Текст книги "Совесть"
Автор книги: Адыл Якубов
Жанр:
Роман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 41 страниц)
У Махбубы обиженно задрожала нижняя губа. Попыталась было что-то сказать, но не смогла, выскочила из кабинета.
Вечером того же дня Абрар Шукурович долго беседовал с женой. Махбуба вроде бы поняла, что перегнула палку, и даже сама посмеялась над нелепой своей просьбой.
Но все-таки удивительно – раньше за ней не наблюдалось такого. Во всяком случае, он не замечал, чтобы она так жадно желала быть первой, чтобы стремилась к роскоши, блеску. Может, сработали дремавшие в ней родительские гены? Шукуров вспомнил: ведь не раз уже он подмечал в доме тестя некоторую чрезмерность во всем: и в обстановке, и в самом поведении доктора наук Мирабидова…
Шукуров шел, углубленный в свои думы.
– Абрарджан! – прервал его мысли чей-то голос. У небольшого фонтана на площади перед новым двухэтажным зданием райкома стоял тот самый старый председатель колхоза, Аксакал, который вскоре по приезде Шукурова приходил к нему с жалобой на Атакузы по поводу мрамора.
«Аксакалом», то есть белобородым, его прозвали не только из-за почтенного возраста, но и за длинную, заботливо соблюдаемую серебристую бороду. Раис сегодня оделся что-то очень торжественно – новый просторный китель весь увешан орденами и медалями, над ними поблескивает маленькая Звезда Героя, хромовые сапоги отполированы, на бритой голове новая тюбетейка, а уж как сегодня промыл и расчесал пышную белую бороду – каждая волосинка блестит.
«Ага, прискакал уже!» – подумал Шукуров, вспоминая не совсем приятный разговор, который на днях вышел у него с первым секретарем обкома.
– Я слышал, вы там обижаете нашего почтенного Аксакала, – прямо в упор начал секретарь.
Шукуров не сразу и сообразил, о ком идет речь. Поняв, начал было объяснять суть дела. Но секретарь не стал слушать.
– Я, конечно, понимаю. Атакузы Умаров толковый хозяин, и мы всячески поддерживаем его. И заслуги…
– Дело не в заслугах, – не выдержал Шукуров. – Беда в том, что я сам очутился в положении Атакузы Умарова.
– Не понял вас.
– Плохо со снабжением, из рук вон плохо! Это и толкает людей на разное… ну, что ли, предпринимательство.
– Надеюсь, вы лично еще не преуспели в таких делах?
– К сожалению, начисто лишен предпринимательского таланта, – засмеялся Шукуров. – Зато и положение в районе – катастрофическое. Особенно с удобрениями.
– Ну, насчет катастрофы вы, конечно, преувеличиваете. Я прочел вашу записку. Рассмотрим ее на бюро. А пока прошу подумать вот над чем. Не слишком ли много валим мы на эти самые неурядицы? Некоторые из раисов в вашем районе разрешают себе куда больше дозволенного, не стесняются и закон нарушать. Есть один нехороший сигнал, касается Атакузы Умарова. К вам на днях приедет Бекмурад Халмурадович. Разберитесь! А Аксакала не обижайте!..
И вот уже Аксакал здесь. Шукуров пропустил раиса в дверь своего кабинета на втором этаже.
«Даст он себя в обиду! Дожидайтесь! Тот же Атакузы – одно тесто, разве что разной выпечки. Любопытно: скажет, что был у Первого, или промолчит?»
Промолчал. Маленькие глазки хитро сверкали из-под густых нависших бровей. Пришел он просто проведать уважаемого нового секретаря. Может, у дорогого Абрарджана есть какие-нибудь замечания по его работе? Ведь не зря говорится: ум не от возраста зависит, а от головы. Он считает – очень правильные эти слова. Вот и сам он, несмотря на почтенный возраст, впадает иной раз в ошибки, глупостей делает немало.
Тонкий ход! Спешит опередить возможный упрек. Абрар Шукурович улыбнулся. Пословица пословицей, но вот он, секретарь, действительно нередко ошибается, ему бы очень кстати были советы таких умудренных опытом руководителей, как Аксакал. Дипломатический ход, видимо, удался, и раис приступил к делу. Оказывается, опять пришел с жалобой. И опять на Атакузы, хоть и преклоняется перед его умом, хозяйственной хваткой и дерзостью. Выяснилось – Атакузы снова перехватил то, что предназначалось колхозу Аксакала. На этот раз – дефицитные трубы для газификации кишлака.
