Текст книги "Зеркальная игра (Сборник)"

Автор книги: Агата Кристи

Соавторы: Джеймс Хедли Чейз,Джон Кризи
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

– Не показалось ли вам, что звук шел из дома/

– Нет, напротив, я думала, что это в парке.

– Во время сцены, происходившей между вашим мужем и Эдгаром Лаусоном, кто-нибудь выходил из холла?

– Вилли уже вышел, чтобы сменить пробки, несколько позже вышла мисс Беллевер, чтобы что-то найти, но не знаю, что и куда...

– А еще кто?

– Насколько мне известно, никто.

– Вы могли бы это заметить, миссис Серокольд.

– Нет, не думаю,– сказала она после минутного молчания.

– Вы были слишком заняты тем, что происходило в кабинете мистера Серокольда?

– Да.

– Вы беспокоились?

– Нет, нет... Не могу этого сказать. Я не думала, что может в самом деле что-нибудь случиться.

– Но у Лаусона был револьвер?

– Да.

– И он угрожал вашему мужу?

– Да. Но у него не было намерений причинить ему зло.

Инспектор Кэрри сделал над собой усилие, чтобы подавить отчаяние.

– Вы не можете быть уверенной в этом, миссис Серокольд.

– Но я это знала. Эдгар только дитя. Он валял дурака. Он разыгрывал мелодраму, в которой хотел казаться себе дерзким и решительным персонажем. Я была совершенно уверена, что он не воспользуется револьвером.

– Но он им воспользовался, миссис Серокольд!

– Выстрел был произведен случайно.

Кэрри почувствовал себя раздраженным.

– В этом не было ничего случайного. Лаусон выстрелил два раза. Он целился в вашего мужа. Он промахнулся очень ненамного.

Керри-Луиза казалась пораженной, лицо ее стало серьезным.

– Я все-таки не могу в это поверить,– начала она и живо продолжала, чтобы опередить протесты инспектора: – Я обязана поверить в это, раз вы мне об этом говорите. Но у меня впечатление, что есть этому какое-то простое объяснение. Возможно, доктор Маверик даст мне его.

– О, в этом я не сомневаюсь. Конечно, доктор Маверик вам его даст. Доктор Маверик способен все объяснить.

– Я знаю, что все, что мы здесь делаем, заставляет вас думать, что мы глупы и лишены всякого здравого смысла,– сказала неожиданно миссис Серокольд.– Я знаю, что психиатры иногда очень раздражают. Но, видите ли, инспектор, у нас есть успехи. И вы, конечно, не верите, что Эдгар очень предан мужу. Если он устраивает смешные истории и претендует на отцовство Левиса, так это только потому, что очень бы хотел иметь такого отца, как Левис. Не могу понять только одного, почему он стал таким буйным. Ему ведь было гораздо лучше, он был почти нормальным. По правде говоря, он мне всегда казался нормальным.

Последнее инспектор постарался не обсуждать.

– Револьвер, которым воспользовался Эдгар Лаусон, принадлежит мужу вашей внучки. Лаусон мог его взять и. комнате мистера Худа. А вот этот револьвер вы видели?

Инспектор протянул ей на ладони маленький автоматический револьвер. Керри-Луиза внимательно его осмотрела.

– Нет, не думаю.

– Я нашел его на табурете около пианино. Видно, что им недавно воспользовались. У нас еще не было времени, чтобы проверить его характеристику, но я уверен, что это именно то оружие, которым был убит мистер

Гульдбрандсен.

Керри-Луиза нахмурила брови.

– Вы нашли его на табурете возле пианино?

– Да, под старыми нотами, которые не трогали, должно быть, уже несколько лет.

– Значит, его там спрятали?

– Да. Но вы помните, кто сидел за пианино вчера вечером?

– Стефан Рестарик.

– Он играл?

– Да, под сурдинку... Какую-то песенку, немного грустную...

– Когда он кончил играть?

– Когда кончил?.. Не знаю...

– Но он кончил?.. Может быть, он играл все время, пока длилась эта сцена?

– Нет. Я и не заметила, что музыка смолкла.

– Он встал с табурета?

– Не знаю... Мне абсолютно неизвестно, что он делал до того момента, когда подошел к двери кабинета, чтобы попробовать, подойдет ли ключ.

