Текст книги "Зеркальная игра (Сборник)"

Автор книги: Агата Кристи

Соавторы: Джеймс Хедли Чейз,Джон Кризи
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

– Это необыкновенно! – сказал Кэрри.

– Гульдбрандсен покинул нас после обеда, чтобы написать доктору Галбрайту. Он был убит в то время, когда писал это письмо.

– Откуда вам это известно?

– Я вынул это письмо из машинки. Оно со мной.

Из внутреннего кармана он вынул свернутый вчетверо листок бумаги и протянул его инспектору, который сухо сказал:

– Вы не должны были брать это письмо. Нельзя было ничего трогать в комнате.

– Я больше ни до чего не дотрагивался. Я знаю, по-вашему, я совершил непростительную ошибку, взяв это письмо, но я был убежден, что жена захочет войти в комнату, и боялся, что она его прочитает. Признаю свою вину, но при подобной ситуации я сделал бы то же самое, чтобы оградить миссис Серокольд от неприятностей...

Инспектор не стал настаивать на своем обвинении и начал читать письмо:

– «Дорогой доктор Галбрайт! Могу ли я просить вас приехать в Стонегат по получении этого письма, если для вас это возможно? Я нахожусь в очень серьезных обстоятельствах и не знаю, как мне поступить. Зная вашу привязанность к нашей дорогой Керри-Луизе, я хочу посоветоваться с вами: что должно быть ей известно, что должно быть от нее скрыто? Мне трудно ответить на эти вопросы. Чтобы вам стало ясно, должен сказать, что кто-то медленно отравляет эту прекрасную и добрую женщину. Первые подозрения появились у меня тогда, когда...» Христиан дошел до этого места, и в это время его убили,– сказал Кэрри.– Но почему же, черт возьми, оставили письмо в машинке?

– По-моему, по двум причинам: или убийца не знал содержания письма, или не успел вытащить его. Возможно, он услышал чьи-то шаги и поспешил убежать.

– А Гульдбрандсен даже не намекал, кого он подозревает?

Левис минуту подумал.

– Нет.– И прибавил несколько туманно: – Христиан был очень правильный человек...

– Каким образом, по-вашему, миссис Серокольд давали или дают мышьяк или какой-нибудь другой яд?

– Я думал об этом, когда одевался к обеду. Самый вероятный способ – подмешивать его к укрепляющему лекарству, которое принимает моя жена. Это же просто – подлить яд в бутылочку, в которой лекарство.

– Мы возьмем бутылочку для анализа.

– Перед обедом я взял анализ,– спокойно сказал Серокольд и вынул из одного из ящиков бюро маленькую бутылочку, полную красной жидкости.

Инспектор странно посмотрел на него и сказал:

– Вы обо всем подумали, мистер Серокольд.

– Я считал, что надо быстрее действовать. Сегодня я помешал жене принять лекарство. Стакан еще находится на сундуке в холле. Бутылочка в столовой.

Кэрри положил локти на бюро и конфиденциальным, почти фамильярным тоном сказал:

– Простите, мистер Серокольд, но почему вы так стараетесь скрыть все эго от миссис Серокольд? Вы боитесь ее испугать? Но ее нужно предупредить для ее же блага.

– Да, да... Возможно. Но вы не понимаете... Вы не знаете мою жену, она – само доверие. Она не видит, не слышит и никогда не говорит ничего плохого. Для нее непостижимо, что кто-то хочет ее убить. И дело касается не просто «кого-то». Возможно, дело идет о ком-то, кто ей близок и дорог...

– Вы так думаете?

– Мы обязаны считаться с фактами. В двух шагах от нас живет около двухсот мальчиков – испорченных, малоразвитых, которые часто совершали насилие, бессмысленное насилие. Но в данном случае обстоятельства говорят о том, что никто из них не может быть подозреваем. Тот, кто может употреблять медленно действующий яд, должен жить в семье. Подумайте о тех, кто живет в этом доме с моей женой,– муж, дочка, внучка, зять, которого она считает своим сыном, мисс Беллевер, ее доверенная компаньонка и очень давний друг. Все очень близкие и дорогие ей лида. Напрашивается вопрос: неужели это кто-нибудь из них?

– Есть и посторонние,– медленно сказал Кэрри.

