Текст книги "Железом и кровью"

Автор книги: Александр Меньшов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

Горяна открыла было рот, что-то ответить, но так ничего и не родила. Она лишь развела руками.

Тело от неудобной позы затекло. Да и продрогло до мозга костей.

Я встал с земли и поёжился: мышцы задубели и не хотели слушаться. Неудивительно, что во сне мне было так холодно…

Я инстинктивно пощупал себя, ожидая найти дыры от стрел, но с облегчением понял, что это всё мне приснилось.

Восемь стрел… Почему восемь? Может, это воспоминания о восьми ранах полученные в бою с бандой Дедяты Гнильского? Тогда я ведь тоже был одной ногой в чистилище… И тот гоблин… А горящее судно очень напоминает тот корабль с нежитью на безымянном острове.

Горяна наконец обрела голос:

– Ты так странно лежал… Я было испугалась… Извини, если…

Горяна ещё что-то бормотала и пятилась назад. Смотрела она на меня так, словно я был привидением.

Не смотря на то, что солнце ещё не встало, было всё хорошо видно: широкий дол и черный полуголый лес, синеватые вершины гор вокруг которых кружились сизые облака.

Я непослушными пальцами попытался наломать веток и развести костер, чтобы согреться. Тело трусилось, словно в лихорадке.

– Я глядела на тебя, думала, что…

Горяна присела рядом. Её широко распахнутые глаза не моргая смотрели на меня, и сейчас она была похожа на ребёнка, который впервые увидел раздавленную жабу и не понимал, как реагировать на увиденное.

Слабый огонёк осторожно лизнул веточки и тут же спрятался под ними. А через несколько секунд вверх поползли тоненькие струйки дыма. Очень хотелось есть и я вытянул из котомки припасы.

Солнце так и не пробилось из-за туч. Мы наскоро перекусили и стали собираться дальше в дорогу. От еды, а, может, и от того, что я постоянно двигался, стало теплее.

Закончив сборы, я затушил костерок, и мы двинулись на юг.

6

На очередном привале, мы снова заговорили с Горяной про Умойр. Она вспоминала, как там жила, про своего отца.

– Правда, что говорят, – начал я, – будто на Умойре Верховный Маг из знатной семьи?

– А то! – Горяна нехорошо усмехнулась. – Умойр всегда был сосредоточием старых традиций… Я была свидетелем того, как канийцы там… в общем, к примеру, гибберлингов считают за каких-то забавных говорящих зверушек.

– А эльфов?

– Эльфов? – Горяна попыталась снять обувь, чтобы дать ногам немного «подышать». – Как говорил оружейничий Скряба: «Се народец странный, который нагло использует канийцев в своих подленьких целях». Мой отец с ним постоянно спорил, хотя… порой ему приходилось мириться с подобным мнением.

– Отчего ты так думаешь? – спросил я, оглядываясь. У меня вдруг возникло какое-то непонятное чувство тревоги.

– Он как человек благородного происхождения, да и и в силу своей должности, частенько участвовал в советах да сборищах. Припоминаю, что каждый раз, как приходил с них, то был очень сердит и иногда долго сиживал за столом и молча пил, – глаза Горяны слегка увлажнились. – Однажды вечером, когда я чуть его ругала за это, он вдруг мне сказал, что кончится всё это плачевно.

– Что «это»?

– Не знаю, – Горяна пожала плечами. – Так и сказал: «всё это». Я было спросила, но он не уточнил, а лишь продолжил пить. Мне порою кажется, что он предвидел весь этот… заговор.

Я не успел ничего сказать в ответ, как нас окружили со всех сторон и на поляну вышло человек до десяти. Все они были в пугающих берестяных личинах и вооружены до зубов.

Вышли они спокойно и даже как-то нагловато, словно тем самым говоря, что они парни лихие, и ничего не боятся.

Я видел, как побледнела Горяна, продолжавшая сидеть в одном ботфорте. Но она (стоит отдать ей должное) быстро взяла себя в руки и перехватила инициативу разговора на себя. Я стал играть роль простого охранника, сопровождающего девушку.

Горяна неторопливо натянула на ногу ботфорт, поднялась, пристучала ногой каблук и окинула взглядом бандитов.

– День вам добрый, – начала она.

