Текст книги "De Secreto / О Секрете"

Автор книги: Александр Островский

Соавторы: Дмитрий Перетолчин,Юрий Емельянов,Андрей Фурсов,Константин Черемных,Кирилл Фурсов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 68 страниц)

Хотя Хабер родился в 1868 г. в Бреслау в семье еврейского оптового торговца лаками и красками, в 1892 г. он принял крещение [5]. Обучаясь в лучших университетах Европы (Гейдельберг, Вена, Цюрих и Технологический университет Карлсруэ), Хабер обрёл самые разносторонние знания и жизненный опыт. После студенческой жизни на его лысом черепе остался шрам от дуэли как наглядное свидетельство прусской гордости и упрямства. В 1908 г. он был приглашён в качестве директора института кайзера Вильгельма под Берлином, где на соответствующих должностях будут трудиться такие светила, как Макс Планк и Альберт Эйнштейн [1].

Помимо работы по контрактам с «BASF» в период с 1900 по 1905 г. Хабером было опубликовано более пятидесяти научных статей [2]. В 1902 г. он посетил США, изучая процесс синтеза аммиака на химических концернах в Ниагара-Фоллз; электродуговой способ был крайне дорогим, малопроизводительным и неэффективным. Хабер покинул США с осознанием того, что «американская химическая промышленность и система технического образования выглядит примитивно по сравнению с немецкой» [2]. Теперь ему представился случай доказать, что он не голословен.

Из работ Хабера следовало, что под давлением в 200–250 атмосфер и температуре 500–600 градусов в присутствии осмия или урана азото-водородная 10 %-ная смесь соединяется в аммиак NH₃, после чего, смешав газы, процесс можно повторить, получив новую порцию. Ход реакции было возможно регулировать давлением, но также требовался катализатор. Заинтересовавшись в 1908 г. исследованиями Хабера, в следующие два года «BASF» не жалела средств на финансирование превращения экспериментов в понятный технологический процесс [16; 302].

Хаберовские эксперименты и ранее проводились на гранты «BASF», но в новый проект глава компании Генрих Бранк включил уже зарекомендовавшего себя Боша, и теперь задача химиков состояла в том, чтобы наладить производство жидкого аммония в промышленных масштабах [27]. Под руководством Хабера собрали установку, в которой водород и азот накачивались под высоким давлением и нагревались никелевой спиралью, а возле клапана находился катализатор, осуществлявший реакцию. Хабер с помощниками месяцы подбирал варианты соотношения температуры, давления и катализатор, наиболее эффективным из которых оказался уран [2].

Однако демонстрационная установка «каталитической машины» в июне 1908 г. не заработала [27]. Сложности с ней продолжались до 1 июля 1909 г., дня, когда загорелся участок с аппаратурой сжатия, после чего сутки ушли на ремонт. Бош покинул лабораторию разочарованным, а эксперт «BASF» по химическим реакциям Альвин Митташ (Alwin Mittasch) остался и к обеду следующего дня был вознаграждён: аппарат Боша наконец смог выделять аммоний в течение целой минуты. Далее разработка требовала серьезных инвестиций и отладки, но после неожиданной кончины Бранка в 1912 г. Бошу пришлось отстаивать возможность продолжать эксперименты [1], в результате которых он впоследствии выявит, что к взрывам первых экспериментальных линий будет приводить образование метана, и найдёт решение и этой проблемы. Среди прочих технических сложностей агрегата технологию очистки водорода успешно решит молодой инженер Карл Краух [27], сыгравший не последнюю роль в будущем объединении «IG Farben». Окончательный вариант патента, полученного Хабером, звучал так: «Процесс синтетического производства аммиака из его элементов, при котором соответствующая смесь азота и водорода подвергается воздействию нагретого катализатора, а готовый аммиак удаляется при постоянном давлении и передаче тепла от содержащих аммиак реагирующих газов к поступающей газовой смеси» [2].

