Текст книги "Берега светлых людей"

Автор книги: Александр Кутыков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

– Собирайте всех хозяев сюда! – Карл взмахнул над собой мечом и опять поворотился к лакею. – Ну же – скажи хоть что-то! Как зовут тебя, брат? Верней, отец... – Гот всмотрелся в лицо онемевшего.

– Я – Лициниан.

– Скажи, Лициниан, много ль здесь сейчас людей?

– Все, только хозяина нет – он ушёл к вам.

– Куда это – к нам? Ах, понятно! К Северу...

– Да... А у нас нет оружия... Мы по дому ходим без оружия.

– Мы – воины. Нам без оружия нельзя! – Его замечание Карл принял за упрёк и крикнул друзьям, поднимавшимся по лестнице: – Уберите клинки! Не ровен час – на скользких всходах себя проткнёте!

Бойцы повиновались. Начали знакомство, пригнувшись к дверям, открыли их. Поспешно затворили, раздумывая – входить иль нет?.. Но увиденное манило.

Согнувшись, готы, сверкая глазищами, едва ли не на цыпочках вошли.

Бореас и Лана ждали Карла внизу. Им страшно не терпелось подняться. Большое изваяние в виде голой холодной бабы с луком более не занимало их.

Карл сунул меч в ножны, подтолкнул перед собой слугу, приказав вести в самое главное место дома. Тот повёл в покои хозяйки. Пока шёл, всё поглядывал на главного варвара – пытался угадать, не злодея ли ведёт?.. Как отреагирует хозяйка? Не лучше ль было убежать да и спрятаться где-то?

Слуга приблизился к открытой двери, в которую уже вошли несколько готов. С порога принялся кланяться другому концу залы, прижимал руки к сердцу, старался рассмотреть выражение лица госпожи, но старые глаза вдали видели только белый блик.

Карл обошёл слугу и уверенным шагом направился к пожилой женщине. Бореас и Лана не отставали, осматривая всё и всех вокруг. Народец жался в сторонке, смотрел исподлобья.

Зала была едва ли меньше прихожих покоев. Лишь колонны отсутствовали, зато повсюду стояли статуи – большие и малые. Стены отливали новеньким атласом и бархатом. Посредине бил многоструйный фонтанчик. Вкусно пахло чем-то сладким. Ноги идущих спотыкались о ворсистый, неприятно шуршавший под потёртыми подошвами ковёр.

Маленькие светлые глазки женщины лет сорока зорко уставились на высокого северянина. Подведённые помадой губы сжались в пренебрежительный излом.

Карл заговаривать не спешил. Осмотрел хозяйку всю с ног до головы – та сморгнула и дёрнула губами. Из-за её трона с просторным сиденьем послышался говорок и тихий смешок – единственные звуки в полной тишине.

Карл глянул туда и увидел нечто похожее на разгоняемый ветром дым далёкого лесного пожарища. Видимо, то была спаленка, занавешенная прозрачными кружевными шторами. Двое готов вышли из неё и подошли с весёлыми лицами. Карл за занавесью разглядел четырёх молодых девиц, укрытых паутинками вуалей. Сидели они неподвижно, и через ниспадающие кисейные струи не понять было, что же за существа там укрылись – может весенние куколки бабочек?..

Карл повернулся к хозяйке, склонил перед ней голову – поприветствовал.

– Где ваша охрана, где мужчины? – спросил он.

Женщина, понимая риск высокомерного поведения, уже приготовилась к простому общению. Она смогла бы ответить, наверно, на любой вопрос, но этот застал её врасплох. Она аккуратно прокашлялась и, храня спокойствие, ответила:

– Охрана наша разошлась.

– А мужчины в доме есть? Сыновья, братья?

– Зачем они тебе? Здесь покойно.

– Мне интересно, отчего в доме нет ни одного мужчины, кроме старика Лициниана?

– Ах, вы уже познакомились?

– Скажите, в чьём доме мы находимся? – сурово вопросил статный великан, движением челюсти стягивая кожу на гладко выбритом подбородке.

– Вы находитесь в доме сенатора Петрония Лая.

