Текст книги "De Secreto / О Секрете"
Автор книги: Александр Островский
Соавторы: Дмитрий Перетолчин,Юрий Емельянов,Андрей Фурсов,Константин Черемных,Кирилл Фурсов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 68 страниц)
Ранее я уже сообщал, что бывший полковник польской армии Кензирский и военлет Тищенко сумели достать географическую карту Казахстана, расписание движения пассажирских самолётов и собирают деньги. Теперь я окончательно убеждён в том, что они раньше знали о готовящемся восстании и, по-видимому, хотят использовать его для побега. Это предположение подтверждается и словами Мегеля “а полячишка-то, вроде, умнее всех хочет быть, ну, посмотрим”.
Ещё раз напоминаю в отношении моей просьбы обезопасить меня от расправы уголовников, которые в последнее время донимают подозрительными расспросами. 20.1.52. Ветров».
На донесении сверху написано: «Сов. секретно. Донесение с/о Ветров от 20Д -52 г.» Чуть ниже под углом: «Доложено в Гулаг МВД СССР. Усилить наряды охраны автоматчиками. Стожаров». Ещё ниже: «Е.А.» и под донесением: «Верно: Нач. отдела режима и оперработы Стожаров»[564] 564
Там же. С. 75.
[Закрыть].
«Почерк, – комментирует этот документ А.И. Солженицын, – был неплохо под делан – применительно именно к лагерным моим годам (у моей первой жены сохранились мои фронтовые и лагерные письма…)… Почерк-то подделан, хотя на самом видном месте, в подписи, графический ляпсус (что полагается по правилам чистописания, а у меня исчезло ещё со школьных времён). Были заметные передержки и в языке, но главное – в сюжете: “донос»” на украинцев…, а нас-то с украинцами за две недели перед проставленной датой разъединили в разные зоны, – где же чекистам через 20 лет всё уследить? (хотя об этом и в “Архипелаге” написано, ч. У, гл.2[565] 565
Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ // Малое собрание сочинений. Т. 7. С. 171–172.
[Закрыть], но они по лени не доглядели)… И какая же резолюция начальства на подготовку побега и восстания? – вместо молниеносного упреждающего удара, арестов – «доложено ГУЛаг СССР», – в сам ГУЛаг, в Москву! Далекошенько! Ну, можно ли нагородить столько профессиональных промахов?»[566] 566
Солженицын А.И. Угодило зёрнышко между двух жерновов // Новый мир. 1999. № 2. С. 71–72.
[Закрыть].
К этому можно добавить ещё одну важную деталь. Экибастузский лагерь принадлежал к числу особых лагерей, предназначенных для содержания только лиц, проходящих по политическим статьям. Поэтому в них не было и могло быть уголовников, которые упоминаются в доносе. Это даёт основание рассматривать данный документ как фальшивку. Нетрудно догадаться, кто мог быть её изготовителем.
Но если бы в данном случае действительно преследовалась цель дискредитации А.И. Солженицына (а не версии о его связях с КГБ), то после его возмущённого письма начатая кампания не прекратилась бы. «Донос» обязательно был бы опубликован, для обоснования его достоверности могли «обнаружиться» другие, подобные же «документы», появились бы необходимые «свидетели» и т. д. Однако КГБ на удивление замолчал. В 1978 г. «донос» был напечатан гамбургским журналом «Нойе политик», но снова без должного информационного сопровождения[567] 567
Солженицын А.И. Угодило зёрнышко промеж двух жерновов // Новый мир. 1998. № 9. С. 122.
[Закрыть].
Не успели разойтись круги после публикации Ф. Арнау, как в июне 1978 г. в США появилась книга Ольги Карлайл «Солженицын: В круге тайном», в которой она поделилась некоторыми воспоминаниями о своих контактах с писателем и попыталась раскрыть некоторые из тех пружин, которые привели к издательскому взрыву 1968–1969 гг., а затем присуждению А.И. Солженицыну Нобелевской премии[568] 568
Карлайл О. Возвращение в тайный круг. М., 2004.
[Закрыть].
Ещё летом 1977 г. миланское издательство «Тети и Ко» опубликовало книгу чешского журналиста Т. Ржезача «Спираль измены Солженицына»[569] 569
Кремлёвский самосуд. Секретные документы Политбюро о писателе А.И. Солженицыне. С. 563.
[Закрыть]. Вслед за тем было подготовлен её русский вариант. 22 марта 1978 г. он был сдана в набор в издательство «Прогресс» и уже 1 апреля подписан к печати[570] 570
Ржезач Т. Спираль измены Солженицына. М., 1978. С. 5–6.
[Закрыть].