Однако проблемы возникали не только на технологическом уровне. В 1912 г. адвокаты конкурирующего «Hoechst» исками об авторском праве остановили строительство промышленной установки по синтезу аммиака, сославшись на теоретические дискуссии с Вальтером Нернстом на заседании Бунзеновского общества. Последний родился в Пруссии, окончил гимназию, специализирующуюся на медицине, но продолжил обучение по линии физики и математики под влиянием того самого члена Петербургской Академии наук Оствальда, чьё самолюбие успел задеть своей разборчивостью Бош. В момент назначения на должность главы Физико-химического института в Берлине в 1905 г. Нернст получил почётное звание «тайный советник» (Geheimer Regierungsrat) и всеобщее признание, открыв третий закон термодинамики прямо во время чтения вступительной лекции в Берлинском университете. Спор успел внесудебно погасить Хабер, сделав Нернста сотрудником «BASF» с годовым окладом в 10 000 марок [31]. Это стало ещё одним объединением учёных, уже на основе экономических интересов.

Наконец, в 1913 г. на заводе Оппау в трёх километрах от Людвигсхафена было пущено первое производство синтетического аммиака мощностью порядка 7 000 тонн в год. К 1914 г. промышленные комплексы «BASF» занимали площадь в 200 га, давая работу 11 000 человек. Наконец, введённую в эксплуатацию установку «BASF» не зря сравнивают с «Манхэттенским проектом» [12; 27]: изготовление азота из воздуха в промышленных масштабах бросало серьёзный вызов монополистам чилийской селитры из Лондона, вероятно, даже больший, чем очистка морфия, придуманная «Bayer». Опасения лорда Керзона воплотились в жизнь. Немецкие химики покусились не на Индию, но на то, чем была Индия: они смогли получать стратегически важный ресурс, при том буквально из воздуха.

Чтобы понять, насколько в этот раз серьёзным оказался удар по поставщикам селитры, нужно представлять, что перед войной Германия была главным её импортёром, потребляя почти 40 % добычи, что составляло в 1912 г. 911 962 тонны, в семь раз больше, чем Великобритания [2]. Открытие синтеза азота привело к тому, что если в 1903 г. Чили поставляла 65,7 % всех нитратов, потребляемых в мире, то к 1937 г. её доля сократилась до 7,8 %, а синтетический аммиак занял долю, равную 58,8 %, что в натуральном исчислении составило 559 тонн [291].

«Государства боролись не только за рынки сбыта и пригодные для колонизации области, но и за источники сырья, существенно необходимого для вероятного развития промышленности на много лет вперед. Великая война была вызнана не столько всемирным характером, который приняла торговля, сколько изменениями, происшедшими за последнее поколение в способах производства. Соперничающие промышленные объединения, естественно, старались монополизировать лучшие источники сырья и отрезать сбоим конкурентам доступ к богатствам, необходимым для успешного производства».

В. Ньюбольд «Как Европа вооружалась к войне (1871–1914)»

3. Союз двух, трёх, четырёх…

«В годы перед Первой мировой войной “эффективность” стала дежурным словечком, а Германия – с её сильной армией и всеобщей воинской повинностью, контролируемой государством системой образования, научным и технологическим динамизмом, с высокой долей государственного сектора в экономике, защищенной таможенными пошлинами и объединённой в картели частной промышленностью, с её государственной системой социального страхования – представлялась источником угрозы и вдохновляющих идей».

Бринк Линдси «Промышленная контрреволюция».

Однако и немцам было у кого учиться «вдохновляющим идеям». В 1903 г. Дуйсберг отправился в США: во-первых, осмотреть площадку, которую «Bayer» застолбила себе под новое предприятие «Hudson River Aniline and Color Works», потребовавшее 200 000 долларов инвестиций, которые должны были дать старт бизнеса в США; во-вторых, почитать лекции по организации безопасности в химических лабораториях. Во время этой поездки Дуйсберг был восхищён индустриальным трестом, представленным Джоном Рокфеллером, – «Standard Oil», его масштабами, способами управления и регулирования конкурентной среды путём координации ценообразования [1].

Ещё в 1893 г. Дуйсберг посетил «BASF» и был поражён уровнем технологичности и организацией функционирования предприятия. Во-первых, в 1905 г. в «BASF» произошло разделение управления на производственный департамент Abteilungen F и отдел непроизводственной сферы (продаж и бухгалтерии) Abteilungen V. Во-вторых, «BASF» первым телефонизировал производство на заводе в Людвигсхафене в 1882 г.; в 1885 г. появилась телефонная связь уже между заводами. Тогда Дуйсберг впервые попытался объединиться с «Hoechst» и «BASF» на основе производства ализарина. Появился «синдикат в области красного красителя ализарина», на предмет которого «BASF» и «Hoechst» и так имели договорённость с 1881 г. [307].