Карл лишь приблизительно представлял себе, что такое сенатор. Не отделяя должность от имени, запомнил для верности все три слова.

– Вы можете нас накормить? Пусть нет в доме мужчин, но хотя бы что-то съестное отыщется?

Женщина встала, два раза хлопнула в ладоши. Из-за гардины выскочил мальчик и стал слушать тихое распоряжение госпожи.

– Нас много, – подсказал Карл.

– Мне это известно. Лициниан проводит вас в столовую...

Всё это время Бореас и Лана, слушая краем уха разговоры, беспрестанно поглядывали за занавесь, где, не подавая ни единого звука и не шевелясь, восседали четыре закутанных девы. Когда толпа соратников последовала за Карлом, а хозяйка, отойдя, принялась шептаться с нарядно обряженными женщинами своего возраста, амазонки, откинув затин, вошли к девушкам.

Те сверкали большущими очами, коих чернота просвечивала сквозь наброшенные вуали. Бореас со свистом вытянула меч и им сбросила кисею с головы первой девицы. Остальным жестом приказала сделать то же самое добровольно.

То были дочери хозяйки. С неудовольствием они подчинились, практически одновременно шмыгнув прямыми носиками и вытаращив обеспокоенные глазищи. Кожа их лиц приятно светилась нежно-персиковым цветом, алые губки были пухлы. Чистота, здоровье, затаённая страсть ощущались в них.

Чумазые светлоглазые амазонки были несколько смятены, но их смущение длилось недолго. Широкоплечая Бореас, подцепив остриём большого меча лёгкий наряд на плечике первой девицы – самой старшей из сестёр – потянула ткань вверх. Черноглазая прелестница приподнималась, повинуясь странной указке дикарки, выпрямлялась в полный рост. Молчаливая гостья и не подумала остановить движение меча. Белая кружевная туника затрещала и, прорезанная, распахнула смуглое плечико.

Откуда-то, раздвинув шторы, быстро вошли два римских воина – видимо, спеша на помощь своим благородным госпожам. Лана, не раздумывая, схватила одну из девиц за смоляные кудри, приставила к горлу отточенный меч и, сильно заломив голову заложницы, выкрикнула охране предупреждение. Девицы, всё для себя уяснив, попросили телохранителей немедленно уйти. Те, однако, никуда не спешили.

На крики прибежала мать с прислужницами, всплеснув руками, быстро приблизилась к Лане. Бореас с силой оттолкнула пылкую спасительницу и схватила для верности ещё и старшую дочь, на манер Ланы демонстрируя готовность пустить кровь несчастной. Две оставшиеся сидеть дочки в ужасе о чём-то говорили матери. Последняя тут же приказала охранникам убраться.

Амазонки оттолкнули от себя свои жертвы, мечами располосовали вокруг себя занавески, путаясь в их воздушных лоскутах, выбрались в залу.

– Быстрей бежим к Карлу – тут надо всё обыскать! Этих солдат может быть много! – на бегу призывала подругу Бореас.

Воительницы выскочили из помещения. Позабыв, что находятся на втором этаже, уткнулись животами в близкие перила и, оказавшись над головой статуи с луком, поспешно шарахнулись назад, в качающемся необъятном пространстве страстно отыскивая глазами Карла.

Далеко в углу несколько готов копошились у стены. Женщины прокричали им предупреждение. Голоса звучали – как вопль в пещере: невнятно и сдавленно... Держась подальше от перил, в прорехах которых виднелась пропасть, Бореас и Лана понеслись к соратникам.

Но куда же подевался Карл?!

Напрасно, не пропуская ни одной двери, открывали-заглядывали. Там – пусто, там – тихо, а здесь – сквозняк, шумок...

С мечами наготове выбежали из-за угла на свет. Сразу и не сообразили, куда впопыхах выскочили – неровное, в угловатых выступах раздолье, над коим висело непривычно низкое небо... Растерянно ахнув и глянув вниз на пустынные улочки, Бореас и Лана с недоумением уставились друг на друга. Собственные их голоса изменили тембр и силу. Скорее рванули назад. В женских телах трясся уже каждый нерв.

– Что вы бегаете? Где вы есть? – встревоженный Карл спохватился отсутствующих на начавшемся было пиршестве подруг.

