Текст книги "Неоконченный портрет. Нюрнбергские призраки"
Автор книги: Александр Чаковский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 51 (всего у книги 53 страниц)
Герда повернулась к нему.
– Как ты мог, – уже спокойней произнесла она. – Ты… это… это первый случай в моей жизни… После такого короткого знакомства… всего каких-нибудь два-три месяца… и я… я решилась… а теперь ты…
Герда умолкла. Рихард видел, как ее большие глаза наполнились слезами. И тогда он вскочил, резким, судорожным движением привлек ее к себе и сбивчиво, торопливо, задыхаясь от волнения, заговорил:
– Герда, родная моя, милая, как ты можешь обвинять себя в чем-то? Ты не позволила бы мне даже поцеловать тебя, даже прийти к тебе сюда, если бы не знала, не чувствовала, что ты для меня – все, что я не могу жить без тебя! Я люблю тебя больше всех на свете…
…Поток слов, который Рихард обрушил на Герду, был сумбурным, бессвязным, без пауз, без выделения отдельных фраз. Рихард, еще крепче прижав к себе Герду, стал покрывать ее лицо поцелуями, шепча нежные, безумные слова. Она не отстранялась, не отворачивала лица. И лишь когда Рихард наконец умолк, осторожно освободилась из его объятий, провела тыльной стороной ладони по своим глазам, мокрым от слез.
– Хорошо, Рихард, забудем, – произнесла Герда. – Я снова верю тебе. Верю в твою искренность, в твои чувства… Ведь это главное, что привлекло меня к тебе. В нашей жизни, к сожалению, правда переплетена с ложью, и иногда невозможно их разделить… Ты спросил меня о Герберте… Он близок мне, потому что предан правому делу. Но это совсем другая близость, она совсем не похожа на нашу с тобой. Наша – это другое, она соединяет сердца. А та дружба, с Гербертом… как тебе это объяснить… Она в чем-то больше нашей, а в чем-то гораздо меньше. Словом, мне трудно тебе это объяснить.
– И не надо! – воскликнул Рихард. – Мне вполне достаточно того, что ты сказала. Я счастлив. Еще раз прости!
Герда молчала. Казалось, что в своих словах она дошла до какого-то невидимого порога, переступить который не решалась. И это интуитивно почувствовал Рихард. Он понимал, что Герду и Герберта связывает какая-то тайна, но так же интуитивно ощущал, что она не содержит угрозы его отношениям с Гердой. И все же какая-то недоговоренность между ними осталась.
Рихард понимал, что дальнейшее выяснение отношений может завести их в тупик. Главного – признания Герды, что он для нее единственный, – Рихард добился и теперь понимал, что этот разговор продолжать не нужно.
Он тихо спросил:
– Ты все еще хочешь, чтобы я ушел?
– Нет, – после короткого колебания ответила Герда. – Останься.
…Рихард проснулся поздно – часы показывали двадцать минут десятого. Он лежал в постели один. Приподнявшись на локте, Рихард крикнул:
– Герда, где ты?
Ответа не последовало. Рихард вскочил с постели, выбежал на кухню, открыл дверь в ванную комнату. Ее не было нигде. В недоумении Рихард вернулся в спальню и заметил записку, маленький листок бумаги, приколотый булавкой к зеленому матерчатому абажуру настольной лампы. Он сорвал записку и прочел:
«Рихард, мой дорогой Рихард!
Ты так сладко спал, что я не решилась разбудить тебя. А у меня уже в 9 дела в городе. Кофе и печенье там, где и вчера, – на кухонном столе. Если будешь голоден, придется тебе зайти в кафе, – это недалеко, как выйдешь из дома, пройди один квартал налево. „Под липы“ не ходи, это место принадлежит только нам и когда мы вместе. И еще – ключ в двери. Можешь оставить его у себя – у меня есть второй. До встречи. До скорой, я надеюсь…
Твоя Герда (я подчеркиваю это слово „твоя“).»
«P. S. На телефонные звонки не отвечай».
Рихард дважды перечитал записку, поцеловал ее и, сложив, сунул в нагрудный карман висевшего на стуле пиджака. Затем он набросил на плечи халат Герды, вышел на кухню, налил в цветастый чайник воды, зажег газовую конфорку и поставил на нее чайник. Чашка, блюдце и ложечка были уже приготовлены, так же как и банка с растворимым кофе, печенье и сахарница.
Рихард решил, что, пока закипит чайник, он успеет принять Душ.
Видимо, Герда рассчитывала, что Рихард захочет это сделать, во всяком случае, чистая мохнатая простыня и полотенце висели отдельно от остальных купальных принадлежностей.
На стеклянной полочке под небольшим круглым зеркалом стояли несколько баночек с кремами, лежали мочалка, зубная щетка в прозрачном футляре и паста. Рихард автоматически стал искать бритву, чтобы, как обычно, побриться перед душем, но ничего похожего не было ни на полочке, ни в шкафчике, где стояли флаконы с шампунем.
Отсутствие бритвы вызвало у Рихарда удовлетворение. Ведь это означало, что никто из мужчин не остается в этой квартире, не остается даже на одну ночь, – ведь не стал бы он каждый раз приносить бритву и уносить ее с собой.
Умывшись и одевшись, Рихард заспешил к кипящему чайнику и приготовил себе кофе.
Затем вернулся в спальню и застедил постель. Случайно взгляд его упал на низкую, плотно прикрытую дверь. «Что там такое? – подумал Рихард. – Кладовая или гардеробная?»
Рихард вспомнил, что при нем Герда ни разу не открывала эту дверь. Оклеенная обоями того же цвета, что и стены, она до сих пор не привлекала его внимания. Но теперь, когда он остался один в квартире Герды, Рихарду захотелось посмотреть, что там, за дверью. Он подошел к ней и попытался открыть. Дверь была заперта, однако ключ торчал в замке. Рихард повернул его, толкнул дверь, и она открылась.
В небольшой комнатке царил полумрак, шторы, прикрывавшие единственное окно, были задернуты. На мгновение Рихарда охватило чувство неловкости: не злоупотребляет ли он доверием Герды? Но желание проникнуть еще глубже в ее личную жизнь, ее интересы, привычки заставило Рихарда зажечь свет. Он исходил от маленькой настольной лампы. Сам стол тоже был маленьким, заваленным какими-то бумагами, в пластмассовом стаканчике виднелись ручки и карандаши, а возле стола, на полу, стояла портативная пишущая машинка. Словом, этот более подходящий для предметов женского туалета столик был превращен в письменный. Слева от столика к стене примыкала небольшая книжная полка, забитая книгами и папками…
Рихард еле удерживался от соблазна покопаться в бумагах, вытащить с полки наугад несколько книг и узнать, что же пишет и что читает Герда, когда остается одна. Но страх, что, вернувшись, она сможет обнаружить, что кто-то рылся в ее бумагах, останавливал Рихарда. Он понимал, что если Герда догадается, что он не только проник в ее запертый на ключ кабинет, но даже сунул нос в ее бумаги, всякое доверие к нему будет потеряно.
«Так что же делать?» – стоя посредине комнаты, размышлял Рихард. Желание проникнуть в скрытую от его глаз сторону жизни Герды, выяснить наконец обоснованность подозрений Клауса в том, что Герда была коммунисткой и под псевдонимом выступала в печати с материалами, направленными против НДП, – это желание было слишком велико. Однако Рихард заставлял себя преодолеть соблазн просмотреть бумаги на столе. Он подошел к полке с книгами и стал изучать их корешки Он увидел «Майн кампф» Гитлера, сборник его речей, двухтомник Маркса, несколько книг Ленина, шеститомник Черчилля, книги Бенедетто Кроче «Германия и Европа», Даллина «Германское правление в России», Даллеса «Германское подполье»…
Рихард понял, что его намерение по книгам узнать политические симпатии Герды безнадежно. Ведь она кончала журналистский факультет и, естественно, читала книги самых разных авторов, изучала различные политические направления.
Тогда он, будучи уже не в силах противостоять своему желанию, подошел к столику, чтобы рассмотреть хотя бы лежащие на поверхности бумаги. Взгляд его упал на папку с края стола. Открыть ее, не двигая с места, ему ничего не стоило. Он так и сделал. Сначала Рихард увидел рукописный листок и уже по первым строкам его определил, что это было письмо от матери Герды, наверное, последнее или одно из последних.
Уже несколько осмелев, он приподнял письмо, не перевертывая его, и обнаружил под ним небольшую фотографию. Герда была изображена на ней вместе с пожилой, с морщинистым высохшим лицом женщиной, – очевидно, это и была ее мать.
Рихард стал осторожно перекладывать письма и открытки. Тут было разное: поздравления с Новым годом, с днем рождения, – словом, стало ясно, что в этой папке хранится интимная переписка Герды. Рихард уже был готов закрыть папку, но в это мгновение ему попался на глаза плотный картонный квадратик. Наверху крупными красными буквами было типографски напечатано: «Германская коммунистическая партия. Пригласительный билет». Далее из текста следовало, что «Германская коммунистическая партия приглашает Герду Валленберг в город Эссен, на Учредительный съезд ГКП, который состоится 12–13 апреля 1969 года». Далее следовала подпись – чье-то неразборчивое факсимиле.
Рихард резким движением захлопнул папку. От легкого дуновения ветра на пол со стола упала еще какая-то отпечатанная на машинке, сложенная вдвое бумага.
Рихард поспешно поднял ее и прочитал. На плотном листке стоял гриф: «Социалистическая единая партия Германии».
Какое-то «Общество историков-марксистов» приглашало фройляйн Герду Валленберг приехать в ГДР в конце года и сделать доклад на собрании общества на тему «НДП и международный нацизм».
Рихард поспешно сложил бумагу по прежним сгибам и, не помня точно, с какого места она слетела, положил на край стола.
И в эту минуту услышал звонок у входной двери, а еще минуту спустя громкий стук В первое мгновение он подумал, что это вернулась Герда, что сейчас она войдет сюда и застанет его за шпионским занятием. Но тут же вспомнил, что в дверном замке торчит ключ. Тогда Рихард на цыпочках подошел к двери узнать, кто мог столь настойчиво звонить и стучать, но в это время услышал шорох, а затем увидел большой белый конверт, который кто-то подсовывал снизу в дверную щель.
После этого звонки и стук прекратились. Какое-то время Рихард не решался поднять конверт, но после короткого размышления взял его и прочел адрес Герды и обратный адрес внизу: штамп газеты «Унзере Цайт». Почтового штемпеля на конверте не было, очевидно, его доставил нарочный.
«Унзере Цайт» была коммунистической газетой, это Рихард знал.
Он отнес конверт в спальню, положил его на видном месте, затем вернулся в кабинет Герды к письменному столу и уже смелее стал проглядывать бумаги, стараясь не смещать их с мест, на которых они лежали. Неожиданно на глаза ему попалась листовка, одна из тех, что были разбросаны в зале суда над Борхом…
Точно обжегшись, Рихард отпрянул от стола. Если раньше он боялся, так сказать, «наследить», то теперь опасался другого: найти явные доказательства, что Герда состоит в коммунистической партии. Ведь если он получит прямые доказательства этому, значит, Клаус был прав в своих подозрениях. Но из этого Рихард должен был сделать вывод, что, с каждой встречей все более сближаясь с Гердой, он совершает прямую измену своему делу.
До сих пор Рихард мог полагать, что подозрения Клауса вздорны, ничем не обоснованы и поэтому связь с Гердой не считал преступлением перед партией.
Но если он убедится, воочию убедится, в обратном?!
Рихард еще раз окинул взглядом стол, книжные полки и, быстро выйдя из комнаты, запер дверь. Потом он вынул свой блокнот и написал: «Герда, дорогая моя! Спасибо за заботу. Я отлично выспался, выпил, как ты велела, кофе и теперь ухожу. Ухожу с мыслями о тебе. Буду звонить в ближайшее время. Твой Р.
P. S. Утром принесли конверт. Я положил его на тумбочку. Р.».
Эту записку Рихард приколол к абажуру лампы на то самое место, где Герда оставила свою записку. Затем он прошел на кухню, вымыл чашку, из которой пил кофе, еще раз осмотрел спальню и кухню и отправился домой, заперев за собой дверь ключом, теперь принадлежащим ему.
Только два чувства жили теперь в душе Рихарда. Первым была любовь к Герде. Вторым – еще более остро вспыхнувшая ненависть к Германской коммунистической партии. Она представлялась ему в виде мрачной и грозной силы, пытающейся отнять у него Герду, стеной, непреодолимым препятствием, неумолимо растущим между ними.
Нет, Рихард не распространял свою ненависть на Герду. Вопреки логике, в противоречии со здравым смыслом ему казалось, что эта совсем еще не так давно запрещенная в стране партия еще раньше или теперь, когда стала легальной, захватила своими щупальцами Герду, втянула в орбиту своего влияния, воспользовавшись ее молодостью и политической неопытностью…
О, если бы Герда не скрывала от него своих истинных взглядов! Тогда он, Рихард, сумел бы воспользоваться многолетними уроками своего отца, убедить Герду в том, что так называемая ГКП – это организованная агентура Москвы, что годы, проведен-ьые страной под руководством фюрера, были годами формирования и подъема истинно немецкого духа… Да, он убедил бы ее, привлек на свою сторону, напомнил бы Герде, либерально настроенной девушке, что фюрер также был и за рабочих, и за социализм, недаром эти два слова присутствовали в названии созданной им партии.
Проклятые коммунисты! Как отвоевать у них Герду?! В своем воспаленном воображении Рихард представлял себе ГКП в виде чудовищного спрута, хищного осьминога, которого без колебания расстрелял бы из автомата, из пушки, если бы ему представилась гакая возможность! Был ли Рихард теперь уверен, что Герда является членом этой ненавистной ему партии?
Нет, не до конца. Может быть, то, что он обнаружил в ее комнате, и этот присланный из коммунистической газеты пакет, и дружба, которая явно связывала ее с Гербертом, свидетельствовали лишь о симпатиях к ГКП или вообще к радикалам, но не больше. И теперь обнаруженные им приглашения на съезд ГКП в Эссене, на марксистское сборище в ГДР и этот пакет из «Унзере Цайт», предупреждения Клауса – все это вместе взятое убеждало Рихарда в том, что Герда – коммунистка, и все более и более возбуждало его не против Герды – нет, любовь Рихарда точно броней защищала ее, но против той силы, которая отнимала у него Герду, – против компартии.
…Даже раздавшийся телефонный звонок не смог оторвать Рихарда от его мыслей, он медленно подошел к телефону, снял трубку и сказал: «Слушаю!»
– Рихард? – раздалось в трубке. – Появился наконец! Ты что, не ночевал дома?
Несомненно, это был голос Клауса. Этот последний его вопрос разом вернул Рихарда к действительности… «Неужели… неужели он знает?!» – подумал Рихард, уже готовый впасть в панику.
– Я… я был в ночном клубе, – пробормотал Рихард первое пришедшее ему в голову объяснение и тут же, поняв всю его бессмысленность, добавил: – Мне необходимо было… словом, мне нужна была разрядка.
– Раз-рядка? – иронически повторил Клаус. – Тогда немедленно приезжай ко мне. Для тебя приготовлена хорошая разрядка.
В тоне Клауса Рихарду послышалась, помимо иронии, и явная угроза.
– А в чем дело? – робко спросил он, имея в виду вчерашнюю акцию. – Ведь все прошло благополучно.
– Прекрати болтать по телефону! – резко оборвал его Клаус – Мы ждем тебя.
Раздались частые гудки. Клаус повесил трубку.
Когда Рихард в сопровождении открывшего ему дверь Клауса вошел в столовую, он увидел, что за хорошо знакомым ему круглым столом сидят все члены группы.
В отличие от прошлых встреч на столе не было ни бутылок с пивом, ни рюмок со шнапсом. Стол был пуст и поблескивал своей полированной поверхностью. Но главное, что почувствовал, едва войдя в комнату, Рихард, была какая-то необычно напряженная, удручающая атмосфера.
Рихард не смог бы объяснить, в чем она выражалась. В том ли, что стол был непривычно пуст, или в том, что большинство сидящих за ним опустили головы, когда Рихард вошел, а те, что поздоровались, отделались едва заметными кивками.
Два стула за столом были незанятыми, – один, разумеется, принадлежал Клаусу, другой, по-видимому, предназначался Рихарду. Именно на этот стул указал ему Клаус. Потом, не садясь, а только облокотившись о спинку второго, пустого стула, сказал:
– Я хочу принести извинения за Рихарда Альби-га. Как и все мы, он знал, что сбор назначен на сегодняшнее утро. Тем не менее вовремя не явился. Мои попытки разыскать его по телефону ни к чему не привели, хотя я звонил ему и вчера поздно вечером, и даже ночью, и рано утром. Лишь минут сорок тому назад он оказался дома. Я приказал ему немедленно приехать сюда. Теперь Он здесь, и мы можем задать ему необходимые вопросы. Вопрос первый: где ты был все это время и почему не явился утром, как было условлено?
«Что это – допрос, суд?» – подумал Рихард. Резкие вопросы Клауса и непроницаемые лица остальных и впрямь создавали впечатление какого-то судилища.
На вопрос Клауса Рихард не ответил. Он промолчал потому, что не знал, что сказать. Повторить тот ответ, который он дал Клаусу по телефону – насчет ночного клуба, – он не мог, сознавая, что ответ этот был нелеп.
– Почему ты молчишь? – снова раздался резкий, испытующий голос Клауса. – В конце концов нам небезразлично, где ты шатаешься по ночам, нас тревожило, что при отходе ты мог попасть в полицию и там расколоться, выдать всех участников «акции»…
– Нет! – крикнул Рихард. Он мог снести все что угодно, кроме обвинения в сознательном предательстве. – Я не меньше, чем вы, ненавижу коммунизм и предан нашему делу!
– Слова, одни слова! – саркастически произнес Клаус. Потом неожиданно спросил: – Ты встречался с этой девкой? Ну, как ее там? С Гердой?
Этот вопрос прозвучал для Рихарда настолько неожиданно, что он вздрогнул. Мысли, одна обгоняя другую, точно в сумасшедшем хороводе, пронеслись в его голове.
Что известно Клаусу? Знает ли он что-нибудь? Видел ли он или кто-нибудь из сидящих сейчас здесь, за столом, его с Гердой? Или Клаус ничего не знает, а спрашивает просто так, на всякий случай?..
– Нет, – после короткой паузы ответил Рихард, отводя взгляд в сторону.
– Допустим, – с неприязнью сказал Клаус. – Тогда ответь на один главный вопрос: кто тебе разрешил во время «акции» стрелять в человека? О первом выстреле я уже не говорю.
К этому вопросу Рихард был более или менее подготовлен.
– Во-первых, – твердо произнес он, – этот тип лез к кнопке противопожарной сигнализации. Во-вторых, я принял его за коммуниста.
– Во-от как?! – иронически протянул Клаус. – У него что же, на лице это было написано?
– В те минуты, – стараясь до конца овладеть ситуацией, ответил Рихард, – я был убежден, что видел его еще на том митинге, на котором выступал фон Тадден, Он бросал в трибуну тухлые яйца и помидоры. Я его хорошо запомнил.
– Но ведь теперь известно, что этот человек никакой не коммунист! Ты же слышал вчерашнее сообщение по телевидению? Или по крайней мере читал сегодняшние газеты?
– Возможно, я ошибся, – пробормотал Рихард.
– Тогда еще один вопрос, – не унимался Клаус. – Какое ты вообще имел право стрелять уже после, ты понимаешь это, после моего приказа отходить?
Но теперь Рихард уже чувствовал твердую почву под ногами.
– Я выстрелил почти одновременно! Ну, может быть, чуть-чуть позже. А сигнал тревоги, если была бы нажата кнопка, разве он не привлек бы и пожарных, и полицейских? Они появились бы в считанные минуты!
Все сидящие за столом теперь напряженно слушали перепалку между Клаусом и Рихардом, переводя взгляды с одного на другого.
– Да, они появились подозрительно быстро, – не без ехидства произнес Клаус в ответ на последние слова. – В этой связи мы хотим спросить тебя еще кое о чем… Совсем недавно наши люди видели тебя в кафе «Под липами». Ты пришел туда с какой-то женщиной, но уже очень скоро к вам присоединился человек… молодой мужчина.
Такого удара Рихард не ожидал.
«Как это могло случиться? Кто видел? Почему Клаус не спросил меня об этом раньше? Что делать? Как быть? Все отрицать? А если признаться, то как и в чем именно?..»
Наконец он спросил с единственным пока что желанием выиграть время, узнать, кто из присутствующих видел его, и затеять с ним спор:
– Я хочу, чтобы партайгеноссе, который, как ты утверждаешь, видел меня, встал и уточнил, когда и е кем он видел меня.
– Тебя видели другие, – не сводя с Рихарда глаз, ответил Клаус. – Пока ты еще наш товарищ. Не скрою, что нам неизвестно, кто была та женщина. Но зато про мужчину все известно. Это коммунист, активный враг нашей партии. За ним ведется наблюдение, но опять-таки не нами, а другим подразделением НДП. Так что про него можешь ничего не рассказывать. Но кто была та женщина? Герда?
– Ничего подобного! – воскликнул Рихард. – И, кстати, разве я монах и не имею права на личную жизнь?!
– Твоя жизнь принадлежит нашей партии. – Клаус произнес эти слова сухо, без всякого пафоса, и поэтому они показались Рихарду еще более неумолимыми.
– Да, – опустив голову, сказал Рихард. – Ты прав. Вне партии для меня нет жизни.
– Это была Герда? – снова спросил Клаус.
– Да нет же! – чуть не со слезами на глазах крикнул Рихард, понимая, что признание будет означать конец его отношениям с Гердой и еще многое другое, пока что не предвиденное. – Я вышел пройтись, увидел это лесное кафе, зашел, все столики были заняты, кроме одного. За ним сидела и пила кофе неизвестная мне девушка. Не буду отрицать, что она мне сразу понравилась, я попросил разрешения присесть… Ну, вот… А потом к нам неожиданно подошел этот парень. Он тоже искал место. Оказалось, что девушка и он знакомы. Вот и все!
Рихард выпалил это разом и, только произнеся: «Вот и все», – подумал, сколь неубедительно звучит его объяснение. Но ничего более правдоподобного он придумать сейчас не мог.
– Хорошо, – сумрачно произнес Клаус, – садись. И он первым опустился на стул. Сел на свободное место и Рихард.
Клаус обвел взглядом сидящих за столом и до сих пор молчащих людей и спросил:
– Кто-нибудь хочет что-либо сказать? Я сейчас оставляю в стороне недисциплинированность Рихарда. Она проявляется уже второй раз. Первый – во время акции в суде. В универмаге – второй. Но, к счастью, и первая, и вторая акции нам удались. Я сосчитал деньги, которые вы мне передали, оказалось восемьдесят шесть тысяч марок. Они будут сданы в кассу партии. Но… – Клаус сделал паузу, – не этот вопрос меня сейчас беспокоит. Мне горько произносить эти слова, но я подозреваю, что Рихард имеет связь с коммунистами. В этом случае все наши дальнейшие акции находятся под угрозой.
– Ты смеешь… – вскакивая со стула и сжимая кулаки, начал было Рихард, но сидевший рядом с ним Курт, тот самый, с которым он встретился в гитлеровской пивной, схватил его за руку и почти насильно усадил.
– Не выходи из себя, Рихард, – сказал он. – Что касается меня лично, то я верю тебе. Но человек, на которого пало подозрение, обязан оправдаться, в этом нет ничего зазорного. Ведь мы все зависим друг от друга.
Рихард тяжело дышал. На лбу его выступил пот.
– Клянусь, памятью фюрера, – сдавленным голосом проговорил он, – клянусь именем бывшего бригаденфюрера СС – моего отца… я… я ненавижу коммунизм и коммунистов.
В этот момент сидевший за столом напротив Рихарда Вольф, белесый парень в очках – Рихард невзлюбил его со времени первого знакомств а, – стукнул ладонью по стол.
– Я еще давно говорил, что этот Рихард не мог пройти в своей знойной Аргентине необходимую закалку. Пусть возвращается и танцует танго.
Рихард мысленно обругал себя за то, что оставил Дома, за вентиляционной решеткой, свой «вальтер». Иначе он всадил бы в этого белобрысого мерзавца всю обойму. Но сейчас… сейчас даже ударить Рихард его не мог, очкастый сидел слишком далеко от него.
– Успокойтесь, друзья! – повелительно сказал Клаус. – Мы собрались здесь не для рыночной склоки, а для выяснения важного дела. Рихард, ответь. Вопрос Номер один: тебе приходилось еще раз встречать того человека, по имени Герберт? Я прав, его звали Гербертом?
– Да, он назвал это имя, когда девушка, с которой я сам едва познакомился, познакомила нас. Видел я его еще раз? Никогда. Впрочем… впрочем, вы ведь мне все равно не поверите, если я скажу…
Рихард замялся.
– Что скажешь? Почему ты замолчал? Боишься говорить правду? – прикрикнул на него Клаус.
– Я скажу правду, – на этот раз твердо произнес Рихард. – Мне показалось, что тот человек, в которого я стрелял в универмаге, и Герберт как две капли воды похожи друг на друга. Короче, я принял его за Герберта. Коммуниста. Может быть, потому и выстрелил.
– Когда надо будет стрелять в коммунистов, получишь команду. А пока, пожалуйста, без самодеятельности. Итак, какое будет ваше решение? – спросил Клаус, обводя взглядом всех сидевших за столом.
– Я думаю, – сказал Курт, – с него хватит нашего предупреждения. А в его преданности нашему делу я не сомневаюсь.
«Правильно, согласны…» – загудел хор голосов. Рихард почувствовал облегчение.
– Ладно, – махнул рукой Клаус.
– Но если возникнут подозрения в предательстве… – начал было белобрысый, но Клаус прервал его словами:
– …Тогда получит пулю в затылок. Понял? – спросил он, обращаясь к Рихарду.
– Понял, – наклонил голову Рихард. Потом резко поднял ее. – Я прошу дать мне поручение. Я готов рискнуть жизнью…
– Когда понадобится, рискнешь, – оборвал его Клаус. И после паузы сказал: – Теперь, когда мы все в сборе, и после того, как Рихард благополучно вернулся, можно не бояться налета полиции. Я хочу вам кое-что рассказать. Этой ночью я был на совещании руководителей охранных отрядов НДП Мюнхена. Кстати, – он посмотрел в сторону Рихарда, – оттуда я и звонил тебе ночью. Я не буду называть фамилию выступавшего на совещании человека. Ограничусь тем, что скажу: это был один из руководителей НДП, ведающий боевыми отрядами партии. Он напомнил нам, что выборы на носу, однако уровень нашей активности не соответствует чрезвычайности положения.
Руководитель, я буду называть его просто так, напомнил, что движение национал-демократов не должно рассматриваться как только чисто мюнхенское и даже как только западногерманское. Нам, национал-демократам, нужна не только вся Германия, но и вся Центральная Европа. И это не только мечта. Мы узнали, например, что в Судетах и в северной части Италии – особенно в Австрии – боевые отряды не побоялись перейги к прямому террору против коммунистов и социал-демократов. Почему именно к террору? Ну, в Италии, например, для того, чтобы сломить сопротивление нынешнего правительства, германизировать Южный Тироль и присоединить его к Австрии, которую мы считаем двенадцатой немецкой землей.
Клаус умолк и обвел глазами присутствующих, как бы желая понять, какое впечатление производят на них его слова. Убедившись, что все смотрят на него неотрывно, Клаус продолжал:
– До сих пор наши акции ставили своей главной целью свалить вину за возникающие беспорядки на компартию. Но теперь этого мало. Накануне выборов мы должны проявить свою силу, запугать коммунистов и показать немцам, кто является в Германии единственной партией действия. Мы должны внушить страх так называемой левой прессе, дать ей понять, что на каждую направленную против нашей партии клеветническую статью мы ответим взрывами бомб и автоматными очередями. Словом, друзья, начинается новый этап нашей борьбы. Не забывайте: времени остается мало! И в этой связи, – после короткого молчания произнес Клаус, – имеется конкретное предложение…
Он снова умолк, как бы подогревая нетерпение, отражавшееся на лицах слушателей.
– Какое?! – выкрикнул Рихард.
– Помолчи, сейчас узнаешь, – осадил его Клаус. – В ходе совещания между Представленными на нем «группами действия» были распределены намечаемые на ближайшее время акции. Одну из них я предложил поручить нам. Дело в том, что в конце недели состоится небольшая, но важная коммунистическая сходка, на которую соберутся представители отделений ГКП из ряда городов. Дата и место сходки нам известны. Так вот, есть предложение – угостить их на десерт бомбочкой. Ее легко бросить с улицы в окно второго этажа дома, где эти московские агенты будут заседать. Нам надлежит решить два вопроса: первый – согласны ли мы провести эту акцию и второй – кому мы поручим ее осуществить. А теперь – слово за вами.
Раздался одобрительный гул голосов.
– Итак, все «за»? – спросил Клаус. – Значит, вопрос второй…
И тогда с места вскочил Рихард.
– Друзья, партайгеноссен! – захлебывался от волнения Рихард. – Я прошу… я умоляю вас, поручите эту акцию мне! Я все время мечтал о действиях. Не о разбрасывании листовок и не о драчках на митингах, а о настоящих действиях, таких, которые вписали в историю Германии штурмовые отряды СД. Да, теперь наша очередь! Клаус сказал, что акция опасна. Тем больше у меня прав взять ее на себя и тем самым рассеять ваши недавние подозрения. Если вы мне откажете, я этого не переживу!
– Погоди, сядь! – требовательно произнес Клаус. И, когда Рихард подчинился, продолжил: – Откровенно говоря, когда я попросил поручить акцию нам, то подумал о Рихарде. Но потом… потом, когда я после нашего совещания, еще затемно, позвонил Рихарду и не застал его дома… А когда мне передали, что видели его в кафе вместе с коммунистом… Словом, я начал сомневаться… Мне показалось…
– Забудь об этом, все забудьте! – прервал его Рихард. – Уничтожать коммунистов, дожить до основания четвертого рейха – в этом главная цель моей жизни! Я знаю, каждый из вас достоин, чтобы акцию поручили именно ему, но сейчас для меня это стало вопросом смысла жизни. Я не смогу жить, если вы мне откажете!
– Что ж, – после паузы задумчиво произнес Клаус, обращаясь к Рихарду, – у тебя есть некоторые основания претендовать на эту акцию. И главное то, что ты, кажется, не в состоянии держать в руках оружие, чтобы так или иначе не пустить его в ход. Я имею в виду ту историю в суде и ту, что произошла в магазине. Как, друзья, – спросил Клаус, обводя взглядом присутствующих – окажем и на этот раз Рихарду доверие?..
