Текст книги "Берега светлых людей"

Автор книги: Александр Кутыков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 29 страниц)

– Заявился к Орвикс мужлан халанский... Мы-то подумали сначала, что знакомец какой от мужа её, но нет: она его не знает, а он её. Ни одного слова не говорит по-нашему.

Своё что-то бурчит – смешно! А смотрит волком. Вот так... – Ргее был продемонстрирован взгляд объявившегося варвара.

На уточняющий вопрос, каков он, торговка опять применила недюжинное актёрское мастерство и показала:

– Вот каков! – Она развела руки намного шире своих плеч, дёрнула себя за нос и отвесила нижнюю челюсть. – А глаза – как светящиеся щёлки в тёмном сарае!

Ргее никаких дополнений больше не требовалось, она перестала слушать и смотреть – узнала его. Погладила руками под грудью и вздохнула легко: «Он здесь – из-за меня...»

* * *

Бореас шёпотом разбудила Карла. Вскочивший на ноги командир тотчас поспешил к выходу. Старуху и мальчика отволокли в самый дальний угол пещеры, откуда они не могли подать какой-нибудь условный сигнал.

На болото привели жертв. Лесные варвары пели. Их голоса взлетали ввысь.

Подношения чёрному божеству – плакавшие юноша и две девицы – слушали глумливые завывания и мысленно прощались с жизнью. Жертвенные тела выбирали с толком: все трое – молоды, прекрасны статями, чисты лицами...

Для них облюбовали толстую сосну, до комля погрязшую в беспросветной жиже с багряными пузырями. К той сосне несчастных привязали, демонстрируя им для такого ответственного дела начищенные до блеска мечи и бердыши.

Грязная, крючконосая, вовсе не старая ещё женщина ощипывала на сухой удобной полянке убитую ворону. Перо с неё бросала в воду, пух складывала себе в фартук. Не участвуя в хоровом завывании палачей, колдовка мурлыкала что-то своё, в трансе поднимала к небу ошалелые глаза, зыбала головой, вытягивала-растягивала губы, прядала немытыми ушами.

Песнь стихла. Колдовка, нащипав пуха, взяла бубен и остервенело застучала по нему. Поникшие жертвы палачи пощёчинами и тычками заставили низко опустить головы.

После и сами склонили сальные бороды до нательных железных гайтанов, закрыв глаза, покорно ссутулились под всевластным небом.

До казни – всё говорило об этом – оставались считанные мгновения...

Вдруг из лаза священной подвыси вылетела лихая ватага светловолосых воинов и бросилась к замершим перед завершающим обряд действом идольщикам. Палачи как-то нехотя и недовольно расщуривали бельмы, бестолково косились на бежавших к ним призраков – именно так восприняли они готов. Узрев белокурых бестий, извергнутых заветным дуплом, почитавшимся неприступным для любого из смертных, дикари обомлели. Грозные, невероятно бледные жрецы рассыпались между ними, отняли у колдовки бубен и, прямо ей в лицо бросая заклинания, отвязали трёх жертв. Палачи сопротивления, конечно, не оказали – потому и остались в живых.

Карл жестами приказал никого не трогать, бабу отпустить, бубен вернуть, приговорённую троицу забрать с собой. Готы, смекнув, что реакция пришельцев какая-то странная, так же молча, как и окружали лешаков, стали отходить к жреческой лествице. Поняв свою роль в этой игре, все до единого человека исчезли в чёрной дыре, прихватив с собой отобранные дары. На месте сорвавшегося истязания оставили в жёлтых серёжках кудрявую ветвь осокори.

Озадаченные дикари, отойдя подальше, сбились в кучу вокруг колдовки и принялись спорить. Одни говорили, что силы небесные не приняли жертву – беда, дескать, и позор... Другие, не соглашаясь, изрекали: силы были задействованы не небесные, а подземные – иначе всё то невозможно никак объяснить...

Торжественно стукнув три раза в возвращённый бубен, колдовка возвышенно заявила, что дары были слишком хороши, непорочны и целомудренны, и потому, мол, неживые слуги Аида явились из недр оборотного бытия, дабы самим доставить подношение к куда более могущественному алтарю. Никто из них ещё вчера не мог себе и представить – даже в мыслях – что сегодняшний день принесёт им такое удовлетворение!..