– Да... Доктор Маверик, несколько человек из руководящего персонала часто бывают с нами. Слуги. Но какие у них могут быт ь причины, чт обы так действовать?

– А еще этот молодой человек... Как его зовут? Эдгар Лаусон?

– Да. Но он бывает в доме мало. Он только недавно приехал. Зачем ему это делать? Больше того, он глубоко привязан к Каролине... Впрочем, как и все.

– Но он очень неуравновешен. Что это был за приступ?

Серокольд сделал нетерпеливый жест.

– Ребячество! У него не было никаких намерений причинить мне зло!

– Но он стрелял в вас? Дыры в стене свидетельствуют об этом.

– Он не пытался попасть в меня, он разыгрывал комедию.

– Это довольно опасный способ разыгрывать комедию, мистер Серокольд.

Левис вздохнул.

– Боюсь, инспектор, что вы не поймете, в чем дело. Вам необходимо поговорить с нашим психиатром, доктором Мавериком. Эдгар незаконный ребенок... Чтобы меньше страдать от этого, он убедил себя в том, что он сын известного человека. Это частое явление. Он уже начал поправляться, делал успехи и вдруг крушение, причины которого мне неизвестны. Он вообразил, что я его отец, и устроил мелодраматическую демонстрацию: угрозы, нападение с револьвером... Это меня совсем не взволновало. Выстрелив, он рухнул на пол и начал рыдать... Доктор Маверик увел его и дал ему лекарство. Завтра утром он будет абсолютно здоров.

– Вы не хотите подать на него жалобу?

– Это самое худшее, что можно сделать для него...

– Откровенно говоря, мистер Серокольд, его надо изолировать, он стреляет направо и налево... Надо подумать и об обществе.

– Поговорите об этом с доктором Мавериком. Он изложит вам медицинскую точку зрения. Во всяком случае, не этот несчастный убил Гульдбрандсена. Он был заперт в кабинете и угрожал убить меня.

– Вот, наконец, мы пришли к тому, с чего я хотел начать. Мы осмотрели дом снаружи. Кто угодно мог войти и убить мистера Гульдбрандсена, так как дверь, выходящая на террасу, не была заперта. В самом деле, есть над чем подумать. Рассмотрим вопрос внимательно. Кто из обитателей дома мог убить мистера Гульдбрандсена?

– Я в затруднении. Есть прислуга,, члены семьи и гости‘ С вашей точки зрения, можно подозревать каждого их них. Скажу только одно: насколько я знаю, все, кроме прислуги, были в холле в то время, как ушел Христиан, и, пока я находился в кабинете, никто оттуда не выходил.

– Никто?

Левис нахмурил брови, силясь вспомнить, что происходило.

– А, да! Перегорела пробка, и Вилли Худ вышел, чтобы сменить ее.

– Вилли Худ, это молодой американец?

– Да. Я не знаю, что произошло в то время, пока мы были в кабинете, Эдгар и я.

После минутного размышления инспектор Кэрри «дохнул:

– Скажите им всем, что они могут идти спать. Я поговорю с ними завтра.

Как только Серокольд вышел, инспектор повернулся с Лайку:

– Что вы об этом скажете?

– Он знает или думает, что знает... кто стрелял.

– Я тоже так думаю... И это не доставляет ему удовольствия.

* * *

На следующее утро, когда мисс Марпл спустилась к завтраку, Джина поспешила ей навстречу.

– Полицейские еще тут,– сказала она.– Теперь они расположатся в библиотеке. Вилли буквально очарован ими. Он не понимает, как можно быть такими спокойными, такими далекими. Мне кажется, что он находит все это увлекательным. Я потрясена этим, быть может, потому, что я наполовину итальянка.

– Возможно,– сказала мисс Марпл с милой улыбкой.– Во всяком случае, вам безразлично, что могут заметить ваши чувства.

Джина взяла ее под руку и увела в столовую, продолжая разговор:

– У Джули было собачье настроение. Это, конечно, оттого, что полицейские взяли дело в свои руки и не она должна вести их под барабанный бой, как она делала со всеми нами в доме. Только Алекс и Стефан не обращали на это внимания...

Последние слова она произнесла, входя в столовую, где завтракали два брата.