Книга Т. Ржезача представляла собою публицистическую попытку дать биографию писателя, начиная с его детских лет и кончая высылкой за границу. Характеризуя использованные им источники, автор перечислял около двух десятков лиц, с которыми он встречался и чьи сведения использовал при написании книги. Среди них мы видим Н.Д. Виткевича, И.И. Езепова, Л.З. Копелева, Н.А. Решетовскую и др.[571] 571
Там же. С. 5–6.
[Закрыть]
Казалось бы, это давало основание для серьёзной публикации. Однако знакомство с книгой оставляет очень неприятное впечатление. И дело не только в том, что с самого же начала в книге чувствуется очень тенденциозный отбор фактического материала, цель которого нарисовать неприглядный образ героя (трус, карьерист, развратник, антисемит, лагерный осведомитель), но и в том, что почти с самого же начала возникает ощущение недоверия к автору, к приводимым им фактам и даваемым объяснениям.
Прежде всего книга пестрит многочисленными ошибками и даже нелепостями. Так, Т. Ржезач отправляет Н.Д. Виткевича вместе с А.И. Солженицыным в Экибастуз, хотя первый там никогда не был[572] 572
Солженицын А.И. Угодило зёрнышко между двух жерновов // Новый мир. 1999. № 2. С. 131.
[Закрыть]. Там же, в Экибастузе, Т. Ржезач знакомит А.И. Солженицына с Н.И. Зубовым, между тем познакомились они только в Кок-Тереке[573] 573
Ржезач Т. Спираль измены Солженицына. М., 1978. С. 120.
[Закрыть]. Крамольную переписку между А.И. Солженицыным и Н.Д. Виткевичем он объясняет их стремлением попасть за решетку и таким образом спасти свою жизнь, хотя, как мы уже знаем, А.И. Солженицын и Н.Д. Виткевич находились далеко от передовой и за всё время войны ни разу не были даже ранены[574] 574
Там же. С. 97.
[Закрыть].
Когда книга появилась в печати, Л.З. Копелев направил в редакцию эмигрантского журнала «Посева» возмущённое письмо, в котором заявил, что не давал Т. Ржезачу никакого интервью[575] 575
Копелев Л.З. Подлог// Посев. 1978. № 11. С. 6.
[Закрыть].
В том же 1978 г. в ГДР вышел в свет двухтомный роман «Der Gaukler», что означает «Фокусник», «Площадной шут». Автором романа был уже упоминавшийся Генри Тюрк, а главным героем – А.И. Солженицын.
Характеризуя этот роман, Александр Исаевич пишет: «КГБ вовсе убрано… зато вся моя жизнь с 1964 г. и литературная судьба пронизаны направляющей рукой ЦРУ: именно оно решило сделать из новомировского автора международную звезду, внушило мне писать “Архипелаг” и дало план его… А когда я послушно стал писать – то агентша ЦРУ в Москве ещё редактирует и меняет мои рукописи перед тем, как отсылать их на Запад. Она же диктует мне, какие надо делать заявления для печати, – и я их охотно делаю. ЦРУ же советует мне произнести речь перед съездом писателей, а если не удастся – то написать письмо к съезду вот по таким тезисам» и т. д.
Кто инициировал написание романа, мы не знаем. Вероятнее всего, за Генри Тюрком, как и за Томашем Ржезачем, тоже стоял КГБ. Вскоре после этого в 1979 г. в СССР увидела свет рассчитанная на массового читателя книга Н.Н. Яковлева «ЦРУ против СССР», в которой известный американист тоже характеризовал А.И. Солженицына как агента западных, прежде всего американских спецслужб. Показательно, что при этом он демонстрировал незнакомство ни с воспоминаниями Н.А. Решетовской, ни с книгой Т. Ржезача, ни с публикацией Ф. Арнау[576] 576
Яковлев Н.Н. ЦРУ против СССР. 3-е изд. М., 1983. С. 187–217.
[Закрыть].
В литературе можно встретить мнение, что после 1978 г. произошёл «отказ Солженицына и его сторонников от сотрудничества с правозащитным движением» в СССР[577] 577
Алексеева Л. История инакомыслия в СССР. Вильнюс – М.,1992. С. 243.
[Закрыть]. С этим мнение трудно согласиться полностью, так как продолжавший действовать в Советском Союзе РОФ поддерживал самые разнообразные течения внутри диссидентского движения, в том числе и правозащитное.
Но нельзя не обратить внимание на то, что с середины 70-х годов Александр Исаевич отказывается сотрудничать с «Континентом», а затем вступает в конфронтацию с некоторыми эмигрантскими кружками, в частности с тем из них, который сложился вокруг редакции начавшего выходить в 1978 г. в Париже под редакцией А.Д. Синявского и его жены М.В. Розановой нового журнала «Синтаксис». Среди непримиримых оппонентов А.И. Солженицына оказался Е.Г. Эткинд, который был близок к «Синтаксису» и являлся заместителем главного редактора нью-йоркского журнала «Время и мы».