Шукуров дал слово – разберется. Записал при Аксакале в блокнот. Под конец не удержался и от шутки:
– Как же это вы так, бывалый раис, уважаемый всеми аксакал и дали обойти себя Атакузы?
Сказал и сразу пожалел. В маленьких глазках, прикрытых седыми бровями, мгновенно заиграли ехидные огоньки. Улыбаясь в пышные усы, Аксакал ответил:
– У него ведь хандаляшки! Много хандаляшек!
Вот оно как! Шукуров поспешил закруглить разговор. Проводив раиса, он долго ходил по кабинету.
Аксакал в своей жалобе на Атакузы, конечно, прав. Прав и Первый – не годится вершить незаконные дела, прикрываясь хозяйственными неурядицами. Но ведь и сами неурядицы существуют – это тоже правда, от которой не уйти. Именно они и толкают на разные хитрые ходы. Значит, в первую очередь надо бороться с причиной, которая привела к нежелательному следствию. Об этих неурядицах Шукуров писал и в обком, и в Госплан, а результат, как говорится, равен нулю!..
В дверь тихо постучала секретарша.
– Тут пришли двое. Говорят, из Ташкента.
– Из Ташкента? – «Не тесть ли?» – подумал Шукуров. – Пусть заходят.
В кабинет вошел длинный, тощий мужчина лет тридцати, с загорелым дочерна лицом. За ним – девушка с высокой прической из мягких каштановых волос.
– Доцент Абидов, – представился темнолицый посетитель.
Девушка подняла большие печальные глаза на Шу-курова и тут же низко опустила голову.
– Пожалуйста, присаживайтесь…
– Спасибо, – девушка села на стул, одернула подол короткого ситцевого платья без рукавов.
– В-вот что… Мы к вам с просьбой! – Доцент, волнуясь, пригладил свою взлохмаченную густую шевелюру.
Шукуров не сразу разобрал, в чем его просьба. Наконец понял следующее: он, доцент университета Сакиджан Абидов, уже много лет работает над биологическим методом борьбы с вредителями хлопка и теперь приехал к знаменитому миллионеру-председателю (при слове «миллионер» доцент саркастически усмехнулся), хочет в колхозе, где широко поставлено хлопководство, испытать результаты своей работы. Есть и еще одна причина, почему выбрал именно этот колхоз. Вот эта девушка, Латофат. Здесь ее родной кишлак, здесь она родилась и выросла. В этом году окончила университет…
Латофат… Он уже слышал это имя. И не так давно. Ах да, это же дочь Бурибаева и той красавицы, которую любил сын домлы Шамурадова. Будущая невестка Ата-кузы!..
Шукуров, не поворачивая головы, искоса взглянул на Латофат. Удивительные глаза – огромные, грустные. Ну, если мать ее в молодости была такой же, можно представить себе боль и горечь джигита. Джаббар – так, кажется, звали его…
– Простите, т-товарищ Шукуров, я вижу, вам не интересна наша идея, – доцент Абидов дернулся к двери.
– Нет, нет, очень интересна. Так что вы собираетесь здесь делать?
– Я уже сказал – испытывать биологический метод борьбы с вредителями, в частности с совкой. Кому-кому, а вам должно быть известно, какое это зло для хлопчатника. Надеюсь, вы представляете себе, что ядохимикаты – палка о двух концах. Бьют не одну только совку. А мы привезли вот что, – он вынул из кармана стеклянную банку с какой-то зеленовато-желтой пыльцой, потряс ею перед Шукуровым. – Здесь мушки-трихограммы. Мы развели в нашей институтской лаборатории. Злейший враг совки. Трихограмма обыкновенная, яйцеед. Вы, может быть, замечали – на нижней части стебля иной раз приклеена цепочка блестящих желтых яичек, вроде пшена? – Доцент увлекся и теперь совсем не заикался. – Это яички совки. Вот мы придем с этой банкой на поле и выпустим своих мушек. Ветер быстро их разнесет… А через неделю приходите, увидите: желтые яички совки станут черными. И из них теперь не совки вылетят, а такие же трихограммы. Вот и все! Трихограмма может уничтожить до девяноста процентов яиц вредителя. А то и до ста. Представляете? – Абидов торжествующе замолчал, наблюдая, какое действие его слова произвели на хозяина кабинета.
