355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Александр Островский » De Secreto / О Секрете » Текст книги (страница 44)
De Secreto / О Секрете
  • Текст добавлен: 16 апреля 2017, 09:30

Текст книги "De Secreto / О Секрете"


Автор книги: Александр Островский


Соавторы: Дмитрий Перетолчин,Юрий Емельянов,Андрей Фурсов,Константин Черемных,Кирилл Фурсов

Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 68 страниц)

Странный приговор

Текст обвинительного заключения по делу А.И. Солженицына нам неизвестен. Лишь частично мы можем судить о нём на основании свидетельств самого Александра Исаевича, Определения Военной коллегии Верховного суда СССР о его реабилитации, а также публикаций Б.А. Викторова и К.А. Столярова.

«Процитирую, – писал К.А. Столяров об обвинительном заключении, – начало и конец: “…B НКГБ СССР через Военную Цензуру поступили материалы о том, что командир батареи звуковой разведки Второго Белорусского фронта – капитан СОЛЖЕНИЦЫН Александр Исаевич в своей переписке призывает знакомых к антисоветской работе…

…Виновным себя признал. Изобличается вещественными доказательствами (письма антисоветского содержания, т. н. резолюция № 1).

Считая следствие по делу законченным, а добытые данные достаточными для предания обвиняемого суду, руководствуясь ст.208 УПК РСФСР и приказом НКВД СССР № 001613 от 21.XI. 1944 года – следственное дело № 7629 по обвинению СОЛЖЕНИЦЫНА Александра Исаевича направить на рассмотрение Особого совещания НКВД СССР…

Обвинительное заключение составлено 6 июня 1945 года в городе Москве…».

«Вместе с капитаном Езеповым, – отмечал К.А. Столяров, – этот документ подписали его начальники – полковник Иткин… и подполковник Рублев, а двумя днями позже его утвердил комиссар государственной безопасности 3 ранга Федотов»[735] 735
  Столяров К.А. Палачи и жертвы. М., 1997. С. 344.


[Закрыть]
.

Иначе характеризовал констатирующую часть обвинительного заключения Б.А. Викторов, по словам которого в ней говорилось: А.И. Солженицын «с 1940 года занимался антисоветской агитацией и предпринимал шаги к созданию антисоветской организации». «В связи с этим ему было предъявлено обвинение по ч.1. ст.58–10 УК РСФСР, предусматривающей ответственность за антисоветскую агитацию, и по ст.58–11 УК, предусматривающей ответственность за создание антисоветской организации»[736] 736
  Викторов Б.А. Без грифа «секретно». М., 1990. С. 306.


[Закрыть]
.

О том, что Александр Исаевич обвинялся по двум статьям, говорится в недавно обнаруженной в архиве карагандинской прокуратуры карточке заключённого[737] 737
  Могильницкий В. Человек под номером // Труд. 1998. 13 января.


[Закрыть]
. Это же следует из опубликованного текста Определения Военной коллегии Верховного суда СССР о его реабилитации[738] 738
  Лурье С. Из бумаг Л. Пантелеева//Нева. 1988.№ 12. С. 195–196.


[Закрыть]
. Подобным же образом характеризовал в 1964 г. содержание предъявленного ему обвинения сам А.И. Солженицын[739] 739
  Твардовский А.Т. Рабочие тетради 60-х гг. // Знамя. 2000. № 11. С. 162.


[Закрыть]
.

В первом издании «Архипелага» читаем об обвинительном заключении: «Подписал вместе с 11 пунктом. Я не знал тогда его веса, мне говорили только, что срока он не добавляет»[740] 740
  Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ. Paris, 1973. Т. 1. С. 151.


[Закрыть]
. Ах, какая наивность! Он, видите ли, думал, что обвинение в намерении создать антисоветскую организацию, тем более в условиях войны, «не добавляет срока».

Во втором издании у этих слов появилось продолжение: «Подписал вместе с 11 пунктом (уж “Резолюция” на него тянула). Я не знал тогда его веса…» и далее по тексту[741] 741
  Солженицын А.И. Малое собрание сочинений. Т. 5. М., 1991. С. 107.


[Закрыть]
. И здесь мы видим, «Резолюция» появилась только во втором издании «Архипелага». Но, упомянув её, Александр Исаевич тем самым усилил весомость предъявленного ему обвинения, после чего его наивность приобретает смехотворный характер.

Чтобы лучше представлять положение, в котором находился А.И. Солженицын летом 1945 г., прежде всего вспомним один лагерный анекдот, который он приводит в «Архипелаге» как реальный факт: «На новосибирской пересылке в 1945 г. конвой принимает арестантов перекличкой по делам. “Такой-то!” – “58-1а, 25 лет”. Начальник конвоя заинтересовался: “За что дали?” – “Да, ни за что” – “Врёшь. Ни за что десять дают”»[742] 742
  Там же. С. 210.


[Закрыть]
.

Если тогда «ни за что» давали «десятку», сколько же должен был получить человек за антисоветскую пропаганду, составление «Резолюции № 1» и намерение создать антисоветскую организацию?