Это наводит на мысль, что донос и книга Т. Ржезача были запущены в обращение или для шантажа А.И. Солженицына, или с целью имитации борьбы с ним, или же для того, чтобы дискредитировать появившиеся слухи о его связях с КГБ и тем самым бросить тень подозрения на любые попытки разобраться в данном вопросе.
Весьма своеобразный характер имела и другая акция КГБ, связанная с дискредитацией А.И. Солженицына, – распространение версии о его связях с ЦРУ. За рубежом она была облечена в форму художественного произведения, вышедшего из-под пера члена ЦК СЕПГ Генри Тюрка и не получившего распространения ни на Западе, ни у нас[578] 578
Солженицын А.И. Угодило зёрнышко промеж двух жерновов // Новый мир. 2001. № 4. С. 80–81.
[Закрыть]. В нашей стране нашла отражение в книге Н.Н. Яковлева «ЦРУ против СССР»[579] 579
Яковлев Н.Н. ЦРУ против СССР. 3-е изд. М., 1983. С. 187–217.
[Закрыть]. Причём, несмотря на то, что она имела заказной характер, КГБ не предоставил автору никаких разоблачительных материалов. Поэтому почти всё внимание автора было сосредоточено не столько на связях А.И. Солженицына с ЦРУ, сколько на характеристике его личности.
Готовилось ещё несколько книг против А.И. Солженицына[580] 580
Документы из архива ЦК КПСС по делу А.И. Солженицына // Континент. 1993. 75. С. 219–221.
[Закрыть], но они почему-то так и не увидели свет[581] 581
Автором одной из таких книг под названием «Не сотвори кумира» стал Л.А. Самутин (Самутина Т.П. Мой муж написал эту книгу по заданию КГБ // Книжное обозрение. 1990. 19 октября). Частично эта книга была опубликована в 1990 г. (Военно-исторический журнал. 1990. № 9. С. 19–27. № 10. С. 46–55. № 11. С. 67–77), полностью в 2002 г. (Самутин Л.А. Я был власовцем…СПб., 2002. С. 185–306).
[Закрыть]'.
Сказать, что КГБ ничего не делал в отношении А.И. Солженицына, было бы не совсем точно. Однако, характеризуя эту деятельность советской власти, Александр Исаевич констатирует: «Сколько ни били по мне, только цепи мои разбивали»[582] 582
Солженицын А.И. Бодался телёнок с дубом // Новый мир. 1991. № 8. С. 41.
[Закрыть].
Действительно, пишет В.Н. Войнович, «чем круче с ним боролись, тем больше он укреплялся, и мы, жители того времени, с удивлением наблюдали, как государство, которое ещё недавно потопило в крови Венгерскую революцию, раздавило танками Пражскую весну, в стычке у острова Даманский проучило китайцев, с ним, одним-единственным человеком, ничего не может сделать»[583] 583
Войнович В. Портрет на фоне мифа. М., 2002. С. 42.
[Закрыть].
Что хотел выразить этими словами автор: восхищение, удивление или сомнение? После того, что мы имели возможность увидеть, о восхищении не может быть и речи. Не представляется убедительным и удивление. Остаётся одно – сомнение. Сомнение в том, что государство не могло ничего поделать с писателем-бунтарем.
Это сомнение представляется совершенно обоснованным. Но в таком случае бездействие государства следует рассматривать не как свидетельство его неосведомлённости, не как показатель растерянности и слабости, не как проявление непрофессионализма, а как отражение особой политики.
Если правительство ничего не делало в отношении А.И. Солженицына, чтобы парализовать его деятельность в СССР, значит, так было нужно. А так могло быть нужным только в двух случаях: а) если КГБ был заинтересован в развитии диссидентского движения и А.И. Солженицыну отводилась роль его катализатора или же б) если КГБ, преследуя подобные, а может быть, и другие цели, вводил в это движение своего человека.
В первом случае Александр Исаевич мог быть слепым орудием хитрой игры советских спецслужб, во втором – бойцом невидимого фронта.
Глава 3 Три версии одного ареста
По следам одного «откровения»Обвинения А.И. Солженицына в связях с советскими спецслужбами возникли давно. Сам Александр Исаевич и его поклонники попытались создать видимость, что в основе этих обвинений лежит его собственное признание о вербовке в осведомители на Калужской заставе[584] 584
Солженицын А.И. Потёмщики света не ищут // Комсомольская правда. 2003. 23 октября.