Я наклонил голову, уставившись в землю. Мысли закружили в стремительном галопе, определяя мои дальнейшие действия.

Бандиты стояли на безопасном расстоянии. Один из них держал в полунатяжку лук и терпеливо целился мне в спину. Я успел мельком увидеть, что это был самый обычный охотничий лук и, судя по всему, слегка косящий вправо. Стрела такого лука не смогла бы пробить кольчужку, одетую под моей курткой. Разве что оставила бы синяк, да и то это под вопросом.

– И тебе день добрый! – пробасил невысокий человек в темном охотничьем костюме.

Я ещё раз перед внутренним взором расставил бандитов. Слева и справа от лучника стояли два легковооруженных худощавых человека с короткими копьями на перевес. Даже по тому небольшому набору движений стало ясно, что ребята они ушлые и очень подвижные. Следующий справа был дородный великан, из-под личины которого торчала мохнатая черная борода. В руке у него красовался жуткого вида кистень. Остальные стали позади меня.

Горяна облизала губы и сделала небольшой шажок к начавшему разговор бандиту. Весь вид её говорил что-то типа: «И что дальше?»

– Кто такие? Куда путь держите? – не выдержал испытания молчанием бандит.

– Служивые люди, – ответила Горяна. – Едем на хутор Бортица. А вы кто такие? Куда идёте? Есть ли охранная грамота?

– Зачем вам на хутор? – ответил бандит вопросом на вопрос, немного нервничая.

Я отнёс это к тому, что он теряет сейчас своё лицо перед сотоварищами, поскольку выглядел сейчас так, будто оправдывался перед девушкой.

Даже слепому было бы ясно: нас ждали два варианта исхода событий и, думаю, что и Горяна это понимала. Она, скорее всего, сейчас давала мне время на ответный ход, отвлекая внимание на себя.

Я снова закрыл глаза и прокрутил в голове свой будущий бой, стараясь точно определить, что и как сейчас следует делать.

Лучник чуть подустал и едва-едва отпустил руки, тем самым сбивая прицел. Копейщики лениво оглядывались по сторонам, а один и вовсе опёрся на древко.

Я уже определился с направлением атаки и ждал подходящее мгновение. Меня вдруг смутил тот факт, что все бандиты в масках, скрывающих их лицо. Так обычно поступают те, кто частенько бывает на людях и побаивается, что его узнают.

– Да чего с ними попусту болтать! – подал голос великан с кистенём в громадном кулачище.

Это и был сигнал. Я в два прыжка очутился у этого здоровяка и почти не замахиваясь нанёс удар по незащищенной жирной шее. «Кошкодёр» жадно впился ему в плоть. Кровь на удивление не брызнула во все стороны, а медленным тягучим ручейком заструился вниз к плечу. В глазах у гиганта отразился такой неописуемый ужас и одновременно удивление, словно говорящее: «Это уже конец? Почему? Как? Нет… нет…» А через пару мгновений взгляд его затуманился.

Я в это время уже стоял у лучника, который от испуга даже руки опустил. Ему на помощь бросились двое, один из которых копейщик справа. Краем глаза я увидел, что Горяна присела и закрыла голову руками.

Я проткнул лучника саксом и, прикрываясь им, как щитом, отбил первую атаку. Слева пошло какое-то движение, но я сосредоточившись на атакующих, тремя точными ударами по ногам, свалил их на землю. Перескочив через их тела, я нырнул за колючие кусты дикого шиповника и тем самым вышел за спину следующим бандитам.

Наконец-то пришёл в себя главарь. Вытянув длинный широкий меч, он скорым шагом направился к своим сподручным.

Бандиты нерешительно потоптались на месте. Никто из них не мог взять на себя инициативу атаки, поскольку каждый понимал, что первому, так сказать, не повезёт.

Из их ртов вырывались клубы белого пара. Я начал первым: нанёс несколько прямых ударов, а потом обманным финтом выбил меч у крайнего левого. Он как-то по-женски ойкнул и отпрыгнул в сторону, при этом прижав к груди руки, словно опасаясь остаться без них. Следующим выпадом, я зарубил того, что в центре. Правый споткнулся и чуть ли ни сам напоролся грудью на сакс. Вторым ударом сверху, я разрубил ему голову.