Теперь же у Дуйсберга вновь родился грандиозный план. По прибытии домой он отправил 58-страничный меморандум на имя главы «Hoechst» Густава фон Брюнинга (Gustav von Briining), «BASF» Генриха Бранка и «AGFA» Франца Оппенгейма (Franz Oppenheim), представлявший собой проект создания индустриальной коалиции. Дуйсберг был обрадован, когда означенные руководители согласились обсудить предложение на закрытой встрече в гостинице «Кайзерхоф» в феврале 1904 г. Однако план поддержали только Оппенгейм и Бранк, а фон Брюнинг наотрез отказался от какого-либо дальнейшего рассмотрения вариантов союза. Ответ на несговорчивость Брюнинга Дуйсберг нашёл в свежей утренней газете, рассказывающей о уже сформировавшемся союзе между «Hoechst» и «Leopold Cassella and Со.» – «Dual Alliance», формировавший взаимную стратегию с поставщиками. Союз не имел юридического оформления, но фирмы договорились о консультировании друг друга в сфере бизнеса на всех уровнях. Они назвали свою ассоциацию «Сообществом интересов» (Interessen Gemeinschaft), при котором директора предприятий, формально оставаясь независимыми, не принимали каких-либо решений без предварительного согласования друг с другом. О желании присоединиться к этому союзу заявили ещё две фирмы – «Kalle & Со.» и «Griesheim Elektron» [1; 80; 307].

К слову сказать, те или иные союзы и ранее возникали между отдельными компаниями. Зачастую они были секретными, как договор между «Merck & Со.» и «BASF» по использованию анестетика и антисептика, существовавшего на рынке под названиями «blavin» и «goldin». Зачастую такие соглашения были вызваны объективными причинами. Вход на английский рынок был настолько сложным, что судебная тяжба «BASF» с английской «Ivan Levinstein» дошла до палаты лордов как высшей судебной инстанции. Окончательно ситуация решилась только в 1899 г. соглашением о желтом красителе цитронине, действие которого распространялось не только на Великобританию, но и на США.

В 1876 г. вокруг «BASF» возник союз «Duisburger Kupferhutte», который в 1881 г. оформился как объединение уже девяти производителей, включая одного английского партнёра. В следующем, 1877, году «BASF» заключил договор с английским предприятием «Burt, Boulton & Haywood» по использованию патента Уильяма Перкина, к которому подключились «Bayer» и «Hoechst» для совместной стратегии на английском рынке. В 1880 г. появилась регулирующая цены и количество выпускаемой продукции конвенция между «BASF» и «Hoechst» об использовании индиго. Судебный процесс между «Bayer» и «BASF» о праве на технологию получения ализарина на территории США продолжался девять лет с 1875 по 1884 г. и окончился победой «BASF» в четырёх судах. В итоге «BASF», «Bayer» и «Hoechst» под руководством Ф. Энгельгорна стали в составе нового союза контролировать 60 % в равных долях и регулировали цены, в том числе и на американском рынке. В 1885 г. «Bayer AG» вошел с «BASF» в договоренность по производству олеума, по которому у «BASF» уже существовала договорённость с английским производителем «Brooke, Simpson & Spilleer» [307]. В этом же году судебные решения принудили компанию использовать патент на красный краситель совместно с «AGFA» [153]. В 1900 г. «BASF» заключил трёхгодичное соглашение с «Griesheim Elektron» по производству и продаже гидрата сернистой кислоты [307]. Постепенно кооперация всё усиливалась.

В 1903 г. именно красильный бизнес послужил основной площадкой для объединения химических фабрик, заключивших трестовое соглашение Interessen Gemeinschaft der Deutschen Teerfarbenindustrie (Сообщество интересов немецких производителей красителей), который ограничивался исключительно соглашениями касательно распространения красильных составов [5]. В 1904 г. был образовано очередное соглашение «Indigo-Konvention» по красителю индиго между «BASF» и «Hoechst»[80], Также были образованы ещё два союза с капиталом 40–50 млн. марок каждый: возникший в 1904 г. «Dreibund-04», или Тройственная ассоциация, которая объединила «Bayer», «BASF» и «AGFA», и возникший в 1906 г. «Dreibund-Об» как союз «Hoechst», «Cassella» и «Kalle» [1; 5; 61], в других источниках называемый «Dreiverband». В 1905 г. появился ещё один союз – «малый IG» между «Bayer» и «AGFA», этот союз был инициирован Дуйсбергом [307].