– Как вы думаете, у Стефана Рестарика была причина для убийства мистера Гульдбрандсена?

– Абсолютно никакой! – миссис Серокольд подумала и сказала: – Я просто уверена, что никакой.

– Мистеру Гульдбрандсену могли быть известны про него какие-нибудь неприятные факты?

– Маловероятно.

У инспектора было желание ответить: «Даже если поросенок летает, все равно он не птица!» Это была любимая поговорка его бабушки, и он был уверен, что мисс Марпл она известна.

Керри-Луиза спустилась по главной лестнице, и со всех сторон к ней бросились: Джина из коридора, мисс Марпл из библиотеки, а мисс Беллевер из холла.

– Дорогая моя! – воскликнула Джина.– Как вы себя чувствуете? Они вас измучили? Они вам доставили кучу неприятностей?!

– Нет, нет! Какое у тебя воображение, Джина! Инспектор был очарователен и любезен!

– Это не имеет значения,– сказала мисс Беллевер.– Да, Кара, для вас письма и один пакет.

– Принесите мне все в библиотеку.

Четыре женщины прошли в библиотеку, и Керри-Луиза села, чтобы просмотреть почту. Было около двадцати писем. По мере того как она их просматривала, она передавала их мисс Беллевер, которая раскладывала их на кучки.

– Мы делим почту на три части,– объяснила мисс Беллевер мисс Марпл.– Письма родителей наших воспитанников, которые я передаю доктору Маверику. Просьбы о помощи, которыми я занимаюсь сама, и, наконец, личные письма. Кара говорит мне, что на них надо отвечать.

Просмотрев почту, миссис Серокольд занялась пакетом. Она разрезала веревку ножницами и вытащила из бумаги коробку шоколада, обвязанную золотой лентой. В коробке была визитная карточка, которая ее несколько удивила: «От Алекса с симпатией!»

Смешно посылать в день Своего приезда коробку шоколада по почте!

Мисс Марпл вздрогнула.

– Минутку, Керри-Луиза, не пробуй их!

Миссис Серокольд онемела.

– Почему не пробовать, дорогая? У них очень аппетитный вид!

– Это верно. Но я прежде спрошу... Джина, вы знаете, Алекс в доме?

– Мне кажется, что я его только что видела в холле,– она подбежала к двери и крикнула Алекса.

Он тотчас появился:

– Мадонна! Вы встали? Вам не хуже? – он приблизился к миссис Серокольд и нежно расцеловал ее в обе щеки.

– Керри-Луиза хотела поблагодарить вас за шоколад,– сказала мисс Марпл.

– Какой шоколад? – Алекс казался удивленным.

– Вот этот,– сказала Керри-Луиза, указывая на коробку.

– В коробке была ваша визитная карточка,– сказала мисс Беллевер.

– В самом деле,– Алекс посмотрел на карточку,– по чудно... Это очень чудно! Я не посылал вам этого.

– На вид они вкусные,– заявила Джина,– рассматривая коробку.– Посмотрите, бабушка, ваш любимый шоколад с вишневым ликером! Вот он, в середине!

Мисс Марпл решительно взяла коробку и вышла с ней, не сказав никому ни слова. Она пошла искать Левиса Серокольда. Некоторое время она не могла его найти, так как он был в заведении у доктора Маверика.

Она положила коробку на стол перед ним и все ему рассказала. Пока он ее слушал, лицо его становилось все бледнее и суровее. Мужчины осторожно вынули конфеты из коробки и осмотрели каждую из них.

– Я почти уверен,– сказал доктор Маверик,– что те конфеты, которые я вынул и отложил, выдержали какие-то манипуляции. Посмотрите на них сверху: слой шоколада не совсем гладкий. Их надо немедленно отдать на анализ!

– Это невероятно! – воскликнула мисс Марпл.– Вся семья могла отравиться!

Левис кивнул головой. Он был очень бледен, лицо его перекосилось.

– Какая жестокость! Какое презрение к жизни других!.. Я думаю, что все конфеты, которые мы отложили, с вишневым ликером. Именно эти конфеты предпочитает Каролина. Это свидетельствует о том, что кому-то известны малейшие подробности...