– Джина, сердце мое! – воскликнул Алекс.– Здравствуйте, мисс Марпл. События не оставили меня равнодушным. Я едва знал вашего дядю, но я – подозреваемый номер один. Я надеюсь, что вы отдаете себе в этом отчет?

– Подозреваемый? Почему?

– Потому что мой приезд совпал с критическим моментом. Проверили время, которое я потратил на то, чтобы подъехать к дому, и сказали, что я потратил его слишком много... Предполагается, что я вполне бы успел добежать до террасы, войти в боковую дверь, убить Христиана и галопом вернуться в машину.

– А в самом деле, что вы делали?

– Я был в машине, наблюдал эффект от света фар в тумане и думал, как можно воспроизвести этот эффект на сцене.

– Я совершенно спокоен,– сказал Стефан со своей немного жесткой улыбкой.– Весь вечер я был в холле.

Джина пристально посмотрела на него, ее черные глаза выражали испуг.

– Они не могут думать, что виноват кто-нибудь из нас! Это невозможно!

– Не говорите только, что это преступление совершил какой-нибудь бродяга,– сказал Алекс, накладывая себе апельсиновое варенье,– это слишком банально.

Мисс Беллевер приоткрыла дверь:

– Мисс Марпл, когда вы кончите завтрак, пройдите, пожалуйста, в библиотеку.

– Опять вы?! Раньше всех нас? – воскликнула Джина с досадой.

– Что это значит? – спросил Алекс.– Можно сказать, что выстрел...

– Они осматривают комнату, в которой был убит дядя Христиан, даже снаружи, не понимаю почему,– сказала Джина.

Снова открылась дверь, и вошла Мильдрид Стрит. На ней было черное платье и ожерелье из оникса. Ни на кого не глядя, она сказала «здравствуйте» и села.

– Пожалуйста, чаю, Джина,– сказала она вполголоса.– Я съем только немного поджаренного хлеба.

Она поднесла платок к глазам и посмотрела в упор на братьев, как будто до этого она их не видела. Стефану и Алексу стало даже не по себе. Они стали говорить шепотом и через несколько минут вышли из комнаты.

– Даже без черного галстука,– вздохнула Мильдрид Стрит, беря в свидетели мисс Марпл и всю вселенную.

– Они не могли предположить, что будет совершено убийство,– сказала мисс Марпл.

Джина подавила смешок, и Мильдрид, сурово на нее посмотрев, спросила:

– Где сегодня Вилли?

Джина покраснела.

– Не знаю, я его еще не видела.

Она одеревенела на стуле, как ребенок, застигнутый за шалостями. Мисс Марпл поднялась.

– Итак, я иду в библиотеку,– объявила она.

В библиотеке был только Левис Серокольд. Он стоял у окна. Услышав, что кто-то вошел, он обернулся и пошел навстречу мисс Марпл, протянув ей руку.

– Надеюсь, что эти волнения не очень вас обеспокоили. Убийство – это ужасная вещь для того, кто никогда не был вовлечен в такие истории.

Только скромность помешала мисс Марпл сказать ему, что давно уже привыкла к преступлениям. Она только сказала, что в ее маленьком городке Святая Южная Мария безопасность тоже очень относительна.

– В городке происходят ужасные вещи, могу вас уверить. Там можно наблюдать такие человеческие типы, которых не встретишь в большом городе.

Левис слушал ее вполуха, и едва она кончила говорить, он ей сказал совсем просто:

– Мне нужна ваша помощь.

– Я всегда готова, мистер Серокольд.

– Дело касается моей жены... Я верю, что вы искренне к ней привязаны.

– Верно. Впрочем, Каролину любят все.

– Я тоже так думал. Но ошибся. С разрешения инспектора я открою вам то, что еще никому не известно или известно только одному человеку.

Он повторил то, что накануне рассказал инспектору. Мисс Марпл была потрясена.

– Я не могу этому поверить, мистер Серокольд! В самом деле, я не могу этому поверить!

– Именно такое же чувство я испытал, когда все это рассказал мне Христиан.

– Я считала, что у Керри-Луизы нет ни одного врага.

– Непостижимо, что они есть. Но понимаете, что это значит? Яд! Медленно действующий яд! Это наводит на подозрение о членах семьи. Это должен быть кто-то из живущих в доме.

– Вы уверены, что мистер Гульдбрандсен не ошибался?