Возникновение таких альянсов – яркий пример, того что основатель теории игр нобелевский лауреат Джон Нэш (John Nash) описывал как поведение монополий на олигополистических рынках, при котором игроки предпочитают договариваться, а не изничтожать друг друга конкурентными войнами.

Примкнувшая к союзу «Kalle & Co. AG» была еще одной небольшой фирмой, стартовавшей всего с трёх работников, ютившихся на съёмной квартире в августе 1863 г. как «Chemische Fabrik Kalle & Со.». С 1885 г. фирма освоила производство лекарственных препаратов, в 1904 г. стала акционерной компанией, а в 1907 г. присоединилась к «Dreibund» уже как «Kalle AG»[84].

Фирма «Cassella Farbwerke Mainkur Aktiengesellschaft» брала своё начало во франкфуртском гетто, где её основал фон Леопольд Касселла (von Leopold Cassella) в 1798 г. Когда в 1828 г. к нему присоединился Людвиг Аарон Ганс (Ludwig Ahron Gans), фирма получила название «Leopold Cassella & Со.». В 1870 г. к работе подключились Бернхард Вайнберг (Bernhard Weinberg) и химик Август Леонхардт (August Leonhardt), основав совместно с Гансом «Frankfurter Anilinfarbenfabrik von Gans und Leonhardt», впоследствии «Leo Gans & Co.». Через девять лет они вышли на сотрудничество с мадридским филиалом компании Ротшильдов, получив финансовое подкрепление для своих проектов.

Под руководством Артура и Карла Вайнбергов, которые были племянниками Ганса, Леонхардта сменил химик Мейнхард Гоффманн (Meinhard Hoffmann), и в 1900 г. появился фармацевтический отдел, в работе которого принял участие лауреат Нобелевской премии «за работу по теории иммунитета» Пауль Эрлих [81; 142]. Известный иммунолог и бактериолог был, как и основатели компании, выходцем из еврейской семьи и помимо разработки на основе мышьяка лекарства от сифилиса «Salvarsan» известен систематизацией знаний о токсинах и антитоксинах, которые были стандартизированы в 1889 г. в виде Института разработки и контроля сывороток во Франкфурте-на-Майне [82].

Систематизацию процесса научного труда в Германии иллюстрирует последовательная институализация научных заведений. В 1876 г. был создан Императорский центр здоровья (Kaiserliches Gesundheitsamt), теперешнее Федеральное ведомство здравоохранения (Bundesgesundheitsamt), в 1905 г. – Научно-исследовательский институт лесного и сельского хозяйства (Biologische Anstalt fur Land– und Forstwirtschaft), в настоящее время ставший Федеральным биологическим исследовательским центром (Biologische Bundesanstalt), и решающий более серьёзные задачи Институт физической химии и электрохимии Общества им. кайзера Вильгельма (Kaiser-Wilhelm-Institute), ныне Институт Макса Планка, который возглавит всё тот же Фриц Хабер, в 1912 г. получивший чин тайного советника [99; 387]. Согласно исследованию офицера британской химической службы Лефебра, Хабер приступил к разработке химического оружия в рамках института ещё до войны, ежедневно работая до самой ночи. Неудачный эксперимент привёл к гибели его ассистента профессора Закура (Sachur) [375].

«Немцы надеялись на два основных и наиболее значительных центра исследований – уже обозначенный институт кайзера Вильгельма под руководством профессора Хабера и колоссальнейшие исследовательские центры “IG”… Говорят, и есть все основания этому верить, что “IG” был полностью укомплектован офицерами ещё до войны…. Получается, что возможно отдельная часть берлинских исследований проходила за пределами институтов, весь объём подготовительной работы по новым соединениям и разработка производственных процессов заранее оговорённых веществ происходила в лабораториях “IG”».

В. Лефебр «Загадка Рейна. Химическая стратегия во время мира и войны»

Автор отмечает, что влиятельность красильной индустрии в сфере производства химического оружия была настолько велика, что даже если новый компонент поступал на рассмотрение военного ведомства независимо от красильных лабораторий, его исследованиями всё равно занимались там: «Мы можем сказать, что германцы обладали не просто “внутренней линией” химической войны, но исключительно эффективной системой в форме всеобъемлющего “IG”» [375]. Так что возможно, что в войну химики «IG Farben» вступили ещё до войны и объединения в сообщество по интересам. К окончательному объединению концерны подтолкнула Первая мировая война. Дуйсберг в мемуарах отмечал: «Большой “ИГ Фарбениидустри” удалось выковать лишь в 1916 г. в результате войны» [61]. Процесс объединения научных школ и технологических активов, начавшийся с целью общей маркетинговой стратегии в результате Первой мировой, продолжился в первую очередь с целью согласованного использования ресурсов. Прусский военный министр генерал фон Фалькенгаузен, выступая в рейхстаге еще в феврале 1896 г., заметил: «Во всём, что касается взрывчатых веществ, Военный совет всецело зависит от частной промышленности» [36].

