками и веточками, то у Лехрафса никого и нет... Хилые да курносые – не его людишки. А и наших немало!

– Было бы больше, когда б шестьдесят молодцов в реку не загнал! – резко заметил Роальд.

У Инегельда на этот счёт имелось другое мнение, но он сказал про иное:

– Мы, выходит, здесь самая сила и есть! Чуть не половина – нас-то!

– Они войско в городе держат – это наверняка, – заметил молодой гот с длинной косицей за спиной.

– Да, да... – неуверенно соглашались все.

– А не уйти ли нам, братцы? Кто они нам? Погубят зазря с врагом тем неизвестным! – плёл свой заговор Роальд.

– Нет, с поля боя уходить нехорошо! – твёрдо заявил кто-то за спиной Роальда.

Последний обернулся к нему и пылко ответствовал:

– Вот сейчас пойду к нему – пусть объяснит мне и всем вам про этого неприятеля, о коем даже нам – не детям сопливым! – он сказать не желает! Не то сами всё прознаем, да и его поучим, пока он стада свои собирает!.. Что-то не очень тянется к нему народец, ха-ха-ха! Разбегаются – чуть он глазом моргнёт! И на море так было...

Роальд с раскрасневшимся, изрубленным за интенсивную ратную жизнь лицом пошёл к Лехрафсу.

– Ну, чего ты?

– И нас отпусти в город – к конунгу! Из дома мы давно!

– А тебе-то зачем к конунгу? – издевательски полюбопытствовал царь, рукой показывая всем отойти от них.

– Чего это мы в поле застряли?! Кого-то ждём, а кого – не ведаем!

– Битву я готовлю – наказать задумал предателей.

– A-а... Тех, кто с тобой у моря был?

Лехрафс изменился в лице. Роальд-таки задел в нём незаживающую рану.

– Они достойны кары! – серьёзно проговорил царь.

– А если нам для своей надобности что надумается – ты и нас покараешь?

– Говори, говори, что надумал!

– Чего же, – чуть умерил пыл Роальд, – там у нас флот, Кантель, Сарос... Нам этот праздник не по душе.

– Так и ваши гуляли – и гуляют по сию пору.

– Погуляли, и хватит. Женщин хочется мужикам ратным, а сие недозволено. А ведь то – награда бойцам. И совет нам нужен от своих – ан, опять нельзя! Жди, а кого?

– Вперёд себя, да с войском я тебя не пущу. Хоть там Сарос... хоть солнце упади! Поехали к твоим, поговорим напрямую да спросим, все ли думают так, как ты.

Роальд отвернулся, буркнул – де, иди... Сплюнув, пошёл обратно. Лехрафсу освободили его убранного дорогой сбруей коня. Он неспешно воссел на него, быстро нагнал Роальда, проехал, буквально чуть не задев того. Роальд вперил решительные глаза в царскую спину, всё для себя с этой минуты уяснив.

Он подоспел к начавшейся уже беседе, когда Лехрафс, сошед на землю, рек о задаче войска. Светло-русые, прямые волосы он всё время отбрасывал назад, чтобы готы видели его серьёзность – чёрными молниями брови, испещрённый мелкими морщинками лоб.

– ...Я не могу их терпеть при себе и при городе своём! Они уходили от меня уже дважды. К тому ж набегают на селения, не разбирая – мои или нет.

– А зачем они приходят к тебе? – спросил кто-то из готов.

– Не знаю доподлинно. Видимо, хотят со мной собирать хорошую добычу.

– Совсем как мы! Тоже ведь без добычи не можем! – ухмыльнулся Инегельд, за поддержкой оборачиваясь к своим. Готам слова друга показались резонными: чем северяне, в общем, отличаются от тех мятежников?

– Вы – послушны, вас будто не заметно было в войске моём, вас я должен поблагодарить за то и одарить наградой.

– Какой? Что за награда?

– Будете при мне. Всегда во всеоружии!

– Мы и так при оружии своём всегда, – недопонимали многие.

– Придя домой, так и ходите всей гурьбой с мечами наголо?

Некоторые готы поняли, что предлагает им Лехрафс. Лик Роальда передёрнула неприятная судорога. Тот северянин, что носил за спиной длинную косицу, ехидно заметил:

– Нам, братцы, обещают, я понял так, по приходу в стан Лехрафса не баранов пасти, не ниву тяпать, а находиться в боевом строю для всякого разного случая!

– Пахать и тяпать у меня есть кому. Идущие ко мне за тяпку не берутся... – уточнил царь. – Необходимо поставить надёжный заслон со стороны восхода. Как раз сейчас настало время, когда заслон тот особо надобен. И потому я спрашиваю вас: вы мне в том поможете?.. Думайте. Стоять тут будем до завтрашнего вечера...

Лехрафс посмотрел дружественно на всех, кроме Роальда.

Когда царь, озабоченный неувязкой с союзниками (это было заметно и по его осанке, и даже по неуверенной поступи его коня), отъехал, готы призадумались крепче прежнего. Вроде бы Лехрафс вполне откровенен, проявил должное уважение, объяснив им всё самолично, но готов не покидало чувство какой-то недосказанности. Они довольно-таки ясно видели, что их считают тут чужими, что главное решается в узком кругу возле халанского царя.

