Текст книги "Совесть"

Автор книги: Адыл Якубов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 41 страниц)

А насчет своей работы Хайдар сказал отцу неспроста. Он действительно к ней остыл. И дело даже не в том скандале, что разгорелся на защите. Нет, не с потолка взята эта идея о повторном использовании сточных вод. Долгие три года провел Хайдар в Каршинских степях, в новых совхозах Мирзачуля, в знойных просторах Язяванских степей. Испытал влияние сточных вод на почву. В его науйной работе даны карты тех мест, схемы, приведены результаты опытов и есть заключения специалистов – все это имеется. Ошибся он лишь в одном – в процентном соотношении минеральных солей. Вот тут-то и сказалась «помощь» Вахида Мирабидова. Он ведь и предложил это самое соотношение.

Впрочем, не к чему Хайдару валить всю вину на руководителя. Он и сам во многом виноват. Старик прав: поторопился Хайдар. А в другом он прав еще более. Уверовал Хайдар в могущество отца, в непогрешимость и силу руководителя. Сел на чужие плечи! А жизнь повернула иначе. Все оказалось куда сложнее, запутаннее.

Хайдар встал, прошелся по саду.

Дома ни души. Младшие братья в горах – в лагере. И Тахира с матерью куда-то ушли, скорее всего по свадебным делам.

Свадебные дела!.. Латофат!..

Так нужно поговорить с ней Хайдару. Решил сходить к деду. Вчера вечером Латофат с подругами до полуночи работала в библиотеке старика. Но поговорить не удалось, – после той стычки она избегает его. Может, и сегодня будет там и все-таки согласится выслушать его?

Не успел выйти за калитку, сзади окликнул взволнованый голос Латофат:

– Хайдар-ака!

Стремительно подъехала на велосипеде, затормозила прямо перед Хайдаром. Видно, очень торопилась. Высокая прическа рассыпалась, волосы разметались по плечам. В лице ни кровинки. В затененных густыми ресницами глазах – отчаяние.

– Отец ваш… Атакузы-ака дома?

– Нет, куда-то уехал. Что случилось?

– А куда? Не знаете?

– Нет. Да что же случилось?

– И в конторе его нет, – Латофат, занятая своим, не отвечала на вопросы Хайдара. – И парторга нет. Что же делать?..

– Да что случилось, наконец?!

– Наш бригадир Али-Муйлов посадил домлу Абидова!

– Посадил? Сакиджана Абидова? Это куда же?

– Домла не давал ему сыпать ядохимикаты! – сплетая и ломая тонкие пальцы с нежно-красными от хны ногтями, Латофат оглядывалась по сторонам. – Что же теперь делать? Как нам быть?

Хайдару понадобилась лишь секунда. Решительно скомандовал:

– Ставь свой велосипед во двор! Сейчас выведу машину.

Он побежал в гараж, через минуту выехал на «Москвиче».

– Садись! Говоришь, в конторе отца нет? Сейчас найдем.

Хайдар резко нажал педаль. Машина рванулась вперед.

А случилось вот что.

Вчера утром доцент Абидов со своими помощниками собрался, как всегда, в поле. И вдруг тяжело притопал весь красный, запыхавшийся Али-Муйлов. Обычно висящие подковой усы топырились в стороны. Дико вращая глазами, залопотал, заикаясь пуще Сакиджана Абидова:

– С-совка, домла! Хлопковая с-совка!

К удивлению его, это весть не привела в ужас Абидова. Даже будто обрадовала.

– Превосходно! Превосходно! Где же она, совка? Скорее ведите меня.

Али-Муйлов всполошился не зря. На краю поля, как раз на опытном участке, отведенном группе Абидова, появились верные признаки хлопковой совки. Несколько веток хлопчатника пожелтели. На изрешеченных листьях по краю выеденных дыр приклеились мелкие розово-желтые гусеницы. Эти личинки нисколько не обеспокоили Сакиджана Абидова!

– Не тревожьтесь, Муйлов! – потирал он руки. – Не делайте из мухи слона. Мы тут понаблюдаем, изучим…

– Ч-что-что? – заикаясь, взвыл Усач. – Что вы сказали, д-дорогой мудрец?

– Н-не бойтесь, я вам говорю. Мы посчитаем, сколько совок приходится на квадратный метр, примем меры…

– Сахар вашим устам! Он еще собирается считать хлопковую совку!.. Хотите, чтобы вместо хлопка я сдал государству эти самые личинки?