– Если вы не ошибаетесь и в этих конфетах есть яд, я боюсь,– сказала мисс Марпл, не повышая голоса,– что необходимо предупредить Керри-Луизу о том, что происходит. Надо, чтобы она была настороже.

– Необходимо, чтобы она знала, что кто-то желает ее смерти,– грустно сказал Серокольд.– Она никогда в это не поверит.

* * *

Джина выпрямилась и отбросила со лба волосы. На ее лице и на брюках была краска. С выбранными помощниками она расписывала полотно задника «Нил при заходе солнца» для ближайшего представления.

– Мадам! Это правда, что они говорят?.. Есть какой-то негодяй, который готовит яд? – прошептал позади них хриплый голос.

Это был голос ее молодого ассистента Эрни Грэга, того, кто преподал ей урок по открыванию замков. Эрни был универсал: великолепный машинист, при случае – актер, он оказался прекрасным помощником во всем, что касалось театра, и теперь мысль о странной истории заставила его круглые глаза блестеть.

– Откуда вы узнали, черт возьми? – спросила возмущенная Джина.

– Об этом говорят во всех дортуарах,– Эрни подмигнул.– Что в этом такого? Вчера отправили на тот свет Гульдбрандсена, а сегодня втихаря кого-то отравляют! Они говорят, что это тот же клиент прислал конфеты, который тюкнул старика. Что вы скажете, мадам, если я знаю, кто это?!

– Вы не можете ничего знать!

– Не могу знать? Предположите, что вчера вечером я был в парке и видел кое-что!

– Как могли вы быть в парке, когда двери заведения закрываются в семь часов, после отбоя?

– Я могу выходить, когда мне нравится. Замки для меня не препятствие. Выйти, поболтаться по парку... Обычная история. Я делаю это часто.

– Эрни, хватит лгать!

Лгать? Кто это говорит?

– Вы все время хвастаетесь вещами, которых вы никогда не делаете.

– Что вы говорите?! Подождите только, когда уйдут полицейские, потом спросите меня, что я видел вчера в парке.

– Что же вы видели?

– Вам очень хочется это узнать?

Джина с угрожающим видом двинулась на Эрни, который быстро ретировался. Стефан, который работал в другом конце театра, через несколько минут подошел к Джине. Обсудив несколько технических деталей, они вместе вошли в дом.

– Мальчики в курсе истории с бабушкиным шоколадом,– сказала она.– Как они об этом узнали?

– Они все знают, поверьте мне.

– Больше всего меня поражает визитная карточка Алекса. Идиотизм – положить его карточку! Вы не находите? А он в тот же день прибыл сюда!

– Да, но никто не знал, что он приедет. Он за две минуты до отъезда послал телеграмму. А в это время коробку уже отправили. Если бы он не приехал, идея была бы великолепна. Он и раньше присылал Каролине шоколад.– Мгновение помолчав, он продолжал: – Но меня поражает...

Джина прервала его:

– Кто-то хочет отравить бабушку? Я знаю. Это невероятно! Она такая милая!.. Ее абсолютно все любят! –  она быстро взглянула на Стефана, он молчал.– О чем вы думаете, Стив? Я знаю.

– Вам так кажется?

– Вы думаете, что... Вилли не любит ее? Но Вилли никогда никого не отравит. Это абсурдная мысль.

– Какая лояльная супруга!

– Не говорите об этом с насмешкой!

– Я не намерен смеяться над этим. Я знаю, что вы лояльны, и восхищаюсь этим. Но, маленькая моя Джина, это не может продолжаться!

– Что вы хотите сказать?

– Вы отлично знаете. Вы и Вилли мало подходите друг другу. Дело не пойдет, и он это знает. Когда вы расстанетесь, то оба будете от этого счастливее.

– Как вы глупы,– сказала Джина.

– Ну-ну! Не будете же вы мне рассказывать, что вы созданы друг для друга... что Вилли счастлив здесь!

– Я не знаю, что с ним. Он все время упрямится. А когда говорит, то едва разжимает зубы. Я не знаю, что я должна сделать для него. Почему он здесь не понравился? Одно время мы были так счастливы! Все доставляло нам радость... А теперь он другой человек! Почему люди так меняются?

– Разве я меняюсь?

– Нет, старина. Вы всегда одинаковы... Раньше во время каникул я не расставалась с вами ни на минуту, вы помните?

