Текст книги "Зеркальная игра (Сборник)"

Автор книги: Агата Кристи

Соавторы: Джеймс Хедли Чейз,Джон Кризи
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 27 страниц)

– Надеюсь, что нет,– серьезно сказал Кэрри.

– Что вы хотите сказать, черт возьми?!

– Если вам это неизвестно, тем лучше для вас, а... если вам известно, то вы предупреждены.

Когда Алекс вышел, Лайк повернулся к инспектору:

– Вот так вздор!

Кэрри отрицательно качнул головой:

– Трудно сказать. Возможно, у него настоящий талант. Может быть, он любит легкую жизнь и громкие слова. Неизвестно! Он слышал, как кто-то бежал, правда ли это? Держу пари, что он это выдумал!

– С определенной целью?

– С очень определенной. Мы не можем пока ее отгадать, но отгадаем.

– В конце концов, один из этих хорошеньких гусей мог убежать из заведения. В этой куче есть, конечно, один или два летуна, и значит...

– Нас хотят заставить поверить в это. Это очень удобно. Но знаете, я проглочу свою новую шляпу, если это так.

После брата вошел Стефан Рестарик и объявил:

– Я сидел за фортепиано и играл под сурдинку, когда разразилась ссора между Левисом и Эдгаром.

– Что вы об этом подумали?

– Если быть искренним, должен сказать, мне это не показалось серьезным. Эдгар подвержен таким приступам. Несчастный, но не сумасшедший. Все эти глупости служат для того, чтобы спустить пары. Мы все просто действуем ему на нервы... И больше всех, конечно, Джина.

– Джина? Вы хотите сказать, миссис Худ? Но почему она?

– Потому что эго очень хорошенькая женщина... И она считает это гротескной фигурой. Вы знаете, что отец Джины итальянец, а итальянцы бессознательно жестоки. Они не сочувствуют старым, некрасивым или ненормальным. Насмехаясь, они показывают на них пальцем. Так поступала Джина с Эдгаром. Он важничал, хотел произвести на нее впечатление, но выглядел просто глупо и страдал от этого, а ей было наплевать на все это!

– Не хотите ли вы сказать, что Эдгар Лаусон влюблен В миссис Худ?

– Разумеется, добродушно сказал Стефан. – Мы все немножко влюблены в нее. И это ей нравится.

– А мужу это гоже нравится?

Он едва ли понимает, но, конечно, страдает, несчастный старик! Эта семья скоро лопнет. Это одна из тех историй, каких было много во время войны.

Инспектор прервал его:

– Все это очень интересно, но мы отошли от основной темы, от убийства Христиана Гульдбрандсена.

– Это верно. Только я ничего не могу вам об этом сказать. Я сидел за фортепьяно и не вставал до тех нор, пока не притащилась эта милая Джули со связкой ключей, чтобы попробовать открыть одним из них дверь кабинета.

– Вы остались за фортепьяно? Вы продолжали играть?

– Нет. Я остановился, когда голоса стали громче. Но я не волновался за исход ссоры. У Левиса «динамический» глаз. Я не могу найти другого выражения. Ему было достаточно посмотреть на Эдгара, чтобы вернуть его на землю.

– Не можете ли вы мне сказать, кто выходил из холла в го время, как вы... В то время, которое нас интересует?

– Вилли, чтобы сменить пробку... Джульетта Бел-левер, чтобы найти ключи... Насколько я знаю, это все...

– Если бы еще кто-нибудь вышел, вы бы заметили?

Стефан подумал.

– Возможно, и нет. Если бы кто-нибудь вышел и вернулся на цыпочках, я бы, конечно, не заметил... В холле было так темно! А все наше внимание было поглощено ссорой.

– Кто, по-вашему, наверняка не выходил из холла весь вечер?

– Миссис Серокольд... Да, и Джина. В этом я бы поклялся.

– Спасибо, мистер Рестарик.

Стефан пошел к двери. Поколебался и вернулся.

– Что это за история с мышьяком? – спросил он.

– Кто вам сказал о мышьяке?

– Брат.

– А...

Стефан спросил:

– Миссис Серокольд хотели отравить мышьяком?

– Почему вы думаете, что миссис Серокольд?