[Закрыть]. Однако, утверждают они, проявив минутную слабость и дав агентурную подписку, А.И. Солженицын от сотрудничества с органами государственной безопасности уклонился и мог бы не вспоминать об этом. Поэтому его откровение на этот счёт следует рассматривать как высшее проявление нравственности[585] 585
См., например: Сараскина Л.И. Александр Солженицын. С. 316–317.
[Закрыть]. Между тем после высылки писателя за границу оно было использовано КГБ для его дискредитации, причём КГБ стал раскручивать эту версию, не останавливаясь даже перед использованием фальшивок[586] 586
Паламарчук П. Александр Солженицын. Путеводитель. М., 1991. С. 31. Сверстюк Е. Солженицына атакуют клопы // Глобус. Часть вторая. 2003. 5-11 мая.
[Закрыть].
Однако это не совсем так.
А.И. Солженицын сам указывает, что впервые подобное обвинение в его адрес было высказано ещё в 1971 г. эмигрантским профессором-филологом Н.А. Ульяновым на страницах издающейся в Америке газеты «Новое русское слово»[587] 587
Солженицын А.И. Бодался телёнок с дубом // Новый мир. 1991. № 8. С. 23.
[Закрыть].
В данном случае Александр Исаевич имел в виду статью Н.А. Ульянова «Загадка Солженицына»[588] 588
Ульянов Н. Загадка Солженицына // Новое русское слово. 1971. 1 августа. На данную статью был опубликован ответ: Поспеловский Д. Загадка Н.И. Ульянова // Там же. 1971. 15 августа (Никольсон М. Солженицын на мифотворческом уровне // Вопросы литературы, 2003. № 2. С. 63)
[Закрыть], в которой утверждалось, что никакого Солженицына не существует, а его произведения «являются лишь блюдом, изготовленным на ведьмовской кухне КГБ, стремящегося проникнуть на Запад и ослабить антисоветские круги»[589] 589
Там же.
[Закрыть].
«Гипотеза, высказанная Ульяновым, – пишет М. Никольсон, – была популярна в кругах российских и польских эмигрантов в начале 70-х, в какой-то момент даже Владимир Набоков почти что поверил в нее»[590] 590
Там же. С. 64.
[Закрыть].
Объясняя распространение этой гипотезы, М. Никольсон отмечает: «Такие подозрения было бы легко отмести как параноидальный эмигрантский рефлекс, однако нет сомнения в том, что сочетание литературной плодовитости, непокорности и кажущейся безнаказанности, ставших основными чертами образа Солженицына в общественном сознании на протяжении лет, предшествующих его изгнанию, подорвало доверие некоторых наиболее умудрённых читателей среди эмигрантов»[591] 591
Там же. С. 63.
[Закрыть].
Отражением этих настроений было появление 12 октября 1973 г. на страницах журнала «National Review» фотоподделки, на которой А.И. Солженицын был изображён у гроба И.В. Сталина. В 1978 г. эту фотографию поместил журнал «Нива», после чего удалось доказать, что в основе этой публикации лежала фотография прощания с А.Т. Твардовским, вместо которого кто-то умело вмонтировал изображение лежащего в гробу Сталина[592] 592
Там же. С. 65–66.
[Закрыть].
Когда Александр Исаевич оказался за границей, подозрения относительно его связей с советскими спецслужбами усилились, и 11 мая 1974 г, (обращаю ваше внимание на дату) издаваемая Общероссийским монархическим фронтом в Аргентине газета «Русское слово» писала: «И об Иване Солоневиче был пущен слух, что он посланный советский агент. Теперь между прочим такие же слухи ходят и про Солженицына»[593] 593
Цит. по: Флегон А. Вокруг Солженицына. С. 491.
[Закрыть].
Тогда же появился памфлет Бориса Солоневича, утверждавшего, что А.И. Солженицын – агент КГБ и отправлен за границу с целью разложения российской эмиграции[594] 594
Солженицын А.И. Угодило зёрнышко промеж двух жерновов // Новый мир. 1998. № 9. С. 59.
[Закрыть].
Только после этого летом 1974 г. вышел из печати второй том «Архипелага» (сообщение об этом появилось в печати 13 июня)[595] 595
См., например: Русская мысль. Париж, 1974. 13 июня. С. 1.
[Закрыть] и его читатели узнали о вербовке автора книги на Калужской заставе[596] 596
Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ. Т. 2. Paris, 1974. С. 563.
[Закрыть].
