Текст книги "Шевалье де Мезон-Руж (другой перевод)"

Автор книги: Александр Дюма

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

ЧАСТЬ II

Глава I
Патруль

Задумавшись, Морис так и стоял на мосту, созерцая течение воды с тем меланхоличным видом, который в какой-то мере присущ каждому истинному парижанину. Вдруг он услышал слаженный шаг небольшого отряда. Так мог идти патруль.

Он обернулся. Это был отряд национальной гвардии, движущийся на Мориса с противоположной стороны моста. В наступающих сумерках ему показалось, что среди гвардейцев был Лорэн.

И действительно, увидев Мориса, Лорэн бросился к нему с распростертыми объятиями.

– Наконец-то, – воскликнул он. – Это ты. Черт побери! Тебя днем с огнем не отыскать.

 
Безмерно счастлив я, что встретился с тобою!
Быть может, я уже не так гоним судьбою?[55]55
  Расин Ж., «Андромаха» (пер. И. Шафаренко и В. Шора).


[Закрыть]
 

Надеюсь, на этот раз ты не будешь роптать, я ведь цитирую Расина, а не Лорэна.

– А почему ты с патрульными? – поинтересовался Морис, которого теперь беспокоило буквально все.

– У меня задание, друг мой. Речь идет о восстановлении нашей с тобой пошатнувшейся репутации.

Повернувшись к отряду, Лорэн скомандовал:

– Оружие, на караул! Итак, дети мои, поскольку ночь не наступила, поболтайте о своих делах, а мы поговорим о своих.

Потом он вновь обернулся к Морису.

– Сегодня в секции я узнал две важные новости, – продолжал Лорэн.

– Какие?

– Первая, нас с тобой начинают считать подозрительными.

– Я это знаю. Что дальше?

– Как? Ты это знаешь?

– Да.

– Вторая, организатор этого заговора с красной гвоздикой – шевалье де Мезон-Руж.

– И это я знаю.

– Но ты, очевидно, не знаешь, что красная гвоздика и подземный ход – звенья одной цепи.

– И это я знаю.

– Ну что ж, тогда перейдем к третьей новости. Уж о ней ты точно не знаешь, я уверен. Сегодня вечером мы схватим шевалье де Мезон-Ружа.

– Схватите шевалье де Мезон-Ружа?

– Да.

– Выходит, ты стал жандармом?

– Нет, но я – патриот. А патриот всегда в долгу перед своей родиной. Шевалье де Мезон-Руж очень вредит моей родине, устраивая один заговор за другим. Итак, родина приказала мне, патриоту, чтобы я освободил ее от вышеназванного шевалье, который ей ужасно мешает, и я выполняю приказ моей родины.

– И все же странно, что ты взялся за подобное дело, – сказал Морис.

– Я не сам взялся за него, на меня его взвалили, но должен тебе сказать, что я не противился. Чтобы реабилитировать себя, мы должны совершать что-то весьма значительное. Ведь наша реабилитация, это не только наша безопасность, но и право при первом же удобном случае всадить клинок дюймов на шесть в брюхо этого гнусного Симона.

– Но как узнали, что именно шевалье де Мезон-Руж стоял во главе заговора, связанного с подземным ходом?

– Наверняка, это пока еще неизвестно, но есть предположение.

– Значит, от частного случая вы пришли к общему выводу?

– Мы действуем, благодаря нашей уверенности.

– И как же ты собираешься выполнить приказ? Ведь…

– Послушай меня внимательно.

– Слушаю.

– Едва я услышал крик: «Гражданин Симон раскрыл большой заговор!..» (опять этот каналья Симон, везде только и слышно о нем), как у меня появилось желание самому во всем разобраться. Все говорили о подземном ходе.

– Он что, действительно, существует?

– Да, я его видел.

 
Видел своими глазами
лишь то, что увидел я с вами.
 

– Ну, что же ты меня не критикуешь?

– Потому что это из Мольера, и потому что обстоятельства сейчас не располагают к шуткам.

– Над чем же сейчас шутить, если не над серьезными вещами?

– Так ты сказал, что видел?

– Подземный ход? Повторяю, да, я видел подземный ход и даже прошел по нему. Он соединяет подвал гражданки Плюмо с одним из домов на улице Кордери, с домом № 12 или № 14, точно не помню.

– Неужели?! Лорэн, ты прошел по нему?..