– Я читал, не помню где, статью, в которой говорилось о симптомах отравления мышьяком. Это называется «периферическим неврозом». И это более или менее совпадает о болями, которые она испытывает в течение некоторого времени. С другой стороны, вчера вечером Левис отобрал у нее лекарство, которое она собиралась принять...

– Кто, по-вашему, мог давать мышьяк миссис Серокольд?

Странная улыбка мелькнула на красивом лице Стефана Рестарика.

– Не тот, на кого вы можете подумать. Вы можете подозревать ее мужа. Левис Серокольд от этого ничего не выиграл бы. Кроме того, он обожает свою жену. Для него невыносимо, если у нее болит даже мизинец.

– Тогда кто? У вас есть предположения?

– О да! Я даже могу сказать с уверенностью.

– Пожалуйста, скажите.

– Это интуиция. У меня нет доказательств, и, возможно, вы не согласитесь со мной.

И с равнодушным видом Стефан Рестарик вышел из комнаты. Инспектор рисовал кошек на листе бумаги, лежавшем перед ним. Три мысли вертелись у него в голове:

а) Стефан Рестарик много о себе понимает;

б) братья представляют единый фронт;

в) Стефан очень красив, а Вилли некрасивый.

Два других обстоятельства смущали инспектора: что имел в виду Стефан под «интуицией»? И еще, сидя за пианино, мог ли он видеть Джину? Кэрри не верил в это.

В полутьму библиотеки Джина внесла экзотический свет. Инспектор даже отвел глаза от этой жизнерадостной молодой женщины. Она села, положила оба локтя на стол и сказала не без любопытства:

– Ну так что?

Она была в красной кофте и брюках бутылочного цвета.

– Я вижу, вы не в трауре, миссис Худ,– сказал Кэрри суховато.

– У меня нет траурной одежды. И потом мне отвратителен черный цвет. Только кассирши и домохозяйки должны носить черное. Потом между мной и Христианом не было никакого родства, он только пасынок моей бабушки.

– Видимо, вы очень мало его знали?

– Да... Он приезжал сюда три или четыре раза, когда я была маленькой. Во время войны я была в Америке и только шесть месяцев назад вернулась сюда.

– Вы приехали в Стонегат, чтобы жить здесь? Или вы приехали просто в гости?

– Я еще об этом не думала.

– Эта сцена вчера вечером, миссис Худ... Кто был в холле в это время?

– Мы все были там... Кроме дяди Христиана, разумеется.

– Не все, миссис Худ. Входили... Выходили...

– Вы думаете? – спросила Джина туманно.

– Например, ваш муж выходил, чтобы сменить пробки.

– В самом деле. Вилли любит возиться с этим оборудованием.

– Выстрел раздался, кажется, в его отсутствие. Все подумали, что это в парке.

– Я не помню... Ах да!.. Лампы снова загорелись, и Вилли вернулся.

– Кто-нибудь еще выходил из холла?

– Я этого не помню.

– Где вы сидели?

– В конце холла, у окна.

– Сбоку от двери в библиотеку?

– Да.

– Сами вы выходили из холла?

– Я?.. Во время таких событий?.. Конечно, нет!

Казалось, даже мысль об этом возмущала Джину.

– Где сидели другие?

– Большинство вокруг камина. Тетя Мильдрид вязала, и тетя Джейн, то есть мисс Марпл, тоже. Бабушка сидела без работы.

– А Стефан Рестарик?

– Вначале он играл на фортепьяно. А после – я не знаю.

– А мисс Беллевер?

– Она крутилась, как обычно. Она ведь никогда не присядет. Она искала ключи и еще что-то, не знаю... Что это за история с бабушкиным лекарством? – неожиданно спросила Джина.– Ошибся фармацевт, приготовляя его, или еще что-нибудь?

– Почему вы об этом спрашиваете?

– Исчезла бутылочка. Джули прямо заболела от этого, она все перерыла, чтобы ее найти. Я думала, что она сойдет с ума. Алекс сказал, что ее забрала полиция. Это правда?

Не отвечая на вопрос, инспектор спросил:

– Вы сказали, что мисс Беллевер была потрясена?

– Джули всегда паникует,– беззаботно сказала Джина.– Это в ее вкусе. Я иногда думаю, как это выносит бабушка?!

– Последний вопрос, миссис Худ. Кто мог убить Христиана Гульдбрандсена? У вас нет никаких предположений?