А в пещере вовсю хозяйничали готы. Подавленная произволом и святотатством гостей старуха сидела в углу и нервно поглаживала головёнку едва сдерживавшего слёзы мальчика. Вырванная из лап палачей троица привыкала к мысли, что спасена, и благодарность за избавление хорошо проступала на их порозовевших лицах.

К большой удаче «призраков» юноша и девушки изъяснялись на языке, чрезвычайно похожем на готский. Свободные теперь молодые люди охотно рассказали, где проживает их племя, где стойбище палачей, куда надо следовать, чтобы отыскать царя язигов Густава, кой и требовался Роскилду.

Теперь у отряда, кроме утомительного подкарауливания язигов на требище, появился другой вариант. Благодарные спасённые с непритворным рвением согласились провести готов к истоку реки Марош, держась берегов которой искатели прямо попадали во владения народа, некогда обитавшего в Причерноморье.

Не простившись с хранителями заповедного местечка, увеличившийся отряд двинулся в дорогу немедленно. Старуха желчно шепнула парнишке: «Эти демоны перевернут мир вверх дном...»

Тропинки и дорожки пронизывали лесистую, овражистую местность. Вскоре теснины стали мешаться с настоящими горами. Через день-полтора пути готы уже кружили по замысловатому серпантину горных троп. Всюду была слышна деятельность людей, но встреч с ними, к счастью, не случилось. Наверное, благодаря немалой численности вооружённого отряда.

Ещё через день, советуясь меж собой, определяли, по какому из множества горных ручейков надо идти, чтобы выйти к цели. Множество источников поглощались песчаником ли, расселинами ли, куда стекал поток, пропадая. Прыгая по каменистым склонам, старались влечься к западу. И не просчитались.

На Мароше, кой в верховьях был узенькой водной стрелкой, сразу натолкнулись на селение. Горцы встретили пришельцев недружелюбно – аборигены могли себе это позволить, поскольку селение простиралось далеко вниз по расширявшейся реке... Отряду пришлось ретироваться и сделать долгий обход: береглись сами и вреда от себя никому не желали.

Пришла пора расстаться с проводниками. Бореас и Лана очень сожалели о разлуке. За недолгое время совместного похода они, страдавшие по многим причинам от вынужденного одиночества, успели привыкнуть, прикипеть нежными сердцами к милым, беззащитным девушкам. С ними они шли, с ними коротали часы привалов, болтали, старательно разбирали непонятные друг другу фразы. Юношу готы звали в отряд, сулили счастье побед и долгих путешествий, но он, как и его соплеменницы, попросил отпустить их всех домой. Препятствий тому никто не чинил.

С думами об удивительной разнице меж людьми этой лесисто-горной страны, где почти нет ветров, а ночи не холодны даже в столь ранее время года, готы, окрылённые надеждой на где-то ожидающий их лучший мир, ушли вдоль реки. Понимая, что теряют время и опасаясь местных племён, они начали мастерить снасти к сплаву. Затупили не один десяток мечей, лишились поясов и ремней, исполосовали кожухи на вязки, зато вскоре плоты были спущены на воду.

Ночь услышала всплеск жердяных и бревенчатых щитов, требовательные воззвания к богам, увидела быстро вращавшиеся пятна, утекавшие в сторону могучих рек. Плохо управляемые приспособления часто стукались об извилистые берега, люди падали в воду, а потом по-волчьи скулили от холода. И всё равно, забыв о сне и отдыхе, целеустремлённо неслись стремительным ледяным потоком всё дальше и дальше.

Много дней и ночей храбрецы держались стремнин, боролись с голодом и холодом. Земли великолепного Рима ждали их. Пока самый терпеливый воин не поддержал давно уже поданную идею причалить, обогреться и наесться, речной кортеж продолжал безостановочное движение.

Недолгий привал на берегу было чем заполнить: одни блуждали вокруг бивака и били дичь; вторые валились озябшими телами вокруг кострища и мертвецки засыпали. Через время менялись.