Главарь начал бой нерешительно, всё ещё никак не определившись со своими действиями. Действовал он по старой заученной схеме и на том и попался. Я удлинил дистанцию, а затем двумя короткими и резкими наскоками сократил её до минимума. Острие фальшиона мягко вошло под рёбра и погрузилось в живот на треть своей длины.

Глаза главаря затянуло какой-то поволокой. Он весь напрягся, боясь вздохнуть и тут же осел на землю. Со стороны это выглядело как-то неестественно. Я думаю, что он уже умер. Или был близок к тому.

Я огляделся: кажется все. Двое раненных за кустами и единственным целым человеком из бандитов остался тот, что так неловко выронил свой меч после моей атаки. Он сейчас стоял плотно прислонившись спиной к берёзе. Его глаза под личиной безостановочно бегали с места на место, а руки, по-девичьи прижатые к груди, ходили ходуном.

Я вытер мечи и аккуратно вложил их в ножны. Потом подошел к телу гиганта и выдернул из шеи «кошкодёр». На секунду мне показалось, что клинок недовольно рявкнул, словно сердясь на то, что его потревожили. Но это был лишь обман слуха: громко чавкнули мышцы на шее и из раны густо потекла темно-вишневая кровь. Несколько шагов и я стоял у дрожащего бандита.

– Н-не-е-е-е-э… не-е-е-э… у-у-уб-бив-вайте…

С трудом он выдавил из себя, таращась на Лютую. По лезвию отточенной стали лениво сбегали густые тонкие струйки крови.

Я сдёрнул с лица бандита маску и на меня уставилось бледное лицо мужчины лет тридцати. Его густые черные усы делали его несколько старше, и ещё придавали ему то характерное обаяние самца, которое нравится одиноким женщинам.

– Имя, – хрипло проговорил я. – Твоё имя.

– П-п-п… п-пи-ис-с-с-с…

Слева послышался шорох. Я обернулся, но только головой: из-за кустов шиповника шатаясь вышла Горяна. Она прижимала руку к голове, а по лицу растеклись несколько ярко-алых полосок.

– Жива? – холодно спросил я.

Рана была не глубокая, но как это обычно в таких случаях бывает, крови натекло много.

– Кажется, да.

– Болит?

– Гудит, – Горяна приблизилась и остановилась в нескольких шагах от меня. – И что-то подташнивает… Вижу, напоил ты Лютую.

– Имя, – снова я вернулся к бандиту. – Отвечать быстро.

Заниматься Горяной не было времени. Нужно было додавить бандита.

– Пи-и-и…

– Быстрее!

– Пи-искля, – голос бандита прыгнул вверх, и в сочетании с прозвищем, ситуация стала необычайно смешной. Как бы вторя моим мыслям, позади нервно хихикнула Горяна. – Ты их всех убил!

Последние слова прозвучали больше как вопрос, чем восклицание. Мне не было понятно, что хотел этим выразить этот человек. Его странные полуженские манеры несколько удивляли.

– Убил, – согласно кивнул я головой. – А вы бы разве сделали с нами не тоже самое?

Я вспомнил рассказ в лагере про найденных в лесу людей с выколотыми глазами и отрезанными языками. Совесть меня, конечно, не мучила, но этот факт всегда можно было использовать для того, чтобы заткнуть ей рот.

– Мы… мы… мы…

Пискля захлебнулся и судорожно облизал губы. Я опустил «кошкодёр» вниз и ещё раз окинул место боя.

– Т-ты их вс-с-сех…

– Смотрите! – воскликнула Горяна.

Она сняла маску с одного из бандитов. Я покосился, но не признал этого человека.

– Он был тогда там, – неопределенно махнула Горяна головой и тут же покривилась от боли. – Это один из стражников, с которыми вы дрались в лазарете.

– Да? Интересно… Что скажешь? – я повернулся к Пискле. – Она права?

Пискля всё ещё неотрывно смотрел на лезвие Лютой. Мне даже показалось, что он сейчас внутренне представляет, как оно распарывает его живот и на землю валятся кишки. В воздухе распространяется неприятный запах.

– Если ответишь на мои… наши вопросы, то, пожалуй, останешься жить.

Пискля поднял глаза и посмотрел на меня, как на какого-то страшного зверя. В его взгляде прочиталась целая гамма чувств от отвращения до бесконечного ужаса.