Шукуров с неожиданно вспыхнувшим интересом следил за странноватым доцентом.
– Очень интересно, – повторил он. – А с председателем вы уже говорили?
– Да, все в порядке. У нас договор. Колхоз отвел нам небольшой участок…
– Так в чем нужна моя помощь? Может, свести вас с руководителями районного отдела защиты растений?
– Благодарю вас, спасибо! – тонкие губы Абидова насмешливо искривились. – Нам известны эти паникеры!
– Паникеры? – не понял Шукуров.
– А как же иначе? Появится в поле один-единствен-ный клещ или бабочка – и уже поднимают шум на весь мир: спасите, горим! Известна причина этого шума!
– Ив чем она?
– Да в том… выполнять нужно план! План по протраве! Ядами травить поле надо. А чтобы разрешили сыпать ядохимикаты, шумят, пугают: погибаем, весь мир заполонили совки!
Узкое, обтянутое темной кожей лицо Абидова пылало румянцем, глаза светились. «Дервиш! Дервиш, беседующий с нечистой силой!» – мелькнуло в голове Шукурова. Но этот «дервиш» заинтересовал его. Говорил о вещах, которые и самого Шукурова тревожили. Он невзначай взглянул на Латофат. Что с нею сделалось? Чистое, нежное, цвета пшеничного зерна лицо порозовело. Печальные глаза странно блестели, в них был восторг. Этот тощий, темнолицый заика, похоже, задел что-то в ее душе!..
– Ладно! – Абидов махнул длинной рукой. – Сейчас я к вам по другому вопросу. Латофатхон окончила недавно университет. Специалист она способный, вполне могла бы стать хорошим ученым, если бы захотела…
– А разве она не хочет? – Шукуров улыбнулся Латофат.
– Не хочет! Собирается замуж за сына того самого…
– Домладжан! – девушка умоляюще сложила руки.
– За сына самого передового, самого сознательного, самого лучшего председателя-миллионера. Ну, не будем об этом! – Абидов странно дернул шеей. Шукурова поразила боль в его голосе. – Хочет замуж – пусть выходит. Это личное дело. Но чтоб она не затерялась в апартаментах своей свекрови-миллионерши, прошу вас помочь в одном деле.
– А именно?
– А именно открыть здесь лабораторию, где можно было бы исследовать биологические процессы, происходящие на ваших полях, и размножить личинки той же мушки-трихограммы. Я понимаю, задача эта не входит в компетенцию района. Такими делами занимается Министерство сельского хозяйства. Но в ваших возможностях подсказать им, подать, так сказать, идею. Вы же знаете, сейчас во всем мире, и в нашей стране в том числе, серьезно занялись вопросами биологического метода борьбы с вредителями сельского хозяйства…
Глаза девушки снова засияли. Шукурову очень захотелось помочь ей.
– Дело перспективное… Но пока…
– Раз перспективное, зачем же тянуть, надо сейчас уже закладывать фундамент! – подхватил Абидов. – Вы не думайте, для этой лаборатории не потребуется много средств. Достаточно трех-четырех работников. Латофатхон, к примеру, будет заведовать. Потребуется еще лаборантка-методист и агроном, энтомолог… Годовая зарплата на всю лабораторию, включая сторожа и уборщицу, не составит и десяти тысяч рублей.
– А оборудование?
– Да что там оборудование! Один холодильник, два термостата, колбы-молбы, шкафы-мафы – вот и все оборудование!
Шукурова все больше удивлял этот доцент. Он, как видно, знал дело досконально. Сам Шукуров масштабы расходов на лабораторию представлял себе совсем иными.
– А вы не пробовали говорить об этом в министерстве?
– Сколько колхозов в районе? – доцент, казалось, не услышал вопроса.
– Девять колхозов и шесть совхозов…
– Столько хозяйств! Неужели они не смогут выделить двадцать тысяч ради такого нужного и благородного дела?
