Текст книги "Плеяды – созвездие надежды"
Автор книги: Абиш Кекилбаев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 33 страниц)
Хан опустился на колени, прижал руки к груди и торжественно произнес:
– Ложь, ложь, ложь!
Мухамбет-ходжа обвел взглядом толпу, словно бы вопрошая каждого: «Слышали, все слышали?»
Ответом ему была тишина. Замерли, затаили дыхание, кажется и люди, и кони.
– Согласен ли ты поклясться на Коране? Согласен ли ты поклясться счастьем своим, достоянием своим и жизнью своей? Готов ли ты предстать перед судом духов наших предков?
– Согласен, согласен, согласен! – отчетливо и громко произнес хан.
– Раб божий Абулхаир Абдулла-оглы клянется в том, что его обвиняют несправедливо, что на него возведена напраслина! Уа, аллах, и живые святые, и мертвые духи, вы все видите и слышите! Сейчас он коснется лбом священной нашей книги, сейчас поставит корону свою, чтобы подтвердить правдивость своих слов!
Абулхаир положил свою корону:
– Я чист, я чист! – хан сделал паузу и повторил: – Совесть моя чиста!
Ни земля на бугорке, ни корона его не дрогнули. Три бия подняли корону.
Ходжа возвысил голос снова:
– Уа, всевышний, святые живые и мертвые духи! Смотрите и слушайте! Теперь раб божий Абулхаир Абдулла-оглы даст клятву на имущество и достояние своей семьи.
На самую середину аркана поставили боевого коня. Хан положил руку на Коран и вымолвил:
– Невиновен, невиновен, невиновен!
Конь стоял безмятежно, ни один мускул не дрогнул на его крупе. Даже ветер и тот не шевельнул его гриву или хвост.
Из-за спины Мухамбета-ходжи вышли три бия и увели коня.
Люди задвигались, заволновались, а голос ходжи дрогнул:
— Уа, аллах! Уа, мертвые духи, живые святые! Слушайте и смотрите! Смотрите и слушайте! Сейчас Абулхаир Абдулла-оглы будет клясться жизнью Туяка Тайлана-оглы – несовершеннолетнего сына Тайлана Матэ-оглы.
Мальчика на вороном коне поставили над арканом.
Ходжа медленно, словно с опаской, приблизился к хану. Абулхаир взял из его рук Коран и трижды приложился к нему лбом. Сказал, задыхаясь, хрипло:
– Невиновен, невиновен, невиновен!
Аркан казался всем огромной страшной змеей, которая вот-вот может шевельнутся, изогнуться в смертельном движении. На лбу у хана заблестели бусинки пота.
На небе не появилось ни облачка. Беркут спокойно и величаво парил в вышине. Мальчик неподвижно сидел на коне.
– Раб божий Абулхаир Абдулла-оглы сказал правду. О аллах! Живые святые и мертвые духи, вы не подали ни единого знака, который изобличил бы его во лжи. Я признаю и свидетельствую: на Абулхаира Абдуллу-оглы была возведена напраслина.
Хан вдруг обмяк и пошатнулся. Букенбай и Есет помогли ему подняться с колен.
Три бия перерезали аркан пополам и, покрутив им над головами хана, Туяка и коня, отшвырнули в сторону.
Мухамбет-ходжа поднял руку:
– Бии приняли такое решение: если хан окажется невиновным, в ответе должны быть потерявшая честь Торгын – дочь Зердебая Ерена-оглы, а также он сам, ее отец. Теперь слово за истцом Сулеем Кушикбаем-оглы. Пусть он сам выносит свой приговор и делает выбор: получить обратно калым в придачу с повинной; взять в жены опозоренную невесту и держать своей рабыней; лишить ее жизни! Никто не имеет права вмешиваться и давать ему советы.
Толпа снова притихла. На чистом небе вдруг появились пегие облака. С севера подул студеный ветер. Заклубилась пыль. Что это значило: переменчивость осенней погоды или же знаменовало гнев духов, услышавших имя истинно виновной?