– Так участок же по договору отведен нам!

– А я по плану должен хлопок сдавать и с твоего участка! – разъяренный Али-Муйлов пригвоздил взглядом Абидова.

Через несколько минут он промчался мимо на отчаянно тарахтевшем мотоцикле.

А Сакиджан Абидов приступил к работе. Открыл колбы, отсыпал в бумажные пакетики по щепотке желтой пыльцы – личинки трихограммы, раздал помощникам. Надо было разложить под кустами пакетики с этой пыльцой – в этом и состояла особенность метода, разработанного Абидовым. Не заметили, как прикатил и Али-Муйлов с колхозным агрономом. Тот посмотрел на пожухлые кусты, и глаза его полезли из орбит. Абидов и его успокаивал, показал договор на проведение опытов, заверил: все меры будут приняты…

Вчера было спокойно. Поэтому вечером Латофат и ушла помогать Нормураду-ата.

А наутро, когда девушки, ни о чем не подозревая, пришли на работу, они даже к полю не смогли подойти: над всей бригадой, и, конечно, над их участком, висел остро пахнущий туман. Трактористы в противогазах ездили по полю, распыляли яд.

Непонятно, то ли Али-Муйлов приказал обработать препаратом без разбора все поля, то ли трактористы по ошибке прихватили и опытный участок, – так или иначе, но над всем бригадным полем растянулось едкое желтовато-серое облако.

– Домла наш где? Где домла?.. – Девушки кинулись к полевому стану. Там – никого. Один лишь Усач, заложив руки за спину, удовлетворенно вышагивал вокруг хауза, усы правильной подковкой свисали вниз.

– Скажите, Алиджан-ака, где наш домла?

– Ваш домла… – Муйлов усмехнулся, кивнул на двухэтажный каменный дом: – Он там, в подвале, рассказывает крысам, как совок считать.

Латофат подбежала, наклонилась к маленькому, забранному решеткой окошку подвала.

– Домладжан! – Латофат принялась трясти железные прутья.

Сакиджан Абидов стоял у окна, сложив руки на груди. Увидев Латофат, молча отошел в темный угол подвала. '

Девушка просила, требовала, плакала:

– Выпустите домлу! Сейчас же откройте! Я к раису пойду!

– Хоть к самому министру беги! – усмехнулся Муйлов. – Пусть выгонит меня, если им урожай не нужен!

…Машина вылетела из кишлака. Латофат думала, что они едут искать раиса. Но нет, Хайдар свернул на Минг булак. Значит, гонит прямо в бригаду.

«Что он задумал? Разве Али-Муйлов послушает его?»

«Москвич» с грохотом скакал через ухабы, выбоины. В сощуренных глазах Хайдара, в смуглом, осунувшемся лице Латофат почудилось что-то от его отца – твердое, суровое, незнакомое раньше выражение. Вот так – суровый, не сбавляя скорости – он и подлетел к стану, затормозил.

Али-Муйлов все еще прохаживался вокруг хауза – руки за спиной, под усами улыбка. Вдруг увидел: сын Атакузы выходит из машины. Засеменил к нему:

– А, Хайдарджан! А я смотрю, кто это едет…

– Где доцент Абидов? – строго перебил Хайдар и, не дожидаясь ответа, прошел вслед за Латофат к подвалу. Увидел на двери большой замок. – Кто это вам дал право запирать домлу?

– Да нет, Хайдарджан, у нас и мысли такой нет, чтобы запирать. Только, сами подумайте, что было делать? Работать же не давал! Прямо под трактор бросался.

– Не давал вам работать!

Хайдар отступил и изо всей силы ударил ногой в дверь. Разбежался и еще раз ударил. Дверь с грохотом сорвалась с петель, повисла на замке. Нагнувшись, Хайдар спустился в подвал. Сакиджан Абидов сидел в темном углу на пустом ящике.

– Извините, Сакиджан Абидович…

Абидов не проронил ни звука. Молча прошел мимо Хайдара и Латофат, поднялся по ступенькам, направился к хаузу. Али-Муйлов стоял под чинарой, прижав руки к животу. Хайдар не думал, что удастся так просто решить дело. Муйлов славился суровым нравом. Но, видать, суров он был только у себя в бригаде. А здесь – сын самого Атакузы! Выходит, он опасается не только раиса, но даже его детей. Уронил голову, смиренно сложил руки на отвислом животе.