– Атакузы-ака… – начала было девушка и покраснела, – может помочь.
– Ну что ж, это все хорошо. Но так или иначе вопрос надо ставить перед министерством…
– Вот вы и поставьте! Самый передовой секретарь самого передового района, кому же еще, как не вам…
– Откуда взяли, что я передовой секретарь?
Абидов снова скривил тонкие губы:
– Первый раз встречаю человека, которому не нравится слово «передовой»!
Шукуров не успел ответить – зазвонил телефон. Секретарь обкома Халмурадов, оказывается, приехал уже в колхоз Аксакала и ждет его. Шукуров начал собирать бумаги.
– Вот что, домла Абидов. Если вас не затруднит, зайдите еще раз. Поговорим обстоятельно.
Посетители ушли. Шукуров достал из сейфа папку с копией своей записки в обком, стоя перелистал ее. Нашел страницу, где говорилось о неурядицах в снабжении, об опасном разрыве между планом и реальностью в работе хозяйственных и строительных организаций. В одном месте упоминалось и имя Халмурадова. «Секретарь обкома по сельскому хозяйству Халмурадов и подведомственный ему отдел не всегда четко и оперативно решают наболевшие вопросы…»
Предстоял нелегкий разговор.
2
Атакузы был доволен вдвойне. Созванная обкомом летучка прошла в его штабе – это первое, а второе – перед летучкой секретарь обкома в сопровождении съехавшегося из обкома и райкома начальства обошел его хлопковые поля, участки, засеянные клевером и бахчевыми.
Молодые деревца, освобожденные от песка, подросли; хлопчатник, оберегаемый ими от горячих степных ветров, зеленел во всей красе. Поля Атакузы очень выигрывали по сравнению с чахлыми посевами вновь созданных совхозов. Известно, рядом с некрасивой девушкой всего лишь миловидная и та покажется красавицей. Вот так и у Атакузы – по сравнению с посевами новых совхозов его поля казались райскими садами. А то, что совхозы начали работу недавно, можно сказать, весной этого года, – кому до этого дело? Раз начальству нужны примеры – такие мелочи обычно в счет не берут, Атакузы знал это.
Особый восторг вызвали хандаляшки. Атакузы подвел гостей к дынному полю и предложил каждому выбрать хандаляшки и попробовать. Что тут началось! Взрослые, солидные люди побежали, как дети, к грядкам, хватали круглые, золотистые дыньки, радостно крича, перебрасывали друг другу. Халмурадов, выбрав хандаляшку, там же, на поле, разбил ее о камень – вспомнил детство – и съел всю, причмокивая, качая головой. Словом, пока все шло как нельзя лучше.
На летучку кроме руководителей строительных организаций были приглашены председатели колхозов и директора совхозов района. Неширокая тень штабного домика не могла вместить всех собравшихся.
Секретарь обкома Халмурадов, проходя к столу президиума, взял под руку Атакузы. На глазах всего народа прошел с ним к столу. А ведь пригласили в президиум лишь секретаря райкома Шукурова да начальника управления «Сельхозтехники» из Ташкента Джамала Бурибаева. Так что многие руководители областного масштаба проводили глазами счастливца раиса. Аксакал, давний соперник Атакузы и неизменный член всех президиумов, так и остался сидеть «внизу».
Бекмурад Халмурадов вот уже несколько лет работает секретарем обкома по сельскому хозяйству, и Атакузы дружит с ним. Как и Шукуров, Халмурадов из молодых руководителей, но с Шукуровым его не сравнишь: куда представительнее. И речь, и манера держаться, и походка – все как положено. Ко всему еще и прекрасный оратор. Что сегодня Халмурадов поддержит его, Атакузы не сомневался. Но испытанный друг превзошел все ожидания.
Начал речь с целинников. Говорил о людях, о славных хлопкоробах колхоза «Ленин юлы». «Творят чудеса в суровой пустыне!» – так и сказал. Все трудности нарисовал, показал самоотверженность здешних людей и только тогда перешел к критике руководителей строительных организаций. Пропесочил их как надо. Нет чтобы проявить заботу о героях – он не боится этого слова, да, да, о героях, – нет чтобы создать им сносные условия труда и быта! Так что они делают? Волокиту тянут, забюрократились! Постепенно так разгорячился, так разделал их – не знали, куда и глаза прятать, готовы были, казалось, нырнуть хоть в нору суслика.