– Как вы можете отбрить, Джина! Теперь все по-другому! Вы пришли к финишу, не так ли Джина?

– Идиот! – быстро сказала молодая женщина и поспешила перейти к другой теме.– Как, по-вашему, Эрни лгал? Он говорит, что вчера вечером в тумане он прогуливался по парку и много знает о преступлении. Вы верите ему?

– Конечно, нет! Вы же знаете, какой он лживый! Чтобы доказать свою значительность, он может наплести невесть что.

– Знаю. Я только думаю...

Остальной путь они прошли молча.

* * *

Заходившее солнце освещало дом. Инспектор Кэрри рассматривал его с освещенной стороны.

– Именно здесь вы вчера вечером оставили вашу машину?

Алекс Рестарик сделал шаг назад и, минуту подумав, ответил:

– Приблизительно. Мне трудно сказать точно, поскольку был туман. Да, я думаю, что именно здесь.

– Доджет! – позвал инспектор.– Начинайте!

Полицейский агент Доджет, который ожидал вызова в любой момент, прилетел как стрела. Он кинулся к дому, пересек по диагонали лужайку, которую разделял дом, вошел на террасу через боковую дверь. Через несколько секунд невидимая рука с силой заколебала шторы одного из окон. Затем агент Доджет появился в районе двери, которая выходила в сад, и подбежал к группе ожидавших его людей. Он очень тяжело дышал.

– Две минуты сорок две секунды,– сказал инспектор, глядя на часы, при помощи которых он хронометрировал этот цикл действий.– Эти вещи не занимают много времени,– добавил он любезным, светским тоном.

– Вы хотели составить себе представление о том, сколько времени мне понадобилось, чтобы сбегать туда и вернуться обратно? – спросил Алекс.

– Я только констатировал, что вы могли совершить преступление. Только и всего, мистер Рестарик. В данное время я никого не обвиняю.

В первый раз Алекс казался выведенным из себя.

– Послушайте, инспектор! Не можете же вы на самом деле думать, что я убийца или что это я послал отравленный шоколад миссис Серокольд со своей визитной карточкой?

– Возможно, нас хотят заставить так думать, мистер Рестарик!

– А, понимаю. Вы очень хитры!

Очень спокойно инспектор искоса посмотрел на молодого человека. Он отметил слегка заостренные уши, лицо 'монгольского типа, так мало похожее на английское, и хитрые глаза. Не очень просто было узнать, что думает этот молодой человек.

Агент Доджет, отдышавшись, сказал:

– Я шевелил занавеской и считал до тридцати, как им мне сказали. Оторвалось одно из колец наверху. Нельзя полностью закрыть окно. И когда комната освещена, это снаружи должно быть видно.

– Вы не видели вчера вечером, что свет проникал сквозь занавес?

– Я вам уже говорил, что был туман и невозможно было видеть даже дом.

– Плотность тумана бывает различной. Временами он на несколько минут рассеивается.

– Вчера вечером он не рассеивался. Я не мог увидеть дома, даже главного фасада. Слегка вырисовывалось только здание гимназии, которое было около меня. В этом было что-то необычайное, и это меня очаровало. Это походило на корабль у пристани. Иллюзия была великолепной. Я уже говорил, что я ставлю балет, у которого декорацией является река Лименхуза...

– Да, вы мне говорили об этом,– сказал Кэрри.

– Знаете,-появляется привычка смотреть на все, как на декорацию, забывая о реальности.

– Возможно. Но декорации – это тоже что-то реальное, не правда ли, мистер Рестарик?

– Я не очень хорошо понимаю, что вы хотите сказать, инспектор.

– Их делают из материала, который вполне реален... Из ткани, дерева, бумаги, картона, красок. Иллюзия в глазах зрителя, а не в самой декорации. Вот что я хотел сказать. Декорация – это что-то реальное, когда на нее смотрят из зала или из-за кулис.

Алекс смотрел на Кэрри расширившимися глазами.

– Инспектор, это очень глубокое замечание! Это меня наводит на мысль...

– О другом балете?

– Нет. Дело касается совершенно другого. Я думаю, не явили ли мы доказательство своей слепоты?