– Там – вооружённые люди!.. Их раньше не было, а сейчас они вышли! – доложила запыхавшаяся Бореас. Лана, заметив непонимание на лице Карла, добавила:

– Вышли из угла, из стены.

Карл немедленно громогласно призвал друзей всё обыскать и всех вооружённых найти, а сам отправился к хозяйке, бессильно заломившей руки.

– Скажите же мне, коварнейшая из женщин, для какой цели вы сокрыли от нас присутствие вооружённых людей в своём доме?

– Там мой сын – они убьют его!.. О, боги!

– Ваш сын вооружён? Сколько с ним людей? Отчего не сказали сразу?

– С ним десять... может, уже меньше – человек. Все они – охранники семьи.

– Какие же они охранники, если спрятались?

– Да спасите же сына!!! – жарко воззвала многострадальная матрона, бросаясь Карлу на грудь.

– Каков он из себя? – Освободившись от перепуганной матушки, гот уже бежал вслед толпе.

– Золотой шлем... золотой нагрудник... красивый... – срывающимся голосом в неистовой надежде прокричала вслед женщина.

Карл ворвался в залу, где оставались дочери хозяйки и где Бореас и Лана видели неких бойцов. Он вопил изо всех сил:

– Нарядного воина не трогать!

Броккен подбежал к командиру, переспрашивая. Карл повторил:

– Беги дальше, говори, чтоб в золотых латах человек остался жив! Сын хозяйки – понимаешь?

На то ничего не ответил Броккен, умчался мимо срывавших со стен дорогие ткани воинов. На бегу предупреждал всех о сыне хозяйки и стремился далее, объявляя, чтобы и вовсе никого не убивали.

А готы кого-то уже секли в углу, лишь после обратив к глашатаю полные крови глаза...

Карл носился из комнаты в комнату, из покоя в покой, призывал обходиться без жертв, звал к себе ближнего, требовал донести приказ до остальных.

Готы, наконец, успокоились – добыча невелика, опасность, вдруг обнаружившаяся, ещё меньше... За руки, за ноги вытащили на беломраморную галерею трупы, привели пленённых и обезоруженных мужчин. Хозяйка сквозь трясущиеся пальцы увидела растрёпанного, на всех озирающегося сына и покачнулась, теряя сознание. Занемевшее тело рухнуло, голова сильно тюкнулась о каменный пол. Всё внимание теперь перенеслось на гостеприимную в общем-то даму. Карл подбежал первым, поднял голову несчастной на колени. Рядом очутился и сын – щупал лицо, трогал руки... Готы шептались – де, хозяйка в лисьем припадке... Амазонки, вспомнив о балконе, от греха до поры до срока притаились там.

* * *

Петроний Лай вместе с другими сенаторами стоял в ликующей римской толпе. Если бы не статные, крепкие слуги – доверенные лица его дражайшей персоны – его бы обязательно оттёрли от возвышения, где Север наслаждался своим звёздным часом. Ради этого мощного триумфа, коему так проникновенно подыгрывала публика, он не спешил укрыться в здании на Капитолийском холме. Истринский полководец решил сполна осыпать себя славой, разноголосой лестью, почитанием, признанием.

Лай, широко улыбаясь, вставал на носочки, помахивал новому императору пышной лавровой веточкой. Думал-размышлял: что сказать на форуме, чем отличиться, как выделиться?..

Эти его мысли – неопределённые и хлопотные – оборвал доклад гонца из дома. Запыхавшийся, со страшно выпученными глазами он проорал сквозь гром овации, что в родовом гнезде стряслось необычайное и ужасное. Лай притянул к себе худосочного слугу и потребовал повторить сказанное. Со страшным лицом, вырываясь из сутолоки, попросил уточнить. Через несколько шагов, устав бороться с неуступчивыми телами сограждан, остановился и воззвал к помощи отставших сопровождающих.

Уяснив для себя главное – жена и дети целы – вываливался из толпы. С остервенением доломал лавровый хлыст о какого-то плебея с потешным лицом – тот, бедняга, совсем недавно подошёл к знаменательному действу и только-только примкнул к последнему ряду большущего круга. Ни о каком паланкине в городе, принявшем новую власть, нечего было и думать. Лай понёсся, обгоняя всех, громко хлопая сандалиями, то доставая, то пряча кинжал.