Сколько раз Атакузы бился с начальником Ирсов-хозстроя. Этот самодовольный истукан одно только и делал – наполнял карман пустыми обещаниями. А сейчас обмяк, осунулся – вся спесь слетела. Самодовольный бюрократ теперь, приложив руку к груди, на все вопросы секретаря обкома лепетал одно и то же:
– Выполним, товарищ секретарь! Будет сделано, товарищ Халмурадов!
Рта хоть бы не открывал! Халмурадов даже умолк, посмотрел на него удивленно:
– Будет сделано? Так почему же не сделали до сих пор?
А тот снова выпалил:
– Будет сделано, товарищ секретарь!
Тут уж никто не удержался, на всю степь захохотали.
Как следует досталось и управляющей облбытом – гладкой, кокетливой женщине. Ей под сорок, но сохранилась хорошо, красоту блюдет, времени не жалеет. Она вначале не растерялась отвечала бойко, речисто. Но как взял ее Халмурадов в оборот, подняла к небу обведенные синей краской глаза и стала жаловаться на свое министерство.
Эта модница, берегущая каждую свою ресницу, прошлой весной, когда закладывали фундамент быткомбината, говорила совсем другое. Ее прямо-таки зажигательная речь вызвала гром аплодисментов. А потом уехала и забыла. Ни разу не побывала на подшефном строительстве. И вот, не краснея, перекладывает всю вину на других.
Атакузы так разволновался – сам не заметил, как вскочил с места.
– У меня вопрос по ходу выступления, можно?
– Пожалуйста, пожалуйста…
– Я хотел бы узнать… как идут дела со строительством бытовых предприятий в городах, и в частности в областном центре?
Управляющая облбытом, видно, не уловила подвоха в словах раиса, замигав черными, в комочках туши, ресницами, сказала:
– В центре? Дела идут неплохо. План выполняем.
– Вот как? Там, значит, дела движутся хорошо, а здесь плететесь черепашьим шагом? В чем причина такого разрыва, товарищ Шакирова?
– Причина? – Шакирова поправила локон, упавший на лицо, в волнении нечаянно растерла на щеке густые румяна. По лицам собравшихся пробежала улыбка.
– Я назову вам причину! – перебил Атакузы. Шумно вздохнув, посмотрел на секретаря обкома.
– Пожалуйста, говорите, – Бекмурад Халмурадович исподтишка бросил взгляд на Шакирову.
– Причина проста – в городе работать легче! В тени да в прохладе и план выполнить нетрудно. Но если вы… если у вас есть совесть… – Атакузы долгим, суровым взглядом обвел руководителей строительных организаций, и они под его взглядом вдруг засуетились, зашевелились, казалось, не знали, куда деться от гневных глаз раиса. – Если у вас есть хоть капля совести, то выполняйте свои планы в первую очередь здесь – в этом пекле! Вон, посмотрите туда! – Атакузы резким взмахом руки указал на мрачные, черно-пепельные барханы. – Пятьдесят моих девушек, нисколько не хуже вас, товарищ Шакирова, днем и ночью трудятся здесь. Они выращивают хлопок! Вы простите меня, товарищ Шакирова, там в тени да прохладе, выполнив свой планчик, живете в свое удовольствие, а здесь люди, не разгибая спины, изнывают в жаре! Так что же, у них нет права на хорошую жизнь?
– Я, кажется, не сказала, что у них нет прав…
– Еще бы вам сказать! Но вы, именно вы лишаете их этого права! Я ли не обивал ваш порог, я ли не сидел часами в вашей приемной, не кланялся вам в ножки! А вы…
На ресницах Шакировой повисли слезы. Атакузы дернул кадыком, будто заставил себя проглотить слова, готовые сорваться с языка, и повторил:
– Нужно иметь совесть. Совесть!
Слезы спасли Шакирову. Бекмурад Халмурадович ободряюще кивнул ей:
– Не расстраивайтесь. Наш уважаемый раис был несколько резок, но и вы должны понять его. Ведь он прав – молодежь работает в поте лица здесь, в пустыне, она хочет и должна жить хорошо.
