Текст книги "Избранник Небес"

Автор книги: Алек Кадеш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 52 страниц)

Из уважения к отцу Винетти, которого он знал не меньше тридцати лет, падре Франческо решил не выказывать своих подозрений и снова, слегка ударив себя ладонью по лбу, громко воскликнул, убедительно изображая старческий маразм:

– Ах, вот для чего они поставили у алтаря этот длинный неотесанный каменный стол, теперь мне все стало ясно! Он нужен им для какой-то сцены из фильма, чтобы создать эффект раннего Средневековья.

– Да, падре, именно так. По сценарию жестокий император отдает приказ четвертовать на нем христианского епископа, – придумал кардинал, лишь бы побыстрее отправить старика спать.

– Вот же старый осел! А то я все никак не мог взять в толк, для чего четверо близнецов в черных костюмах и в туфлях, как у премьер-министра, которые уж точно стоят больше, чем мой «Фиат», притянули сегодня в храм эту неотесанную каменную плиту.

Попрощавшись с гостями, падре неспешно направился в свои покои шаркающей старческой походкой, нарочито громко бубня себе под нос:

– Если у вас в Риме так теперь одеваются простые грузчики, то во что же тогда одевается премьер-министр? Хм… четвертовать епископа… надо же… как у них все серьезно… целая комиссия из Ватикана специально приехала.

Остановившись у двери, ведущей в служебное помещение, он оглянулся и, указав отцу Винетти на массивное бронзовое кольцо, прикрепленное к стене рядом с дверным косяком, все так же громко сказал:

– В свои восемьдесят три я уже забыл, что такое крепкий сон и слышу ночью каждый шорох, так что если Джино не сможет ждать до утра и все-таки захочет меня увидеть – достаточно постучать этим кольцом о бронзовую пластину, и я сразу выйду. Да и вы сможете через эту дверь выйти прямо в сад, случись что.

Шон осмотрелся по сторонам, внимательно рассматривая внутреннее убранство католического храма. Он ощутил величественный покой и умиротворение, царящее здесь, но это не располагало его к размышлению о бренности человеческой жизни. Навалившийся на него груз тревожных мыслей не позволял думать ни о чем другом, кроме предстоящего ритуала. Восковые свечи, зажженные падре Франческо, слегка потрескивали, отбрасывая на стены дрожащие причудливые тени. Они дополняли тусклое освещение от маломощных, постоянно мерцающих ламп из-за набирающей снаружи силу грозы. За цветными витражами высоких окон лиловые молнии яркими вспышками освещали сгустившийся мрак, но внутри храма были слышны лишь приглушенные отголоски тяжелых громовых раскатов.

– Похоже, капитан, что мы вовремя успели. Лететь в гражданском вертолете, слепленном из стеклопластика, прямо в глаз циклона – не самая приятная вещь, – обратился Палардо к командиру отряда по рации.

– Скоро пойдет ливень, так что лучше отзовите своих парней, иначе они вымокнут до нитки. У меня достаточное количество спецназовцев, чтобы оцепить храм плотным кольцом.

Время близилось к полуночи. Шон с волнением и беспокойством поглядывал в сторону алтаря, возле которого отец Винетти и комиссар Бизаре о чем-то шептались с кардиналом, как будто и забыли вовсе о том, с какой легкостью он отправлял людей на смерть, словно в туристическую поездку.

Майлз приблизился к длинной каменной плите, установленной на разборной раме из нержавеющей стали, справа от алтаря.

«Не иначе как жертвенный».

Проведя ладонью по его шершавой необработанной каменной поверхности, он вслух процитировал слова из Торы, которые сразу же пришли ему на ум:

– «…а когда ты будешь делать жертвенник из камней, не клади их обтесанными, дабы не занес ты над ними железо и не осквернил их». [137]137
  Одно из повелений Всевышнего, данное израильскому народу перед вхождением в Землю обетованную.


[Закрыть]

– Вы полагаете, что этот стол приготовили для жертвоприношений? – не желая соглашаться с очевидным, спросил комиссар Бизаре.

– Мудрецы Талмуда учили, что нож, которым обтесывают камень, создан для убийства, в то время как основное предназначение жертвенника заключено в скреплении мирного союза между Богом, принимающим жертву, и тем, кто ее приносит. Именно благодаря принесенной жертве человек добивается благосклонного отношения со стороны Господа и, как следствие, – богатства, почета, продления жизни и что там еще нам обычно нужно для полного счастья. Вот почему камень нельзя было осквернять железом, из которого изготавливали мечи, копья, стрелы – орудия убийства. Ну а Люцифер, будучи изначально архангелом Всевышнего, безусловно, до сих пор пытается ему во всем подражать.