Интересно, а что я должен был чувствовать, когда впервые убил человека?

Мне снова пришла в память та сцена в башне Клемента, когда меня вырвало. Но произошло это не от отвращения, а… Я потерялся в своих чувствах.

– Согласен? – снова спросил я Писклю и поднял острие меча.

Тот живо закивал головою.

– Первое: где схроны? – включилась в разговор Горяна. Она всё ещё закрывала рукой разбитую голову.

По глазам Пискли я уже понял, что он не понимает о чём речь, но животный страх перед тем, чтобы быть заколотым, заставлял его напрячь все силы, и попытаться как-то извернуться.

– Ты давно в банде? – спросил я.

– Я?.. Да не очень…

– Вот что, братец, скажу прямо: будешь отвечать честно и открыто, то оставлю тебя в живых. А если нет…

Я покосился в сторону кустов, где стонали двое бандитов. Резко развернувшись, я подошёл к ним и быстрыми и ловкими движениями заколол обоих.

Ноги Пискли подкосились, и он едва не свалился на пожухлую траву.

– Н-не-е-е на-а-а-…

Небо заволокло серыми тучами. Начинал подниматься ветер. Он иногда налетал на нас и кидался опавшей листвой.

– Итак, рассказывай! – сухо проговорила Горяна. По мелькнувшей гримасе на её лице, я понял, что она поражена моими действиями не меньше.

– Мы тут не да-а-авно, – сглотнул Пискля. – С-с-слышали, что в-в-в лесу орудует… орудует…

Он явно волновался и от того никак не мог собраться с мыслями.

– Орудует, – повторил я за ним. – Кто?

– Да-а… а… какая-то банда. Ре-е-ешили подзаработать…

– Ясно, – повернулся я к Горяне. – Они лишь прикрывались настоящими бандитами. И что: – тут я снова обратился к Пискле, – разве вы ни разу с ними не сталкивались?

– Не-ет. Я… я… я слышал, как к-кто-то из ребят говорил, что видал в лесу их.

– Где?

– У… у… у дома эльфа.

– Кто говорил?

– Н-не-е-э помню… честно не помню… Они – те парни – уж о-о… очень отчаянные. Кое-кто из наших хотел к ним… к ним податься…

– И подались?

– Нет… нет… точно го-о-ворю.

– У дома эльфа? – переспросил я. – А где же сам эльф делся?

– А-а он пропал?

– Возможно, – нехотя ответил я.

– Так знать эти его и утащили.

– Зачем? – подключилась Горяна.

– М-мне почём знать… Говорю же: отчаянные парни.

– Где их искать?

– У-у Больших Валунов… точно там…

Я сам себе усмехнулся, ведь вот что выходило: настоящие бандиты, скорее всего, раз-другой «засветились», а потом растворились в дебрях Берестянки, чтобы организовать схроны оружия. Им особо ведь высовываться было не резонно, а вот этим обалдуям захотелось разжиться. Днём – стражники в лазарете, а по ночам… Хотя и не по ночам. Наверняка, тут я уверен, просто заслали лазутчиков под видом стражников, а тем временем на большую дорогу вышли и давай шуровать. Понадевали берестяные личины, чтобы их не признали жертвы.

Ловкие ребята! Эх, чего я сразу не сообразил, что это ложный след.

– Много вас тут? – спросил я у Пискли.

– Да, почитай, ещё трое в лагере…

– Думали, что не попадётесь? А если бы нарвались на тех настоящих бандитов?

Пискля не ответил. Он с опаской всё ещё смотрел на «кошкодёр» в моей руке.

– Так-с… Поворачивайся.

– Зачем? – подскочил Пискля.

– Связывать буду.

– Ты обещал…

– Я обещал оставить тебя в живых, а не отпустить. Давай поворачивайся.

Пискля вздохнул и опустил плечи. Его лицо приобрело сероватый оттенок. Я быстро связал ему руки, а затем заставил стать на колени и тут же стянул петли на ногах.

– Мы его понесём? – удивилась Горяна.

Она сидела на кочке и пыталась самостоятельно стереть кровь с лица. Получалось плохо: красные полосы превратились в размазню, отчего Горяна сейчас походила на раскрашенного скомороха.