Кончили с Шакировой, и град критики посыпался на голову управляющего дорожным строительством, за ним попало связи, после связистов принялись за коммунальное начальство. И все они, такие спесивые, как гуси, важные – не подступись, стояли по стойке «смирно» и, словно попугаи, заученно повторяли:
– Выполним! Будет сделано! Выполним!
Атакузы по опыту знал: от их «выполним» толку бывает мало. Но, во-первых, хоть и мало, да что-нибудь все же перепадет, а во-вторых, эти хитрые лисы-хозяйственники стояли в струнку не где-нибудь, а у порога его штаба, здесь, на его территории, повторяли, как попугаи, «будет сделано!». Атакузы, когда придет время, отлично использует это, напомнит любому из этих непревзойденных мастеров волокиты, если опять будут тянуть: «А как стояли навытяжку перед моим штабом в степи, забыли? Смотрите, как бы вам не постоять так же на бюро обкома!» – вот каким оружием запасся он!
Потом выступил Шукуров. Он не так красноречив, как Халмурадов. Говорил с расстановкой, потирал порой лоб, подыскивал слова, но и его выступление оказалось неплохим. Одобрительно отозвался о начинаниях Атакузы. Призвал использовать его опыт по созданию лесозащитных полос: «Лесозащитные полосы товарища Умарова уже на деле показали себя. И это бесценный урок для всех целинных совхозов». Но по-настоящему мужское слово сказал Джамал Бурибаев.
Выступал он последним. Без всяких оговорок, прямо заявил: то, что творит Атакузы здесь, в пустыне, должно стать примером и для района, и для области. И даже для республики в целом. И он от имени «Узсельхозтехники» обещает оказать ему серьезную помощь.
Атакузы сидел за столом президиума рядом с Бекмурадом Халмурадовичем. Ему пришлось скромно опустить голову, боялся, как бы не выдать свое торжество. А хотелось поднять голову высоко, поглядеть на хозяйственников, на тех, кто чинит преграду его великим планам, на Аксакала-доносчика, который сидит хоть и в первом ряду, а все же «внизу». Ишь ты, спрятал свои хитрые бусинки, обмахивается платком – жарко ему, видишь, стало. Не от похвалы ли в адрес Атакузы?
Выходит, все же не зря боролся, побеждал безводье, степной, все кругом испепеляющий ветер-суховей. Страдания и победы Атакузы, его саженцы, хлопковые плантации, городок, первые дома которого поднялись над барханами, – словом, его труд и пот не пропали впустую. Человеческое дитя нуждается в ласке. Одно лишь доброе, слово, и Атакузы готов забыть все пережитые муки, все трудности. Лечит душу доброе слово. Но где-то в уголке точит беспокойство. Только бы не поверили клевете и наветам всяких ябедников и бездельников, не помешали бы Атакузы возрождать эту проклятую богом и людьми землю. А то шлют и шлют комиссию за комиссией!
И не зря, оказалось, шевелилась в его душе тревога.
После летучки Атакузы пригласил гостей в кишлак «на пиалу чая». Халмурадов с неожиданной сухостью сказал: «Подождите, раис». Взял под руку Шукурова и ушел с ним за штаб. Целый час Атакузы смиренно вышагивал у штаба. Наконец подошел инструктор райкома, пригласил его к секретарям.
Шукуров и Халмурадов сидели в тени недавно законченного двухэтажного здания за штабом. Оба сумрачные, насупленные. Халмурадов почему-то отвел взгляд от спрашивающих глаз Атакузы, кивнул на штабелей кирпичей – «присаживайтесь».
– Так, раис… Мы ценим вашу работу, ваш организаторский талант. И в кишлаке, и здесь, в степи. Именно поэтому, – Халмурадов на секунду запнулся, сдвинул брови. – Поэтому мы и должны беречь вас от ошибок.
– От каких? – нетерпеливо перебил Атакузы.
– Что за скандал произошел у вас с домом?
– С каким домом?
– Известно стало, что вы самовольно выселили механизатора из его дома и вселили туда своего дядю.
«A-а… Надирахон настрочила-таки жалобу. Всего-навсего!»– Атакузы вздохнул: гора с плеч!