– Мне кажется, что это кто-нибудь из этих полоумных. У нормальных здравый смысл. Они убивают только тогда, когда нужно ограбить кассу, достать деньги или драгоценности, но не ради удовольствия. А полоумные, «умственно отсталые», они способны убить только ради удовольствия. Я не вижу причин, из-за которых они могли убить дядю Христиана, если не для удовольствия. Я не могу сказать точно... но...

– Вы хотите сказать – без всяких причин?

– Да, именно. Ничего не украли, не правда ли?

– Но, знаете, миссис Худ, в это время заведения заперты, никто не может выйти без пропуска.

– Вы верите в это? – засмеялась Джина.– Эти ребята выйдут откуда хотите! Они выучили меня некоторым трюкам...

– Она забавна! – сказал Лайк, когда Джина вышла из библиотеки.– В первый раз я видел ее близко... Она великолепно сложена! Силуэт иностранки!.. Вы понимаете, что я хочу сказать?

Кэрри бросил на него суровый взгляд. Лайк поспешил добавить, что миссис Худ не вызывает меланхолии.

– Можно сказать, что, несмотря на эту историю, она не скучает ни минуты.

– Не знаю, прав ли Стефан, когда говорит о разводе,– сказал инспектор.– Но она позаботилась сказать, что Вилли Худ вернулся в холл, когда услышали выстрел.

– А по мнению других, это ложь.

– Ну да!

– Она также не сказала, что мисс Беллевер выходила из холла, чтобы найти ключи.

– Но это правда,– сказал, подумав, инспектор.

Миссис Стрит занимала больше места в библиотеке, чем Джина. Черное платье, ожерелье из оникса, ленточка, которой были завязаны гладко причесанные волосы, не казались уже экзотичными. Инспектор Кэрри сказал себе, что она имеет такой вид, какой должна иметь' вдова проповедника. Это было необычно: так мало людей имеют вид, соответствующий тому, что они есть на самом деле. Даже прямая линия ее сжатых губ имела что-то аскетическое и клерикальное. Кэрри думал, что миссис Стрит воплощение христианской суровости, возможно, сильной христианской души, но не христианского милосердия. Ему казалось, что миссис Стрит чем-то обижена.

– Я думала, что вы мне скажете, в котором часу я вам понадоблюсь, инспектор. Я должна была все утро ждать, когда вы меня позовете.

Кэрри понял, что она уязвлена, и постарался не подливать масла в огонь.

– Извините меня, миссис Стрит, но вам не знаком метод ведения дел. Мы начинаем с того, что собираем свидетельства, имеющие меньшую значимость, так сказать, развязываемся с этим. И в последнюю очередь для нас важно поговорить с человеком, который умеет наблюдать, и к показаниям которого мы испытываем полное доверие. Это позволяет нам проверить все, что говорилось до сих пор.

Миссис Стрит смягчилась.

– О! Я вижу, что не подумала об этом.

– Миссис Стрит, вы знаете жизнь, здесь вы дома, вы

дочь миссис Серокольд и, следовательно, можете меня информировать об ее окружении.

– Конечно,– ответила миссис Стрит.– Но вы должны знать, кто убил моего брата. Это бросается в глаза!

Инспектор облокотился на спинку стула и провел пальцем по своим маленьким, аккуратно подстриженным усам.

– Спокойнее,– сказал он.– Так что бросается в глаза?

–..Этот ужасный американец, муж бедной Джины! Он единственный не член нашей семьи. Мы абсолютно ничего о нем не знаем. Это, без сомнения, один из гангстеров, какие встречаются в Америке!

Разве этого достаточно, чтобы объяснить убийство мистера Гульдбравдеена? Из-за чего бы он мог убить его?

– Христиан мог что-то узнать про него. Я считаю, что брат поэтому так скоро приехал к нам снова.

Вы в этом уверены?

– Это очевидно. Он уверял, что приехал по делам заведения... Но он приезжал для этого в прошлом месяце, и с тех пор не произошло ничего важного. Безусловно, он вернулся по личным причинам. Он видел Вилли в прошлый раз. Возможно, он навел справки о нем в США! Не так легко обмануть моего брата! Я уверена, что он вернулся, чтобы навести порядок... Чтобы сорвать маску с Вилли! И, естественно, Вилли его убивает!