Эти леса, эта река – не тот мир, куда стремились искушённые поиском сердца. Цель – впереди. До неё – льющаяся с гор, испытывающая всех и вся колея... Никто и лишнего мгновения не потратил на отдых. Будто одним днём исчерпывался путь уверовавших в будущий успех, метка коего сокрыта от человечьего разумения. Но вот уж и бурые воды долгожданной Тисы...

Роскилда вновь признали проводником. К нему привыкли, его и не замечали даже в тяжёлом переходе. Немногословную указку его плыть по Тисе вниз приняли, как должное.

– А имя своё ты из Лаэрта привёз? – спросили его.

Роскилд почувствовал, что спутники вновь желают вернуть те отношения, что были между ним и ими вплоть до заповедного болотца. Промолчал.

– Оставьте его, – вмешался Карл и, как бы советуясь, предложил: – А не сойти ли нам на берег?

Глаза спутниц, находившихся рядом с ним, говорили, что сил у них боле нет, что степнячкам тягостны неизвестность и преграды, водружаемые водной стихией. Карл принял решение о высадке.

Роскилд теперь уже определённо знал, где стоянка Густава. Дабы не рисковать всей группой, Карл забрал часть людей и пошёл за Роскилдом, положившись на его волю и на случай.

Долго искать предводителя язигов не пришлось. Довольно быстро разведчики попали в окружение воинов одного из кланов этого народа. Роскилда те не знали, но его слова о Густаве прозвучали убедительно, что заставило язигов обходиться со своими пленниками с должным почтением. Сразу были выделены сопровождающие, и к вечеру пошатывавшиеся готы предстали пред очи того, кого столь упорно искали.

Ещё по дороге в главную ставку иранского некогда племени Карл по отрывистым репликам провожатых заключил для себя, что речь язигов трудна для восприятия. Роскилд – и тот переговаривался с ними с трудом. Но суть разведчик всё же улавливал. «Что же задумал пройдоха Роскилд? До чего же он вездесущ!» – мыслил в себе Карл.

Но его опасения, по счастью, не подтвердились. Роскилд сообщил Густаву, что северяне спасли его в Крыму и лишь под их защитой он смог добраться сюда. Как бы там ни было, что бы ни связывало между собой лаэртского дельца и вожака язигов, главное – Густав распорядился доставить готов до Норика.

Карл вернулся к кострам ожидавших его соратников в сопровождении толковых людей, отряжённых в эскорт вождём сих вотчин.

Бореас и Лана опасливо спрашивали, кто это такие и где Роскилд. Карл ничего наверняка не знал, поэтому просто успокоил женщин, как смог, да посоветовал помолиться на удачу.

Общей толпой по берегу Тисы дошли до посёлка настоящих корабелов. Всюду кипела дружная работа. На стапелях гремели костями остовы будущих судов. В бухте возле берега орава крикливых белобрысых морячков раскачивала-проверяла готовый уже кораблик.

Переговоры провожатых с корабелами были на удивление коротки. Скоро готы уже грузились на два складных парусно-весельных судёнышка. Будто в сказке скальда – всё гладко, без сучка без, задоринки... Хорошо бы ещё как-то суметь объясниться да спросить, куда привезут их те люди добрые.

Точка слияния Тисы и Истра – место красивейшее, торжественное. Соединение токов двух величайших рек, водная гладь и высокое небо – завораживали. Но готы следили, куда проворные речники наворачивают руль и паруса: всё ладно... Лбища корабельных кичек вздымали лоснящиеся дуги истринской водицы. Кораблики приблизились к стремнине и начали подъём...

Спасибо тебе, оставшийся в чащобе Роскилд...

* * *

Вот тебе и сирота неугомонный! Никто и подумать не мог, что тоже – разведчик...

Рим уже много веков вёл военные действия с севером, что начинался прямо за Дунаем – в древности Истром. Золотые копи Дакии в непокорном море варваров выглядели островками, населёнными непредсказуемым в своих упованиях народом. Сиверко – ветер из-за Борея – нёс в себе южному миру ужас и стужу ненависти. Вывозить золото из тамошних рудников было делом чрезвычайно опасным. Народы Северных Балкан, Центральной Европы никак не желали принимать прозелитов, исповедующих гражданскую покорность. И как бы долго продолжалось то противостояние на водоразделе Дуная – одному Господу известно...