– Прежде всего, я не выселил этого механизатора, а только переселил. Переселил по его же согласию!
– Однако жена подала жалобу. Она к тому же многодетная мать. И вообще – если понадобилось вам жилье, неужели нельзя было найти другой дом?
Темное лицо Атакузы сделалось чугунно-черным, сухие, смуглые пальцы, нервно поглаживавшие колено, сжались в кулак.
– Другой дом мне не подходил. Удивляюсь, товарищ Халмурадов, – в голосе Атакузы слышалась глубокая обида. – Вы спросите: какого человека я вселил в этот дом? Он делал революцию в нашем кишлаке. Он создавал здесь колхоз. Единственный сын его – Герой Советского Союза – погиб на фронте! Неужели это преступление?..
– Никто не называет ваш поступок преступлением, – заговорил Шукуров. – Но можно было дать жилье и в другом месте…
– Другое место не годится!
– Почему же?
– Почему? – Атакузы не сдержал раздражения. – Вы же знаете, у старика никого нет. Кто еще, кроме моей семьи, будет присматривать за ним? Не понимаю вас, Абрар Шукурович. Домла Нормурад большой ученый, подарил колхозу огромную библиотеку. А мы?.. Боимся создать ему маломальские условия для работы, прислушиваемся к мелким разговорчикам. Вы бы побеседовали с ним, Бекмурад Халмурадович, посмотрели бы его библиотеку.
– Вот оно как, – сказал Халмурадов с явным облегчением. – Я, например, не знал этой стороны дела. Ну хорошо, а почему сняли с работы механизатора?
Атакузы шумно вздохнул:
– Тоже к вам с жалобой?
– Да, жена его…
– Не знак/, что наговорила вам жена, но я его с работы не снимал. Перевел сюда, в степь.
– Почему? Насколько нам известно, он числился хорошим специалистом, был у вас даже за главного механика…
Атакузы краем губ усмехнулся, но тут же мгновенно погасил усмешку.
– Да потому и перевел, что он хороший механизатор. Не бездельников же ставить сюда. Сделал бригадиром…
– А можно его позвать? – спросил Шукуров.
– Нет! Уехал в область за запчастями. Не думал, что будет такой разговор, послал бы другого. Впрочем, он может письменно подтвердить все, собственноручно напишет…
– Ясно, – Халмурадов повеселел. – А вас, Абрар Шукурович, прошу поговорить с этой женщиной лично. Объясните ей все. И вообще нужно ее успокоить, уговорить, дорогой раис…
Атакузы чуть не выпалил: «Да пропади она пропадом!» С трудом выдавил из себя:
– Ладно, товарищ Халмурадов. Успокоить ее, конечно, успокоим, но…
– Что «но»?
– Неужели это справедливо? Мы трудимся, не знаем покоя, не ведаем отдыха. А стоит какому-нибудь бездельнику настрочить кляузу, и все забыто, весь наш труд обращается в прах!
– Полноте, раис, не прикидывайтесь обиженным ребенком. Вы не из тех, кто даст себя в обиду. Знаем! – рассмеялся Халмурадов и встал. – Так как же, чай ваш готов? Ну, поехали! Кстати и с вашим дядей познакомимся. Да, где же Джамал Бурибаевич? Пригласили его? Вот и отлично. Пусть он тоже познакомится с вашим дядей…
Шукуров быстро взглянул на Атакузы. Тот пошевелил было губами, но ничего не сказал.
Халмурадов и Джамал Бурибаев сели в «Волгу» Атакузы. Пригласил раис и Шукурова, но тот не захотел стеснять гостей, поехал на райкомовской машине.