 Часть пятая
Алекс делает предположение

Алекс Рестарик медленно поднимался по аллее, размышляя, что может ему дать новая идея, но на дорожке около пруда он заметил Джину и прервал свои размышления. Дом находился на небольшом возвышении, и земля полого спускалась от песчаных ступенек террасы до пруда, который был окружен рододендронами и другими кустами. Алекс побежал, чтобы присоединиться к Джине.

– Если бы можно было убрать это викторианское уродство,– презрительно сказал он, указывая на дом,– можно было бы подумать, что мы на берегу Лебединого озера. А вы, Джина, будете «девушка с лебедиными крыльями»... Но нет... Когда я думаю о вас, вы мне больше кажетесь похожей на королеву снегов... Бесчувственная, решившая все делать только по своему желанию. Вы даже не подозреваете, что такое доброта, жалость или самая элементарная милость. Вы очень, очень женственны, Джина!

– А вы очень злы, дорогой Алекс.

– Потому что я отказываюсь, чтобы вы меня топтали? Вы очень довольны собой, не правда ли, Джина? Вы сделали из нас то, что вам хотелось. Из меня, Стефана и вашего мужа.

– Это просто идиотизм – то, что вы говорите!

– Нет, это не идиотизм. Стефан влюблен в вас, я влюблен в вас, а Вилли в отчаянии. Чего же большего может желать женщина?

Джина посмотрела на него и рассмеялась, а Алекс быстро наклонил голову.

– С удовольствием констатирую, что вам присуща честность. В вас говорит латинская кровь. Вы бессознательно притягиваете к себе мужчин и не приходите в отчаяние от того, что они страдают. Вы довольны, что окружающие вас мужчины влюблены в вас, даже когда дело касается этого несчастного Эдгара Лаусона.

Джина посмотрела ему прямо в глаза и сказала спокойным и серьезным тоном:

– Это недолго длится. Женщина несчастнее мужчины. Когда у нее дети, она безумно о них беспокоится, когда исчезает ее красота, то любивший ее человек ее больше не любит. Ее обманывают, покидают, устраняют. Я не порицаю мужчин, я сделала бы так же, как они. Я не люблю старых или больных -людей, или некрасивых, или ноющих оттого, что у них неприятности, или смешных, как Эдгар. Вы говорите, что я жестока? Мир жесток! Когда-нибудь меня тоже будут жестоко третировать. Сейчас я молодая и хорошенькая, меня находят соблазнительной,– в улыбке она обнажила ослепительные зубы.– Да, я нахожу это очень приятным, Алекс. Почему же нет?

– Почему нет? Я задаю себе такой вопрос,– ответил

Алекс.– Но я хочу знать, что вы собираетесь делать. Вы выйдете замуж за Стефана или за меня?

– Но я уже замужем за Вилли!

– Временно. Если женщина ошибается в замужестве один раз, то это нормально... но ничто не заставляет ее продолжать его. После провинциального дебюта наступает время для игры в вест-энд.

– И вест-энд это вы?

– Без всякого сомнения.

– Вам в самом деле хочется жениться на мне? Я не могу представить вас женатым.– Джина весело рассмеялась.– Вы меня забавляете, Алекс!

– Это лучшее «ату»! Стефан гораздо лучше меня. Он красив и очень серьезен. Женщины любят это. Но слишком серьезный муж при долгом общении может утомить. А со мной, Джина, жизнь у вас будет забавной.

– Не будете же вы говорить, что безумно любите меня?

– Но если даже это правда, я, конечно, этого не скажу. Нет. Все, что я могу сказать, это прозаически предложить вам выйти за меня замуж.

– Об этом надо подумать,– сказала Джина.

– Разумеется. Но прежде всего вам надо заняться Вилли. Несчастный парень! Его жизнь должна быть настоящим адом с тех пор, как он женился на вас и вы волочете его привязанным к своей колеснице в этой атмосфере семейной филантропии, в которой невозможно продохнуть.

– Алекс, вы настоящее животное!

– Ясновидящее животное!

– Временами,– сказала Джина,– у меня такое впечатление, что Вилли не держится за меня. Он не замечает даже, что я существую.

– Вы пытались расшевелить его с помощью палки, но он не двинулся, очень досадно.

Джина быстро подняла руку и запечатлела звонкую пощечину на щеке Алекса.