Обратимся к Уголовному кодексу РСФСР 1926 г., который продолжал действовать и в 1945 г. Вот как в нём была сформулирована первая часть знаменитой статьи 58–10: «Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений (ст. ст. 58-2 – 58-9 настоящего Кодекса), а равно распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания влекут за собою лишение свободы на срок не ниже 6 месяцев»[743] 743
  РСФСР. Уголовный кодекс. Официальный текст с изменениями на 1 сентября 1943 г. и приложением постатейно-систематизированных материалов. М., 1943. С. 30.


[Закрыть]
.

О том, что означала формулировка «лишение свободы», мы можем судить на основании 28-й статьи УК РСФСР, в которой говорилось: «Лишение свободы устанавливается на срок от одного года до 10 лет, а по делам о шпионаже, вредительстве и диверсионных актах (ст. ст. 58-1а, 58-6, 58-7, 58-9 настоящего Кодекса) – на более длительные сроки, но не свыше 25 лет»[744] 744
  Там же. С. 12.


[Закрыть]
. Это значит, что статья 58–10 (часть первая) предусматривала наказание до 10 лет.

Выбор наказания зависел от наличия как смягчающих, так и отягчающих обстоятельств. Смягчающие обстоятельства определялись статьей 48, из которой явствует, что у Александра Исаевича было только одно такое обстоятельство – привлечение к ответственности в первый раз[745] 745
  Там же. С. 22.


[Закрыть]
. Что же касается отягчающих обстоятельств, то они были перечислены во второй части статьи 58–10, по которой, кстати, и обвинялся А.И. Солженицын.

В ней говорилось: «Те же действия (т. е. действия, указанные в первой части этой статьи – А.О.) при массовых волнениях или с использованием религиозных или национальных предрассудков масс, или в военной обстановке, или в местностях, объявленных на военном положении, влекут за собою меры социальной защиты, указанные в статье 58-2 настоящего Кодекса»[746] 746
  Там же. С. 22.


[Закрыть]
.

Это значит, что, вынося приговор, Особое совещание должно было руководствоваться ст. 58-2, которая предусматривала два вида наказания: «высшую меру социальной защитырасстрел или объявление врагом трудящихся с конфискацией имущества и лишением гражданства союзной республики и тем самым гражданства Союза ССР и изгнанием из пределов Союза ССР навсегда, с допущением при смягчающих обстоятельствах понижения до лишения свободы на срок не ниже трёх лет с конфискацией всего или части имущества»[747] 747
  Там же. С. 27.


[Закрыть]
.

Поскольку такая мера, как лишение гражданства в годы Великой Отечественной войны, не применялась, а смягчающих обстоятельств в деле А.И. Солженицына по существу не было, то в соответствии с действовавшим в 1945 г. Уголовным кодексом РСФСР ему угрожала высшая мера наказаниярасстрел.

Это тем более следует подчеркнуть, что он обвинялся сразу по двум статьям 58–10 и 58–11. Последняя статья гласила: «Всякого рода деятельность, направленная к подготовке и совершению предусмотренных в настоящей главе преступлений, а равно участие в организации, образованной для подготовки или совершения одного из преступлений, предусмотренных настоящей главой, влекут за собою – меры социальной защиты, указанные в соответствующих статьях настоящей главы»[748] 748
  Там же. С. 30–31.


[Закрыть]
.

Чем следовало руководствоваться в данном случае, мы можем узнать из статьи 49-й: «Когда в совершенном обвиняемым действии содержатся признаки нескольких преступлений, а равно в случае совершения обвиняемым нескольких преступлений, по которым не было вынесено приговора суда, суд определяет соответствующую меру социальной защиты за каждое преступление отдельно, окончательно определяет последнюю по статье, предусматривающей наиболее тяжкое из совершённых преступлений и наиболее тяжкую меру социальной защиты»[749] 749
  Там же. С. 22.


[Закрыть]
. В комментариях к данной статье специально подчёркивалось, что в рассматриваемом случае «в качестве основной меры социальной защиты» суд должен использовать «наиболее суровую меру»[750] 750
  Постановление 23 Пленума Верховного суда СССР. 1929 г.//Уголовный кодекс. М., 1938. С. 131–132.


[Закрыть]
. В данном случае такой мерой был расстрел.

Однако знаменитое Особое совещание проигнорировало статью 58-2, не пожелало руководствоваться статьёй 49-й УК РСФСР и сохранило Александру Исаевичу жизнь, чтобы он имел возможность позднее описать его безжалостность. Если «ни за что» давали «десятку», если «десятку» Н.Д. Виткевич получил по одной статье 58–10[751] 751
  Запись бесед с Н.Д. Виткевичем. Брянск. 10 января 1993 г. // Архив автора.


[Закрыть]
, то Александр Исаевич по двум статьям (58–10 и 58–11) был приговорён к восьми годам заключения[752] 752
  Лурье С. Из бумаг Л. Пантелеева // Нева. 1988. № 12. С. 195–196.