В связи с этим следует обратить внимание на то, что первоначально эпизод с вербовкой А.И. Солженицына в «Архипелаге» отсутствовал. Во всяком случае, так явствует из утверждения Л. Копелева[597] 597
Письмо Л.З. Копелева А.И. Солженицыну. 30 января – 5 февраля 1985 г. // Синтаксис. Париж, 2001. № 37. С. 89. http://imwerden.de/publ-159.html
[Закрыть]. Это же заявила в беседе со мной Н.А. Решетовская, которая читала второй вариант книги весной 1968 г. и даже участвовала в его перепечатке.[598] 598
Запись беседы с Н.А. Решетовской. Москва // Архив автора.
[Закрыть]
Таким образом, обвинение А.И. Солженицына в связях с КГБ появилось не после, а до того, как он поделился откровениями на счёт его вербовки[599] 599
«Однако Солженицын, не боясь передать беспоследственный «ветровский» эпизод в мировую гласность, не скрыл его и от товарищей, а рассказал, как он утверждает (2006), о вербовке и соседу по Бутыркам Семёнову, и Копелеву с Паниным на шарашке в Марфино» (Сараскина Л.И. Александр Солженицын. С. 378–379).
[Закрыть]'.
Показательно и другое. Оказывается, упоминавшийся ранее «донос Ветрова», появившийся в печати в 1976 г., был получен Ф. Арнау во время его пребывания в Москве 10–14 сентября 1974 г.[600] 600
Военно-исторический журнал. 1990. № 12. С. 73.
[Закрыть] Это означает, что он был изготовлен КГБ если не к выходу второго тома «Архипелага», то по крайней мере сразу после него и должен был нейтрализовать те слухи о связях А.И. Солженицына с КГБ, которые невольно поползли после его откровений.
Когда в 1977 г. миланское издательство опубликовало книгу Т. Ржезача, содержавшую обвинение А.И. Солженицына в осведомительстве, а в 1978 г. гамбургский журнал «Нойе политик» обнародовал написанный солженицынским почерком донос, писатель был поставлен перед выбором: или подать в суд за клевету, или же промолчать и тем самым признать справедливость выдвинутых обвинений.
Первый путь Александр Исаевич категорически отверг. «В суд – заявил он, – не подам, могу их успокоить. Правоту нет нужды взвешивать с нечистью на юридических весах. Да и кто же судится с советским драконом? Да и он нас в лагеря посылал без суда»[601] 601
Солженицын А.И. Сквозь чад. Paris, 1979. С. 13.
[Закрыть].
Да, с «советским драконом» судиться было невозможно. Но что мешало писателю возбудить обвинение в клевете против миланского издательства или гамбургского журнала? Если он не доверял обычному суду, почему нельзя было обратиться к мировой общественности и потребовать создания общественного суда? Не над собой. Над Т. Ржезачем, над Ф. Арнау, над издательством «Прогресс», над КГБ. Нерешительность писателя тем более удивительна, что опровергнуть аргументы Т. Ржезача не представляло никакого труда, а опубликованный донос – явная фальшивка.
Позиция, которую в 1978 г. занял А.И. Солженицын, тем более вызывает недоумение, что, заявив о своем принципиальном нежелании «взвешивать» правоту вместе с нечистью на «на юридических весах», он буквально через несколько лет подал в суд на А. Флегона[602] 602
Солженицын А.И. Угодило зёрнышко промеж двух жерновов. Очерки изгнания. Ч. 3 (1982–1987) // Новый мир. 2001. № 4. С. 81–86.
[Закрыть], который в своей книге «Вокруг Солженицына» тоже привёл целый ряд нелицеприятных для лауреата Нобелевской премии, но гораздо более безобидных фактов[603] 603
Флегон А. Вокруг Солженицына. Т. 1–2. L., 1981.
[Закрыть].
Следовательно, отказываясь в 1978 г. судиться с Т. Ржезачем, Александр Исаевич руководствовался не отрицательным отношением к взвешиванию нечисти и правоты на юридических весах, а чем-то другим. Что же тогда могло удержать его от обращения в суд? Только одно – опасение, что во время разбирательства могут появиться более серьёзные аргументы в пользу выдвинутых обвинений, а также всплывут другие факты из его биографии, которые он скрывал и которые не делают ему чести. Но прежде всего он, видимо, опасался, что суд (обычный или общественный) обязан будет рассмотреть все обстоятельства, связанные с его первым арестом и историю с его вербовкой на Калужской заставе в 1945 г.
И здесь прежде всего возникает вопрос: можно ли рассматривать его рассказ о вербовке как исповедь, как откровение человека, который проявил минутную слабость и потом всю жизнь мучился по этому поводу? Нет. Потому что в рассказанной им истории не хватает самого главного для откровения – искренности.