Обычный красочный завод T.N.T в Леверкузене, производящий 250 тонн химикатов в месяц, был перепрофилирован на взрывную продукцию в течение всего шести недель [375]. Уже через несколько месяцев после объявления войны все заводы «Bayer» были переведены на «военные рельсы» и начали производство мощной взрывчатки – тринитротолуола [35]. В мае 1915 г. «BASF» стал получать азотную кислоту, а из неё взаимодействием с содой стали производить синтетическую селитру [33]. Частная промышленность, в свою очередь, зависела от поставок. Как отмечает Стивен Боун: «Когда разразилась Первая мировая война, её участники в первую очередь постарались закрепить контроль над нитратами и преградить доступ к ним противнику». Захват 20 тыс. тонн нитратов, хранившийся в бельгийском порту Антверпена, не решил проблему для Германии, особенно с учётом того, что интенсивность сражений сильно возросла: за первые 35 минут сражения у Нев-Шапель было выпущено больше снарядов, чем за всю англо-бурскую войну. Все британские заводы производили меньше 20 тонн тротила в неделю, а немцы взорвали за эти полчаса около 2,5 тыс. тонн [2], то есть вся британская промышленность за неделю работы могла обеспечить боеприпасами лишь четыре с половиной часа ведения боя. Кроме всего прочего из-за потребностей войны цена на нитраты к 1917 г. подскочила в четыре раза [2].

«В период Первой мировой войны коалиция держав, возглавляемая Британской империей, смогла одержать победу благодаря блокаде старого типа: нефть и каучук имеют большое значение для войны, Германия же не имела внутренних источников снабжения этими натуральными продуктами, а от внешних источников снабжения её отрезали, установив морскую блокаду».

Р. Сэсули «ИГ Фарбениндустри»

По свидетельству историка Барбары Такман, «Германия, не строившая расчётов на длительную компанию, имела в начале войны запас нитратов для производства пушечного пороха всего на шесть месяцев, и лишь открытый тогда способ получения азота из воздуха позволил ей продолжить войну» [44]. На первый план вышло обеспечение военной промышленности ресурсами. Из-за трудностей с получаемой из хлопка нитроклетчаткой Германия разработала процесс получения её из древесины, что легло в основу современного производства бездымных порохов [275]. Закончившийся глицерин немцы отчасти пытались производить, ферментируя пивные дрожжи с сахарозой, нитратами и фосфатами, что давало дополнительно 1 000 тонн глицерина в месяц [37], но и это не решало проблему. В связи с нехваткой глицерина для производства динамита было начато производство использовавшегося для алкидных смол этиленгликоля в промышленном масштабе [278].

Все эти сложности из-за блокады заставили немцев постоянно прибегать к различным ухищрениям, примером чему мог служить «фенольный заговор». Производство аспирина требовало фенола, но фенол применялся также в производстве взрывчатки, его доставка в США стала затруднительна из-за эмбарго Великобритании. Оказавшись на грани закрытия завода, «Bayer» пошёл на уловку, позднее известную как «Большой фенольный заговор». Фенол поставлялся известному изобретателю Томасу Эдисону, использовавшему его для производства грампластинок. После этого торговый агент «Bayer» Уго Швайцер (Hugo Schweitzer) использовал различных известных светских персон для сделок по закупке фенола у Эдисона и перепродаже его «Bayer» [5]. Для взаимодействия с подрядчиками Швайцер организовал «Chemical Exchange Association», которая заработала на его сделках около миллиона долларов, половина из которых досталась самому организатору. При этом Швайцер действовал совместно с финансовым советником в США д-ром Альбертом (Dr. Albert), связанным с немецкими спецслужбами. За время войны они совместно потратили 1,5 млн. долларов на пропаганду и шпионаж в пользу Германии. Кроме того, их усилиями тайно скупался бром как необходимый компонент химического оружия. Д-р Альберт в своём письме Швайцеру выражал надежду, что им удастся скупить весь производимый США бром [375].