Затираемые лихими восточными и торговыми южными женоненавистническими ордами островки северо-причерноморской цивилизации ещё помнили устои своей прежней жизни. Норик и Адриатический Иллирик уже с полным правом могли считаться частичками великой Западной империи: римские легионы с коммивояжёрами во главе стояли на Эвксинском Понте при неоглядных невольничьих рынках.

Между поставщиками и требующими увеличения потока рабов провинциями пролегла неподвластная никому и труднопроходимая область, населённая древним народом. Ни посулы сказочных богатств, ни угрозы, ни кровавые зачистки, ни подкуп не имели действенных результатов. Население центральноевропейской гидрономии и его знать, сжившаяся плотью с народной традицией, не шли на сближение и уступки. Живой товар приходилось возить через семь южных морей – долго и велики дорожные потери...

Молодая, недавно образовавшаяся купеческая гильдия, защищавшая теперь и римский интерес, увидела-нашла восхитительное по задумке разрешение этой задачи, кое и возможно было отыскать лишь взглядом с востока. Люди, понимавшие и Север, и Юг, уже обжились в заповедных кущах первозданного рая...

Иранские племена, без всякой указки извне по законам человеческой природы продолжавшие закачивать в «дикоживущие» земли индоевропейскую сущность, решено было использовать для блага имперской экспансии. Ищущим себе лучшей доли в чужих краях надлежало теперь всячески способствовать, а за это новоиспечённые жандармы обязывались блюсти определённые интересы...

Роскилд – лучший, наверно, разведчик купцов – прошёл от Карпат, лимана Борисфена, через Ас-град и Пантикап, по золотому юго-востоку Тавра. По пути из Херсонеса неутомимый ходок не преминул проведать никем здесь не учтённых варваров, а потом с попутчиками заявился к Густаву. Имея ценные сведения, Роскилд устремился дальше – к Альбину – потому как мечтал соблюсти и свою корысть. В утверждавшемся для далеко идущих целей субъекте империи – диоцезе – он намеревался играть отнюдь не последнюю роль...

* * *

– А плавать мне ещё хуже, – Север быстро-быстро растирал лицо, нервно брался за край борта.

– Отошёл бы ты от края, командор, эти кусты, неровен час, ужалят юркой стрелкой,– предостерёг Стафений, сам сидевший низко и пытавшийся бритвой голить густо намыленный подбородок.

Север повернулся к реке спиной и сполз по борту, притулившись к нему толстостенному.

– Не мучь себя и нас всех, – просил Стафений и, невольно обнажив ряд жёлтых зубов, пытался провести лезвием под выдающейся скулой. – Варвары живут проще, я бы сказал, лучше, – намекал он на трудности привычного бритья при шатавшейся палубе и оглаживал пальцами докрасна натёртую шею. Север исподлобья смотрел на него пристально.

– Как бы не тюкнуть вот этим бортом по лохматой голове Корнелия – снимут со всеми волосами разом, – беспокоился за посланников в заистринские леса Север и кулаком стучал по гулкой деревяшке.

– Герулы не так глупы, чтоб им не нравилось теперешнее перемирие, а также послы от миротворца, – Стафений хотел показать пустячность опасений легата. И это отчасти удалось...

– Дай мне, признаться, здешний народец больше по душе, нежели многоликие германцы моего мерзавца. Антипатр там, верно, весь в слезах...

– Верно, что мокр не от слёз, а застольных подношений Каракаллы...

– Я, мой друг, отдыхаю без него, – признавался измождённый бесчисленным множеством проблем отец. Набравшись сил, он продолжил о делах Истра. – Но всё же того немногого, что, казалось бы, удовлетворило нас всех, у них мы отыскать не можем, – сознавался в сомнениях Север и снова растирал лицо ладонями. Его немолодое нутро мутило, кружилась из-за не такой уж сильной, но бесконечной качки голова.