– Сколько их во дворце? – спрашивал сенатор сдавленным голосом.

– Много, очень много! Все лепечут по-своему – будто чумные! – отталкивал слуга от хозяина телохранителей. – А один одет, как легионер – он главный у них...

«Надо похвалить сегодня вечером Севера за находчивость в деле приобщения варваров к своему походу, предложить, не жалея денег, расплатиться с ними и скорее, скорее выпроводить из города...» – всё для себя решил Петроний Лай.

Прямо на пороге люди с моложавыми, змеиными, очень бледными лицами разоружили всю прислугу Лая. У него тоже, не слушая возражений, отобрали кинжал.

По лестнице сенатор поднялся наверх, прижимаясь к шлифованным поручням ледяных сходней. Маленькие уши его внимали разудалому шуму в трапезнице. Большие, жгучие чёрные глаза косились на спину чужака, на полосы крови на ступенях...

Наверху сенатор силился поскорее обнаружить кого-то из своих. В открытую готом дверь столовой посмотрел украдкой – выискивал средь подушек, топчанов, лож, расхаживавших и распластавшихся дикарей родные лица. Лишь прислуга крутилась меж ними растерянно...

Быстро замеченный, он без фамильярностей, за рукав, был введён в общество чёрт знает откуда явившихся гостей, чувствовавших себя ныне здесь полными хозяевами. Жены и детей в этом бедламе нет – и то слава громовержцу!..

Карл лежал на боку на красном, атласном матрасе, теребил кисточки на нём и наслаждался сластями – засахаренными орешками, цукатами, пастилой. Увидев насупленного хозяина, сел, рукой предложил место рядом с собой, на языке города поздоровался. Но Лай, склонившись над варваром, попросил отвести его к семье. Карл, как никто из присутствующих прекрасно понимая чувства главы дома, быстро встал и самолично отправился провожать достопочтенного сенатора.

Выйдя из столовой. Лай спросил, надолго ли в гости, предложил очень хорошо заплатить за уход из его дворца, вызвался даже без промедления подыскать героям достойное прибежище с большими термами, с множеством обходительных чаровниц. Карл ничего не ответил, следом за сенатором входя в залу женской половины дома.

Петроний обнял жену, уселся рядом с ней на трон. Дочери подбежали к родителям и, пряча лица, облепили ноги ещё недавно всемогущих предков. Две младшие дочурки подросткового возраста, когда телеса только начинают обретать девические формы, через ладошки поглядывали на Карла. На других варваров, стоявших поодаль, внимания не обращали – при них-то можно было говорить о чём угодно, а этот – их командир и настоящий северный красавец – латынь понимал. Карл никуда уходить не собирался – будто чего-то ждал от каждого члена собравшейся вместе семейки.

Глава дома, скрывая истинные чувства и желания, стал расспрашивать домочадцев о простых вещах. У жены спросил, были ли каменщики, заменили ли блоки дворца со стороны сада. Жена с головой, перевязанной мокрым полотенцем, вздохнув, ответствовала, что нынче никто никаких работ не производит – все предпочитают оставаться дома. Посетовала, что городская жизнь теперь не скоро придёт в норму. Петроний не поддакивал, не отрицал. Без паузы поинтересовался, где лучше разместить гостей, выделив слово «временно». Жена всхлипнула и тихо пустила слезу.

Всё походило на обычную житейскую сценку чем-то озабоченной семьи. Напряжённые недомолвки, расспросы о пустяках, писклявые вопросы девиц и паузы, верно, подразумевали, что посторонние в семейной беседе не нужны. Карл о том, конечно же, догадался, но не уходил – стоял и смотрел на них.

– Чем занимается ваш сын? – наконец спросил главный варвар.

Мать, безошибочно определив в Карле хорошего человека, всё же отметила в вопросе неприятное ей пристрастие. Сын, понуро замерший за троном, бросил на Карла недоверчивый, растерянный взор.