Другим примером ухищрений стало появление у компании «Hoechst AG» первой коммерческой подводной лодки, поставлявшей в США сальварсан [139]. В конце концов на блокаду со стороны стран Антанты Германия ответила прекращением поставок анестезирующих средств, на которые у неё была монополия [12], после чего длительное время хирурги в США проводили, по их определению, «болгарские операции», то есть оперировали без анестезии, что отбросило американскую хирургию на полвека назад [375].

Всё-таки главным экспортным грузом подводных лодок по-прежнему оставались красители. Когда английский флот отрезал Германию от заокеанских рынков, председатель Американского объединения красильных фабрик заявил в Конгрессе: «Теперь американцам придётся ходить в белых костюмах!». Отставание в изготовлении красителей было столь очевидным, что когда правительство Англии заказало одной из фирм США изготовление 100 тыс. флагов для армии, то условием было использование красок исключительно немецкого производства. Из-за блокады американская компания применила отечественные, но качество было столь разительным, что подлог был моментально вскрыт [286]. Английские исследователи П. Гордон и П. Грегори отмечают: «Ситуация стала критической, когда выяснилось, что Англия не имеет достаточного количества красителей для крашения военной одежды, которые она была вынуждена закупать у Германии!». До последнего времени внимание британского правительства концентрировалось преимущественно на текстильной промышленности, и только теперь ситуация подтолкнула его к созданию крупных предприятий, которые англичане стали выстраивать по примеру передовых немецких концернов «Bayer» и «BASF». В числе правительственных мер, приведших к 40 %-ному росту производства красителей за 1913-14 гг., стало слияние нескольких мелких компаний под управление «British Dyestuffs Corporation», впоследствии ставшей основой для компании «Imperial Chemical Industries» [305].

Но немцы в части укрупнения промышленности продумывали уже следующий шаг. В это время из-за эмбарго будущий министр иностранных дел Германии Вальтер Ратенау пробил идею тотального учёта стратегических сырьевых материалов с переходом немецкой экономики к «долгой» войне и стратегическому планированию в масштабах страны. В министерстве был создан соответствующий отдел военных ресурсов с ним же во главе [5].

«На деле, самой крупной фигурой германской военной промышленности является д-р Вальтер Ратенау из “A.E.G. " – человек, которому в начале войны была поручена мобилизация германской военной промышленности. Так как он в качестве банкира, электрического короля, производителя станков, сталезаводчика и химического фабриканта уже находился в самом сердце всемогущего национального и международного осьминога, то эта задача не представила для него особых трудностей».

В. Ньюбольд «Как Европа вооружалась к войне (1871–1914)».

Ратенау как нельзя лучше подходил к этой должности, так как был родом из семьи банкиров, в то же время являясь учёным. Его отец, воспользовавшись купленным у того же Эдисона патентом, основал немецкий аналог «General Electric» – «Allgemeine Elektricitats-Gesellschaft», дававшую свет всей Германии, а за счёт инвестиций зарубежных банков – и таким городам, как Мадрид, Лиссабон, Генуя, Неаполь, Мехико, Рио-де-Жанейро, Иркутск и Москва. В 1889 г. он получил степень доктора, представив работу о поглощении света металлами, а в 1893 г., используя собственное открытие, основал электрохимические заводы в Биттерфельде и Рейнфельде. В 1899 г. Ратенау стал членом правления отцовской «AEG», а к началу войны входил в наблюдательные советы уже 80 германских и иностранных компаний. Кроме того он являлся доверенным советником кайзера Вильгельма II, который даже заходил к Ратенау в гости [38; 39].

Если Наполеону победу обеспечила созданная им система Генерального штаба, под руководством Ратенау во время Первой мировой вводили систему планирования более высокого порядка, распространяющуюся не только на боевые действия, но и на их обеспечение. Согласно схеме комитета по учёту стратегических материалов, поочерёдно в каждой отрасли был создан всеохватывающий картель, куда крупные предприятия входили сами, а аутсайдеров направляли принудительно [12].