[Закрыть]
. «При этом, – писал он позднее в прошении на имя министра обороны СССР Г.К. Жукова, – даже не было решения о лишении меня воинского звания и орденов»[753] 753
  Столяров К.А. Палачи и жертвы. М., 1997. С. 256–257 (фото).


[Закрыть]
.

А поскольку ни следователь, ни прокурор, ни Особое совещание не могли игнорировать действующий Уголовный кодекс РСФСР, можно с полным основанием утверждать, что обвинение по двум статьям (58–10, ч.2 и 58–11) и приговор о восьмилетием сроке наказания находятся в непримиримом противоречии друг с другом.

В связи с этим особого внимания заслуживает опубликованный К.А. Столяровым документ под названием «Сведения о прохождении службы в Советской Армии и о наградах». Он был составлен А.И. Солженицыным 31 августа 1955 г. и завершался словами: «Судебного решения по моему делу вообще не было, а было лишь административное решение ОСО НКВД от 7.7.45 (8 лет ИТЛ по 58-10-ч. II)». Обратите внимание – по статье 58, пункт 10, часть 2-я, т. е. антисоветская агитация[754] 754
  Там же.


[Закрыть]
. И всё. И никакой ст.58–11.

Подобным же образом характеризовал А.И. Солженицын вынесенный ему приговор и в своём ходатайстве на имя Г.К. Жукова, В нём говорилось: «Меня не судили, а вынесли административное постановление ОСО МВД от 7.7.45 – 8 лет Исправ. труд, лагерей, ст.58-10-ч. II»[755] 755
  Там же.


[Закрыть]
.

Таким образом, ходатайствуя в 1955–1956 гг. о пересмотре дела, А.И. Солженицын утверждал, что в основе его обвинения лежала только переписка с Н.Д. Виткевичем, и специально подчёркивал, что обвинялся лишь по одной статье 58-10-4.2. Правда, и по этой статье ему угрожал расстрел. Но невозможно представить, чтобы человек, ходатайствующий о пересмотре своего дела, сознательно искажал и характер предъявлявшегося ему обвинения, и неправильно называл статью, по которой ему был вынесен обвинительный приговор.

Допустим, что обвинение соответствует действительности. Тогда следует поставить под сомнение все известные нам источники о характере приговора. А это не только утверждения самого А.И. Солженицына, но и Определение военной коллегии Верховного суда СССР, опубликованные документы следственного и реабилитационного дел.

Если допустить, что документы, характеризующие приговор, подлинные, тогда следует признать сфальсифицированными сведения о характере обвинения, которые опять-таки содержатся в воспоминаниях А.И. Солженицына, определении Военной коллегии Верховного суда СССР, опубликованных материалах следственного и реабилитационного дел.

Таким образом, и в одном, и в другом случае приходится не только поставить под сомнение утверждения А.И. Солженицына, но и констатировать, что названные официальные документы были сфальсифицированы. А поскольку доступ к ним до сих пор закрыт, подобная фальсификация могла быть осуществлена только на официальном уровне.

Итак, что же мы видим? «Ни на что непохожий арест», грубейшее нарушение распоряжения Военной прокуратуры СССР о производстве обыска, составление протокола личного обыска и протокола об аресте через пять дней после самого ареста, странное этапирование в Москву под спецконвоем в плацкартном вагоне, совершенно невероятное следствие, противоречия в изложении содержания обвинения, находящийся в противоречии с Уголовным кодексом РСФС приговор Особого совещания и расхождения в изложении самого приговора.

Интересная деталь: когда в 1948 г. «подельники» А.И. Солженицын и Н.Д. Виткевич встретились в «шарашке», ни один из них не проявил интереса к тому, как оказался за решеткой другой. Причём, по утверждению, Н.Д. Виткевича, на эту тему они ни разу не беседовали друг с другом и позднее, на воле. Невероятно. Как будто говорить на тему о причинах и обстоятельства ареста им было запрещено.

Исходя из этого, можно сделать следующие выводы:

А) вся история с созданием антисоветской организации представляет собою выдумку и вопрос заключается только в том, когда именно эта история появилась;

Б) никаких убеждающих доказательств того, что в основе ареста лежала переписка, содержащая критику Сталина, не приведено, а те источники, которые введены в оборот, на этот счёт перечёркивают друг друга;

В) на основании этого можно утверждать, что до сих пор даже формальная причина ареста нам неизвестна;

Г) следовательно, или Солженицын был вынужден скрывать причину своего ареста, или же его арест имел фиктивный характер как способ создания ему соответствующей легенды;

Д) тот факт, что все известные нам на этот счёт сведения исходят не только от А.И. Солженицына, но и от органов советского государства, с которыми он вёл борьбу, и находятся между собою в полном соответствии, даже тогда, когда содержат внутренние противоречия, даёт основание утверждать, что мы имеем дело с игрой в четыре руки.