– Христиан не ошибался. Он был слишком осторожным человеком, чтобы делать заявления такого рода без доказательств. Кроме того, полиция брала для анализа лекарство жены. В пробах был мышьяк, хотя рецепт это не предусматривал. Доза небольшая, но наличие мышьяка доказано.

– Значит, ее ревматизм... затруднения при ходьбе... все это...

– Ну да! Боли в ногах типичны. Уже до вашего приезда несколько раз Каролина ужасно страдала от болей в желудке... До приезда Христиана я не мог этого предположить... Видите, мисс Марпл, в каком положении я нахожусь... Должен я поговорить об этом с Керри-Луизой?

– О нет! – поспешно сказала мисс Марпл. Затем она покраснела и неуверенно посмотрела на Серокольда.

– Значит, вы считаете так же, как я, впрочем, и как Гульдбрандсен. Если бы дело касалось обычной женщины, поступили ли бы мы так же?

– Керри-Луиза не обычная женщина. Вся ее жизнь основана на доверии, на вере в человеческую натуру. О, я плохо говорю! У меня такое впечатление, что до тех пор, пока мы не узнаем...

– Конечно. Но вы понимаете, мисс Марпл, что это опасно хранить в тайне.

– Что вы хотите сказать?.. Я должна охранять ее?

– Вы единственный человек, которому я могу довериться,– сказал просто Левис Серокольд.– Кажется, что все ей преданы, но сейчас все под сомнением, а ваша дружба тянется много лет.

– И больше того, я приехала несколько дней тому назад,– заметила мисс Марпл со значением.

Левис улыбнулся:

– Правильно!

– Позвольте задать вам один бестактный вопрос,– смущенно сказала мисс Марпл.– Кому может быть выгодна смерть нашей дорогой Керри-Луизы?

– Деньги! – мрачно сказал мистер Серокольд.– Вечная причина – деньги.

– Теперь все ясно. Керри-Луиза очаровательная женщина с большим обаянием, и совершенно невозможно представить себе, что кто-то может ее ненавидеть, у нее не может быть врагов. Значит, дело в деньгах. Это известно, что часто люди готовы на что угодно, лишь бы получить деньги.

– Да. Инспектор уже занимается делом с этой точки зрения. Мистер Жильфуа приезжает сегодня из Лондона. Он может осветить некоторые вопросы. Джеймс и Жильфуа очень известные адвокаты. Отец последнего был одним из первых администраторов заведения. Они составляли завещание Каролины и Эрика Гульдбранд-сена. Сейчас я вам все объясню.

– Спасибо, все, что касается права, приводит меня в замешательство.

Левис Серокольд сочувствующе кивнул и сказал:

– Эрик Гульдбрандсен после того, как дал дотацию на наше заведение и еще несколько предприятий, оставил одинаковые суммы своей родной дочери Мильдрид и приемной дочери – Пиппе, матери Джины. Все остальное колоссальное состояние он оставил в пользование Каролины, ее капиталами распоряжаются администраторы заведения.

– А после смерти Каролины?

– После ее смерти состояние должно быть поделено между Пиппой и Мильдрид или их детьми, если дочери умрут раньше матери.

– Короче, все идет Мильдрид и Джине?

– Кроме того, у Каролины есть собственное значительное состояние. Оно, конечно, меньше состояния Гульдбрандсена. Четыре года тому назад она отказала мне половину своего состояния. Из другой половины десять тысяч ливров —Джульетте Беллевер, а все остальное будет поделено поровну между Алексом и Стефаном Рестариками.

– Боже, как досадно! – воскликнула мисс Марпл.

– Отчего же?

– Нет ни одного человека в доме, который желал бы ее смерти из-за Денег.

– Я не могу поверить, что кто-нибудь из них может желать ее смерти... Не могу поверить. Мильдрид– ее дочь, и она хорошо обеспечена. Джина обожает свою бабушку, она великодушна и не любит деньги. Джули Беллевер страстно предана Каролине. Оба Рестарика любят Каролину, как родную мать. У них нет состояния, но кругленькие суммы процентов с капитала Каролины пошли на их предприятия, в частности в предприятие Алекса. Не верю, что один из них может хладнокровно травить ее, чтобы получить наследство. Мисс Марпл, это абсолютно невозможно.

– Есть еще муж Джины.