– За такие дела можете и под суд пойти! – сурово бросил ему Хайдар.

– А? Под суд, говорите? – Али-Муйлов растерянно оглянулся на женщин – они собрались у хауза. – Зачем же под суд? Я ведь не ради себя, ради бригады, ради плана, дорогой Хайдарджан!

«Ради плана»! Что толку спорить с этим недалеким человеком. Хайдар подошел к Абидову. Тот сидел у хауза на корточках, умывался.

– Простите, Сакиджан Абидович. Я сегодня же поговорю с отцом, расскажу обо всем.

Абидов устало вздохнул:

– К чему? Теперь уже бесполезно, дорогой.

Подошла Латофат. В глазах ее все еще стояли слезы. Что они значат? Жалеет домлу Абидова? Или, может, раскаивается в чем-то, кого-то благодарит?..

2

Не напрасно слова «жахл» – гнев и «жохил» – невежество стоят в словаре рядом. Не зря, видно, сказано мудрецами: «Гнев – оружие невежд».

Когда Нормурад-ата переселился в новую комнатку, в эту самую, где сейчас сидит за столом, он ничуть не сомневался в своей правоте. Кипел, шептал все время что-то, костил племянника и так и этак, винил во всем. Сомнения, беспокойство пришли ночью. Гости разошлись, он остался один в своей комнатушке. Тут-то и накинулись на него думы. В ушах, правда, все еще гремел грубый окрик Атакузы. И каждый раз будто что-то обрывалось внутри, как только вспоминал слова, брошенные племянником. И все же волна первых сомнений уже прихлынула, накатилась.

Атакузы загордился выше всякой меры – это правда. Не заметил, как разбух от похвал. Слава – большая, малая ли – кружит слабые головы. Все это так. Но Атакузы единственный родич, тот, кто предаст тело домлы земле, кто посадит деревце на могиле. Можно же было спуститься чуть пониже, поговорить с ним спокойно, по-человечески!

«Ты, Нормурад Шамурадов, должен был выслушать его, а потом спокойно, разумно, как разговаривал с Хайдаром, высказать все, что думаешь. Кто же еще, как не ты, обязан открыть ему глаза, образумить…»

И еще было одно. Это кололо особенно больно. Он знал своего племянника, знал, что тот ходит где-то сейчас и страдает не меньше его самого. Так было и на защите Хайдара. Атакузы тогда разобиделся ужасно, смотреть не хотел на дядю. И все же, узнав о кончине Гульсары, прилетел – на трех машинах примчался. А как рыдал, как истязал себя! Люди думали – провожает не янгу, жену дяди, а родную мать, И самого дядю к груди прижал, забыл все, хлопоты взвалил на свои плечи – от похорон до последнего траурного дня. Разве не так?

Домла всю ночь – первую ночь на новом месте – просидел у окна. Пропели первые петухи, потом вторые… Показалось, кто-то топчется за дверью. Может, Атакузы? Раскаялся, пришел к дяде, а войти не осмеливается, бродит в тоске по саду?.. Нормурад-ата потихоньку, чтобы не спугнуть, ощупью пробрался наружу, вышел в молодой, посаженный школьниками фруктовый сад.

Безлунная, но полная звезд, светлая ночь… Кишлак спал. Издалека, от Минг булака, доносились ночные звуки: квакали лягушки, стрекотали сверчки. Временами в кишлаке взлаивал обеспокоенный чем-то пес.

Нормурад-ата долго стоял, жадно тянул в себя прохладный воздух, вдыхал аромат сухого сена и клевера. Всматривался пристально в темный сад. Никого не было видно. Можно было уйти. Но в чуткой тишине то треснет сучок, то упадет яблоко, и домле все еще казалось: за темными стволами чернеет чья-то тень. Не Атакузы ли?..

Несколько ночей провел так – почти без сна. Сегодня еще не взошло солнце, пришла Алия. Принесла молока, кувшин сметаны, миску теплых – только что из тандыра – лепешек.

Робко, не сразу открыла дверь. Боялась – вдруг не понравится дяде, что пришла, встретит окриком или выгонит вон… На бледном взволнованном лице застыла смущенная улыбка, в глазах – виноватость.