– Слова в сих краях стоят не слишком дорого... Посулы, может, и хороши, только с тоской по дому нам не справиться, – наконец тихо произнёс воин с косицею. – Оно и есть – чужая земля.

– От предков дошло, что три моря на юге были нашими, стало быть, и земля эта нам не чужая. Третьего моря мы ещё и не видели, – со знанием дела произнёс воин постарше.

– Если бы сия земля нам была не чужая, мы бы каждого человека понимали в воинстве этом, – подметил Инегельд. – А те, белобрысые, сидят – как немой туман, в лесу застрявший, – указал он на аорсов.

– Преданиям верить надобно, – упрекнул Инегельда за несогласие старый вояка.

– Ты к Лехрафсу пристал предания проверять? – рассмеялся Инегельд. Засмеялись и остальные.

– Может, мечтаю я сию землю возвратить! – был невозмутим поседевший в битвах ратник.

– А вернуть её нам не стоит ничего! – дождался момента и встрял в разговор Роальд.

Все тут же замолчали. Кто находился поодаль от старшого, поглядев на других, придвинулись ближе.

– Тут никого нет из ушастых халанских псов? – рявкнул погромче Роальд.

Готы переглянулись, после подсказывали командиру – мол, говори, да опасайся: уже многие сотоварищи с окраины бивака, узрев шевеление вокруг нескольких гвардейцев и старослужащих, стали поспешно стягиваться к центру.

– Лады... Мечи при себе держите: неровен час – налетят да покрошат степнячки шустрые, как белка шишку! – злобно оглядывал дружков Роальд.

– Выехать бы в поле... – неопределённо посоветовал Инегельд.

– Лучше уж здесь – накатались, седалище ноет, – безбоязненно пошутил воин с косицей.

– Те, кого Лехрафс страшится, могли бы нам помочь. У Лехрафса силы мало, а с теми вместе возьмём город и землю под себя. Там и Кантель нам поможет! – досказал свою мысль Роальд.

– И Сарос ведь там... – напоминал кто-то будто невзначай.

– Да-да, и Сарос... – согласился Роальд. – Корабли есть, город есть, здесь теплее, нежели дома. Чего нам? Гоняться, что ль, за пастухами будем – в хвосте у Лехрафса?

– С Лехрафсом не всё так просто: он – друг Сароса и союзник вроде бы нам, – подал кто-то голос.

– Степь большая – пусть идёт, куда восхочет. Нам его голова царская не нужна! – решительно молвил Роальд, на всякий случай оглянувшись.

– Надо бы узнать, сколько войск в городе... Мы здесь восстанем, а они там наших побьют.

– Нехорошо как-то... Мы с ними были. Кантелю они приют дали, Саросу подмогли... Нехорошо!

– Он нас по кучкам растащит и будет указывать, разлучённым! – резко оборвал Роальд. – Мы уж сколько кружим... Я в город просился – не разрешает царь-степняк... Лисий хвост!

Но бунтовать особого рвения у готов не было. Многим, правда, поднадоели безвестность и неведение, да и дрянное настроение от чужбины сей донимало...

Халаны выглядели поактивнее и посвежей, но вместе с тем и безразличнее ко всему. Во время переходов они, много шутя и веселясь, покрикивая и распевая, никогда принародно не обсуждали, куда идут и на кого. Полностью полагались на мудрость вожатого, не забывая осматривать суму соседа по маршу...

Готы всегда были угнетены невостребованным состоянием своим в передышках между бранями, посылали Роальда с расспросами к Лехрафсу. Гвардеец, признаться, терпел, бедняга, за всех, терпел больше всех, и по его твёрдому мнению – зазря. Непривычно всякому готу смотреть на царя таинственного и малодоступного. Поначалу занимательно, а после...

Роальд был человеком сложным, но и в веселье, и в бою, и во зле – настоящим, неподдельным. Он не рвался к первенству, со своего места всегда блюл за тем, чтоб никто не выпячивался в дружном и праведном братстве равных, неистовых и нельстивых.

– Я что, к добыче своей должен подходить, обнюхивая подхвостье? – не соглашался с нынешним положением Роальд. – Сейчас его войско – что лук без жилы. Пусть воздаст нам по заслугам! – горячился он.

– Заслуг не много, чего там!

– Всегда мы впереди были, коли войско против нас ставили! – рыкнул главарь.

– Да какое войско, Роальд? – встал в полный рост над компанией старый вояка и потянулся, распрямляя спину.

– Когда ночью напали да коней свели, кто впереди всех был?! И какова благодарность за то?.. При море тёплом хозяевами встанем! А нет – побьют нас мало-помалу всех!

– Чего ж, легче уйти – и всё тут!

– И уйти надо, чтоб силу запомнили! – заявил Роальд низким голосом.

Готы чувствовали, что Роальд где-то не совсем прав, но он почитался бесстрашным воином, коих поискать. Не просто было понять его убеждённость в том, что власть в чужой стране может принадлежать им. Но знали все до последнего: Роальд врубится в это дельце, не щадя живота своего!..

Нет Сароса, нет другой авторитетной братии, что могла бы изменить дальнейшее и повести за собой. Сериваны молчат, хотя, без спору, согласны будут и поддержат любые самые смелые шаги готов.

– Подожди, Роальд. Надо с Саросом свидеться – он подскажет, как быть.

– Лехрафс Саросу брат, а нам кто? – потребовал объяснения Роальд.