– Что же им сказать такого, что предположить, чтобы прекратили они своё никчёмное занятие? Война, слежка, атака – что же за напасть!

– А быть может, убраться отсюда? – потянулся Север и тренькнул частыми пластинками лат на груди.

– Не трать силы армии – пойдём к Риму, – улучил момент Стафений.

– Это Цессий Лонг тебя на вечерних сборах научает? – улыбнулся через силу измученный легат. Голос его прозвучал басовито – по-отечески вкрадчиво, что ли?

– Ты же сам с ним всё время проводишь! – парировал улику Стафений. – Меня и близко с вами не бывает.

– А говорите вы одно и то же!.. Скрибы лжецы вас, что ли, связуют? Ух, и порода отвратительная! – кряхтел и по борту поднимался полководец. – Дождусь ли я сигнала небес? – взывал к плещущейся внизу воде Север. – Дождусь ли слова от вас?! – будто раненый зверь завопил в небеса престарелый бородатый муж. При том, однако, смежив веки – страшно.

* * *

Сопровождающие выглядели людьми надёжными. Друзей-хранителей нужного человека они обязались доставить туда, куда те запросили. В целости и сохранности. Так что готы совершенно напрасно всю дорогу опасались...

Область, исхоженная Карлом вдоль и поперёк по лесам, с реки узнавалась плохо. Хорошо хоть имя Верженя язигам было известно... Корабли, скрепя и потрескивая, уверенно причалили – вот то место, откуда тропа ведёт к давнему знакомому Карла. Что с ним сейчас?..

Ночь и день ходьбы – и постаревший Вержень спустился по струшенным ступеням обветшалых, прогнувшихся косоуров посмотреть на многочисленных гостей. Карла он узнал.

Сникший царёк встрече был рад. Опережая вопросы, сам всё растолковывал о наступившем житье-бытье. Поведал обладатель лучшей когда-то женщины окрестных земель об упадке ранее деятельного хозяйства, об уходе людей от него... Куда все сбегали, он знал, но поделать ничего не мог. Пенял, что приходят люди новые, его, теперешнего старика, обходящие – то и слава богам! – да зато россказнями его иногда пользующиеся... Редка стала в округе сериванская речь: кто понашел, понаплыл, понаехал – не понять... Винил во всём старик близкий Истр.

Грустным казался Вержень... Но Карлу обрадовался. Вспомнили общую знакомую, да вскоре и смолкли оба.

После паузы Карл признался, что нынче без дел и ищет применение себе и дружине своей. Вержень – человек инициативный – с лёгкостью готов был удружить. Принялся тут же научать предприятию, за которое взялся бы сам, да годы пригнетать стали...

Лукавил Вержень: смолоду от дел рисковых в стороне стоял – лишь пользовался плодами их. Навык имел преогромный! Железной хваткой, забыв на время стыд, грёб барыши от чужих успехов... Как только выжил такой висляй среди варварских законов?

Может, оттого вся его фортуна, что незлобивым был от роду? Или варвары попадались ему незлобивые?.. Варвары-то лесные – народ, в сущности, добрый. И спасённые рабы, стеной стоявшие вдоль истринского брега, признавали в нём спасителя.

– Жизнь тут необъяснимая образовалась. Мятежный Север весь бойкий люд к себе воззвал. Там они все... – Вержень рукой указал на запад и на юг. – А Север свои легионы по всей Паннонии, по всему Иллирику водит, Дакию сторожит. Я бы на его месте весь наш люд собрал и к Риму двинул. Пойди, Карл, к нему да присоветуй эдак. Коль указка станется по нраву – будешь, Карл, в чести у него. Сам бы пошёл, да... – Вержень с усердием потёр старые колени, пустил не столько глазами, сколько носом слезу, о чём-то сильно сожалея.

– Не глупый человек этот Север – раз к Риму не идёт. Рим – гора неприступная. С ней столкнуться...