– Возможно!..– ответил инспектор, подрисовывая усы одному из котов.

– А вы не считаете, что все могло произойти таким образом?..

– Возможно...– ответил инспектор.– Но до тех пор, пока мы не установили мотив, из-за которого он убил Гульдбрандсена, это не подвинет нас вперед.

– По-моему, Вилли Худ думает только о деньгах. Вот почему он приехал из Америки, живет здесь за счет Серокольда. Он не может много получить, пока жива моя мать. После ее смерти Джина наследует колоссальное состояние...

– И вы тоже, миссис Стрит?

– Да, я тоже. Мы с мужем вели скромную жизнь. Он почти ничего не тратил, только на книги... Он был очень культурным и образованным человеком. Мое собственное состояние удвоилось. Этого более чем достаточно на мои нужды, но всегда можно употребить деньги на

пользу других. Если я когда-нибудь получу наследство, я буду рассматривать его как священный вклад.

Кэрри сделал вид, что не понял:

– Но это не будет вкладом, я думаю? Это состояние будет вашим?

– Да... В некотором смысле. Да, моим!

Удивленный тоном, каким были произнесены последние слова, инспектор быстро поднял голову,– миссис Стрит на него не смотрела, торжествующая улыбка играла на ее тонких губах. Инспектор сказал с уважением:

– Так, значит, по-вашему, я должен признать, что у вас было достаточно оснований, чтобы выработать свое мнение... Мистер Вилли Худ хотел наложить руку на состояние, которое должна получить его жена после смерти миссис Ссрокольд. Кстати, не заметили ли вы каких-либо изменений в состоянии здоровья вашей матери за последнее время?

– Она страдает от ревматизма,'-'но, в старости– есть всегда какая-нибудь болезнь. Люди, которые носятся со своими болезнями, не вызывают у меня симпатии!

– А что, разве миссис Серокольд носится с болезнями?

Одно мгновение миссис Стрит хранила молчание.

– Нет, но она привыкла, что другие этим занимаются. Заботы моего отчима исключительны. Что касается мисс Беллерер, то она просто смешна! Ее преданность моей матери восхитительна, но она сделалась каким-то бедствием. Она положительно тиранит бедную женщину... Она управляет всем в доме и считает, что ей все позволено.

Кэрри медленно кивнул головой.

– Понимаю, понимаю,– сказал он и прибавил, внимательно наблюдая за миссис Стрит: – Есть одна черточка, которую я никак не схватываю. Что делают здесь оба брата Рестарики?

– Опять же губительная сентиментальность! Их отец женился на моей матери из-за денег и через два года сбежал от нее с югославской певичкой, плачевно аморальной. Моя мать была достаточно слабой и пожалела мальчиков, так как они не могли проводить каникулы с такой женщиной; она их как бы усыновила. С тех пор они и существуют здесь паразитами. Конечно, тарелок у нас хватает!

– У Алекса Рестарика была возможность убить Христиана Гульдбрандсена. Он был один в машине, в парке... А Стефан?

– Стефан был с нами в холле. Мне не нравится, как держится Алекс. Он все больше и больше становится вульгарным, и я предполагаю, что ведет он вульгарную жизнь. По правде сказать, я не представляю его убийцей. Почему бы ему понадобилось убивать моего брата?

– Мы все время приходим к одному и тому же. Что мог знать Гульдбрандсен об X... такое, что X... решил его убить?

– Точно! – воскликнула с внезапной живостью миссис Стрит.– Разумеется, убийца – Вилли Худ. Какой ужас! Я одна страдаю от этого! Никто из живущих здесь не находится в родстве с Христианом. Для матери он был только пасынком! Для меня он был братом!

– Сводным братом,– подсказал инспектор.

– Да, сводным. братом, и он был намного старше меня, но мы оба были Гульдбрандсены!

– Да, да... Я понимаю, что вы испытываете.

Мильдрид Стрит вышла из комнаты. У нее на глазах были слезы. Кэрри посмотрел на Лайка.

– Она убеждена, что убийца – Вилли Худ, и ни на секунду не может предположить, что это кто-то другой!

– Кто знает, права ли она?!