Косвенно в пользу этой версии могут служить следующие слова из «Телёнка»: «Арест, – писал А.И. Солженицын, – был смягчён тем, что взяли меня с фронта, из боя; что было мне 26 лет; что кроме меня никакие мои сделанные работы при этом не гибли (их не было просто); что затевалось со мной что-то интересное, даже увлекательное; и совсем уже смутным (но прозорливым) предчувствиемчто именно через этот арест я сумею как-то повлиять на судьбу моей страны»[756] 756
  Солженицын А.И. Бодался телёнок с дубом // Новый мир. 1991. № 6. С. 79.


[Закрыть]
.

Мог ли так размышлять человек, перед которым открывалась перспектива: или на кладбище, или в ГУЛАГ. В первом случае возможность «повлиять на судьбу страны» была исключена полностью. Казалось бы, не открывала надежд на это и перспектива оказаться за колючей проволокой. И уж тем более трудно было представить себе пребывание здесь «интересным» и «даже увлекательным».

Так мог смотреть из тюремного окна в своё будущее лишь человек, для которого арест являлся не карой, не наказанием с неизвестными последствиями, а лишь формой прикрытия какой-то многообещающей деятельности.

Если с учётом этого проследить жизненный путь А.И. Солженицына после ареста, нельзя не отметить много странностей. Вот только некоторые из них, которые можно рассматривать как косвенное подтверждение сформулированной версии.

Глава 4 Отпечатки пальцев
В роли заключенного

Куда только не бросала судьба заключённых: угольные копи Воркуты, медные рудники Джезказгана, золотые прииски Колымы, сибирские и северные лесоповалы[757] 757
  Кузьмин С.И., Исправительно-трудовые учреждения в СССР (1917–1953 гг.). М., 1992; Система исправительно-трудовых лагерей в СССР. 1923–1960. Справочник. М., 1998.


[Закрыть]
. А куда она забросила А.И. Солженицына? Из краснопресненской пересыльной тюрьмы в кузове обычной грузовой машины с летним ветерком его доставили в «подмосковную Швейцарию»[758] 758
  Решетовская Н.А. В круге втором. С. 13.


[Закрыть]
.

«Один час переезда сюда с Красной Пресни», говорится в «Архипелаге», и «мы въехали в черту небольшого квадрата лагеря «Новый Иерусалим». «Зона Нового Иерусалима нравится нам, она даже премиленькая: она окружена не сплошным забором, а только переплетённой колючей проволокой, и во все стороны видна холмистая, живая деревенская и дачная, звенигородская земля»[759] 759
  Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ // Малое собрание сочинений. Т. 6. С. 112.


[Закрыть]
.

И далее: «Первый день в лагере! И врагу не желаю этого дня! Мозги пластами смещаются от невместимости всего жестокого. Как будет? Как будет со мной? – точит и точит голову, а работу дают новичкам самую бессмысленную, чтоб только занять их, пока разберутся. Бесконечный день. Носишь носилки или откатываешь тачки, и с каждой тачкой только на пять, на десять минут убавляется день, и голова для того одного и свободна, чтобы размышлять: как будет? как будет?., мы видим бессмысленность перекатки этого мусора, стараемся болтать между тачками». Так продолжается до тех пор, пока не «начинают вызывать новый этап по несколько человек в контору для назначения», т. е. для распределения по видам работы на время пребывания в лагере[760] 760
  Там же. Т. 6. С. 116.


[Закрыть]
.

Невольное чувство, которое возникает при чтении этого текста, – недоверие: откуда к приезду нового этапа набралось столько мусора, что для его уборки потребовалось около сотни человек (заключённых доставили сюда в «кузовах» нескольких машин)?[761] 761
  Там же. С. 112.


[Закрыть]
И это в «лагпункте»[762] 762
  Там же. С. 117.


[Закрыть]
, где было только два барака[763] 763
  Там же. С. 112.


[Закрыть]
, а значит, не более 400 заключённых[764] 764
  По существовавшим нормам, бараки были рассчитаны на 100–200 человек.


[Закрыть]
'.

«Часу не прошло – читаем мы в «Архипелаге» далее, – один из наших этапников уже приходит сдержанно сияющий: он назначен инженером-строителем по зоне». И ещё один: ему разрешили открыть парикмахерскую для вольных на заводе. И ещё один: встретил знакомого, будет работать в плановом отделе»[765] 765
  Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ. Т. 6. С. 113.


[Закрыть]
. И снова, что ни утверждение, то вопрос. Зачем инженер-строитель в лагпункте, обслуживающем небольшой кирпичный заводик? Неужели в Новом Иерусалиме не было парикмахерских? Какое дело лагерному начальству до внешнего вида вольных рабочих? Да и встретить знакомого в лагере, тем более способного влиять на распределение заключённых по виду работы, это всё равно, что найти иголку в стоге сена.

Но главное не в этом. Описывая «первый день в лагере» и «вспоминая» детали, которые похожи на вымысел, Александр Исаевич забыл такую мелочь, как карантин.