– Здравствуйте, дядюшка…

Домла посмотрел в ее грустные глаза – она словно просила прощения. Сердце так и упало, захотелось сказать хоть несколько слов. «Почему же ты не сказал их? Что тебе помешало сделать хоть это?» Нахмурив брови, лишь кивнул слегка – и все! И с Хайдаром вчера обошелся точно так же. А ведь чувствовал, хочется Хайдару поговорить, может, и пришел-то джиен, чтобы раскрыть душу. А он?.. Сделал вид, будто ничего не заметил. Вот как…

Ушла Алия. Домла разложил на столе свои папки, подобрал нужные книги, бумаги, документы. Решил набросать для начала короткие тезисы доклада – уже немного дней осталось до конференции. Будут обсуждать его записку в министерство. Работа – верное средство – отвлекает от навязчивых дум. Счастье, когда у человека есть такая отдушина. Вот так и сидел, писал. Вдруг в комнату влетел директор школы. Маленький человек, любитель поговорить. И всегда-то ласково-суетливый, директор сейчас суетился больше обычного.

– Как вы себя чувствуете, домла? Все ли хорошо? Ну и слава аллаху! А к нам в школу приехал секретарь райкома. И вас тоже пожелал навестить. Ну-ка, давайте немного приберемся в комнате.

Азиз-заде не только убрать – договорить не успел. За окном во дворе зашаркали шаги.

Домла посмотрел в окно и сжался: Шукуров шел не один. По одну сторону от него шагал Хайдар, по другую – Вахид Мирабидов.

Кого-кого, а уж Вахида Мирабидова он никак не расположен был принимать у себя. «Не по институтским ли делам приехал?» – мелькнула мысль и тут же пропала. Нет, Поликарпов не прислал бы Вахида Мирабидова.

А тот, наверно, и не рассчитывал на радушный прием, сделал вид, что не приметил холодок во взгляде домлы. Стараясь особо не блистать золотым ртом, напустил на распаренное от жары лицо облачко печали. Сочувственно наклонил голову:

– Да, хорошая была женщина Гульсара-ая. Пусть земля ей будет пухом! Все мы смертны.

Но не растопили лед слова незваного гостя. Домла лишь суровее сдвинул брови, только для приличия кивнул головой. Исподлобья недобро взглянул на Хайдара! «Чего тебя угораздило привести этого человека?»

Вахид Мирабидов кое-как выпил пиалу чая, попросил разрешения уйти.

– Хорошо, идите, я вас догоню. – Говоря это, Шукуров уже двигал свой стул к домле. Совсем иным, мягким голосом спросил – Как ваше здоровье? Как самочувствие, Нормурад Шамурадович?

– Благодарю, товарищ Шукуров, – сказал домла, как отрезал.

Секретарь райкома не ожидал такого подчеркнуто официального тона. Замолчал, не сразу нашелся, как дальше вести речь. Но дело важнее личных обид.

– Мы занялись сейчас вплотную Минг булаком…

Домла метнул взгляд на секретаря, глубоко запавшие глаза быстро замигали.

– А правы ли мы? Жизнь так стремительно меняется. Нам, старикам, понять ее нелегко…

– Я еду оттуда, – Шукуров будто не расслышал. – Мы всё изучим, всё взвесим. Но мне лично кажется, вопрос поднят правильно. Жаль, конечно, что работа уже начата. Однако попробуем что-нибудь предпринять, попробуем…

Шукуров вызывает на откровенность. Это ясно, вот и тестя с Хайдаром выпроводил – хочет остаться один на один с домлой. Нормурад-ата все отметил с благодарностью. Но что может сказать он сейчас? Чернить Атакузы?

Домла мучительно раздумывал. Очень хотелось поговорить откровенно.

Молчание затянулось.

– А удобно ли вам здесь? – попробовал разрядить неловкость Шукуров. – Может, сказать раису…

– Нет, нет, не надо! – перебил домла. – Скоро начнутся школьные занятия. Я буду рядом с детворой, с юношеством. Мне достаточно этого… Только знаете… Есть у меня одна просьба.

– Да, да? – встрепенулся Шукуров.