– Не спеши, Карл, рассуждать. В Риме в год по царю сменяют – смута там. Находятся и такие, что и без армии правят: любовник властелинши садится вместо цезаря. Там всё бурлит, а провинции уж и на сторону поглядывают. Только консулы большое римское хозяйство и держат... Иди, иди к Северу – пока он сам не ушёл! Готов своих ему покажи... Слаб Рим. Сейчас везде каждый сам по себе.

– Ну, мне в римские легионы – как в ловчую яму идти: не желается...

– Север с женщиной своей ратует – видели её. Как по нашему закону – с женой он на войне. Будто и не римлянин... Но настоящий воин! Зверь.

– Наших нынче не собрать – за халанами они... Где ж его найти?

– Севера? В сей час ищи на нашей окраине Фракии. Ты на Истр выходи, там спрашивай-узнавай. Здесь, в лесу, тебе делать нечего, – вразумлял Вержень.

Припомнив услышанные недавно вести, поделился ими с Карлом:

– Герулов он держит за рекой. С ними война у него давно идёт.

– Мы были там – нет никакой войны! Ну-ка, подожди... Герулы, говоришь? Так у народишка этого захудалого стоящих людей не более чем в отряде моём! С детьми и стариками даже если посчитать... И что, они уже на Истре?

– Ты меня не пытай – не знаю, кто они и сколько их, – Вержень встал и зашёл Карлу за спину – чтобы не видеть недоумённо-недоверчивых очей собеседника. – Мало ли свор всяких неприкаянных? И даки с ними могут быть, и халаны – псы степные, и эти... как их... – Вержень напряжённо вспоминал. – А, россоманы!

– Руссы, – поправил Карл. – Нет, мил дружок, руссы живут мирно в городе.

– Не ври – мирно! Все твоих руссов боятся! – Вержень сзади пыхнул в темя Карла.

– Да нет же, Вержень-друг, ты всё спутал. Я сам там был, оба моря видел – руссы в городах живут!

– Сарматы – купцы их так величают... Да всё одно, и бес один! Ты к Северу иди, а не к руссам! – возвратился к теме уставший стоять советчик. Вновь уселся на чурбак, вспомнив о коленях. – У меня тут делать нечего. Вы бы весь край свой собрали – да к Риму! Даже и без Севера – сами! Там пожили бы всласть! Там – дворцы, дороги каменные, птицы в прудах, ветви блестящие... И всё из золота! И красавицы со всего Света... Эх! Пойдёшь, Карл? Ты пойдёшь, Карл, я знаю... – Вержень добродушно смотрел на давнего, хоть и совсем ещё молодого по сравнению с ним, приятеля.

– Пойду, – тихо произнёс гот.

– Ты только от Густава провожатых отстань. С ними не ходи. Скажи им, чтоб уходили, а сам следом за ними иди – назад. По тому берегу иди...

Настойчивость Верженя насторожила Карла. Он отстранился от старика и оборвал ненужные увещевания:

– Нет корабля у меня – как я пойду?

– Вот лес – руби плоты.

– Долго... Заразил походом, а теперь обучаешь, как длиннее долгого его вершить!

Карл очень обиделся на Верженя. Старик такого стерпеть не мог:

– Есть у меня корабль – дам его тебе!.. Только этих проводи. Скажи, что все они сделали хорошо, поблагодари и чего-то пообещай. Да и мне пообещай чего-нибудь тоже, Карл!

– В Риме старость проведёшь и помрёшь на золотом одре! – рассмеялся Карл.

...Корабль был новым. Нести его пришлось от лесного ручья – там он во избежание рассыхания хранился, до бортов закопанный в сырую землю. Доставали его нелегко: чавкающая каша не отпускала своё сокровище, норовя затянуть в себя и вероломных похитителей. Коря втихомолку Верженя, чтобы он не слышал, готы, перепачканные вдрызг, завалив на бок кораблик, поволокли его к реке. В узких проходах меж дерев поставили его на киль и далее двигали стоймя. Местный народец больше смотрел, нежели помогал... Порядком измучившись, дотащили-таки ценнейший подарок до указанного Верженем места.