«Карантин, – делится в интернете своими воспоминаниями кто-то из бывших заключенных, – это первое, с чем знакомится зек по приезду в лагерь. Он является порогом тюремного дома как в следственном изоляторе, так и в зоне». «Время нахождения в карантине обычно не более 2-х, 3-х недель. За это время новичков стригут, моют, выдают робу, берут анализы, подвергают психологическим тестам, знакомят с особенностями зоны»[766] 766
  Карантин в зоне // Блог двух зеков из Татарстана http://2zeka.ru/post/tag/karantin


[Закрыть]
'.

Может быть, карантин – современное изобретение? Ничего подобного.

«Все принятые в места заключения, – гласила ст. 110 «Исправительно-трудового кодекса РСФСР, утверждённого 16 ноября 1924 г… – немедленно после их прибытия в место заключения подлежат медицинскому осмотру, после чего больные изолируются, а остальные подвергаются санитарно-гигиеническим мероприятиям и помещаются в особые камеры, где отбывают установленный карантин»[767] 767
  Исправительно-трудовой кодекс РСФСР. 1924. // ГУЛАГ (Главное управление лагерей), 1917–1960. С. 43.


[Закрыть]
.

Карантин был предусмотрен и Положением об исправительно-трудовых лагерях, которое было утверждено 7 апреля 1930 г. «После регистрации и осмотра все прибывшие в лагерь заключённые направляются для отбытия установленного карантина»[768] 768
  Положением об исправительно-трудовых лагерях. 7 апреля 1930 г. // Кокурин А.И., Петров Н.В. ГУЛАГ (Главное управление лагерей). 1917–1960 гг. М., 2000. С. 67.


[Закрыть]
.

Карантин фигурирует в воспоминаниях многих лагерников, причём некоторые из них называют и его продолжительность. П.И. Якир, прибывший в колонию для малолетних в 1938 г., писал: «Первые 14 дней был карантин»[769] 769
  Якир П.И. Детство в тюрьме. Л., 1972. С. 125.


[Закрыть]
. В. Александровский называет продолжительность карантина в три недели, поясняя: это срок инкубации брюшного тифа[770] 770
  Александровский Вадим. Записки лагерного врача. М., 1996. С. 6.


[Закрыть]
. Именно такой предусматривалась продолжительность карантина в особых лагерях[771] 771
  Инструкция о режиме содержания заключенных в особых лагерях МВД СССР. 1950 г. // Кокурин А.И., Петров Н.В. ГУЛАГ (Главное управление лагерей), 1917–1960. С. 555–567.


[Закрыть]
.

Для чего нужен карантин: во-первых, это, как уже говорилось, санобработка в виде стрижки и бани (или душа), во-вторых, переодевание в лагерную одежду, в-третьих, размещение в бараках или камерах, в-четвёртых, медицинское освидетельствование, в-пятых, распределение на работу; в-шестых, ознакомление с правилами пребывания в заключении.

Описывая свой первый день в лагере, А.И. Солженицын не только упустил такую мелочь, как карантин, но и допустил ещё одну, связанную с этим, «неточность». Готовясь к встрече с лагерным начальством, он «в этот день нарочно» «нарядился» (гимнастерка со «стоячим воротом», «широкий офицерский ремень», «галифе», да, наверное, и хромовые сапоги), чтобы начальство сразу же обратило на него внимание: «ничто мне, что тачку катать» (так в тексте) и таким образом сумел получить должность мастера глиняного карьера[772] 772
  Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ. Т. 6. С. 116.


[Закрыть]
.

По свидетельству А.И. Солженицына, «в своём военном одеянии»[773] 773
  Там же. С. 117.


[Закрыть]
(в другом случае: «в своем офицерском одеянии»[774] 774
  Там же. С. 120.


[Закрыть]
) он затем ходил и на работу. «Ходил в военном», пока продолжал оставаться на должности мастера[775] 775
  Там же. С. 121.


[Закрыть]
. И только после того, как его отправили в карьер простым рабочим, вспоминал он, «мне пришлось расстаться с моей военной формой, потому что дурно в ней копать глину. Гимнастерку и галифе я спрятал в свой чемодан, а в лагерной каптёрке получил латаное линялое тряпьё, выстиранное будто после года лёжки в мусорном ящике» (правда, работал он в карьере всего «пять дней»)[776] 776
  Там же. С. 120–121.


[Закрыть]
.

Когда израильская читательница «Архипелага» Лия Горчакова познакомилось с этим эпизодом, она обратилась к своему мужу Генриху Натановичу, который тоже побывал в ГУЛАГе, и тот заявил: «“Широкий офицерский пояс” – в лагере абсолютно исключается! Прибыв на Лубянку, он (А.И. Солженицын – А.О.) его и в глаза больше не видел»[777] 777
  Горчакова-Эльштейн Л. Жизнь по лжи. 2009.


[Закрыть]
.