– Все указывает на Вилли. Случай благоприятный... Мотив... Если ему нужны деньги, то смерть бабушки необходима. Тогда Вилли стряпает лекарство, а Христиан Гульдбрандсен видит это.. Или узнает, уж не знаю как. Да... Это подходит.– Он замолчал и через секунду добавил: – Между прочим, Мильдрид Стрит любит деньги, она скупа. Но совершит ли она преступление, чтобы завладеть деньгами?

– Это сложно, не правда ли? – сказал сержант Лайк, почесывая затылок.

– Сложно, но интересно. А Джина Худ, Лайк! Она интригует меня больше всех. Или у нее плохая память, или она лжет так же просто, как дышит.

– И то, и другое,– сказал сержант Лайк.

– Несомненно,– согласился Кэрри с задумчивым видом.

 Часть четвертая
Кэрри находит оружие

«Как трудно составить представление о человеке по тому, что о нем говорят»,– думал инспектор Кэрри. Он смотрел на Эдгара Лаусона, о котором в то утро ему говорило столько людей. Его впечатление было до смешного отличным от впечатлений других. Эдгар не казался ему ни «странным», ни «вызывающим», ни «ненормальным». Перед инспектором стоял самый обычный парень, очень угнетенный и жалкий. Он желал говорить с инспектором и рассыпался в извинениях.

– Я понимаю, что действовал ужасно. Я в самом деле не понимаю, что произошло со мной. Как я мог устроить такую сцену и поднять весь этот гвалт? А этот выстрел? Я стрелял в мистера Серокольда, который был так добр и терпелив со мной!

Он нервно ломал руки, и на эти руки, с их тощими запястьями, было жалко смотреть.

– Если меня должны судить, то я готов следовать за вами. Я это заслужил, я полностью признаю, что виновен!

– Никто не подал на вас жалобу,– сказал сухо инспектор.– По мнению мистера Серокольда, этот выстрел был случайным, мы не обязаны в это вмешиваться.

– Я очень хорошо знаю, что никогда не было такого доброго человека, как мистер Серокольд! Я ему обязан всем, и вот как я плачу за все его благодеяния!

– Что вас на это толкнуло?

Эдгар казался смущенным.

– Я вел себя как дурак!

– Мне тоже так кажется,– сухо сказал инспектор.– Вы при свидетелях сказали мистеру Серокольду, что вам удалось открыть, что он ваш отец? Это правда?

– Нет.

– Откуда вам пришла в голову эта мысль? Кто-нибудь вам ее внушил?

Эдгар смутился и явно заволновался.

– Это трудно объяснить... Я просто не знаю, с чего начать...

Инспектор ободрил его взглядом.

– Попробуйте, мы не сделаем вам никаких неприятностей, не бойтесь!

– Видите ли, детство мое не было счастливым. Другие мальчишки смеялись надо мной, так как у меня не было отца. Они смотрели на меня, как на подкидыша... Я и был им. Мать моя была всегда пьяна, и к ней все время приходили мужчины. Думаю, что моим отцом был иностранный моряк. Дом наш всегда был отвратительным. Какой-то ад! И я начал воображать, что мой отец был не простой моряк, а вот кто-то из известных людей и что я законный наследник большого состояния. И тогда я стал ходить в другую школу и два или три раза в туманных выражениях хвастался этим. Я говорил, что мой отец адмирал. И кончил тем, что сам поверил в это, и от этого я был менее несчастным.– На секунду он остановился передохнуть, а затем продолжал: – Тогда, позже, я представил себе другое. Я жил в отелях и там рассказывал массу глупостей. Я говорил, что был пилотом на истребителе или что я служил в армии в разведке. Я лгал и не мог остановиться. Я не хотел быть несчастным, но не мог ничего сделать. Мистер Серокольд и доктор Маверик скажут вам, в чем дело. У них есть документы! В конце концов мистер Серокольд вытащил меня и привез сюда. Он сказал, что ему нужен секретарь, который бы ему помогал... И я не могу сказать, что я ему действительно не помогал! Я помогал ему! Но все смеялись надо мной, они все время смеялись надо мной!

– Миссис Серокольд тоже смеялась?

– Нет. Миссис Серокольд настоящая дама... Она всегда любезна и добра. Но Джина всегда смотрела на меня, как на последнего из последних, и Стефан Рестарик. И миссис Стрит меня презирала за то, что я не светский человек, мисс Беллевер тоже... А что она собой представляет? Компаньонка? Прачка? Не правда ли?