– Я тронут! – воскликнул молодой человек.

В одно мгновение, быстро и крепко, он схватил ее в объятия, и прежде чем она успела что-то сделать, его губы прильнули к ее губам в длительном и пламенном поцелуе. Она попыталась вырваться, но потом прекратила сопротивление.

– Джина!

Они отскочили друг от друга. Мильдрид Стрит – красная, с дрожащими губами, испепеляла их взглядом. Она была в таком состоянии, что едва могла говорить.

– Какой ужас!.. Погибшая девица!.. Бесчестное создание!.. Ты действительно дочь своей матери!.. Развратница!.. И кроме того, преступница! Да, это правда, я знаю то, что я знаю!

– А что вы знаете? Не будьте смешной, тетя Мильдрид.

– Слава богу, я тебе не тетя! В наших жилах течет разная кровь! Ты не знаешь, кем была твоя мать! Ты не знаешь, из какой среды она происходила! Но ты знаешь, кем был мой отец, и ты знаешь мою мать. Какого ребенка они могли усыновить? Разумеется, ребенка проститутки или преступницы. Они должны были вспомнить о том, что пороки наследуются. Я не сомневаюсь, что твоя итальянская кровь сделала тебя отравительницей!

– Как вы смеете так говорить?

– Я буду говорить все, что мне нравится! Кто-то пытался отравить мою мать, и ты не можешь ничего сказать против этого. А кто был способен это сделать? Кто унаследует огромное состояние после смерти моей матери? Ты, Джина! Я тебе гарантирую, что полиция это учтет!

Мильдрид быстро удалилась, вся дрожа.

– Это патология,– сказал Алекс.– Настоящая патология! Интересно, кем мог быть каноник Стрит?.. Или фанатично верующий, или импотент.

– Алекс, вы отвратительны!.. О!.. Я ее ненавижу! – Джина тряслась от ярости.

– Хорошо, что у вас нет кинжала, спрятанного в чулке. Тогда бы эта милая миссис Стрит была бы жертвой преступления.

– Как она смела говорить, что я стараюсь отравить бабушку?

– Подумайте, дорогая, если смотреть на это с точки зрения мобильности, мне кажется, что это как раз ваше качество.

Подавленная, Джина смотрела на него остановившимся взглядом.

– О! Алекс... Неужели это мнение и полиции?

– Трудно узнать, что думают люди из полиции. Они не дураки и хорошо хранят свои секреты. Это мне напомнило, что...

– Куда вы идете?

– Проверить идею, которая пришла мне в голову.

* * *

Пораженная и скептически настроенная, Керри-Луиза смотрела на своего мужа. В конце концов она сказала:

– Ты считаешь, что кто-то старался меня отравить? Я не могу... Невозможно этому поверить!

– Я так хотел уберечь тебя от этого, моя дорогая,– ласково сказал Левис.

Мисс Марпл, которая сидела рядом с Левисом, качала головой с сочувствием.

– Это правда, Джейн?

– Боюсь, мой бедный друг, что это так.

– Значит, все...– миссис Серокольд остановилась, но тут же начала снова: – Мне всегда казалось, что я умею отличать правду от лжи. Значит, я ошибаюсь?.. Но кто мог мне желать такой ужасной смерти? Никто не мог в этом доме желать моей смерти...– она почти шептала.

– Я тоже так думал, но ошибался...

– И Христиан это знал, это многое объясняет.

– Что это объясняет?

– Его поведение. Я его нашла странным, совсем не таким, каким он бывал всегда. Он был потрясен, и я чувствовала, что это из-за меня... У меня было такое впечатление, что он хочет поговорить со мной, но он так ничего и не сказал. Он меня спросил, здорово ли мое сердце и как я себя чувствую последнее время. Возможно, он хотел меня предупредить. Но почему же он не поговорил со мной прямо?

– Он не хотел доставлять тебе неприятности.

Глаза у Керри-Луизы сделались большими.

– Неприятности? Но почему?.. О, я понимаю... Значит, ты об этом думаешь!.. Но ты ошибаешься, Левис. Я уверена, что ты ошибаешься!

Левис избегал взгляда жены.

– Извините, но я не могу поверить, что все то, что произошло за эти дни, правда,– сказала миссис Серокольд после короткого молчания.– Что Эдгар стрелял в тебя... Что Джина и Стефан... И эта смешная история с шоколадом! Все это неправда!