– Вы абсолютно правы, доктор Майлз, – сразу же подхватил эту мысль и принялся дальше ее развивать Сантори, еще надеющийся на то, что ученый передумает участвовать в ритуале, почувствовав реальную угрозу для своей жизни. – Если принять во внимание конечную цель и исключительную важность для дьявола сегодняшнего обряда, то скрепление союза со своими слугами жертвенной кровью будет являться для него необходимым условием успеха. Рождение Антихриста должно ознаменовать собою новый этап в жизни Сатаны, своего рода переход на более возвышенную «псевдобожественную» ступень. Поэтому можно практически с полной уверенностью утверждать, что этот стол приготовлен именно для вас.

– Но это же противоречит намерениям дьявола заманивать все большее количество власть имущих в свои сети при помощи последующих ритуалов исцеления и продления жизни. Кто же будет их проводить, если не Избранник? – возразил священник.

– Я полагаю, что Люцифер верит в то, что его слуги, испившие кровь избранника, вполне смогут проводить все последующие обряды уже самостоятельно, – не хотел сдаваться Сантори.

– Честно говоря, я не перестаю удивляться, как вы до последней минуты противитесь тому, что должно произойти помимо нашей воли. Даже мне, далекому от теологии человеку, это стало уже понятно. Разве мы в состоянии остановить замысел Божий, – возразил комиссар Бизаре.

– Размножение дьявольской нечисти не может быть волей Господа! Это откровенное богохульство, противоречащее здравому смыслу и милосердной природе любящего нас Бога. Это кощунственное заблуждение внушили легковерным людям слуги Сатаны, которые порой даже и не догадываются, что таковыми давно являются, – с нескрываемым раздражением, переходящим в гнев, ответил кардинал.

«Ого, как загнул! Ни дать ни взять инквизитор. Был бы у него меч, разрубил бы меня на мелкие куски», – подумал комиссар.

Винетти прочитал страх и сомнение на лице ученого, навеянные словами кардинала, и поспешил его успокоить:

– Я хотел бы обратить ваше внимание, доктор Майлз, на тот факт, что все известные католической церкви случаи проведения сатанинских обрядов с человеческим жертвоприношением и каннибализмом никогда не происходили в стенах храма Божьего.

Шон поднял глаза к сводчатому потолку:

– На шпиле нет креста. Они предусмотрительно сняли его под предлогом проведения реставрации. Следовательно, мы не можем сказать, что находимся в церкви.

Окрик Палардо на своих подчиненных, пытающихся закрепить видеокамеру под выступающим карнизом второго яруса, отвлек всех от бесспорного аргумента, против которого уже не смог ничего возразить даже отец Винетти:

– Поверните ее немного левее, а эту, что над моей головой, направьте прямо на алтарь.

Рация в руках Антонио громко зашипела, и раздался голос капитана Пиккарди:

– Только что дорожный пост пропустил четыре «хаммера» с господином Белуджи, его личной охраной и какими-то монашками. Они направляются сейчас в вашу сторону.

Отец Винетти и Палардо удивленно переглянулись. Прибытие монахинь на ритуал стало для них весьма любопытной новостью.

– Охранники должны остаться снаружи. Пропустите внутрь господина Белуджи и мистера Трейтона. Да и эти монахини, проверьте их металлодетектором, и пусть они тоже зайдут, – отдал указание Палардо.

– Ветер усиливается, и видимость резко падает. Мне придется расставить джипы вокруг храма с включенными фарами, – снова раздался голос капитана, искаженный шумом и треском.

– Пусть ваши люди проследят за тем, чтобы водители не наезжали на клумбы, – ответил Палардо.

Не успел Антонио высказать свои предположения по поводу монахинь отцу Винетти, как голос капитана Пиккарди снова затрещал, искаженный помехами.

– Мне только что сообщили, что к посту приближается еще одна колонна. Сержант доложил, что она состоит из трех десятков точно таких же «хаммеров». Похоже на то, что нам не придется скучать этой ночью.

– После группы Белуджи в храм должно войти не более одиннадцати человек, и будет лучше, если остальные машины припаркуются на площадке напротив, подальше от двора.