Кэрри заметил в молодом человеке признаки нарастающего возбуждения.

– В общем, они не симпатизировали вам?

– Потому что я подкидыш! – воскликнул запальчиво Эдгар,– Если бы у меня был отец, они не вели бы себя таким образом.

– Ну так для того, чтобы себя успокоить, вы присвоили себе некоторое количество знаменитых отцов?

Эдгар покраснел и сказал сквозь зубы:

– Я всегда лгал.

– И в конце концов вы заявили, что мистер Серокольд ваш отец. Почему?

– Потому что я надеялся заставить их замолчать раз и навсегда! Если бы он был моим отцом, они бы не могли ничего сделать против меня.

– Да. Но вы обвинили его в том, что он ваш враг, что он вас преследует.

Эдгар потер лоб.

– Все перемешалось у меня в голове. Это со мной иногда бывает.

– Вы взяли револьвер в комнате мистера Худа?

Эдгар смутился.

– Вы думаете, я взял его там?

– Вы не помните?

– Я хотел запугать мистера Серокольда.

– Каким образом вы достали револьвер? – спросил инспектор, не теряя терпения.

– Вы сейчас только сказали это... Я взял его в комнате Вилли. Где бы я еще мог его достать?

– Не знаю. Кто-нибудь мог его вам дать...

Эдгар выразительно посмотрел на него.

– Мне дать? Я не помню. Я был так потрясен! Я пошел, чтобы прогуляться в парке, стараясь успокоиться. Мне казалось, что за мной наблюдают, шпионят, все преследуют меня, даже эта старая дама с седыми волосами... Мисс Марпл... Должно быть, у меня был приступ безумия. Я не помню ни места, в котором я находился, ни что я делал в это время!

– Кто вам сказал, что мистер Серокольд ваш отец? Это вы, конечно, помните?

Эдгар снова бросил бесцветный взгляд на инспектора и мрачно сказал:

– Никто мне этого не говорил. Эта мысль пришла мне самому в голову.

Кэрри вздохнул. Такие ответы его не удовлетворяли, но он понимал, что больше уже ничего не добьется.

– Хорошо,– сказал он,– старайтесь в будущем быть серьезнее!

– Хорошо, я вам это обещаю.

Эдгар вышел, и Кэрри медленно наклонил голову.

– Черт возьми, это патологический случай!

– Вы думаете, что он сумасшедший, шеф? – спросил сержант Лайк.

– Он сумасшедший меньше, чем я думал. Он не умен, хвастун и лжец... Но есть в нем какое-то чистосердечие, не лишенное очарования. Он, должно быть, ужасно поддается влияниям.

– Вы думаете, что его кто-то научил сделать то, что он сделал?

– Разумеется. И мисс Марпл права в этом. Эта старая мадемуазель тонкая штучка. Я бы очень хотел узнать, кто влияет на этого парня. Он не хочет этого сказать. Если бы мы только это знали... Идите сюда, Лайк. Мы сейчас займемся восстановлением всей сцены, которая произошла в холле.

* * *

Инспектор Кэрри сидел за пианино, а сержант Лайк у окна, выходящего на пруд.

– Ну вот мы и на местах,– сказал инспектор.– Когда я сижу на этом месте и наполовину поворачиваюсь, как делаю это сейчас, стараясь не терять из виду дверь кабинета, я не могу вас видеть.

Сержант Лайк бесшумно поднялся и проскользнул в библиотеку.

– Вся эта часть комнаты была в темноте. И только лампа, находящаяся у двери кабинета, оставалась зажженной. Нет, Лайк, я не заметил, что вы вышли.

А раз вы попали в библиотеку, совершенно просто для вас пройти в коридор через другую дверь. Двух минут вам достаточно, чтобы добежать до комнаты Гульдбрандсена, убить его, вернуться через библиотеку и сесть в холле около окна.– Одну минуту Кэрри размышлял, затем снова заговорил: – Женщины, находящиеся около камина, сидят к вам спиной. Миссис Серокольд сидела там, с правой стороны у камина, около двери в кабинет. Все говорят, что она не двигалась, а только она одна могла видеть всех. Мисс Марпл была там, она расположилась позади миссис Серокольд. Миссис Стрит находилась слева от камина, рядом с дверью, выходящей в вестибюль; этот угол был в темноте. Она могла выйти и вернуться обратно.– Вдруг Кэрри захохотал: – Я могу тоже так сделать.