«Да и “нарядился нарочно”?! – уточнял Н.Н. Горчаков, – в лагерях не наряжались! Ещё в самом начале, только прибыв в лагерь, зек мог какое-то короткое время (видимо, в первые дни карантина, до бани – А.О.) быть одетым в своё, не казённое. Но в военном никого в лагерях я никогда не видел – так ведь могли и в побег уйти». И далее: «Сразу после пересылки все свои вещи сдавали в каптёрку – до твоего освобождения»[778] 778
  Там же.


[Закрыть]
.

Статья 118 «Исправительно-трудового кодекса РСФСР» 1924 г. гласила: «Предметы вещевого довольствия, выдаваемые заключённым, составляют: одежда, бельё, обувь и постельные принадлежности»[779] 779
  Исправительно-трудовой кодекс РСФСР. М., 1924 г. // ГУЛАГ (Главное управление лагерей), 1917–1960. С. 44.


[Закрыть]
. Об этом же говорилось во «Временной инструкции о режиме содержания заключённых в исправительно-трудовых лагерях НКВД СССР», утверждённой 2 августа 1939 г. Один из пунктов этой инструкции (37) специально предусматривал выдачу заключённому «в личное пользование» необходимых ему вещей («верхняя одежда, обувь, бельё, постельные принадлежности и т. д.»)[780] 780
  Временной инструкции о режиме содержания заключённых в исправительно-трудовых лагерях НКВД СССР. 2 августа 1939 г. // Кокурин А.И., Петров Н.В. ГУЛАГ (Главное управление лагерей), 1917–1960. С. 457–473. См. также: «Табель вещевого довольствия заключённых, находящихся в лагерях и НТК ГУЛАГа НКВД СССР» (Там же. С. 484-А85).


[Закрыть]
.

Из этого вытекает: заключённый А.И. Солженицын находился в Новом Иерусалиме на особом положении, так как не проходил карантин, после распределения на работу продолжал носить прежнюю офицерскую одежду и совершил переодевание в лагерную одежду по собственному желанию, а не по требованию администрации лагеря.

Получив лагерное обмундирование, А.И. Солженицын должен был щеголять в нём и в дальнейшем, о чём свидетельствует 38-й пункт «Временной инструкции»: «При направлении заключённого из одного лагеря (лагподразделения) в другой или в колонию, с убывающим заключённым сверяется наличие у него полученных вещей в личное пользование и необходимые изменения вносятся в арматурную книжку, которая пересылается вместе с личным делом заключённого»[781] 781
  Временная инструкция о режиме содержания заключённых в ИТЛ НКВД СССР от 2 августа 1939 г. // Кокурин А.И., Петров Н.В. ГУЛАГ (Главное управление лагерей), 1917–1960. С. 457–473.


[Закрыть]
.

Это значит, что когда 9 сентября 1945 г. А.И. Солженицына перевели из Нового Иерусалима в Москву на Калужскую заставу[782] 782
  Решетовская Н.А. В круге втором. С. 18–19.


[Закрыть]
, он должен был прибыть туда в той лагерной одежде, которая была на нём до этого, а здесь или остаться в этой одежде или после нового карантина получить новую. Однако когда А.И. Солженицын прибыл в Москву и «на второй день» предстал перед начальником лагучастка, на нём опять были «галифе, заправленные в сапоги» и «длиннополая шинель»[783] 783
  Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ. Т. 6. С. 170.


[Закрыть]
.

Здесь через некоторое время его снова переодели в лагерную одежду[784] 784
  Решетовская Н.А. В круге втором. С. 20, 39.


[Закрыть]
, в которой летом 1946 г. должны были доставить в Бутырскую тюрьму. Все прибывающие в тюрьму тоже проходили карантин. Повествуя в романе «В круге первом» о том, как принимала Лубянка Иннокентия Володина, А.И. Солженицын упоминает санобработку (стрижку волос, приём душа) и пишет: «Затем ему выдали грубое застиранное белье с чёрными штампами “Внутренняя тюрьма” на спине и животе»[785] 785
  Солженицын А.И. В круге первом // Малое собрание сочинений. Т. 2. С. 269.


[Закрыть]
.

Между тем, рассказывая о своём знакомстве в Бутырской тюрьме с Н.В. Тимофеевым-Ресовским, А.И. Солженицын писал: «Застигнутый врасплох, я стоял перед ним в своей длинной затасканной шинели и в зимней шапке (арестованные зимой обречены и летом ходить в зимнем)»[786] 786
  Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ // Малое собрание сочинений. Т. 7. С. 414.


[Закрыть]
. Оставим на совести автора зимнюю шапку на его голове летом 1946 г. в душной камере Бутырской тюрьмы. Мало ли дураков, которые в это могут поверить. Главное в другом. Оказывается, и на этот раз то ли А.И. Солженицына доставили в тюрьму в военной форме, то ли переодели в неё уже здесь[787] 787
  В военной форме А.И. Солженицын возникает на страницах «Архипелага» еще по крайней мере два раза (Там же. С. 368–369,411). И когда Л.З. Копелев летом 1947 г. появился в марфинской шарашке, он увидел А.И. Солженицына «в застиранной армейской гимнастерке» (Копелев Л.З. Утоли мои печали. С. 32)


[Закрыть]
'.