– Вас понял, – лаконично ответил командир отряда.

У въездных ворот базилики остановились джипы, из которых начали выходить охранники Белуджи. По их выправке капитан Пиккарди без особого труда определил, что все они прошли серьезную армейскую подготовку.

Внимательно оглядевшись по сторонам, охранники сгруппировались вокруг джипа в центре колонны. Старший из них, раскрыв зонт, наклонился к слегка приоткрытому окну и доложил Трейтону:

– Все чисто, военные оцепили весь район, можно выходить.

Белуджи и монахини, накинув на плечи черные плащи и надев на лица ритуальные маски, окрашенные в цвет золота, которые им передали неразговорчивые водители, пошли к центральному входу между двух рядов телохранителей, направивших скорострельные автоматы в ночной мрак. Не успели они войти внутрь, как из вновь прибывших «хаммеров» начали выходить новые гости. На некоторых из них уже были надеты черные плащи со слегка заостренными кверху невысокими капюшонами, прикрывающими головы от дождя. Вспышки молний отражались в золотых масках, скрывающих лица участников ритуала, придавая им довольно зловещий вид.

Буря разыгралась не на шутку, и, когда с характерным сухим треском молния попала прямо в электрический столб, выбив из него сноп ярких искр, свет на фонарях вокруг и внутри базилики погас.

Капитан Пиккарди застыл от удивления, заметив приближающегося к нему генерала Лардэна, который шел впереди группы прибывших на ритуал людей. Он вытянулся по стойке смирно и, затаив дыхание, отдал честь командующему авиабазы Бономо.

Глава XLII
Сатана-исповедник

/2011.09.13/23:05/

Как только Трейтон завел в храм Белуджи и монахинь, следом за ними уверенно вошел генерал и повел группу людей в золотых масках прямо к алтарю. Со знанием дела, как режиссер в театре, он вежливо попросил монахинь встать немного в стороне, а остальных участников ритуала поставил в одну линию напротив алтаря. Приблизившись к удивленному Палардо, он уверенно взял его под локоть, как будто они были давними заговорщиками по военному перевороту. Подойдя вместе с ним к служителям Ватикана, он сходу, не теряя времени, со свойственной всем военным лаконичностью представился и доложил обстановку:

– Генерал Лардэн, командующий авиабазы Бономо. Заранее извиняюсь, что не смог вас лично встретить.

Отведя всех в сторону, подальше от участников ритуала, он уже шепотом продолжил:

– Еще до вашего прилета мне лично позвонил сам министр обороны и приказал обеспечить прибывшим на мессу VIP-персонам полную безопасность. Из достоверных источников нам стало известно, что к Сан-Бернардино сейчас подтягивается отряд наемников, для которых перебить наших спецназовцев и ваших секьюрити – это всего лишь вопрос времени. Мы должны немедленно приступить к проведению мессы и как можно скорее покинуть это место.

– Кто же будет ее проводить? Я ведь предупреждал премьер-министра, что эта месса неканоническая, и мы на самом деле понятия не имеем, как она должна проходить, – нарочито громко сказал Сантори.

Вдруг, как гром среди ясного неба, со стороны алтаря раздался голос, от которого у всех застыла кровь в жилах:

– Для начала передай книгу генералу и отойди от жертвенного стола, чтобы случайно не осквернить его своим прикосновением. А потом молись, чтобы дожить до восхода солнца, ибо сотворенные из праха сегодня вновь обратятся в прах. Избранник пусть подойдет к алтарю.

От непонятливости кардинала не осталось и следа. Трясущимися от страха руками он беспрекословно достал из кейса книгу Разиэля и молча передал ее генералу Лардэну. Отец Винетти, не теряя времени, помазал лоб, шею и тыльную сторону ладоней Майлза святым елеем.

– Я уже сомневаюсь, падре, в правильности принятого нами решения, ведь мы же своими руками создаем Антихриста?

– Ты же знаешь, сын мой, что в момент несчастья поверить, что происходит что-то хорошее, трудно, а когда жизнь вскоре открывает нам истинный замысел Творца, то все оценивается по-иному. То, что когда-то казалось трагедией, потом воспринимается как необходимая ступень на пути к спасению.

Священник положил руку на плечо Шона и, крепко сжав его, тихо добавил:

– Гони прочь сомнения, и пусть твое сердце будет твердым.