– Нет, – ответил я, стараясь не думать о том, что собирался сделать, и подошёл к девушке.

Оглядев рану, я аж присвистнул:

– Ничего себе! Чем это тебя?

– Не знаю… не увидела. А что: всё очень страшно?

– Под волосами видно не будет. Шрам, наверное, получится неплохой.

Последние слова явно расстроили девушку.

– Что будем делать? – чуть погодя спросила она, пока я аккуратно вытирал разводы на её лбу. Кровь остановилась, но, кажется, её вытекло немало.

– Доберёмся до хутора, а утром попытаемся найти усадьбу эльфа.

– Что за эльф?

– Энтони ди Вевр.

– Не слышала о таком… А зачем он нам?

– Если бандиты там были, то могли наследить, – слукавил я. Всего рассказывать не следовало.

Несколько минут я ещё помогал Горяне, а потом снова обошёл место сражения. Конь стоял в стороне у зарослей орешника. Я взял его под уздцы и привел назад.

– Что с ним? – глухо спросила Горяна, кивая на Писклю.

– Пусть живёт, – в тон ей ответил я, но так, чтобы бандит это слышал.

По лицу девушки было видно, что она не понимает происходящего. Я помог ей влезть в седло и мы направились к хутору.

– Эй! А я? – донёсся сдавленный голос Пискли.

Горяна посмотрела на меня дикими глазами. Она никак не могла решиться что-то сказать.

В жизни очень часто мелкие на первый взгляд моменты решают дальнейшую твою судьбу. Ведь на них тебя жизнь проверяет, показывая кто ты на самом деле такой, и какова твоя истинная природа. И эти моменты подобны камешкам на дороге: ты либо споткнёшься об них, либо…

Горяна сейчас как раз стояла у такого камешка: убрать или переступить, да так, чтобы потом споткнуться. Оставить Писклю связанным в лесу или отпустить, чтобы тот, возможно, привёл своих товарищей, убить исподтишка… А, может, и не будет этого. Может, он одумается…

Я вдруг улыбнулся подобной мысли. И тут же снова поймал ошарашенный взгляд Горяны.

– Он же тут погибнет! – выдавила девушка.

– Возможно, – сухо ответил я, всё ещё непонятно чему улыбаясь. – А если нет, то на обратном пути мы его подберём.

– Но… но… это не по-человечески…

– Это справедливо.

Лицо Горяны стало бледным. Несколько минут она ехала молча, смотря вниз на землю. Мне уже стало ясно, что она пришла к согласию со своей совестью.

– Трудные решения никогда не бывают лёгкими, – более мягко добавил я.

Издалека доносились яростные проклятия и крики Пискли. Через какое-то время они сменились на вой отчаяния, становясь по мере удаления всё тише и тише. Горяна сжалась в комок и до самого хутора ехала молча, даже не глядя в мою сторону.

7

Староста – дородный могучего вида мужчина, в куртке из медвежьей шкуры, стоял у хлева. В сизом вечернем воздухе висел характерный запах печного дыма и ещё пасеки. Последний был особенно жгучий. Я несколько раз втянул носом аромат воска и мёда, и почувствовал, как сильно проголодался. Перед глазами сразу возникла медовуха Богдана Лютикова, настоянная на каких-то лесных травах, сильно дерущая горло и дразнящее желудок своими «соками».

Вдалеке виднелось полукольцо Зуреньского хребта. Тёмно-синие пики гор подпирали потемневшие багровые облака. Вниз в Глубокий Рог круто стекалось золотое море лесного покрова. Правда, чем ближе к зиме, тем больше в этом море было черных прорех голых веток.

Горы казались очень близко. Глядя на них, ощущалась какая-то спокойная величавость. Они казались дремлющими древними великанами. А сам я был маленьким муравьишкой у высокой кручи.

Староста при свете факела несколько раз бегло прочитал мою охранную грамоту и всё ещё молчаливо глядел на нас с Горяной.

– Влажели далеко же ви, – наконец нарушил он молчание. – Че ищите нека?

Говорил он мне совершенно не понятно да ещё с каким-то странным акцентом, делая ударения больше на концы слов. Я посмотрел на Горяну, а та, не смотря на свою усталость и рану, собралась духом и ответила:

– Ми то йджемо по честований злужбе.