Царёк приказал своим людям, не слишком довольным отдачей корабля, принести на берег съестное. Но попировать вволю не удалось: Вержень скоро принялся поторапливать гостей к отплытию, объяснив, что люди его ворчат, а костры притягивают лесных татей... Не смея перечить, благодарные готы столкнули посудину в глубокую заводь. Кораблик ухнул, качнулся раз, другой и выпрямился, поддаваясь речному току.

Выкрикивая прощания, готы бросились в воду, заплывали со стороны отвернувшейся кормы, карабкались по грязной стенке в проём рулевой уключины. В тиши древнего царства вскоре разнеслось восторженное басистое пение обвыкшихся здесь северян...

В полдень следующего дня судно, лихо подхваченное попутным течением, возле устья реки Дравы, повстречалось с большим флотом. Карл объявил, что это римляне, показывая по мере приближения на флаги с изображением волчицы.

Похоже, римляне кого-то поджидали. Они явно насторожились, когда готы выказали намерение сблизиться с ними.

Карл стоял, обняв десницей жиденький, но круто вздёрнутый вверх форштевень и подняв левую руку вверх. Римская эскадра, направившаяся было в Драву, закрутилась в любопытственном ожидании. Её корабли вынесло на взмахивающий весёлками кораблик. И не помышляя соблюдать субординацию, большие суда надвигались на маленькое, пока последнее не стукнулось носом в высоченный борт.

Готы пошатнулись, хватаясь за всё возможное, чтобы не попадать. Римляне рассмеялись.

– Руки целы, герой? – раздался голос над головой Карла.

Выбирая, кто в числе свесившихся над ним поинтересовался его самочувствием, гот показал невредимые руки и улыбнулся. Готский кораблик крутануло после удара, и Карлу пришлось идти вдоль борта, чтобы продолжить беседу с приветливыми незнакомцами.

– Кто такие? Чего хотели? – спрашивали бледнолицые с маленькими глазками римляне.

– Мы – готы. Нам нужен Север. Если он с вами, я скажу, чего мы хотим, – изъяснился Карл на латыни.

– Что же у тебя за слово к нему? – Другой высокий борт потеснил судёнышко, и с него тоже нависли простоволосые головы.

Пришлось ответить и той стороне.

– Слово и дело!

На посудинах грохнул смех сильных и могущественных людей.

– У меня лишь к Северу слово. Если нет его – скажите, где он.

К борту подошёл человек, очень похожий на Верженя: тех же лет, такой же лобастый, с тем же прищуром... Только немного более смуглый.

– Я Север. Говори.

Карл, вонзив топорик в гулкий корпус, оседлал римский борт прямо возле полководца.

– Варвар. Доски расщепил, – объявил своим начальник, как нужно относиться к прыткому гостю.

Римляне переглянулись и стали измышлять способы поразвлечься. Тут гость убрал топорик, оправился и преклонил колено. Северу это понравилось.

– Ладно, говори, раз так. Не все у вас звери дикие – я знаю.

Гот неожиданно для всех и для себя самого изрёк фразу, адресованную ранее Верженю:

– Желает ли достопочтенный римлянин помереть на римском золотом одре?

– Как понять тебя, сумасшедший? – Север не разозлился, нет – он с интересом ждал продолжения. – Отчего же мне в Риме помирать?

– Смерть настигает суетных людей всех до единого. Только боги вечны. Но зато лишь люди бывают кто – воинами, а кто – императорами венценосными... Для последних смертное ложе – золотое...

– Там кто с тобой? – Север ещё более сузил прищур и жестом на что-то указал озадаченным легионерам.

– И зверь дик оттого, что к человеку не приучен... – Карл почёл не столь важным представление своих.

Римляне плотной стеной встали за спиной Севера. Начало речи варвара понравилось им, и они – поначалу высокомерные – приготовились всё внимательно выслушать.

– Зачем воевать этот суровый лес с его свирепыми обитателями? Веди лесных воинов на Рим, и они посадят тебя на трон.

Карлу пришлось выдержать жаркий напор испытующих глаз. Север молчал. Кое-кто за его спиной ухмылялся.

– А тебе-то зачем Рим? – строго спросил прославленный полководец. – Что тебе, варвару, с того, если я воссяду на трон цезарей?