Неподалеку от султана Батыра находились тридцать всадников на вороных конях. Это были сородичи жениха. Они окружали крупного человека на длинногривом и длиннохвостом коне. Он широко открыл рот и прогудел:
– Лишить жизни! Смерть!
– Если тебе нужна жизнь – бери! – тихо, почти шепотом произнес ходжи.
Вывели Торгын, поставили перед толпой. Ее лицо было вымазано золой, волосы на лбу были обрезаны.
В страшном напряжении люди глядели на рослого всадника на вороном коне. Может, хоть в рабыни возьмет ее, сжалится в последний момент?
Полуживую от страха и стыда девушку подвели к огромному детине, толчком поставили на колени. Волосы рассыпались по плечам, закрыли ей лицо. Торгын затряслась от плача.
Мужчины в толпе стиснули зубы, им было жаль бедняжку, было стыдно отдавать ее на бессмысленную расправу. Но духов предков они боялись еще больше. Боялись нарушить древние обычаи.
Абулхаир, все еще во власти пережитого, ошарашенно глядел на девушку. Она стояла на коленях, как только что стоял он сам. Лишь теперь он понял, как жалок он был. И стал он твердить про себя одно и то же: «Благодарение, благодарение! Спасибо тебе, господи, спасибо!»
Никто не отрывал взгляда от массивного, словно отлитого из чугуна, всадника на вороном коне. Окружившие его мужчины подталкивали его: «Чего же ты медлишь? Чего ждешь?!»
Он подал знак людям, державшим на поводу двух черных жеребят. Они были дикими, необъезженными, упирались, брыкались... Вперед выступили два человека с арканами в руках. Это были те самые арканы, которые только что составляли единый аркан – аркан смерти. Толпа ахнула.
«Боже, он предназначался для меня! И дикие эти кони – тоже!» – чуть не завопил Абулхаир.
Джигиты ловкими движениями рук завязали петли в середине и на концах аркана. Отдали его своему вожаку. Приблизились к необъезженным жеребятам.
Крупный мужчина показал аркан Мухамбет-ходже, биям, султану Батыру и его свите, потом, в последнюю очередь, всему остальному люду. Стремительно, привычно угрюмый детина накинул петлю на шею Торгын. Два джигита с неменьшей сноровкой и быстротой накинули петли на шеи жеребят. Ударили их слегка по крупам. Кони мгновенно снялись с места и бросились в разные стороны.
Среди людей началась паника. Они бежали так, будто под ними разверзлась земля. И вдруг все услыхали отчаянный вопль: «Отец! Отец!» Торгын в смертный свой час обрела речь, заговорила!
Торгын, уносимая дикими конями, исчезала с глаз людских. Из жизни.
В гробовом молчании, низко опустив головы, люди сели на коней. Они уезжали поодиночке или маленькими группками, стремясь поскорее покинуть проклятое место – место кровавой, нечеловеческой расправы, чтобы не видеть друг друга.
Толпа вокруг султана Батыра рассеялась, поредела...
Лишь Абулхаир хотел встать, но не смог, будто его ноги приросли к земле. Он поднял глаза вверх, и вдруг ему почудилось, что у солнца появились лапы, а само оно превратилось в красную лисицу. Хищно высунув язык, она гонится за окровавленным, истерзанным телом...
На другой день Абулхаир-хан заставил выйти себя из юрты лишь к полудню. Там, где стояла юрта Зердебая, темнел голый, будто плешь, круг. Родственники ночью увезли обезумевшего от горя Зердебая в неизвестном направлении.
Абулхаир набросил на плечи легкий чапан и отправился к Тевкелеву. У того сидели Букенбай и Есет. Посол судорожно прижал к себе хана и заговорил сбивчиво, перескакивая с одного на другое. Он так был потрясен событиями, что совсем утратил сдержанность, вернее, не считал нужным в такую минуту притворяться спокойным и бесстрастным. Понимая душевное состояние хана, Букенбая и Есета, он всем сердцем сочувствовал им.