Чуть позже она пояснила, что его удивило, как мы далеко забрались в горы. Этот край испокон веков принадлежал зуреньцам, народу гордому, но очень великодушному.

– Это кватохская вервь… то есть община… по-ихнему – «сполучнецтво» зуреньцов. Охотники они знатные. Кстати, Фёдор Выжлятников, который в лазарет дичь носит, из этой вот общины будет.

Староста улыбнулся. Вокруг его глаз расплылась сетка мелких морщинок.

– Шля на кучи до дыма, – махнул он, приглашая в двухэтажный каменный дом.

У дубовых дверей стояли двое молодых парней, и староста представил их как своих сыновей:

– Се Рогашка – найстарши, та Лока – промежны.

У Рогашки на щеке виднелись два громадных шрама. Парень он был видный и серьёзный на вид. Небось, отец им сильно гордился.

Лока, подросток с густой черной копной всклоченных волос, принял коня и повёл его в темноту двора.

Первой в дом вошла Горяна, а я ещё пару минут постоял на дворе, вдыхая холодный горный воздух. Из-за дверей запахло жареным мясом и какими-то пряностями.

– Прушу на кучи, – выглянул староста и снова позвал в дом.

Я кивнул и, улыбаясь, вошёл в широкую комнату. Тут же мне навстречу вышел огромный лохматый волкодав. Под его могучей лапой заскрипели деревянные половицы.

Пёс сел в паре шагов от меня и уставился безразличным взглядом на мою персону. Мы встретились глазами, и я, продолжая идти по направлению к дубовому столу, никак не мог оторваться от его холодных карих глаз с чёрными бездонными бусинками зрачков.

Не знаю отчего, но пёс меня испугал. Я инстинктивно ощутил его скрытую мощь. И показным безразличием и неуклюжестью этакого увальня-простачка, меня совсем не обманешь.

Мы одновременно отвели взгляд друг от друга. Я снова инстинктивно понял, что сам пугаю этого волкодава. Он медленно поднялся и направился к двери.

Никто не обратил внимания на нашу маленькую «стычку», в которой пока была ничья. Хотя мне показалось, что староста всё же что-то заметил.

Горяна сидела за столом и что-то устало отвечала хозяйке. Она бормотала на своём языке, часто мотала головой, а затем принялась осматривать рану на голове у девушки.

– Худы людци, – поясняла она женщине.

– Гах, нигазово симя! – смешно ругалась хозяйка.

Старший сын с совершенно глупой миной на лице стоял в стороне и таращился на Горяну. Не надо было быть провидцем, чтобы понять, что Горяна ему понравилась. Хотя тут, кроме медведей да волков, собственно, и видеть некого. Не удивительно, что молодой парень потянулся к противоположному полу.

– Госпа! – окликнул хозяйку староста. – До наши кучи госця навштеву! Запрашуй на столу йдли!

Я с трудом понял, что нас собираются кормить. Староста указал нам с Горяной лучшие места за столом. Через пару минут тот уже ломился от угощений. А ещё через минуту нам налили хмельного мёда. Я чуть потянул носом и уловил тонкий запах брусники.

Горяна мимоходом пояснила, что сей напиток готовят с добавлением лесных ягод. После первой же кружки девушка попросилась спать, и хозяйка суетливо провела её наверх в опочивальню.

Я остался один со старостой и его сыновьями, чуть запоздало сообразив, что не смогу с ними нормально разговаривать.

Хозяйка разлила по глубоким тарелкам, которые она чего-то назвала «чашками», жирный мясной бульон, и староста снова налил по кружке мёда.

– Менэ звати, – начал он говорить, – Боромиль.

– Я – Бор.

– Хараше имя, – кивнул староста. Судя по всему, он мог изъясняться доступно. – Воткуда ты?

– Откуда? – переспросил я. – С Ингоса.

– А-а, знамо сей хостров. В младости буть там. А мисцо воткуда?

– Место? Грёнефьел-фьорд.

– О! – староста поднял вверх палец и повернулся к старшему. – Я говориль, помнижь?

– Сказ про Сверре? – переспросил вдруг младший.

– Так ест, – кивнул староста.

– Что это? – не понял я.

– То ест давная былычца.