Прежде всего поражает своей неправдоподобностью описание самого процесса вербовки. У меня нет на этот счёт собственного опыта, но мне известны два факта вербовки. В одном случае человека вербовали в годы войны в армии для борьбы с немецко-фашистскими диверсантами, в другом уже в 1980-е гг. на имя вербуемого сначала была послана из-за границы посылка с энтеэсовской литературой, а затем, когда её перехватили, автору было предложено или доказать, что это ошибка, или же помочь установить, кому (если не ему) она в действительности предназначалась. И в одном, и в другом случае отказаться от сотрудничества было невозможно.
В связи с этим следует отметить, что вербовка осведомителей и агентуры велась на основании «Приказа НКВД СССР № 00149 «Об агентурно-оперативном обслуживании исправительно-трудовых лагерей-колоний НКВД СССР» от 07.02.1940[604] 604
Приказ НКВД СССР № 00149 «Об агентурно-оперативном обслуживании исправительно-трудовых лагерей-колоний НКВД СССР» от 07.02.1940 // ГУЛАГ (Главное управление лагерей). С. 494–497.
[Закрыть], в котором говорилось: «Всю представляющую оперативный интерес агентуру и осведомление работникам оперативно-чекистских отделов (отделений) иметь на личной связи. Использование остального осведомления производить через резидентскую сеть»[605] 605
Там же.
[Закрыть].
Если верить А.И. Солженицыну, его резидентом или куратором стал «надзиратель Сенин»[606] 606
Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ // Малое собрание сочинений. Т. 6. М., 1991. С. 231.
[Закрыть]. Сообщая об этом, Александр Исаевич сделал следующее весьма любопытное примечание: «Это очевидно была не настоящая его фамилия, он не русский был, а псевдоним для лагеря… Сенин был ни много ни мало – студент! – студент 4-го курса, вот только не помню какого факультета. Он, видно, очень стыдился эмведистской формы, боялся, чтобы сокурсники не увидели его в голубых погонах в городе, и потому, приезжая на дежурство, надевал форму на вахте, а уезжая – снимал»[607] 607
Там же. С. 227.
[Закрыть].
В том факте, что «надзиратель Сенин» переодевался на работе, нет ничего необычного. Но кто поверит, что он, «надзиратель лагеря», жил и учился под одной фамилией, настоящей, а нёс службу в лагере под другой – вымышленной, и только потому, что стеснялся своей профессии. Если принять это свидетельство на веру, получается, что «стыдившийся эмведистской формы» «надзиратель» имел не только две фамилии, но и два паспорта, сочинённую автобиографию, фальшивый листок по учёту кадров. А в лагере в сталинские времена сидели такие беззаботные кадровики, которые не считали нужным даже проверить это.
На кого рассчитаны подобные небылицы?
В упоминавшемся приказе НКВД 1940 г. говорилось: «В качестве резидентов использовать только проверенных работниковвольнонаёмного состава лагеря-колонии… Все без исключения резиденты должны утверждаться Наркомом внутренних дел союзной, автономной республики, начальником УНКВД края-области, на территории которых расположен лагерь»[608] 608
Приказ НКВД СССР № 00149 «Об агентурно-оперативном обслуживании исправительно-трудовых лагерей-колоний НКВД СССР» от 07.02.1940 // ГУЛАГ (Главное управление лагерей). С. 494–497.
[Закрыть].
Не только сомнительным, но и невероятным представляется также утверждение А.И. Солженицына, будто бы он согласился давать информацию только о подготовке побегов. Неужели у осведомителей существовала специализация: одни давали сведения по побегам, другие – по антисоветским разговорам, третьи – по вредительству и саботажу, четвёртые – по террору, пятые – по шпионажу и так далее по всем статьям уголовного кодекса? Это, конечно, абсурд. Поэтому если бы Александр Исаевич изъявил готовность сотрудничать, то он должен был давать информацию по всем вопросам, которые интересовали лагерного кума[609] 609
Стремясь подчеркнуть распространенность подобного явления, А.И. Солженицын в брошюре «Сквозь чад» утверждает, что из «множества вербовок», «может быть», «две трети остаются потом без движения». Было интересно узнать, откуда у него такая статистика? (Солженицын А.И. Сквозь чад. Paris, 1979. С. 8).
[Закрыть]'.
А дальше А.И. Солженицына неожиданно выдернули из лагеря на Калужской заставе и отправили в «шарашку». Александр Исаевич пытался уверить своих читателей, что от сотрудничества с «лагерным кумом» он уклонился, а на шарашку его выдернул 4-й спецотдел МГБ. Просто так, даже не собрав о нём никаких сведений и не запросив лагерную оперчасть на Калужской заставе. Но это сказки только для наивных и легковерных.