– От начала до конца. Этот ход очень надежно построен. Кроме того, в трех местах он перегорожен решетками, которые опускаются одна за другой. В случае, если бы заговорщикам удалось осуществить задуманное, эти решетки помогли бы им выиграть время и увезти мадам Капет в надежное место. К счастью, благодаря отвратительному Симону, этого не случилось.

– Но, мне кажется, – сказал Морис, – что в первую очередь нужно было бы арестовать жильцов из дома на улице Кордери.

– Сделали бы сразу, если бы не нашли этот дом совершенно пустым.

– Но ведь этот дом кому-то да принадлежит?

– Нового владельца никто не знает. Известно только, что недели две или три тому назад этот дом был продан новому владельцу, вот и всё! Конечно, соседи слышали шум, но они думали, что идут ремонтные работы. Что же касается прежнего владельца, то он покинул Париж. Вот так-то!

– «Черт возьми, – сказал я Сантерру, отойдя с ним в сторону, – вы все в очень затруднительном положении.

– Да, – согласился он, – это так. ’

– Но ведь этот дом был продан?

– Да.

– Пару недель назад?

– Две или три недели.

– Но при продаже должен был присутствовать нотариус?

– Да.

– Значит, нужно искать в Париже нотариуса, который занимался продажей этого дома, посмотреть документы. Таким образом, мы сможем узнать имя и адрес покупателя.

– Ну что ж, в добрый час! Это хороший совет, – сказал Сантерр. – И этого человека обвиняют в том, что он плохой патриот. Лорэн, Лорэн! Или я тебя реабилитирую, или пусть черт меня возьмет!»

– Короче, продолжал Лорэн, – сказано – сделано. Разыскали нотариуса, просмотрели документы и узнали имя, а также адрес виновного. Тогда Сантерр и приказал мне провести эту операцию.

– Так что же, этот дом купил шевалье де Мезон-Руж?

– Нет. Можно предположить, что это сделал его соучастник.

– Почему же ты говоришь, что идешь арестовывать шевалье де Мезон-Ружа?

– Мы схватим их всех вместе.

– Но прежде всего, ты знаешь, как выглядит этот шевалье?

– Прекрасно знаю.

– У тебя есть его приметы?

– Черт возьми! Сантерр сообщил их мне. Пять футов, два или три дюйма рост, белокурый, голубые глаза, прямой нос, каштановая борода. Впрочем, я его видел.

– Когда?

– Да сегодня же.

– Ты его видел?

– И ты тоже.

Морис вздрогнул.

– Это тот самый белокурый молодой человек, который спас нас сегодня утром. Тот самый, что командовал отрядом мюскаденов и так дерзко сражался с марсельцами.

– Так это был он?

– Он самый. За ним следили и потеряли из виду неподалеку от дома на улице Кордери. Отсюда и предположение, что шевалье из той же компании заговорщиков. И проживать они должны все вместе.

– Да, это возможно.

– Это факт.

– Но мне кажется, Лорэн, – добавил Морис, – что вечером арестовать того, кто спас нас утром, будет с твоей стороны неблагодарно.

– Хватит! – ответил Лорэн. – Ты что же, думаешь, он спас нас, потому что хотел спасти именно нас?

– А кого же?

– Они сидели там в засаде, чтобы спасти несчастную Элоизу Тизон, когда ее повезут мимо них. А те, кто напал на нас, просто им мешали, и они хотели просто избавиться от них. Мы спаслись как бы рикошетом. Короче говоря, как бы там ни было, меня нельзя упрекнуть ни в малейшей неблагодарности. А впрочем, видишь ли, Морис, существует необходимость. Нам очень нужно реабилитироваться, а для этого необходимо совершить какой-то яркий поступок.

И я поручился за тебя.

– Перед кем?

– Перед Сантерром. И он знает, что именно ты возглавишь эту операцию.

– Как это я?

«Ты уверен, что арестуешь виновных? – спросил меня Сантерр.

– Да, – ответил я, – но если Морис будет в этом участвовать.

– Ты уверен в Морисе? С некоторых пор он стал умеренным.

– Те, кто это говорят – ошибаются. Морис не более умеренный, чем я.

– Ты можешь поручиться за него?

– Как за самого себя, – сказал я Сантерру».

Потом я направился к тебе, но не застал дома. Я пошел этой дорогой потому, что всегда хожу здесь. А также знаю, что ты тоже предпочитаешь ее. И вот мы встретились. Итак, вперед!