Сверр? Сверр… В голове что-то крутилось. Мне казалось, что я вот-вот ухвачу нечто важное. Лишь спустя минуту я сообразил, что староста что-то рассказывает.

Опущу сложность восприятия, из-за его ужасного акцента, и приведу эту историю в более удобоваримой форме, чем та, в которой её услышал я.

Было это лет сто назад. Вырос Сверр в Калтмарке, в деревушке Нордор. Случилось так, что его родители умерли, едва ему исполнилось двенадцать лет. Целый год мальчишка прожил сам, питаясь благодаря своим охотничьим навыкам. Правда, добрые люди из его деревушки, чем могли, тем помогали ему, но не более.

Слова старосты пролетали перед внутренним взором реальными живыми картинками, будто мои собственные глаза всё это видели на самом деле. Имена, название мест – как это всё знакомо слуху! Они тончайшими струнами отзывались в сознании, мгновенно вырывая целые снопы ярких эпизодов чужой жизни…

Чужой ли?..

И вот, – продолжал староста, – как-то летом мимо проезжал дозорный отряд некого Гуннара.

– Кого? – переспросил я.

– Гуннара. Тот прослышал о Сверре и заприметил паренька среди остальных. Он спросил его, сведущ ли он в чём-либо. Сверр был мальчишкой дерзким и смелым, и ответил Гуннару, что метко стреляет из лука.

Надо сказать, что командир дозорного отряда был человеком суровым, и хвастунов не любил. Он приказал принести боевой лук, но Сверр отмахнулся от него и сказал, что его собственный лук ничуть не хуже.

Гуннар велел выставить три мишени, но кроме того укрыть их препятствиями так, чтобы была видна лишь малая их часть. После чего командир приказал продемонстрировать своё искусство Сверру.

Три выстрела сделал мальчик и ни разу не попал в цель. Его примерно наказали за хвастовство и забрали в отряд в услужение.

Вся деревня смеялась над пареньком. И многие посчитали, что тех зайцев, коих он приносил как трофей, он, скорее всего, добывал по счастливой случайности.

Гуннар целый год таскал мальчишку за собой, заставляя выполнять самую тяжёлую работу. И вот однажды утром, он увидел, как тот тихонечко принёс двух зайцев повару. На следующее утро, Гуннар проследил за Сверром, и увидел, с какой он лёгкостью справлялся со своим луком, когда метко сбил на лету дикую утку.

«Отчего же ты тогда не попал ни в одну из мишеней?» – спросил он у паренька. На что Сверр ответил, что его чувство гордыни не позволяло жаловаться на тяжёлую судьбу, и потому, дабы его не посчитали трусом, не способным прокормить себя и потому решившего напроситься на службу в отряд. А так он хотя и опозорился в деревне, но потихоньку обучился ратному делу.

По просьбе командира он продемонстрировал своё умение во владении оружием и старому вояке увиденное очень понравилось. Он принял Сверра, как сына, и много лет обучал его всему, что сам знал и умел.

Но вот однажды к Мшистой горе, что одиноко высится у Грёнефьел-фьорда, прибились четыре имперских судна. Солдаты набросились на дозорный отряд и перебили его.

Сверр в этот день был в лесу на охоте. И когда вернулся, то от увиденного чуть не обезумел. Он храбро напал ночью на передовой отряд и перебил в нём всех солдат. Сделал он это жестоко, так что даже немало повидавшие на своём веку ветераны, с ужасом отступили к кораблям.

Наутро, Сверр поджёг их суда и в одиночку вступил в бой с остатками имперцев. По словам раненых солдат, восемь раз стрелы пронзали его тело, но он бился до последнего, пока подоспевший имперский корвет не спас оставшихся в живых.

Тело Сверра так и не смогли найти. Одни говорят, что его забрал сам Тенсес, чтобы возродить в иное время для великой цели. Другие утверждают, что прибывшие на корвете люди племени Зэм, увезли тело Сверра с собой, чтобы подвергнуть страшным мучениям, на которые те были мастера.

Как бы ни было, но с тех пор его никогда никто не видел и не слышал. Но иногда на Ингосе видят серебряного единорога.

– Говорят, что-то Искра Сверра бродит по родному краю, – закончил староста.