Не желая, чтобы чувство тревоги, переполнявшее его, передалось Майлзу, падре быстрым шагом отошел от алтаря в карман молитвенного зала, откуда хорошо было видно всех участников ритуала. Он встал на колени рядом с кардиналом, который уже молился перед статуей Девы Марии, окрашенной черным лаком, которые в средние века изготавливали по всей Европе, после того как крестоносцы начали привозить их со Святой земли. Трейтон, Палардо и Бизаре, в недоумении оглянувшись по сторонам, присоединились к святым отцам, оставив доктора Майлза одного у жертвенного стола.

Прямо позади себя Шон услышал все тот же мощный, наполненный нечеловеческой силой голос, от которого он инстинктивно вжал голову в плечи:

– Ты должен испытывать чувство радости и гордиться тем, что избран осуществить волю Небес.

Майлз почувствовал вдруг сильный холод, как будто его спина покрылась льдом. Он медленно оглянулся и обомлел. Прямо над алтарем на повисшем в воздухе массивном золотом троне величественно восседал Ангел, от которого исходило ослепительное сияние. Он был раза в два выше и шире в плечах обычного человека. Белоснежные одежды, украшенные элементами золота; черные, как смоль, вьющиеся волосы; золотой венец императора; благородные черты лица, словно вырезанные из мрамора рукой Микеланджело; властный холодный взгляд – весь его внешний вид внушал страх и трепет.

Полукругом вокруг трона, распевая нежным ангельским голосом божественную песнь, стояли его слуги – семеро белокурых голубоглазых юношей на одно лицо, одетых в длинные до пят льняные хитоны. Все они были перепоясаны широкими ремнями, сотканными из золотых и серебряных нитей. Каждый из них размахивал золотой кадильницей с дымящимся ладаном. Реалистичность этой красочной картины удивила даже отца Винетти, повидавшего на своем веку немало псевдобожественных дьявольских видений. Неискушенному человеку трудно было поверить в то, что этим Ангелом мог быть Люцифер, традиционное представление о котором было совершенно иным.

– Сегодня вы назоветесь моими слугами и обретете власть над теми, кому гордыня ослепила разум, – указав рукой на священнослужителей, молящихся перед «черной Мадонной», [138]138
  Черная Мадонна– статуя Богородицы, как правило, вырезанная из темных пород дерева и вскрытая черным лаком. Культ поклонения этим статуям широко распространился в Западной Европе начиная с XII века, по причине их целительной силы, в особенности от женских болезней. Католическая церковь всегда довольно прохладно относилась к подобным веяниям, считая их не более чем предрассудками, однако и не препятствовала распространению этого странного, не укладывающегося в существующие каноны культа. В результате молчаливого согласия церковных иерархов только во Франции, Италии, Португалии, Швейцарии, Германии и Польше в настоящее время насчитывается более 350 «черных Мадонн».


[Закрыть]обратился Дьявол к сильным мира сего, скрывающим свои лица за золотыми масками.

Раздался первый удар колокола, возвещающий о наступлении полночи. Ослепительно вспыхнувшая молния ударила миллионами вольт прямо в шпиль храма. Сверху из-под сводчатого потолка посыпалась пыль и мелкие куски отслоившейся от удара штукатурки. Входные двери отворились настежь, и ворвавшийся внутрь порыв холодного ветра промчался по залу, погасив большую часть свечей. В мгновение ока храм наполнился полумраком, и лишь только от алтаря, где непонятным образом продолжали гореть все свечи, исходил мягкий свет, достаточный для того, чтобы избранник мог хорошо видеть текст книги Разиэля.

– Начинайте, – приказал Дьявол своим слугам.

Прозвучал последний удар колокола и генерал Лардэн, превратившись на глазах у всех присутствующих в египетского фараона, резко вскинул вверх руки и воскликнул:

– Склонитесь перед Повелителем мира!

Первыми перед Люцифером покорно опустились на колени монахини, а вслед за ними двенадцать человек в золотых масках, застывших в ожидании проведения обряда, среди которых находился Белуджи с хошеном в руках.

– Сила ваша и богатство возрастет сегодня тысячекратно, и скоро весь род человеческий будет ползать у ваших ног и просить разрешения копошиться под Солнцем, – провозгласил дьявол.

– Их двенадцать, мой господин, как вы и приказывали. Но кто тринадцатый? – спросил Цалмавет, смиренно склонив голову.

– Еще не настал час, – ответил Люцифер, явно не желая раскрывать имя еще одного участника ритуала даже ему – своему фавориту среди демонов.