Когда волнение немного схлынуло, Тевкелев осторожно осведомился:
– Как вы оцениваете сложившуюся обстановку? Как нам было бы умнее всего поступить?
– Как поступить? – хан был задумчив, но решителен. Вчера наши недруги были повержены наземь! Сегодня… сегодня они еще не опомнились, не успеют прийти в себя и завтра. Но потом, опасаюсь, снова возьмутся за старое, будут выискивать новый предлог для подлостей разных. Лучше всего поэтому вам отсюда уехать. Быстро... Неспроста вчера этому мерзавцу понадобилась жизнь, а не калым. Неспроста! Неутомимые эти подстрекатели – потомки Жадика разнесут по всему свету слухи о позоре дочери Зердебая. И о расправе над ней. Но обвинят опять нас: «Вот какое несчастье случилось в ханском ауле с бедняжкой и чистым, хорошим человеком Зердебаем! Да, что-то там не так, в ханском ауле, если аллах разгневался». – Абулхаир улыбнулся вымученной улыбкой. – Пока вы доберетесь до русской границы, а это сейчас самое главное, мы тут что-нибудь придумаем!
Посол и оба батыра согласились с ханом.
***
Посольство снялось с места ночью. Юрты оставили потихоньку, чтобы люди не сразу сообразили, что русские покинули ханский аул. Пока хватятся, донесут об этом Самеке и Бараку, посольство успеет достичь своих пределов. Султан Батыр пока неопасен, после вчерашнего поражения он ничего предпринять не может: силенок не хватит...
К вершине Найзакескена первыми подоспели отряды Есета и Букенбая. Вскоре к ним присоединились бии родов, сочувствующих Абулхаиру.
Когда показались посольство и всадники во главе с Абулхаиром, им навстречу высыпало множество людей. Трагедия, разыгравшаяся около Красной насыпи, многим открыла глаза.
На закате бии пригласили Тевкелева на лужайку, окруженную молодым березняком, и расстелили перед ним белый дастархан. Поднесли послу голову белой с рыжими подпалинами овцы. Пожелали благополучной дороги.
Когда угощение подошло к концу и дастархан был убран, посол и хан отошли в сторону.
– Господин посол, лелею слабую надежду, что вы покидаете нас без злобы в сердце, – заговорил Абулхаир. – За время, что мы провели вместе, случалось всякое – и доброе и плохое. И хотя плохого было больше, хорошего было тоже немало. Знайте, что я всегда сохраню верность своему делу и присяге, данной России. Сообщите об этом императрице. Мы стыдимся и страдаем от того, что провожаем столь уважаемого посла, как вы, с пустыми руками. Смутные времена связывают руки щедрости. Надеюсь, что это не последняя наша встреча. Верю всей душой, мы с вами будем вспоминать друг друга как братья. Желать друг другу удачи как люди, оказавшиеся когда-то вместе в утлой лодчонке посреди бурной реки. Такое не забывается. – На глазах Абулхаира блеснули слезы, он смутился и продолжал дрогнувшим голосом: – Мне бы хотелось, чтобы вы не вдавались в ваших докладах в подробности о дурном, что наблюдали здесь, в степи, а поступили бы наоборот – хорошее увеличили, а худое – преуменьшили, – губы хана тронула грустная улыбка. – Зачем зря тревожить государыню? Не считайте, что казахи все до единого необузданны, жестоки и строптивы. Знаете, я уверен, что сегодня они иные, чем вчера. Не прошло для них бесследно время, что вы здесь были! Мысли и планы наши они теперь обязательно будут переваривать в своих упрямых головах. Да, в народе всяких хватает – и рыжих, и пегих... Не следует обижаться на весь народ из-за нескольких смутьянов, в настоящую пору могущественных и влиятельных. Народ казахский, наступит срок, всё поймет. Оценит заботу о себе, крыло, которое взяло его под свою защиту, охранило от бурь и непогоды. – Хан судорожно вздохнул, пытаясь справиться с волнением. – Что бы мне ни довелось испытать, клятву свою я сдержу и, думаю, другие тоже сдержат!