– Он служит мне, капитан, – ласково отстраняя супругу, с достоинством произнёс Петроний. Он назвал командира пришельцев «капитаном» – от древнелатинского «капут», означавшего «голова»; отсюда и главный холм Рима величали Капитолийским. – Он пишет стихи, был на войне в Британии, – чуть задирая нос, доносил гордый римлянин, впрочем, судя по использованному словцу, не чуждый заискивания.

Гот из его объяснений понял лишь то, что симпатичный, женственный юноша где-то воевал. Разумеется, о стихах Карл совершенно не имел представления.

– С кем же ты воевал?

– С дикарями, – быстро доложил сынок и... осёкся.

– И как – успешно?

– Мы отрезали им всем носы и привязали к колам вдоль дороги! – стараясь показаться истинным воином, произнёс юнец, не заметивший в интонации Карла раздражения. Родителям хотелось подать наивному сыну знак...

Карл, вникая в смысл фразы, без паузы обойтись уже не смог. Представив мысленно нарисованную молодым Лаем картину, поморщился, хмыкнул, взглянул на дам и на мужчин. А отец и сын, углядев замешательство варвара, откровенно стали пялиться на него. Их чёрные глаза были наглы, внимательны; победный блеск озарил лица. Матушка с дочерьми тоже с неподдельным интересом наблюдали мгновение чистосердечного смущения Карла.

«Отрезали носы и всех привязали к кольям...» – вот что покоробило дикаря.

«Ай да Сциан! Молодец!..» – Вся семейка чуть развернулась и наслаждалась человеческой слабиной гостя, который только что вёл себя так уверенно...

Тишину оборвала матушка.

– Этот солдат очень мил! Его все слушаются... Имя ваше, кажется, Карл?

– Я с детства в разведке и на войне, но за всю свою жизнь не отрезал ни одного носа!

Слишком быстро оправился варвар и некстати – неприятное положение семьи возобновилось... Как омерзительны эти лесные дикари – с их твёрдыми лбами, упрямством, змеиными и лисьими лицами!..

– Рим должны уважать все! – вновь попытался покрасоваться в глазах отца и матери Сциан. Но Карл оттого и наблюдал так пристально, чтобы выяснить для себя, как говорить с этим миром.

– Я всегда Рим уважал – за эти дома, о коих слышал не единожды, за ум, за оружие... Но я никого не уважаю за жестокость! – проговорил медленно гот.

Матушка с удовлетворением и немалой симпатией к непосредственному человеку отметила, что у гостей расправы не в чести. Она поторопилась успокоиться: Карл уродился таковым, что проигравшим не собирался быть и после смерти... Обнажив меч размером от груди до пола, он предложил:

– Давай с тобой, храбрый воитель, устроим поединок! Проигравший – будь он мёртвый или живой – лишится носа.

Отец, за эти полдня ещё не привыкший к столь дерзким выходкам, воспылал очами, приподнял плечи и перестал дышать. Матушка заморгала светлыми глазками, усиленно соображая, как бы всё исправить, вернуть, переговорить, заставить не горячиться. Девицы, повидавшие многих воинов, в какой-то миг узрев в северянине милого, смущающегося человека, теперь вновь почувствовали неприязнь к нему – красивому злодею. Сын – когда-то нечаянный воин Рима, чуть качаясь, с нетерпением ждал слова от матери или отца. Сенатор начал было что-то предлагать, но Карл выжидал именно этого момента и осёк его:

– Если я велик для тебя, славный римский победитель, то выбери сам из всех моих людей, с кем ты будешь биться. Но на кону всё так же будет нос... У меня в отряде есть две женщины... – Карл сделал шаг к хозяйке и, не сводя с неё глаз, досказал сынку: – Не желаешь ли отрезать женский носик?

Сциан волком смотрел на щёку и уста Карла.

Гот был доволен. Не сиюминутным триумфом своим – просто он понял то, что ему надлежало знать о Риме и людях его. В отличие от кадровых воинов Севера – о большеглазых, суетных и внимательных к слабостям других людях, ступающих какими-то странными, убористыми шажками. Это другой, совершенно другой народ! «Как можно кушать, когда вокруг одни тюфяки и ложи? А на подставках, какие зачем-то всучили нам, всё ездит, ползёт, плескается?..»