– Пусть эти двенадцать приблизятся к алтарю на исповедь. Голос их сердца сам за них все нам расскажет. Ваши грехи станут видны всем присутствующим здесь, ибо мне они и так хорошо известны.

Люцифер протянул руку, и в воздухе, в пяти метрах от алтаря, развернулась сверху вниз, как свиток, высокая стена белого огня, сразу за которой загудело, словно в кузнечной печи, раскаленное пламя. Цалмавет кивнул головой в знак покорности и, обернувшись, объявил застывшим от страха кандидатам на исцеление:

– Настало время для открытой исповеди. Перед получением благословения необходимо оставить свои грехи в прошлом. Перед вашим мысленным взором и перед всеми, кто находится в этом зале, сейчас одновременно предстанут все ваши грехи, даже те, которые вы старательно стерли из своей памяти. У вас будет право выбора: удержать их в себе, чтобы никто не увидел то, что удержите, или выпустить их, показать всем и очиститься. Если же кто-то из вас попытается скрыть свой грех, но все же осмелится сделать шаг, чтобы пройти сквозь очищающий огонь, то непременно сгорит в нем. Прошу вас, Джино, вы в этой церкви провели детство. Кому, как не вам, показать пример другим.

Взяв хошен из его рук, он поторопил остальных:

– Смелее, вас ждет новая, стабильная, наполненная радостью жизнь, а не вечное состояние неопределенности: «Сегодня Бог дал, а завтра забрал»!

Белуджи отделился от стоящих рядом с ним, цепляющихся за жизнь магнатов и политиков, сделав робкий неуверенный шаг вперед. Он приблизился к огненной стене, боясь поднять глаза на Ангела, излучающего ослепительное сияние.

«Какая еще, к черту, исповедь, кому все это нужно? Он же сам и подтолкнул меня к этим грехам», – подумал медиамагнат.

Мысль о том, что ему все равно терять нечего, которая, собственно, и привела его на еще не начавшийся, но уже успевший его напугать до смерти ритуал, в самый ответственный момент почему-то не придала ему уверенности. Ноги в коленях затряслись, и сильный стресс спровоцировал спонтанный приступ болевого шока. Белуджи схватился за голову и упал на колени. Трейтон, наблюдавший за всем в углу, хотел сорваться с места, но Цалмавет осадил его, бросив на него строгий взгляд.

– Помогите подняться и дайте ему лист бальзамового дерева из моего сада, – обратился Ангел к смуглым белокурым юношам, окружившим его трон.

Двое из слуг тут же отделились от остальных и, поддержав Джино за локти, поставили его на ноги. Один из них положил ему в рот хорошо знакомый листок, и Белуджи сразу почувствовал прилив сил.

– Тебе осталось всего пару шагов, – подбодрил его Цалмавет.

Щеки Джино порозовели. Расправив плечи, он уже ни на секунду не сомневался в том, что свободно пройдет через это испытание. Белуджи сделал шаг, еще один… еще… и как только его лицо приблизилось к белому полотну огня, душераздирающий крик ворвался рассекающим воздух гарпуном в его мозг. Пробив насквозь толстую стенку отдела памяти, как кожу серого кита, он пробудил в сознании дремлющие, исказившиеся от страха образы лиц, предсмертные взгляды, а также последние слова убитых им лично или по его приказу людей. Отчаянные крики жертв эхом разносились по храму, а другие грехи тем временем наслаивались на старые, порождая новый сонм голосов. Картинки, мелькавшие в голове у Белуджи, проявлялись в виде голограммы перед троном, сменяя друг друга, и, когда изображение растворилось, Джино ощутил себя старым растрескавшимся глиняным кувшином, который хозяин по забывчивости еще почему-то не выбросил на свалку.

Испытав в течение нескольких секунд физическую боль и душевные страдания тех жертв, к которым он так или иначе имел отношение, Белуджи ужаснулся, и только заветный листок бальзамового дерева спас его от полного помешательства. Медиамагнат уже не хотел больше жить и, превратившись в сгорбленного старца, осознал для себя всю бессмысленность своего дальнейшего существования. Пройдя сквозь стену огня, который показался ему холодным, он услышал жуткий крик позади себя. Джино оглянулся и увидел, как один из участников вспыхнул ярким раскаленным пламенем и буквально на глазах сгорел дотла, превратившись в кучку пепла на каменном полу.