– Да, есть муж Джины.

– Вы немного о нем знаете, и нельзя не заметить, что он не очень счастлив.

– Его не устраивает жизнь в Стонегате. Ему неинтересны наши задачи. Но я знаю, что он был хорошим солдатом.

– Это ни о чем не говорит,– заметила мисс Марпл.– Война – это одно, а повседневная жизнь – другое. Вероятно, чтобы совершить преступление, не надо быть храбрым... Достаточно быть тщеславным... Да, тщеславным.

– Трудно предположить, что у Вилли Худа был какой-нибудь серьезный мотив для такого преступления.

– Вы думаете? Но он в ужасе от Стонегата. А деньги?

– Ему необходимо, чтобы Джина получила все прежде, чем она привяжется к кому-нибудь другому.

– Привяжется к кому-нибудь другому? – повторил Серокольд с ошеломленным видом.

Слепота этого страстного реформатора восхитила мисс Марпл.

– Именно так, вы не ослышались. Вы знаете, что оба Рестарика влюблены в нее?

– Я не думаю,– сказал Левис безразличным тоном.– Вы не можете себе представить, как ценен для нас Стефан! Он очень привязал к себе мальчишек, оживил, заинтересовал их! Он устроил прекрасное представление! Все было замечательно – постановка, костюмы. Этим мы доказали доктору Маверику, что отсутствие драматических элементов в их существовании приводило этих детей к преступлениям. Естественный детский инстинкт требует игры, комедии. Маверик считает, что... Ах да... Маверик... Я хочу, чтобы доктор Маверик поговорил с инспектором по поводу Эдгара. Вся эта история так нелепа!

– Мистер Серокольд, что вам известно об Эдгаре Лаусоне?

– Все,– категорически ответил Левис.– То есть то, что необходимо знать... Условия, среда, в которой он вырос... Недоверие к самому себе...

Мисс Марпл прервала его:

– Он не мог отравлять миссис Серокольд?

– Это маловероятно. Он находился здесь всего несколько недель. Нет, это абсурдно. Зачем Эдгару отравлять мою жену? Чего он может этим достичь?

– Ничего ощутимого, я понимаю, но, кто знает, не действует ли он по каким-то невероятным побуждениям? Ведь он очень странный.

– Неуравновешенный?

– Возможно... Не совсем так... Он всегда не в себе...

Она не совсем ясно выражала то, что чувствовала, но

Серокольд воспринял ее слова буквально и повторил, вздохнув:

– Он не в себе! Бедный малыш! А казалось, что он делает успехи! Не могу понять, почему наступило ухудшение...

Мисс Марпл с интересом наклонилась вперед.

– Вот именно об этом я думаю. Если...

Приход инспектора прервал ее.

 Часть третья
Идеальный подозреваемый

Инспектор Кэрри сел на стул напротив мисс Марпл и посмотрел на нее с веселой улыбкой.

– Итак, мистер Серокольд просил вас взять на себя роль сторожевой собаки?

– Да,– ответила мисс Марпл.– Я надеюсь, что вам это безразлично,– прибавила она со смущенным видом.

– Наоборот, это очень хорошая мысль. Знает ли мистер Серокольд, что вы вполне квалифицированны для этой должности?

– Не совсем понимаю вас, господин инспектор.

– Я объясню. Он видит в вас только очаровательную пожилую даму, которая училась с его женой. Но мы,– сказал инспектор твердо,– мы знаем о вас кое-что другое, мисс Марпл. Мне вчера рассказал интендант Бле-кер – преступность немножечко ваша специальность. Какова ваша точка зрения на это дело? Кто, по-вашему, систематически отравляет миссис Серокольд?

– Основная гипотеза, когда дело касается отравления,– виноваты муж или жена...

– Согласен с вами.

– Но в данном случае дело обстоит иначе. Мистер Серокольд очень любит свою жену.

– И она уже отдала ему свои деньги. Гульдбрандсена он убить не мог. Несомненно, существует связь между обоими преступлениями. Человек, который травит миссис Серокольд, убил и Гульдбрандсена, чтобы помешать ему открыть это преступление. Нам надо найти этого загадочного икса, который вчера убил Гульдбрандсена. Несомненно, подозреваемый номер 1  – это молодой Вилли Худ. Перегоревшие пробки дали ему возможность выйти из холла, чтобы заменить их. В его отсутствие послышался выстрел. У него были все условия, чтобы совершить преступление.