Показательно, что когда летом 1946 г. А.И. Солженицына снова доставили на Лубянку, ему снова удалось избежать переодевания. Рассказывая об этом эпизоде с его слов, Л.И. Сараскина пишет: «Раздевание догола, ощупывание, стрижка волос на голове и в местах их скопления на лице и теле, снова одевание (в свою одежду без пуговиц и застёжек), опять раздевание и опись особых примет, измерение роста, помывка, прожарка[788] 788
  О «прожарке» см. также: Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ // Малое собрание сочинений. Т. 5. С. 380


[Закрыть]
, фотографирование, отпечатки пальцев… Весь этот приёмный конвейер изматывает и подавляет, хотя с точки зрения тюрьмы, процедуры подчиняются внятной логике и давно заведённому порядку: предварительный обыск, установление личности, приём под расписку, основной обыск, первая санобработка, запись примет и медосмотр»[789] 789
  Сараскина Л.И. Александр Солженицын. С. 322–323.


[Закрыть]
.

Не распространялись на заключённого А.И. Солженицына и некоторые другие правила.

Н.А. Решетовкая вспоминала, что после перевода Александра Исаевича в Москву она навещала мужа два раза в неделю[790] 790
  Решетовская Н.А. В круге втором. С. 21, 22.


[Закрыть]
. А весной 1946 г. А.И. Солженицын сообщил жене «слух, что свидания будут разрешаться теперь не больше 1–2 раз в месяц. Просто дрожь берёт перед такой жестокостью!»[791] 791
  Там же. С. 25.


[Закрыть]
.

Между тем Временная инструкция о режиме содержания заключённых в ИТЛ НКВД СССР от 2 августа 1939 г. гласила: «74. Заключённым свидания разрешаются 1 раз в 6 месяцев и в порядке поощрения лучшим производственникам до 1 раза в 3 месяца»[792] 792
  Временная инструкция о режиме содержания заключённых в ИТЛ НКВД СССР от 2 августа 1939 г. // Кокурин А.И., Петров Н.В. ГУЛАГ (Главное управление лагерей), 1917–1960. С. 457–473.


[Закрыть]
. Но на заключённого А.И. Солженицына это правило не распространялось.

Кто же допускал это? Ответ на этот вопрос даёт та же «Временная инструкция»: «Заключённым, осуждённым за преступления, перечисленные в п. “а” № 65, свидания допускаются только с разрешения начальника ГУЛАГа НКВД. Заключённым, осуждённым за преступления, перечисленные в п. “б” № 65, свидания допускаются только с разрешения начальника лагеря по обязательному согласованию с 3 отделом»[793] 793
  Там же.


[Закрыть]
.

А поскольку А.И. Солженицын принадлежал ко второй группе лиц, осуждённых за контрреволюционные преступления, то разрешение на отступления от правил, регулирующих свидания, мог дать только начальник лагеря по согласованию с оперчекистской частью (так к тому времени стали называться третьи отделы). Но что могло подвигнуть начальника лагеря и оперчасть на то, чтобы взять на себя ответственность за нарушение «Временных правил» ради совершенно неизвестного им заключённого?

Был в этой инструкции ещё один пункт, который предусматривал свидания только «в свободное от работы время» (п.78)[794] 794
  Там же.


[Закрыть]
. Одним таким днём было воскресенье[795] 795
  Решетовская Н.А. В круге втором. С. 21, 22.


[Закрыть]
. А когда А.И. Солженицын встречался с женой в будние дни, ведь у него свободным был только вечер? Но, как явствует из воспоминаний Н.А. Решетовской, первое их свидание состоялось днём прямо на вахте лагеря[796] 796
  Там же. С. 20.


[Закрыть]
.

Из воспоминаний Н.А. Решетовской явствует, что А.И. Солженицын не только регулярно встречался с женой, но и столь же регулярно получал передачи. Упомянутая Временная инструкция о режиме содержания заключённых в ИТЛ НКВД СССР[797] 797
  Рассказов Л.П. Роль ГУЛАГа в предвоенных пятилетках // Экономическая история: Ежегодник. 2002. М.: «РОССПЭН», 2003. С. 269–319.


[Закрыть]
гласила: «81. Заключённым разрешаются передачи (посылки). Передачи бывают: а) при предоставлении свиданий; б) путём получения посылок по почте раз в месяц». А далее шло уточнение: «Заключённым, осуждённым за контрреволюционные преступления, получение передач (посылок) разрешается в 3 месяца один раз».

В 1940 г. это ограничение было отменено: «Получение передач (посылок) разрешается всем заключённым, независимо от характера совершённого преступления, без ограничений»[798] 798
  Циркуляр Главного Управления Исправительно-трудовых лагерей НКВД Союза ССР 21 января 1940 г. // Кокурин А.И., Петров Н.В. ГУЛАГ (Главное управление лагерей), 1917–1960. С. 474–475.