Действие опиатов, содержащихся в листе растения, которое длилось обычно на протяжении пяти-шести часов, куда-то улетучилось. У Белуджи снова закружилась голова. Едва удержавшись на ногах, он прислонился рукой к мраморной поверхности алтаря. Резкая боль моментально прожгла его ладонь, как будто он прикоснулся к поверхности утюга. Но не успел Джино инстинктивно схватиться левой рукой за обожженную ладонь, как вдруг сильный удар обрушился на его спину, повалив его на пол. Медиамагнат заскрипел зубами, но сдержался от того, чтобы взвыть от боли.

– Хаттат! [139]139
  Хаттат– грех (иврит).


[Закрыть]– воспылал гневом один из стражей. Он хлестнул огненной плетью Белуджи по спине, оставив на ней длинный кровавый след.

– Ничто оскверненное не должно прикасаться к предметам, на которых покоится дух святости Люцифера!

Рваная рана отчетливо проявилась на коже сквозь прожженную, словно молнией, ткань черной мантии, пиджака и белоснежной сорочки.

– Пусть это послужит для всех вас уроком, ибо тех, кого люблю, того милостиво наказываю. А другого, не из слуг моих, умертвил бы, как сделал это жестокий Бог с несчастным Узой, [140]140
  Уза– ветхозаветный персонаж, который по повелению царя Давида вместе со своим братом Ахьо управлял повозкой, на которую когены погрузили Ковчег Завета для его перевозки из дома Авинадава в Иерусалим. Ахьо шел впереди повозки, управляя быками, а Уза – позади нее. В тот момент, когда на неровном участке дороги повозка накренилась, он испугался, что Ковчег может упасть, и придержал его рукой, но был поражен на месте Божьим гневом – предположительно молнией. В тексте Еврейской Библии (Вторая книга Самуила, Глава 6), записано «парац… перец» – поразил поражением (иврит). Предположительно, гнев Бога мог быть вызван нарушением Узой законов святости, по которым даже когенам, соблюдающим ритуальную чистоту, запрещалось прикасаться к Ковчегу Божьему, и они переносили его строго на шестах.


[Закрыть]– раздался величественный голос Ангела над алтарем.

Белуджи, пытаясь собраться с силами, боялся поднять голову, чтобы вновь не прогневить его стражей.

– Искреннее раскаяние никогда не бывает легким. Теперь я вижу, что есть в тебе здоровое зерно, и ты снискал приязнь мою. Ублюдки, воспринимающие смертный грех всего лишь как невинную забаву, мне – так же, как и Господу жестокому, – противны, – сказал Сатана и, обратившись к своим слугам, приказал:

– Облачите его в багряную мантию и наденьте ему на шею золотую цепь в знак вечного служения сыну моему.

Медиамагнат воспринимал все происходящее с ним, как во сне, ожидая, что скоро из густого серого тумана, как обычно, покажется образ седобородого старца – падре Франческо с золотой чашей в руках и, проснувшись, он снова увидит перед собой ласковое и заботливое лицо Гертруды.

Слуги помогли Джино подняться и дали ему еще один листок. Затем они набросили на его плечи плотную красную мантию с тремя перевернутыми черными крестами в золотом треугольнике на спине и массивную золотую цепь с аналогичным знаком на медальоне, но Белуджи уже оставался безучастным ко всему, что творилось вокруг него. Он молча стоял, опустив голову, среди других участников ритуала. Они были шокированы не меньше медиамагната разворошенными воспоминаниями совершенных ими преступлений и проступков, которые едва ли кому удается избежать на пути воплощения в реальность своих ничем не примечательных, обычных амбициозных планов в борьбе за лучшее место под солнцем.

– Хацот Лайла, [141]141
  Хацот Лайла– полночь (иврит).


[Закрыть]– вижу приближение этого долгожданного часа. Настало время для тринадцатого, но прежде пусть он восполнит утрату, – обратился Ангел к Цалмавету, указав на Трейтона.

Князь демонов подвел Тома, у которого душа ушла в пятки, к огненной стене и сказал:

– Не удерживай в себе ничего и помни, что стало с тем, место которого ты займешь. Иди, тебе нечего страшиться, ты солдат, – подтолкнул его демон.

От нахлынувших на него воспоминаний Трейтон вышел с обратной стороны плотной стены огня полностью опустошенным. Он встал рядом с Джино и, заглянув ему в глаза, ужаснулся, увидев в них безжизненную пустыню.