Понимая это, А.И. Солженицын заявлял: «В пределах ГУЛАГа может и так, только из лагерька на Калужской заставе меня перемещали не внутригулаговским “спецнарядом”, меня “распоряжением министра внутренних дел” выдернули вне системы ГУЛАГа – в Отдел Спецтехники МВД, куда собирали специалистов из лагерей[610] 610
«Четвёртый Спецотдел МВД занимался разработкой научных проблем силами заключённых» (Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ // Малое собрание сочинений. Т. 5. С. 418).
[Закрыть]', – и поражённое начальство уже через два часа отправило меня прочь из лагерной зоны – в Бутырки»[611] 611
Цит. по: Сараскина Л.И. Александр Солженицын. С. 377–378.
[Закрыть].
Приводя это свидетельство своего героя, Л.И. Сараскина упускает из вида, что независимо от того, кому подчинялись «шарашки», это были засекреченные научные объекты, поэтому перевод заключённого сюда предполагал выяснение всех необходимых сведений о нём, а такие сведения невозможно было получить без лагерной оперчасти.
Поэтому история с вербовкой А.И. Солженицын, рассказанная им самим, вызывает большие сомнения. Предвижу вопрос: но зачем ему понадобилось возводить на себя напраслину?
Напомню, что в юридической практике хорошо известны такие преступления как «самострел» и «самооговор». К самострелу некоторые военные прибегали в годы войны. Нанося себе увечья, они таким образом пытались избежать участия в военных действиях и тем самым спасти себе жизнь. К самооговору прибегают некоторые преступники до сих пор. Беря на себя ответственность за небольшие преступления, не имеющие к ним отношения, они тем самым пытаются избежать наказания за другие, более крупные преступления, совершённые ими.
Поэтому или история с вербовкой – это фантазия и тогда требует выяснения вопрос – для чего она понадобилась, – или же вынужденный по каким-то причинам пойти на откровение, Александр Исаевич попытался придать истории с вербовкой несерьёзный характер и тем самым нейтрализовать возможные подозрения относительно его сотрудничества с советскими спецслужбами.
Откровения А.И. Солженицына уязвимы и в другом отношении. Если принять его версию и допустить, что он был завербован в осведомители только «по побегам» и из-за отсутствия таковых за время пребывания в лагере никакой информации своему куратору не давал, то невольно возникает вопрос: как в таком случае развивались бы события дальше?
Л. Сараскина допускает, что «в условиях шарашки (из ведомства МГБ – МВД СССР) опера (из ведомства УИТЛАГ по Московской области) потеряли его из виду»[612] 612
Сараскина Л.И. Александр Солженицын. С. 317.
[Закрыть]. Во-первых, «опера» и в ГУЛАГе, и в системе 4-го спецотдела подчинялись одному и тому же ведомству – МГБ; во-вторых, факт сотрудничества заключённого должен был отражаться в личном деле заключённого, которое вместе с ним путешествовало из одного места заключения в другое[613] 613
Когда я спросил одного работника МВД, почему личные дела некоторых заключённых до сих пор не выдают исследователям, он сказал, что это зависит от того, сотрудничал этот заключённый с оперчастью или же нет. И если личные дела не выдаются, это одно из свидетельств, что заключённый сотрудничал с оперчастью. Не в этом ли причина того, что личное дело заключённого А.И. Солженицына до сих пор не только не опубликовано, но и не открыто для исследователей? Не в этом ли причина того, что до сих пор не открыты и не опубликованы ни следственное дело А.И. Солженицына, ни дело о его реабилитации? Не с этим ли связано то, что в советское время были изъяты из архивов и другие документы о его жизни после возвращения из ссылки?
[Закрыть]'.
Поэтому едва А.И. Солженицын переступил порог рыбинской шарашки и рыбинский кум навёл о нём справки, ему сразу же должна была стать известна история с вербовкой. А поскольку Александр Исаевич не был исключён из числа осведомителей, то в Рыбинске неизбежен был разговор на тему о продолжении сотрудничества. Почему же тогда решивший исповедоваться Александр Исаевич ничего не писал об этом?
Допустим, что ни в Рыбинске, ни в Загорске подобный разговор не состоялся, поскольку там А.И. Солженицын был недолго. Тогда он должен был состояться в Марфинской шарашке, в которой Александр Исаевич пробыл три года. К тому же, по свидетельству Л.З. Копелева, сменивший здесь майора Шевченко «подполковник Мишин» «пытался вербовать каждого, кто входил в его кабинет за письмом или с заявлением “на свидание”»[614] 614
Копелев Л.З. Утоли мои печали. М., 1991. С. 51–52.