Никто ей не ответил. Керри-Луиза вздохнула.

– Я долго жила вне реальности. Извините меня, но я хочу побыть одна. Я попытаюсь все понять.

Мисс Марпл спустилась в холл. Около большой центральной двери, которая выходила в парк, она нашла Алекса Рестарика. Он стоял с протянутыми руками, в несколько театральной позе.

– Войдите, войдите,– сказал он радостным голосом и с таким видом, будто бы он был хозяином дома.– Я думал о том, что произошло вчера вечером.

Левис Серокольд, который шел за мисс Марпл, прошел через холл в свой кабинет, дверь которого он закрыл за собой сейчас же.

– Вы пытаетесь восстановить преступление? – спросила мисс Марпл, стараясь показать, что это ее не очень интересует.

– Не совсем гак. Я смотрел на все с другой точки зрения. Этот дом я представил себе театром. Я перенес реальную жизнь в искусство. Идите сюда. Представьте, что все то, что нас окружает, – декорация. Здесь есть все: освещение, входы, выходы, персонажи, шорох кулис. Это очень интересно. Впрочем, это не моя идея. Мне ее подсказал инспектор. Он мне сделал простое замечание, что сценические эффекты – иллюзия только для зрителей... Мне кажется, что он немного жесток. Сегодня утром он сделал все, чтобы испугать меня.

– Ему это-удалось?

Я в этом не уверен.

Алекс рассказал мисс М арпл об опыте Кэрри и хронометраже, который произвел сержант Доджет.

~~ Время так обманчиво! – сказал он.– Иногда думаешь, что надо очень много времени, чтобы что-то сделать, а это совсем неправильно.

– Да, это неправильно,– повторила мисс Марпл.

Чтобы представить себе публику, она перешла на другое место. Высокая стена, покрытая ковром, являла собой глубину сцены. Налево пианино, направо окно и диван в нише, совсем рядом с дверью в библиотеку. Табурет у пианино в двух с половиной метрах от двери в прихожую, которая вела прямо в коридор. Два очень удобных выхода. Публика их видела оба одинаково хорошо. Но накануне вечером публики не было. То есть никто не сидел лицом к декорации, на которую смотрела мисс Марпл. Накануне вечером публика сидела к декорации спиной. Мисс Марпл спрашивала себя, сколько времени потребуется для того, чтобы выскользнуть из комнаты, пробежать весь коридор, убить Гульдбрандсена и вернуться. Намного меньше, чем думают. Без сомнения, очень небольшое количество минут и секунд.

* * *

«О чем могла думать Керри-Луиза, когда она сказала своему мужу: «Ты, значит, так думаешь? Но ты ошибаешься, Левис!»?»

Голос Алекса вывел мисс Марпл из размышлений.

– Это замечание инспектора по поводу реальности театральных декораций было в самом деле очень глубоким. Сделанная из дерева и картона, она так же реальна с нарисованной стороны, как и с ненарисованной. «Иллюзия в глазах зрителей!» – сказал он.

– Это как у фокусника,– пробормотала мисс Марпл.– Иллюзия достигнута «зеркальной игрой». Думаю, что это точный термин.

Внезапно вошел Стефан Рестарик.

– Алекс, ты помнишь Эрни Грэга, эту маленькую гадюку?

– Тот, который играл в спектакле «Ночь королей»? Кажется, что он обнаружил некоторый талант.

– Да. Талант у него есть, и он очень ловок. Как машинист – он великолепен. Он хвалился Джине, что выходил ночью, чтобы поболтаться в парке. Если его послушать, так он был вчера вечером в парке и что-то видел.

Алекс повернулся на каблуках.

– Что он видел?

– Он не хочет этого сказать. Я почти уверен, что он хочет заинтересовать всех собой. Это лжец первого сорта! Но, может быть, надо, чтобы его допросили?

– Сейчас лучше, чтобы им не занимались,– быстро сказал Алекс.– Не надо показывать, что все, что он рассказывает, нас интересует.

– Может быть... Да, ты прав... Вечером будет видно.

Стефан прошел в библиотеку. Мисс Марпл, поглощенная своей ролью публики, столкнулась с Алексом, который внезапно сделал шаг назад.