Изучая конфликты, произошедшие за последние 200 лет, Айвен Аррегин-Тофт выяснил, что в 71 % побеждала сильная сторона и лишь в 29 % – более слабая с точки зрения наличия ресурсов, но при использовании слабой стороной нетрадиционных методов её успешность возрастала с 29 до 64 % [131]. Именно поиском таких методов с применением химии стало заниматься «бюро Хабера», которое Фрицу Хаберу предложил учредить Ратенау для взаимодействия между научной и индустриальной средой химиков и военным ведомством в рамках планового института. От научных кругов требовали нетривиальных решений способов ведения войны, позволяющих одержать победу так называемой слабой стороной в условиях ограниченных ресурсов.

Со стороны военных организацию бесперебойного снабжения боеприпасами в ходе затяжного характера боевых действий курировал бывший военный министр, а теперь начальник штаба Эрих фон Фалькенхайн. Его советником по связям с германским военно-промышленным комплексом был майор Макс Бауэр, по выражению журналиста Би-Би-Си Д. Джеффрейса, «влиятельная, но теневая фигура» [5]. Им к работе в «комитете Хабера» был привлечён бывший конкурент главы комитета Вальтер Нернст, который описал это так: «Бауэр, будучи майором Оперативного отдела Верховного командования армии, услышал о моём присутствии. Он нашёл меня, и мы подробно обсудили конкретные военно-технические вопросы. Непосредственным результатом этого явилось то, что… я уехал на своём автомобиле в Кёльн, чтобы провести испытания на полигоне Ван, расположенном около больших химических заводов Леверкузена. Я едва преувеличиваю, если скажу, что дальнейшее внедрение предложений, сформулированных вместе с Бауэром, приведёт к полному изменению ведения войны».

Так Бауэру стало известно, что красильная промышленность – источник ядовитых химических веществ, и химики взялись нетривиальными решениями нивелировать нехватку взрывчатых веществ [41; 42]. Как писал глава «бюро Хабера»: «Армейскому служаке, который привык лишь командовать, не хватает воображения, чтобы внести изменения в тактику, которых требуют технические новшества» [2]. Однако новшеств было не так уж и много. Лефебр в своём исследовании о двойном применении компонентов химического оружия отмечает: «Задействованные в них основные этапы действительны и для процессов, применяемых для производства некоторых красок, фармакологических препаратов или других химических продуктов, также совпадают технологические разработки, при которых разнообразные существующие заводы уже покрывают потребности задачи… всё химическое оружие вполне попадает под эти две категории». В частности, хлорин является промежуточным компонентом производства индиго и красителя «sulphur black», созданного на основе соединения серы с активированным углём, фосген – для ярко-красного красителя «brilliant acid» [375].

«Первая мировая война стала зваться “войной химиков”, так как провозгласила начало новой эры использования химического оружия. Однако большинство ключевых химических агентов, использованных во время войны, были исследованы в XVIII–XIX веках, включая хлорин (1774), синильную кислоту (1782), хлорциан (1802), фосген (1812), компоненты иприта (1822) и хлорпикрин (1848)» [378].

Дж. Романо, Б. Люкей, Г. Салем «Компоненты химического оружия. Химия, фармакология, токсикология и терапия»

Удушающие свойства хлора были обнаружены в 1774 г. шведским химиком Карлом Шееле [378]. В 1811 г. Дж. Дэви, экспериментируя с хлорином, получил фосген [375]. Впервые применённый в июле 1916 г. французами хлорциан [386] был приготовлен в 1802 г. Клодом Бертолле [378]. Все эти вещества были побочными продуктами различных химических реакций, производимых на фабриках.

Уже в 1864 г. у «BASF» возникли первые проблемы с экологией после сброса высокотоксичной мышьяковой кислоты, и уже тогда остро встала проблема утилизации вредных отходов производства красок. В частности, в 1868 г. от использования мышьяка пришлось отказаться совсем [307]. Ветошь с мышьяком будут пробовать использовать японцы для преодоления русских окопных укреплений во время войны 1905 г. [378]. Но ядовитые соединения продолжали появляться в лабораторных колбах химических фабрик; в 1885 г. был получен дифенилхлорарсин, ставший в войну новым средством «синий крест» [373]. То есть, занимаясь проблемами экологии, в немецких химических концернах не могли не осознавать, что область исследований воздействия химических препаратов на организмы огромна и в будущем может стать элементом явной или скрытой военной стратегии препаратов двойного назначения. Исследуя тенденцию, В. Лефебр рассуждает о появлении «смертельных бактерий» или «радиоактивных бомб» ещё в 20-х годах прошлого столетия.