– Не совсем обычная просьба… Помогите Атакузы! – И, словно боясь возражений, сбиваясь и захлебываясь, заторопился: – По-моему, он сам запутался. Я не собираюсь отрицать его недостатки. Должно быть, и вправду зазнался человек. Но ведь кто-то ему в этом немножко… гм, не мешал… Я надеюсь, вы не станете отрицать и его достоинств – он человек дела, труженик. Так помогите ему!

Шукуров сосредоточенно глядел в одну точку. Весной, когда он впервые встретился в Ташкенте с домлой, старик поразил его – лобастой, как у Сократа, головой, своенравным, гордым и прямым характером. Сейчас перед ним сидел тот самый старик, только согнула его нелегкая – бок о бок с племянником – жизнь. Между ними, вероятно, произошло что-то серьезное. Домла, видно, не хочет распространяться об этом. Значит, лучше проститься.

– Насчет Атакузы не беспокойтесь. Он ведь и сам не из тех, кто даст себя в обиду. Но я понял вас. Нет-нет, не вставайте, ата, не провожайте…

И опять домла долго сидел, мучился думами. Опять был недоволен собой: человек, по всему видно, пришел поговорить по душам. Но этот Вахид Мирабидов!.. Замутил душу старый прилипала. Зачем он тут? Приехал разнюхать что-нибудь в связи с предстоящим совещанием? И Хайдар… Суетился вокруг своего учителя. Значит, так и не сделал выводов из их ночной беседы? Ох, Нормурад, Нормурад! Опять валишь вину на других.

– Можно, дедушка?..

Хайдар!.. Домла встрепенулся.

– Как же ты оставил своего учителя? – спросил ревниво.

Хайдар сел на стул у большого кожаного дивана, где только что сидел Шукуров.

– Мне показалось, вам нездоровится, вот я и…

– Нет, нет, все хорошо, сынок, все хорошо.

«Смотри-ка, выходит, все-таки кое-что извлек. А может, просто так пришел, ради приличия?»

– Зачем он пожаловал? Я говорю про твоего учителя.

– Он приехал… – Губы Хайдара дрогнули в усмешке. – Планы моего учителя грандиознее планов Наполеона…

– Как так? – не понял домла.

– О, у него – сверхзадача! Организует себе премию. Государственную премию имени Беруни, не больше и не меньше.

– Это каким же образом? – в усталых глазах Нор-мурада-ата загорелся знакомый огонек.

– Вы же знаете, у него есть книги о переброске сибирских рек…

– Да, да…

– Так вот, он хочет, чтобы целинники выдвинули ее на премию. Отец говорит…

– Про отца потом, – старик опустил веки, задумчиво поглаживал кустистые брови. – А ты сам читал его книгу? – бросил быстрый взгляд на внука.

– Да.

– И что скажешь?

Хайдар пожал пдечами:

– Мне трудно судить. Я же не занимался этой проблемой. А так – читается легко…

– Вот именно – легко! – вскинулся домла, встал было пройтись по привычке из угла в угол – и сразу наткнулся на книжный шкаф. Комната и так тесная, а в ней еще пять шкафов! – Вот что, сынок, – он сел на диван против Хайдара. – Помнишь, мы ночью беседовали с тобой? Хотел я тогда сказать кое-что об этом человеке, да подумал – не время еще. Боялся, решишь, пожалуй, что соперничаем, что завидую его успехам… Я не касаюсь его научной карьеры. Придет время, надеюсь, ты и без меня все узнаешь, все поймешь. Но книга его… Ты принес тогда телеграмму, сам и прочел мне. Помнишь, что было в ней? А я ночью, в связи с той телеграммой, еще раз проглядел книгу Вахидова и снова убедился, насколько она легковесна, несерьезна с научной точки зрения. – Домла снова встал, рванулся пройтись, но остановился. – Вот один, всего лишь один пример. Есть в книге расчеты… Во сколько станет эта переброска государству. И сроки, в которые она окупится. При этом твой учитель забывает, если можно так сказать, опыт строительства таких каналов-гигантов, как Аму – Бухара, Иртыш – Караганда. Ведь там фактическая стоимость намного выше, чем в проекте. А он, говоря об эффективности, использует те же методы расчета, которые не оправдали себя. Да разве это допустимо? А все для чего? Чтобы снизить проектную стоимость переброски! Но так ведь можно ввести в заблуждение государство! Понимаешь – в заблуждение ввести…

Хайдар глядел на дядю и поражался: как необычен был сейчас его вид, как красив стал вдруг старик – сгорбленные плечи распрямились, лобастая голова откинута назад, глаза горят, как у юноши. Удивительно! Почему раньше Хайдар не замечал в нем эту незаурядную мощь, особую, вдохновенную красоту?