Тевкелев с чувством пожал обе руки хана:
– Ваша верность ее величеству императрице, ваша служба и преданность – без страха и упрека – моему посольству, они, наверное, не только богу видны, но и людям тоже! Я согласен с каждым вашим словом. Разделяю ваши мысли.
– Сына посылаю с надеждой на вас, господин Мамбет. Присматривайте за ним. Боюсь вот только, не покажется ли его одежда чересчур убогой для дворца.
– Не беспокойтесь, не печальтесь ни о сыне, ни о его наряде, – слегка улыбнулся Тевкелев, – я все улажу, все... Не опускайте рук, не отчаивайтесь, если будут трудности и нападки со стороны недругов, а они, разумеется, будут – и трудности, и попытки навредить вам. Не исключено и насилие... И все же – не сдавайтесь! Я обещаю особенно высоко оценить перед царицей вашу службу. Оставайтесь таким же стойким, ради бога, оставайтесь!
Когда хан и посол попрощались, к Тевкелеву подошел Букенбай с биями.
– Ну, господин Мамбет, пусть на вашем пути родятся светлые дни!
Бии подхватили его слова:
– Мы – народ легкомысленный, что есть, то есть! Meчемся по нашей неоглядной степи, глупости горазды делать. Забудьте наши ошибки. Не держите на нас зла. Не плюйте в душу всего народа из-за нескольких дураков.
– И вы не поминайте нас лихом. Об искренних побуждениях и насущных нуждах ваших я доложу государыне императрице со всей правдивостью и точностью. Вы же не поддавайтесь подстрекательствам. Пусть ушей нашей царицы никогда не касаются тревожные вести из ваших краев. – Тевкелев выразительно поглядел на каждого.
– Клятва – закон. Как можно отречься от слов, произнесенных с Кораном в руках? Давайте будем взаимно верны обещаниям! Только бы царица избавила нас от набегов и посягательств джунгар, больше нам ничего не нужно! – Бии говорили громко, стараясь, чтобы посол услышал их.
Тевкелев потонул в объятиях Букенбая.
– Верните из Уфы Кудайназара! – шепнул батыр на прощание.
Сын хана – Ерали сидел на рыжем коне с белой звездочкой на лбу. Он был бледен, волновался, все поправлял рукояткой плети шапку, сползавшую ему на глаза, и неотрывно глядел на отца.
– Ну, сынок, пусть каждый шаг твой будет усыпан цветами! – улыбнулся Абулхаир и поправил в колчане сына красную стрелу – знак его ханского происхождения.
Ерали через силу ответил отцу улыбкой.
Абулхаир и все, кто был рядом с ним, долго стояли и глядели всадникам вслед. Когда они скрылись из виду, хан тронул коня.
Абулхаир ехал молча. Его спутники тоже притихли. Все словно погрузились в глубины бездонных раздумий. О чем все они думали? О чем молчали? Что сомкнуло им уста – разговорчивым казахам, которые обычно говорят без устали, оказавшись попутчиками?..
Абулхаир думал тяжелую думу о своей доле, о своей несчастной судьбе: все у него идет шиворот-навыворот. Его победы вроде бы и не победы. Радости – не радости. Сегодня, если разобраться, счастливый день. По-доброму завершено дело, которое целый год загоняло его душу в кончики ногтей. Осуществил то, чего добивался. Замыслы врагов порушил. Аллах указал ему путь, и он прошел его, несмотря на все западни и капканы. Даже духи предков поддерживали его, взяли его сторону... Однако почему его спутники так мрачны, словно получили известие о смерти отцов?.. Осуждают его? Но ведь никто, ни один человек не принуждал их являться на проводы русского посла. Многие из них прибыли, потому что навсегда разочаровались в султане Батыре и решили принять его сторону, Абулхаира... Только что галдели, лебезили перед русским послом, говорили наперебой. Почему замолчали, будто им набили рты песком?.. Набычились, замкнулись, точно пересчитывали волоски на гривах своих коней. Задумались. О чем? Понимают ли они, что не к кому им обращаться за помощью, не к кому больше идти, кроме России? Нужно искать защиты и поддержки у великой страны. Имеют ли они право считать его виновным в том, что он искал и нашел силу, которая способна остановить разъяренного льва, у которого казахи чуть не оказались в пасти?.. Теперь пусть себе думают. Дело сделано! Все равно повод казахов перешел в руки русской царицы, и теперь нужно молить всевышнего, чтобы она поступала с ними по справедливости. Защищала их. «О аллах, может, я напрасно злюсь на них, негодую? Ведь и они в этот самый момент, возможно, рассуждают про себя о том же, что и я... Мы вручили собственными руками свой повод русской царице, побрели за ней с покорностью покалеченного верблюда... Но куда она поведет нас – в пустыню? К озеру с чистой водой? Ведь она исповедует другую веру, говорит на другом языке, имеет другое обличье, иной цвет кожи... Кто ведает, за кого она нас считает, за рабов своих или подопечных, которым нужна ее добрая и сильная рука?..