– Кто подозреваемый номер 2? – спросила мисс Марпл.

– Алекс Рестарик, который был один в машине и потратил слишком много времени, чтобы подъехать к дому.

– А другие? – Мисс Марпл, слегка поклонившись, добавила: – Очень любезно с вашей стороны рассказать мне все...

– Это не просто любезность,– заметил Кэрри.– Мне необходима ваша помощь. Вы попали в точку, спросив: «А другие?» Я могу положиться только на вас. Вы были в холле вчера вечером и можете точно сказать, кто выходил.

– По правде сказать, я не знаю. Мы все были очень перепуганы. Мистер Лаусон казался совершенно сумасшедшим. Он стонал, кричал ужасные вещи, и мы были поглощены только этим. Могла бы погаснуть половина ламп, и я бы этого не заметила.

– Во время этой сцены мог бы кто-нибудь выйти из холла, пройти по коридору до комнаты Гульдбрандсена, убить его и вернуться?

– Думаю, что это было возможно.

– Можете ли вы назвать хоть одного человека, который оставался в холле весь вечер, не сходя с места?

– Могу сказать это о миссис Серокольд, потому что я за ней наблюдала. Она сидела совсем рядом с дверью кабинета и ни разу не покидала своего места. Я была даже удивлена ее спокойствию. Мисс Беллевер выходила. Но... Я почти уверена, что это было после выстрела... Миссис Стрит?.. Я ничего о ней не знаю, она сидела позади меня. Джина была в другом конце комнаты, около окна. Кажется, что она все время оставалась там, но я не уверена. Стефан сидел у пианино. Он перестал играть, когда разразилась ссора.

– Не будем придавать особого значения моменту, когда послышался выстрел. Это известный трюк. Это сигнал, чтобы дать понять, что преступление совершено именно сейчас. Вряд ли мисс Беллевер могла это сделать. Но точно сказать нельзя... Она выходила из холла совершенно открыто?.. Для нас важно время, когда Христиан покинул холл и когда мисс Беллевер нашла его мертвым. Были люди, которые не могли участвовать в этом: Левис Серокольд и Эдгар Лаусон находились в это время в кабинете и миссис Серокольд в холле. Досадно, что Гульдбрандсен был убит именно в тот вечер, когда произошла ссора между Серокольдом и Лаусоном.

– Только досадно?..– пробормотала мисс Марпл.

– Что вы хотите сказать?

– По-моему, это не случайно.

– Так, так, что вы думаете об этом?

– Все удивлены, что у Эдгара Лаусона случился внезапно такой ужасный приступ. Его давно угнетал этот странный комплекс, назовите это как хотите. Уинстон Черчилль, лорд Монтгомери, оба казались ему возможными отцами при его состоянии ума. Предположите, ему кто-то вбил в голову, что на самом деле его отец – Левис Серокольд и он должен быть наследником Стонегата, В том плачевном состоянии рассудка, в котором он находился, он этому поверил. Рано или поздно разразился бы такой скандал. И кто-то позаботился дать ему револьвер.

– Револьвер Вилли Худа.

– Да,– сказала мисс Марпл.– Я об этом думала. Вилли скрытен, неприветлив, малообщителен, но я не думаю, чтобы он был глуп.

– И вы не думаете, что Вилли убийца?

– Для всех это было бы большим облегчением, это жестоко, но он здесь чужой.

– А его жена? Она бы тоже испытала облегчение?

Мисс Марпл не ответила. Перед ее глазами возникли

Джина и Стефан около пруда такими, какими она увидела их в день своего приезда. Она подумала об Алексе Рестарике, который, приехав накануне вечером, прежде всего нашел глазами Джину. Как же к этому относится сама Джина?

Двумя часами позже инспектор Кэрри, вытянувшись в мягком кресле, объявил:

– Плохо дело!

Сержант Лайк согласился с ним.

– Слуги не принимаются во внимание,– сказал он.– Все те, кто ночует в доме, в критический момент были вместе. Прочие уже разошлись по домам.