– Зачем вам мой сын? Он не способен к войне. Его оттуда вернули благодаря связям Петрония... Над нами бы посмеялись, не будь мой муж сенатором. Он готовит ему другую карьеру – тихую, – подойдя вплотную к Карлу, призналась хозяйка.

– Мы остаёмся у вас...

– Конечно, конечно – милости просим. Вы нам очень понравились... – Женщина была немного успокоена потеплевшим лицом сурового дикаря. – У нас дочери воспитаны строго – понимаете, Карл? Двух из них, кои будут более достойны, мы намерены отдать в храм Весты...

– Уведите или увезите их – я не собираюсь никого сторожить... Сколько Север скажет, столько мы и будем отдыхать. В вашем доме... И вот ещё что. Если хоть капля вина будет поднесена моим солдатам, то забудьте обо всех своих носах! – распорядился Карл, нисколько не боясь показаться чересчур жёстким.

Рим достигнут, стремиться больше не к чему... Карл знал, что если Север и отыщет какое-то занятие своим союзникам, то это непременно будет какой-нибудь поход в земли неблизкие – то есть расставание с городом неминуемо. А ведь Рим пока остаётся незнакомым и неосмотренным...

Гот прошёлся по периметру внутренних балконов, разглядывая дородную, обездвиженную искусством какого-то умельца, деву, толкнул мраморный поручень на изящных, к низу утолщённых, столбцах – проверял крепость. То и дело ему приходилось поспешно уворачиваться от носившихся по проходу собратьев, разыгравшихся двумя командами в прятки. Варвары, словно детвора в Двинском или Неманском лесу, кричали, толкались, вылетали из комнат, сигали со второго яруса на лестничный пролёт, ловко на задницах скользили по перилам.

– Броккен, – прокричал, смеясь, Карл, – где остальные?

– Спят, – послышался ответ.

– Двери заперли?

– Все заперли и сторожей поставили, – отвлёкся от игры Броккен, проиграв забег к кону... Борясь с желанием присоединиться к захватывающей забаве, командир отправился осмотреть подчинённых лично.

В столовой вповалку на мягких подушках мертвецким сном почивали довольные бойцы. Сап и храп колыбельно аккомпанировали доблестному братству...

Выходя из столовой, Карл встретил двух слуг – мужчину и женщину. Никто из вояк не обращал на них ровно никакого внимания, но искушённый разведчик, зная, как опасны бездействие и праздность, более для порядка остановил их.

– В столовой оставалось много еды – кто всё унёс, кто убирался? – начал он с необязательного вопроса.

– Мы и другие, – ответил немолодой мужчина.

– Какие другие? Ведь людей у вас немного?

– Управляемся... – ответили оба в один голос.

– Ну-ка покажите мне всех! А наперво – где тут отведён покой для сна?

– У каждого – своя комната. У прислуги и сторожей приют внизу – вон там, где ваши солдаты бегают. Кто-то остался дома – не пришёл сегодня... – не без охоты объяснил мужчина.

– Покажи, куда снесли посуду, – сказал ему Карл. – А ты иди в залу к госпоже и не шатайся тут без моего ведома! – строго внушил он женщине.

Мужчина привёл гота в трапезницу, показал маленький выход, занавешенный бордовыми шторами. По лестнице спустились вниз – оттуда слышались отголоски какой-то деятельности. По шуму можно было определить: там не менее десяти человек. Карл взялся за меч, вспомнив сразу о Бореас и Лане, чуть отстал от провожатого.

Запахло вкусным, мясной дух перебивали ароматы каких-то диковинных специй. От паров сделалось душно...

Вокруг двух шаровидных печей крутились с полдюжины людей, кои разом повернулись к вошедшим. Карл, не желая привлекать к своей особе ненужного внимания, прошёлся вдоль длинного стола, на котором пестрела нашинкованная заправка к каше и мясу.