– Простите меня,– сказала она.

– Извините... А, это вы,– прибавил он ошеломленно, увидев ее.

Это восклицание человека, с которым она только что разговаривала, показалось мисс Марпл странным.

– Я думал о другом,– сказал Алекс.– Этот парень, Эрни...

Вдруг все в нем изменилось. Он сделал неопределенный жест рукой и пошел в библиотеку к Стефану. Звук голосов доносился из-за закрытой двери, но мисс Марпл едва их слышала. Замечание инспектора, о котором сказал Алекс, зародило в ее уме какую-то неясную мысль, полностью завладевшую ее вниманием. Это замечание, которое уже дало идею Алексу, возможно, дало идею и ей. Одну и ту же? Или другую? Она встала на то место, где стоял Алекс Рестарик. «Это не настоящий холл,– сказала она себе.– Это только дерево, картон, ткань... Это сцена театра». Обрывки фраз мелькали в ее уме: «Иллюзия в глазах публики... Это зеркальная игра»... Она думала об аквариумах с золотыми рыбками, о женщинах, которые исчезают, обо всех трюках, которые фокусник делает для отвода глаз. В ее воображении возникла картина, вызванная словами Алекса, описание которой он сделал: агент Доджет, задыхающийся после бега... Прозрение осенило ее, и она все увидела.

– Ну конечно же,– сказала она вполголоса.– Это могло быть только так...

* * *

– О, Вилли, как ты меня испугал!

Вилли внезапно вышел из тени, и Джина, возвращавшаяся из театра, вздрогнула. Еще было не совсем темно, еще господствовал загадочный сумрак, и вещи теряли свой реальный вид и принимали фантастические формы, как бывает иногда в кошмарах.

– Что ты там делаешь? Обычно ты не ходишь в театр?

– Может быть, я искал тебя, Джина. Это как раз то место, где тебя легче всего найти.

Ласковый, слегка дрожащий голос Вилли не давал возможности подумать о какой-либо задней мысли. Однако, слушая его, Джина испытала легкое беспокойство.

– Эта работа мне очень нравится,– сказала она.– Я люблю запах красок, холста, атмосферу кулис.

– Да. Я понял, что ты к этому привязана... Скажи мне, Джина, как ты думаешь, сколько времени понадобится, чтобы выяснить все дело?

– Расследование судья будет производить завтра, но ничего не решится раньше двух недель. Во всяком случае, инспектор дал нам это понять!

– Две недели,– повторил Вилли задумчиво.– Скажем, три. А после мы будем свободны... И я вернусь в Америку...

– О!.. Но я не могу уехать таким образом. Я не могу покинуть бабушку... И будут еще два представления, постановку которых мы сейчас готовим...

– Я не сказал «мы». Я сказал – «я» уеду.

Джина остановилась и посмотрела на своего мужа. В сумерках он ей показался колоссальным. Он был спокойным гигантом и... возможно, это ей показалось, немножко угрожающим... Чем он мог ей угрожать?

– Ты не хочешь, чтобы я поехала с тобой?

– Почему? Нет, я этого не сказал.

– Тебе наплевать, поеду я или нет, так? – спросила она с внезапным гневом.

– Послушай, Джина, нам надо объясниться. Когда мы поженились, мы не много знали о наших семьях и среде, из которой мы вышли. Мы думали, что это не имеет никакого значения. Мы думали, что самое важное – вести прекрасную жизнь вдвоем. Теперь первый акт окончен. Твоя семья никогда не делала и теперь не делает вид, что я ей дорог. Возможно, они правы. Я немножко другого рода. Но если ты думаешь, что я останусь здесь для того, чтобы делать мелкие работы в том деле, которое я рассматриваю как организацию сумасшедших, то ты ошибаешься. Я хочу жить в своей стране. Хочу делать дело, которое мне нравится и на которое я способен. Ты не «моя жена», образ которой я создал. Мы слишком поспешно женились, я этого хотел. Ты будешь права, если захочешь освободиться и начать жизнь сначала. Ты должна это решить. Если ты предпочтешь одного из этих артистов, дело твое, ты должна выбирать. А я возвращаюсь к себе.

– Ты последний осел! Я здесь развлекаюсь!