Он поднялся со своего табурета и скользнул вдоль стены.

– Только Джина Худ могла заметить, что меня больше нет у пианино. А помните, что она сказала? «Вначале он играл на пианино, после я не знаю, куда он пошел».

– Так вы думаете, что Стефан убийца?

– Пока не знаю. Это не Эдгар Лаусон^не Левис Серокольд, не миссис Серокольд, не мисс Джейн Марпл. Что касается других...– он глубоко вздохнул,– возможно, это американец. Эти перегоревшие пробки! Удобное совпадение. Но мне симпатичен этот тип... Конечно, это ничего не доказывает.– Он внимательно посмотрел на ноты, лежащие на пианино.– Хиндемит? Кто это такой? Я никогда не слышал о нем. Шостакович... Господи, какие имена!

Он посмотрел на старый табурет, стоящий перед пианино.

– Не модная музыка здесь. Ларго Генделя, экзерсисы Черни, «Я знаю один хорошенький садик»... Жена пастора пела это, когда я еще был мальчишкой...

Он замолк, с пожелтевшими страницами романса в руках. Он только что заметил, что на прелюдах Шопена лежал маленький автоматический пистолет.

– Стефан Рестарик! – радостно воскликнул сержант Лайк.

– Не делайте поспешных заключений. Спорю, что хотят заставить так думать.

* * *

Мисс Марпл взобралась по лестнице и постучалась в дверь комнаты миссис Серокольд.

Можно мне войти, Керри-Луиза?

– Разумеется, дорогая Джейн.

Сидя перед зеркалом, Керри-Луиза причесывала свои серебряные волосы. Она посмотрела через плечо.

Меня спрашивает полиция? Я буду готова через несколько минут.

~~ Как ты себя чувствуешь?

– Очень хорошо. Джули настояла, чтобы я позавтракала в постели, и Джина принесла мне завтрак на цыпочках, как будто я тяжело больная! Люди не понимают, что чем ты старше, тем легче переносишь такие трагические моменты, как смерть Христиана. У меня было время, чтобы узнать, что все возможно... и что все происшедшее здесь имеет мало значения.

– Да,– сказала нерешительно мисс Марпл.

– Ты не разделяешь моего мнения, Джейн? Это удивительно!

– Христиан был убит,– мягко сказала мисс Марпл.

– Да... Я понимаю, что ты хочешь сказать. Ты думаешь, что это очень важно?

– А ты нет?

– Это не имеет никакого значения для Христиана,– просто сказала Керри-Луиза.– Это важнее для того, кто его убил.

– Кто это мог быть, по-твоему?

– На этот счет у меня нет ни малейшего подозрения. Я не могу даже придумать причину. Разумеется, что существует связь между этим преступлением и причиной, которая привела сюда Христиана в прошлом месяце. Я не думаю, что он приехал бы без серьезной причины. Какой бы ни была эта причина, она уже существовала в тот момент; но я напрасно ищу, я не могу найти ничего особенного.

– Кто был тогда в доме?

– Все те же, кто находится здесь и сейчас... Да, приехал Алекс из Лондона. И... А да... Рут была здесь.

– Рут?

– Да, дорогая моя сестра Рут. Она провела с нами несколько дней.

– Рут? – повторила мисс Марпл.

Ум ее работал. Она думала о беседе, которая была у нее с миссис Ван Рейдок перед отъездом в Стонегат. Рут была очень опечалена и взволнована. Во время пребывания у сестры у нее было постоянное чувство тревоги. Почему? Она ничего не понимала. Что-то было плохое, это все, что она могла сказать. Христиан Гульдбрандсен гоже был опечален, но он знал или подозревал что-то.

– Что от меня скрывают? – спросила миссис Серокольд.– У вас у всех очень загадочный вид.

Мисс Марпл вздрогнула:

– Почему ты так говоришь?

– Потому что я это вижу. Я не говорю о Джули, но и все прочие, включая Левиса... Он приходил ко мне в начале завтрака, и я нашла его очень странным. Он выпил немного кофе и даже съел кусочек поджаренного хлеба с апельсиновым вареньем. Для него это необычно. Он всегда пьет чай и никогда не ест апельсиновое варенье. Должно быть, он думал о чем-то другом... И я предполагаю, что он забыл позавтракать. Это часто с ним случается. И он казался таким озабоченным, таким занятым!