– Хараба… [142]142
  Хараба– опустошенная земля (иврит).


[Закрыть]– пусть это не смущает тебя. Чем суше земля, тем больше влаги она потом впитывает. Очень скоро вы все снова возродитесь к жизни, – сказал ему Цалмавет.

«Будь готов жизнь свою положить за сына моего, ибо на тебя возлагаю эту священную обязанность», – ворвался в уши Тома голос Сатаны.

– Властью архангела, данной мне от Бога, которого я еще вынужден признавать в силу Его временного превосходства надо мной, прощаю вам грехи ваши. Амен! – громогласно произнес Люцифер.

– Богохульство! Ты не можешь прощать грехи, ибо ты же их и создаешь! – воскликнул Сантори и тут же был оторван от пола чьей-то невидимой рукой, сдавившей его горло. Его лицо покраснело, изо рта выступила пена, и губы начали быстро синеть.

– Как смеешь ты, церковная крыса, перебивать того, кому треть воинства Небесного беспрекословно служит! – зашипел на него невидимый дух, желая умертвить кардинала за дерзость.

– Отпусти его, еще не время, – спас дьявол кардинала от гнева своих стражей и, указав рукой на Марту, обратился к князю демонов:

– Пусть пройдет и она тоже через огонь, ибо никому из людей не удастся миновать чашу сию.

Цалмавет подошел к монахиням и, подав руку Марте, подвел ее к пламени.

Волна удивленных возгласов пробежала по залу, когда огонь перед ней свернулся, и на его месте показался проход, усыпанный пальмовыми ветвями, ведущий к алтарю. По бокам разорванной огненной стены склонили головы в поклоне демоны.

– Подведи ко мне ту, кому эти двенадцать должны служить. Из чрева ее произойдет сын мой. Он будет править тяжелой рукой во дворах моих и люди нарекут его Антихристом.

– Поцелуйте перстень своего господина, – шепнул Марте на ухо Цалмавет.

Доктор Майлз, наблюдавший в пяти шагах от трона за тем, как монахиня целовала руку Люцифера, даже не мог предположить, что под золотой маской скрывалось лицо Марты.

– Моя девственность – мое сокровище и жертва, которую я принесла вам на алтарь, мой господин.

Как только она произнесла эту фразу, покорно склонив голову перед Ангелом, прекрасная божественная мелодия сразу же заполнила весь храм, и один из слуг Дьявола приблизился к ней. Предугадывая его намерения, Марта протянула вперед руку. Острым ножом слуга сделал надрез на ее запястье, и начал собирать стекающую с руки кровь в золотую чашу. Когда чаша наполнилась наполовину, Люцифер провел рукой над раной, и от нее не осталось и следа. Другой слуга снял с нее монашеское платье, и возлил масло для помазания ей на голову. Взяв серебряный сосуд с водой, они окропили обнаженное тело девушки. Правильные пропорции ее фигуры вызвали восхищение у всех, и даже рьяный поборник чистоты христианской морали отец Винетти прославил Бога за безукоризненное творение Его рук. Возложив на ее голову золотой венец с двенадцатью ослепительно сияющими как звезды бриллиантами, слуги подняли руки и воскликнули:

– Отныне наречешься ты Бетула, [143]143
  Бетула– девственница (иврит).


[Закрыть]и будешь ты верховной жрицей нашего вечного царства!

Цалмавет подвел девушку к участникам ритуала, которые, повинуясь его жезлу, опустились перед ней на одно колено. Слуги поочередно приподнимали их маски и снова прикрывали их лица после того, как Бетула, обмакнув указательный палец в золотую чашу с кровью, наносила им на лоб сатанинский знак в виде перевернутого креста. Оставшейся в чаше кровью она семь раз окропила жертвенник, а также семь раз – крышку алтаря, над которым возвышался золотой трон Люцифера.

Когда последняя капля крови упала на алтарь, Цалмавет громко произнес:

– Шема Сатания! [144]144
  Шема Сатания– (в данном контексте) – слушай царство Сатаны! (иврит).


[Закрыть]Пусть рассеются враги твои и разбегутся ненавистники от лица твоего, владыка наш, Самаэль! И день этот будет праздничным днем во всех поколениях рода человеческого, спасенного от гнева тирании Отца и Сына! Амен!

– Амен… – нестройным хором робких голосов ответили участники ритуала, которым для поддержания сил, так же, как и Белуджи, дали проглотить зеленые листочки.