Был бы сейчас рядом Тайлан! Он бы и погадать мог – ему стоит лишь бросить взгляд на паутину на траве, на листочки полыни, на звезды или марево на горизонте... И когда предсказания его сулят удачу, на душе становится легко и ясно. Надежда есть надежда! Надежду нельзя подержать в руке, попробовать на зуб, но лишь предположение, мысль о том, что впереди ждет тебя что-то доброе, заставляет тебя радоваться, как ребенка!..
Середина декабря, а погода стоит мягкая и теплая, как вымя дойной кобылицы, совсем нет ветра... Ох, было бы это к добру. Может, это знак, что дела наши пойдут более гладко и спокойно? И аллах увидел наконец, что несчастный наш народ каждый день проливает озера слез? Поверил, что я – хан Абулхаир, испытываю столько горя и мук не ради своего счастья? Разве не о своей стране и о своем народе все мои думы? О аллах, будь справедлив! Малый народ что девушка на выданье! Его судьба горька, если он не возьмется за чью-нибудь руку...
Звезды нынче высыпали густо. Вот светит Полярная звезда, а вон – Большая Медведица, Белый Конь, Серый Конь... Что же это за бледное созвездие сияет впереди меж ушей моего скакуна? О-о, ведь это же Плеяды! Нет, наверное, звезд бледнее и мельче их. Но в ночном небе их замечаешь сразу же, хотя кругом столько ярких звезд! В чем тут разгадка? В том, наверное, что Плеяды загораются и гаснут вместе. Даже звездам доступно понимание, что чем меньше, чем бледнее они, тем теснее должны сплотиться! Быть ближе друг к другу, и тогда другие их приметят, и видны они будут... Люди определяют по созвездию Плеяды, каким будет лето – дождливым или засушливым, какой зима – мягкой или суровой. Эти звездочки словно раньше других узнают обо всем на свете. И этом мире, где все причиняют зло друг другу, малым народам лучше было бы уподобиться Плеядам. Тогда они смогут выжить в этом неустойчивом, грозном мире, научатся предугадывать заранее бури и ураганы, приспосабливаться к ним. Необходимо лишь быть теснее и ближе друг другу, не допускать разброда!..
И в народе нашем всегда считалось доброй приметой, если в пути перед тобой оказывались Плеяды! Недаром люди говорят: «Если хочешь обрести надежду, найди на небе созвездие Плеяды!» Я нашел, увидел! Нет большего счастья, чем надежда на будущее, на счастье!..
У меня теперь появилась надежда. Кончатся беды. Ерали мой тоже отправился в первый свой дальний путь с добрыми надеждами.
Есть теперь у меня надежда, вопреки всему – есть! О аллах, не погаси ее! Пусть светит луч надежды и мне, и моему многострадальному народу. Убери, о всевышний, с нашей дороги темные, непроницаемые тверди, о которые мы ударяемся, расшибаемся до крови...»
Весь путь Абулхаир-хан повторял про себя с волнением: «О создатель! Слава тебе, слава! Благодарю тебя за надежду! Хоть за надежду – благодарю, благодарю!»