На конце тёмного мрамора столешницы застыли две девки. По мере приближения к ним варвара они ниже утыкались носами в горку крупы и резвее нервными, пухлыми ручонками перебирали розовые и жёлтые бусины сорго. Деревянными планочками девчата понемногу ссыпали сухую, звучную ядрицу, одной рукой светлые, цельные зёрнышки сгребали в плошки, что были у них на коленях, другой – потемневшие и дроблёные бисерины отодвигали в копившиеся кучки.

Карл остановился и за всем этим стал наблюдать. Было очевидно что обильная еда готовится для гостей. Отрадно, что обе ловкие девицы так тщательно всё сортируют...

Не понимая, что именно привлекло внимание солдата, слуга прошмыгнул за спины упитанных девиц, лукаво стрельнул глазёнками на Карла, свесил свои корявые ручищи через втянувшиеся плечи старательниц, вцепился им в мягкие грудки и соблазнительно потряс ими. То есть Карлу предлагалась услуга, от которой отказывается редкий мужчина...

Девицы, продолжая работу, раскрасневшись, одарили прекрасного незнакомца взорами, полными вожделения и смуты. Карл, всегда находившийся с Бореас и Ланой, равнодушно отвернулся. Слуга, чего-то вдруг испугавшись, покорнейше обратился к необычному гостю:

– Не говорите об этом моим господам – хозяйка не любит таких дел...

Карл строго на него взглянул. Не говоря ни да, ни нет, направился к печам, за коими зиял просвет на улицу, где призывно зеленели деревца и откуда веяло свежестью.

Перевалившись через парапет, Карл очутился в сказочном саду. Оглянулся на дворец. Кухня была пристройкой к основному зданию, которое одновременно и возвышалось здесь над всем, и исчезало, укрывая свои снежно-белые и серо-голубые стены в густой поросли виноградника и воскового плюща.

За лианами раздались счастливые голоса товарищей Карла. Не размахивай они руками, сложно было бы их обнаружить в окнах средь густых зеленей!

Карл спросил у них о Бореас и Лане. Никто их не видел. Вместе с тем друзья намекнули, что можно здесь отыскать кое-кого и посговорчивей.

Командир миг подумал, затем улыбнулся и нырнул в аллеи сада. Кому бывает плохо от плотского удовлетворения?! И букашка, и птаха, и девица ищут любви и большого смысла в ней...

С такими вот примерно мыслями северный человек из мест, какие взглядом отсюда и не постигнуть, двигался по прямым дорожкам. Низко склонясь к тёмно-вишнёвым стволам, погладил пальцами их кору. И разумом своим никак не мог разобрать – какое же ныне на дворе время года?..

На ветках гот нашёл множество ягод и фруктов – значит, пышное и красивое цветение уже в прошлом. Красные, бледно-розовые, зелёные, фиолетовые, жёлтые плоды – последние проявления растительной жизни, ради которых она и существует, – нависали, сияли, усыпали, отягощали аккуратно ухоженные ветви...

Покинув серебристо-серую сень высоченных маслин, раздвинув обеими руками зелено-коричневые стрелы миртового кустарника, Карл выбрался на яркий свет. Солнце не грело – жгло. По дорожке из разноцветных морских каменьев мимо Караганов и глогов пошёл он к сливам. Пальцами сдавливал уже мягковатые ягоды.

Побелённые стволы с чудесными куполовидными околами маленьких крон звали дальше. Каждое деревце было просмотрено, поглажено, каждая вернь, до коей гот смог дотянуться, проверена на упругость, каждую найденную цвиль ошелушили крепкие мужские ногти... Маленькие невзрачные птички и парадизки, на славу разукрашенные природой, таились в зарослях. На время они прекращали беспутные песни, но, никем никогда не пуганые, из сих райских мест не улетали.

Миновав алар, так уютно окаймивший дворец с этой стороны, северянин с зашедшимся от красы и покоя сердцем выступил на открытое место. Дорожки, посыпанные белыми мелкими камешками, расходились лучами. На каждом луче – скамья со спинкой; поодаль – две беседки. Остальное пространство тут поросло амарантом... Карлу захотелось срубить куст-другой. Рядом никого не было, и он, выбрав цель, сделал это.