– А что мне в этом лесу делать – с тобой воевать? – Карл выглядел очень достойно, и его смелое предложение более никому не казалось авантюрой.

– Отчего же ты думаешь, что я могу послушаться тебя? Неужели ты мнишь увидеть себя в моих легионах? – Север определённо подшучивал, усаживаясь между делом на поднесённый ему стульчик.

Карл стоял прямо, поведение собеседника его ничуть не тяготило. Гот подметил что, несмотря на колкий вопрос, римлянин вполне расположен к дальнейшему диалогу. Он оглядел чащу на диком берегу.

– Внуки не всегда помнят зло, сотворённое их дедами. Некогда враги – вдруг становятся друзьями. Будь мужествен и допусти мысль, что если ты людям за Бореем подаришь Рим, то вся земля за Бореем станет твоей союзницей. Нам, дикарям, многого и не нужно: ты станешь править себе во славу равно лучшим властителям, а люд лихой и благодарный будет служить тебе и довольствоваться малым... – ни разу не сморгнув, на одном дыхании выговорил Карл.

– Сказка хороша, и не ты первый мне её сказываешь – есть и у меня народ певучий... ха-ха. Но для твоего сведения, смельчак – варвары одним только своим присутствием во веки вечные опозорят Рим! – Север тем не менее не казался удручённым им же озвученным вероятием и обдумывал дерзостное предложение. Слова и порыв неизвестного воина, по правде, нравились ему.

– Рим себя уже давно опозорил, раздаривая своё имя за подобие протекции, – убеждал светлоокий незнакомец. – До Рима долгий путь. Люди не глупее зверя – научатся строю легионов. Дай лишь им почувствовать себя твоими бойцами, Север, и будешь под гром литавров превознесён до высот самой великой власти, которая только есть с этой стороны Света.

– Надо подумать над этим... А ты, хитрый лис, – обратился римлянин к Карлу, – призови сюда кого-нибудь из своих воинов и побудь пока при мне... Возвращаемся в Мёзию! – крикнул Север своим солдатам.

Паруса развернули, их наполнил ветер, флот вышел из Дравы в Истр. Сладкая мысль быть во главе большой империи разгоралась в душе неутомимого воина Севера...

* * *

– ...Если приходили раз и два, то придут ещё и ещё.

– Но покидать этот край мне не хочется... – Пётр и сомневался, и сожалел, и пытался своим великим умом прочувствовать развитие дальнейших событий вокруг Ас-града.

– Людей дела отпугнули от сего места, а будем ждать – превратимся раньше в немощных старцев. Что нынче творится там, – Иегуды указал на север – в сторону владений Лехрафса, – никто из нас уже и понятия не имеет.

– Но товар от меня ждут Амисос, Синопа, и в Амастриде ждут, и в Византии – к нему там привыкли. Ведь я кормлюсь с того, это был промысел и моего отца.

– Работы для хорошего торговца всегда хватит... – Иегуды был много спокойнее Петра. – Отец твой когда-то нашёл себе применения – найдёшь и ты.

– Хорошо тебе так говорить, Иегуды. Ведь стар я уже для перемен. И отец мой, начинавший торговать здесь, молодым тогда был.

– Не надо столько сомнений, – оборвал Иегуды. – Есть на западе Понта Эвксинского гавани удобные – пойдём туда. Там Истр, а по нему прямой ход в земли Рима... Хочешь – тебя с собой возьму! Помощником дела.

Петру не нравилось обращение с ним, как с равным. Он ответил, молодецких и пламенных вожделений не имея:

– Никуда я дальше Фанагории не пойду.

– Ну, ты не очень грусти. У всех у нас забота общая. А если надумаешь пойти дальше – до Тма-тархи – буду тебе попутчиком... Лишь дело последнее есть тут у меня... – хитрый Иегуды поиграл желваками на скулах.

В своих покоях на гостином дворе перс собрал давно знакомых ему людишек из мелких городских негоциантов. Не веря в бесследное исчезновение Ргеи, он, желая во что бы то ни стало заполучить её себе, решил прибегнуть к последнему самому действенному способу поиска: перс назначил большую награду за сведения о местонахождении пропажи.