– Ладно! – сказал домла неожиданно, – Бог с ней, с книгой. Допустим, она безупречна с научной точки зрения, даже достойна награды. Но вот беготня автора вокруг этой премии… Как ты сам смотришь на суету твоего учителя?

Хайдар рассмеялся:

– Во всяком случае, это все очень странно.

– Гмм… – Нормурад-ата сел на диван. – Я не решался говорить с тобой об этом человеке. Слава аллаху, вижу, ты сам начинаешь понимать! Но твой отец!.. Вот уже несколько ночей не сплю, все думаю о нем. Страдаю, жалею его. Боюсь, что и он страдает, а может, и стыдится своих поступков. Но почему же по-прежнему гнет свое? Неужели так ничего и не уразумел? Передай отцу… Нет, лучше сам поразмысли, подумай.

3

Как непонятно устроена жизнь! Светлое так часто соединяется в ней с темным. Счастье шагает бок о бок с несчастьем. Атакузы на себе испытал это в последние дни.

Позвонил Шукуров. Сообщил – совещание руководителей колхозов и совхозов района по вопросам благоустройства решено провести в «Ленин юлы». Часа через два и сам прикатил. И не один, с высоким гостем – профессором Вахидом Мирабидовым. Тестя оставил в колхозном саду, а сам даже за дастархан не сел, Атакузы повез его смотреть детсад и ясли. Оттуда проехали по бригадам, раис показал полевые станы. Секретарь шутил, смеялся – похоже, остался доволен. Атакузы уже собирался открыть рот: мол, там, в саду, остывает плов, но гость вдруг предложил поехать на Минг бу-лак. И покой сменился тревогой.

Шукуров молча долго стоял в лощине среди высокой травы, пил пригоршнями холодную воду – из родников Минг булака, любовался джидой, плакучими ивами, бродил в зарослях горной арчи. Не спеша, поглядывая вокруг, поднялся на косогор – отсюда видней был котлован, который рыли под здания животноводческого комплекса.

Уже с самого начала, с того момента, как Шукуров спустился в лощину, Атакузы понял, чью сторону примет первый секретарь. Это было заметно по сосредоточенной грусти, с которой обходил он рощи Минг булака, по тому, как задумчиво останавливался у прозрачных, окруженных арчой родников, с каким наслаждением пил воду. Да, он примет сторону жалобщиков. Это ясно. Правда, Шукуров и здесь, на месте, внимательно слушал расчеты и доводы Атакузы в пользу гигантской стройки. Возражать не стал. Но когда покидали лощину, в последний раз окинул задумчивым взглядом сочные зеленые луга, окруженные сплетенными меж собой деревьями, чистые родники, зеркальными-осколками блестевшие меж зарослей высокого камыша, и сказал:

– Надо подумать. Пришлите, пожалуйста, проект стройки. Посоветуемся со специалистами. Если что-то можно еще сделать, надо это сделать обязательно!

Больше он ничего не сказал, да и говорил мягко, как бы и сам еще не уверенный в своей правоте. Но душа уже была растревожена, – слишком многого ждал Атакузы от этого начинания.

После Минг булака тучи несколько развеялись. Шукуров с тестем навестили старика, а потом хорошо посидели в саду у Атакузы. Вахид Мирабидов сначала был несколько мрачноват, но это у него долго не держится. Забыв неприятную встречу с домлой, развеселил застолье, выложив целую дюжину новейших, «девственных», как он выразился, анекдотов. Опрокинул рюмку, другую и вошел окончательно в свою «струю»: с вдохновением читал Омара Хайяма, газели, воспевающие красавиц и вино. Словом, как всегда, украсил беседу. Потом Шукуров с Атакузы ходили в контору. Секретарь райкома пожелал увидеть Наимджана с женой. Атакузы был спокоен: вчера после звонка Шукурова он восстановил Наимджана на работе, успел и поговорить с ним. Шукуров хотел побеседовать с обиженной четой наедине. Когда, основательно потолковав с секретарем, оба ушли и Атакузы опять зашел в контору, Шукуров сказал удовлетворенно:

Вот это – поступок мужчины, достойно и справедливо!