 
Победа, напевая,
нам дорогу открывает…
 

– Дорогой Лорэн, мне очень жаль, но у меня нет ни малейшего желания участвовать в этом деле. Скажешь, что не нашел меня.

– Но это невозможно! Тебя видел весь отряд.

– Ладно. Скажешь, что встретил меня, но я отказался идти с вами.

– Тем более невозможно.

– Почему же?

– Потому что в этом случае ты будешь уже не умеренным, а подозрительным. Знаешь, что делают с подозрительными: их ведут на площадь Революции, предлагают отдать честь статуе Свободы. Только вместо того, чтобы салютовать шляпой, они салютуют головой.

– Ну что ж, Лорэн, будь что будет. Тебе, наверное, кажется, что я говорю странные вещи?

Вытаращив глаза, Лорэн смотрел на Мориса.

– Да, – продолжил Морис, – жизнь внушает мне отвращение…

Лорэн расхохотался.

– Итак, – сказал он, – мы поссорились с нашей возлюбленной, поэтому у нас в голове грустные мысли. Ну-ка, прекрасный Амадис[56]56
  «Амадис де Голь» – знаменитый роман, написанный наполовину на испанском, наполовину на французском языках разными авторами XV века. Амадис – символ верного, постоянного возлюбленного и странствующего рыцаря.


[Закрыть], давай опять станем мужчиной и гражданином. Я вот, наоборот, когда ссорюсь с Артемизой, становлюсь таким ярым патриотом! Кстати, Её Божество, богиня Разума, передает тебе миллион приветов.

– Поблагодари ее от моего имени. Прощай, Лорэн.

– Как это «прощай»?

– А так, я ухожу.

– Куда?

– Да к себе, черт тебя побери!

– Ты губишь себя, Морис.

– Плевать.

– Морис, одумайся. Друг мой, подумай.

– Уже подумал.

– Я ведь не все сказал.

– И что еще?

– Я не рассказал всего, что говорил мне Сантерр.

– И что же он еще говорил?

– Когда я сказал ему, что именно ты возглавишь эту операцию, он посоветовал мне: «Будь осторожен».

– С кем?

– С Морисом.

– Со мной?

– Да. Он сказал: «Морис очень часто бывает в этом квартале».

– В каком?

– В котором живет Мезон-Руж.

– Как! – воскликнул Морис. – Так он прячется там?

– По крайней мере, есть такое предположение, потому что именно там живет его возможный соучастник, покупатель дома на улице Кордери.

– В предместье Виктор? – спросил Морис.

– Да, именно в предместье Виктор.

– И где?

– На старинной улочке Сен-Жак.

– Боже мой! – поднося руку к глазам, словно ослепленный молнией, прошептал Морис.

Через мгновение, как будто ему хватило этого мгновения, он взял себя в руки.

– Кто он? – спросил Морис.

– Владелец кожевенных мастерских.

– Имя?

– Дискмер.

– Ты прав, Лорэн, – сказал Морис, усилием воли скрывая волнение. – Я иду с вами.

– И правильно делаешь. Ты вооружен?

– Сабля как всегда при мне.

– Возьми еще пару пистолетов.

– А ты?

– У меня карабин.

– Ружья на плечо! Вперед, марш!

И патрульный отряд направился дальше. Морис был рядом с Лорэном, а впереди шел какой-то человек, одетый во все серое. Это был представитель полиции.

Время от времени на перекрестках или у домов появлялась какая-то тень, которая обменивалась паролем с человеком в сером. Это были агенты.

Когда отряд прибыл на старинную улочку Сен-Жак, человек в сером не колебался. Он здесь прекрасно ориентировался и сразу устремился вперед.

Перед воротами в сад, через которые однажды внесли Мориса, связанного по рукам и ногам, он остановился.

– Это здесь, – сказал представитель полиции.

– Что здесь? – спросил Лорэн.

– Именно здесь мы и схватим двух главарей.

Морис прислонился к стене. Ему казалось, что еще мгновение и он упадет в обморок.

– А теперь, – добавил человек в сером, – давайте посмотрим. Здесь три входа: главный, тот, у которого мы стоим сейчас, и вход в павильон. Вместе с шестью-восемью гвардейцами я войду через главный вход. Вы же наблюдайте за этим – оставим здесь четверых или пятерых, а трех самых надежных поставьте у входа в павильон.

– А я, – сказал Морис, – перелезу через стену и займу место в саду.

– Прекрасно, – сказал Лорэн. – Ты сможешь открыть нам ворота изнутри.