Пепельно-серые барханы остались позади. Машины птицами летели по асфальту. По правую сторону дороги над горизонтом круто поднимались в дрожащем мареве величественные горы, чуть ближе, за застывшими гребнями, смутно вырисовывались первые высокие холмы…
Абрар Шукурович откинулся на спинку сиденья, прикрыл глаза. Он был недоволен и собой, и Халмура-довым. Два вопроса обсуждались с ним наедине и перед летучкой, и потом, когда сидели за штабом. Первый – о записке Шукурова в обком. Халмурадов вел себя странно, что-то крутил, будто бы соглашался: в планировании и снабжении действительно много путаницы и неразберихи, не отрицал, что это мешает нормальной работе и открывает дорогу нечестным на руку хозяйственникам. А зашла речь о конкретном – решительно отказался помочь, мягко отклонил все, о чем просил Шукуров. Притом и виду не подал, что задет критикой его, был подчеркнуто вежлив, тактичен. Отказывал в помощи – улыбаясь. Ссылался на повсеместные задержки в снабжении. Единственно, что обещал, – поддержать идею строительства второй очереди кирпичного завода в районе. Но кирпичный завод был уже «на мази» и без него. По «вопросу» Атакузы он вел себя так же странно. Ушел от обсуждения промахов раиса.
Шукуров слышал, что они давние и закадычные друзья. Но так хвалить, так превозносить перед собранием!.. Правда, потом, когда говорили с Атакузы о жалобе многодетной матери, секретарь обкома вроде бы переменился: повысил голос, помрачнел (видно, Первый наказал, чтоб был построже), но с какой готовностью принял доводы раиса, как обрадовался! Был строг по принуждению – это ясно. Впрочем, доводы оказались достаточно вескими. И надо признаться, сам Шукуров тоже симпатизировал Атакузы. Даже в обкоме пытался оправдать его неуемный «аппетит» и то, что раис нередко утоляет его за счет других. Что делать, если хозяйственные и планирующие органы нерадивы? Ведь и он сам, Шукуров, страдает из-за неурядиц в снабжении. Какого труда стоит хоть чего-то добиться для района! И все-таки он чувствовал: Атакузы переходит границы. Взять хотя бы только что состоявшийся разговор. Как держал себя, каким тоном говорил!.. Шукуров не раз встречал раисов, которые на первых порах работали с размахом, поднимали отсталое хозяйство. А потом – похвалы, поощрения, «пример для других», и потерял человек голову, занесся. Все они начинали задавать пиры по нужным и ненужным поводам, устраивали большие и пышные свадьбы. Шукуров видел их роскошные дома. Чуть кто заикнется против – всеми путями стремились убрать такого прочь с дороги. Конец зазнавшихся раисов бывал обычно печальным. Их неколебимая вера в силу власти и денег терпела крах. Не всякого можно подкупить, и далеко не всегда можно даже с помощью денег обойти закон. Но, к сожалению, уроки жизни большей частью проходят даром.
Атакузы… Шукуров еще до конца не разобрался в нем. Очень уж он разный. Иногда даже кажется наивным. Голову с ним можно сломать. То – эгоист, способный убрать с дороги любого, то, посмотришь, – одинокий путник, уставший от тягот нелегкой дороги.
Вот и в истории с домом. Будто бы не так уж он и виноват. Ведь Шукуров хорошо знает положение домлы Шамурадова. Действительно, старик будет полезен кишлаку. И все-таки есть что-то безнравственное в том, как Атакузы выкрутился из неловкого положения – прикрылся заслугами старика. Потом его слова: «Покоя не знаем, отдыха не ведаем» А вы, мол, прислушиваетесь к жалобам всяких кляузников. Есть, разумеется, доля истины и в этом, можно понять – задергали человека. Но Атакузы как бы ставит условие: «Хотите – принимайте меня со всеми моими причудами, какой я есть, не хотите – как хотите!» Надо поговорить с ним посерьезнее, одернуть. Но как это сделаешь? Секретарь обкома сам готов его выгородить, рад, когда Атакузь; подкинет хоть малейшее оправдание своим Поступкам… Нет, зачем валить на Халмурадова. В нем самом, в Шукурове, сидит давно известная так называемая интеллигентская мягкость!..
…Степь кончилась, пепельно-серые песчаные барханы оборвались крутым склоном бурого холма. За ним сразу открылся оазис. От подножья холма начинались яркие, нежно-зеленые клеверные поля и уходящие вдаль кукурузные плантации – в них мог бы заблудиться человек… В ноздри ударил чуть горьковатый, душистый запах клеверного сена, горчака, диких степных трав. Машины пронеслись мимо стогов пахучего сена, промчались среди хлопковых полей и вот уже нырнули в прохладу фруктовых садов.