Сыновья старосты внимательно слушали отца: Рогоша, уже более умудренный жизнью, хмуро смотрел в пол, словно представляя, что делал бы он, доведись ему оказаться на месте Сверра; а Лока сиял глазами в праведном гневе, желая сию секунду броситься в бой и снести имперским солдатам их головы.

Я, молча, пил и тоже слушал. Картины жизни Сверра ярко рисовались в моём сознании. Гуннар, бородатый старик в потемневшей кольчуге. Пылающие суда… ночь… холодный белый снег… и боль… Но боль не от ран, а собственного бессилия. Как хотелось вскочить и, махая мечом, броситься на врага…

Староста замолчал. Он торжественно смотрел на сыновей, а потом повернул взгляд ко мне. И едва мы посмотрели друг другу в глаза, как подле своего хозяина снова возник его верный волкодав.

Пёс чуть отстранил старосту и выдвинулся перед ним вперёд.

– Нашь госць устал, – вдруг сказал староста, поднимаясь. – Лока, покаши йаму почивальню.

Левая сторона волкодава слегка дёрнулась вверх, и в тусклом свете восковых свечей я увидел огромные клыки. Меня в третий раз предупреждали и я отвёл взгляд.

Я пошел следом за Локой, чувствуя, что немного захмелел. И от того в голову полезли какие-то странные, немного печальные, мысли.

Тяжело рухнув на постель, я на секунду закрыл глаза и… проснулся только утром.

В маленькое окошко, затянутой бычьим пузырём, пробивался яркий золотой свет восходящего солнца. В комнате было прохладно.

Я осторожно пошевелил головой, ощущая во рту неприятный привкус вчерашнего хмельного мёда. Вставать совсем не хотелось, но мозг уже включился и неспешно выкладывал сегодняшние «пути-дорожки».

Внизу слышно возились хозяева. Где-то протяжно замычали коровы и вовсю мощь прокукарекал петух.

Я рывком поднялся и подошёл к кадушке с водой. Кое-как приведя себя в порядок, я спустился вниз.

На столе, где мы вчера сытно ужинали, стоял свежеиспечённый хлеб и глиняный кувшин с парным молоком. В дом живо вскочила хозяйка.

Она широко улыбнулась и поздоровалась:

– Добро ранко! Како быль се спанець?

– Хорошо, – махнул я головой.

Хозяйка поставила на стол плошку с ароматным мёдом.

– Визьме йе то снидаце.

И она снова выскочила на двор. Я подошёл к широкому окну.

Вид отсюда открывался восхитительный: янтарная монета солнца озарила голубовато-розовые верхушки дальних гор, а яркий ковёр осеннего леса широкой массой тянулся по склонам, чаруя своим диковинным неподражаемым узором. Воздух был прозрачным, прямо кристальным.

Во дворе суетились мужчины, среди которых я узнал старосту и его старшего сына. По лестнице сверху быстро промчался Лока, и на мой вопрос, что происходит, весело прокричал:

– Че славночсць! Велка мёдова борошнича!

И убежал на улицу, а я с глупой миной было крикнул вслед: «Что?»

Я снова выглянул в окно: мужчины сооружали длиннющий стол, тянули скамьи, а невесть откуда взявшиеся женщины несли льняные скатерти. Столы начинали огораживать импровизированными стенами из соломенных матов.

«Праздник, что ли?» – спросил я себя, и присел за стол, чтобы позавтракать.

По лестнице медленно и неуверенно спускалась Горяна. Выглядела она получше, но всё ещё была бледна.

– Выспались? – спросил я у неё.

– Да. Что происходит?

– Сам не пойму. Суета какая-то… Праздник, наверное.

Горяна присела на скамью возле меня. Я налил её кружку молока и отрезал длинный ломоть хлеба.

– Спасибо, – вяло улыбнулась она.

– Выглядите плоховато, – бросил я. – Голова кружится?

– Иногда.

– Ясно… Тогда вот что: далее я сам пойду. Кое-что разведаю, а уж потом…

– Сами?

– Вам, Горяна, необходимо хорошенько отлежаться. Думается мне, что… В общем, сейчас нужен отдых.

– Возьмите себе в провожатого Выжлятникова.

– Кого? – не понял я.

– Фёдора Выжлятникова… Охотника, из местных… Я же говорила…