– Охотно, – заметил Морис, – но, чтобы все не испортить, не входите, пока я не позову вас. Из сада я увижу все, что будет происходить в доме.

– Ты никак знаешь этот дом? – поинтересовался Лорэн.

– Было время, когда я собирался купить его.

Лорэн расставил гвардейцев у ограды и в нишах дверей. А полицейский с восемью-десятью гвардейцами направился перекрывать главный вход.

Через минуту звуки шагов растворились в пустынной темноте, не привлекая ни малейшего внимания.

Часовые заняли отведенные им места и изо всех сил старались слиться с тем, что их окружало. Все делалось тихо, можно было поклясться, что на старинной улочке Сен-Жак не происходит ничего необычного.

Морис полез на стену.

– Подожди, – остановил его Лорэн.

– Что еще?

– А пароль?

– Да, верно.

– «Гвоздика и подземный ход». Арестовывать всех, кто не будет знать этих слов, пропускать всех, кто их произнесет. Вот так.

– Спасибо, – сказал Морис.

И он спрыгнул со стены в сад.

Глава II
«Гвоздика и подземный ход»

Первый удар был ужасен. Морис должен был собрать в кулак всю свою силу воли, чтобы скрыть от Лорэна охватившее его волнение. Но в одиночестве, в тишине ночного сада, он немного успокоился, и беспорядочно роившиеся в его голове мы от более или менее пришли в порядок.

Как же так! Выходит, дом, в который Морис приходил часто и с самыми чистыми намерениями, дом, ставший для него олицетворением земного рая, был местом кровавых интриг! Выходит, радушный прием, оказанный в ответ на его горячую дружбу – всего только лицемерие, а любовь Женевьевы – только реакция на страх!

Наши читатели уже хорошо знакомы с садом, где неоднократно про17ливались молодые люди, по которому сейчас от одних деревьев и кустов к другим скользил Морис, пока не укрылся от лунного света в той самой оранжерее, куда его принесли в тот раз, когда он впервые оказался в этом доме.

Оранжерея находилась как раз напротив павильона, в котором жила Женевьева.

В этот вечер свет вместо того, чтобы освещать лишь комнату молодой женщины, метался от одного окна к другому.

Занавеска была наполовину поднята, и Морис заметил Женевьеву, спешно собиравшую вещи. Его удивило, что в ее руках блеснуло оружие.

Чтобы лучше видеть происходящее в комнате, он встал на одну из каменных тумб.

В камине пылал жаркий огонь. Женевьева жгла какие-то бумаги.

В это мгновение открылась дверь, и в ее комнату вошел человек.

Вначале Морис решил, что это Диксмер.

Молодая женщина подбежала, схватила его руки, и они в сильном волнении какое-то время смотрели друг на друга. Морис ничего не мог понять, потому что не слышал, о чем они говорили.

Но тут он рассмотрел мужчину.

– Это не Диксмер, – прошептал он.

И действительно, вошедший не отличался высоким ростом и, в отличие от Диксмера, был довольно субтилен.

– Это не Диксмер, – прошептал Морис, как будто должен был повторить это еще раз, чтобы убедить себя в коварстве Женевьевы.

Он потянулся к окну, но чем ближе оказывался от него, тем меньше видел: в его голове пылал жар.

Морис задел ногой лестницу. Так как окно находилось на высоте семи-восьми футов, он приставил ее к стене, поднялся и впился глазами в окно.

На вид незнакомцу, находящемуся в комнате Женевьевы, было лет 27–28. Голубые глаза, элегантная внешность. Он держал руки молодой женщины в своих и что-то ей говорил, видя слезы, которые затуманивали чудесный взгляд Женевьевы.

Легкий шум, произведенный Морисом, заставил молодого человека повернуться к окну.

И тут Морис едва сдержал крик удивления: он увидел таинственного незнакомца, который спас его на площади Шателе.

В эту минуту Женевьева отняла свои руки и подошла к камину, чтобы убедиться, что все бумаги сгорели.

Морис не мог больше сдерживаться. Все страсти, терзающие мужчину – любовь, месть, ревность, – огненными зубами впились в его сердце. Он с силой толкнул плохо закрытую оконную раму и спрыгнул в комнату.

В тот же миг к его груди были приставлены два пистолета.

Женевьева повернулась на шум и онемела, увидев Мориса.

– Сударь, – холодно сказал молодой республиканец тому, от кого зависела в эту минуту его жизнь, – так это вы – шевалье де Мезон-Руж?