Воцарилось неловкое молчание. Но было видно, что миссис Серокольд его не замечала.

– О чем ты думаешь, Керри-Луиза?

Казалось, что Керри-Луиза вернулась издалека.

– Я думала о Джине. Ты мне сказала, что Стефан Рестарик влюблен в нее. Джина очаровательный ребенок. И она обожает Вилли. Я в этом уверена.

Мисс Марпл ничего не сказала, и миссис Серокольд начала тоном, которым, казалось, хотела оправдать свою внучку:

– Такие молодые женщины стараются эмансипироваться, почувствовать, что они имеют власть над мужчиной! Это естественно! Совершенно очевидно, что Вилли не такой муж, какого бы мы хотели для Джины. Конечно, она не должна была его встретить, но она его встретила и влюбилась в него. Я думаю, что она лучше всех знает, что ей нужно.

– Возможно,– сказала мисс Марпл.

– Необходимо, чтобы Джина была счастлива.

Мисс Марпл посмотрела с удивлением на свою под-РУгу.

– Я думаю, что счастье всем необходимо.

– Но случай с Джиной особенный. Когда мы удочерили ее мать... Когда мы удочерили Пиппу, мы сказали себе, что совершенно необходимо, чтобы опыт увенчался успехом. – Видишь ли, мать Пиппы...– Керри-Луиза замолчала.

– Кто была мать Пиппы? – спросила мисс Марпл.

Казалось, что Керри-Луиза не решается говорить.

– Мы с Эриком решили никому не говорить об этом. Пиппа сама этого не знала.

– А я бы очень хотела это узнать,– объявила мисс Марпл.

Миссис Серокольд колебалась.

– Эго не из любопытства,– тихо сказала мисс Марпл. Мне в самом деле необходимо знать. Ты можешь мне довериться.

– Ты всегда умела хранить секреты, Джейн,– сказала Керри-Луиза, и, говоря это, она как бы улыбнулась прошлому.– Доктор Галбрайт – теперь он аббат в Кромере – он один знает это. Матерью Пиппы была Катрин Эльсворт!

Эльсворт? Женщина, которая отравила мышьяком своего мужа?

– Да.

– Она была повешена?

– Да. Но не было абсолютной уверенности, что это она отравила своего мужа. У него была мания принимать мышьяк. Это было патологично. А в то время этого не понимали.

– Она мочила бумагу для мух.

– Мы всегда думали, что показания бонны были продиктованы злостью.

– Пиппа была ее дочерью?

– Да. Мы с Эриком решили, что малышка будет 1 ульдбрандсен, что мы ей дадим в некотором смысле новую жизнь... Мы хотели окружить ее нежностью, заботой и всем тем, что необходимо ребенку. Нам это удалось. Трудно представить себе существо более милое и счастливое, чем Пиппа!

Мисс Марпл молчала целую минуту.

– Вот я и готова,– сказала Керри-Луиза.

– Не будешь ли так любезна спросить у инспектора... Не знаю, так ли его называют... Что, если он перейдет в маленький салон? Я не думаю, что это будет ему неприятно.

Инспектор Кэрри был счастлив представившимся ему случаем увидеть миссис Серокольд в ее личных апартаментах. Он воспользовался этим и, пока ждал ее, все с любопытством осмотрел. Он заметил старую фотографию двух девочек. Одна была темноволосая, улыбающаяся, другая, довольно некрасивая, смотрела на веселую обиженным взглядом. Утром его уже поразило подобное выражение глаз. На фотографии была надпись: «Пиппа и Мильдрид». Он все еще смотрел на фотографию, когда вошла миссис Серокольд. Она была в черном платье из легкой материи. Ее бело-розовое лицо под короной сере-, бряных волос казалось крайне беззащитным. Хрупкость этой женщины даже растрогала инспектора. Он понял, почему все, кто ее знал, старались скрыть от нее все, что было возможно.

Она поздоровалась с ним, попросила его сесть и устроилась в кресле рядом с ним. Кэрри начал ее осторожно спрашивать. Она охотно и без колебании отвечала на его вопросы: и о погасшем в холле свете, и .о ссоре между Эдгаром и мужем, об услышанном выстреле...