Так хорошо сказал, что Атакузы даже растрогался. И надо же: в этот самый момент – всегда так бывает в жизни! – будто нарочно, в комнату как снег на голову ввалился ташкентский дервиш – Сакиджан Абидов!

В. одной руке раскладушка, в другой набитая чем-то хозяйственная сумка, за плечами вещевой мешок. Волосы растрепаны. Ввалился без спроса, стуча громче чем надо большими кирзовыми сапогами.

За ним вбежала Халидахон:

– Погодите! Послушайте меня! – Халидахон пыталась удержать Абидова. Но такого разве удержишь. С грохотом кинул на пол раскладушку.

– Да не хочу я вас больше слушать, распрекрасная ханум! И вообще, разве нельзя нашему брату попрощаться с высокочтимым раисом? Или не положено? – Абидов, должно быть, только тут заметил стоявшего в стороне Шукурова и пошел паясничать пуще прежнего: – Вот это повезло! И наш высокоуважаемый секретарь, оказывается, здесь! Счастлив видеть ваш светлый лик!

Шукуров с недоумением посмотрел на Халидухон и Абидова и, переменившись в лице, спросил:

– Что это за кривлянье? Не теряйте достоинства, домла, объясните по-человечески, что случилось?

– Об этом у раиса-ака спросите. И у этой вот ханум! – Абидов уселся на вещевой мешок и пятерней еще больше растрепал волосы. – Весь наш труд, на который мы потратили не один год, – все пошло прахом, товарищ Шукуров! А помучились мы основательно, пока размножили этих, как говорит почтенный Али-Муйлов, букашек-мукашек, которых он отправил на тот свет (да пребудет их душа в раю!). И сам ваш покорный слуга чуть не вознесся в сады эдема!

– Простите, домла. До меня плохо доходит ваш эзопов язык. Обработали ядохимикатами ваш участок, так я понял?

– Сейчас все объясню, Абрар Шукурович… – Это Халидахон, чтобы восстановить истину, вышла вперед. – Произошло недоразумение. Наш бригадир допустил ошибку. Атакузы-ака уже принял…

Шукуров, не слушая дальше, обернулся к Атакузы:

– Как же так случилось, раис-ака?

Атакузы смущенно поскреб затылок.

– Правду говорит Халидахон, недоразумение…

– Недоразумение? А может, все было заранее продумано?

Атакузы потом не мог всп-омнить, что больше всего обидело его, суровый ли тон Шукурова или несправедливость его слов. Он тоже вдруг переменился в лице и сказал не менее резко:

– Прошу прощения, товарищ секретарь! Но я хочу спросить: осенью райком будет требовать от нас выполнения плана? Или, может, изменилось что?

– Потребует! Но это не значит…

– А если потребует, – невежливо перебил Атакузы, – то хочу вас спросить: представляете вы себе, что такое хлопковая совка?

– Наверно, не представляю!

– Напрасно иронизируете, Абрар Шукурович…

– И вы не менее напрасно иронизируете насчет плана! Я знаю, что такое совка. Но что раис «Ленин юлы» может уйти в кусты, когда жизнь призовет к ответу, – этого я не знал. Домла Абидов работал у вас по договору. Спрашивается, зачем вы этот договор заключили? К чему понадобилось морочить людям голову? Вы же должны понимать, с какой важной проблемой связана была эта работа, такая нужная для будущего всего хлопководства, для всех нас! – Шукуров сказал все с непонятной для Атакузы обидой и решительно повернулся к Абидову: – Пойдемте, домла!

Сколько ни упрашивал Атакузы, Шукуров не остался. Посадил с собой в машину Абидова и тут же уехал.

Атакузы не понимал первого секретаря. Али-Муйлов поступил неправильно. Атакузы действительно вызывал его перед приездом Шукурова, отхлестал словами, как только он умел, хуже, чем камчой. Но что поделать? Разбитый кувшин не склеишь. Бывают ошибки. И все же почему так взвился Шукуров? Может, и важны опыты этого дервиша, может, труд его и необходим потомкам. Атакузы тоже кой-чему учился в своем институте. Однако, как бы там ни было, сейчас речь идет не о будущем. Хорошо секретарю гневаться. А если Атакузы не выполнит план по хлопку? Этот же самый Шукуров и поставит его по стойке «смирно» на бюро райкома.