– А что будет, если это и так?

– О, если это так, то я знаю, что вы – человек мужественный, а, стало быть, спокойный, потому хотел бы сказать вам несколько слов.

– Говорите, – согласился шевалье, не убирая пистолетов.

– Вы можете меня убить, но вам не удастся сделать это так, чтобы я не крикнул; умирая, я обязательно закричу. И тогда множество людей, окружающих этот дом, разнесут его в щепки за десять минут. Так что опустите пистолеты и послушайте, что я сейчас скажу этой сударыне.

– Женевьеве? – спросил шевалье.

– Мне? – прошептала молодая женщина.

– Да, вам.

Женевьева стала бледнее статуи, схватила Мориса за руку, но молодой человек оттолкнул ее.

– Вы сами знаете, в чем вы меня заверяли, – с глубоким презрением произнес он. – Теперь я вижу, что вы говорили правду. Вы действительно не любите мсье Морана.

– Морис, выслушайте меня! – воскликнула Женевьева.

– Нам не о чем говорить, сударыня, – ответил Морис. – Вы обманули меня. Вы одним ударом разрубили все нити, связывающие мое сердце с вашим. Вы мне говорили, что не любите мсье Морана, но вы мне не сказали, что любите другого.

– Сударь, – сказал шевалье, – что вы там говорите о Моране или, вернее, о каком! Моране вы говорите?

– О химике Моране.

– Химик Моран перед вами. Химик Моран и шевалье де Мезон-Руж – одно и то ж е лицо.

И, протянув руку к столу, он взял лежавший там парик, надел его и совершенно преобразился на глазах молодого республиканца.

– Ах, так, – с удвоенным презрением произнес Морис, – теперь я понимаю, это не Моран, кого вы любите, потому что Морана не существует. Это просто очередная хитрая уловка, и она еще более низка.

Шевалье сделал угрожающий жест.

– Сударь, – продолжал Морис, – соблаговолите оставить меня на минутку с сударыней. Хотя, можете, если хотите, присутствовать на беседе, она будет недолгой.

Женевьева подала Мезон-Ружу знак набраться терпения.

– Итак, – продолжал Морис, – вы, Женевьева, выставили меня на посмешище! О, горе мне! Вы ловко использовали меня во всех ваших интригах. Вы использовали меня как инструмент! Это бесчестно! Но вы будете за это наказаны, сударыня. Сейчас этот человек убьет меня на ваших глазах! Но не пройдет и. пяти минут, как он тоже упадет к вашим ногам, а, если выживет, то только для того, чтобы лишиться головы на эшафоте.

– Он умрет? – воскликнула Женевьева, – его лишат головы на эшафоте? Но вы, Морис, не знаете, что это мой спаситель, спаситель моей семьи, я отдам жизнь за него. Если он умрет, умру и я. Если вы – моя любовь, то он – моя вера!

– Вы продолжаете говорить о своей любви ко мне? – сказал Морис. – И правда, женщины слишком слабы и трусливы.

Потоп, повернувшись, добавил:

– Ну что, сударь, – обратился он к молодому роялисту, – нужно убить меня или умереть.

– Почему?

– Потому что, если вы меня не убьете, я вас арестую.

Морис протянул руку, чтобы схватить его за ворот.

– Я не стану отвоевывать у вас свою жизнь, – ответил шевалье де Мезон-Руж, – берите!

И он бросил оружие на кресло.

– Почему же вы не будете драться со мной за свою жизнь?

– Потому что моя жизнь не стоит тех душевных мук, которые будут меня терзать, если я убью порядочного человека. И особенно потому, что Женевьева любит вас.

– О! – воскликнула молодая женщина, заламывая руки. – Как вы всегда добры, великодушны и справедливы, Арман.

Морис смотрел на них с почти дурацким выражением лица.

– Итак, – сказал шевалье, – я возвращаюсь в свою комнату. Даю вам слово чести, не для того, чтобы сбежать, а чтобы спрятать один портрет.

Морис быстро взглянул на портрет Женевьевы. Тот был на своем обычном месте.

Мезон-Руж либо угадал мысль Мориса, либо захотел проявить верх великодушия.

– Да, – сказал он, – я знаю, что вы – республиканец. Но я знаю также, что у вас чистая и верная душа. Я доверяюсь вам до конца: смотрите!

И он вынул спрятанную на груди миниатюру: это был портрет королевы.

Морис уронил голову на руки.