– Подготовьте избранника! – раздался голос Ангела.

Слуги надели на Майлза белый льняной хитон, а поверх него эфод с хошеном. Князь демонов попросил его встать лицом к участникам ритуала, расположившихся полукругом у алтаря. Демон почувствовал какую-то силу, которая мощными волнами исходила от избранника, но он не придал этому серьезного значения, соотнеся эту аномалию с силой самого хошена. Человеческую природу он знал досконально и просто не верил, что люди в состоянии оказать достойное сопротивление демонам, кроме настоящих экзорцистов, которых можно было по пальцам пересчитать.

– Подведи к нему дочь человеческую, ибо он уже готов выдержать силу благословения и передать его другим, – сказал Сатана.

Цалмавет взял Шона за руку, чтобы возложить ее на голову Бетулы, но тот посмотрел на него взглядом, переполненным гнева, и брезгливо сбросил ее с себя, как сгоняют надоедливую муху. С таким дерзким поведением демон, привыкший видеть в человеческих глазах только страх и покорность, еще никогда не сталкивался. Подвесив в воздухе на уровне глаз ученого книгу Разиэля, Цалмавет как бы невзначай прикоснулся к его запястью раскаленным докрасна жезлом. Майлз лишь спокойно улыбнулся, показав ему руку, на которой даже не осталось следа от ожога. Отойдя в сторону, демон поклялся самому себе, что отомстит за сегодняшнее унижение. Он уже принял решение изолировать Майлза от всего мира сразу после проведения ритуала где-нибудь на Кирибати, на далеком безлюдном острове Восток в Тихом океане под надежной охраной людей Белуджи.

Великолепная полифония плавно и ненавязчиво снова разнеслась по всему залу, сняв возникшее напряжение. Шон вспомнил слова, сказанные ему архангелом Разиэлем во дворце Всевышнего: «Используй силу, данную тебе, согласно воле Творца, даже если тебе Его повеление покажется противоречащим здравому смыслу».

Только благодаря этим словам он поборол в себе все возрастающий протест и сосредоточился на уже знакомой ему странице текста. Он знал, что именно этого и ожидал от него Сатана, так как все, что происходило до сих пор в течение последних двадцати трех дней в его жизни, делалось ради этого кульминационного момента. Голоса хора затихли на высокой протяжной ноте, ненавязчиво подтолкнув избранника к чтению. Он начал негромко и неспешно произносить записанные в книге ключевые слова, чтобы перед его глазами открылся истинный текст пылающих букв развернутого Божьего имени. Из него начали образовываться 72 простых трехбуквенных имени, [145]145
  1. Веху. 2. Йели. 3. Сит. 4. Алем. 5. Махаш. 6. Лела. 7. Ака. 8. Кахат. 9. Хези. 10. Элад. 11. Лав. 12. Хехау. 13. Йезел. 14. Меба. 15. Хари. 16. Хакем. 17. Лау. 18. Кели. 19. Лево. 20. Пахел. 21. Нелак. 22. Йейайа. 23. Мела. 24. Хахо. 25. Нета. 26. Хаа. 27. Йерет. 28. Шаа. 29. Рийи. 30. Аум. 31. Лекаб. 32. Вешер. 31. Йехо. 34. Лехах. 34. Кевек. 36. Менад. 37. Ани. 38. Хам. 39. Реха. 40. Йейаз. 41. Хеха. 42. Миик. 43. Вавал. 44. Йела. 45. Саэль. 46. Эри. 47. Ашел. 48. Миа. 49. Вахо. 50. Дани. 51. Хахаш. 52. Амем. 53. Нена. 54. Нит. 55. Мабее. 56. Пой. 57. Немем. 58. Йейал. 59. Харах. 60. Мецер. 61. Вамеб. 62. Йеха. 63. Ану. 64. Мехи. 65. Дамеб. 66. Менак. 67. Айя. 68. Хебо. 69. Раа. 70. Йебем. 71. Хайейа. 72. Мум.


[Закрыть]а также имена 72-х ангелов, которые правили пяти градусными сегментами Зодиака, начиная с первой квинанты [146]146
  Квинанта– пятиградусный сегмент.


[Закрыть]Льва. Когда первые удивительные звуки священного Шем ха-Мефораша, которые вызывали трепет у всех, кто его слышит, эхом пронеслись по залу базилики, над алтарем развернулся сапфировый занавес с его изображением.