Кэрри утвердительно кивнул головой. У него устали мозги после допросов психиатров, преподавателей, не считая тех трех молодых людей, которые в тот день обедали в доме. Показания совпадали  и  расходились. Наконец он вызвал доктора Маверика, который, видимо, считал себя самой важной персоной в доме.

– Мы поговорим с ним сейчас,– сказал он Лайку.

Молодой врач вошел с очень занятым видом. Элегантный, со вкусом одетый. Правда, его глаза сквозь пенсне казались странными. Маверик подтвердил показания своего персонала и во всем был согласен с Кэрри.

– А теперь, доктор, расскажите нам, что вы сами делали в то время. Можете отчитаться?

– Конечно. Предвидя ваши намерения, я записал все, что делал в эти часы.

Доктор Маверик покинул холл в 21 час 15 минут вместе с Ларси и доктором Бомгартеном. Они пошли к последнему и были там все время, пока мисс Беллевер не прибежала и не попросила доктора Маверика вернуться в холл. Было приблизительно 21 час 30 минут. Он тут же пошел туда и нашел Эдгара Лаусона в состоянии полной прострации.

– Минутку, доктор. Этот молодой человек действительно душевнобольной?

Доктор Маверик снисходительно улыбнулся:

– Мы все немножко душевнобольные, инспектор.

«Глупый ответ»,– подумал инспектор. Он великолепно знал, что здоров, что бы ни говорил доктор Маверик.

– Может он отвечать за свои поступки?

– Полностью.

– Он совершил попытку убить мистера Серокольда.

– Нет, дело до этого не дошло. Лаусон не собирался причинить ему ни малейшего зла. Он любит мистера Серокольда.

– Странная манера доказывать свою любовь.

Маверик снова улыбнулся. Улыбка эта раздражала Кэрри.

– Я хотел бы поговорить с этим молодым человеком,– сказал он.

– Пожалуйста. Вчерашняя вспышка была временной. Сегодня ему лучше. Мистер Серокольд будет доволен.

Кэрри посмотрел на доктора Маверика, тот был невозмутимо серьезен.

– У вас есть мышьяк? – внезапно спросил инспектор.

Вопрос застал Маверика врасплох.

– Мышьяк? Почему мышьяк?

– Ответьте мне.

– Нет. У меня нет его ни в каких формах.

– Но есть у вас лекарства?

– Конечно. Успокаивающие, снотворные, морфий...

– Вы лечите миссис Серокольд?

– Нет. Я – доктор медицины, но практикую только как психиатр. Миссис Серокольд лечит домашний врач, доктор Гунтер из Маркет-Кемпбла,

– Понятно. Благодарю вас, доктор.

Маверик закрыл за собой дверь, и Кэрри тут же сказал Лайку, что психиатры вызывают у него ревматическую боль.

– Теперь перейдем к семье! – воскликнул он.– Прежде всего я хочу видеть Вилли Худа.

Вилли Худ был насторожен. Он с недоверием смотрел на полицейского офицера, но отвечал с готовностью. Он объяснил, что электрическая проводка в Стонегате очень старая, провода в ужасном состоянии и что этого никогда бы не допустили в Соединенных Штатах. Пробка, от которой зависели почти все лампы в холле, сгорела, и он пошел посмотреть, что произошло. Заменив пробку, он вернулся в холл.

– Сколько времени у вас это заняло?

– Не могу сказать точно. Пробки лежат в очень неудобном месте. Надо было найти лестницу, свечу... Я был занят, возможно, десять минут, возможно, и четверть часа.

– Вы слышали выстрел?

– Нет, не слышал ничего похожего. Дверь, которая выходит в коридор, двойная, и одна из сторон обита.

– Когда вы вернулись в холл, что там происходило?

– Они все собрались около кабинета мистера Серокольда. Миссис Стрит кричала, что мистер Серокольд мертв. Но она ошиблась.

– Вы узнали револьвер?

– Мне кажется,.это мой!

– Когда вы видели его в последний раз?

– Два или три дня тому назад.

– Где вы его обычно держите?

– В своей комнате, в одном из ящиков.

– Кто знал, что он там? – спросил Кэрри.

– Никогда нельзя угадать, что в этом доме знают и чего не знают.

– Что вы хотите этим сказать, мистер Худ?

– Они все ненормальные!

– Допустим. Кто, по-вашему, мог убить Гульд-брандсена?