Хуже степных колючек такие думы – Атакузы всю ночь ворочался, метался в постели. А утром совещание. И опять: то вверх, то вниз – все запуталось, все переместилось.

Съехались руководители всех колхозов и совхозов района, секретари партийных организаций, работники просвещения, заведующие детскими садами, – словом, более двухсот человек!

Первым делом осмотрели новые двухэтажные здания детсада и яслей. Сто пятьдесят детишек уже играли на площадках под навесами. Сад и ясли Атакузы успел открыть перед самым совещанием. Затем гости поехали в бригады, дивились благоустройству полевых станов. Подготовку к совещанию-смотру Атакузы поручил Халидехон. Она в таких делах дока. Сделала так, что хоть в лупу рассматривай – и пятнышка не найдешь. Особенно дивились гости чистоте и порядку в детсаду и яслях. Девушки-воспитательницы – одна краше другой – в белоснежных халатах, детишки принаряжены, умыты – ну просто куколки! Постели аккуратно заправлены голубым и розовым. Только вздохнули да рты разинули. Двухэтажные полевые станы тоже, конечно, поразили. Комнаты отдыха – с дорогими телевизорами и радиоприемниками, ковры; столовые с зеркально чистой посудой, отменной едой. Надо сказать, и сам Шукуров повеселел, глядя на то, что натворил в колхозе Атакузы. Подобрел и, когда подводили итоги, сказал в адрес раиса немало теплых слов. Призвал брать с него пример. Лишь под конец чуть-чуть ущипнул, и то получилось, будто выискивал кривизну в конском волосе.

– Только одно хочу заметить, – Шукуров хитро улыбнулся. – Хороши у Атакузы-ака полевые станы! Но похоже, как для парада – гостя дорогого чествовать в этих залах. Обжитости нет, уюта. Полевой стан должен быть вторым домом хлопкороба, просторным – это есть, удобным, уютным – а этого еще нет. Хлопкороб должен чувствовать себя здесь как дома. А признаться, и мне было страшновато ступать по этим роскошным коврам. Боюсь, хлопкороб посмотрит-посмотрит, да и пойдет отдыхать к арыку…

Кончил он речь такими словами:

– Мы восторгались всем тем, что сумел создать Атакузы-ака. Теперь давайте сообща обсудим, как распространить этот опыт. Надо добиться, чтобы и в других хозяйствах руководители уделяли больше внимания быту, культуре, благоустройству.

Зашевелился Аксакал. «Ага, выходит, не простые слова сказал Шукуров, с зацепкой», – мелькнуло у Атакузы. Давний соперник его до этого, казалось, спокойно дремал в президиуме. Большой, грузный, склонил седую голову на грудь к золотой звездочке Героя. И вдруг будто очнулся, пряча улыбку в пышных усах, попросил слова.

– У меня к вам вопрос, товарищ Шукуров Вот вы тут хвалили Атакузы. Очень хвалили. А теперь призываете, чтобы мы переняли его опыт. Согласен. Заслуги Атакузы я ни в коем случае умалить не собираюсь Дельный раис, ничего не скажешц. Но… что там ни говори, он у нас на особом положении. Не кажется ливам, что и другие молодые раисы, по адресу которых вы прошлись, кое-что могли бы сделать, будь у них его льготы?

Атакузы вспыхнул. Сам не заметил, как закричал:

– А какие это льготы, дорогой Аксакал?

– Ну, не будем уточнять, дорогой, – Аксакал подмигнул залу. – Зачем вспоминать про мрамор, про лес, про трубы, которые утащил из-под моего носа. Хороший ты парень. Не хочу я сегодня портить твой праздник. Однако боюсь, что и газ пройдет мимо меня. А ведь путь его лежит сначала через мой кишлак, а потом уже он должен прийти к тебе. Ой, боюсь, и этот кусок вырвешь из моего рта!..

Что тут началось! Зал взорвался. Люди хохотали, били в ладоши. Их смех наглухо закрыл рот Атакузы. Шукуров ответил на ехидные вопросы старого лиса тоже шутливо: мы, мол, не волки, зачем же вырывать куски друг у друга. С этими повадками надо кончать. Он спускался уже с трибуны, когда в зал вошел Халмурадов.