[Закрыть]. А поскольку Александр Исаевич с заявлением «на свидание» появлялся в его кабинете не один раз, Мишин должен был вербовать и его. Между тем, несмотря на бедность материала на эту тему, несмотря на готовность поделиться собственным опытом, ни о новой вербовке, ни о попытке возобновить его сотрудничество в Марфинской шарашке Александр Исаевич тоже не упоминал.
Предположим, что в шарашках был избыток осведомителей. Но тогда о нём обязательно вспомнили бы в Экибастузе. Но и здесь, оказывается, на него не обратили внимания. И только весной 1956 г., когда А.И. Солженицын уже был в ссылке, в Кок-Тереке попытку завербовать его сделало Управление КГБ по Джамбульской области[615] 615
Солженицын А.И. Малое собрание сочинений. Т. 6. С. 231–233.
[Закрыть].
В этой истории тоже много странного. Но главное, чего не принял во внимание Александр Исаевич – прежде чем отправиться на встречу с ним в Кок-Терек, джамбульский сотрудник КГБ должен был навести справки о своём собеседнике. И тогда бы выяснилось, что тот ещё одиннадцать лет назад изъявил готовность сотрудничать и до сих пор в этом отношении оставался неиспользованным. И вот тут Александр Исаевич допустил прокол: его не могли вербовать в Кок-Тереке. Речь могла идти о возобновлении сотрудничества.
Значит, и здесь мы имеем дело или с фантазией, или с неискренностью. Но что могло заставить А.И. Солженицына ввести в свою книгу этот эпизод? С одной стороны, возможно, объяснение нужно искать в том, что освобождение заключённого или ссыльного – очень удобный момент для его вербовки и, по всей видимости, накануне освобождения пытались вербовать многих. С другой стороны, этот эпизод должен подчеркнуть, что на протяжении всего пребывания за колючей проволокой и в ссылке Александр Исаевич не имел никакого отношения к осведомительству.
Поведав нам историю о его вербовке на Калужской заставе, Александр Исаевич явно недооценил значения своего рассказа. Данная им тогда расписка как каинова печать должна была сопровождать его до конца жизни.
В «Приказе НКВД СССР № 00149 «Об агентурно-оперативном обслуживании исправительно-трудовых лагерей-колоний НКВД СССР» от 07.02.1940 г. говорилось, что на оперативные части лагерей возлагается «вербовка агентуры и осведомления среди заключённых преступников с расчётом на их дальнейшее использование по отбытии срока наказания»[616] 616
Приказ НКВД СССР № 00149 «Об агентурно-оперативном обслуживании исправительно-трудовых лагерей-колоний НКВД СССР» от 07.02.1940 // ГУЛАГ (Главное управление лагерей). С. 494–497.
[Закрыть].
И если чисто теоретически можно допустить, что во время его проживания в Мильцево и первоначально в Рязани КГБ не обращал на него внимания (мало ли учителей в стране), то после того, как «Один день Ивана Денисовича» принёс ему славу и его автор стал вхож в самые элитарные круги московской интеллигенции, трудно представить, чтобы органы госбезопасности не сделал даже попытки вернуть своего бывшего секретного агента «Ветрова» к сотрудничеству. Однако ничего подобного на эту тему Александр Исаевич не сообщал.
И уж совершенно невероятно, чтобы, располагая таким козырем как расписка о сотрудничестве, КГБ не использовал его, когда А.И. Солженицын стал переходить в открытую оппозицию к советской власти, когда появились сведения о его работе над «Архипелагом», когда он стал публиковаться за границей и превращаться в кумира диссидентского движения. Не дурацкими звонками, не глупыми письмами, не требованием денег, а всего-навсего одной его подпиской о сотрудничестве можно было и парализовать его деятельность, и лишить его большинства поклонников, и нейтрализовать его зарубежных покровителей.
Между тем, если верить Александру Исаевичу, имея на руках подобный документ, органы госбезопасности не пытались использовать его ни в шарашке, ни в лагере, ни в ссылке, ни в период его учительства, ни в период его фавора, ни в период опалы, ни тогда, когда он вступил в борьбу с советской системой.
Напрашиваются два возможных объяснения: а) на протяжении всего послевоенного периода, по крайней мере до 1974–1978 гг. А.И. Солженицын исправно сотрудничал с органами госбезопасности; б) вся история с вербовкой – это дымовая завеса, цель которой заключалась в том, чтобы скрыть более ранний и, видимо, более серьёзный факт сотрудничества с органами госбезопасности, а если на этот счёт появятся разоблачения, списать их на якобы имевшую место лагерную вербовку, которая не имела практических последствий.
В связи с этим особого внимания заслуживает первый арест А.И. Солженицына и всё то, что последовало за ним.