[Закрыть]
.

Однако в данном случае речь шла только о посылках. Передачи при свидании остались в зависимости от тех правил, которые регулировали сами свидания. Следовательно, позволяя А.И. Солженицыну нарушать существующие правила о свиданиях, администрация лагеря тем самым позволяла ему получать передачи не раз в полгода, в три месяца или в месяц, а два раза в неделю.

В связи с этим заслуживает внимания ещё один факт. Первую передачу в Новом Иерусалиме А.И. Солженицын получил не от своей жены, а от её тёти – Вероники Николаевны Туркиной, которая для этого специально ездила в Новый Иерусалим[799] 799
  Решетовская Н.А. В круге втором. С. 19.


[Закрыть]
. А так как передачи могли поступать к заключённым, или по почте, или же во время свидания, получается, что В.Н. Туркина в сентябре 1945 г. получила свидание с А.И. Солженицыным. Причём в этом отношении она была не единственным человеком. Как пишет Л.И. Сараскина, демобилизованный И.М. Соломин в мае 1946 г. тоже «навестил бывшего командира на Калужской»[800] 800
  Сараскина Л.И. Александр Солженицын. С. 318.


[Закрыть]
.

Между тем во «Временной инструкции» однозначно говорилось, что свидания разрешаются «только с прямыми родственниками (женой, мужем, родителями, детьми) заключённых»[801] 801
  Временная инструкция о режиме содержания заключённых в ИТЛ НКВД СССР от 2 августа 1939 г. // Кокурин А.И., Петров Н.В. ГУЛАГ (Главное управление лагерей), 1917–1960. С. 457–473.


[Закрыть]
.

Несмотря на то, что А.И. Солженицын и Н.А. Решетовская довольно часто встречались на Калужской заставе, они регулярно переписывались.

Из «Временной инструкции»: «86. Заключённым разрешается вести переписку без ограничения. Заключённым, осуждённым за контрреволюционные преступления, перечисленные в п. «а» № 65, разрешается переписка один раз в три месяца. Заключённым, осуждённым за контрреволюционные преступления, перечисленные в п. «б» № 65, разрешается переписка 1 раз в месяц»[802] 802
  Временная инструкция о режиме содержания заключённых в ИТЛ НКВД СССР от 2 августа 1939 г. // Кокурин А.И., Петров Н.В. ГУЛАГ (Главное управление лагерей), 1917–1960. С. 457–473. В 1945 г. заключённым ИТЛ было разрешено отправлять до двух писем в месяц (История сталинского ГУЛАГА. Т. 4. С. 264).


[Закрыть]
', это же правило существовало и в шарашках[803] 803
  Сараскина Л.И. Александр Солженицын. С. 327.


[Закрыть]
, а в особом лагере, куда он был отправлен летом 1950 г. разрешалось только четыре письма в год[804] 804
  Временная инструкция о режиме содержания заключённых в ИТЛ НКВД СССР от 2 августа 1939 г. // Кокурин А.И., Петров Н.В. ГУЛАГ (Главное управление лагерей), 1917–1960. С. 555–567.


[Закрыть]
.

Это значит, что с августа 1945 по февраль 1953 г. А.И. Солженицын мог отправить около 75 писем. Между тем, по свидетельству Н.А. Решетовской, в её архиве сохранилось «172 тюремно-лагерных письма и 13 открыток»[805] 805
  Решетовская Н.А. В круге втором. С. 8.


[Закрыть]
. Получается, что правила, регулирующие переписку заключённых, на А.И. Солженицына тоже не распространялись.

Тем, кто знаком с литературой о А.И. Солженицыне, известна его арестантская фотография, на которой он изображён по пояс с бритой головой и в какой-то куртке. Оказывается, эта фотография была сделана на Калужской заставе. «Неожиданно, – вспоминала Н.А. Решетовская, – присылает фотографию. Уму непостижимо, как ему удалось сфотографироваться за колючей проволокой?»[806] 806
  Решетовская Н.А. В круге втором. С. 39.


[Закрыть]
. Добавлю от себя – и переслать фотографию на волю.

Таким образом, после объявления приговора человек, называвший Н.В. Сталина «Паханом», характеризовавший советское государство как феодальное и готовившийся к борьбе с ним (к «войне после войны»), не только начинал своё «хождение по мукам» в «подмосковной Швейцарии» и в самой Москве, но и находился здесь на совершенно особом положении.

А поскольку администрация лагеря и в Новом Иерусалиме, и в Москве, допуская нарушение существовавших правил содержания заключённых, не могла не понимать, что подвергает себя определённому риску, то на подобные нарушения она могла пойти только под действием каких-то влиятельных структур. Но кто мог, с одной стороны, протежировать заключённому А.И. Солженицыну, с другой стороны, гарантировать администрации лагеря защиту от возможных служебных неприятностей, а может быть, и уголовного наказания? Только органы государственной безопасности.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю