Текст книги "Избранник Небес"

Автор книги: Алек Кадеш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 52 страниц)

Глава VI
Беседа в кабинете у ректора Блейка

/2011.08.19/10:05/

Торонто

Приветливо поздоровавшись с улыбающейся секретаршей ректора, он зашел в кабинет шефа, весь заставленный научными книгами, а также бесчисленным множеством периодических научных изданий вперемешку с неиспользованными приглашениями на научные конференции и симпозиумы. Одним словом, в кабинете царил самый обыкновенный и очень распространенный творческий беспорядок.

На стене за спиной у ректора в рамках висели фотографии, на которых Блейк был с известными учеными-археологами. Этим фотографиям 60-летний профессор уделял особое внимание, так как разместил их прямо на уровне взгляда посетителей.

Разговаривая по телефону, он развернулся лицом к ним. Не вставая с кресла, Стивен подкатился к стене и постучал ручкой по стеклянной рамке одной из цветных фотографий. На ней была запечатлена группа археологов, в центре которой стоял он сам, собственной персоной – тогда еще совсем молодой, улыбающийся ученый в шортах с подтяжками на голом мускулистом торсе, в высоких ботинках, и с белой пиратской повязкой на голове вместо широкополой шляпы, как у других. Справа от него стоял ничем не примечательный обрюзгший коротышка в очках, который едва доходил Блейку до плеча. Присмотревшись внимательнее, доктор Майлз увидел, что ученый держал в руках блестящие на солнце золотой щит и длинную золотую цепь, состоящую из нескольких десятков прямоугольных пластин с вырезанными на них изображениями львов и орлов с человеческими головами.

В то время, как Стивен и окружавшие его коллеги отсвечивали белизной зубов на фоне коричневого загара, коротышка, который держал золотую цепь, отличался тем, что его кожа была совершенно белой, и только толстые розовые щеки, шея и пухлые кисти рук сгорели докрасна под палящим солнцем. Судя по характерным для ассирийских царей золотым украшениям в руках археологов, а также бедуинам и верблюдам на заднем плане фотографии, Шон сделал вывод, что раскопки велись где-то на Ближнем Востоке.

– Ну что, рассмотрел своего шефа на ближайшие шесть, а может, и двенадцать месяцев? – спросил ректор Блейк. – Вот он, профессор Штейман, стоит слева от меня. Двадцать пять лет тому назад он еще был полон сил и выглядел намного лучше, чем сейчас.

– Насчет двенадцати месяцев мы не договаривались. Ни один привыкший к комфорту и чистоте городской житель не выдержит добровольного заточения на целый год в дикой пустыне. К тому же, кроме террористов Аль-Каиды, маскирующихся под местных бедуинов, там больше толком и не с кем потрепаться об особенностях модернистских течений в иудаизме середины XVIII века.

– Не драматизируй, не так уж все и плохо. Во-первых, ваш лагерь будет охраняться американским спецназом, так что тебе вряд ли представится возможность проявить свой талант убеждения и заставить моджахедов перейти в иудаизм, сидя прикованным к стене где-нибудь в заброшенном погребе. Во-вторых, я настоял на том, чтобы в контракт включили пункт с условием предоставления двухнедельного отпуска после шести месяцев пребывания на месте раскопок. При этом ты будешь отдыхать целых четырнадцать дней в любой пятизвездочной гостинице Дубая на свой выбор, – уточнил ректор, с важным видом развалившись в кресле.

– А почему я должен отдыхать в Дубае? Я не перевариваю арабов с их ничем не оправданной заносчивостью и врожденной, прямо-таки патологической антисанитарией.

– Ты преувеличиваешь. Дубай – это Нью-Йорк арабского мира. К тому же там действительно есть довольно чистые пляжи и неплохие гостиницы, – возразил ректор и продолжил:

– Ну и, наконец, в-третьих, твой личный гонорар составляет тридцать процентов от уже переведенной нам суммы – а это ровно двести семьдесят тысяч долларов. Не говоря уже о том, что все расходы, связанные с проживанием, перелетами, питанием и даже приобретением необходимой для работы литературы, оплачиваются работодателем. Так что ты теперь стал лакомым кусочком для львиц, охотящихся за молодыми перспективными женихами.

– Прекрати издеваться над нищим ученым, который вынужден питаться в китайских фаст-фудах по девять баксов с «носа». Для этих хищниц мои жалкие триста тысяч долларов – это угрожающе низкая сумма ежемесячного содержания, которая наверняка приведет к нервному срыву, если такое бесчеловечное отношение со стороны спонсора снова забрезжит на горизонте.

– Согласен, без кокаина и ежедневного изливания по вечерам в караоке-баре своего горя таким же «пострадавшим» во время всемирного кризиса подругам такой стресс им никогда не пережить, – рассмеялся ректор.

– Я надеюсь, мне не придется жить в одной палатке с этим патриархом археологии, наслаждаясь по ночам его храпом и ароматом вонючих носков? – спросил Шон, кивнув в сторону фото, которым все еще любовался Стивен.

Ректор ушел с головой в сентиментальные воспоминания, которые вызвали ностальгию по тем прекрасным временам молодости когда, не успев вернуться из одной археологической экспедиции, он сразу же отправлялся в другую.

– Да, и все же я всегда с радостью вспоминаю эти прекрасные дни, проведенные в местах, где когда-то зарождалась история всей человеческой цивилизации. Уже через неделю пребывания на месте раскопок ты чувствуешь, как от тебя отслаивается вся грязь современного мира. Оставаясь с первозданной природой один на один, ты вдруг осознаешь, что успех придет только тогда, когда ты научишься прислушиваться к своей интуиции, а не терять время и слепо проводить раскопки там, где укажет твой научный руководитель или того хуже – одержимый уверенностью в своей гениальности спонсор. Вокруг нас иногда появляются подсказки, и если тебе удастся зацепиться за одну из них, как за ниточку в лабиринте, то удача не заставит себя долго ждать. Иногда они – явные, иногда – не очень. Но если все же не удается их понять, даже если стараешься, значит, снова жди прилива. Только так можно сойти с мели. Когда я вспоминаю эти счастливые дни, наполненные тревогой и волнениями, у меня начинает щемить сердце. Порой мне кажется, что я уже когда-то жил в то далекое от нас время, овеянное таинственной недосказанностью, – не в силах оторваться от фотографий, произнес Блейк.

«Приливы, отливы, тревоги, волнения. Ни дать ни взять настоящий романтик. Он явно не своим делом занимается, протирая штаны в этом кабинете. Ему стихи писать надо, а не отчислять студентов за прогулы», – подумал Майлз и уже открыл рот, чтобы вернуть Стивена на грешную землю, поскольку они были друзьями, но тот резко повернулся и перебил его:

– Да-да, помню, вонючие носки. Не волнуйся, зная твою брезгливость, я настоял на том, чтобы тебя разместили в отдельном вагончике с душевой и кондиционером, а не в дырявой палатке с бегающими вокруг нее голодными шакалами. Хотя, должен тебе сказать по правде, что жизнь археолога в походных условиях тоже имеет свои прелести. Во время проведения раскопок, которые видны на заднем плане этой фотографии, мы со Штейманом жили в одной достаточно просторной палатке. Он спал в гамаке, поскольку панически боялся скорпионов и тарантулов. Я же не мог выдержать больше часа в этом садистском приспособлении, согнувшись в три погибели, поэтому спал прямо на земле в спальном мешке. Кроме тебя, я никогда никому не рассказывал об этой истории, но теперь чувствую, что пора. Да и вряд ли кому-то другому можно о таких вещах говорить и надеяться после этого, что тебя по-прежнему будут считать нормальным человеком даже в нашем продвинутом обществе.

– Ух ты, интригующее начало, нечего сказать. Я надеюсь, это не связано с нездоровой стороной взаимоотношений между мужчинами, а не то мне пора на лекции.

– Неужели за восемь лет нашей дружбы я тебе хоть раз дал повод для подобных мыслей?

– Ну, всякое бывает. Тем более вы были вдали от прелестей цивилизации на территории, где действовали законы Шариата. Кругом одни бедуины и их завернутые в паранджу старые вешалки, на которых глаз не положишь даже после литра виски. А если и есть две-три побитые оспой молодые откормленные красавицы, то за каждую из них еще с девятилетнего возраста уже был заплачен калым в сорок верблюдов, сто коз, двести овец и джип «Лэнд Ровер», который каждый день окуривают ладаном от Шайтана. Так что стоит только подумать о том, чтобы спеть у шатра дамы сердца серенаду, как ее двенадцать братьев тут же разобьют мандолину о голову, а самого Ромео привяжут к лошади и протащат по пустыне пару километров, пока его причинное место не сотрется в порошок.

– Твоя версия выглядит вполне правдоподобно, но с девушками у нас проблем никогда не было, поскольку каждый месяц из разных университетов к нам отправляли для прохождения практики по меньшей мере десять-двадцать студенток, так что все происходило с точностью до наоборот. Бедняга Штейман первое время стеснялся и очень смешил их тем, что постоянно краснел и заикался. Он вырос в семье ортодоксальных евреев, и сексуальная революция семидесятых его не коснулась. Однако вскоре он вполне освоился и наверстал упущенное с лихвой. Вот почему твои подозрения по поводу моей исповеди, как гомика, не имеют под собой почвы.

– В таком случае, я готов тебя слушать хоть целый день.

– Хочешь верь, хочешь нет, но иногда поздней ночью, когда Штейман уже спал без задних ног, я отчетливо слышал чей-то голос, исходящий из-под земли. Поначалу я, впрочем, как и любой другой человек на моем месте, вскакивал в холодном поту, думая что у меня не все дома и что пора идти «сдаваться» к психиатру. Но проходили дни, и я понимал, что со мной, в общем-то, все в порядке. Когда я услышал его во второй раз приблизительно в три часа ночи, он обратился ко мне шепотом и, как мне показалось, вовсе не хотел напугать меня, скорее наоборот. Голос, дух, призрак – называй его, как хочешь, от этого суть дела не меняется, явно пытался наладить со мной отношения и даже выдал мне совершенно четкие координаты, где следует искать засыпанную песками гробницу. Именно в том месте я и нашел захоронение неизвестного нам аккадского царя, чье имя никогда до этого не встречалось в древних архивных документах, что уже само по себе было научной сенсацией. В том году не было ни одного серьезного научного журнала, в котором бы не напечатали вот эту самую фотографию.

– Ты не договорил, что же было дальше с этим голосом?

Ректор Блейк лишь пожал плечами, пытаясь этим самым показать, что собственно рассказывать больше не о чем, но все же прокашлялся и продолжил:

– Дальше все было банально. Я был опьянен успехом. Предложения сыпались на меня одно лучше другого, и я дал согласие возглавить экспедицию, снаряженную Национальным географическим обществом в Белиз на поиски затерянных в джунглях пирамид майя, которые обнаружил спутник, сделав несколько фотографий в инфракрасном спектре излучения. Не знаю почему, но мне казалось, что дух, давший мне бесценную подсказку, начнет требовать от меня что-то взамен. Попросту говоря, я струсил и дал деру оттуда. Больше всего меня пугало само время начала беседы – три часа ночи, которое не оставляло сомнений в отношении принадлежности этого голоса к демонической силе. Однако Штейман вернулся на второй сезон, и не прошло и пяти лет, как он стал знаменитостью в научных кругах. Он делал одно открытие удивительнее другого, и вскоре все научные издания уже взахлеб расхваливали его способности. При этом он соотносил свои успехи якобы на счет разработанного им уникального научного метода, позволявшего по только одному ему известным признакам практически безошибочно находить древние захоронения.

Года три тому назад мы с ним случайно встретились на какой-то научной конференции, но никто из нас так и не решился заговорить на эту тему первым. Хотя оба мы прекрасно знали, в чем в действительности заключался секрет его «гениальности».

Сделав несколько глотков отвратительного на вкус кислого кофе, ректор подытожил:

– Так что, отдавая тебя в его пухлые еврейские ручки, я абсолютно уверен, что это будет для тебя хорошей школой, и ты не зря проведешь время. Уж он-то точно не упустит ни одной возможности, которые посылает нам судьба. К тому же, ты только послушай, что этот воинствующий кардинал Рендольф, который, между прочим, занимает пост главы Конгрегации доктрины веры в Ватикане, пишет о тебе в журнале «Science and Theology»: «Подобные авангардистские а, по-моему, просто обычные еретические идеи, которые генерирует воспаленный мозг доктора Майлза, компрометируют его не только как ученого теолога, но и прежде всего, как цивилизованного человека. Его разумом овладели силы Зла и в настоящее время активно используют для внесения смуты и сомнений в пошатнувшуюся веру современной студенческой молодежи, яркие представители которой будут уже через несколько лет влиять на сложные взаимоотношения между бурно развивающимся светским миром и неизменно консервативным – духовным».

– Это он о чем? – спросил растерявшийся Шон.

– Я думаю, что он просто решил отомстить тебе за телешоу, где вы сцепились с ним по поводу того, можно ли Каббалу причислить к оккультным учениям. Он разозлился, что ты показал на весь мир его полную некомпетентность в этом вопросе. Но я с ним согласен в одном. Тебя порою заносит в такие теологические бредни, когда ты пытаешься объяснить студентам о сущности сефирот [44]44
  Сефирот– каббалистическое Древо жизни, состоящее из десяти связанных между собой стадий нисхождения Божественного света.


[Закрыть]и божественной эманации, что даже я не могу уловить основную нить твоей мысли. Углубляясь во множественные детали, ты начинаешь цепляться за такие подробности, какие можно было бы вообще упустить и не терять на них время. Но это еще полбеды.

Развернув другое иллюстрированное научно-популярное издание, он передал его Майлзу.

– Конечно же, если для тебя это покажется оскорбительным, мы можем подать на редакцию журнала в суд но, положа руку на сердце, они правы. Эта карикатура, на мой взгляд, как нельзя лучше говорит о том, что же на самом деле с тобой сейчас происходит.

Шон залился краской, увидев себя в образе Дон Кихота, сражающегося с кардиналами в красных сутанах.

– Можешь, конечно, обижаться на меня, но тебе все же следует вести себя немного сдержаннее на научных конференциях, где присутствуют теологи, выращенные в стенах Ватикана. Зная, что ты ходячая бочка с порохом, они сознательно провоцируют тебя, задевая честь твоей возлюбленной Дульсинеи – Каббалы. И ты, естественно, сразу, как классический Дон Кихот, бросаешься спасать ее, вступая с ними в бой. Им же только это и нужно, для того чтобы отвлечь внимание всего научного мира от реальных проблем, возникших из-за нежелания Ватикана признать многовековую подтасовку фактов, связанных с действительно животрепещущими, краеугольными вопросами веры и религии. В результате, изначально интригующая тема теологической конференции превращается в жаркие дебаты на тему возникновения Вселенной, описанную в Зогаре. [45]45
  Зогар– основная книга Каббалы.


[Закрыть]Теория каббалистов, видите ли, не совпадает с каноническими взглядами, которые Ватикан проповедовал на протяжении всей своей многовековой истории, хотя на самом деле Международную Теологическую Комиссию этот вопрос интересует в последнюю очередь, если интересует вообще.

Допив кофе и закурив сигарету, Блейк рассмеялся и подвел черту:

– Одним словом, эти хитрецы в поповских рясах просто используют твою энергию, умело направляя ее в нужное для них русло, так что смена обстановки пойдет тебе только на пользу. Немного подышишь свежим горным воздухом, проветришь мозги, тем более что пустыня, где вы будете вести раскопки, к этому очень располагает.

Меньше всего Майлз хотел быть зачисленным в черный список Конгрегации. Как и любой теолог, он всегда мечтал добраться к первоисточникам, большая часть которых хранилась в архивах этой самой могущественной религиозной организации мира. После разгромной статьи служебные двери Ватикана, куда он все еще питал слабую надежду когда-нибудь войти, теперь наглухо для него закрылись. Заметив, что Майлз расстроился, Стивен решил подбодрить его:

– Да не бери ты так близко к сердцу всякую чушь, которую несет этот заблудившийся во времени инквизитор. Лично я и весь ученый совет университета на твоей стороне.

Раздался телефонный звонок, и Стивен, взяв трубку, указал рукой доктору Майлзу на внушительную стопку книг, приготовленную специально для него. Пока ректор беседовал, Шон начал молча их просматривать, откладывая некоторые из них в сторону. В тот момент, когда секретарь снова принесла им отвратительный кофе, он уже определился, отобрав всего одну книгу по истории ассирийской цивилизации после повторного просмотра.

– Полагаю, что это и есть моя настольная книга, благодаря которой я восполню пробел в своих знаниях и произведу приятное впечатление на профессора Штеймана, – рассмеявшись, сказал Шон, приподняв над головой тонкое издание в мягком переплете.

Закончив дружеское напутствие, Блейк крепко пожал Шону руку и протянул конверт с небольшой суммой наличных денег, дорожными чеками и билетом на самолет.

– Завтра я переведу гонорар на твой счет в банке, так что ты сможешь получить деньги по первому требованию даже в Ираке. Впрочем, я бы не советовал это делать. – Взглянув на часы, висевшие над входной дверью, ректор поторопил Майлза: – Через десять минут у тебя начинаются лекции. Последнюю я уже отменил, так как не позже пяти ты должен выехать в аэропорт. Такси тебя будет ждать внизу. Когда прилетишь в Рим, позвони мне. И вообще, постарайся хоть изредка вспоминать, что у тебя здесь остались друзья, которым ты небезразличен.

Глава VII
Приезд на виллу Белуджи

/2011.08.20/07:15/

Рим

Миловидная стюардесса попыталась сверкнуть слегка пожелтевшими от никотина зубами, все еще продолжая себя обманывать и верить в то, что они у нее белоснежные. Насмотревшись передач об авиакатастрофах по «National Geographic», доктор Майлз теперь боялся летать самолетами. Изначальная неприязнь постепенно переросла в аэрофобию, и без хорошей порции «Hennessy» он уже не мог заставить себя расслабиться. Во время длительного перелета через Атлантику, сидя в бизнес-классе рядом с владельцем сети магазинов женского белья на Оксфорд-стрит родом из Марокко, Шон не менее десятка раз поднял бокал за здоровье английской королевы, членов ордена «Череп и Кости», Тони Блера, телескопа «Хаббл», и еще черт знает за что.

Неудивительно, что теперь у него раскалывалась голова, и когда ранним утром у трапа самолета его встретили двое парней крепкого телосложения в черных костюмах, и кто-то из них с сильным итальянским акцентом, который шел впереди слов, произнес: «Господинь Бьялуджи распоряжаться доставить вас на вилла Векио, мистер Майльз», – он с радостью принял их предложение, только бы побыстрее принять ванну, выпить чашечку крепкого кофе и доползти до кровати.

Лимузин плавно тронулся с места, оставив позади назойливую суету паспортного и таможенного контроля, которую Шон даже не почувствовал, пройдя через VIP-зону. Разглядывать пригородные районы Рима было неинтересно, и Майлз открыл глаза только тогда, когда лимузин свернул на боковую дорогу, обсаженную с обеих сторон кипарисами, пальмами и разноцветными кустами роз. Молодой ученый, не привыкший к такому буйству растительности в бетонном мегаполисе Торонто, был приятно удивлен, окунувшись в зеленый оазис.

Проехав через кованые ворота, украшенные простым незатейливым фамильным гербом, что свидетельствовало принадлежности его владельца к старинному дворянскому роду, автомобиль плавно остановился перед широкой мраморной лестницей, ведущей к главному входу четырехэтажного особняка, больше похожего на Белый дом, чем на загородный особняк. Высокие мраморные колонны поддерживали полукруглую открытую террасу второго этажа. Многоярусный фонтан, вырезанный из белоснежного мрамора, выстреливал высокие струи воды, искрящиеся всеми цветами радуги в лучах восходящего солнца. Как только Шон вышел из лимузина, возле него тут же вырос дворецкий с широкой улыбкой и преданным взглядом умудренного жизненным опытом человека:

– С приездом, доктор Майлз, я проведу вас в вашу комнату, горячая ванна уже ждет вас.

Шон вежливо кивнул, не зная что и ответить, поскольку никогда не был окружен такой заботой. Поднявшись по лестнице, он переступил порог дома. Ошеломленный вызывающей помпезностью дворцового интерьера, он невольно слегка вжал голову в плечи.

«Ух ты, действительно впечатляет», – первое, что пришло на ум ученому, привыкшему к минимализму обычных городских квартир.

Дворецкий подвел его к стеклянной наружной кабине лифта, и они медленно поднялись на четвертый этаж. Пройдя по широкому коридору длиной не менее тридцати метров, дворецкий остановился у массивной двери из красного дерева, специально слегка исцарапанной и потертой для придания ей старинного вида.

Пол из дорогой, но успевшей потускнеть мозаики; местами выцветшая на солнце венецианская штукатурка; бронзовые дверные ручки; массивные люстры; высокие стрельчатые окна – каждая деталь была тщательно продумана и ненавязчиво подсказывала гостю, что он попал в аристократическое фамильное гнездо с многовековой историей. Но когда дворецкий вместо привычной электронной карты открыл дверь бронзовым ключом, Шон подумал, что дизайнер явно перегнул палку, так как ключ размером с небольшой молоток едва помещался в боковом кармане брюк его гида.

Вежливо склонив голову, дворецкий жестом руки пригласил его войти внутрь первым. Убранство комнаты, выдержанное в спокойных холодных тонах, располагало к умиротворению и тишине. Время внутри жило по своим законам и сразу же растворило все следы мирской суеты, которую Шон притянул вслед за собой. Оглянувшись по сторонам, он восхищенно произнес:

– Сразу чувствуешь себя средневековым монархом. Надеюсь, привидения здесь не водятся?

– Все гости спрашивают об этом, но я их видел не так уж и часто. Как мне показалось, все они сильно смахивали на мою жену, которая в приступах ревности умудрялась пару раз пробираться сюда ночью, – пошутил дворецкий и продолжил:

– Спальная комната справа, рядом с ней ванная. Плазменный экран спрятан за картиной с рыцарем на коне. Вам нужно только громко произнести слово «тиви», хлопнув при этом ладонями, и картина отъедет в сторону. Универсальный пульт лежит на журнальном столике. Там же вы найдете доходчивую инструкцию на английском для выбора на ваш вкус освещения в комнате, а также температуры и влажности воздуха. Господин Белуджи попросил не беспокоить вас, но если вам что-нибудь понадобится, достаточно нажать кнопку вызова прислуги на телефонном аппарате. Теперь, если не возражаете, я приготовлю вам кофе, – вежливо сказал дворецкий.

Носильщик занес дорожную сумку и, что-то шепнув ему на ухо, так же быстро исчез, как и появился.

– Только что звонил мистер Белуджи и просил передать, что он запланировал встречу с вами на вечер. Если вы хотите ознакомиться с достопримечательностями Рима, автомобиль с водителем в вашем полном распоряжении.

– Я очень признателен вам за оказанное гостеприимство, но усталость после девятичасового перелета буквально валит меня с ног, уважаемый эээ…, – протянул Шон, давая понять, что ему неизвестно имя собеседника.

– Прошу извинить меня, док. Господин Белуджи встает в пять утра, а я встаю еще раньше, так как второй лакей, который должен будить повара, уехал на похороны своей кузины. Из-за этой суеты я стал частенько забывать о простых, само собой разумеющихся вещах. Фредерико, сэр, но вы зовите меня просто Фредди, тем более, что это будет звучать очень по-американски, – оправдывая не свойственную ему забывчивость, представился дворецкий. Он сконцентрировал свое внимание на том, чтобы дымящаяся струйка из кофеварки не пролилась мимо чашки.

– Легкий завтрак вы найдете на столе в гостиной слева. Адаптер к зарядному устройству вашего мобильного телефона находится в верхнем выдвижном ящике прикроватной тумбочки. Насколько я помню, ваши всякие там электрические штучки отличаются от наших, европейских.

– Благодарю вас, Фредди. Вы очень внимательны. Не могли бы вы разбудить меня за час до ужина с мистером Белуджи, – попросил Шон, вдыхая изумительный аромат эспрессо из свежемолотых зерен дорогих ямайских сортов.

– Конечно, док, это не составит для меня труда. На мой взгляд, вы приняли верное решение остаться на вилле, поскольку вам необходимо набраться сил перед завтрашним вылетом в Ирак.

– Извините, Фредди, я не ослышался? Вы сказали: завтрашним вылетом?

– Именно так. Господин Белуджи уже отдал соответствующее распоряжение пилотам своего самолета. Ваш вылет назначен на семь утра, – старательно выговаривая каждое слово на английском языке, уточнил дворецкий, глядя на часы.

– Ну что же, в семь так в семь, – согласился Шон, как будто у него было право выбора.

Фредерико плотно задвинул шторы и удалился, бесшумно прикрыв за собою дверь.

Вдыхая аромат горячего крепкого кофе, Майлз на минуту расслабился в удобном кожаном кресле. Он вспомнил, как где-то над серединой Атлантического океана огромный летающий сарай, Боинг 747, попал в жуткую болтанку. Шон начал читать по памяти все известные молитвы о спасении от смертельной опасности. Владелец магазинов женского белья сначала изображал саму невозмутимость, но когда самолет тряхнуло с такой силой, что стюардесса, разливающая напитки, едва удержалась на ногах, он достал из ручной клади бутылку шотландского виски стоимостью в две тысячи фунтов и принялся вместе с Майлзом ее быстро опустошать.

Примерно через час они уже оба согласились с тем, что мировой кризис возник только из-за упрямства высшего эшелона политиков и финансовых воротил американского истеблишмента, которые уперлись рогами в вопросе продвижения на пост президента мулата Обамы, рожденного матерью еврейкой. Версии наслаивались одна на другую. В попытке докопаться до истины – были ли выборы президента на самом деле просто поводом для давно назревшего конфликта между «английским» финансовым кланом, владеющим большинством промышленных гигантов всего мира и «еврейским», который владел банками и инвестиционными компаниями, они добавили к выпитой бутылке виски еще и «Hennessy» из местных запасов стюардессы Джессики.

Горячая марокканская кровь лондонского бизнесмена закипела, когда стюардесса нагнулась перед ним, не сгибая ноги в коленях, чтобы поднять оброненную салфетку. Не долго мудрствуя, он подарил ей комплект женского белья из натурального шелка вместе со своей визиткой. По всей видимости, девушка расценила его подарок, как грубый намек на то, что ее трусики уже вышли из моды, или может быть просто разочаровалась оказанным знаком внимания, ожидая чего-то большего, потому что ничего кроме чипсов и молочного шоколада, на который Шон не мог смотреть, она так и не предложила. Вдобавок ко всему, решив отомстить за хамское поведение, Джессика еще принесла пиво вместо воды. И если учесть тот факт, что весь этот «коктейль Молотова» из виски, коньяка и пива доктору Майлзу пришлось закусывать только лимоном и чипсами, то неудивительно, что теперь он чувствовал себя так, будто его только что вытащили из мясорубки. Приняв горячую ванну с ароматной морской солью, он нырнул под пуховое одеяло и, закрыв глаза, почти сразу же уснул.

Длинный коридор виллы медиамагната, по которому он шел в сопровождении Фредерико полчаса тому назад, сильно изменился во сне. Квадратные колонны средневекового монастыря поддерживали тяжеловесные арки сводчатого каменного потолка. Косые лучи дневного света проникали внутрь коридора через узкие бойницы, вырубленные в массивной стене слева. Двое мужчин с хорошо видимой разницей в возрасте не менее сорока лет бесшумно ступали кожаными подошвами сандалий по выцветшей от времени мозаичной плитке кирпичного цвета. Идущий немного впереди молодой монах с бледным лицом замедлил шаг и негромко обратился к старику с посохом, облаченному в одежды раввина:

– Прошу меня извинить, ребе, но кардинал установил новые правила для всех без исключения, так что я сначала зайду первым и доложу о вашем приходе.

Почтенный ребе Абулафия уже не раз бывал в гостях у кардинала и помнил, что с правой стороны вдоль всей стены коридора были закреплены девять бронзовых светильников. Когда он насчитал восьмой, то сразу остановился, так как девятый висел рядом с толстыми дубовыми дверьми кабинета кардинала Ферроли.

Монах робко постучал и, выждав несколько секунд, вошел внутрь. Абулафия пытался скрыть волнение, так как знал, что от того, как сложится сегодняшняя беседа с кардиналом, зависит очень многое. Не успел он обдумать, с чего начать разговор, как молодой монах вышел из кабинета и прошептал:

– Его Высокопреосвященство в хорошем настроении.