За беседками, увитыми виноградом, кончалась земля сенатора – белел забор, виднелись крыши других домов и дворцов. Карл услышал нежные всхлипы. Об их происхождении он догадался сразу, тихо приближаясь к ближней беседке. Красное закатное солнце сквозь кудрявую лозу освещало страстные амуры двух парочек. Устроившись на лавках, цепко вцепившись друг в друга, пьяные любовники, не замечая ничего вокруг, в умопомрачительных позах предавались любовной игре.

Гот поспешно возвратился, ориентируясь по маячившему над зарослями бельведеру и унося в памяти счастливые оскалы немолодых матрон. Он уже не замечал ни красот, ни разнообразия сада, ни удобства правильно начертанных дорожек. «Это горожанки... Занятно, кто они такие? Знают ли во дворце о них?»

А Бореас и Лана куда-то запропастились – нет их уже полдня...

Карл вернулся к друзьям и, не дав им ни минуты на промедление, послал за теми дамами в беседке. Желая увидеть ту же страсть и упоение, велел доставить в одну из комнат сладострастных мастериц, не омрачая ничьих настроений и ни в коем случае не трогая энергичных кавалеров.

Несколько на всё готовых собратьев умчались в указанном направлении. А Карл, боясь некстати повстречать Лану и Бореас, вошёл в предназначенную для свидания комнату и, прильнув плечом к оконной раме, стал в ожидании рассматривать верхушки исчезавших в сумраке фруктовых, благовонных и декоративных дерев.

В дверь без стука, не чая никого тут обнаружить, вошёл знакомый Карлу слуга с факелом и принялся зажигать огни на большой люстре и в шандалах всех углов. Он и не подозревал о чьём-то присутствии. Гот стоял тихо, будто охотник, ждущий желаемую добычу. Слугу, сделавшего дело, на пороге чуть не свалили разудалые гости. Смирившиеся дамы, от страха слегка подурнев, молча, без намёка на сопротивление покоились на руках взлохмаченных варваров. Карл, выйдя из-за шторы, в напряжении ещё раз осмотрел комнату, обойдя вниманием принесённых дам, выглянул за дверь. Только после этого обратился к римским гулёнам. После беглого осмотра лиц, туалета и тел их, немо задал себе вопрос: а не погорячился ли он?

Римлянки, будучи женщинами опытными, быстро определили, кому они предназначены подарками, поправили чёлки и плоёные накидки на загорелых плечиках и вскинули, повышая себе цену, красивые свои головки. Одна из них вальяжно заявила:

– Твои люди, легат, дурно пахнут. Отправь их в термы.

– Ха, но ведь я пахну не лучше! Мы после похода, а этот дом не очень нам рад.

Разобрав полупьяным пониманием смысл, сморщив носик, вторая – довольно-таки приятная образом, шлёпая слипшимися ресницами, проговорила:

– Петроний Лай – самый неприятный сенатор... И нелюдим, однако, всегда. Я специально иной раз наведываюсь в его сад... со своими шалостями, – оценивая нового знакомого, без ненужных интервалов лукаво предложила свободное общение она. – А что касается чистоты твоей, то мы с Песценией тебя оближем, облагородим.

– Ты будешь один или с друзьями? Больше четырёх нам не нужно – мы не проститутки, если ты заметил, – уточнила ситуацию Песцения.

– Я буду один – друзья меня поймут. Поймите и вы, чего я хочу, – мило улыбнулся гот.

– Пусть принесут вина, и мы превратимся в львиц, – заявила вторая.

Карл попросил товарищей, не понявших ни слова, удалиться и спросить у прислуги место для помывки. Закрыв за ними дверь, предложил женщинам располагаться и немного подождать. Сам смекал, как незаметно для возможно уже пришедших боевых подруг принести яства, а главное – неприметно для друзей – вино. Препон вроде бы плёвому предприятию хватало.

В яствах, конечно, ничего предосудительного не было, но Карла не покидало странное предчувствие, что в коридоре он обязательно встретит своих верных амазонок. Ещё хуже – если по его просьбе понесут сюда заказанные кушанья, а Бореас и Лана увидят, захотят выяснить, для кого это, войдут и узнают про всё... А вино? Если начнётся дрянная попойка, то худо станется не только здешним домочадцам... Стыдно будет перед Римом...