– Жду ваших распоряжений, сударь, – сказал Мезон-Руж. – Если вы хотите меня арестовать, то, когда мне настанет момент отдаться в ваши руки, постучите в эту дверь. С тех пор, как моя жизнь не поддерживается больше надеждой на спасение королевы, зачем она мне.

И шевалье вышел. Морис не сделал ни одного движения, чтобы задержать его.

Едва Мезон-Руж; вышел из комнаты, Женевьева бросилась в ноги молодому человеку.

– Простите, Морис, – прорыдала она, – за все зло, которое я вам причинила. Простите мои обманы. Простите, во имя моих слез и страданий, потому что, клянусь вам, я столько плакала, столько страдала. Мой муж уехал сегодня утром. Я не знаю, куда он отправился, может бить я больше никогда его не увижу. Единственного друга, который у меня остался, вернее, не столько друга, сколько брата, вы хотите убить. Простите, Морис, простите.

Морис поднял молодую женщину.

– Что вы хотите? – сказал он, – такова судьба! Сейчас все играют своей жизнью. Шевалье де Мезон-Руж играл, как и другие, но проиграл. Настало время платить.

– То есть, умереть, если я правильно поняла?

– Да!

– Ему умереть! И это мне говорите вы!

– Это не я, Женевьева, это – роковое стечение обстоятельств.

– Но судьба еще не сказала своего последнего слова, поскольку вы можете спасти его, именно вы.

– В ущерб своему слову, а, следовательно, и своей чести? Я понимаю, Женевьева.

– Закройте глаза, Морис, на все, о чем я прошу вас, и моя благодарность будет безграничной.

– Я напрасно буду закрывать глаза, сударыня. Есть пароль, не зная которого, никто отсюда не сможет выйти, потому что дом окружен.

И вы знаете его?

– Конечно, знаю.

– Морис!

– Что?

– Друг мой, мой дорогой Морис, скажите мне пароль, мне очень нужно его знать.

– Женевьева! – воскликнул Морис. – Но кто вы мне, чтобы сказать: Морис, ради моей любви лишись слова, чести, измени своему делу, откажись от своих взглядов? Что вы предлагаете мне, Женевьева, взамен всего этого, вы, кото рая так сильно меня искушает?

– О, Морис! Спасите его, сначала спасите его, а потом требуйте от меня жизнь.

– Женевьева, – ответил Морис печально, – я стою одной ногой на дороге бесчестья. Чтобы окончательно встать на эту дорогу, у меня должна быть весомая при чина, хотя бы для самого себя. Женевьева, поклянитесь, что не любите шевалье де Мезон-Ружа…

– Я люблю шевалье де Мезон-Ружа как сестра, как подруга и никак иначе, клянусь вам.

– Женевьева, вы любите меня?

– Морис, я люблю вас, это правда, как и то, что Бог меня слышит.

– Если бы я сделал то, о чем вы меня просите, покинули бы вы родных, друзей, родину, чтобы бежать с предателем?

– Морис! Морис!

– Она еще колеблется… О, она колеблется.

И Морис в презрении отпрянул.

Женевьева, которая опиралась на его руку, лишилась опоры и упала на колени.

– Морис, – сказала она, откинувшись назад и заламывая руки, – все, что только захочешь, клянусь тебе! Приказывай, я повинуюсь.

– Ты будешь моей, Женевьева?

– Как только ты потребуешь.

– Клянись Христом.

Женевьева протянула руки.

– Боже мой! – произнесла она. – Ты простил женщине супружескую неверность, надеюсь, простишь и меня.

И крупные слезы покатились по ее щекам, падая на длинные густые волосы, ниспадающие на грудь.

– О, не клянитесь так! – воскликнул Морис. – Или я не приму вашей клятвы!

– Боже мой, – прошептала она, – я клянусь посвятить свою жизнь Морису, умереть вместе с ним, и, если будет нужно, умереть ради него, если он спасет моего защитника, моего брата, шевалье де Мезон-Ружа.

– Хорошо, он будет спасен, – сказал Морис.

Он подошел к его комнате.

– Сударь, – сказал Морис, – переоденьтесь в костюм кожевенника Морана. Я возвращаю вам ваше слово, вы – свободны.

– И вы тоже, сударыня, – сказал он Женевьеве. – Пароль: «Гвоздика и подземный ход».

И словно боясь оставаться в этой комнате, где он произнес слова, превратившие его в предателя, Морис: открыл окно и выпрыгнул в сад.