– Я бы на вашем месте подозревал Алекса Рестарика!

– Что заставляет вас так думать?

– У него была такая возможность. Он был в парке совсем один в своей машине.

– Почему он мог убить Гульдбрандсена?

Вилли пожал плечами.

– Я иностранец. Я не знаю всех фамильных историй. Возможно, старик узнал об Алексе что-нибудь, что мог рассказать Серокольду.

– К чему бы это привело?

– Возможно, он отказал бы ему в деньгах. В отношении же того, чтобы научить танцевать мальчишек, они великолепно договариваются.

– Вы считаете, что все это из-за театральных постановок?

– Это так называют!

– Вы хотите сказать, что это из-за чего-то другого?

Вилли снова пожал плечами.

– Я ничего об этом не знаю.

* * *

Алекс Рестарик оказался разговорчивым. Он говорил, сильно жестикулируя.

– Я знаю, знаю! Я идеальный подозреваемый! Я приезжаю сюда один в машине, по аллее, пересекающей парк, и у меня вдруг возникает творческое видение. Я не могу требовать, чтобы вы это поняли. Это невозможно.

– Возможно, мне это удастся,– сухо сказал Кэрри.

Алекс продолжал:

– Иногда случается такое. Нельзя сказать ни «почему», ни «как»... Эффект, мысль... На следующей неделе я ставлю на сцене «Ночи Лименхузы». И вдруг вчера вечером мне представилась прекрасная декорация, освещение, о котором я мечтал! Свет фар, проходя через туман, отбрасывался и падал на строения. Все было здесь: полосы света, торопливые шаги, шум мотора, выстрелы...

Это также могло быть буксиром на Темзе.

Инспектор прервал его:

– Вы слышали выстрелы? Где?

Алекс сделал жест обеими руками, белыми и холеными.

– В тумане, инспектор! Это и было чудесным!

– А вам не пришла мысль, что происходит что-то серьезное?

– Серьезное? Почему?

–Разве выстрелы так часто бывают?

– Я знал, что вы не поймете. Выстрелы! Они как раз и вписывались в сцену, которую я создавал. Мне нужны были выстрелы... опасность, история с опиумом... Мне было наплевать на то, что происходило в действительности!

– Сколько выстрелов вы слышали?

– Не знаю! – воскликнул Алекс, которого раздражало, что его прерывают.– Два, три!.. Два очень близких, это я помню.

Инспектор Кэрри кивнул головой.

– А торопливые шаги, о которых вы говорили, с какой стороны они доносились?

– Я слышал их в тумане. Где-то со стороны дома.

– Это заставляет предположить, что убийца Христиана Гульдбрандсена пришел снаружи,– сказал Кэрри.

– Конечно. А что вас заставляет колебаться? Вы не думаете все-таки, что выстрелы слышались в доме?

– Вас интересуют яды, мистер Рестарик?

– Яды? Но, дорогой мой, Гульдбрандсена, конечно, не отравили перед тем, как его застрелить! Это бы слишком походило на полицейский роман!

– Его не отравили, но вы не ответили на вопрос.

– В яде есть что-то соблазнительное. Это не так глупо, как пуля, и изящнее, чем нож. У меня нет никаких специальных знаний о яде. Вы это хотели знать?

– У вас когда-нибудь был мышьяк?

– Откровенно говоря,– сказал Алекс,– я никогда не думал о мышьяке. Его получают, если не ошибаюсь, из наркотиков, которые убивают мух и сорняки.

– Вы часто приезжаете в Стонегат, мистер Рестарик?

– Когда как, инспектор. Иногда я не приезжаю сюда в течение многих недель. Но когда имею возможность, я провожу каникулы здесь. Я всегда считал Стонегат своим настоящим домом.

– А миссис Серокольд вас в этом поддерживала?

– Я никогда не смогу заплатить миссис Серокольд за все, чем я ей обязан. Симпатию, сочувствие, привязанность...

– И кругленькие суммы?

Алекс сказал с некоторым отвращением:

– Миссис Серокольд смотрит на меня, как на сына, и воспринимает мое искусство серьезно!

– Когда-нибудь она говорила с вами о своем завещании?

– Конечно! Но могу ли я спросить, инспектор, почему вы задаете мне эти вопросы? Нет оснований тревожиться за миссис Серокольд?